Текст книги "Между Дьяволом и глубоким синим морем (ЛП)"

Автор книги: Эйприл Женевьева Тухолки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Глава ¹¹

Новость быстро распространилась. Мы с Ривером наблюдали, как маленькие дети спрыгивали с деревьев и выходили из теней. Спустя пятнадцать минут кладбище практически опустело.

Остался лишь один мальчик. У него были светлые волосы и тощие руки; он стоял у ворот и переминался с ноги на ногу, сомневаясь, стоит ли уходить. Парнишка разглядывал небо и деревья, но не двигался с места. Ривер положил руку ему на плечо и осторожно вывел на дорогу.

Туман рассеялся, и я смогла увидеть вдалеке океан. Он был ярким, синим и многообещающим. Мы с Ривером смотрели на него с некоторое время.

Я гадала, откуда он знал, где сестра Чарли. И как он заставил Джека так быстро ему поверить.

Я гадала, что мальчик имел в виду, когда сказал, что Ривер отправил его искать Дьявола на кладбище.

Я гадала, куда пропало то прекрасное, лёгкое, нежное чувство, которое я ощущала в присутствии нового соседа. Потому что оно пропало. С концами.

Ривер потянул меня за руку, и мы ушли с кладбища, шагая по лесной тропинке, сворачивающей с главной дороги. Лес был тёмным и тихим, рассветные лучи не могли пробиться сквозь густые деревья. Детишки появлялись и пропадали с тенистой тропинки перед нами, держа дистанцию.

Спустя семь минут мы пришли в центр Эхо. Я повернулась к кафе, которое открывалось чертовски рано… но тут увидела детей с кладбища, идущих по одному из переулков с Джеком во главе. Они следовали приказу Ривера. Шли к тропе Гленшипов. А она могла вести только к одному месту. Особняку Гленшипов и домику на дереве.

Честер и Клара Гленшипы были одной из самых богатых семей нашего городка в начале прошлого века, как и родители моего дедушки. Они также построили огромный особняк у океана, ближе к городу, чем Ситизен Кейн, и устраивали бесшабашные вечеринки для всех своих друзей из Бостона и Нью-Йорка, как герои романа Ф. Скотта Фицджеральда. Но деньги у них закончились даже раньше, чем у моей семьи. Что ещё хуже, очаровательный, ясноглазый старший сын Честера и Клары отвёл свою юную любовницу в погреб и перерезал ей глотку. Причины этому неясны. Но ситуация была зловещей, и газеты ухватились за неё мёртвой хваткой. Усадьба опустела и была заброшена на десятки лет: заросшая плющом, с разбитыми окнами и спёртым запахом давно минувшего счастья.

Когда я была маленькой, то фантазировала, что один из Гленшипов вернётся и возвратит этому месту былую роскошь. Он будет юным и красивым, и совершенно не таким, как его ненормальный предок-убийца. У парня были бы зализанные назад волосы, хорошее образование и острый язычок. Мы бы встретились, поругались, влюбились, завели детей и постарели бы во втором особняке Эхо у моря.

Я была довольно-таки глупа в детстве.

Позади Гленшипа, растягиваясь до опушки леса, были остатки обширной территории усадьбы. Газон дико зарос за последние одинокие десятилетия, можно даже сказать, варварски. Фонтаны поросли зелёным мхом и жуткими, неухоженными кустарниками. Ситизен выглядел чуть лучше. Но не намного.

Справа от поместья находился домик на дереве. Обычным его было трудно назвать. У Честера и Клары, кроме сына, была и дочь, которую они любили больше жизни. Естественно, у неё не оставалось выбора, кроме как вырасти гнилой до глубины души или умереть молодой. Случилось второе. Родители построили девочке миниатюрный особняк на дереве, где она играла – симпатичная, испорченная и рассеянная, – до того дня, как упала с дерева, свернула шею и умерла.

Мы с Ривером последовали за Джеком и остальными детьми до самого домика. Краска давно облупилась. Деревянные доски были деформированными и серыми, с торчащими ржавыми гвоздями, которые умирали от желания наградить кого-нибудь столбняком. Двускатная крыша просела посредине – достаточно сильного дуновения ветра, чтобы она провалилась.

