Текст книги "У подножия горы Нге"
Автор книги: Фан Ты
Соавторы: Нгуен Тхи,Суан Шать,Вьет Линь,Нгуен Лан,Май Нгы,Фам Хо,Ван Чаунг
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
Сегодня утром в храме народу собралось как в праздник.
Сунг пригласил от всех бригад кооператива по одному человеку посмотреть на работу нашей тачки.
Рано утром к моему отцу пришел дедушка Той. Он принес две связки крупных съедобных лягушек и одну отдал отцу.
– Пошли в храм, посмотрим, что придумала наша молодежь, – предложил мой отец.
Дедушка Той рассмеялся:
– Ну вот, а я за тобой пришел. Наш председатель специально человека ко мне присылал сказать, чтоб я сегодня обязательно был. Мы с тобой, – продолжал он,– люди уже пожилые, а у них головы свежие. Я вот думаю и радуюсь. Теперь все – и девушки и парни – чего только не знают, потому что видят много, учатся, не то что мы раньше. – Подняв связку лягушек, он сказал: – Это я им отнесу в подарок. Ну, пошли?
По дороге он обнял меня и спросил:
– Придешь еще ко мне? А помнишь историю про миножку-рыбешку?
– Помню. Мне Сунг тоже говорит, что нужно всегда сначала делать уроки и домашние дела, а уж потом гулять.
Я оставил их и побежал вперед. На лужайке перед храмом народ окружил тачки. Кай, склонившись, смазывал оси. Ман готовила коромысла с корзинами. План, специально разработанный Сунгом для сегодняшнего дня, был такой: один возит тачку с удобрениями, другой носит их в корзинах на коромысле – кто за пятнадцать минут принесет на поле больше удобрений. Тут представлялась возможность показать, что тачка может пройти по неровной, ухабистой кромке поля, и это заставило бы стариков поверить в нее.
Во дворе храма раскрасневшаяся Хоа раздувала огонь, кипятила воду для чая.
– Пошли сбегаем к колодцу, – сказал Быой, – вымоем чашки, старикам всем надо дать.
Мы с ним быстро все перемыли, помогли Хоа притащить котел с кипятком прямо на лужайку и налили всем чаю.
Подождав, пока все соберутся, Шой от имени правления кооператива сказал несколько слов. Он сказал:
– Молодежная бригада решила применять тачки вместо корзин с коромыслами. Приглашаем всех посмотреть соревнование тачки и коромысла! Если тачка победит – распространим опыт молодежи на весь кооператив.
Стали готовиться к состязанию. Вперед вышли Сунг с тачкой и Ман с корзинами на коромысле. Кай и Тхе помогали насыпать удобрения. Договорились, что Ман будет работать добросовестно, то есть бегать быстро, потому что иначе старики могут сказать, что их обманывают, специально носят корзины медленно, чтобы тачка победила. Шой взял часы, поднял их и показал всем. Стрелки стояли ровно на восьми.
– Начали! – крикнул он.
Ман бежала очень быстро. Тхе едва успевал наполнить следующие корзины удобрением, как она уже возвращалась, подхватывала их и снова убегала. Но Сунг и Кай тоже не зевали. Они вдвоем загружали тачку, и Сунг быстро увозил ее. Тачке приходилось проезжать по узкой кочковатой кромке поля, но она преодолевала ее очень легко.
– Быстро! А кто-то говорил, что она будет на кромке опрокидываться! – переговаривались в толпе.
Ман проделала этот путь уже три раза... четыре... пять раз...
– Пятнадцать минут прошло! – объявил Шой.
Все подбежали к полю, туда, где Ман и Сунг сваливали удобрение. Горка удобрения, которое привез Сунг, была раза в три выше. Быой радостно закричал:
– Сунг победил!
– Верно! – крикнул Кай.
Все дружно захлопали. Дедушка Той, отделившись от толпы, поднял руку:
– Ура нашей молодежи! Если старики позволят, хочу сказать...
Мы, не дав ему договорить, громко закричали «ура». Быой и Тханг на радостях обняли меня, повалили на землю и принялись щекотать так, что я чуть не надорвался от смеха. А дедушка Той, откашлявшись, продолжал:
– ...сказать частушку в честь наших молодых. Можно?
– Говорите, говорите...
