Текст книги "Любящие сестры"
Автор книги: Эйлин Гудж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 41 страниц)
– Составлением пар, – принялась объяснять Ривка, – занимается посредница Эстер Гринбаум. Она имеет списки, рассылает фотографии, устраивает встречи. Если б ты видела, какую суматоху устроила Сара, когда надо было сфотографироваться! Будто она снимается не меньше, чем на конкурс «Мисс Америка». Можно подумать, хоть один парень способен отказаться от такой невесты, будь у нее хоть самая плохая фотография!
Энни не сдержала улыбку.
– Что же в таком случае произошло? Саре не понравились два первых жениха?
– В первый раз, стоило ей взглянуть на фотографию, как она расплакалась. Это точно, видела бы ты его – зубы, как у осла. Эстер клянется, что он будет чудесным мужем для любой девушки, но Сара не пожелала даже еще раз взглянуть на фотографию. И я полностью с ней согласна. Зачем мне нужны внуки с мордами ослов? – Ривка навалилась грудью на стол, приблизив к Энни лицо и подняла палец к губам в знак молчания. – А второй был посимпатичнее. Но, когда они встретились, он не мог сказать Саре и двух слов. Сара и сама не из говорливых. Поэтому я сразу поняла, что от такой парочки мне внуков не дождаться. Я раньше умру, чем они решатся хоть о чем-нибудь договориться.
– А этот… – Энни замялась, пытаясь вспомнить имя жениха.
– Ицек, – нежно сказала Сара.
Ривка резко выпрямилась, смущенно улыбнувшись.
– Ицек будет хорошим мужем для Сары. Солидный и уверенный, masmid, как она говорит, очень грамотный. Но в глазах у него есть огонек. Уж он-то разговорит нашу Сару. Притом из очень видной семьи, такого не часто встретишь. Отец – раввин, к вашему сведению. Очень образованный человек.
Энни хотелось спросить Сару, что она подумала, когда в первый раз увидела его фотографию. Но это, наверно, слишком бестактный вопрос. К счастью, Ривка сама ответила на него.
Снова пригнувшись к Энни поближе, она зашептала:
– Только это между нами… Ицек очень и очень недурен собою. Как говорится, все при нем. В общем, от такого человека не отмахнешься. Это точно. – Ривка взяла в рот ломтик рогалика и с гордостью взглянула на дочь, которая стояла на пороге с новорожденным на руках. Кончив жевать, Ривка спросила:
– А у тебя как дела, Энни? Тебе ведь тоже пора подумать о замужестве. Разве это хорошо для девушки – бегать целый день по городу, без семьи, без мужа?
Энни засмеялась:
– Без посредницы, боюсь, мне не удастся сделать это так скоро. Кроме того, я совсем не готова к семейной жизни.
– А тот молодой человек? Который ходит к вам в гости? Он что, не жених разве?
– Джо? – переспросила Энни, и голос ее предательски дрогнул. Она покраснела. – О, он… он просто друг. Притом он приходит главным образом к Лори. Как старший брат.
Ривка глядела на нее, слегка запрокинув голову. Может, она и не слишком много общалась с разными людьми, но в таких вопросах разбиралась безошибочно и сразу поняла, что Энни не совсем откровенна.
Не так давно, чувствуя, что Ривке можно доверять, Энни рассказала ей о Вале. Чтобы Ривка, если он здесь появится, защитила их. Внезапно Энни почувствовала неудержимое желание рассказать Ривке о том, что произошло сегодня. О мужчине в плаще цвета хаки. Не хотелось только пугать Лорел. К тому же жаль было портить Ривке праздник. Нет уж, пусть лучше это останется тайной.
– Разве? – засмеялась Ривка. – Ох, я носом чую, что-то здесь не так. Еще чаю хочешь? Я налью тебе. И возьми себе плюшечку, я только что испекла.
В это время вернулся мистер Груберман – возле входной двери послышался его голос. Ривка пошла встречать.