Дети собрались вокруг Джека, формируя круг у дерева. Мы подошли поближе и встали по краям от них. Мальчик приложил руки к дереву и взобрался по остаткам деревянных ступенек, вбитых в ствол. Все наблюдали за ним, вытянув шеи. Джек пнул прогнившую дверь в домик и зашёл внутрь.

Моё сердце отбило один удар. Второй.

Дверь открылась, и он вышел с Изобель. Она скромно улыбнулась и помахала толпе внизу, будто не случилось ничего особенного. Будто дети то и дело пропадали и проводили две долгих ночи в разваливающемся домике на дереве, кушая Бог знает что и засыпая на твёрдом полу, пугая всех до смерти.

Изобель спрыгнула с дерева и была мгновенно поглощена кучкой ребятни. Они кричали и улюлюкали, поздравляли её с ложным похищением, возможной смертью и отправкой в Ад. Её брат Чарли заключил девочку в медвежьи объятия, и их чёрные кудряшки так спутались, что не возможно было отличить, где чьи.

Но Джек оставался наверху. Я прищуренно посмотрела на него, затем на Ривера, и увидела, как те переглянулись.

Моё сердце отбило один удар. Второй.

Мы оставили детей. Вернулись на главную площадь и встали перед кафе. Я переминалась с ноги на ногу, не произнося ни слова. Люк и Саншайн были внутри; я видела их через витрину, стоящих у прилавка. Должно быть, они добрели до города, пока мы были на кладбище.

Я не стояла рядом с Ривером, а он – со мной. Повернулась лицом к площади, а он – к витрине. Луч солнца рассёк серое небо, обогнул тучу и ударил мне в глаза.

Тишина.

Тишина.

– Так с ней всё будет в порядке?

– С кем?

– Ты знаешь с кем. С Изобель.

– Да.

– Стоит ли нам рассказать кому-нибудь, например, копам? Что она нашлась?

– Нет смысла. Новости и так быстро распространяются.

Я умолкла.

– Так… нет никакого Дьявола?

– Нет.

Я попыталась поймать его взгляд, прочитать его выражение, но парень всё ещё смотрел на витрину и избегал меня.

– Откуда ты знал, где она была? Откуда тебе вообще было это знать? – я подошла ближе и взяла его за руку. – Ривер. Что Джек на самом деле видел на кладбище? Он не лгал. Я точно знаю. Что происходит? И как ты стал частью этого всего? Что мальчик имел в виду, когда сказал, что ты направил его искать Дьявола на кладбище?

Ривер просто покачал головой и продолжил пялиться на витрину кафе.

– Слушай, я всё расскажу тебе позже. Клянусь. Но сейчас я просто хочу забрать Люка и Саншайн и устроить костёр на берегу моря, – он замолчал. – Да, отличная идея. Мне нравится разжигать костры после увлекательных событий. Это успокаивает людей, – тут он заметил мой взгляд. – И меня тоже.

Я опустила глаза к платью Фредди. На мне было то, с блеклыми синими цветочками. Схватила ткань в кулак и крепко её сжала. Давить на Ривера не было смысла, это ни к чему бы не привело.

– Ладно, давай устроим костёр.

Я повернулась и помахала Саншайн. Они с Люком отошли от прилавка и направились на улицу. Сегодня вместо Мэдди работал Джанни, он коротко кивнул мне и улыбнулся. Я ответила тем же. На прилавке виднелся журнал «Свежая чашка» – последний номер, несомненно. Я гадала, надеялся ли Джанни, что я зайду, чтобы мы могли его обсудить.

– Вы слышали? – спросила Саншайн, проскальзывая между мной и Ривером. – Оказывается, пропавшая девочка никуда не пропадала. Она провела последние ночи в Гленшиповском домике на дереве, попивая росу и питаясь дикой земляникой, если верить моим источникам.

Ривер посмотрел на меня, игриво приподняв бровь, чем на секунду напомнил мне Люка. И за это он мне слегка разонравился.

– Откуда ты узнала об этом? Это только что произошло! Мы там были и…

Братец перебил меня:

– Видимо, мальчишки выдумали этого Дьявола. Единственный шанс нашего городка прославиться, и мы его профукали! Кто бы сомневался.

