Текст книги "Отравлена Плохим Парнем"
Автор книги: Эйприл Брукшайр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Отравлена Плохим Парнем
Эйприл Брукшайр
Автор: Эйприл Брукшайр
Книга: Отравлена Плохим Парнем
Серия: Остерегайтесь Плохого Парня
Номер в серии: #3
Оригинальное название: Toxic Bad Boy (Beware Of Bad Boy #3)
Главы: 26 + Эпилог
Переводчики: Наталья Вакуленко, Екатерина Канунникова
Редактор: Наталья Вакуленко, Екатерина Канунникова
Обложка: Асемгуль Бузаубаков
Аннотация
Калеб и Джанна: их жизни были разрушены жестоким нападением. Она оказалась в больнице, а он отправлен в тюрьму для несовершеннолетних.
Для Калеба, быть вдали от Джанны – это пытка хуже заключения. Он не в состоянии помочь ей оправиться после насилия и должен проходить курсы коррекции для молодых преступников.
Джанна потеряна, ее разум блуждает во тьме. Она любит и скучает по Калебу, но не знает, как бороться с внутренним разрушением и приступами паники. Возникают новые угрозы, как ее безопасности, так и ее отношениям с Калебом.
В то время как Джанна борется за способность снова быть подругой Калеба, когда он выйдет на свободу, Калеб изо всех сил пытается удержать единственную девушку, которую он когда-либо любил.
ГЛАВА 1
«Иногда, незначительные решения – это то, что может изменить твою жизнь навсегда.»
– Кери Расселл
НОЯБРЬ
прошел месяц, впереди еще девять…
КАЛЕБ
Три трещины в потолке моей камеры напомнили мне о трещинах в моей собственной жизни. Короткая трещина представляла собой водораздел между мной и мной: тем, кто был до заключения, и тем, кто вынужден был находиться в этом месте.
Следующая трещина олицетворяла потерю свободы, право поступать согласно своему выбору. Самая крупная трещина символизировала потерю сердца: я потерял её.
Наклонив голову, я смотрел на фотографии, расклеенные внизу, чуть выше моей койки. Одинаково голубые глаза смотрели на меня с каждого снимка, выражая веселье, раздражение и даже смущение.
В груди все сжалось от тоски и нужды. Быть вдали от нее – это убивало меня. Она чувствует ту же боль?
Парень на верхней койке фальшиво пел о том, каково быть запертым в клетке. Мою голову терзал скрипучий тембр, пока я, наконец, не выдержал:
– Заткнись, Ян! – крикнул я, пиная снизу в матрас. – Как, черт возьми, твой адвокат вообще определил нас в одну камеру?
– Деньги решают все. – ответил он самодовольным голосом человека, который часто пользовался подобной уловкой для убеждения других. – Внушительное пожертвование от одного из благотворительных фондов моего отца в кассу исправительного заведения для малолетних штата Колорадо. Не забывай, что мой адвокат, был тем, кто убедил судью, и мы не застряли в Пуэбло. Не благодари меня, соседушка, но во время обеда я возьму твой десерт.
– Я бы заплатил, лишь бы не делить с тобой камеру.
Сдвинувшись к краю, я встал с койки и начал ходить туда-сюда по узкому пространству.
Огороженное пространство включало в себя письменный стол, встроенный в стену, и полку над ним, стул, привинченный болтами к полу, раковину и унитаз.
Металлические крепежи напомнили мне о жилых помещениях на космическом корабле. Холодный бетонный пол не давал забыть, что это тюрьма. Даже если бы мы были в денверском учреждении, с таким же успехом мы могли бы находиться и на юге в Пуэбло.
Зарешеченное плексигласовое окно открывало вид на находящуюся внизу баскетбольную площадку.
Накануне в ночь шел снег: земля и трава оказались запорошенными на пару дюймов. Солнце только что взошло, и по-прежнему низко висело в небе. Совсем немного снега и, скорее всего, во второй половине дня он растает.
Подойдя к двери нашей камеры, я выглянул в маленькое прямоугольное окошко, чтобы увидеть общий центр мужского блока. Там были расставлены кресла и столы, а также столы для пинг-понга и шашек.