Попивая сладкий чай в большой уютной кухне Ривки, слыша неясный гул возбужденных голосов из передней, Энни почувствовала, как покой и радость сходят на нее.
Может, человек в хаки просто торопился на поезд, а разочарование, которое она успела заметить на его лице, появилось потому, что он этот поезд упустил. Все это только показалось ей, убеждала она себя.
И в конце концов поверила.
Почти.
10
Сидя в темпом зале кинотеатра, где показывали старые фильмы в Ист-Вилледже, Долли чувствовала тянущее напряжение во всем теле. Пальцы сами собой сжались в кулаки так крепко, что почти впились в ладони.
Она взглянула на часы. Скоро двенадцать, фильм почти кончился.
Интересно, он тоже сейчас в зале? Неужели сел где-нибудь в первых рядах смотреть кино? Когда она входила, его как-будто не было среди других зрителей. Но может быть он вошел, когда фильм уже начался?
Он назначил ей встречу в фойе после кино. Странно, почему именно здесь? Приступ ностальгии по прошлому?
Оглянувшись по сторонам, она заметила, что народу совсем мало. Опасаясь, что ее опознают как престарелую звезду, когда-то сыгравшую в этом фильме, она уселась в самом последнем ряду возле выхода. Здесь-то ее точно никто не заметит. И с чего она так разволновалась? В зале одна молодежь, большинство из них лежали в пеленках, когда снимались «Дамы в цепях». А по внешности она годится теперь в мамы востроглазой красотке на экране.
Полный идиотизм считать это теперь классикой. Видимо, это такая дрянь, что со временем стала выглядеть даже смешной. Сначала Долли решила, что смеются над ней. Почему-то те слова, в которые она вкладывала всю душу, вызывали раскаты хохота в зале. Но вскоре и сама стала замечать юмор, то и дело посмеиваясь и фыркая. Оказалось, что там действительно есть над чем посмеяться.
Когда на экране возникло ее собственное трехметровое изображение, с туго затянутой талией, с чуть ли не вываливающимся на колени адвокату бюстом, с рыданиями: «Как я могла натворить такое!», Долли рассмеялась, чувствуя себя в превосходном расположении духа. Что и говорить, эта красотка похожа на нее не более, чем зеленый помидор на томатную пасту. Да, тогда она играла шутя, а теперь придется играть не на жизнь, а на смерть.
Она отвлеклась, думая о текущих делах. Скоро Валентинов день. А в одном только следующем месяце две свадьбы и благотворительный банкет музея Метрополитэн. И как раз вчера позвонил кузен миссис Леви, который присутствовал на детском празднике на прошлой неделе, – он поставляет на Лонг-Айленд продукты для торжеств. Его так впечатлили пиньяты Лорел, что он заключил с Долли соглашение на поставку шоколада для всех его мероприятий.
Наконец все перипетии сюжета были окончены, в зале загорелся свет. Люди вставали с мест, надевали пальто, пробирались к выходу.
Долли не спешила. В душе вспыхнула тревога. Она боялась человека, ожидающего в вестибюле.
Руди Каррера. Что ему надо? Разве она не сказала, что уже много лет не имеет никаких вестей ни об Ив, ни о ее девочках, а перед тем говорила это все Вэлу? Объяснять все в третий раз? Ее снова бросило в дрожь воспоминание о его звонке вчера вечером. В его голосе было что-то такое… неуловимое. Будто какая-то недоговоренность. Не было прежнего жадного любопытства, нетерпеливой дотошности в вопросах, ничего такого, казалось, будто… он знает… Долли почувствовала, как от ужаса сжалось сердце.
Вначале она пыталась отказаться от встречи. Но он настаивал. Поистине собака, почуявшая мясо. В конце концов она подумала, что так будет даже лучше, – она выяснит, что именно ему известно. Может быть, ничего. Тогда они, по крайней мере, немного успокоятся.
