Текст книги "Между Дьяволом и глубоким синим морем (ЛП)"

Автор книги: Эйприл Женевьева Тухолки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Как-то раз я решил сбежать из дома после того, как папа напивался всю неделю подряд, – сказал он, когда я вошла без стука. Мальчик сидел на кресле-качалке у дешёвого деревянного столика. Интересно, свет выключен, потому что ему так больше нравится, или потому, что они не могли оплатить счета? Оба варианта были мне знакомы.

– Сперва я пытался подстроить свою смерть, как Гекельберри Финн, – продолжал Джек. – С помощью свиной крови. Я даже ходил к мяснику и пытался купить её. Но парень задавал слишком много вопросов, и мне пришлось уйти.

Я осмотрела кухню. На стенах были мрачные пожелтевшие обои, а от рисунка в виде розовых цветочков воняло гнилым оптимизмом. Благо, они уже начали отклеиваться. В раковине стояли пустые бутылки, в воздухе пахло сигаретами, пылью и старым мусором. Я сравнила её с кухней Ситизена, с её высокими потолками, большими окнами, жёлтым диваном и свежими продуктами в холодильнике.

– Хочешь уйти отсюда? – спросила я.

Джек кивнул. Затем встал и скрылся дальше по коридору, а когда вернулся, в его руках был рюкзак. Он последовал за мной прочь из дома.

Мы избегали главной площади и шли в Ситизен в молчании, в наших ушах раздавалось эхо сирен скорой помощи. Полагаю, вскоре он узнает о судьбе своего отца. Наверняка мальчик уже догадывался. Образ бледного лица Даниэля Липа и его окровавленной рубашки продолжал всплывать в моей голове. Я мало что знала о детях. Особенно о таких умных, которые всё замечали и смотрели на меня своими синими глазами из-под рыжевато-коричневых волос. У меня до сих пор дрожали руки, а моё сердцебиение было учащённым, неправильным, словно моя дрожь выбила сердце с его места, и оно не могло найти путь обратно.

Я отвела Джека на кухню Ситизена. Он сел на диван и наблюдал, как я тру свежий имбирь в два стакана с домашним лимонадом. Фредди всегда так делала, когда я была расстроена. Мы с Джеком сидели на жёлтом диване, грелись в слабом вечернем солнце, попивая острый, сладкий, пряный напиток, и чувствовали себя лучше. По крайней мере, я точно. Не знаю, было ли дело в имбире или в воспоминании о Фредди. Но мой страх немного уменьшился. Хотя, наверное, не стоило ему это делать.

После я проводила Джека в одну из гостевых спален на втором этаже. Она сильно запылилась, но простыни были чистыми… по крайней мере, когда их стелили. Надеюсь, это было не так уж давно. Комната была мужской, с оливково-зелёными обоями, тёмными занавесками, ковром и чёрным кирпичным камином.

Джек осмотрелся и ничего не сказал, но мне показалось, что ему нравится. Он положил рюкзак на кровать и прислонился своим тщедушным тельцем к изысканному резному столбику кровати.

– Это был отец? – спросил он, глядя прямо на меня с поджатыми в тонкую линию губами.

– Да.

– Он мёртв?

Я не отводила взгляда от его синих очей.

– Да.

Я подошла к старой лампе у кровати и включила её. Свет был ярким, жёлтым и наполнил комнату теплом. Благодаря ему стали видны коричневые веснушки на носу и щеках Джека, и его сухие глаза.

Я вытерла рукой пыль с тумбочки.

– Это сделал Ривер?

Моё сердце остановилось. И снова забилось.

– Что ты имеешь в виду?

– Он использовал сияние, чтобы папа убил себя?

Я сглотнула и сделала глубокий вдох. «Ривер рассказал ему о сиянии?».

– Нет. Да. Наверное, да.

Джек молчал с пару минут и просто смотрел на камин, хоть в нём и не горело пламя.

Я подняла взгляд к потолку. Во всех комнатах Ситизена был высокий потолок, и обычно это придавало дому просторный вид. Но сегодня мне казалось, что его высоты недостаточно. Эта спальня, старые сатиновые покрывала, большая деревянная кровать и шесть закрытых окон удушали меня.

– Мне жаль, Джек, – наконец выдавила я. – Я попрошу Ривера покинуть дом. И заставлю его уехать. Навсегда.

