Текст книги "У подножия горы Нге"

Автор книги: Фан Ты

Соавторы: Нгуен Тхи,Суан Шать,Вьет Линь,Нгуен Лан,Май Нгы,Фам Хо,Ван Чаунг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Вечером, после ужина, я снова пролез через дыру в заборе и заглянул в дом Шеу. Ни его, ни Пушинки не было. Видно, уже ушли. Я вернулся домой и увидел, что сестра тоже куда-то собирается. Я ни о чем ее не стал спрашивать, но сел у двери и решил ждать.

Сестра повязала голову косынкой, взяла косарь, которым всегда пользовался отец, и, завернув его в обрывок тряпки, пошла к воротам. Рыжик тут же кинулся следом за ней. Дома только сестра и я давали ему еду, поэтому он всегда вертелся возле нас.

Ман оглянулась и, заметив, что щенок увязался за ней, шлепком прогнала его обратно в дом и плотно закрыла за собой калитку. Она закрывала ее так старательно, просунув снаружи руку через отверстие, что мне стало ясно – она не хочет, чтобы Рыжик шел с ней. Теперь я понял: вчера Ман тоже не хотела брать с собой щенка, он побежал сам.

Неясно было другое: зачем Ман понесла с собой косарь? Я знал, что он очень острый и обращаться с ним нужно с большой осторожностью. Мой отец в два взмаха может срубить им молодое деревце соана. Когда недалеко от нашей деревни еще стоял пост тэев, отец прятал этот косарь в бочке с половой. «Если только кто-нибудь к нам сунется,– говорил он,– может заранее распроститься с тем, на чем носит шляпу!» Отец очень дорожил косарем и пользовался им только в самых необходимых случаях. Тому, кто брал косарь без спроса, очень доставалось от отца. Если Ман, идя в храм, взяла его с собой, значит, ей угрожает какая-то опасность. Я перепугался. Ни отца, ни мамы дома не было – кому мне обо всем рассказать? Не раздумывая больше, я вскочил, достал из письменного стола ножик, рогатку, десяток «пуль» из обожженной глины и сунул все в карман.

С тех пор как учительница строго-настрого запретила нам баловаться рогатками, моя рогатка лежала в ящике стола без дела. И вот сегодня представлялась возможность снова использовать это грозное оружие: если такая «пуля» попадет в голову врага, то умереть он, конечно, не умрет, но шишка будет здоровая! А перочинный ножик я взял на тот случай, если придется биться врукопашную.

Уже совсем стемнело. Я привязал Рыжика возле загона для уток и вышел на улицу. Пройдя часть пути, я вдруг подумал, что хорошо было бы обо всем рассказать Сунгу, чтобы он пошел со мной, так будет вернее. И хотя вчера я дал зарок, что больше никогда не пойду к нему, сейчас я забыл обиду и думал только о сестре. Больше всего я боялся, как бы ей не пришлось драться с Шеу. Сестра у меня хоть и сильная, но с Шеу ей не справиться.

Сунга я не застал, его тетка сказала, что он только-только ушел. Даже не дослушав ее, я выскочил из дома и стремглав помчался к храму Трех сестер. При воспоминании о вчерашнем по спине начинали бегать мурашки. Но мысли о сестре придавали мне отваги. Мне было очень жалко сестру. Она так хорошо обращалась со мной в последнее время. Всегда оставляла самый вкусный кусочек и помогала решать трудные задачки по арифметике. Теперь у меня ответ всегда сходился, и наша учительница несколько раз меня даже хвалила.

Возле пруда я увидел, что кто-то идет мне навстречу, и тут же спрятался.

– Кто там? – раздался тихий оклик.

Я затаил дыхание. Человек постоял немного и пошел дальше, чуть ускорив шаг. Я поглядел вслед и увидел бегущую за ним четвероногую тень. Значит, это Шеу и Пушинка. Выходит, я пришел слишком поздно, Шеу уже побывал в храме, раз он идет с той стороны. Я облегченно вздохнул – за Ман можно больше не беспокоиться.

К храму я подошел со стороны высокого фикуса. Постояв немного, я не заметил ничего подозрительного. Ман нигде не было видно. В кармане у меня наготове лежало «оружие» – рогатка и перочинный ножик, я чувствовал себя очень смелым и мог ждать долго. Над головой шептались листья, которыми шуршал ветер, и иногда было слышно, как гулко шлепались на землю дикие сливы с деревьев, росших у пруда.