– Так вот:
Молодцы ребята наши,
Тачку нам придумали,
Удобрения, рассаду —
Все в нее впихнули мы!
Ну как, старики, согласны? – спросил он.
Мы весело закричали, а старики одобрительно кивали головами. Кто-то сказал моему отцу:
– Ясно, тачка выгоднее коромысел.
Отец кивнул:
– Конечно.
Итак, тачка выдержала испытание. Шой и Сунг повели всех в храм, показать «цех производства тачек». Все наперебой расхваливали нашу молодежь.
Сейчас в нашем селе уже есть настоящий большой цех, где делают усовершенствованные сельскохозяйственные орудия, и в нем работают двадцать рабочих. Но о нашем «цехе» в храме Трех сестер все до сих пор вспоминают с любовью. Его зовут «первым флажком» в усовершенствовании старых орудий в нашей волости.
Правление нашего кооператива решило организовать там такую мастерскую, которая бы так и называлась «Мастерская храма Трех сестер», ее поручат заботам молодежной ячейки. Ну, а я всегда буду помнить те несколько вечеров, что провел в храме. Много интересного рассказали мне тайны храма...
Но давайте снова вернемся в то утро. Старики осматривали наш «цех» и оживленно обсуждали события. Конечно, некоторые из них, всего каких-нибудь несколько человек, не очень-то еще верили в возможности тачки. Они говорили, что тачка слишком громоздкая и ей сложно быстро пройти по неровной, кочковатой кромке поля. И все же они не могли не признать, что с тачкой получается быстрее раза в три-четыре. Шой призвал всех приниматься за переделку кромки полей.
Потом старики напились чаю и собрались расходиться. Сунг попросил их на минуту задержаться. Он стал посреди лужайки рядом с тачкой и, оглянувшись, позвал:
– Хоа, Шао, Быой, Тханг, где вы?
Мы хором ответили «здесь» и смутились. Мы не понимали, чего хочет Сунг. А он, повернувшись к старикам, показал на нас и сказал:
– Уважаемые товарищи, мы решили втайне проделать всю эту работу, потому что были в селе еще люди, которые нам не верили. И вот в то время, когда многие из взрослых не одобряли начатое нами дело, нашлись ребята, которые нам изо всех сил помогали. Это наши школьники, наши пионеры. Я хочу отдельно сказать о Шао, о том, как его поступок придал нам веры и решимости. Дело было так...
И он рассказал о том, как я в тот раз принес им бананов и досок. Все на меня то и дело поглядывали и одобрительно улыбались. Быою, который стоял за моей спиной, так это понравилось, что он на радостях принялся толкать меня кулаком в бок. Как я ни отталкивал его руку, он не отставал, и мне даже пришлось от него убежать и стать рядом с Хоа и Тхангом. Когда Сунг сказал: «Просим всех приветствовать наших маленьких подмастерьев, их вклад тоже очень велик», все захлопали и закричали «ура» еще громче, чем раньше! Самый громкий голос был у Кая. Он бил в дно тачки, как в барабан, и выкрикивал:
– Ура нашим школьникам! Ура подмастерьям! Ура!..
Мы все стояли смущенные и, не зная, что делать, тоже закричали «ура» вслед за остальными.
Вдруг я почувствовал, как кто-то дергает меня за штанину. Я оглянулся – Пушинка! Кто подослал ее ко мне? Пушинка виляла хвостом и тихонько потявкивала. Сзади раздался тихий оклик:
– Шао! Эй, Шао!
Значит, и Шеу здесь. Высовывая свое длинное лицо из-за чьих-то спин и обнажая в улыбке зубы, он махал мне рукой. Когда он пришел сюда? Я вспомнил, как вчера Сунг сказал, что Шеу уже немного переменился, и я позвал его, пусть завтра придет посмотреть наше соревнование, увидим, как он будет себя вести. Мне показалось, что у Шеу пристыженный вид. Он старался спрятаться за спины, и на лице у него не было такой раздраженной мины, как всегда. Поймав мой взгляд, Шеу заулыбался и снова помахал рукой. Я подумал: «Хорошо! Я вот что ему пообещаю: если он исправится, я снова буду с ним водиться. Только я больше никогда не буду бегать для него за самогоном, не позволю ему говорить плохо о молодежной бригаде, не позволю дразнить Сунга «активистом». И, главное, вот что – сначала сделаю уроки, а уж потом пойду на охоту или рыбалку».