Даже говоря это, я знала, что вру. Ничего подобного я не сделаю.

– Ривер просто заботился обо мне.

– Это не оправдывает его поступка, – резко произнесла я и положила руки на худые плечи мальчика. – Что он рассказал тебе о… о своих способностях? О сиянии?

Джек пожал плечами и заправил волосы за уши.

– Ничего особого, только то, что он мог заставлять людей видеть монстров. Но мне кажется, что это не всё, – он посмотрел мне прямо в глаза. – Ривер – лжец.

– Да, я знаю.

Джек начал разбирать свои вещи. Их было много – судя по всему, он надеялся никогда не возвращаться домой. Я тоже на это надеялась. Я помогла ему разложить всё по местам и принесла зубную пасту. Когда мы добрались до дна рюкзака, мальчик достал небольшую квадратную картинку не больше девяти дюймов.

– Это моего дедушки, – сказал он и прикрепил её к стене над тумбочкой. – Папа продал все остальные картины, потому что хотел пить весь день, вместо того чтобы идти работать. Но я сумел спасти эту.

Автопортрет был нарисован масляной краской. Автор нарисовал себя, стоящего перед холстом с поднятой кисточкой, и белокурую женщину, лежавшую на диване справа. Художник кого-то мне напоминал. Кого-то очень знакомого. Может, Даниэля Липа в трезвом виде.

Или нет.

А женщина на диване выглядела в точности как Фредди.

Я уложила Джека спать, спустилась на кухню и стала дожидаться Ривера.

Глава ¹⁸

Первым домой вернулся Люк.

– Даниэль Лип! – вскрикнул он и плюхнулся на диван рядом со мной. Вверх взлетели пылинки и заплясали в последних лучах солнца, проникающих сквозь окно. – Чёрт! И ты увидела эту резню во всей красе, с грёбаного окна пиццерии! Как ты, сестрёнка?

Я просто покачала головой. Люк не знал и половины правды. Брат вздохнул.

– Он был пьяницей столько, сколько я себя помню. Я ненавидел то, как он кричал на нас, но всё же…Он практически был нашей городской достопримечательностью. – Люк развалился на диване и скрестил руки. – Интересно, что подтолкнуло его к этому решению?

– Он был отцом Джека, – прошептала я. – Даниэль Лип. Это был его папа. Мы с Ривером встретили его этим утром.

Люк приподнялся.

– Вот чёрт!

– Именно… Я привела Джека к нам. Что ещё мне было делать? Я не могла просто оставить его в полном одиночестве, ждать, пока появятся государственные служащие и засунут его в какой-то богом забытый сиротский дом! Потому я отдала ему зелёную комнату.

Люк внезапно наклонился и обнял меня. Поначалу я не знала, как реагировать. Но, в конце концов, мои руки поднялись по собственной воле и обняли его в ответ.

– Наш отец – козел, который сбежал в Европу и никогда не звонил и не присылал открыток. Но, по крайней мере, он не убивал себя на городской площади, – Люк снова вздохнул, и его плечи поникли. Я грустно улыбнулась.

Он улыбнулся в ответ, и эта улыбка так сильно отличалась от его обычной самодовольной ухмылки, что брат стал непохожим на себя.

Люк встал, подошёл к холодильнику, достал холодный чай и налил его в два стакана. Затем вернулся на диван.

– Что же стало с миром? Дьяволы, дети на кладбище, охота на ведьм, пьяные самоубийцы на главной площади. Может, наступил конец света? Апокалипсис близко? – он сделал щедрый глоток чая и покачал головой. – Как я и сказал вчера, всё началось с приездом Ривера. Это могло быть совпадением, как и большинство вещей в жизни. Но каковы шансы увидеть, как мужчина убивает себя в центре города, сидя при этом на самой лучшей точке обозрения, и это при том, что вчера мы игрались с его сыном на чердаке? Господи! Я никогда не забуду его кровавую рубашку.

Я вздрогнула. Самой дрожащей дрожью, которая начинается с головы и распространяется к пальцам ног. Вот только дрожь у меня вызвал не образ рубашки Липа или зияющая рана на его глотке. Это был Ривер. Ривер, с нетерпением смотрящий, как Даниэль поднимает бритву к шее.

Последний луч солнца скрылся за окном. На кухне наступили сумерки.