Все это именовалось Молодежный обслуживающий центр Пик Вью, но это всего лишь хорошее название, прикрывающее суть: тюрьма для подростков.
Я был в центрах содержания под стражей несовершеннолетних и раньше, но непродолжительное время. Мое длительное пребывание здесь означало, что я заперт в школе с весьма подозрительными учителями с обязательством посещать консультантов.
Ян сел, провел рукой по спутанным светлым волосам, свесив ноги с койки.
– Она напишет.
– Прошел уже месяц. – указал я, потирая рукой грудь в бессмысленной попытке успокоить боль.
Спустя целый месяц, Джанна так и не ответила ни на одно из моих писем. Свое первое письмо к ней, я отправил во второй день своего заключения. Каждое письмо я отправлял на адрес Данте, он получал их и передавал Джанне через Сиси.
– Всего лишь месяц. Дай ей время. Ей нужно много времени, чтобы принять ситуацию.
Совет Яна был нежелателен, как и большинство слов, которые выходили из его рта.
Он понятия не имел, что ее молчание делало со мной. Я бы сравнил это с темной пустотой, где ранее царствовали цвет и свет, и это делало их отсутствие еще более очевидным.
Я поднял руку, указывая на стены вокруг нас.
– Как будто мне не нужно время, чтобы приспособиться к этому?
Он медленно покачал головой, изогнув губы в улыбке.
–Просто будь благодарен судье за то, что он не отправил нас в одно из этих частных молодежных исправительных мест, где нам бы пришлось жить на ферме, доить коров и выгребать лопатой дерьмо.
– Или место, куда отправили Джоша. – добавил я, думая о больном ублюдке, который заставил Джанну страдать.
После освобождения из больницы, Джош был отправлен в учреждение строгого режима к северу от Денвера для несовершеннолетних правонарушителей.
В отличие от нашего места с совместным обучением, там, где Джош был заперт, заключенные были только мужского пола. Так же как у нас с Яном, его приговор был обязательным, но он будет содержаться там, пока ему не исполнится восемнадцать. Слишком долго, чтобы получить футбольную стипендию или пойти на выпускной вечер. Я испытывал огромное удовлетворение от осознания того, что его популярная жизнь в школе закончилась.
Желудок Яна заворчал и как по команде дверь нашей камеры открылась. Сотрудники именовали камеры нашими комнатами. Одиночные назвали «передышка», а драки и бунты становились «групповыми беспорядками».
Охранник переместился в следующую камеру, заходя за линию. Мы покинули комнату, и стояли рядом, пока не были готовы двигаться в столовую единым строем.
Рядом с входом в блок камер мы прошли мимо стеклянной двери, за которой сидел заключенный. Вчера у психолога мальчишка пригрозил самоубийством и получил то, что называется Закрытое Наблюдение, еще одно мягкое название для наблюдения за суицидником. В своей специальной камере ребенок получил матрас и более ничего, даже не было постельных принадлежностей. Ему давали еду, но он оставался в прозрачной камере до тех пор, пока психиатр не решал, что угроза самоубийства миновала.
– Второе, что я здесь ненавижу, невозможность есть, когда мне хочется. – пробормотал Ян.
– Что же в первую очередь? – спросил я скучающим тоном.
Жалобы Яна были столь многочисленны после того как мы прибыли сюда. Жизнь здесь должна быть особенно мучительной для кого-то вроде него, мажора.
– Не трахаться.
Его слова вызвали в моей голове массу эротических образов, и все с вполне определенной блондинкой. Тонкие темные комбинезоны, которые мы носили, не могли помочь скрыть эрекцию. Я быстро обратил свои мысли на абсолютно асексуальные темы. Представляя Джулию, свою ненавистную мачеху, я решил эту проблему.
Интересно, что даже ее имя созвучно с этим местом.
Julie и juvie. Действительно, сходство есть.
Оба они ненавистные и гнетущие.