Взяв пальто и поднявшись с места, она даже удивилась, что смогла просидеть целых два фильма. «Дорога бурь» давным-давно исчезла с афиш. Какое приятное волнение принес ей этот фильм! И боль, конечно. Она вновь видела Ив, блестящую и обворожительную, полную сил. Настоящая звезда, ничего общего не имеющая с тем потухшим созданием, каким стала в конце жизни.
А сколько удовольствия получила Долли от этой вертушки с сердцем из чистого золота – Мэкси Мэгир, когда она отомстила неверному Джино, сказав, что у нее последняя стадия рака, и затем довела его до тюрьмы за покушение на убийство. Поистине душещипательная история. Кто, кроме Ив, мог сыграть такую чепуху, чтобы она выглядела совершенно естественно! Под конец по залу начали разноситься тихие всхлипы и сморкания. Долли тоже не отставала от других. И, может быть, не только из сочувствия к сюжету.
Теперь она внимательно оглядывала зал. Потертые плюшевые сиденья, захватанные до дыр занавеси, облезлая позолота орнаментов в египетском стиле. Если бы Ив, прежняя Ив, увидела, что из нее пытаются сделать какой-то позолоченный образец, она послала бы их ко всем чертям.
Долли вспомнила рекламу, напечатанную в «Таймс»: «Сестры серебряного экрана». Затем перечислены три пары имен сестер Голливуда и фильмы с их участием, ставшие шедеврами (в ее случае – не совсем шедеврами). Оливия де Хавиланд в фильме «Остановите рассвет» вместе с Джоан Фонтэн в «Подозрении». Две настоящих звезды Лилиан и Дороти Гиш. А потом ее имя вместе с Ив. Дурное предзнаменование, подумалось ей тогда.
И точно – откуда ни возьмись – Руди Каррера со своим звонком и требованием встречи.
Может, ему нужны деньги? Что еще можно предположить? Если он нашел Энни и Лорел, причем здесь она?
Медленно поднявшись на ноги, Долли заметила, что в зале уже никого нет, кроме одного мужчины, неторопливо пробирающегося между передних рядов. Голова его была низко опущена, поэтому она не видела лица. Но его необычайная гротескная фигура и петушиная походка были столь знакомы, что она похолодела.
– Руди, – хотела она произнести, но задохнулась. Он остановился и приветственно нагнул голову.
– Привет, Долли, рад видеть тебя снова!
Он ухмылялся. У него был вид лиса, только что полакомившегося яйцами в курятнике. На мужчине более высокого роста его одежда выглядела бы элегантно: светлые брюки, такие же светлые туфли и спортивная рубашка с надписью, расстегнутая у ворота. Через руку было перекинуто пальто. Но Руди был настолько коротконогим, – даже в туфлях на платформе его голова едва доставала Долли до подбородка, – что все его наряды выглядели шутовским костюмом. Для полного комического эффекта ему не хватало только Мики Руни, вышагивающего рядом на длинных, как циркуль, ногах.
Но стоило посмотреть на Руди Каррера внимательнее, как становилось не до смеха. Долли почувствовала жалость, представив его обиженным ребенком. Наверно, немало ему пришлось хлебнуть горя рядом со своим красавцем-братом.
– Представляешь, ни разу не видел «Дамы в цепях», – с удовольствием рассматривая ее, дружелюбно признался он.
– Не много потерял.
– Нет, это ты напрасно. Ты там просто потрясающая.
– Спасибо. Так ты позвал меня, чтобы это сказать? И посмотреть, какой я была?
– Не только. Хотя это, конечно, тоже одна из причин. – Он полез в карман рубашки и извлек оттуда жвачку «Джуси фрут», аккуратно развернул, согнул пополам и отправил в рот. – Да, ты действительно была актрисой, – продолжал он, жуя челюстями. – И прехорошенькая. Обстоятельство, которое мой брат не учел, когда разговаривал с тобой по телефону.
Несмотря на внешнее добродушие, в его интонациях проскальзывала издевка.
Долли почувствовала, что она в ловушке. И не желая больше тянуть, резко сказала:
– Хватит болтать. Чего ты хочешь?