– У Джека есть одна картина, я видела её, когда он распаковывал вещи. На ней нарисована Фредди. Он сказал, что картина принадлежала его дедушке.

Брови Люка взметнулись вверх.

– Вот-вот, – кивнула я.

Он встал с дивана и потянулся.

– Ну, добавим этот пункт к нашему растущему списку загадок. Я иду спать. Джек наверняка рано проснется. И поскольку он переехал к нам, придётся о нём заботиться.

«И делать это правильно, – говорило выражение его лица. – А не как наши родители». Люк вышел из кухни, и через минуту я услышала его шаги на втором этаже. Наверное, он хотел проведать мальчишку.

Я сидела в пустой кухне и пила чай. Уже стемнело. Большая часть комнаты была скрыта в тени. Окна остались открытыми, и меня вдруг охватило чувство, будто кто-то наблюдает за мной с улицы, скрытый во мраке…

Входная дверь распахнулась. Я услышала шаги в фойе, на мраморной лестнице, затем в обеденной, которой мы никогда не пользовались. Они остановились у двери на кухню.

Я помешала льдинки на дне стакана и подняла голову.

Ривер.

Мы не сводили друг с друга взгляда. Глядя на него, у меня появилось жгучее желание прогнать его прочь из Ситизена, в грязь, и бить его по лицу, пока не сотру с него это ленивое выражение. Может, Ривер был прав насчёт меня и моей жестокости.

– Вайолет, помнишь, как мы дремали на этом диване? – он присел рядом со мной.

– Да, это было в понедельник, – я повернулась и посмотрела на большой нож мясника, лежавший на кухонном столе. Люк резал им хлеб, хотя я не раз его предупреждала, что для этого есть специальный зазубренный нож. Я подумала о том, чтобы взять его, о том, как он будет чувствоваться в моих руках, когда я проткну им Ривера между рёбер. Мой разум задержался на этой мысли, и жестокость запела в моём сердце.

– В понедельник? А кажется, словно это было вечность тому назад.

Я проигнорировала его.

– Ну что ж, расскажи, как ты это сделал. И попытайся не врать, лжец.

Ривер перестал улыбаться, но его лицо оставалось спокойным.

– Я заставил его думать, что бритва была шариковой ручкой. А затем – чтобы он провел ею линию по шее, – парень тихо рассмеялся.

Услышав это признание, как он произносит его вслух и делает мои подозрения истиной, я почувствовала, как у меня сжалось сердце. Словно кто-то держал его в кулаке. Он соврал, когда обещал больше не использовать сияние. Прямо мне в лицо.

Я ненавидела его.

По крайней мере, часть меня.

Что же до второй… ей было плевать. И это пугало меня до чёртиков.

Ривер взял меня за руку и прижал её к груди. Я попыталась выдернуть её, но он лишь крепче сжал мне запястье, и… через секунду моя ярость исчезла, да так быстро, как прохладная вода исчезает во рту в жаркий день.

– Тот факт, что оружие было не в твоих руках, не отменяет того, что ты убийца, Ривер.

Он продолжал держать меня за руку. Я снова попыталась выдернуть её, но не в полную силу.

Затем погрузилась в себя. Попыталась вернуть свою ярость. Но бесполезно. Рука Ривера обжигала меня, и это было приятно.

– Не беспокойся, Ви. Я вне опасности. В этом прелесть моих уникальных способностей. Никто в них не поверит. Меня ни за что не поймают.

– Чёрт, это совсем не то, что я имела в виду!

Я откинула его руку и встала, нависая над парнем.

– Дело не в том, что тебя могут поймать. Ты совершил убийство. Убийство! Тебе не кажется, что это неправильно? Совсем? Даниэль был пьяницей, он обижал меня и не заботился о своём ребёнке, но он также был жалким, потерянным, грустным человеком. Нельзя убивать людей, Ривер. Никого нельзя убивать! Ради всего святого, лучше бы ты проявил сострадание!

«Давай же, Ви. Разозлись. Он этого заслуживает. Он этого хочет. Его ленивый взгляд… это вызов, и ты должна на него ответить…».

Ривер пожал плечами.

