Текст книги "Сын Неба. Странствия Марко Поло"

Автор книги: Эйв Дэвидсон

Соавторы: Грэния Дэвис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

18

Фын: Изобилие.

Гром рокочет над вспышкой молнии.

Великий царь сияет подобно полуденному солнцу.

«Но кто… и зачем?» – такие мысли мелькали в голове у Марко, пока кровь неспешно стекала по груди мимо серебряного крестика, что висел у него на шее. И страдающий разум Марко тут же выдал ответ – будто вдруг снизошедшее откровение. А ведь этот куманец не просто главарь бандитов! Это бывший младший чиновник по имени Хутан, с которым Марко встречался во дворце Ханбалыка. Сын прекрасной куманской наложницы злого и продажного министра Ахмата Бемакети, несколько лет назад убитого катайскими повстанцами.

Марко прекрасно помнил скандал, что потряс всю столицу. Верховный управитель Заоксианы Ахмат был самым могущественным человеком в Ханбалыке после великого хана. Поговаривали, что он колдун и использует черную магию, чтобы подчинить Хубилая своей воле. И действительно. Марко припоминал, как пронзительные черные глаза управителя Ахмата околдовывали своими гипнотическими чарами всех, кто находился в его присутствии.

Так Ахмат расправлялся с каждым, кто становился его врагом, и повышал по службе каждого, кто был его союзником. Так он овладевал всеми прекрасными женщинами и всем богатством, какого только мог пожелать для себя и своих многочисленных сыновей, многие из которых страдали болезненной алчностью и похотливостью. Ахмат правил два с лишним десятилетия – и катайцы уже не могли этого выносить, ибо он заставлял их чувствовать себя рабами на своей собственной земле. Тогда они создали тайное общество, призванное убить управителя Ахмата… и всех, носящих бороды, – сарацин и монголов, татар и христиан. Ибо в пришлецах этих катайцы видели угнетателей, которые с помощью грубой силы завладели их Срединным царством, нажили себе богатство за счет непомерных налогов, насиловали и принуждали к сожительству их дочерей.

И в подобранную астрологами ночь заговорщики выманили Ахмата из его роскошного особняка в старом городе Тай-тине и привели в зимний дворец. А там ослепили внезапно зажженными свечами и обезглавили. Благодаря энергичным действиям монгольской стражи мятеж удалось быстро подавить. Главари заговорщиков были казнены – и катайский люд вернулся к своим повседневным занятиям.

Но в каком-то смысле все же мятеж удался. Ибо чары, которыми ненавистный колдун окутал Хубилая, развеялись. Узнав о том зле, что творил его управитель, великий хан осудил Ахмата. Марко хорошо помнил, какие громадные злорадствующие толпы катайцев собрались поглазеть, как труп Ахмата будет выброшен из дворца Ханбалыка на ледяную площадь, где его разорвут голодные псы.

С самых зловредных сыновей Ахмата живьем содрали кожу, но некоторым удалось спастись. В числе последних оказался и Хутан – тот самый, что стоял теперь перед Марко и пробовал пальцем окровавленное лезвие своего ножа. Ходили слухи, что Хутан, чья мать была родом из степей, примкнул к воинству злейшего врага Хубилая, Хайду-хана из Самарканда – отважного Степного Волка.

Подобно Хубилаю, Хайду-хан тоже был внуком великого завоевателя Чингиса, чьи конные орды пожгли и разграбили Катай, уничтожив чуть ли не половину его населения. Подобно Хубилаю, Хайду-хан тоже присвоил себе титул Хахана – великого хана. Но в отличие от Хубилая Хайду-хан не сделался просвещенным и катаизированным Сыном Неба. Пока Хубилай заботился о том, как поднять из руин великую империю, Хайду-хан и его приверженцы остались верны грубой кочевой жизни настоящих монгольских воителей. И бесстрашные конники Хайду то и дело щипали и кусали западные фланги Хубилая – подобно злобным степным волкам.