– Заткнись, Люк! Может, они вправду видели Дьявола. Как Саншайн видела Блу в туннеле.

Та окинула меня сердитым взглядом. Затем её глаза снова приняли сонный вид, и она повернулась к Риверу.

– Итак, где ты был? Люк сказал, Ви только то и делала, что бродила по дому, заламывала руки и рыдала с момента твоего отъезда.

Брат усмехнулся мне.

Иногда я его серьёзно ненавидела.

– Люк лжёт, – сказала я. – Я даже не заметила твоего отсутствия.

Ривер улыбнулся.

– А я-то думал, что единственный лжец здесь, – он сделал шаг вперёд и приобнял одной рукой Саншайн, а другой Люка. – Хватит о Дьяволах, туннелях и загадочных путешествиях. Солнышко вышло, и я решил устроить костёр на пляже. Все приглашены.

Карие глаза Ривера горели, как июльские светлячки. Серьёзный, угрюмый парень исчез. Полностью. Будто его никогда и не существовало.

Я беспокоилась. Чувствовала острое покалывание внизу живота, которое как бы говорило, что здесь что-то не чисто, даже когда я смотрела на улыбку Ривера и его горящие глаза.

Но он вернулся, и, по правде… по правде, это меня осчастливило. Может, не стоило радоваться, не знаю. С другой стороны, кто я такая, чтобы портить всем веселье? Мы собирались разжечь костёр на пляже, а всё остальное могло катиться к чёрту.

≈≈≈

Костёр. Крутая тропа у дома Саншайн вела к океану, извиваясь по скале и заканчиваясь у маленькой уединённой бухты. Дальше по берегу находился большой общественный пляж, но мне нравилось моё уютное местечко: его нельзя было рассмотреть сверху, потому никто не знал о его существовании. Я часто приходила сюда, чтобы почитать в одиночестве, зарывшись в тёплый песок и прислушиваясь к шуму волн.

Бывало, мы с Люком и Саншайн заплывали сюда. Обычно океан был слишком холодным и буйным для этого, но в редкие ясные деньки мы брали с собой корзинку для пикника, шли в бухту и плескались там. У Саншайн был облегающий белый купальник, который выгодно подчёркивал её фигуру, поэтому она часто надевала его. А у меня, естественно, был старый винтажный купальник Фредди. Чёрный, с белой отделкой и маленьким поясом. Прикрывал всё тело, кроме ног и рук.

Мне нравились те дни, когда мы выбирались поплавать. Нам всегда было холодно и весело. Иногда Люк пытался меня потопить или целовал Саншайн на песке, но, по большей части, мы просто хорошо проводили время. Сколько бы братец ни жаловался Риверу на лето в компании двух девчонок, мне кажется, ему нравилось тусоваться с нами. По крайней мере, замену он не искал.

Вода и близко не была подходящей для купаний, но солнце разогнало тучи, и день снова стал ясным, хоть он только начинался. Люк откопал бутылку портвейна в пыльном погребе Ситизена, будто перенесённого со страниц «Бочонка амонтильядо»². Они с Саншайн делили её на двоих, пока мы с Ривером собирали сухие ветки в кучку для костра. Я нашла старый гриль для кемпинга в подвале, и Ривер приготовил бутерброды с жареным сыром, помидорами и горчицей на обед.

Моя подруга нашла в доме старые одеяла, и после того, как мы поели, наша четвёрка свернулась на них и наблюдала за танцем оранжево-жёлто-красного пламени на фоне синего моря. У меня было своё одеяло, у Ривера – своё. Мы не сидели рядом, и я даже не смотрела на него.

Почти.

Парень лежал на спине, согнув колени, его голые ноги были наполовину зарыты в песок. Должно быть, он почувствовал мой взгляд, так как повернул голову и подмигнул, – медленно и естественно, – будто знал, что я потихоньку теряла к нему доверие, и хотел показать, что ему плевать.