– У кого есть на это время? Говоря на языке морали, убийство – довольно двусмысленно. Давай немного пофилософствуем, Ви. Каким бы я был человеком, если бы позволил Даниэлю жить дальше? То, как он говорил о тебе на площади… это было неправильно. Джек был несчастен. Сама согласись, Даниэль хотел умереть. Зачем ещё он так часто напивался? А я мог дать ему то, чего он желал, без всякого труда. Некоторые люди не заслуживают жить. Более того, некоторые заслуживают умереть. Зачем я родился с этим даром, если не для того, чтобы сделать мир лучше? Да, не спорю, я создаю монстров ради своих прихотей, потому что мне нравится чувствовать сияние. Но отец Джека… это было не ради забавы. А ради Джека. И ради тебя. Да, вышло далеко не идеально. Но вам обоим будет лучше без него, – он прижал ладонь ко рту и зевнул. Разговор ему наскучил. – Ты не можешь этого отрицать, Ви.

Я молчала с минуту.

– Ещё как могу.

Но Ривер… его слова начинали обретать смысл. По крайней мере, они звучали логично. Часть меня, остававшаяся в здравом уме, не купилась на его речь. Не совсем. Что-то в ней казалось… неправильным.

Не так ли?

Ривер опустил руки мне на талию и притянул к себе.

– Я ни о чём не жалею. Единственное, что меня смущает, это то, что результат моего сияния становится всё сложнее предугадать. Раньше я был очень хорош в этом. Да что там, всего пару месяцев назад! Но, в последнее время, я не могу перестать использовать его, и тогда всё идёт не по плану.

– Погоди… что? Ты не можешь предугадать результат? Что это значит, чёрт возьми?! – я завертелась в его хватке, но Ривер не обратил внимания.

– О, это пустяк. Я просто начинаю понемногу терять контроль. Странно, но не более. Похоже, сияние зажило своей жизнью, словно это оно контролирует меня, а не наоборот. Но я уверен, что в этом нет ничего страшного.

Я перестала       рзать. Мне становилось лучше. Ривер прав. Некоторые заслуживают умереть. Неконтролируемое сияние – пустяк.

– Знаешь, Вайолет, когда я с тобой, то иногда могу уловить отзвуки твоих мыслей. Например, я знаю, что ты ненавидишь свёклу. Сама мысль о ней принимает форму отвратительной коричневой дымки в твоей голове. Я увидел её, когда мы остановились у свёклы в продуктовом. Естественно, я тут же пошёл дальше. Другое дело помидоры. Когда ты их представляешь, вокруг них появляется приятное розоватое сияние.

Я рефлекторно схватилась за голову, словно желая защитить свои мысли от Ривера. Но, почувствовав себя глупо, быстро опустила руки.

– Что ещё ты можешь?

– Я могу сказать, что нравлюсь тебе, несмотря на то, что это неправильно, – парень улыбнулся, и часть меня растаяла от этой улыбки, как шоколад во рту и лёд на солнце.

Но вторая часть пожалела, что у меня нет кирпича в руке, чтобы я могла бить его прямо по милой, кривоватой ухмылке, пока не потечёт кровь, кровь, кровь, и не заляпает его рубашку, прямо как в случае отца Джека.

– Ви, ты бы видела чёрные тучи, окружавшие Даниэля Липа в твоей голове этим утром. Ух! А я-то думал, что ты ненавидишь свёклу. Ты поместила этого ублюдка в чёрную дыру. Бездну.

– Есть огромная разница между тем, чтобы желать кому-то смерти, и убивать, Ривер.

И тут мне пришла чёрная, злая, сочащаяся тьмой мысль. Что, если для Ривера не было никакой разницы? Это он подразумевал, когда говорил, что не может предугадать результат сияния? Был ли его разговор о двузначности морали просто способом оправдать нечто, что он не мог контролировать?

Я вспомнила слова Джанни о бедной рыжеволосой женщине. Ведьме. Из-за произошедших ужасов она совсем вылетела у меня из головы.

– Ривер, где ты пропадал?

Он пожал плечами. Затем задрал мне майку одной рукой и начал целовать мне живот. Его руки были покрыты засохшей краской.

– Ты… ты был в Иерусалим Рок?

«Сосредоточься. Если позволишь ему утихомирить твой гнев, то ты ничем не лучше него».

Ривер продолжал ласкать меня.

– Где это?

– В городе, о котором упоминал Джанни, где сожгли женщину. Это был ты, не так ли?

Я ничего не чувствовала, произнося эти слова. Только нежные поцелуи Ривера на своей коже, как прохладный ветерок в жаркий день.