Шеу все еще махал мне. Эй, Шеу, слышишь, нужно обязательно слушать Сунга, исправить свои недостатки! Я поднял руку и махнул Шеу.
Снова кто-то толкнул меня в спину. Опять этот Быой. Он схватил меня за руку и потащил за собой.
– Пошли на Каменистую поляну, поборемся!
– А кто будет чашки мыть, котел понесет?
– А Хоа и Тханг на что? Мы распределили – нам с тобой скамейки унести, но я все уже сделал!
– Но я не хочу сейчас бороться!
– Трусишь? Ты уже несколько раз отказывался. Небось боишься, что я новые приемы знаю?
Быой очень о себе высокого мнения. Думает, что у меня нет новых приемов! Но Сунг меня кое-чему успел научить.
– Пошли, чего мне бояться, – бросил я.
И мы, взявшись за руки, побежали. Чей-то голос, как будто Шеу, вдогонку мне крикнул:
– Ура Шао-подмастерью!
Да, я подмастерье. А вырасту, обязательно сделаю пять, семь, сто усовершенствованных тачек и усовершенствованных плугов, усовершенствованную борону, сеялки, веялки – много-много всего...

РАССКАЗЫ


В СЕВЕРНОМ ВЬЕТНАМЕ

Май Нгы
ВЗРОСЛЫЙ
Если бы спросили у Зунга: «Что бы ты пожелал, будь у тебя книга желаний, какие бывают в сказке, – что ни захочешь, все сбудется?» – Зунг, не задумываясь, ответил бы: «Хочу стать взрослым!»
Не удивляйтесь, друзья: ведь Зунг сказал бы чистейшую правду.
Зунг – самый старший. Его сестрички – Лан и Хунг – совсем еще малышки. А ему уже семь с половиной, и он учится в первом классе.
Вообще-то Зунг – мальчик смышленый и послушный. Но есть у него два больших недостатка: он очень любит гулять и не может равнодушно смотреть на сласти.
Давно уже хочется Зунгу стать взрослым. Потому что он так считает: если ты взрослый, то во всем тебе полная свобода. Гуляй сколько хочешь, ешь конфеты сколько влезет!
Взглянул как-то раз отец на календарь, который висел на стене, и очень удивился:
– Что такое, сегодня только третье, а кто-то уже все листки до пятнадцатого оборвал! Ну-ка, признавайтесь, чья это работа?
Хунг, предательница, конечно, тут же прямо пальцем на Зунга показывает:
– А я знаю, а я видела! Это Зунг. Он стул подставил и залез!
Отец повернулся к Зунгу:
– Это ты оборвал календарь?
– Да...
– Что за шалости такие! Кто тебе разрешил? Вечно ты балуешься!
– Я не балуюсь...
– Разве это не баловство – календарь оборвать!
Зунг совсем красный от стыда сделался:
– Потому что я хотел... мне один мальчик сказал... – И замолчал, совсем расстроился, наклонил голову, в пол смотрит.
Мама пожалела Зунга:
– Иди поешь, потом поговорите...
Поели. Отец подозвал к себе Зунга:
– Ну так как, расскажешь, почему оборвал листки у календаря?
– Я хотел, чтобы месяц поскорей прошел, тогда бы и год скорее кончился.
– Вот так штука! А для чего тебе это?
Мама – она укачивала Лан, самую младшую сестренку, – вмешалась:
– Наверно, ты хочешь, чтобы поскорее Новый год пришел?
Зунг замотал головой:
– Нет, не Новый год. Я хочу побыстрее стать взрослым.
Тут только отец все понял. Он очень громко засмеялся. И так стало Зунгу стыдно, что он готов был удрать куда глаза глядят.
А отец снова спрашивает:
– Говоришь, хотел побыстрей вырасти, потому и оборвал календарь?
– Ага...
– Неправильно это, сын. Время – годы и месяцы – оно ведь не в календаре спряталось и лежит. Оно ведь идет... У него свои законы. И никто не может его подтолкнуть, чтобы побежало быстрее, никто не может и задержать его, остановить. Даже если ты все листки сразу у календаря оторвешь или переведешь стрелку часов на целый круг, все равно время не пойдет быстрее. Скажут часы шестьдесят раз «тик-так» – вот тебе и минута, а шестьдесят минут – это уже час, двадцать четыре часа – вот и день, а тридцать дней – целый месяц... Ну как, понял?