Теперь все стало ясно: Хутан, мятежный сын умерщвленного колдуна, верховного управителя Ахмата, укрылся в травянистых степях на куманской родине своей матери, чтобы стать лазутчиком Хайду-хана. И с помощью угроз и пыток он надеялся вытянуть из Марко сведения о планируемом Хубилаем нашествии на Бир-мянь. Неясным оставалось только одно – что же теперь делать…

– Говори. Быстро. Или один взмах моего ножа – и твой ленивый язык уже никогда ничего не скажет. – Кончиком ножа Хутан ткнул венецианца в нижнюю губу. Кровь снова закапала…

И тут Марко вдруг явилось мучительно-жуткое видение безъязыких нищих, встречавшихся ему в самых разных землях. Как они мычали, пуская слюну. А потом, с удесятеренными от страха силами, Марко бешено изогнулся – и, вырвавшись из рук двух лазутчиков в овечьих плащах, бросился бежать вниз по склону тенистого оврага. Четверо негодяев бросились в погоню, и один сразу вырвался вперед. Чувствуя, что его достают, Марко прямо на бегу взмахнул левой ногой – и попал точно в пах преследователю. Тот согнулся пополам и завопил от боли. Тогда Марко повернулся и размашистым ударом правой ноги поверг врага на землю.

Этим приемам, именуемым «Утиная лапка» и «Лапка селезня», Марко обучили инструкторы по боевым искусствам в Ханбалыке. Но остальные трое лазутчиков по-прежнему его преследовали – а приемами, чтобы уложить всех троих, Марко не владел.

Но тут он вдруг услышал дикий вопль наподобие рева разъяренного слона и в овраге появилась еще одна фигура. Высоченный мужчина, широкоплечий и златовласый, в мохнатой меховой куртке и с мощным боевым топором в крепких руках. Топор он крутил над головой так, будто это была почти невесомая игрушка. За гигантом следовал стройный катаец в красном кожаном шлеме и в кожаных же красных доспехах поверх черной шелковой куртки и штанов, со сверкающим обоюдоострым мечом. Дико рыча, белокурый медведь бросился на Хутана и приложился ему по лбу обухом своего топора. С залитым кровью лицом куманец упал на колени.

Невысокий катаец тем временем элегантно взмахнул мечом и, применив удар «Возжигание небес», чикнул по груди ближайшего к нему лазутчика, разрывая плащ и оставляя на куртке ярко-алое пятно. Под напором Марко и его вновь обретенных союзников четверо вооруженных ножами куманских бунтовщиков быстро пошли на попятный. Осатаневшие от страха, они, будто напуганные кузнечики, попрыгали в залитую туманом бамбуковую чащу, оставляя позади себя бурый кровяной след.

– Будем преследовать? – задыхаясь от возбуждения, спросил у Марко огромный блондин.

– Нет, – ответил Марко. – Пусть вернутся к своему хозяину с невыполненным заданием. Хайду-хан обойдется с ними, как всегда, жестоко. А заодно поймет, что его лазутчикам не взять нас так же просто, как бир-мяньским племенам поймать в яму слона. И позвольте, друзья мои, поблагодарить вас за помощь.

– Видишь коня без всадника – рядом беда, – бросил в ответ блондин.

– Теперь вы, должно быть, далеко от своей родины, – предположил Марко.

– От моей родины? – переспросил гигант и озадаченно наморщил лоб. – Да, моя родина очень далеко. На севере. Очень далеко на севере. И на западе. А теперь я брожу по дорогам вместе с этим немым пажом. Язык у него есть, но говорить не может.

– Приглашаю вас и вашего пажа последовать за мной, чтобы встретиться с моим отцом. Он обязательно захочет вас вознаградить.

– Да. Теперь поедем с вами, – сказал могучий блондин и сплюнул в темное кровяное пятно.

То, как Марко и могучий северянин общались тем вечером у костра, вполне может озадачить жителей тех мест, где все говорят на одном языке и других не знают. Но тут следует заметить, что венецианцы обычно начинали учить чужие языки чуть ли не с колыбели. А если няньки и другие слуги оказывались иностранцами – то как раз с колыбели. Немецкий и славянский почти незаметно для себя выучивали на набережных каналов. С куда большим трудом овладевали греческим и латынью. Ибо греческий был, в конце концов, главенствующим языком венецианских Заморских владений – заграничных колоний республики, отошедших к ней главным образом при крушении Византийской империи. Для торговли с сарацинами требовалось как минимум знание арабского. А поскольку турецких купцов с Леванта прибывало все больше и больше, каждый мало-мальски толковый венецианский торговец овладевал уже основами и турецкого.

Если же знаешь несколько языков, куда легче научиться любому другому.

