Текст книги "Из дневника 'Попаданца'. Необычный попаданец в 1941г."

Автор книги: Фарход Хабибов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Позвольте представить на ваш суд, первую часть дневника, нашего современника. Так получилось, он каким-то образом умудрился (а может не сам умудрился, а какая-то внешняя сила закинула его) попасть в 1941 год из жаркого лета 2012 года. Нам в руки попался дневник, где наш попаданец записывал свои переживания, приносим извинения, за слабую грамматику, орфографию и стиль, ни мы, ни автор, не являемся стилистами (и боже упаси). Кстати, извиняемся так же, за словарный запас нашего автора, говоря высоким штилем, десница дипломатичности и культурной образованности не коснулась нашего автора.

Для удобства чтения (а если честно, для завлечения простодушного читателя), вставляем один из отрывков, дневника, затем, все пойдет по порядку. Администрация.

Единственный путь, у меня теперь, это умереть, но забрать с собой на тот свет побольше гитлеровцев. Увы, и на этом пути меня ждет засада (почему?) да потому что я же реальный представитель нереального класса "деньсурковцев". Этакий среднеазиатский новоявленный Дункан Маклауд (он же "Горец"), я убить могу кого угодно, а меня фигвам, меня не убить. И напрашивается вывод, я должен стать кем-то типа Манзырева-Леонова из классика (Конторовича конечно), и направо налево мочить гитлерюг. Да с ного-руко-башко-носо машествами я не особо дружу, зато Манзырева легко можно было пристрелить, а меня пристрелить, это все равно, что Волгу выпить, причем насухо как Либрез Инвизибл.

И я иду инстинктивно куда-то вперед, тем более в лесу ориентироваться я не умею, в степи, в горах без проблем (я там вырос), но лес – для меня темный лес (успокойтесь языковые пуристы, это спецтавтология, каламбур). Натыкаюсь на немецкую цепь, немцы старательно прочесывают лес, ищут меня (теплится надежда, что не только меня, может не всех наших, убили). Что-то командует немецкий офицер, и гитлеровцы меня окружают, живым взять хотят, ага щас. Немчиков всего около отделения, зная, что нас в лесу осталось один два человека, командир их оставил всего десяток зольдатиков с унтером во главе. Затвор у меня передернут давно, палец на спусковом крючке, и когда они уже в 50 метрах, даю длиннющую очередь от пуза. Немцы дружно падают, льщу себя надеждой, что не все от страха, должны быть и от пуль, полтинник метров от МП не спасает.

Они начинают переговариваться лежа, кто-то стонет (задел все-таки суку) а я встаю с земли, че я лег-то, яж Мак-Лауд, и броском подбираюсь к немцам, по пути вытащив гранату и выдергивая чеку. Испугавшиеся немцы палят в меня, и одна сучара всетаки влепила пулю в меня, в левую часть груди, смертельно, падаю, умираю, БАБАХ. И я снова жив, небесный оператор отмотал пленку назад, теперь беру на полшага правей, что бы та пуля опять меня не убила. Немчура как бешенные пуляют в меня свинцом, почем зря, пули свистят мимо, и я шмаляю мини-ананас лимонки в гущу немчуры с криком старшины Васькова из повести Васильева:

– Лягай!

Раздается шумовой всплеск взрыва, и пространство прошивается осколками рубашки гранаты, чудесным деньсурковым образом осколки прошивают мою гимнастерку в трех местах и тело ни в одном. Пока немцы ошарашены, вскочив, подбегаю и короткими очередями расстреливаю все, что движется, немцы постреливают, но я себя чувствую Шварцнеггером в фильме "Коммандо" или "Терминатор", в меня ни хера не попадают, а я попадаю ништячно. И тут еще один немец, попадает в меня, сцуко прям в живот, больно-то как, смертельная рана, и падаю, истекая кровью, но тут снова всевышний (не знаю кто, может бог, может наоборот) делает перемотку, и я вернулся досмертельный период. Мгновенно падаю на землю, постреливая на вспышки выстрелов автоматом, потом добавляю гранату, немецкую с длинной ручкой. Опять всплеск взрыва, и пока немцы кайфуют, стреляя подбегаю на предельную дистанцию.