– Понял...
– Ну, а зачем же ты все-таки так торопишься стать взрослым?
Зунг долго колебался, прежде чем решился поведать свою мечту. А потом все же рассказал.
Отец не стал смеяться, он даже не улыбнулся. Он очень удивился и даже не совсем понял.
Да сказать по правде, такое и понять-то трудновато, потому отец и переспросил:
– Значит, ты решил, что взрослые могут сколько угодно гулять и кушать конфеты?
– Ага!
– Нет, сынок, не так все. Быть взрослым – это значит трудиться, отдавать свой труд людям, обществу. Вот что это значит, а ты говоришь – гулять сколько вздумается. Ты подумай сам: разве я гуляю, когда хочу? Посмотри-ка, днем я на работе, вечером на занятиях или на собрании, а если нет, то дома с вами. Только уж когда совсем-совсем свободен или очень устал, иду немного погулять. А если бы я все время бездельничал, знаешь, как бы мне досталось от всех дядей и тетей, с которыми я работаю! Или вот ты про конфеты говоришь. Так ведь и взрослые не все время конфеты едят. Это дурная привычка. Если есть такие, что без перерыва конфеты сосут, с них пример брать не надо. Лет через десять подрастешь – узнаешь, что быть взрослым совсем не так просто и легко. Это даже трудно, сын...
* * *
Но ждать десять лет не пришлось. Зунг стал взрослым через год с небольшим после того разговора. Это случилось тогда, когда Вьетнам начали бомбить американские самолеты.
Дома у Зунга тогда произошли большие перемены. Прежде всего Зунга и его сестренок эвакуировали – их отправили в деревню к бабушке. Потом отец получил повестку и ушел в армию. Перед отъездом он целый день пробыл с ребятами.
Зунгу он сказал:
– Зунг, я теперь буду от вас далеко. Когда вернусь, не знаю. Я иду воевать против агрессоров. Мама тоже далеко, вы остались только с бабушкой. Бабушка старенькая, а Хунг и Лан совсем еще малышки. Придется тебе, мой сын, и учиться, и бабушке помогать, и за малышами последить. Ведь ты теперь остаешься за взрослого. Понял, сын?
– Понял...
– Обещаешь мне, что все сделаешь, о чем я тебе говорил?
– Да, папа, обещаю.
Зунг посмотрел на ставшее серьезным лицо отца, заглянул в его глаза.
Нет, отец вовсе не шутил. Он действительно относится теперь к нему как к взрослому, поэтому и говорит с ним так: он верит ему и надеется на него.
И тут отец взял Зунга за руку и пожал ему руку. Зунг так растерялся, что чуть было не заплакал, но вовремя вспомнил, что теперь он взрослый, и спохватился: ведь взрослому плакать не пристало.
Он сжал губы и изо всех сил заморгал, чтобы не потекли слезы.
С тех пор Зунг стал совсем другим. Там, где он теперь жил – хоть это и деревня, – было много мест, вполне подходящих, с его точки зрения, для прогулок. Взять, например, хотя бы пруд с лотосами. Он был в самом начале деревни, совсем близко. Летом лотосы очень хорошо пахли, а листья их, большие и зеленые, раскинувшись по воде, покрыли весь пруд.
Деревенские ребята очень любили удить там рыбу или просто кататься на лодке, взятой у старика сторожа, и грызть вкусные молодые побеги лотоса.
Или, к примеру, перед динем[18] в тени развесистых бангов[19] каждый вечер собирался базар. И хотя был он не очень многолюдный, но ребята там отыскивали для себя немало интересного.
И вот Зунг теперь совсем никуда не ходил – ни к пруду, ни на базар. Возвращался из школы и, пока бабушка готовила еду, смотрел за малышами, а после обеда принимался за уроки.
Частенько ему очень хотелось бросить все и скорее побежать гулять. Но он заставлял себя думать так: «Я взрослый, у меня есть еще дела, которые я не успел закончить, поэтому я пойти не могу».
Вот, например, как было однажды. Вечером маленькая Хунг попросилась, чтобы он повел ее погулять, посмотреть на базар.