Руди огляделся по сторонам. Служитель стоял у выхода, требовательно глядя на них в ожидании, когда они выйдут и можно будет запереть дверь. Было уже около двенадцати ночи.
– Выйдем отсюда, – сказал Руди. – Ты не знаешь, куда здесь можно пойти поговорить?
Она привела его в ночной бар. Руди заказал по чашке кофе и бутерброды. В ожидании заказа он зажег сигарету и откинулся на спинку стула, рассматривая собеседницу сквозь струйки дыма.
– Я нашел их, – произнес он наконец.
Долли показалось, что она сунула палец в розетку. Ей потребовалась вся ее выдержка, чтобы сохранить непроницаемое выражение лица и не опустить глаз под пронизывающим взглядом Руди. Она прижала под столом ладони к крышке стола, чтобы унять дрожь.
– О чем ты говоришь? – спросила она.
– Давай не будем прятаться, ладно? Я знаю, что ты лгала мне в прошлый раз и пытаешься лгать теперь. Я нанял парня, чтобы проследил за Энни. Девчонка оказалась не промах и в первый раз обманула его. После этого он проявил гораздо большую осторожность. У меня есть их адрес. – Руди похлопал себя по нагрудному карману. – Четырнадцатая улица, Мидвуд, Бруклин. Неплохое гнездышко для пары беглянок, как выразился мой помощник.
Долли захотелось ударить по этой самодовольной роже. Вся кровь бросилась ей в голову, и череп словно раскалился от жары! Да, здорово он ее срезал. Ну что же, больше нет смысла разыгрывать невинность, придется говорить начистоту.
– Что тебе надо от меня?
Прежде чем он успел ответить, появилась официантка с их заказом. Он взял сандвич с соусом и, откусив огромный кусок, принялся жевать с такой тщательностью, что казалось прошло не менее часа, пока он проглотил. Затем оторвал салфетку и стал возить ею по губам. Все это не сводя с нее маленьких свиных глазок, которые буравили ее без всякого стеснения.
– Мне? От тебя? Ровно ничего, можешь мне поверить.
Врет? Что за махинацию он хочет провернуть с ее помощью? Она готова заплатить, только пусть сам назовет сумму.
– Не юли, – отрезала она. – Скажи, что тебе надо. Если это в разумных пределах… и в моей власти, обещаю выполнить твои требования.
Вряд ли он нуждается в деньгах – у него должен быть вполне приличный доход. Может быть, карточные долги? Или неудачные финансовые аферы?
Ухмыляясь, Руди стер пятно горчицы в уголке рта.
– Когда я узнал, что ты вышла замуж за толстую суму, я подумал, что это весьма умный ход. Но я и раньше считал тебя умной бабой. Потому что ты не вышла за моего брата.
– Надеюсь, ты все-таки позвал меня не для того, чтобы потом залезть ко мне в постель? Говори, что тебе понадобилось?
– Но когда я узнал, какую штуку ты сумела устроить своей сестричке, – продолжал Руди словно не слыша, – как ловко отплатила ей… Черт возьми, это достойно восхищения. И я обязан выразить его, Долли, причем немедленно. Такая женщина, сказал я себе, просто должна быть на моей стороне.
Долли старалась не думать о том, как было бы хорошо, если бы очередной кусок сэндвича вдруг стал ему поперек горла.
– Как… как ты узнал об этом? – Ей показалось, что кусок стал поперек горла ей самой и она сейчас задохнется насмерть.
– Вэл исподволь вызнал от твоей сестрицы. Черт, он готов был удавить тебя на месте! Но Ив запретила ему вообще касаться этой темы. Не могла позволить, чтобы хоть кто-то узнал, как ее дорогая сестричка поступила с ней. Стыдилась, я думаю. Видимо, опасалась, что люди будут считать ее настоящей дрянью, когда узнают, что родная кровь не пощадила ее. – Он долго молчал, ожидая, пока глоток пунша уляжется в желудке, затем продолжал: – Сразу же после смерти Ив Вэл прискакал ко мне, желая узнать, нельзя ли повернуть это дело так, чтобы он мог получить энную сумму. Может быть, иск на удовлетворение претензий заставит тебя платить по некоему соглашению. Но я сказал, что он ничего не добьется. Прошло слишком много времени. На такие вещи существует юридический лимит.