Вдруг понимаю, что патроны на исходе, и щелк автомата впустую доказывает верность моей мысли. Машинально откинув висевший на шее автомат, хватаюсь за кобуру и вытаскиваю парабел, и тут понимаю, что по немцам стреляет еще кто-то. Немцы отвлеклись на другого стрелка, и спокойно достаю пекаль, подбегаю еще ближе и вгоняю в пока двигающих немцев знаменитые парабеллумовские пули. Загадочный стрелок достреливает тоже, все немцы (их реально, оказалось около отделения) теперь перешли из разряда врагов советского государства, в удобрение советской земли.

Кто ж мне помог?

А что было до того? А начиналось все прекрасным утром 24 июня 2012 года.

24 июня 2012 года Республика Таджикистан, г. Кайраккум побережье Кайраккумского водохранилища

– Ну все, Мань, пошли на пляж… Я быстро дожевываю сендвич (может и сэндвич, и сандвич, черт его знает, слово наглийское), беру в охапку книгу знаменитого Конюшевского и бреду на пляж.

Маняша в это время записывает, какие-то супер-пупер-рецепты. По одному то из тарелочных каналов нашли время сволочи, на рецепты супержрачки… ну, Манюнька теперь хрена отлипнет от телика, пока все рецепты не засосет, как виндоус без антивируса трояна. Пойду уж, почитаю на пляже, а то устал как раб на галерах, она (ну и я не совсем, как бы против был) с утра устроила разврат, с ее темпераментом это еще, то нечтО.

Ах да кто мы и где мы, интересно ж само собой читателю. Я – Фарход, таджикистанский узбек (это не сорт винограда, это особенности национального размежевания времен раннего СССР). Я владелец небольшого бюро юридических услуг, в Худжанде. Худжанд (бывший Ленинабад), это северная (она же, как и Питер культурная) столица Таджикистана. А она, Мария Машкова, старший налоговый инспектор одного из городов Ленинградской области РФ. Рост 167 вес 55, 95 см бюст, 62 см талия и 89 см бедра (завидуем молча) Познакомились мы, через интернет (данке м-агент), и вначале общались как друзья (или подруги), а потом понесло (понятно куда). Короче теперь я ее мужчина а она, следовательно моя женСЧина, и мы типа пара ну или пара типов)))).

Кстати оба любим тепло (а что за дискриминация по термическому признаку в русском языке, а? холод, – холода, а тепло – теплы, что ли?) Ладно, так вот, я не русофоб но и не русофил, так русонейтр. То есть государство это мне глубоко парралельно, перпендикулярно и местами фиолетово (и любви нет (есть на то причины), но нет и ненависти). И вообще я родом из СССР, и для меня эта аббревиатура не сочетание букв, а сочетание счастья, любви, воспоминаний и мечт. То есть я не русофил, а советофил, для пиндосов всяких это одно и тоже, а мне на них наср… ой фиолетово короче сильно ни них, даже ультрафиолетово.

И вот мы с Машей забили стрелку на берегу таджикского моря, кайраккумского водохранилища (правда и вода пресная в оном море, да и размером оно с большой прыщ), но хоть такое. Зато берег, песок, солнУшко, жара и попы, о какая попа мимо ща проплыла булками колыхая… ой что это я (а что вы хотели, самец + южанин). Ах я ж на пляже и тут конечно попы тудЫ сюдЫ ходЮт, это закон породы, ой природы. Раз пляж то без поп никак, ух ты монументальная попа, правда и целюлит тоже глобальный.

И вот уже неделю мы с моей милой отдыхаем (хотя нет, отдых тут редко у нас получается, мы любим это "дело" как стадо матросов после полуторагодовалого плавания на подлодке, где самое сексуальное воспоминание это перловка, так сказать микрожопка).