Но Зунг упорно отказывался. Он упрямо мотал головой и твердил: «Нет». Хунг все не унималась, и тогда бабушка попросила:
– Зунг, пойди погуляй с ней и сам погуляешь.
– Но мне еще уроки нужно приготовить.
– Ну ладно, оставайся тогда, я сама с обеими пойду...
И бабушка увела Лан и Хунг.
Зунг остался дома один. Он уставился на лежащие перед ним на столе книжки и тетрадки. Как ему не хотелось сейчас учить уроки! Вот бы прогуляться, хоть чуточку! Но нет, нужно сначала приготовить уроки. И он решительно уткнулся в книгу.
Однако долго усидеть он не смог.
Что-то не давало ему покоя, и никакие задачки в голову не лезли.
В конце концов Зунг захлопнул учебник и решительно встал. «Будь что будет, пойду прогуляюсь». Но уже у ворот он вновь засомневался и остановился в нерешительности. Хорошо, что как раз в этот момент вернулись бабушка и девочки.
Зунг вздохнул с облегчением и со спокойной душой снова сел за учебники.
Однажды ночью, когда Зунг уже крепко спал, его вдруг разбудила бабушка:
– Зунг, Зунг, проснись!
Бабушке долго пришлось его расталкивать, пока наконец он с трудом открыл глаза:
– Что случилось, бабушка?
– У Лан сильный жар, я не знаю, что с ней!
Зунг тут же вскочил и подбежал к сестренке.
Ой-ой, как раскраснелись у нее щечки, как она тяжело дышит и какое горячее у нее тельце!
– Бабушка, что теперь делать?
Зунг был очень напуган.
– Посиди у ее постели, внучек, а я пойду за медсестрой.
Но Лан вцепилась в бабушкину руку и ни за что не хотела ее отпускать.
Как ни уговаривала ее бабушка, как ни баюкала, чтобы она уснула, ничего не помогало, Лап только еще громче плакала.
Вдобавок проснулась Хунг и, испугавшись, тоже захныкала.
Зунг выглянул в окно – ночь черная-пречерная, ничегошеньки в ней не видно, потом снова посмотрел на Лан: так жалко сестренку! Что же делать? Ах если бы была тут мама!
Зунг с решительным видом, плотно сжав губы, встал.
– Бабушка, ты оставайся. Я пойду за сестрой.
– Как можно, ночь такая темная сегодня!
– Ничего, пойду.
Зунг сказал это очень уверенно. Он пошарил под кроватью и достал оттуда большую палку.
Уже во дворе он почувствовал, что ему очень страшно: вокруг было так темно, а до дома, где жила медсестра, нужно идти через поле!
Сколько ужасов поджидало его на дороге! Но тут он услышал, как в доме бабушка сказала Лан:
– Спи, маленькая, дай я тебя укрою, Зунг пошел за сестрой, она тебя вылечит! Хунг, а ну-ка хватит хныкать, ложись спать, живо!
Зунг потоптался немного и пошел.
Еще ни разу не выходил он ночью из дому и уж тем более никогда не ходил один ночью по чужой, незнакомой деревне, где тропинка все время точно ускользала из-под ног.
Густые кусты, торчавшие повсюду, Зунгу в темноте казались притаившимися в засаде людьми. Почему-то именно сейчас на память приходили все рассказы о чертях и злых духах. Он втянул голову в плечи, но назад не повернул, упрямо шел вперед, то и дело спотыкаясь от страха и чувствуя, как в груди громко-громко стучит сердце.
Было очень темно, Зунгу часто приходилось останавливаться, чтобы найти все время терявшуюся тропинку, и эти мгновения были самыми страшными, – ему казалось, что кто-то стоит у него за спиной.
«Но ведь я же взрослый, я взрослый, а взрослые не боятся!» – твердил он себе, чтобы успокоиться, и продолжал путь.
Он вышел уже за околицу.
Стало немного светлее, вверху ярко блестели звезды. Дул прохладный, приятный ветерок, поблескивала вода на поле, где только что была высажена рисовая рассада.
Но за деревней все же было страшнее. Там, в деревне, вокруг люди, в темноте можно было различить дома и даже было слышно, как хрюкает свинья или возятся на насесте куры.
А тут, в поле, было совсем-совсем пустынно, только трещали кузнечики.