Волосы могучего северянина были, пожалуй, не желтее, голубые глаза не голубее, а красное лицо не краснее, чем, к примеру, у сакса или англа. И все же было в этих желтых волосах, голубых глазах и красном лице что-то… именно скандинавское. Германо-шведское. Или варяжское, как выражались русы. Как же занесло его в Катай – страну еще более далекую (считая от его родных земель), чем даже от родины самого Марко?

Об этом венецианец и спросил. Северянин думал довольно долго. Наконец последовал лаконичный ответ:

– Шел – и пришел.

О том, почему О-ла-фу – таково было его катайское имя – «шел» от самого Константинополя (от Микельгарда, «Великого Города», как выражался северянин) до Катая вместо того, чтобы грести, плыть или хотя бы «идти» к своим родным лесам, островам и фиордам, Марко спрашивать не стал. Но мало-помалу и сам пришел к двум заключениям. Во-первых, что человек этот бросил службу в варяжской охране восточного императора раньше условленного времени – и без разрешения. А во-вторых, свою туманную северную родину он оставил не просто ради занятных приключений в заморских краях.

Проговорили Марко и О-ла-фу далеко за полночь. На обрывках фраз из самых разных языков – не слишком стыкующихся друг с другом, но все же достаточно понятных. На близком к итальянскому «лингва франка», общему для Средиземноморья… на вопиюще неклассическом ромейско-греческом… на всевозможных славянских языках, что были в ходу от юга Балкан до рек и озер Великой Руси… на вымирающем восточноготском Крыма… на множестве вариантов турецкого со всех концов Малой и Большой Азии… совсем чуть-чуть на обиходной латыни… совсем-совсем чуть-чуть на нескольких татарских и даже на катайском. А если при всем при том венецианец выучил немного варяжского, а варяг – малость венецианского? Только на пользу.

В самом начале северянин назвал себя Олафом. Потом сказал, что зовут его Олавр. Тогда Марко решил для простоты звать его Оливером – на манер англов. Азиаты, впрочем, звали гиганта О-ла-фу – если только не Голубоглазым, Огненнобородым, Большеносым или Демоном Ниоткуда. Последними двумя именами пользовались за глаза. И на предельно почтительном расстоянии. Ибо Олафу и впрямь был невероятно могуч, а его красное от солнца тело носило множество боевых шрамов. Великое множество шрамов.

Азиаты вообще не видели особого смысла в схватке один на один, с боевым топором против меча. Они считали, что стрельба из лука с несущегося во весь опор коня имеет куда больше смысла (и, между прочим, требует куда большего мастерства). По крайней мере, пока не кончатся стрелы. Но они охотно соглашались с тем, что поединок требует большей отваги.

До поздней ночи, окруженный круговыми кострами внутренней монгольской стражи, окруженными, в свою очередь, кострами внешней стражи татар, Оливер то расхаживал, то садился. То и дело хмурился. Никогда не улыбался. Только покачивал своим громадным боевым топором в могучих, исчерченных шрамами руках – а немой паж тенью скользил позади.

– Бывало тебе когда-нибудь страшно? – спросил Марко.

– Не. Никогда не бывало! – мотнул головой Оливер.

– Но почему? Порой это так естественно… что с топором, что без.

Оливер снова мотнул головой и выразительно подергал свою рыжеватую бороду.

– Потому что есть получше топора.

– Что же? – спросил Марко.

Оливер долго-долго смотрел куда-то вдаль, потом повернулся и долго-долго смотрел на Марко. Наконец сунул руку под свою мохнатую куртку (северянин называл ее «сэрк» и утверждал, что на нее пошла медвежья шкура) и достал оттуда затянутый ремешком мешочек. А из мешочка вынул кусочек кости или камня.

– Что за странная чепуховина? – поинтересовался Марко.

Оливер испустил хрип, который, скорее всего, призван был изображать смех.

– Не чепуховина. Хо! Не-а, не чепуховина. Футарк.

– Что-что?

– Ну, кто-то зовет руны. Другие – футарк. У северян вроде как буквы. Вроде… как там? Ну, санктус…

– Святыня?

– Ага, святыня. Вроде как кладут на могильный камень. Вроде как на волшебной палочке. Вроде ведьмина знака. Руны. Футарк. Теперь смотри… Длинный, мозолистый палец Оливера указал туда… сюда…

– Фея, Всадник, Лед, Шип.