Вот и седня с утра собирались окрестности оглядеть, пока вставали с постели, Машуня решила в одном лифчике мимо меня безнаказно пройти. А как же мимо пропустить такое внедрилище разврата, без внедрения-то, нет, это был бы не порядок, я ведь не трагик, ой не комик, ах да вспомнил, не гомик, и не импотенторенто. Вот и накрылась наша прогулка, а после одушевления (не оживания, а приема душа), причем пришлось дважды его принимать (НУ САМИ ПОНИМАЕТЕ ПОЧЕМУ) мы собирались пойти купаться. (МеШтатели, размеШтались), а в промежутках между одушевлениями чтоб заглушить Машины крики-стоны, пришлось врубать телевизор, как звуко-дымовую завесу (через стенку то престарелая пара, обзавидуются еще, и пожалуются как в первую ночь). Ну да в первую ночь, в ночь встречи, мы хулиганили (если можно это так обзовнуть) всю ночь напролет, и из за Машкиных стонов, соседи пожаловались администрации, и нас среди ночи призывали – к толерастности. Ништяк толерантность – в три часа ночи, ах даже утра. Вот по ночам приходится на Машку глушитель надевать, то есть ее ротик прикрывать или ладонью или уж в кризисные моменты подушкой, потому как ладонь она запросто может откусить!

Ну и когда с одушевлением закончили и собирались уже на пляж, по телеку начали читать рецепт каких-то особо хрустящих свиных ушек, ну или ушиных свинок, точно не помню. На это харчеснобство Машка прилипла к телевизору, круче, чем лист от березового веника к ягодичным мышцам в бане.

Потому я и кукую на пляже, читаю Конюшевского, и на попы поглядываю. Ух ты смотри Дженифер Жопес своей жоперсоной, Хы – Хы – Хы. Но надо признать хоть это и не Жопес, но жопес заЧОТный (каламбур господа присяжные) да и с сзади никакой разницы.

Е-мое, я уж долго оказывается, на эту попень смотрю, используя в мечтах ее и по назначению и не очень, а если ща Машка спалит, это ж шпили-вили в особо извращенной форме, мне за это будет, она ж мне ноги оторвет, и третью тоже. И я скромно потупив свои бесстыжие глазки, пытаюсь осилить чего ж там намудрил Конюшевский. Ну и начав – читать надо до конца, книга-то интересная, и написана не очень адекватно (это не ругань, это в смысле оригинально)

И читаю, и читаю, а попы с сисями (ударение на "я") вокруг меня вихляют безнаказно. И так уже с часик прошло, а солнУшко головку припекает, ну голову хочу сказать припекает (ту что на плечах), и тут БАЦ, че-то потемнело, нахрен, в глазах, и не только в глазах, но и в ухах, (или так не говрят?), наступил локальный трындец с элементами амбы и звиздеца великолепного.

Фьюююююить. Буууум. Баааац, Тарарам. Трындюкс.

24 июня 1941 года где-то в Белоруссии в в полусотне километров от границы с Польшей

Открываю глаза, думаю, покемарил чуток, и баста, скоро Машундра должна подтянутся, а вокруг какая-то гигахрень происходит. Лежу в окопе (или ячейка, не спец я), короче яма в земле, однозначно, припорошен землицей (странно, почему не песком я ж на пляже) оглядываюсь, ба на мне форма военная, но такую, я точно не носил. На границе у меня сперва советское ХБ было (причем, по-моему, строительное), после окончания учебки выдали трехцветку (так у нас камуфляж обзывали). А так форма, какая-то незнакомая, плюс без погон, я-то привык, что на мне погоны были да с зелеными буквами ПВ, плюс шеврон на плече «ПВ РОССИИ» с триколором. Правда, прошло много лет с тех пор, ну как я погранцом то на таджикско-афганской границе был, на воротнике какая-то хрень, какие-то параллелепипеды, или как их там параллелограммы что ли.

Рядом человек в такой же форме лежит, бля он же мертвый, бр-р у меня глюки, тут слышу кто-то говорит, причем звук порнофильмовский. Ну да по-немецки гуторят, оглядываюсь, два немцы в классическом гитлеровском прикиде из фильмов. Смотрю на них с интересом, блин реконструкторы что ли, вот психи, и какого хрена в Таджикистане реконструировать, ну разве что бои с басмачами (с татаро-монголами на крайняк). Тут в башку паровым молотом бьет мысль, "вокруг моря нет, и лес вообще-то, и кусты вокруг". Да ни херадзе себе, чего то я наш пляж вообще не узнаю, прикинутые в немецкое, подходят ближе и лопоча на своем чего-то мне говорят.