Так ничего и не увидев, я уже собрался уходить. И тут вдруг тихонько, совсем как вчера, скрипнули ворота. Весь страх с меня как рукой сняло. Я бросился к задней стене храма, откуда доносился скрип, и, спрятавшись в кустах, принялся следить за воротами. Они вели в тесный дворик, заканчивающийся постройкой с тремя сквозными входами, в которой когда-то жил старый Ты, служка при храме. За постройкой шла невысокая стена с калиткой, отделявшая большой двор и главное помещение храма. Когда мы с ребятами, играя там, начинали сильно шуметь, старый служка запирал калитку...

Спрятавшись в кустах, я продолжал вести наблюдение за воротами. Туда один за другим зашли несколько человек, сразу направляясь к постройке, где когда-то жил слушка. Место это было очень уединенным, там можно было делать все что угодно, и никто из проходивших мимо или даже зашедших в главное помещение храма ни о чем бы не догадался.

– Один... второй... третий... – считал я проходившие во двор фигуры.

Наконец ворота плотно закрыли изнутри. Я подбежал и приложил ухо к створке. Чиркнула спичка, раздались чьи-то неясные голоса и какой-то стук, точно вбивали деревянный клин. Может, они разрушают храм, чтобы взять кирпич? Или режут кур для пирушки? Наверняка те, кто собрался здесь, не относятся к числу хороших людей. Может, Ман и Сунг уже знают об этом и решили поймать их на месте преступления?

Я не знал, залезать мне в храм или нет. Залезть не трудно, но, если меня схватят, мне не поздоровится, выбраться обратно сложно. Хорошо, если бы Ман и Сунг подоспели сейчас!

Удары, раздававшиеся в храме, становились все громче. Похоже было, что их стремятся заглушить, но безрезультатно. Конечно, в деревне или за Буграми стука не слышно, это только для меня все звучало так отчетливо и ясно. Дерево и кирпич у нас очень дорогие. В начале учебного года к нашей школе пристраивали всего лишь два класса, а только на покупку дерева и кирпича истратили несколько сот донгов.

Сколько же мне еще придется ждать сестру? Неужели я так и буду стоять здесь и равнодушно наблюдать, как разрушают храм? Нет, нужно обязательно заглянуть туда, убедиться во всем своими глазами и, самое малое, запомнить физиономии ворюг. Наша учительница всегда говорит: «Пионер должен быть храбрым». Когда-то пионер Ким Донг носил Хо Ши Мину донесения в пещеру Пакбо, и разве он струсил, когда его окружили враги, отрезали ему все дороги?

Я нащупал перочинный ножик в кармане и, вспомнив, как наш класс учился «брать вражеский дот», я скомандовал, конечно, не вслух, а про себя: «Ученик 4-го «А», вперед!»

Я бросился к фикусу, росшему у центральной стены. По нему я забрался на крышу и осторожно спрыгнул вниз. Мне удалось тихонько пробраться по двору к постройке, из которой доносился стук. Калитка была закрыта, но это не беда. Когда старый Ты вот так же запирал ее, мы с Быоем запросто открывали, забравшись внутрь, съедали вкусные вещи, припасенные для жертвоприношений. Я легко просунул в щель палец и, поддев им задвижку, тихонько сдвинул ее с места.

Калитку я открыл быстро. Осторожно придерживая, я отворил ее ровно настолько, чтобы мог протиснуться, и вошел во внутренний дворик.

Ох, как же я забыл, ведь нужно заранее подготовить путь для отступления на случай, если за мной погонятся! Стараясь держаться поближе к стене, я, крадучись, добрался до ворот. Высокий засов был задвинут. Я поднялся на цыпочки, чтобы дотянуться до него, и, стараясь не произвести шума, легонько, без единого звука, отодвинул его в сторону и приоткрыл створку ворот. Так, теперь можно быть спокойным. Теперь уж меня никто не поймает! Я ведь бегаю быстрее Пушинки. Если мне даже придется удирать от них по меже – и то не страшно. Мне часто приходилось бегать наперегонки во время охоты на хомяков.