Древность, Разбойник, Язва, Норна.

Год, Солнце, Град, Бык.

Муж, Озеро, Розга, Руно.

Шип, Норна; Норна, Шип…

«Норна» – пропело слабое эхо, когда искры костра взлетели вверх, в непроглядную тьму, – а потом растаяло на шепчущих ночных ветерках.

Перечисление продолжалось. Порой перевод этих странных угловатых знаков был труден для понимания, а порой просто невозможен. Служили они символами вещей из списка? Или он состоял всего лишь из названий букв? Или… Одного взгляда на благоговейно вытянувшееся лицо Оливера Марко хватило, чтобы удержаться от смеха, несмотря на забавное звучание некоторых пунктов. Вместо этого венецианец спросил:

– И что все это значит?

Оливер перевернул свою вещицу. Линии знаков на лицевой стороне были короче. Северянин помолчал. Потом сказал:

– Значит… вроде как… «Аве Мария бережет Оливера от зла». – И северянин энергично кивнул. Потом положил свой амулет, талисман или как там это называлось обратно в мешочек, а мешочек снова сунул на грудь под мохнатую куртку.

– Да, Оливер, это и впрямь святыня.

Еще один энергичный кивок. Какое-то бурчание. А потом, не прощаясь, Оливер вдруг встал и ушел. Подозвав немого пажа и перекладывая из руки в руку громадный боевой топор, О-ла-фу возобновил свой неустанный, беспокойный ночной дозор. Интересно, подумал Марко, может он видеть в темноте? Может почуять человека? Расхаживая взад-вперед, северянин и его немой слуга продолжали свою стражу.

А Марко вдруг подумалось, что в перечне и в заключении Оливера, наверное, содержится больше того, что слышали его уши. «Аве» руны вполне могли отнести не только к «Марии». В конце концов, христианами скандинавы стали недавно… а вспомнить им есть что.

Все они, конечно, весьма склонны к тому, чтобы при малейшем оскорблении или ином вызове бросаться в поединок и убивать друг друга своим громадным оружием. В отличие от более просвещенных, более обходительных и уравновешенных венецианцев, которые умеют молча улыбаться – и держать нож под плащом. Или, по крайней мере, вежливо пригласить обидчика в погреб отведать вина…

Тут глаза Марко вдруг наполнились слезами. Ах, это венецианское вино! Ах, эти венецианские фрукты! Как был бы он счастлив порадовать всем этим Си-шэнь! Изысканные сласти! Охлажденные альпийскими снегами напитки! Мраморные дворцы и виллы, золотистые картины и гобелены, богато груженные гондолы Наитишайшей Венеции! Венеция! Город единственный и неповторимый, великий рынок купцов всей земли! Город, украшенный жемчугами, наряженный в золотые одежды! Венеция, невеста моря!

Венеция!

Потом в голове у Марко возникла любопытная мысль. Одна из этих ерундовых рун показалась ему… знакомой. Та, что повторялась чаще других и означала «шип». Кажется, точно такая же есть и на «проклятом» Хубилаевом свитке. Марко тут же отозвал Оливера с его беспокойного дозора и поднял сонного ученого Вана. Точно! При пляшущем свете костра выяснилось, что руна, которую Оливер называет «шипом», – тот же самый загадочный символ, что вновь и вновь появляется на свитке!

Сколько же волшебства может таить в себе одна ночь!

Волнение охватило Марко, стоило им сравнить значки на амулете Оливера с отметками на аккуратно извлеченном из разноцветного шелкового кокона свитке-карте. Этот новый кусочек головоломки наверняка поможет им разгадать трудную загадку местопребывания Спящей Красавицы! Поможет найти это потаенное место! Поможет добиться великой благодарности Хубилая! А тогда Марко обязательно отыщет Си-шэнь и вместе с ней вернется в Палаццо ди Поло, под щит с четырьмя скворцами! Домой, в милую сердцу Венецию!

Что, если Спящая Красавица дремлет там, где «шипы»?

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. НАЙДЕНЫ ВЕСЕЛЫЕ КРАСАВИЦЫ

19

Цзе: Разрешение.

Гром над дождем приносит избавление.

Двигайся дальше – и почки распустятся.