Долли так сильно дрожала, что не смела даже прикоснуться к своей чашке.
– Ладно, Руди, не тяни. На что ты рассчитываешь? Что я должна сделать?
– Что ты должна сделать? – Его подбородок запрокинулся, и глаза сузились в раздумье. – Небольшая помощь, вот и все. Устрой мне встречу с дочерью Вэла – Лорел. Подготовь ее, чтобы она не восприняла меня как привидение с того света.
Долли пыталась вздохнуть поглубже, но грудь сдавило, будто на ней все еще был корсет, в котором она снималась в этом фильме. Она не на шутку испугалась и целую минуту не могла ответить. Затем выдавила:
– Почему я?
– Потому что ты заботишься о ней, хочешь ей добра, вот почему. – Он нагнул голову и смотрел на нее исподлобья змеиным, завораживающим взглядом. – Потому что сейчас ты так ведешь себя, что я ни секунды не сомневаюсь, – ты до сих пор терзаешься виной перед Ив. Тебе хотелось загладить ее на детях, верно? Ты мечтаешь устроить им райскую жизнь… и себе заодно, да? – Он шумно затянулся и выпустил облачко дыма. – Ну как?
Долли казалось, что он содрал с нее всю одежду и она сидит перед ним голая. Захотелось немедленно бежать отсюда сломя голову, поднимая тучи пыли, чтобы за ними навсегда скрылось это ненавистное лицо. Но она продолжала сидеть неподвижно. Иного выхода не было. Ради Энни и Лорел, а совсем не ради себя.
– Почему бы тебе не обратиться с этим к Вэлу? – спросила она. – Где он сейчас?
– Вэла это не касается. – Не обращая внимания на пепельницу, он затушил окурок в блюдце.
Долли содрогнулась. Что он в конце концов затевает, этот дьявол? Что-нибудь… ну… мерзкое? Неужели как Пип Фарради когда-то давно в Клемскотте, которого поймали в задней комнате его аптеки, где он пытался порезвиться с маленькой Нэнси Андервуд? Долли еле сдержалась, чтобы не вскочить и не впиться ногтями в его жирную свиную шею.
– Знаешь что, ублюдок, лучше раз и навсегда забудь про свои извращения!.. Или…
– Ну, ну, поехала! – Его глаза, сдавленные нависающими складками кожи по обеим сторонам плоского носа, глядели с упреком. – Ты вообразила, что я один из подонков такого рода? Брось, какая чушь! Я просто хочу повидаться с ребенком. Поговорить, пообщаться поближе. Ведь она не только твоя племянница, но и моя тоже, не забывай.
– С чего это тебе пришла в голову такая забота? Я никогда не слышала, чтобы ты проявлял хоть какой-то интерес к ней или Энни раньше.
– Раньше? – Он помолчал. – Раньше многое было иначе. А теперь вот так.
Он скосил глаза, равнодушно разглядывая девушку в розовой униформе, нарезающую у стойки лимонный пирог.
– Так почему все-таки ты не обращаешься к Вэлу? – повторила она.
Глаза Руди дернулись, словно его в чем-то уличили.
– Забудь про Вэла… Это его не касается. Он ни о чем не знает. И я не намерен говорить ему.
– Меня это тоже не касается. И вообще не понимаю, причем здесь я.
– Ну хорошо. Я тебе скажу. – Он снова направил на нее немигающий взгляд. – Ты мне действительно не нужна. Я хочу сделать это ради нее. Мне казалось, ты сможешь облегчить ей встречу со мной, объяснить ситуацию, убедить. Зачем доводить ребенка до обморока моим внезапным появлением?