– Грым-брым-брым-ферфлюхтер-русише-швайне-брым-грым-брым.

– Хоре, пацаны кино мочить, че за херня происходит, может, расскажете?

– Грым-брым-брым-ферфлюхтер-русише-швайне-брым-грым-брым.

– Пацаны хватит выёживаться, я ж могу и в тыкву дать, да так, что голова в трусы провалится, и памперс не поможет. Что происходит, где я, кто вы?

– Грым-брым-брым-ферфлюхтер-русише-швайне-брым-грым-брым. – произнося эту нечленораздельную (фу, какое слово) фразу, немцеприкинутый, берет свою ружбайку поудобней, и хрясь мне по башке.

В глазах заплясали не то, что бы звездочки, а целые галактики нахрен, я столько звезд и ясной ночью не видал. Реконструкторы хреновы офигели чтоли?

– Ты че, с дуба рухнул, верблюдофил долбанутый, – говоря я и отряхая голову и форму от землицы (прикиньте, по-моему, это чернозём). У тя что, лишние яйца завелись, – и буром пру на того, тот почему-то чуть сел на очко, и взглядом другого просит ему помочь.

Рывком выхватываю ружбайку (офигеть, она какая-то, необычная), и наотмашь хреначу фулюгана по башне, второй снимает с плеча свое ружье. Карамультук у него точная копия того, что у меня в руках, он пытается передернуть затвор, да куда там ему, хренанасеньки, прикладом "получи фашист гранату". Оба фулюгана лежат у моего окопа (щели, ячейки – выберите нужное) разинув пасти.

– Не пацаны в чем дело, я в натуре что ли в танке?

Второй прям лежа опять тянется ручонками очумелыми к ружбайке, хрясь получает прикладом в солнечное сплетение, минуты три высокооктанового оргазма обеспечены.

Фулюганы Вилли и Рулле (по карлсонски) валяются и зло смотрят на меня, я в руках как дикарь дубину, держу их ружьецо, второе лежит за спиной.

Они не то, что бы, не отвечают мне, но их ответ это какое-то бормотание причем по немецки, вот утырки.

– Товарищ старший лейтенант, товарищ старший лейтенант, – кто-то, кого-то зовет, осматриваюсь, ко мне идет мужичок в такой же форме, как и моя.

Оглядываюсь вокруг, старлея нигде не видно, че и у этого глюки, где ж они старлея увидел.

Тот прет на меня как паровоз:

– Товарищ командир, значит, мы только двое выжили, тут по полю, такие же как эти немцы ходят, добивают наших.

– Это кто командир, я что ли?

– Товарищ старший лейтенант, что с вами, вас по моему контузило, у вашей ячейки немец мину с миномета положил, я думал вас в куски, а у вас значит только контузия.

– Ты кто боец?

– Рядовой Василь Тыгнырядно.

– А я кто?

– Как кто, старший лейтенант Каримов.

– Слышь Васек, а число сегодня, какое?

– Двадцать четвертое июня, второй день немец прет, вчера вечером вы с группой пограничников вышли к нашему батальону, а у нас комроты три убило, и комбат (как старший по званию) вам приказал принять роту, а теперь роты нет, да и батальона тоже.

Я тупо сел, дочитался блин Конторовичей, Конюшевских, Логиновых, мне сниться, или я реально попал в 24 июня 1941 года?

– Васек ущипни меня.

Васек подошел и сделал какое то ласкательное движение.

– Рядовой Тыгнырядно, вам, что приказ непонятен? Приказано ущипнуть командира, япона мать.

И этот сукин сын, мне чуть бок не оторвал, нет блин, не сниться, от такой боли мертвый проснулся бы нафиг. Значит все-таки я в 1941, очень хреново, Машуня осталась на берегу моря, а я тут.