Входя в столовую на завтрак, Ян перечислил все места, в которых предпочел бы оказаться. Схватив поднос и приняв то, что здесь щедро предлагали таким правонарушителям как я, сел за стол с Яном. Яичница и сосиски были еще теплыми. Я проглотил еду и выпил свой апельсиновый сок.
Девочки-заключенные, или резиденты, как нас любили здесь называть, сидели со своими подносами в другом конце столовой.
Их комбинезоны были зелеными и камеры располагались на противоположной стороне здания. Хотя девочки и мальчики были вместе на занятиях и при других обстоятельствах, нам не разрешали общаться друг с другом. Не то, чтобы я хотел поговорить с теми цыпочками.
Я оглядел охранников, разместившихся у входов, трех мужчин и женщину. Мы всегда под наблюдением, кроме времени, которое проводим в наших камерах или душе.
Охранники сопровождают нас повсюду, как дошкольников, как правило, группами по пять или больше человек. Через пару дней моего заключения, мне не нужно было напоминать, что делать и куда идти. Все было обычной рутиной до момента, когда мы ложились спать каждую ночь.
Ян и я не слишком общались с другими заключенными. Кроме парня по имени Рикки Морено, мы не заводили друзей. Рикки утверждал, что здесь из-за того, что хакнул правительственный сайт. Парнишка явно был полон дерьма и лез из кожи вон, чтобы показать себя круче, чем самый обычный преступник.
После завтрака мы прошли в класс с другими ребятами от пятнадцати до семнадцати лет. Учителя из местного образовательного округа были приглашены, чтобы обучать нас по основным предметам, которые присутствуют в образовательной программе.
После обеда настало время для наших факультативов. Их было не так много как в обычной школе, но я записался в художественный класс.
Классные комнаты, в которых мы были утром, были заставлены столами, книжными полками с учебниками, компьютерами и другими различными инструментами для обучения.
Исследовательская комната имела лабораторную панель и те из нас, кто проходил курс химии, находились под присмотром, пока следовали инструкциям учителя во время лабораторий.
Небольшой инцидент случился в то время как я делал свои дневные задания по тригонометрии. Ян, сидя за соседним столом, передал мне записку, подписанную моим именем.
Прищурившись, я взял сложенный листок бумаги. Не думал, что Ян пишет записочки. Развернув лист на коленях, я просмотрел нацарапанные слова, подсчитывая многочисленные орфографические ошибки.
Спустя два предложения, я понял, записка была не от хихикающего рядом Яна, а от девушки из класса по имени Дженезис. По-видимому, Дженезис думала, что я горяч, и желала, чтобы я улизнул с ней при первой возможности.
Кто такая, черт возьми, эта Дженезис?
Мои глаза оглядели комнату, и остановились на худой девушке с обесцвеченными волосами, которые темнели у корней на добрых два дюйма.
Она подмигивала мне, и ее язык скользил по тонкой верхней губе. Низко склонив голову, я отвел взгляд от неприятного образа. Не хочу, чтобы он преследовал меня в течение дня.
– Счастливчик. – дразнил Ян, его плечи дрожали от мелкого смеха.
– Хорошо, что есть охранник, чтобы защитить меня. – прошептал я в ответ.
Ян громко хохотнул, и я толкнул его локтем, чтобы заткнуть.
Охранник в передней части комнаты сердито посмотрел на нас, так как учитель математики помогал кому-то в конце класса.
Надо держаться подальше от этой девушки Дженезис.
Парням и девушкам здесь не разрешалось говорить друг с другом, и я не хочу попасть в неприятности, благодаря повышенному вниманию от какой-то девчонки. Даже если бы я был одинок, то в любом случае не желаю иметь никакого отношения к подростковой беременности.
Еще девять месяцев, и я выйду отсюда, чтобы никогда не вернуться снова. Ни в коем случае не хочу сделать что-то, чтобы все испортить и быть от Джанны дольше, чем это необходимо согласно сроку наказания.
Девять месяцев несчастья, и я верну свою девушку обратно. Закрыв глаза, я представил себе ее – в моих руках, вкус ее губ на своих губах. Чистый рай.
После обеда Ян и я расстались.
–Удачи в терапии декоративно-прикладным искусством, Калеб!