И дорога была неровной, по ней трудно было идти. Она была вся в рытвинах и колдобинах, оттого что по ней обычно проходили буйволы.
Зунт то и дело спотыкался и падал, ему было так больно, что хотелось заплакать. Но он боялся остановиться, замедлить шаг и торопливо, чуть не бегом, шел вперед, ощупывая палкой дорогу.
Он шел и шел, спина его стала мокрой от пота, а полю почему-то не было конца. Наверно, он потерял тропинку и заблудился.
Зунг испугался не на шутку. Теперь даже если захочешь, не вернешься, да к тому же как вернуться, если дома Лан в жару? Нет, нужно обязательно найти дом, где живет медсестра. «Никаких чертей нет, и духов нет тоже, откуда им взяться, ведь отец никогда про них не говорил? И вообще взрослые не боятся чертей, ничего не боятся, а я взрослый! Не надо бояться, иди вперед!» – уговаривал себя Зунг.
Зунг кружил и кружил, а тропинку все найти не мог.
Выплыла из облаков луна и осветила маленькую фигурку Зунга, затерянную среди огромного поля. Луна помогла Зунгу, он нашел дорогу в деревню. У самого ближнего дома в окнах горел свет.
Зунг, обрадованный, побежал прямо туда. Это оказался дежурный пост отряда обороны.
Громкий женский голос спросил:
– Кто идет?
– Это я, я!..
– Кто такой?
Зунг побежал к вышедшей ему навстречу девушке и, едва переводя дух, сказал:
– Меня зовут Зунг, из той деревни, я эвакуированный. У моей сестренки температура, я ищу медсестру...
– Почему же ты сюда забрел, ведь медсестра не в этой деревне?
– Я заблудился, я шел, шел...Ой, бедняга! А она ведь совсем в другом месте! Такой малыш, и один ночью ходить не боится! Подожди-ка, я тебя провожу.
Девушка позвала подругу заменить ее на посту и велела Зунгу идти за ней. В деревне уже запели первые петухи...
... Медсестра, сделав Лан укол, погладила ее по головке и сказала бабушке:
– Ничего, ей сейчас станет лучше. Вы не волнуйтесь. Я завтра приду снова.
Она обернулась, чтобы попрощаться с Зунгом, и увидела, что Зунг, свернувшись калачиком, уже спит. Наверно, после такого долгого и трудного путешествия спалось ему очень крепко.


Вьет Линь
РАСПРОСТРАНИТЕЛЬ НАУЧНЫХ ЗНАНИЙ
В нашей школе есть кружок по распространению научных и технических знаний. И вот однажды мы решили устроить День распространения.
В программе дня были лекции о науке, о гигиене и профилактике болезней, демонстрация скелета человека.
Как раз в это время Общество по распространению научных и технических знаний нашего района устроило выставку. На эту выставку мы согласились отдать своих кур леггорнов. А белоснежного красавца петуха решили послать в качестве наглядного пособия в кооператив «Белый журавль», где мы давно уже обещали прочитать лекцию о новой породе кур.
Совет кружка поручил это дело Нгуену Ван Шо из 6-го «А». Нгуен Ван Шо посадил петуха в плетенку и стал собираться в путь.
Шо справедливо считал, что члену кружка по распространению научных знаний надлежит быть одетым в полном соответствии со столь высоким званием.
По этой причине, несмотря на яркую, солнечную погоду и безоблачное небо, он занял у своего одноклассника Лама, редактора нашей школьной стенгазеты, новенький блестящий дождевик.
Шо уходил рано утром. Ребята провожали его, наперебой желая удачи и благополучной дороги, так, словно он отправлялся по крайней мере в другую провинцию. Напоследок ему еще крикнули, чтобы он не задерживался и постарался вернуться к пяти часам, тогда успеет к торжественному закрытию Дня распространения.
А учитель зоологии посоветовал, чтобы по дороге он дал немного поразмяться петуху, который наверняка засидится в корзине.
И вот наконец Шо распрощался со всеми и отправился в путь. Настроение у него было самое радужное. Глядя на поднимающееся солнце, он даже решил, что и оно весело улыбается, разделяя его, Нгуена Ван Шо, радость.