В поход выступал караван из пятидесяти коней и верблюдов; последние не высокие и стройные одногорбые аравийские, а невысокие и плотные двугорбые верблюды Бактрии (беговые верблюды, так называемые дромадеры, или «хадджаннахи», столь незаменимые на горячих сухих песках, сильно страдают от льда, снега и холода, а значит, не годятся на севере и в горных районах). По мере же приближения каравана к тропическим зонам и по мере истощения запасов провизии верблюдов постепенно оставляли позади.

В каких-то иных местах земного шара пятьдесят животных могли бы показаться цифрой недостаточной, но ни одна другая страна мира не имела столь эффективной почтовой системы, как империя великого хана. Более 10000 почтовых станций располагались через точно отсчитанные интервалы – почти повсеместно. Прибыв на такую станцию, путнику по казенной надобности следовало лишь предъявить тонкую металлическую табличку с начертанными на ней имперскими символами, что служила чем-то наподобие внутреннего паспорта. И его тотчас обеспечивали жильем, провизией, а также столькими конями из двухсоттысячной императорской конюшни, скольких ему взбредало в голову потребовать.

Местные чиновники невысокого ранга по малозначительной надобности получали табличку-пропуск из бронзы или латуни. Такая табличка давала доступ к ограниченным жизненным благам на ограниченной территории. Доверенным же посланникам – таким, к примеру, как Поло, – с имеющими государственную важность поручениями вручали таблички из серебра. Но только золотая табличка обеспечивала ее обладателю безопасный проезд за границы империи великого хана. Только драгоценная золотая табличка могла доставить Поло домой – в Наисветлейшую Венецию.

Итак, дикую местность, что казалась заброшенной даже вездесущими божествами-демонами Катая, Поло преодолевали на различных животных. Ибо катайцы и монголы – а также их придворные художники – ценили разнообразие конских пород точно так же, как Никколо Поло ценил разнообразие самоцветов.

А кони здесь были всякие – начиная с гордых и гладких традиционных пород древнего Катая, ведущих свое происхождение, быть может, еще со времен полулегендарного чжоуского царя Вэня, – коней менее шерстистых и куда менее тяжеловесных, чем мощные боевые кони Европы, выводившиеся специально для того, чтобы носить на себе солидную массу закованных в железные латы рыцарей. Различались они от изящных длинноногих пород катайских долин и холмов до полудиких татарских пони, несомненно родственных тем яростным конькам, что едва ли не тысячелетие назад столь стремительно перенесли гуннов от неприступной в то время Великой Катайской стены в 10000 ли к полям пред нерушимым (опять-таки – в то время) вратам Рима.

Руководствуясь «проклятым» Хубилаевым свитком, отряд направлялся на юго-запад. Ни в коем случае не прямо на запад – составить трапезу воронам или грифам, которым уже не грозили безжалостные стрелы великого Чингис-хана. Однако временами сама местность вела путников то на юго-восток, по дну извилистой лощины, то на северо-запад, вдоль ровного горного гребня. А то и точно на юг – в края туземцев, где в непроходимых джунглях надрывно кричат похожие на призраков гиббоны. Или на север, где все с ужасом сознавали, что в любую секунду из высоченной травы бескрайних равнин на них может броситься пятнистый снежный барс.

И пока отряд проделывал свой путь на юго-запад (окольный путь на приблизительный юго-запад – отчасти из-за норовящего спрятаться солнца, а отчасти из-за обманной стрелки далекого от точности магнитного компаса), пока изобильные провинции и людные торговые города Центрального Катая сменялись скверным климатом и пересеченной местностью, изящных катайских кони, как и верблюдов, стали оставлять на почтовых станциях. Взамен там давали свежих животных – пониже ростом и погрубее. Зато куда более приспособленных к скудному корму суровых ландшафтов.

Оставшимся позади коням и верблюдам был обеспечен добрый уход – а со временем их перегоняли обратно на северо-восток. Постепенно – со станции на станцию. В конце концов эти традиционные кони Северного Катая должны будут оказаться на своей родине. Рано или поздно великому хану доложат, когда и откуда вернулся каждый из них, занесут все сведения на специальную карту, и Хубилай узнает… А впрочем, быть может, и не узнает. У великого хана множество разных дел и забот – но дней в его жизни не больше, чем у любого смертного. Будь то Сын Неба или сын земли.