Удары, доносившиеся из постройки, стали громче. Я пробрался к самой двери. Как раз напротив двери раньше стояла кровать старого Ты, и до сих пор в дверях сохранился круглый, величиной с кольцо в носу буйвола, глазок, в который старик наблюдал за тем, что делается снаружи. Когда он видел, что мы играем у самых ворот храма, он кричал: «Убирайтесь отсюда, чертенята! Храм хотите разрушить!» Но если старый Ты мог все видеть через этот глазок, то и мы могли видеть все, что делается внутри. И, прильнув к нему, мы смотрели, как старик, опустив на грудь веер и широко открыв рот, спит. Когда он начинал тихонько похрапывать, можно было быть уверенным, что он крепко спит, и мы тогда делали что хотели – лазали по забору, забирались на деревья, срывали плоды и даже устраивали во дворе храма целые представления. Как только старик просыпался, мы бросались наутек.

Хорошо, что я не забыл про этот глазок! Я приложился к нему и заглянул внутрь. Сначала я ничего не мог как следует различить, кроме неясных фигур, которые что-то такое строгали, пилили, заколачивали... Но что же я там увидел через минуту, когда глаза освоились! Нет, это были не воры, не расхитители черепицы или кирпича. Угадайте, кого я там увидел? Во-первых, Сунга; во-вторых, свою сестру и еще трех или четырех человек, которые делали то ли какой-то ящик, то ли ту самую тачку. А я-то думал...

Посредине помещения висел большой фонарь. На полу были свалены доски, лежали рубанок, пила, долота, стамески и косарь моего отца, который принесла Ман. Сунг вместе с одним парнем в углу прилаживал к тачке деревянное колесо. Ман с кем-то еще придерживала тачку. Какой-то высокий парень держал молоток и деревянный метр и что-то прикидывал, измерял на тачке.

Я услышал, как Сунг спросил:

– Ну как, село?

– Почти, – ответил чей-то голос. – На несколько сантиметров выше, чем полагается по чертежу.

– Ладно, пока и так сойдет,– сказал другой голос.

– Нет, – это уже говорила моя сестра, – нужно делать строго по чертежу. Пусть еще немного повозимся, зато все размеры выдержим.

– Правильно, – поддержал Сунг. – Ведь на этот чертеж в объединении сельхозтехники немало труда положили и, уж конечно, все с точностью вычислили. Раз мы взялись делать – значит, нужно точно все соблюдать, тогда и результат хороший будет.

И, начав снимать колесо, он подозвал остальных на подмогу:

– Эй, ребята, давайте все сначала!

– Хорошо, хорошо, – дружно отозвались голоса. – Конечно, сделаем все в норме, а то откажет в самый ответственный момент, позору не оберешься. Пропали тогда все наши надежды убедить несознательных...

И тут в углу кто-то удивительно противно, пронзительно затараторил:

– Я тоже согласна с Сунгом. Я помню, как Шеу говорил моему папе: «Эта их тачка-качка три шага проедет и развалится к чертям!» Вы уж постарайтесь, а если вам досок не хватит, мы достанем...

Я остолбенел, услышав этот пискливый девчоночий голосок, и, вытаращив глаза, стал вглядываться туда, откуда он раздавался. Ну конечно, это была Хоа! Значит, ей доверили участвовать в одном деле вместе с Сунгом и Ман! Только у Хоа могли быть такие куцые хвостики, торчащие на затылке, и круглое, как тыква, лицо. Вот почему она так загадочно себя вела, когда я ей рассказывал про храм. Притворщица!

Сказать по правде, я очень разозлился. Во всем она успевает раньше меня! И красный галстук у нее уже есть, и учительница всегда ее хвалит, а сейчас ей позволили делать тачку. И на сестру я тоже был сердит. Выходит, Хоа она доверяет, а мне – нет. Можно подумать, что только одна Хоа и знает, где можно достать доски. Да я побольше ее таких мест знаю! От обиды мне просто реветь хотелось. Эх, ворваться бы сейчас туда и сказать Сунгу и Ман: «Я пойду за досками! Я тоже хочу, как Хоа...»

Но ведь если подумать, я сам во всем виноват. Я слишком люблю играть, забываю сделать то, что мне поручают в классе, в нашем кооперативе «Побеги бамбука». Стоит только вспомнить историю с Заячьей Губой. Ясно, что охота на птиц меня привлекает гораздо больше, чем уход за собственными утками. Ладно, не буду пока об этом думать. Лучше посмотрю, что они сейчас делают.