Шагая по дороге, он перебирал в уме, что ему предстоит сделать. Во-первых, сразу по прибытии в «Белый журавль» нужно ознакомить членов кооператива с преимуществами куриного рода леггорнов. Здесь следует сказать о легкости разведения и повышенной мясистости. Кроме того, не забыть подчеркнуть особую плодовитость. А закончить лекцию нужно, пожалуй, рассказом о научном способе разведения кур вообще. Все это займет время до обеда, а там, само собой разумеется, благодарные жители «Белого журавля» пригласят «пропагандиста научных знаний» отобедать, как говорится, чем бог послал. Конечно, это только так говорится, а на самом деле будет самый роскошный обед. Однако он, Нгуен Ван Шо, хоть и проголодается к тому времени, будет действовать своими палочками с большим достоинством – очень медленно и осмотрительно – и ни в коем случае не станет хватать самые большие куски. Никогда не следует забывать о своем положении.
С такими веселыми мыслями идти было легко и приятно, и Шо сам не заметил, как прошел большую часть пути.
По дороге ему попался старый пост[20]. Рядом, в тени громадного развесистого дерева, пристроились мальчишки, пасущие буйволов.
Шо решил тоже немного отдохнуть. Путь предстоял дальний, и нужно было беречь силы.
Только он опустил плетенку на землю, как мальчишки окружили ее и принялись наперебой расхваливать петуха – какой он красивый, да огромный, да белый. Шо нимало не сомневался, что они сейчас наградят петуха всеми самыми лестными эпитетами, которые только можно отнести к петушиному племени. Но мальчишки вдруг заявили, что, несмотря ни на что, петух этот, по-видимому, все же размазня и дармоед.
Этого Нгуен Ван Шо никак не ожидал.
За все долгое время существования старинного рода леггорнов в их адрес раздавались одни лишь похвалы. В нашей школе да и во всем нашем районе о них никогда не было сказано ни одного худого слова.
Шо был просто возмущен. Но ругаться с этими мальчишками и что-то им доказывать он посчитал недостойным. Он был уже дочти взрослый, а они самые что ни на есть малявки.
А тут как раз подошли несколько старушек, возвращавшихся с рынка, они тоже присели под деревом отдохнуть и поинтересовались, не на продажу ли несет он такого красивого петуха. Шо очень вежливо ответил, что он идет распространять научные знания и говорить о преобразовании природы, а вовсе не на какой-то там рынок.
Но старушки почему-то его не поняли, и Шо принялся объяснять им важную роль леггорнов в народном хозяйстве.
Старушки внимательно слушали, согласно кивали головами и не переставали нахваливать петуха. Тем более показалось Шо обидным, что ничтожные малявки только что позволили себе усомниться в достоинствах этого чуда природы.
Вспомнив совет учителя зоологии, Шо поспешил выпустить петуха на волю. Пора было ему поразмяться. До «Белого журавля» оставался еще добрый час пути.
И тут на дороге появился черный от загара – совсем как обгорелая головешка – мальчишка. Он нес тощего петуха, у которого к ноге была привязана какая-то бечевка.
Мальчишки-пастушата мигом окружили нового петуха. Он был немыслимого сизого цвета и весь какой-то общипанный, хотя по величине такой же, как леггорн, может быть, чуть-чуть поменьше.
Мальчишки о чем-то пошептались с хозяином нового петуха, и Шо увидел, что вся компания направляется к нему. Они столпились возле белого красавца и опять принялись ругать размазней и дармоедом, а в довершение заявили, что он, видимо, труслив, как краб, и что единственное, но абсолютно бесполезное его достоинство – красивые перья.
Это разозлило Шо. Он, сделавшись пунцовым от гнева, стал судорожно подыскивать слова, чтобы разъяснить этим невеждам их ошибку, но ничего не придумал и, вконец расстроенный, закричал:
– Заткнитесь лучше! Это самая яйценоская порода! И этот петух не трусливый, как краб!
На что черный, как головешка, мальчишка сразу же предложил:
– Тогда давай сведем их, пусть побьются немного[21]. Идет?
Шо заколебался, но потом решил, что ничего плохого в этом не будет. Петух только как следует разомнется, к тому же он крупнее своего противника – теперь Шо это ясно видел, – а утром получил увеличенную дозу корма и витаминов. Так что в его победе сомневаться не приходилось.