Было что-то такое в том, чтобы спать рядом с человеком, который … опасен. Возможно, даже более опасно, чем спать с этим человеком. Не то чтобы я знала. Но нахождение рядом с Ривером, в одной кровати, и пробуждение у него под боком плохо влияло на моё мышление. Мне казалось, будто я уже его знала. Как знала Саншайн, Люка, родителей. Как знала Фредди.

Но это не так. Совсем не так. И это знающее чувство, ни на чём не основанное, было опасным. Оно вызывало у меня ощущение, будто я теряла рассудок.

– Итак, Вайолет, вникай.

Саншайн пристроилась под бочком у моего брата, её локоть покоился на его бедре, рука – на бутылке вина, а длинные тёмные волосы – на песке.

– Во что вникать? – спросила я и спихнула её руку с ноги Люка.

– Вчера мне приснился сон. О жирафе.

Я забрала у девушки бутылку и поставила её себе за спину. Она была почти пуста.

– Жирафе?

– Да, о жирафе, с которым мы дружили. Видишь ли, он устраивал вечеринку, и я помогала ему прибраться после неё. Мне никогда раньше не снились жирафы. Разве детям снятся жирафы? Но тут начинается самое интересное. Я прочитала главную страницу газеты Портленда в кафе, и в ней было сказано, что вчера умер какой-то жираф в каком-то зоопарке. И я подумала, может, это что-то значит? Как ты думаешь? Я думаю, это что-то значит.

Саншайн была пьяна. В ином случае она бы никогда не заговорила о своих снах. Подруга ненавидела нелогичные вещи, такие как сны, сказки и Сальвадор Дали.

– Ты пьяна.

Она подняла брови.

– Разве ты не слышала, Вайолет? Парням нравятся пьяные девушки.

Тут она перевернулась набок, подняла руку и позволила ей грациозно упасть на талию. А затем слегка повиляла бедрами.

Саншайн продолжала поражать меня своей способностью привлекать внимание к тому, что она считала своей самой интересной частью. Без особых усилий.

Мой брат встал, потянулся за меня и забрал бутылку с портвейном.

– Ты права, Саншайн. Нам действительно нравятся пьяные девочки. Ты что скажешь, Ривер? Могу поспорить, в своё время у тебя была парочка пьяных девчонок. Я бы сказал, с ними меньше возни, – он умолк и глотнул из бутылки. – Женщины всегда усложняют мужчинам возможность добиться единственного, чем одарила нас природа. Какая жалость.

Люк снова взялся за своё. Я думала, что он забросил свои мужские разговоры с Ривером, но вино вернуло их обратно. Ривер покачал головой на его комментарий и рассмеялся. Иногда мой братец говорил вещи настолько неправильные, что оставалось только смеяться.

Люк усмехнулся и допил остатки портвейна одним глотком. Затем замахнулся и кинул пустую бутылку в бушующие морские волны.

– Люк, какого чёрта ты это сделал?! – я указала на воду. – Бутылка разобьётся, и когда кто-то будет прогуливаться по пляжу, то поранит ноги.

– Заткнись, Ви. Кроме нас никто даже не знает об этом месте.

– Не могу поверить, что ты считаешь, будто, кидая бутылки в океан, ты становишься крутым. У меня даже нет слов, чтобы описать, насколько это тупо! Ты просто лишил меня речи своей тупостью!

– Хватит ссориться, родственнички, – Саншайн опёрлась руками на песок и поднялась на ноги. – Костёр почти догорел, а ветер набирает силы. Давайте вернёмся. Придумала, давайте поиграем на чердаке Ситизена! Давай, Вайолет, мы уже сто лет этого не делали. Будет весело. Пошли! – она взяла меня за руку и потянула.

– Ладно-ладно, – ответила я и повернулась к Риверу. – Хочешь посмотреть на чердак? Он большой, пыльный и страшный.

– Ещё как.

Мы все взобрались по тропинке и пошли домой.

Там нас ждал Джек.

Глава ¹²

 

– Я хочу, чтобы ты показал, как ты это делаешь, – сказал он. Джек стоял на ступеньках Ситизена. Он с секунду смотрел на Ривера, а затем повторил. – Покажи, как ты это делаешь.

Парень наклонил голову и улыбнулся.

– Что делаю?