Сунг опрокинул тачку вверх дном и что-то исправлял. Свет лампы бил ему прямо в глаза, и он слегка наклонил голову. Последние дни я его не видел, и сейчас мне показалось, что глаза у него глубоко ввалились и обведены черными кругами. Наверное, не спал несколько ночей. Я перевел взгляд на Ман и парней, которые работали рядом. У них тоже были осунувшиеся лица и темные круги под глазами. Они, наверное, начали мастерить свою тачку как раз в тот день, когда Сунг приходил к нам домой и спрашивал Ман, решилась ли она.

Вчера за обедом я обратил внимание, как похудела сестра, и подумал, что она, видно, очень устала от поздних собраний, много недосыпает.

Я виноват перед ней – ей приходится так трудно, а я ничем не помогаю. Утром она уходит в поле, днем приходит готовить обед, иногда, когда я ленюсь, ей даже приходится убирать со стола и мыть посуду; после обеда она идет преподавать на курсы ликбеза, а потом сажает деревья и укрепляет кромку поля. Теперь по вечерам она еще и сюда ходит, чтобы делать тачку. Вчера, например, она только среди ночи домой пришла. Раньше мне и в голову не приходило, как моей сестре достается. И я не только ей не помогал, а еще и злился на нее за то, что она мной совсем не интересуется. Сунг тоже занят по горло. Один только Шеу и свободен.

Я долго стоял так, подглядывая в глазок. Сунг и Ман продолжали прилаживать колесо, и работа, видно, уже близилась к концу. Другие парни что-то строгали, тесали, пилили – видимо, заканчивали второе колесо. Косарь, который принесла Ман, пришелся, видно, к месту, он очень ровно и гладко обтесывал доски, ничуть не хуже плотницкого топора. Хоа сидела рядом и помогала парням, совсем так же, как когда-то она помогала нам играть в чижа. Правда, она чересчур суетилась: вставала, садилась, бегала туда и сюда, подавала инструменты, придерживала доску, которую парни взялись пилить. Но вообще-то надо признать, делала она все проворно и ловко. Время от времени она брала фарфоровый чайник, наливала воды в чашку и подавала Мунгу, Ман и парням. Все они работали с увлечением. Чаще всего молчали, и было слышно только, как визжат рубанок и пила. Иногда они смеялись и переговаривались между собой. Один из парней – мне показалось, что это Кай из соседней деревни, – забив очередной гвоздь, обязательно выкрикивал что-нибудь смешное:

– Ударим по Дьему!^[16]

– Ударим по отсталым элементам!

И сам же первый начинал смеяться и, любовно разглядывая дело своих рук, шутил:

– Ну что ж, прямо как заправские плотники!

Ман, которая все еще прилаживала колесо, рассмеялась:

– Ну, ну, не воображай уж очень-то! Лучше делай побыстрее, да беги домой малыша нянчить, а то жена совсем измучилась!

– А что, разве я не быстро работаю? По плану мы должны были все сделать за шесть вечеров, а закончим за три. Разговоры работе не мешают!

– А ведь Кай прав, – повернулся к Ман Сунг, – ты бы приготовила нам жареный батат в сахаре. А то наобещала, а сама в кусты, как этот самый... как кузнечик.

Ман опустила доску, которую держала в руках, и шутя шлепнула Сунга по спине:

– Это кто же кузнечик, а?

Сунг засмеялся:

– Ну, обещала же, что если перевыполним план, то сделаешь нам батат в сахаре, обещала или нет? – И он торжественным голосом сказал: – Ради чего мы ночью и днем, укрывшись в этом заброшенном храме, делаем тачку? Ради усовершенствования орудий труда, ради рационализации, для того чтобы победить недоверие отсталых элементов... Эй, ухнем!

Ман, расхохотавшись, сказала ему:

– Эй, ты, «ухнем»! Сначала нужно колесо приладить, а уж потом «ухай» сколько захочешь. А то можно «ухнуть» так, что бултых – и в воду!

Я не мог удержаться от смеха. Испугавшись, что мой смех услышали в храме, я скорее пробрался к воротам и убежал.