– Я, – поцелуй, – понятия, – поцелуй, – не имею, о чём ты говоришь.

Поцелуй, поцелуй, поцелуй.

– Значит, ты не был в Иерусалим Рок? – мне становилось сложно сосредотачиваться на мыслях. Поцелуи Ривера… мне было так хорошо! Я внезапно стала мечтательной и счастливой. – Тогда где?

– Где-то в другом месте. Мне просто нужно было уехать ненадолго. Я поехал на юг, но не помню, куда именно.

– Похоже на ложь, Ривер. Ты всегда такой загадочный… и мне это нравится, правда, но я хочу… хочу знать… – «Сосредоточься!», – ты когда-нибудь убивал раньше? В смысле, заставлял кого-то совершить самоубийство, кроме Даниэля Липа?

– Да, – пробормотал он у моей кожи.

– Сколько?

Ривер повернул меня и начал целовать поясницу.

– Многих, Ви.

Мои глаза закрылись.

– Как много?

– Не знаю. Столько, сколько нужно было. Может, двенадцать. Может, гораздо больше. Знаешь, нужно подумать. Я жил с сиянием четыре года.

– Так… так ты даже не можешь вспомнить, скольких людей ты убил?

Ривер встал. Его пальцы поглаживали меня по спине, медленно и уверенно. Он уткнулся лицом мне в шею.

– Нет. Что сделано, то сделано. Больше я об этом не задумываюсь.

Его губы коснулись моего подбородка. От него пахло песком и солью, словно он плавал. Вероятно, мои волосы пахли так же. Такое случается, когда живешь у океана.

Мы целовались. Долго, страстно. Я почувствовала, как чары Ривера начинают проникать в меня, как было на кладбище. Они текли по моим венам, как вода по горам. Как время в летние деньки. Как кровь по перерезанной глотке.

– Ривер, ты используешь на мне сияние?

– Возможно. Тебе не всё равно?

Всё равно. По крайней мере, сейчас.

– Пошло оно всё, – прошептала я и притянула его к себе.

Глава ¹⁹

Я проснулась и обнаружила перед собой расплывчатый мужской силуэт. Льющийся из окна солнечный свет окружал его золотистым сиянием, прямо как ангелов на картинах времён раннего Ренессанса. Я моргнула и закрыла глаза. Я лежала в кровати Ривера в гостевом доме. Приложила руку ко лбу. На меня накатило сильное головокружение.

– Тебя не учили стучаться? – спросила я, снова закрывая глаза. Затем зевнула, откинула одеяло и поднялась на ноги. На секунду меня охватила паника, что я голая, но, опустив взгляд, я увидела, что на мне всё ещё чёрное платье. Мой взор обратился на брата.

Вот только у кровати стоял не он.

А незнакомец.

Он был молод. Примерно мой ровесник, может, на год младше. Парень был высоким, со светлыми волосами, выгоревшими на солнце. Мои доставшиеся от бабушки голландки были темнее. Под его глазом расцветал фиолетовый синяк, размером с кулак. Его нос был идеален, если не считать горбинки, которая так и кричала о том, что его сломали.

– Ну здравствуй, – поздоровался незнакомец и улыбнулся. – Прости, что так «вовремя» ворвался… что бы тут ни происходило. Я искал… – он повернулся и сомкнулся взглядом с Ривером, – брата.

Тот медленно сел, потянулся и почесал затылок.

– Привет, Нили. Чудный синяк. Как ты нашёл меня на этот раз?

Парень швырнул газету на кровать.

– По заголовкам всех национальных газет, придурок! Детишки бегают по кладбищу с колами, – он кинул ещё одну газету, на сей раз местную. – Прошлой ночью мужчина вышел на городскую площадь и перерезал себе глотку. Молодец, Ривер. Очень тонко.

Затем он кинул последнюю газету: «Вести Иерусалим Рок».

Тишина.

Я попыталась разгладить волосы и платье. Мой разум кипел.

У Ривера был брат по имени Нили.

Он не упоминал о нём. Говорил ли он хоть слово правды? Хоть раз?

Я вдруг поняла, что Ривер и Нили смотрят на меня, и сделала глубокий вдох. Если не успокоюсь в ближайшее время, мои щёки покраснеют, и все мои чувства будут написаны на лице.

– Это Вайолет, – представил меня Ривер. – Она живёт в поместье со своим братом Люком. Но ты, наверное, уже это знаешь.