Соперников поставили друг против друга и тихонько подтолкнули. Ощипанный петух, почуяв драку, мигом преобразился. Он вытянул худую сизую шею и клюнул леггорна прямо в голову. А тот – ну кто мог такое предвидеть! – взъерошив перья, постарался втянуть голову как можно глубже и спрятать ее от побоев. И когда противник нанес внезапный и особенно сильный удар, выдрав у него на спине клок перьев вместе с кожей и мясом, леггорн опрокинулся навзничь и замер.
Шо чувствовал себя так, как если бы все эти удары сыпались на него. Он бросился к петуху, торопливо помассировал ему ноги и, разозленный, мечтая о реванше, снова подтолкнул его навстречу врагу. Но трусливый леггорн был неисправим. Он ухитрился спрятать голову под крыло противника, и петухи теперь крутились волчком. Ощипанный петух в конце концов изловчился и так клюнул, что бедный леггорн растянулся, задрав к небу нервно вздрагивающие ноги.
Шо побледнел, схватил леггорна, запихал в плетенку и поспешил расстаться с горланящими и хохочущими мальчишками. Вслед ему и его петуху неслись торжествующие вопли и обидное прозвище «дармоед».
– Эй, ты, запомни хорошенько! – крикнул загорелый мальчишка, – Моего петуха зовут Непобедимая Игла, и на весенней ярмарке он получил медаль лучшего бойца!
Наступил полдень, и жара стала совсем невыносимой. Нужно вспомнить, что Шо отправился в путь в дождевике. Дождевик был очень красив – просторный и блестящий, но в нем было намного жарче. С каким удовольствием Шо сейчас забросил бы его подальше!
А тут еще он глянул на своего леггорна и увидел, что тот лежит на дне плетенки совершенно бездыханный, плотно закрыв глаза и беспомощно откинув голову. Шо испугался, поставил плетенку на землю и принялся как мог делать петуху массаж. Белый леггорн был весь в ссадинах и кровоподтеках, но, к счастью, еще дышал.
Шо вспомнил слова отца о том, что бойцовых петухов после состязаний растирают спиртом. Впереди он заметил небольшую придорожную лавчонку – в ней наверняка найдется какое-нибудь вино. Петуха необходимо было срочно привести в чувство. Распространение научных знаний находилось под угрозой срыва.
Денег у Шо с собой не было, но в кармане плаща вместе с несколькими заметками в стенгазету нашлось шесть хао и два су.
Завидев подходившего к лавке Шо, ее хозяин, поглаживая бороду, радушно пригласил:
– Заходи – отдохни, выпей чаю!
Шо сказал спасибо, украдкой оглянулся и спрятал в кустах от любопытных глаз плетенку с лежащим в беспамятстве петухом.
Ничего хорошего в этой истории, если она получит широкую огласку и дойдет до кооператива, он не видел, а потому наклонился к хозяину и шепотом спросил:
– Вино есть?
Хозяин перевел удивленный взгляд с кустов, в которых скрывалась плетенка, на блестящий плащ и подвинул к Шо чашку:
– Выпей чаю для начала!
Шо очень хотелось и есть и пить, а тут было столько тарелок с клейким рисом[22], бобами, чайников с черным и зеленым чаем, что у него просто слюнки потекли. Но сейчас о еде нечего было и думать.
– Вино мне нужно, – сказал он. – Найдется?
Хозяин опять удивленно посмотрел на него:
– Три мерки хватит?
Шо не знал, сколько это – «мерка», потому что в школе их учили другой системе: литры, децилитры, сантилитры и так далее, а про «мерку» он слышал впервые. Он решил, что это, должно быть, особая небольшая рюмка. Тогда ему, пожалуй, трех не хватит, лучше четыре. Так он и сказал хозяину.
Но хозяин, однако, не спешил.
– Выпей-ка сначала чаю,– повторил он.
Шо залпом осушил протянутую ему чашку и, ставя ее на стол, встретил испытующий взгляд:
– Скажи-ка, ты откуда? Кто твои родители? А учишься где? Такой молодой – и уже вино пьешь?
– Да нет же, я хочу петуху массаж сделать! – взмолился Шо.
– Нечего меня дурачить! Тоже придумал – массаж петуху! Да разве можно в такую жару! К тому же он у тебя, кажется, не бойцовый?