VI. КАК Я СТАЛ ПОДМАСТЕРЬЕМ

На следующий день после школы я обошел все дороги в деревне, берег пруда и собрал доски и дранки, которые валялись без дела. У нас во дворе за огородом я нашел несколько старых, но еще крепких досок, на которых когда-то были написаны поучительные изречения. Забытые, они пролежали в убежище, наверно, с самой войны. Я соскреб и отмыл всю приставшую к ним грязь, и за ночь доски высохли. Когда стемнело, я положил все на подвесы и приготовил коромысло, чтобы отнести к храму Трех сестер. Да, забыл сказать, что я выбрал в корзине с половой две кисти бананов^[17] поспелее и положил по кисти на каждый подвес. Потом прикрыл все сухими банановыми листьями, чтобы не было видно, и вышел на дорогу, по которой было ближе всего к храму. У самого храма я оставил все в кустарнике, спрятался за большое дерево и стал ждать.

Как и вчера, все прошли через ворота в задней стене. Шеу и его Пушинки сегодня не было видно. Воспользовавшись тем, что ворота остались приоткрытыми – наверно, ждали еще кого-то, – я осторожно проскользнул внутрь и спрятался в углу у стены, где было потемнее. Через минуту послышались чьи-то шаги, и вслед за тем загремел засов. Опоздавшими, оказывается, были моя сестра и Хоа.

Дождавшись, когда в храме зажгут лампу и начнут работу, я вышел к воротам, осторожно отодвинул засов и приоткрыл обе створки. Потом я бегом бросился к кустам, где оставил свое коромысло, забрал все и сложил прямо у самой двери, ведущей в помещение храма, где шла работа, а сам снова прильнул к глазку.

Сунг, Ман и еще один парень заканчивали первую тачку. Кай сидел и обтесывал доску. Рядом с ним Хоа строгала какие-то палочки. Успокоившись, я осторожно снял с подвесов и положил у дверей доски, дранку и бананы. Одна доска... две... пять... шесть... Ничего, порядочно я набрал! Теперь Сунг и Ман могут не беспокоиться, что не хватит досок. Я еще знаю одно место на Восточном озере, где вот уже с полгода лежат доски, которые кто-то начал вымачивать да так и забыл там. Их хватит по крайней мере на две тачки. Вдруг я неловким движением уронил планку, и тут же раздался голос Сунга:

– Кто там?

Я бросился наутек и впопыхах ногой зацепил за доску, она громко стукнула. Теперь мне было уже не успеть забежать за ворота, и я поспешил спрятаться за большим деревом во дворе. Его ствол окружал помост для сиденья. Я забрался под него, использовав как укрытие.

Дверь храма открылась, появился Сунг с керосиновой лампой в руках. Подняв лампу, он сразу увидел сложенные почти у самого порога доски и бананы и, подойдя к ним вплотную, громко крикнул:

– Кто это здесь оставил?

Все выбежали во двор. Кай поднял одну доску – как раз из нашего сада, ту самую, на которой были написаны поучительные изречения, и весело крикнул:

– Ого, во время засухи полил живительный дождь! Замечательно! Из этой штуки выйдет неплохое дно для тачки.

– Ребята, – смеясь, сказал Сунг, – а ведь это никак три сестрицы, красотки и премудрые девицы, нам помогают!

– Смотри, какой суеверный нашелся! – рассмеялась Ман. – Только странно, что «привидения» нас отсюда не выгнали – ведь мы должны бы им мешать своим шумом.

А Хоа, эта обжора, схватила сразу обе грозди бананов и мигом их пересчитала:

– В этой двенадцать штук, а в этой тринадцать. Самый лучший сорт, какие душистые!

Сунг с лампой в руках обошел двор и подошел к воротам.

Остальные шли за ним. Ворота были приоткрыты – я не закрыл их, когда входил.

– Да, кто-то приходил, все принес, а сам убежал,– сказал Сунг.

Он закрыл ворота, и все пошли в дом. Мне было слышно, как они переговариваются:

– Кто же мог узнать о том, что мы здесь делаем?

– Вот уж не ждали – не гадали, а помощь пришла!

– Может, это твой отец, Сунг?

– Да нет. Если бы он пришел, то как бы ни торопился, обязательно бы заглянул, поинтересовался, как идут дела. Потом у нас дома и досок-то таких нет.

– Нет, это, конечно, не он. Ведь слышно же было, как доски стукнули и кто-то бросился бежать.

Вдруг я услышал, как моя сестра сказала:

– Кажется, это...