Нили снова мне улыбнулся. У него была та же кривоватая ухмылка, что и у Ривера. Было странно видеть её на лице незнакомца. Его глаза были голубыми, а не карими, как у брата, но они так же хитро блестели, как бы говоря: «я замышляю только шалость». Но блеск Ривера был ленивым, кокетливым. А у Нили… сама не знаю. Добродушным, энергичным, интригующим – как у непоседливого ребёнка или терьера.

– Я встретил Люка в Эхо. Когда я спрашивал о брате в одной кофейне, мне показали на него. Он сказал, что Ривер живёт в вашем гостевом доме, и машина на въезде это подтвердила. Правда, Люк забыл упомянуть, что в кровати моего брата может оказаться симпатичная девушка, – он показал на меня пальцем, но смотрел при этом в другую сторону.

Мои щёки залились краской, и я ничего не могла с этим поделать.

– Да, я спала в кровати Ривера, но между нами ничего не было. Не то чтобы ты спрашивал. Мы просто спали. Рядом друг с другом. Вчера у меня было плохое настроение, и Ривер меня утешил. Ещё он страдает ночными кошмарами, поэтому…

Я замолчала. Мне было неизвестно, что произошло прошлой ночью, после того, как мы поцеловались на кухне Ситизена. Помню, как возненавидела его за убийство папы Джека, всерьёз возненавидела, а потом… перестала. Мы оказались в гостевом доме, легли в кровать…

Улыбка стерлась с лица Нили. Он посмотрел на брата, и его глаза ожесточились.

– Скажи, что не использовал его на ней. Господи, Ривер! Так низко ты ещё не падал. А я-то думал, что ниже некуда.

Тот вздохнул, встал, поднял футболку с пола и надел её.

– Вайолет знает о сиянии. Я всё ей рассказал. Если я и использовал его прошлой ночью, то исключительно рекреационно. – Ривер покосился на Нили и быстро отвернулся, словно на долю секунды ему стало стыдно. – Что бы мы ни делали, это останется между Вайолет и мной. И никем другим, ясно?

Нили пристально посмотрел на брата, но ничего не сказал.

– Слушай, – снова лениво и спокойно начал Ривер, – давай перейдём на кухню и я приготовлю нам завтрак. Нельзя обсуждать важные темы на пустой желудок. А с тобой, Нили, они всегда важные.

Мы дружно вышли на кухню. Никто и слова не сказал. Единственным звуком был лязг кастрюль, сковородок, и раздраженные вздохи брата Ривера. Посидев так несколько минут, я решила, что будет мудро оставить их наедине.

Я вернулась в Ситизен, чтобы проведать Джека, но его нигде не было. Чёрт! Нужно было встать пораньше, как и говорил Люк. И определённо не нужно было снова спать с Ривером. Чёрт! Я не могла трезво мыслить. Рядом с этим парнем я – сама не своя.

Это меня пугало. С другой стороны, в последнее время меня пугало абсолютно всё, хотя я никогда не считала себя трусихой.

Я вышла наружу и увидела, как Люк рисует в сарае. Дверь была открыта, чтобы внутрь попадало больше света. Брат склонился над мольбертом с решительным и собранным лицом. Таким он редко бывал.

– Привет, – поздоровалась я, заходя внутрь. – Ты не знаешь, где Джек?

Люк ткнул на угловой стол, не отвлекаясь от работы. Джек тянулся к холсту, нанося чёрные и белые акриловые краски зигзагообразными, тонкими линиями. Я увидела красные глаза и маленькие ручки, цепляющиеся за надгробия. Он рисовал Дьявола на кладбище.

– Прирождённый талант, – сказал Люк. – Он никогда раньше не рисовал, но у него получается так же хорошо, как у нас в его возрасте. Джек хорошо передаёт цвет и атмосферу… и измерение… – парень замолчал, вновь погрузившись в свою картину.

Джек поднял голову, убрал непослушные медные пряди с веснушчатого лица и улыбнулся.

– Думаю, это у меня в крови.

Я улыбнулась в ответ.

– У нас тоже.

И тут что-то встало на место в моей голове. Что-то важное. Что-то, на что стоило обратить внимание…

– Тебя нашёл брат Ривера? – Люк отложил кисть и повернулся ко мне.

– Да. В кровати с ним.