– Это художественный класс, придурок! – крикнул я его удаляющейся спине.
В хорошо освещенном художественном классе находились мальчишки в возрасте от двенадцати до семнадцати.
Я установил мольберт рядом с пареньком, которому было что-то около тринадцати лет. Маленькому отродью лучше бы не копировать меня снова. В комнате пахло краской и химикатами. Это оживило воспоминания о том, как я наблюдал за работой своей мамы в студии, когда был маленьким.
Госпожа Сингх, профессор искусств из Денверского университета, приходила два раза в неделю, чтобы бесплатно заниматься с нами – проблемной молодежью.
Охранник стоял у закрытой двери, сопровождал ее в класс и обратно, заставляя меня чувствовать себя Ганнибалом Лектером.
Не чувствую, что представляю собой опасность для профессоров по искусству или общества в целом. А вот Джош Ларсен и любой, кто осмелится коснуться пальцем девушки, которую я любил…
Я быстро стал любимчиком г-жи Сингх. Не то, чтобы была большая конкуренция. Маленький панк рядом со мной любил рисовать фигуры, занимающиеся сексом.
Спустя час, г-жа Сингх осматривала мою работу.
–Удивительно, Калеб. У тебя талант от природы.
Ее взгляд переместился на живописные фигуры рядом со мной. Отвращение, мелькнувшее, на ее лице было бесценно. Взмахнув подолом юбки, она прошла к месту, где стоял охранник.
–Увидимся завтра.
Я столкнулся с Яном по пути к моему следующему факультативу, классу валеологии, который он как раз покидал. Я знал, что это в это время он встречается с психологом, и не смог удержаться от соблазна подколоть его:
– Удачно поговорить по поводу проблем с папочкой.
Пройдя мимо с надутым видом, он задел меня плечом.
– По крайней мере, у меня нет Эдипова комплекса относительно мачехи.
– Нарцисс.
– А тебе-то какая печаль, Калеб?
По крайней мере, он мог признать это.
Он повернул за угол, и я вспомнил нашу первую драку.
Мы – два тощих ученика средней школы, дрались из-за какой-то глупости, которую я даже вспомнить сейчас не мог. После нескольких лет вражды и ссор мы были почти друзьями.
В классе валеологии нам показали фотографии людей с ЗППП. Что за радость. Я прошел этот курс в девятом классе и прослушал лекции. Я сдержал смех от вида мальчишки, чьи глаза вылезли из орбит во время слайдов. Черт, они собирались напугать его достаточно, чтобы бояться потерять свою девственность.
Глядя на паренька, я был поражен, ведь мой первый секс случился, когда я был где-то в его возрасте. Худенькая девушка около тринадцати лет сидела в начале класса, и я представил, как Джанна выглядела в этом возрасте.
Заключенная девушка была просто маленькой девочкой, но если взглянуть на всех этих ребят, то большинство из них уже были сексуально активными. И хотя в этом я был, как и они, моя домашняя жизнь была относительно защищенной. Я был еще больше благодарен своей девушке.
Но всё было разрушено, когда Джош напал на нее. И он продолжит платить за это, когда они выпустят его. В настоящее время, он был в таком же жалком положении, как и я.
Он будет заперт намного дольше, что приносит капельку удовольствия. Десять лет в тюрьме недостаточное наказание за страх, боль и чувство насилия, что он причинил ей.
Несмотря на решимость оставаться сильным, было трудно не чувствовать жалости к себе. Фигово быть запертым на десять месяцев, девять из которых еще впереди. Ублюдочный судья сделал наш приговор обязательным. В противном случае я мог бы выйти отсюда раньше.
Мое освобождение, казалось таким далеким, возникало чувство безнадежности, словно я постоянно возвращаюсь назад. Было жаль Яна. По крайней мере, мои родители заботились обо мне. Мои мама и папа навестили меня дважды в прошлом месяце. Вместе, эта поездка была тем малым, что они сделали вдвоем после развода.