Я замер. А вдруг сестра узнала наши доски с наставительными изречениями? Или догадалась по бананам? Ведь только у нас росли такие крупные. Но сестра больше не проронила ни звука.

Остальные не переставали строить догадки. Наконец Сунг подобрал доски и дранку и отнес в дом.

– Нет, видно, все же существуют привидения! – смеясь, сказал он.

«Вот оно, то самое привидение, что все вам принесло, вот оно здесь, сидит под деревом, а вы и не знаете...» – думал я.

Кай взял банан, очистил и сказал с набитым ртом:

– Не иначе, как наш трудовой энтузиазм сильно растрогал этих трех добрых девиц, обитательниц рая.

Ман расхохоталась и тоже взяла бананы.

– Ну и обжора! Ты и тут быстрее всех успеваешь. Святые дары нельзя одному уплетать, со всеми делиться надо!

Она разделила бананы всем поровну.

– Не знаю, кто это принес, – сказал Сунг, – знаю только, что очень вовремя! Ну что ж, поедим, а потом за работу. Согласны?

Все сели во дворе и принялись есть бананы. Кай то и дело шутил и смешил всех. Он выпросил у Ман самый большой и, съев его, сел прямо на землю, сложил руки на груди, поднял голову вверх и, непрестанно кланяясь, заговорил:

– О добрые сестры, если вы и впрямь святые, молю вас, ниспошлите нам сюда еще парочку гроздей, а уж мы будем за вас так молиться, так молиться!.. О добрые сестры!..

И он жалобно захныкал.

Хоа, сидевшая рядом с Ман, так и покатилась со смеху. У меня и без того уже сил не было больше терпеть, а тут еще этот смех. Я с громким хохотом выскочил из своего убежища, подскочил к сестре, обнял ее и закричал:

– Это я! Это я!

Ох, как они удивились и обрадовались! Сестра только сказала:

– А я смотрю, доски больно знакомые...

Парни наперебой принялись спрашивать, как я узнал, что они здесь делают, и где все достал. Я не успевал отвечать. Потом я рассказал все по порядку и с самого начала: как я встретил Пушинку, как увидел Шеу, как проследил, что Сунг и Ман шли в храм, и как вчера вечером подсмотрел, что тут делают.

– А зачем ты принес нам доски и бананы? – спросил Сунг.

– Ну, доски для тачки, а бананы – потому что вы устали, подкрепиться...

Сунг обнял меня и прижал к себе. Взяв мои руки в свои, он, смеясь, спросил:

– Ты ко мне столько раз приходил, а меня все дома не было, ты не обиделся?

Я покачал головой:

– Совсем чуточку! А сейчас я вообще больше на вас нисколько не сержусь. И на Ман тоже. Вы мне теперь, наоборот, нравитесь.

Сунг поднялся и позвал остальных:

– Ну, ребята, за работу. Сегодня у нас новый помощник, «подмастерье». Только вот что: Хоа и Шао, я не хочу, чтобы вы здесь оставались допоздна. В девять – домой и сразу спать, ведь утром в школу идти!

– Я не согласна! – запротестовала Хоа. – Вот закончим работу, тогда и пойду!

Я поддержал ее.

Вот так я и стал «подмастерьем». Мне просто повезло, но уж теперь я все старание приложу, чтобы им помочь. Ведь я не кто-нибудь, а подмастерье!

Работали мы с подъемом. Первая тачка была закончена. Теперь, по словам Сунга, были точно выдержаны все размеры.

Все части были уже прилажены одна к другой, оставалось только смазать ось, и можно было опробовать тачку. Мы с Хоа то и дело нюхали, какой чудесный запах идет от свежеструганых досок. Я потрогал ручки и предложил Хоа:

– Давай нарвем листьев зуоя, отшлифуем ручки, они станут гладкими, тогда не занозишь руку. Ведь рогатку всегда ими шлифуют, она потом здорово блестит.

Хоа кивнула, и мы побежали искать листья. В траве трещали кузнечики и цикады. Отсюда, с поля, храм Трех сестер казался темным и заброшенным. Но сейчас я не чувствовал никакого страха. Наоборот, я готов был приходить сюда каждый день. Тайна храма была теперь мне известна. Никаких привидений там не было, а были только Сунг, Ман, парни – их друзья, тачка и мы с Хоа, участвовавшие в «рационализации сельхозтехники». Да, но не все еще раскрыто до конца, и нужно будет напомнить об этом Сунгу.