– Магию, – Джек продолжал смотреть на него, и его выражение начало соответствовать Риверу – скрытное, умное, подозрительное.

Я посмотрела на Люка и Саншайн. Они смеялись и флиртовали самым пьяным и бесстыдным образом, не обращая на нас никакого внимания.

В отличие от меня. Я внимательно наблюдала за Ривером. Очень внимательно.

Потому что знала, что его уход во время «Касабланки» и встреча детей с Дьяволом на кладбище как-то связаны. Просто не знала, как.

Ривер наклонился и что-то зашептал мальчику на ухо. Тот кивнул и выпрямился.

– Джек, – уже вслух сказал Ривер, – хочешь осмотреть пыльный и страшный чердак?

Тот сверкнул глазами, но пожал плечами.

Итак, мы все зашли в Ситизен, поднялись по мраморным ступенькам, прошли по коридору второго этажа мимо спальни Фредди, которая стала моей, поднялись на третий этаж, прошли мимо небольшой библиотеки, комнаты Люка и старого бального зала, который превратился в картинную галерею, пока не достигли шаткой винтовой лестницы в конце коридора, ведущей на чердак.

Объективно говоря, от него перехватывало дыхание. Место полнилось сундуками со старой одеждой, шкафами и мебелью, а также древними металлическими игрушками, которыми вот уже лет шестьдесят никто не играл, и наполовину законченными картинами. В комнате было несколько круглых окон, чтобы пропускать свет, и мне нравилось, как сквозь них проникали лучи, озаряя танец пылинок, похожих на пряных фей в ярко-жёлтом сиянии. Если бы чердак мог загадывать желания, этому было бы не о чём просить.

– Как думаете, я найду внутри него Нарнию? – спросил Джек, указывая на большой шкаф у стены. На мальчике были тёмные свободные джинсы и блеклая коричневая футболка с зелёной армейской жилеткой, тоже на пару размеров великоватой, но, тем не менее, она ему шла. У неё было много карманов, что, как мне казалось, и послужило причиной, по которой мальчик её выбрал.

Джек повернулся ко мне и Риверу, улыбнувшись так, что его тонкие губы разомкнулись, а веснушки заплясали по лицу.

– Мне понравилась книга «Лев, Колдунья и Платяной шкаф».

Значит, в нём всё-таки ещё жил ребёнок, которому нравились фентезийные книги и волшебные шкафы.

Ривер улыбнулся.

– Зуб даю, что Нарния внутри. Я пошёл.

Из шкафа полетели объеденные молью шубы, пока мальчики пробивались к задней панели высокого глубокого комода. Я подошла к старому фонографу в углу и начала просматривать пожелтевшие чехлы с записями, периодически останавливаясь, чтобы убрать волосы с лица и наклониться поближе. К тому времени как кончики моих волос покрылись пылью, я нашла, что хотела.

Я поставила запись в проигрыватель и повернула рукоятку. Шумный блюз Роберта Джонсона наполнил чердак.

Когда Ривер и Джек распотрошили шкаф с Нарнией и избавились от старых шуб, он послужил нам раздевалкой. Саншайн надела помятое шафрановое платье, которое было на два размера мало в груди, но всё равно ей шло. Мой брат нашёл летний полосатый костюм – должно быть, один из дедушкиных. Когда он вышел из шкафа, я хотела сказать, как хорошо он выглядит, и что ему стоит почаще так одеваться, и что носить одежду мёртвых родственников довольно-таки круто… но промолчала, боясь, что он снимет костюм.

Я достала чёрное вечернее платье и искусственный жемчуг из деревянного сундука, – очень в стиле «Завтрака у Тиффани», – и зашла в шкаф, чтобы переодеться. Когда я вышла, Ривер посмотрел на меня и улыбнулся. Милой, одобряющей улыбкой.

– Тебе нужно убрать волосы наверх.