Джек снова поднял голову на эти слова, но затем вернулся к рисованию. Люк понизил голос:

– Что с тобой происходит, Ви? Раньше ты не проявляла интерес к мальчикам, не считая разговоров с Джанни за чашечкой кофе, а теперь проводишь каждую ночь в постели с незнакомцем?

Он был абсолютно прав. Что со мной происходит?

Ривер с его сиянием. Вот что. Тем не менее, у меня не было настроения получать нагоняй от брата, который проводил лето, лапая грудь щекастой официантки или попу нашей соседки.

– Кто бы говорил, – мои слова прозвучали довольно грубо, и в этот момент я сама себя возненавидела. – Мэдди. Саншайн. Ты не можешь держать руки при себе.

Люк покачал головой.

– Это другое. Ты… Тебе нужно быть осторожней, чем мне. И нет, прежде чем ты перебьёшь меня, не потому, что ты девочка. Ты страстная. Больше, чем мы с Мэдди и Саншайн вместе взятые. Ривер разобьёт тебе сердце, можешь не сомневаться.

– Этому не бывать.

Люк посмотрел мне в глаза.

– Не разобьёт. Иногда он кажется славным, когда балуется с Джеком, готовит мне ужин или рассказывает милые истории о своём прошлом. Мне нравится, что он другой. Что он… такой загадочный. Но я ему не доверяю. Вообще. Просто… иногда я об этом забываю. Я не подпущу его к своему сердцу, Люк, ни за что.

Тот вздохнул.

– Так чего хотел его брат? Я видел его БМВ у въезда во двор. Машина крутая. Какой подросток может себе позволить разъезжать на новеньком БМВ?

– Он хотел увидеть Ривера.

– И что, он тоже к нам переедет? Нужно удвоить цену за проживание.

Я покачала головой.

– Просто продолжай рисовать.

Люк нахмурился. В этот момент, стоя перед холстом с кистью в руке, он так напоминал нашего отца, что меня это даже смутило. Я перевела взгляд на Джека. Их рыжие волосы блестели в солнечном свете, пока оба горбатились над своими шедеврами. Они одинаково странно держали кисть, зажимая её между большим и средним пальцем, и придерживая указательным.

Я вышла из сарая и вернулась в гостевой дом, входя без стука. Ривер варил шесть яиц, а Нили пил горячий эспрессо. Оба молчали. Царила неловкая и напряжённая атмосфера. Я встала в дверном проёме и задумалась, что сказать.

Наконец Ривер впихнул мне в руку тарелку с яйцами, и мы сели за стол, чтобы молча поесть. Я окунула тёплый тост в жидкий желток и попыталась игнорировать тишину. Нили, как и его брат, был настоящим кофеманом. К концу завтрака они выпили три чашки эспрессо. Делали они это забавно, беря чашку в ладонь, а не придерживая её за ручку. Прежде чем сделать глоток, оба парня прищуривались. Они пили, как братья.

Когда мы поели, Ривер и Нили взялись за уборку, всё ещё отказываясь разговаривать. Я заинтересованно наблюдала за ними. Нили был выше Ривера примерно на 15 сантиметров и немного худее. Но его кожа была того же загорелого оттенка, и он носил ту же дорогую, необычную одежду: тёмные узкие штаны с низкой посадкой и белую ветровку, застёгнутую вплоть до подбородка. Никогда бы не подумала, что ветровка может выглядеть дорого и престижно.

Нили был таким же красавцем, как и Ривер, только с добрым и открытым лицом, когда у Ривера оно было мрачным и загадочным. Когда они пили кофе, то напоминали близнецов. Но когда они двигались по кухне, то казались незнакомцами. Движения Ривера были плавными и ленивыми. Движения Нили – быстрыми и расчётливыми. Они оба одинаково хмурились, и на их загорелых лбах пролегали морщинки.

– Ривер говорил, что у него нет братьев и сестёр, – решила я нарушить тишину, обозвав Ривера лжецом. Это было приятно. – Ваши родители действительно археологи?

Нили откинул голову назад и расхохотался. Громко, низко и заразительно. Затем покосился на Ривера.

– Ты врёшь чаще, чем наш отец распутничает. А это о многом говорит.

Ривер пожал плечами.

– Ложь делает жизнь интересней. И всерьёз облегчает её.

Нили снова рассмеялся и встретился со мной взглядом.