Папа Яна редко отвечал на его звонки. После пустого звонка, не оставляя сообщения, Ян использовал оставшееся время на телефоне, чтобы позвонить бывшим подружкам. Я быстро проходил мимо, когда он вел грязные разговоры по телефону с какой-нибудь цыпочкой.
Заткнувшись.
Ночью я иногда видел сны о Джанне. В одном сне мы были пойманы. Как тогда, когда нас чуть не сцапали но в моем сне мы все же были схвачены и арестованы полицейскими. Джанна и я сидели на обочине, в наручниках, но смеялись над собой, пока не появилась огнедышащая Джулия, буквально.
В другом сне мы снова были в Лас-Вегасе, но на этот раз, чтобы пожениться. Самым странным было то, что Хейли оказалась человеком, проводившим свадьбу, и была одета в костюм Элвиса. Во сне Хейли просто сияла, весело признав, что она ошибалась насчет того, что Джанна не останется со мной.
Я проснулся, чувствуя смешанные эмоции. Однажды, я женюсь на Джанне, хотя мы еще и не готовы к браку. Однако, я чертовски уверен, что Хейли не будет приглашена.
Кошмары были чудовищными.
Один, когда я плакал на похоронах Джанны, заставлял меня просыпаться в панике, взволнованным, в поисках выхода для своей агрессии. Возникал соблазн стащить Яна с верхней койки только для того, чтобы хоть кого-то ударить. Другой кошмар был о том, что я освободился, но вот она – она влюбилась в другого.
В ту ночь я уже не смог заснуть. Джанна была удивительной. Другие ребята будут ошиваться рядом, а я даже знать не буду.
После урока валеологии настала моя очередь посещать психолога. Поскольку налогоплательщики щедро заплатили за мою терапию, я полагал, что эти деньги должны быть отработаны. Мой психолог устанет слушать о том, какая все же Джулия сука, к тому времени как я выйду отсюда. Может быть, она походатайствует о досрочном освобождении перед судьей, чтобы избавиться от меня.
Я встречался с психологом по программе индивидуальной терапии три раза в неделю по понедельникам, средам и четвергам. Плюс групповая терапия раз в неделю по пятницам.
Слава Богу, у Яна групповая терапия в другой день. Мне достаточно его нытья, которое я слышал в нашей камере и в столовой.
Психолог настаивала на обсуждении моих родителей, их семейных проблем до развода, и о влиянии развода на меня. Это стало утомлять после нашего второго сеанса.
Я из разбитой семьи, бедный я. Попал в большие неприятности, потому что рядом со мной не было отца, пока я рос. Фигня. Я оскорбился, когда терапевт выбрала этот путь: это словно сказать, что моя мама не была хорошей матерью-одиночкой. Откровенная неправда.
Я сам сделал все свои ошибки. Мои родители были намного лучше, чем у большинства детей, находящихся в этом месте. Они никогда не обращались со мной плохо, даже когда я плохо себя вел.
Каждый сеанс, мы говорили о нападении Джоша на Джанну. Кроме того, о том, что в результате это привело к моему собственному нападению на Джоша, стало совершенно очевидно, что этот инцидент еще питает мою внутреннюю злобу.
Я не был уверен, что смог бы удержаться от его убийства, если бы увидел. Смог бы я держать себя в руках и не преследовать его после того, как он освободится?
Я не горел желанием разговаривать о Джанне. То, что мы имели, что имеем, личное. Эти воспоминания были драгоценными, не для других, не для анализа.
Спустя целый месяц без писем от Джанны, не имея ее нового номера мобильного, сегодня я раскрылся своему психологу, д-ру Эрике Адлер. Мои эмоции были бурными, я был озабочен будущим наших отношений.
Чувствуя неловкость от того, что раскрыл свои чувства, я спешил убраться оттуда, как только сеанс закончился, и охранник проводил меня обратно к блоку камер. Ян сидел на общей площадке, и выглядел угрюмым. Может быть, и его сеанс прошел не совсем уж хорошо. Это почти заставило меня чувствовать себя виноватым относительно моих комментариев по поводу «проблем с папочкой», которые я высказал ранее.
– Эй, парень. – я упал в кресло напротив него.