Блин знал бы, что сюда попаду, я бы себе в голову схемы ППС, ИС-2, Б-29 (или как там амерский бомбоносец обзывался) ядрен батона, и т. д. напихал бы. А так я только нарисовать могу ППС (я ни разу не Рубенс) мой ППС ничем от МП-38 отличаться не будет, короче Иосифу Виссарионычу я как бензонасос от мерседеса W-210 нужен, ну или как вариант как кресло от Боинга 777, то есть нафиг не нужен.

– Товарищ старший лейтенант, давай те уж немцев прибьем, и пойдем от греха подальше в лес. А то маячим тут как три тополя на Плющихе (блин, мне показалось, или тогда так говорили?).

– Хорошо и как?

– Ну вы своего сперва прикладом по кумполу, как без чувств будет или штыком или душите.

Синхронно опускаются приклады, хрясь, потом боец достет нож и одним ударом предварительно нащупав нужное межребрие, делает из немца труп. А мне очковано, на границе убивать не пришлось, и по жизни бог миловал, никого (даже животных) не убивал, максимум как-то машиной лягуху слепешил.

– Рядовой Тыгнырядно, тем же макаром оприходуй и этого, – и Васек так же по-крестянски неторопливо прирезал и второго. Потом очистили от барахла мертвых немцев, им-то теперь шмотье нафиг не нужно.

– Все товарищ лейтенант, идем по-за кустами к лесу, метров через пятьдесят придется немного проползти.

И мы короткими перебежками преодолели кусты, и тут я опомнился, Васек держал карабин немецкий как положено, да еще и патрон в ствол дослал, а я как придурок держал его как дубину за ствол. И я перехватил фашистское оружие как Васек, да и патрон тоже дослал в ствол, наконец, кусты кончились и до леса метром пятьдесят почти открытого пространства. Но как говорится, дома и стены помогают, а раз как пока 1941, то я тут не гастарбайтер, а самый настоящий представитель хозяев страны, короче нам не стены, трава помогла. И скрываясь в траве, как два агрессивных червяка мы доползли до леса, затем еще проползли чуток, и рванули бегом.

Набегавшись, остановились у лесного родничка, тот журчал аполитично. И журчаньем пел какие-то свои антисоветские песни о любви, лете, тепле и т. д. А он нам, кстати, в качестве источника политинформации и не нужен был, а воду поставлял вкусную и холодную. Напившись, мы начали прихорашиваться, у меня оказывается, в нагрудном кармане набилось горсти две землицы, пришлось вернуть их матери земле. Больше в кармане ничего не было, зато в другом оказались документы старшего лейтенанта погранвойск НКВД Фархода Каримова, офигеть, и не вставать плюс бесконечность, это же мои инициалы. Но у меня предков с такими инициалами не было, значит это не мой предок, дед мой на войне оказался лишь в 1942 (возраст не позволял, он три раза бегал на войну, но пока не стукнуло 18, не брали его). Зато потом дед аж до 1950 года в Европах шатался, оккупационные войска, говорил, что у меня там дядьки-тетьки незаконные есть, немок понять можно, мужиков война выбила, а дед тогда молодой красивый, ордена медали, КРАСАВЕЦ короче. Передохнув, рванули на восток, к нашим, я как непьющий из немецкой фляжки слил шнапс и набрал водички, Васек не слил.

Иду и постепенно пытаюсь понять, что же происходит, и что теперь делать, к Сталину как у Лисовых путь заказан, к Гитлеру ваще нафиг не надо (да горит этот ублюдок в аду, во веки вечные). Значит, начитался Конюшевского, Полищука, Корчевского, Савина и других альтернативщиков (хотя это уже не альтернативная история), вот тебе и шанс, попробовать себя в роли Лисова или Леонова.

Я как долбанутый (контуженный) иду в арьегарде, Васек двигается чуть впереди, пересекая местность бесшумно как привидение, иду за ним хрустя валежником. Вдруг Тыгнырядно приостанавливается и поднимает ладонь, типа внимание, ладно, тоже не пальцем деланные, понял.