По дороге Хоа спросила:

– Где ты набрал столько досок и планок?

– Не твое дело!

– Не хочешь сказать, и не надо. Не больно-то нуждаюсь.

– Нечего было в тот раз задаваться и из себя невесть что воображать!

– Когда это я воображала? – возмутилась она.– Мне просто велели никому не говорить, вот и все. Я сама очень хотела тебе все рассказать, но нельзя же нарушать дисциплину!

Ну, если так... А то ведь я думал, что она совсем развоображалась. И я сказал Хоа, что завтра можно пойти на Восточное озеро и забрать доски, которые там еще остались. Она согласилась и сказала, что доски, наверное, очень тяжелые и нужно поговорить с Сунгом, может, он разрешит позвать Быоя и Тханга.

Мы принесли целую охапку листьев зуоя и принялись полировать ручки. Совсем скоро они стали очень гладкими, а потом начали блестеть как отлакированные. Сунг, Ман и парни увлеченно трудились над второй тачкой. Я краем уха слышал, как Сунг сказал Каю:

– Шао сам пришел помогать нам, по-моему, над этим стоит серьезно поразмыслить.

Я думал-думал, но так и не понял, что он хотел этим сказать. Над чем им нужно серьезно поразмыслить? Мне хотелось только, чтобы Сунг побыстрее все сделал, чтобы Шеу не мог больше говорить: «Тачка-качка – куцая тележка». Шеу вообще иногда говорит совсем как Фо Ти, мне это не нравится.

Когда Сунг оторвался от работы, чтобы попить, я сказал ему:

– Знаете, я до сих пор не понял, зачем Шеу лазил в храм. Помните, я вам рассказывал...

– Да-да, – сказал Сунг, – я чуть было не позабыл об этом.

Он взял фонарь и позвал Ман, Кая и Тхе – так звали другого парня, он был из одной деревни с Каем. Мы с Хоа тоже пошли с ними. Кай палкой тыкал во все стожки сена, соломы, груды опавших листьев, сваленные во дворе храма, и приговаривал:

– Посмотрим, не припрятал ли тут чего наш генерал от лени, генерал от самогона!

Долго искать не пришлось. Сунг только поддел ногой пук соломы, лежавшей под жертвенным столиком, как тут же обнаружился большой запас припрятанной посуды. Тут были и кувшины, и пивные бутылки с короткой горловиной, и горшки, и даже один изящный фарфоровый кувшинчик с узким горлом, всего восемь посудин. Мы открыли их – оттуда разило самогоном.

– Ну и ну, он даже и не думает меняться. А ты, Сунг, говорил, что он воспринял критику. Нет, ему все нипочем – ведь вот и милиция его тогда поймала, а он не исправился. Я помню, как он тогда клялся, что все бросит. Ничего не стоят такие клятвы! – сказала Ман.

Значит, вот для чего Шеу ходил в храм. Решил, что раз ворота и днем и ночью заперты – место надежное, никто не узнает.

Кай вытащил все бутылки и кувшины наружу и, нахмурившись, сказал Сунгу:

– Завтра же надо сообщить куда следует. Уж на этот раз Шеу нужно судить. Нечего попустительствовать его темным делам! Таких типов не перевоспитаешь...

Я был с ним согласен. Правда, в глубине души мне все же было чуточку жалко Шеу. Но, поразмыслив, я окончательно понял, что Шеу, выходит, и на самом деле плохой человек. Нет, больше я с ним водиться не буду. Правильно моя сестра говорит – он совсем не собирается исправляться. Но тут же я услышал, что сказал Сунг, и был этим очень удивлен. Да и как тут было не удивиться, ведь Сунг вот что сказал:

– Шеу, конечно, виноват, и его нужно ругать, добиваться, чтобы он исправился. Но если хорошенько подумать, так ведь и наша вина тут есть – не следили, не помогали, не направляли его. Кто такой Шеу? Он не сын помещика, а из бедняцкой семьи. Мой отец говорил, что отец Шеу всю жизнь батрачил, сам в плуг впрягался. Только и вздохнул, что после революции. Шеу был единственным ребенком, вот его и избаловали, стал ленив, отсюда все и пошло.