– Я голоден. – пробормотал Ян сердито. – Ненавижу, как они заставляют нас ждать, пока не проверят всех, прежде чем мы сможем пойти на ужин.
Постукивая правой ногой, я тоже испытывал острое желание поесть. Мои простые белые теннисные туфли даже удобные, если бы не такие одинаковые. Когда нам впервые выдали обувь, Ян жаловался, что это обувь для бедных. Я смеялся и сказал ему, что здесь нет брендовых ботинок для богатых мальчиков.
По крайней мере, здесь нас хорошо кормили. Местная еда была лучше, чем в государственных школах. Выглядело так, словно штат Колорадо пытался этим компенсировать отнятую у нас свободу.
После обеда, мы могли остаться в камере или выйти на улицу. Несмотря на крытый спортзал, который предпочитали большинство заключенных, я обычно играл в баскетбол на улице даже в холод, потому что наслаждался чувством свободы.
Делая вид, что по-прежнему контролирую свою жизнь, я сохранял здравомыслие. С теплой курткой в рабочем стиле, что нам давали носить, все было не так плохо.
В выходные дни, мы имели возможность выходить, в тренажерный зал или посмотреть фильмы в общей комнате.
Поскольку фильмы, как правило, имели рейтинг PG и редко PG-13, чтобы разбавить общую скуку, то я обычно отказывался и зависал в другом месте.
Разнос Яна «в одно кольцо» стало моим новым любимым времяпрепровождением.
Ян работал, чтобы держать себя в форме, но имел нулевой талант на площадке.
– Получай! – вопил я, закладывая еще один мяч в корзину.
Ян чертыхался, хмурясь от отчаяния.
– Я устал от этой игры.
Отстукивая мяч, я кружил вокруг него.
– Неужели больше, чем твоя задница может выдержать?
– Дай мне футбольный мяч, и я заставлю тебе рыдать на траве. – хвастался он.
Я усмехнулся, проведя баскетбольный мяч между своих ног, прежде чем погладить пупырчатую кожу. Потом бросил мяч в кольцо через всю площадку, заставив его отскочить от щита, но не попал.
– Футбол отстой.
Холодный ноябрьский вечер казался мне освежающим. Бег по площадке после баскетбола заставил мою кровь заструиться по жилам. Наше время почти вышло, и я с нетерпением ждал момента узнать, получил ли сегодня какую-нибудь почту.
Сотрудники вскрывали и изучили письма, прежде чем вечером передать резидентам.
Когда настало время вернуться в блок камер, мы вошли внутрь. Было несколько ванных комнат с душем в коридоре, где мы мылись по одному. Иной раз возникала путаница, но если заключенные не мылись бы отдельно, то присутствовал бы риск домогательств.
В руководстве, что нам дали, сексуальный выпад в сторону другого заключенного или сотрудника именовался плохим прикосновением.
Когда подошла моя очередь принять душ, я спешил помыться, зная о времени и желании большинства сделать то же самое.
Прежде, чем мы были заперты в наших камерах на ночь, персонал проверил наличие оружия. Мы выстроились у стены и несколько охранников осматривали нас, один охранник кричал: «Штаны!» – каждый из нас хватался за штанины и поднимал их выше лодыжек.
Через минуту, охранник орал: «Обувь!» – сняв ее, мы переворачивали туфли, а потом стучали ими друг о друга.
Хлопающие звуки раздавались несколько секунд, пока охранники не считали, что достаточно. Я опустил туфли и пригладил свои влажные волосы.
Охранник держал стопку писем и назвал имена нескольких заключенных, в том числе Яна и мое. Когда он сказал.
– Калеб Моррисон!
Я двинулся вперед, чтобы взять протянутое мне письмо.
Перевернув его, увидел, что оно от моей девушки.
Наконец-то!
Охранник запер нас в нашей камере, и Ян взобрался на койку, издав драматический вздох.
– Теперь ты можешь перестать ныть, как маленькая сучка.
Проигнорировав его, я лег на нижнюю койку. Ян улегся наверху, и послышался шелест бумаги. Он не упомянул, от кого ему пришло письмо, и хотя я не хотел этого, но все же был немного заинтригован.