– Но ведь я могу просто спрятать их от тебя. Завтра вечером они будут в другом городе. Или вообще в другой стране.
Он улыбнулся.
– Уверен, что на это ты не пойдешь. Потому что ты хочешь того же, что и я. Ведь мы с тобой только внешне разные.
Долли вздрогнула. Конечно, она эгоистична. Разве можно отрицать это? Ей самой нужны Энни и Лорел, здесь, рядом, чтобы стать им матерью. Разве это преступление?
Хорошо, пускай Руди хочет того же, и это тоже не преступление. Но что за радость отдать ему Лорел и видеться с ней только в парке на прогулке?
«Я должна отправить его обратно в Лос-Анджелес, чтобы он и думать перестал об этом».
Но, к сожалению, Руди далеко не такой, как Вэл. От него не избавишься звонком по телефону. В него лучше стрелять от бедра.
– Назови, сколько ты хочешь, – сказала она. – Давай договоримся. Я понимаю, ты затеял это не ради денег. Но за ту сумму, которую я дам, ты добудешь себе суперклассную девочку. Она сделает все, что ты пожелаешь, и по два раза в сутки будет говорить, что ты ужасно похож на Пола Ньюмена.
Его лицо помрачнело. Он сжал кулаки, и ей вдруг показалось, что он ударит ее. Но он выпрямился и заухмылялся.
– Все дело в том, что я хочу совсем не это. Но я, как и ты, не хочу вспоминать о Стивене.
– О к-ком? – заикаясь, переспросила она.
– Ты же не хочешь, чтобы Лорел узнала, кто предал ее мать в руки сенатора Маккарти? В награду за твою помощь я обещаю не говорить Энни ни слова о нашем… маленьком соглашении.
Долли казалось, что кровь по капле уходит из ее тела.
– Ты… подонок… – с усилием двигая губами, произнесла она. – Ты хочешь отдать ее Вэлу, я уверена. Разве нет?
– Нет. Ты ошибаешься. Это не входит в мои планы. – Он наклонился вперед, его одутловатые щеки слегка порозовели, а в голосе послышалась сдержанная сила чувства. – Я ни в коем случае не отдам ее Вэлу. Просто хочу кое-чего добиться с его помощью.
– А Энни? Что сказать ей?
– Это я улажу. У меня есть одна идея.
Долли поняла, что все погибло. Ее снова втягивают в обман и предательство. Она должна обмануть Энни, устроить за ее спиной встречу Руди и Лорел. Если Энни узнает, она снова убежит. Схватит Лорел и исчезнет навсегда. Долли захотелось уронить голову на стол и зарыдать в голос.
Но допустить, чтобы Энни узнала о ее прошлом, тоже нельзя. С кем она тогда останется? Анри в Париже, надежды на развод нет. А племянницы неминуемо бросят ее.
«Я предала свою сестру, – думала Долли, чувствуя, как разрывается от боли сердце. – А теперь я предаю ее детей».
– А почему это надо хранить в секрете?
Лорел вглядывалась в лицо дяди Руди в полумраке.
Тетя Долли сказала, что встретиться с ним лучше всего на Кони-Айленд. Она часто возила Лорел по субботам в парк или в зверинец. А сегодня выбрала Аквариум. Пока они ехали сюда, тетя объяснила, что дядя Руди не сделает ей ничего плохого и не будет бранить за побег. Он просто хочет повидать ее, убедиться, что у нее все в порядке. Но если так, то почему у тети такое смущенное и красное лицо? Будто она плакала? И почему дядя Руди теперь просит никому не говорить, даже Энни?
Лорел очень хотелось, чтобы тетя была сейчас рядом. Но Долли уехала, пообещав вернуться за ней через час. Поначалу Лорел немного испугалась, но дядя Руди был очень добр, водил ее по зеленым от сумрачного света переходам, окаймляющим огромные аквариумы, и показывал разных рыб. Он расспросил ее о школе, о Бруклине и Груберманах. И ни разу не попытался обнять или даже дотронуться до руки – она бы этого не вынесла. И ни слова не сказал об их с Энни побеге из дома… до сих пор.