Я рылась в маленькой шкатулкес дешёвыми украшениями, пока не собрала жменю шпилек. Затем у меня за спиной появился Ривер, и его длинные загорелые пальцы начали поднимать мои волосы – одну прядь за другой – закручивая их и закрепляя, пока все не были собраны в грациозный пучок. Мои волосы были жёсткими от соли с пляжа и спутанными от ветра, но парню удалось придать им чертовски элегантный вид. Учитывая обстоятельства. Когда он закончил, я подошла посмотреть на себя к одному из больших гардеробных зеркал – оно было искажённым и запятнанным от многих лет на чердаке, но я всё ещё могла рассмотреть половину своего лица.

– Где ты этому научился? – спросила я, касаясь ладонью волос. – Погоди… дай угадаю. Твоя мать – парикмахер.

Ривер засмеялся, но улыбка не коснулась глаз.

– Нет. Мама… часто ходит на вечеринки. Пока она накладывает макияж и подбирает украшения, мы разговариваем. Она научила меня укладывать ей прическу, когда я был маленьким. Вот так.

Эта информация казалась такой личной… Настоящей… В смысле, не ложью. Я заинтересовалась, и мой язык зачесался от желания задать наводящие вопросы. Но Ривер ушёл и начал копаться в красном сундуке у фонографа. Видимо, разговор был окончен.

Я прижала пальцы к волосам и развернулась, чтобы снова увидеть своё отражение. Представила Ривера маленьким мальчиком с прямым носом, кривоватой ухмылкой, но также с мягкими, гладкими щёчками и тщедушным тельцем, как у Джека. Представила, как он помогает маме сделать причёску на вечеринку. Это было чертовски мило и слегка притупило то чувство, над которым я работала ещё с кладбища.

Люк подошёл к зеркалу и отпихнул меня с дороги, чтобы рассмотреть себя. Улыбнулся тому, как полоски натягивались на его груди и руках. А затем улыбка парня испарилась, и его пальцы взметнулись ко лбу.

У Люка был «мыс вдовы»³, и он уже беспокоился об облысении. Я часто ловила его на том, как он смотрел на своё отражение в зеркале или окне, наклоняя голову в разные стороны, чтобы убедиться, что волосы не редеют.

– Ви, глянь-ка, – сказал он, указывая на голову. – Глянь! Они поредели. Клянусь, они поредели!

– Вовсе нет, – ответила я, не глядя.

– Ты уверена? Я не могу облысеть, Ви. Просто не могу. Мне не пойдёт лысина.

Я вздохнула и тихо посмеялась.

– Твои волосы не поредели. Даю слово.

– Ладно, – брат сделал глубокий вдох и отвернулся от зеркала. – Я тебе верю.

Я снова рассмеялась, а затем обернулась к Риверу, который только что вышел из шкафа в наряде итальянского крестьянина. Даже с красной косынкой вокруг шеи. Наверняка одежду оставили богемные друзья моих родителей. Парень даже где-то откопал укулеле и сел на один из рваных бархатных диванов, наигрывая аккорды из «Лунной реки»⁴ в честь моего платья.

Джек осматривал комнату, пока не нашёл клетчатый жилет и твидовый берет. Он улыбался, и мне казалось, что мальчик хорошо проводил время, но он был таким тихим… У меня появилось впечатление, что он привык быть молчаливым и смирным. Парнишка не был похож на остальных детей: безрассудных, невинных и озорных. И я гадала, почему.

Джек отнёс свой костюм в шкаф и вышел, походя на уличного парнишку из фильмов, который продавал газеты на углу. Это было чертовски мило, хоть я не считала себя особо восприимчивой к милостям. Мне захотелось сесть и нарисовать его, прямо сейчас. А желание снова взяться за кисти у меня уже давно не появлялось.

Мы с Люком научились рисовать раньше, чем говорить, и пока другие дети баловались с карандашами, у нас была коробка акрила. Но, наблюдая, как родители многие годы ставили в своих приоритетах искусство выше детей, меня затошнило от всего этого. Я окончательно рассталась со своим хобби прошлой осенью, когда они уехали в Париж. Люк не рисовал годами, с момента смерти Фредди, насколько я знала. А парень был гораздо талантливее меня. Он был очень хорош, прямо как наш отец.

Я вспомнила о влажных кисточках в гостевом доме.

– Люк, ты снова рисуешь? – я посмотрела на него, сидящего в полосатом костюме рядом с Саншайн на кучке пыльных, старых, бархатных подушек. Он проигнорировал меня и стал ласкать её ухо. Я пнула его по ноге.