– Царство Чамба – как жаркая подмышка меж провинциями Южного Катая и Бирмянем, – заметил Маффео Поло своему старшему брату и племяннику, когда весь отряд расселся на раскидистом банановом дереве, спасаясь от внезапного муссонного паводка. Потом дядя Маффео аккуратно отжал свою пропитавшуюся влагой бороду и закончил мысль: – Вот эта подмышка теперь и потеет.

Никколо Поло не ответил брату. Стащив с ноги мягкий кожаный ботинок, он уже успел оторвать от ступни и лодыжки добрый десяток иссиня-черных пьявок.

– …Десяток отборных несравненных рубинов, каждый размером с крабий глаз; ценою же сказанные рубины в полный набор из двенадцати серебряных крестильных ложек… – бормотал он себе под нос, задумчиво разглядывая собственную кровь, разведенную ядом пьявок, – как она сбегает струйкой по лодыжке и капает – кап-кап-кап – прямо в густое сплетение надземных корней бананового дерева, в переполненное водой болото…

Марко сидел рядом с маленьким золотистым сфинксом в развилине меж двух мощных подпорок, выдерживавших на себе тяжесть раскидистого банана и его надземных корней, что втягивали из сырого воздуха пищу. Он тоже снял ботинки, чтобы оторвать присосавшихся пьявок. Вот мерзкие твари! Совершенно невидные для глаз, липнут к ветвям в этих влажных лесах и терпеливо дожидаются, пока мимо пройдет лакомый кусочек человеческой плоти. А потом с точностью просто сверхъестественной падают за воротник или в ботинок – и кусают так, что кожа немеет, а кровь разжижается. А уж тогда проклятые паразиты неторопливо наслаждаются своей трапезой – пока хозяин лакомой плоти с отвращением их не оторвет.

Остальные члены отряда тоже расселись по качающимся веткам банана подобно стайке встревоженных голубей – а их еще более встревоженные кони стояли на привязи по колено в мутной от грязи воде. Монголы и татары недовольно ворчали, срывая ненавистных пьявок со спин друг у друга. В Европе на столь редких и ценных лечебных пьявок был большой спрос – а здесь… здесь людям только этих паразитов и не хватало!

Один молодой круглолицый татарин пострадал особенно сильно. Марко видел, как над лежащим на ветвях дерева парнем склонились двое товарищей и отрывали целые горсти липких черных слизняков от его обескровленного тела. Лицо несчастного совсем побледнело – от желтизны осталась лишь тень. Марко задумался, сможет ли татарин продолжить путешествие, – а если он потерял крови столько, что уже не сможет, то что же им тогда делать. Увы, красное-красное вино Европы, столь незаменимое при малокровии, было так далеко – в целом мире оттуда.

Как же так вышло, что они расселись на ветвях дерева столь чудовищного, в месте столь неприветливом, да еще отрывают от своей кожи столь мерзких паразитов? «От гадов непотребны» – подобно псу Одиссея. Винить в этом снова следовало «проклятый» Хубилаев свиток – ибо негоже преданному вассалу винить самого великого хана. Согласно маловразумительной трактовке ученым Ваном запутанного клубка букв и символов, смутно очерчивавших направление поиска, отряду следовало держать курс на юго-запад, пока они не набредут на «след единорога».

Подобно многим сказочным зверям, что в христианских странах принадлежали лишь мифологии, здесь, в приграничных районах Катая, единорог был хоть и редким, но вполне реальным животным. Его толстый черный рог растирали в порошок и продавали в качестве средства для восстановления мужеских способностей пожилым богачам по всей империи. Ибо, как ехидно указывали аптекари: «Рог единорога возвращает детородному органу прискорбно утерянное им приподнятое положение».

И в то же время, как получилось и со многими другими сказочными существами, реальность далеко не соответствовала благородным образам из европейских бестиариев. Азиатские единороги вовсе не походили на трогательных однорогих пони. И никаких высоких нравственных качеств у них не наблюдалось. Скорее наоборот. Это были громадные черные зверюги размером почти со слона, только шкурой потолще, а мозгом поменьше, и пуще всего на свете обожали они валяться в грязи. Бессмысленные красные глазки единорогов всегда сверкали злобой. Твари эти бросались на все, что двигалось, и безжалостно крушили. Нет, существа эти были крайне малосимпатичны и чрезвычайно опасны. И все же обладание единственным черным рогом на грубых рылах неизбежно производило их в единороги. Поэтому Марко надеялся, что при встрече капризным зверям может прийтись по вкусу знаменитое «единорожье миролюбие».