– Не помогали? Не следили? Не направляли? Я вот о чем тебя спрошу – стоят ли такие люди, как Шеу, хоть гроша ломаного? Во всей деревне не найдешь никого, кто бы еще на нас столько помоев вылил! Или, может, это кто другой клевещет на нас постоянно? А кто за глаза прозвал тебя «активистом»? Может, ты не знаешь об этом? Почему мы должны ему все спускать? – обрушился на Сунга Кай.

Но Сунг покачал головой и стал говорить о том, что вина «старика» Шеу явная, что ее отрицать никто не собирается, но тащить его в суд не стоит, а нужно все старания приложить к тому, чтобы «старика» перевоспитать, по крайней мере хоть последний раз попробовать.

– Подумайте сами,– сказал Сунг,– неужели мы опустим руки и позволим Шеу превратиться в совсем никчемного человека? В крестьянском деле он ничего не смыслит да еще и ленив вдобавок. Идеологически отсталый, выпивать любит, любит без дела слоняться да сплетничать. Но он ведь много чего умеет, и хорошо умеет. Если поможем ему избавиться от его плохих качеств, так, почем знать, может, он свое умение направит на пользу общему делу. Он так хорошо делает ловушки для птиц, так почему же он не сможет делать для кооператива усовершенствованные орудия труда? Или вот, например, он рыбак заядлый, так почему же нельзя поручить ему заняться разведением рыбы? Если мы приложим старания и перевоспитаем его, заставим его увидеть свои недостатки, я верю – результат будет. Главное сейчас – это чтобы он сам все осознал.

Кай, Ман и Тхе молча его слушали. Потом Кай, показывая на все бутылки и бутыли, с улыбкой сказал Сунгу:

– Ну если ты такой терпеливый, то мы тебе поручаем и Шеу и всю эту посуду. Как хочешь, так и воспитывай его!

Ман и Тхе рассмеялись.

– Раз поручаете, я согласен, – сказал Сунг. – Я еще выясню мнение ячейки, а потом поговорю с Шеу.

Мы отнесли «посуду» туда, где делали тачку, и спрятали все в угол, а потом снова принялись за работу. В тот раз работалось почему-то особенно весело. Ман и парни только и говорили, что о Шеу. Вспомнили и про дедушку Тоя, и про меня. Про дедушку Тоя сказали, что твердый старик, не дал Фо Ти и Шеу себя подкупить. И меня похвалили: «Молодец, Шао, уже два раза поймал Шеу с поличным». Мне нравилось, что меня хвалят, но я знал, что еще не всегда правильно поступаю. Вот, например, когда Шеу плохо говорил про тачку и ругал Сунга, я молчал – это раз. Шеу позвал меня на озеро, я бросил загон для уток и пошел с ним – это два. Шеу велел мне пойти к Фо Ти, и я пошел – это три.

– Я больше никогда не буду с Шеу водиться, – сказал я Сунгу.

– Водись, пожалуйста, – улыбнулся он, – но только не подражай ему в плохом.

– А можно мне ходить с ним ловить хомяков?

– Тебе это нравится?

– Шеу выдрессировал Пушинку, и она так здорово их ловит! А мне нужно, чтобы мой Рыжик у нее научился. Это Хоа мне Рыжика подарила.

– Помните, вы похвалили мой курятник? Его Шао сделал. Я ему за это Рыжика и подарила, – тут же откликнулась Хоа.

– Вы, ребята, можете на хомяков охотиться, но только после того как уроки выучите и по дому поможете. Только мясо хомяков ни в коем случае не ешьте.

Я совершенно согласен с Сунгом. Мне эти хомяки, собственно, не очень-то нужны. Только когда я учу уроки, мне почему-то всегда спать хочется, а на охоте на хомяков, наоборот, даже весело. Но я буду стараться делать все так, как сказал Сунг.

VII. ВОТ ЧТО Я ОБЕЩАЮ ШЕУ...

Прошло три дня.

Мы сделали три тачки. Мы – это Сунг, Ман, Кай, Тхе, Хоа, Быой, Тхант и я. Не думайте, что я хвастаюсь. Сунг сказал, что и наша заслуга есть в общем деле. То есть, моя, Хоа, Быоя и Тханга,– мы принесли доски с Восточного озера. Теперь у нас много досок. Сунг велел сложить их в храме, потом сделаем еще одну тачку.