– Просто скажи, ты снова начал рисовать? Это бы сделало меня счастливой.

Но брат не ответил, просто продолжил целовать подругу. Может, он считал это слишком личной темой для обсуждения. Я снова его пнула, но отстала.

Джек сел между мной и Ривером. Его присутствие пробудило во мне материнский инстинкт, даже невзирая на то, что этот мальчик был стойким и молчаливым, и едва похожим на ребёнка. И всё же, это заставило меня задуматься, что, будь я матерью, то не проводила бы все свои дни с творческими друзьями, беседуя о Ренуаре или Родене. Или не уехала бы в Европу, исчезая на много месяцев. Нет… я бы сидела с ребёнком и делала ему холодный чай с кленовым сиропом, и рассказывала сказки. Необязательно делать это каждый день. Но хотя бы иногда. Просто чтобы он знал, что его любят.

Джек начал зевать, что было вполне логично. Он провёл последние несколько ночей на кладбище, в поисках Дьявола. Я подумала о его словах при входе в Ситизен. О том, чтобы Ривер показал ему, как он это сделал.

Парень почувствовал мой взгляд и оглянулся. Его пальцы замерли на укулеле, а глаза были широко распахнутыми, счастливыми и умиротворёнными.

Я решила вернуться к образу Скарлетт и не думать о кладбище и Дьяволе до утра. Фредди однажды сказала, что я была худшей из упрямцев – потому что вообще не была упрямой. Я была терпеливой, но непоколебимой. Упрямца можно было отвлечь или обвести вокруг пальца. Но не меня. Я просто держалась и держалась за своё, не сдаваясь, пока не добивалась желаемого. Даже после того, как всем остальным становилось плевать. Я не знала, было ли это действительно так. Может, бабушка просто на меня злилась в тот момент.

Джек снова зевнул. У него были острые скулы, выступающие, когда он широко открывал рот, и мне подумалось, что он будет очень элегантным мужчиной, когда подрастет; жизнерадостным, как Джордж Сандерс – известный киноактер 40-х годов.

Джек закрыл глаза и уснул.

Я повернула голову и посмотрела в окно. Мой взгляд скользнул по солнечному лучу, падающему на старый сундук в углу, из-за чего его черная обивка казалась светлее, почти коричневой. Я осознала, что это был тот же сундук с бутылкой джина и красной карточкой. Совсем забыла, что хотела снова его обыскать.

Я чуть не встала и не занялась этим, но мальчик опирался на меня и выглядел таким ранимым… Мне не хотелось двигаться и портить момент, возвращаясь к стремлению узнать побольше о бабушке.

Я проверю его позже. И на этот раз не забуду.

– Так вот, Фолкнер написал одну историю, «Роза для Эмили», – сказала я, ни к кому конкретно не обращаясь, когда Ривер закончил играть песню и все затихли, кроме сопящего рядом Джека. Мне хотелось поболтать, что было необычно – у меня в голове крутилось множество мыслей, думать о которых мне не хотелось. Поэтому я открыла рот и дала себе волю:

– Она о женщине по имени Эмили, которая влюбляется в мужчину, но он её не любит. И вот однажды он пропадает без вести. Исчезает. Годами позже, когда Эмили умирает, люди в её городе находят разложившийся труп в её постели и прядь длинных поседевших волос на подушке рядом. – Я сделала паузу. – Эмили отравила его мышьяком и положила к себе в постель, чтобы он вечно лежал с ней.

Я снова сделала паузу.

– Знаю, эта история подразумевалась как ужастик, но мне всегда она казалась очень грустной и прекрасной. Она вправду любила этого мужчину. Это бывает так редко. Реже, чем люди думают. Все считали её ненормальной, но я думаю, она просто была очень влюблённой.

Ривер перестал возиться с укулеле и посмотрел на меня.

Затем Люк распрямил ноги и пнул меня по голени.

– Боже! Пожалуйста, скажи, что ты не рассказываешь это дерьмо каждому встречному. Неудивительно, что никто в городе с нами не разговаривает. Богатые семьи всегда не без парочки психов. Это действительно та роль, которую ты хочешь играть, Ви?