Вот этих-то зверюг, согласно туманной интерпретации ученого Вана, и предписывал преследовать загадочный Хубилаев свиток. На почтовых станциях юго-западных провинций им посоветовали поискать единорогов в болотах у южных рубежей. Где-то еще им порекомендовали пересечь границу царства Чамба у залива Цзы-нам, где, в лесах черного дерева, по слухам, таятся мерзкие черные единороги – и топчут все, что шевелится.

Царство Чамба было богатой страной со своими собственными законами и языком. Со времен капитуляции перед опустошительными монгольскими ордами в 1278 году престарелый его царь платил империи великого хана ежегодную дань в размере двадцати больших слонов и дерева алоэ. Таким образом, серебряная табличка Поло здесь признавалась и отряду разрешено было исполнять свою секретную императорскую миссию.

Поудобней пристроившись в сплетении надземных корней раскидистого бананового дерева, Марко обрисовывал гнетущую сцену в своем путевом дневнике: «…Чамба – край, изобилующий черным деревом и алоэ. Как приличествует стране, богатой единорогами, здешний царь имеет 326 детей, включая 150 взрослых сыновей. Чамба также край непроходимых болот, свирепых бурь и муссонных приливов – каковые и вынудили нас искать прибежища на ветвях буйно разросшегося дерева в болоте Шести Драконов, где мы ждем, пока воды схлынут. Хочется надеяться, что они не поднимутся выше и не станут угрожать нашим коням. Воистину прав дядя Маффео: Чамба как потная подмышка на могучем теле Катая…»

Смоченное в ягодных чернилах перо замерло над пергаментной страницей дневника, пока Марко вспоминал тот день, когда он впервые услышал об этих страшных единорогах. Вскоре после того, как Поло ощутили на себе хватку сильной руки Катая, отец Марко описал их путешествие великому хану в зале для неофициальных аудиенций летнего дворца в Чэнду…

– В Византии, о повелитель, нам посчастливилось найти превосходный…

– В Византии, – повторил Хубилай-хан, блестяще подражая венецианскому произношению греческого слова, которое он слышал впервые. – Что за Византия?

Вопрос он адресовал не Никколо Поло, а своему главному ученому – тому, что, казалось, дремал неподалеку от трона. Ученому возраста немыслимо древнего, похожему скорее на высохшего гомункула, чем на человека. Но морщинистые веки старца мигом приподнялись, а из почти безгубого рта послышался голос:

– Ви-зен-ти-ум, о повелитель, суть старое название «Великой Сирии». Некогда оттуда прибывало посольство, как утверждалось, с богатыми дарами в виде золота, янтаря и шерсти, что превосходнее шелка. Но в Бирмяне столь богатая дань была грабительски отобрана, и послы смогли положить к Трону Дракона лишь несколько плодов бетеля и рог единорога. Причем… – тут голос старца задрожал, – даже не такой уж большой рог. – И ученый пожал плечами, выражая тем самым одновременно смирение, пренебрежение и, быть может, чуть-чуть гордости за то, что он помнит подробность, помнить которую стоило уже потому, что Хубилай об этом спросил.

Лицо великого хана побагровело.

– Бир-мянь посмел отобрать дары, предназначенные для Трона Дракона! Узкие глаза наполнились бешеным гневом – будто оскорбление было нанесено только что, а не тысячу лет назад. Потом лицо Хубилая как-то задергалось, пошло морщинками – и разъехалось в широчайшей улыбке. – Значит, поперлись в такую даль, одолели многие тысячи ли – и не смогли предложить ничего, кроме плодов бетеля и рога единорога? Ха-ха-ха! Ох, ха-ха-ха… – А в следующий миг лицо великого хана уже выражало полную серьезность. Впрочем, такой рог – прекрасное лечебное средство. Особенно для мужчин много, много старше меня.

И Хубилай окинул внимательным взглядом окружающих. А те, даже не успев припомнить главное применение рога единорога для нужд пожилых (но все еще полных душевной бодрости) мужчин, дружным хором воскликнули:

– О да, великий хан, конечно, великий хан…

Но тут, прерывая мысли Марко, привязанные под деревом кони забили копытами и тревожно заржали…