Пытаясь не шуметь как лось, подхожу к Ваське, вглядываюсь параллельно взгляду Тыгнырядны (да склонил, несклоняемую фамилию, книжка-то фентези, тут все можно). Там, вижу лесную дорогу, и на ней два немца, чего-то шебуршаться, рядом стоит, мотоцикл, жестом показываю Ваське – мочим гнид. Я ж все таки офицер, то есть командир, и пора вернуть свой авторитет, так же жестом показываю левого, показываю жестами, что правый мой. Затаив дыхание идем вперед, карабины Kar-98k (Васек сказал, как этот карамультук обзывается) давно готовы плюнуть свинцом. Осматриваемся, я право, Васек лево, ни хера нет, то есть ни херра нет (немцев нет), и я показываю интернациональным жестом (ладонью по шее) амбец немцам, пора мочить.

Что бы карамультук не дрожал (впервые в живого человека стреляю) ставлю его для упора в развилку куста, Тыгнырядно стоит, как биатлонист (и них же там стоячий огневой рубеж есть). Пальцами правой веду отсчет до выстрела, три, два, раз – Бац-Бац и не мимо. На полсекунды раньше меня в затылок своего немца попал Тыгнырядно, через полсекунды в грудь моего вошла моя пуля. И мы как лоси в сезон течки (ну или когда они агрессивны) бросились к немчуре, немцы, оказывается, рылись в вещах, на противоположной нашему появлению стороны дороги стоит грузовик, я не знаю что это за тачка, Васек обозвал его полуторкой.

Рядом валяются убитые водитель полуторки, женщина и милиционер, водила и женщина в штатском, милиционер как положено в форме, в мертвой руке наган. Видимо они тут ремонтировались, капот машины открыт, и немцы внезапно появившись, убили всех троих.

После осмотра документов выясняется, женщина заведующая РайПО, мужчина в штатском – водитель РайПО, а мильтон видимо при них для охраны был. И везли они, золото и деньги, потому немчура охерев от добытого и не просекла нашего появления.

Тут экстрима добавляет мой немец, он приходит в себя и начинает нести какую-то хрень:

– Майне либе кляйне, майне Лизхен. (примерно так он говорил)

А мне нужно чуть потерянный авторитет перед бойцом поднимать, и как мне не ссыкотно, подношу к левой стороне груди немца карабин, и пристреливаю немчика. Внутри и страх, и переживания, и волнение, но внешне держусь как Чингачгук, и ловлю уважающий взгляд Тыгнырядны.

– Рядовой Тыгнырядно, сейчас мы с тобой, перенесем все деньги и ювелирку, в лес и прикопаем, нести с собой нет резона, нам надо воевать.

– Так точно, – говорит бравый Тыгнырядно, и вдвоем кладем все в один мешок, заворачиваем мешок, и снова в другой мешок, затем Васек снимает с полуторки лопату, и мы идем в лес. Заховав златоценности беру у Тыгнырядно нож и вырезаю на дереве (под которым прирыто добро) слово "Клад" (довольно не оригинально), потом делаю стрелку показывающую вниз.

– Все, Тыгнырядно, теперь можно идти, на мотоцикле ехать умеешь?

– Да товарищ командир, в Осоавиахиме учили.

– Тогда, каску немецкую на голову, и заводи мотоцикл.

А сам собрал документы погибших, кому-нибудь передадим, к тому времени на весь лес (как нам кажется) затарахтел наш цундап, и я прыгнул в коляску, и удобно сел, ухватившись за пулемет. Да, дослал патрон в ствол, мало ли вдруг впереди враг, и мы покатили вперед.

Ехали долго, скоро стало вечереть, и мы не рискнули ехать в сумерках, и оттолкав байк на метров 20 в лес, заночевали. Когда мы дрыхли, нас немцы и взяли, суки. Васька попытался отбиваться, и его убили очередью из немецкого автомата, а мне какой-то умник дал по тыкве и абзац. Только я так и не понял, какого хрена эти западноевропейские обалдуи, ночером в лес поперли, и меня повели в темноте, сперва само собой, побив гениально, нанеся мне – "множественные ушибы тупым предметом". Да нет эти суки, не предметом били, а все что попадалось под руки, ну и ногами добавляли, затем привели куда-то, а там большая толпа наших пленных ночует на поляне, вокруг немчура с кострами сидит, жрут. Нам пленным само собой хрен что дали, то есть ничего не дали.