– Мы больше не богатые. Помнишь? Потому, даже если я и псих, всем будет плевать.

Брат повернулся к Риверу.

– Что, чёрт возьми, ты нашёл в моей сестре? Мне любопытно.

– Родственнички, хватит ссориться, – Саншайн потянулась в свой стакан с чаем, достала льдинку и начала водить ею по шее и груди. Медленно. – Здесь слишком жарко для ссор.

– А вот и не жарко, – возразила я. – Даже и близко нет. Тут максимум восемнадцать градусов.

Саншайн перестала водить по себе льдинкой, усмехнулась мне и закинула её в рот.

Я встала и поставила заново запись.

– Знаете, некоторые считают, что Роберта Джонсона отравили стрихнином. Ему было двадцать семь, когда он умер, и никто так и не выяснил, что его убило, так что, кто знает? Стихнин – сильный яд. Смерть от него ужасная и болезненная. Должно быть, кто-то его сильно ненавидел. В ином случае, они бы использовали мышьяк или цианид. Если бы я собиралась кого-то убить, то выбрала бы цианид.

Когда мне было четырнадцать, я пережила напряжённую фазу Агаты Кристи.

Люк сердито посмотрел на меня.

– Ты меня уже бесишь. Хватит быть эксцентричной, Ви. Это не выглядело милым в детстве, а сейчас так вообще вызывает беспокойство. Вот почему у тебя нет друзей.

– Кстати говоря, ты не мог бы расчистить чердак от множеств и множеств твоих друзей, Люк? А то тут становится душно.

Ривер отклонился на спинку дивана и убрал руки за голову. Он ухмылялся. Моя ссора с Люком развлекала его, наверное, хотя мне и было немного стыдно за себя. Не то чтобы это меня останавливало.

– Разве Роберт Джонсон не тот певец, который принёс свою гитару в полночь на перекрёсток и продал душу Дьяволу, чтобы научиться петь блюз? – спросил Ривер мгновением позже.

– Да, он самый, – ответила я. – Мужчина заключает сделку с Дьяволом. Это фаустовский миф – классика. Видимо, Джонсон подтвердил его. Моя догадка: Дьявол решил пораньше забрать своё и утащил певца в ад даже до того, как ему исполнилось тридцать.

– Фауст. Все мы знаем, что ты самодовольный книжный червь, сестрёнка. Хватит гонять понты.

– Хватит ссориться! – нахмурилась Саншайн. – Вы оба! Это мешает моему флирту.

– Хотела бы я, чтобы люди пустили фаустовский слух обо мне, – я наклонилась и убрала руку Саншайн из волос Люка. – Фаустовский миф, – повторила я, – это гораздо интереснее, чем просто быть современной бедной блондинкой, которая живёт в большом доме с одним лишь придурком-братцем, у которого кубики больше мозга. Саншайн, если я когда-нибудь исчезну, прошу, скажи людям, что я отправилась за Дьяволом, в надежде вернуть свою душу.

Подруга часто заморгала своими сонными глазами.

– Как скажешь, Ви.

Ривер снял берет с Джека и взъерошил ему волосы. Мальчик медленно открыл свои голубые глаза.

– Так… разве тебе не надо куда-то спешить? – спросил его парень. – Последние два дня ты бегал по кладбищу. Разве о тебе никто не волнуется?

Джек потёр глаз, не глядя на Ривера.

– Мама ушла, когда я был маленьким. А папа… работает. Всем плевать, где я, – затем он взглянул на него, его веснушчатое лицо было серьёзнее обычного. – Ты собираешься показать мне, как колдовать?

Ривер встал.

– Время отвести его домой.

Я кивнула. Парень наклонился, коснулся пальцами моей шеи и притянул моё ухо к своим губам.

– Я приготовлю тебе ужин, когда вернусь, а после отвечу на все вопросы, – прошептал он.

Ривер поцеловал моё ухо. И всё моё тело закололо от чего-то экзотического, незнакомого и горько-сладкого, будто от землетрясения. Я потеряла дар речи, как он, наверное, и надеялся.