– Кто тебе пишет?
Я надеялся, что его отец прислал ему письмо.
– Психолог подписал меня на какую-то программу по переписке с верующей молодежью. И какая-то прибитая по Библии цыпочка написала мне первое письмо. Интересно, попытается ли она спасти мою бессмертную душу через почту?
Я вспомнил программу, о которой он говорил. Лично я отказался участвовать и был удивлен, что Ян не сделал того же.
Разглаживая пальцами письмо от Джанны, я слушал его болтовню. Одновременно мной овладели волнение и страх: я вот-вот открою ее письмо.
– Даже Иисус не смог бы спасти твою душу, Ян.
– Зацени. – начал Ян и продолжил девчоночьим голосом. – Читая о тебе, я понимаю, что ты нуждаешься в духовном друге. – захихикав, он остановился. – Калеб, тебе нужен духовный друг?
Я не стал напоминать ему, что в воскресенье утром начал посещать церковные службы, которые проводил приглашенный вне-конфессиональный проповедник.
Надо сказать это отличный пример толерантности. Никакого давления, просто разговор о вере, в тех рамках, которые могут предложить сами заключенные. Очень удобно, так как нужен всего один человек, и никто не будет испытывать дискомфорт в общении, если перед тобой батюшка, а хотелось бы видеть, например, святого отца.
Я смеялся вместе с ним, но не чувствовал веселья. Был занят неровным почерком Джанны на белом конверте. Для девушки, ее почерк был отстойным.
Ян продолжал читать свое письмо вслух.
– Бла бла бла. Мне пятнадцать лет. Бла бла бла. Моя любимая группа Paramore. Я живу в центре Денвера с бабушкой и старшей сестрой. – на минуту он замолчал.
– Послушай это. Я не могу сказать тебе свою фамилию, потому что ты преступник.
С обидой в голосе, Ян пожаловался.
– И это должно поднять мне настроение?
– Как ее имя? – спросил я, проявляя совсем немного внимания.
– Александра. – ответил Ян.
Он снова притих, возможно, несколько больше заинтересован в письме, чем готов признать. Зная его, новой миссией в жизни Яна станет желание выудить из нее фамилию. Дайте Яну правило, и он не уймется, пока, в конце концов, не нарушит его.
Наконец набравшись мужества, я разорвал конверт и вынул письмо от Джанны. Написано на сложенной бумаге синей ручкой: я с сомнением рассматривал нехарактерный корявый почерк. Мои глаза метнулись к фото надо мной, прежде чем я начал читать.
Дорогой Калеб,
Извини, если это трудно читать, но моя правая рука до сих пор в гипсе. Так что я пишу письмо левой рукой, и получается весьма отстойно. Моя челюсть полностью зажила, и я вчера пригласила Сиси посмотреть новый дом моего отца в Энглвуде. Мы только что переехали: пару дней назад.
Странно жить на юге Денвера, но мне нравятся перемены.
Чэнс еще с мамой, но папа планирует забирать его почти на все выходные.
Я буду скучать по Чэнсу, но рада получить передышку в отношениях с мамой. Я согласилась приезжать к ней в дом, по крайней мере, один раз в неделю на ужин. Даже если мы не согласны в том, как я живу, она все еще моя мама, и я люблю ее.
Я скучаю по тебе так сильно, Калеб. Прости, что не писала тебе раньше, но я была слишком занята всем происходящим. Много сил отняла регистрация в новой школе и переезд в новый дом. Пока моя левая рука не зажила, было невозможно писать.
Кстати, я написала новый номер мобильного внизу этой страницы. Ты можешь позвонить мне, когда тебе позволят, и если я смогу, то отвечу.
Как я уже сказала, Сиси пришла вчера и отдала мне письма, отправленные тобой через Данте. С этим письмом, ты получишь мой новый адрес и сможешь писать мне напрямую.
Не волнуйся, мой папа не против, чтобы ты писал на его адрес. Он не полностью одобряет твое заключение, но понимает, что толкнуло тебя к насилию.