– Ривер считает, что жизнь должна быть лёгкой. А затем за одну ночь устраивает больше бед, чем Дьявол за десять! Ведь ему не о чём беспокоиться, весь бардак уберёт за ним младший братец, – он наклонился к моему уху. – Можно рассказать тебе секрет? Это всё фигня. Ривер несёт подобную чушь, когда ему страшно, прямо как наш папа. Вопрос в том… чего он боится? Ты уже поняла это?

Парень отошёл. Я потёрла ухо в том месте, куда он шептал. Ривер внимательно наблюдал за мной, но я отказывалась смотреть ему в глаза.

– Что ты сказал ей, Нили? Что ты сказал?

Он выглядел… взволнованным. Я наслаждалась ситуацией.

Нили упёрся руками в стол и подался вперёд.

– Братьев и сестёр у него нет… Бред какой! У нас минимум два сводных брата и одна сводная сестра. По крайней мере, это те, о ком мы знаем. Как я уже говорил, наш отец – тот ещё распутник. К счастью, они все слишком малы, чтобы знать, каково быть частью нашей семьи. Но вскоре они поймут.

– Сестра? – беспокойство Ривера сменилось удивлением. – Мне никто о ней не говорил.

– Я сам только что узнал, придурок. Я изучал его банковские счета и обнаружил, что он обеспечивает ещё одну женщину где-то в Орегоне. Тебе не пофиг? Отец никогда не признает их своими на официальном уровне. Да и ты сам мне сказал, цитирую, что «никогда не хочешь видеть отродье, порождённое нашим изменником отцом».

Ривер грациозно пожал плечами.

– Может, я соврал.

– Заткнись, – Нили поймал мой взгляд. – Вайолет, он случайно не называл тебе свою фамилию?

– Уэст. Ривер Уэст.

Нили вновь рассмеялся и покачал головой.

– Фамилия Ривера – и моя – Реддинг. – Он замолчал на пару секунд, чтобы я обдумала его слова. – Нили сокращение от Корнилий. А Ривер – это кличка. На самом деле его зовут Уильям.

Я часто заморгала. Затем перевела взгляд с одного брата на другого. Лицо Ривера постоянно менялось, и он часто отводил глаза. Нили же смотрел прямо на меня, и его лицо оставалось открытым и добродушным. Парень улыбался, словно знал, о чём я думала.

А думала я о том, что Реддинги – самая известная и древняя семья Восточного побережья. Если в незапамятные времена моя семья считалась богатыми промышленниками, строящими поместья, они всё равно не шли ни в какое сравнение с Реддингами. У них были усадьбы вдоль всех 13-ти колоний. Они владели кораблями, железнодорожными путями и президентами. У них были связи с мафией, масонами и «Битлз».

Фредди упоминала их в своих рассказах. Однажды, когда мне было десять, она достала украшение – изумрудное колье, которое мы продали после её смерти. По её словам, она надевала его в молодости, когда ходила на развратные вечеринки Реддингов.

Значит, я спала с Реддингом. Рядом с Реддингом.

– Значит, я спала с Реддингом. Рядом с Реддингом, – озвучила я свои мысли. – Я слышала о вашей семье. Фредди рассказывала, как была на одной из ваших похабных вечеринок в Нью-Йорке.

– Похоже на нас, – ответил Ривер, кидая мне странный взгляд, который я не смогла понять.

Нили задумчиво почесал предплечье.

– Эхо. Какое милое название для городка. Оно идеально. Эхо всего, что предшествовало этому моменту. Какой он по счёту? Восьмой, девятый? – он заметил, что делает с рукой, и остановился. – Когда ты перестанешь убегать, Ривер? Если ты вскоре не остановишься, мне придётся избить тебя. Сильно. Кулаками. А я бы предпочел этого не делать.

– Восьмой. Восемь городов, если не считать Арчера. Но там ведь никто не умер?

Нили мрачно и горько усмехнулся.

– Значит, города без многочисленных смертей не в счёт. Приятно знать. Господи, Ривер! Я даже не знаю, боготворить тебя или избавить от страданий.

Ривер сбегал и раньше… и люди тоже умирали. У меня заныла грудь, словно от укола острого, обжигающего льда… хотя на улице было достаточно тепло. Я переводила взгляд с одного парня на другого и гадала, во что же я ввязалась.