Я не знаю, будет ли этого достаточно, если я скажу, но: я очень, очень сожалею о том, что произошло. Чувствую себя так, словно разрушила твою жизнь.
Не могу поверить, что ты все еще хочешь быть со мной. Я плакала, когда я читала твои письма, потому что это так ужасно находиться там и то, что ты сейчас в этом месте – моя вина. И Ян тоже наказан.
Скажи ему, что мне жаль. Если бы я не оказалась такой глупой, вы двое не застряли бы там.
Я решила: мне лучше отказаться от черлидинга. Не могу себе представить, что когда-либо смогу получать от этого удовольствие. Но когда правое запястье заживет, я вернусь в команду.
Я сказала Сиси, что получила травму на черлидинге. Спасибо: ты ведь не сказал Данте о случившемся со мной. Не хочу, чтобы люди знали.
Я пойму, если ты захочешь расстаться. Не думаю, что теперь смогу быть хорошей девушкой, да и ты заслуживаешь кого-то, кто не является полным беспорядком. Что бы ты ни решил, я приму это.
Рада, что там есть художественный класс, который ты можешь посещать. Ты такой талантливый, и мне нравится это в тебе.
Необходимость посещать психолога звучит навязчиво, но, возможно, это и хорошо – ты сможешь раскрыться. Может быть, сейчас я немного предвзята, когда речь заходит о психологах, потому что мой никак не может перестать говорить о том, что произошло.
Я сказала папе, что не хочу ходить к нему больше, но моя мама настаивает, и он поддерживает ее.
Думаю, снова танцевать в команде будет лучшим для меня. Просто хочу, чтобы моя жизнь была обычной. Не хочу больше быть в центре внимания, устала от того, что родители так сильно беспокоятся обо мне.
Я люблю тебя, Калеб, но не уверена, что быть вместе лучший для нас вариант. Может умнее просто все закончить. Всё настолько перепуталось, наши жизни перевернулись с ног на голову.
Так много всего произошло, и тебе еще девять месяцев сидеть там. Это долго. Как потом все пойдет между нами? Но, как я уже говорила: тебе решать.
Надеюсь, ты сможешь простить меня за свою разрушенную жизнь. И Ян тоже.
Я больше не чувствую себя самой собой. Мне не нравится, что я чувствую, но не знаю, как прекратить это. Просто хочу, чтобы вернулось на круги своя.
Джанна.
ГЛАВА 2
«Не медли. Преуспевай в жизни и любви.
Это не будет длиться вечно.»
– Лео Бускалья
РОЖДЕСТВО
прошло два месяца, впереди еще восемь…
КАЛЕБ
У нас было около пары секунд до того, как охранники разняли наше мочилово. Все происходило, как в замедленной съемке пока чей-то кулак двигался навстречу моему носу. В тот же момент я выбросил руку, останавливая падение, другая рука рванулась, чтобы закрыть нос.
Разумеется, слишком поздно, случайный кулак уже нанес ущерб. Удар чисто выбил меня из борьбы, пока я не увидел Яна, получившего коленом в живот, и я заставил себя подняться.
Хромая от удара в колено, полученного ранее, я поковылял туда, где Ян только что получил кулаком в ребра.
Как только я достиг их, то схватил одного из парней, бьющих Яна, обернув руку вокруг его шеи: элементарный хэдлок. Когда был совсем зеленым, то смотрел по телику рестлинг, вот это и пригодилось: я телом пригвоздил кретина к полу.
Охранники, наконец, обнаружились, чтобы остановить групповые беспорядки, происходящие за пристройкой на дальней стороне баскетбольной площадки.
Не знаю, кто именно начал драку, но это сыграло огромное значение для освобождения хоть какой-то части моей сдерживаемой агрессии.
Я дрался со всеми, за исключением, может быть, Яна и нашего друга, Рики. Может быть.
Охранники крикнули нам лечь на землю, как и положено в таких ситуациях.
Я сразу же упал на живот, издавая стоны и делая вид, что пострадал гораздо больше, чем на самом деле. Руками ухватился за голову, успокаивая воображаемую травму.