– Поверь мне, так будет гораздо лучше, – настаивал он.
– Но ведь тетя Долли знает, почему же Энни нельзя? – спросила она шепотом, хотя было раннее утро и другие посетители еще не пришли.
– Твоя сестра… она просто не поймет, – сказал он, пряча глаза с таким видом, как обычно делают взрослые, если не хотят рассказывать детям того, что им еще рано знать.
Чувствуя, что ей снова становится страшно, она во все глаза смотрела в его резиновое лицо с нависающим лбом, ужасно похожее на ламантина, который плавал перед ней за толстым стеклом. До сих пор она ни разу не вспоминала о своем дяде. Он всегда был для нее просто странным маленьким человеком, который приходил в гости к Вэлу и почти не обращал на нее внимания, если не считать пристального взгляда, который наводил на нее страх. Теперь он разговаривал с нею впервые в жизни. И на самом деле интересовался, как она живет. Может, он совсем не такой плохой?
– Но если я ей объясню…
– Послушай, – прервал он. – Ты уже большая девочка, и я могу говорить с тобой, как со взрослой. – Он слегка придвинул к ней лицо – они были почти одного роста. Жирная шея, выпирающая из воротника помятого плаща, напряглась, маленькие черные глазки подернулись печалью. – Вэл… твой папа… в ту ночь, как вы убежали из дома… ну… ему было очень плохо. К тому времени, как я узнал об этом и довез его в больницу, он умер. Не знаю, чем Энни ударила его, но это повредило мозг. Врачи сделали все возможное, чтобы спасти его, но увы… – закончил Руди, глядя в сторону и кося глазом на ламантина, медленными кругами плавающего за зеленоватым стеклом. – Он не оправился от удара.
Умер? Мой папа умер? Внезапно закружилась голова и пересохло во рту; бутерброд, который он купил ей по дороге, остановился в горле, превратившись в нечто огромное, наполненное горечью. Но ведь тетя Долли говорила, что недавно звонила Вэлу по телефону. Как же он может быть мертвым?
– Это неправда! – закричала она. – Он жив! Тетя Долли говорила с ним.
– Твоя тетя Долли очень хорошая. Она заботится о тебе и сестре… как и я. Она понимает, что об этом лучше никому не рассказывать. Если полиции станет известно, что это Энни… – Его голос пресекся.
Лорел вздрогнула, вспомнив кровь на Мусином «Оскаре» и на своем одеяльце.
– Энни не хотела этого! Я знаю, что не хотела! – с рыданием в голосе закричала она, чувствуя, что задыхается.
– Я знаю. – Он неловко потрепал ее по плечу. – Я так и сказал врачам. И полиции, которая пыталась разнюхать правду. Что это несчастный случай, что он, видимо, поскользнулся и ударился об угол стола.
– Ты не сказал им про…?
– Энни? Конечно, нет. Именно это я и хочу тебе рассказать, детка. Я на твоей стороне. И сейчас и всегда. Я буду помогать тебе. Пока я в Нью-Йорке, я буду навещать тебя. А потом… если тебе хоть что-нибудь понадобится… любой пустяк… тебе стоит только позвонить. Вот мой телефон. Только никому не говори об этом. Идет?
Лорел глотала слезы. Сумрачные переходы, странный мерцающий свет аквариумов… Словно она на дне, без воздуха, захлебывается в воде.
– Но почему… почему нельзя говорить Энни? – сдавленным голосом произнесла она.
– Ты хочешь сказать ей, что она убийца? А ты подумала, как она будет себя чувствовать после этого? Я, конечно, понимаю, что Вэл не из тех, с кем легко и просто. Но вряд ли твоя сестра стала бы убивать за это человека.
– Но…
– Ты любишь сестру, да? – мрачным шепотом спросил он, придвинувшись к ней так близко, что его дыхание, горячее, пахнущее сигаретами и «Джуси фрут», обдало ей лицо. – Зачем же ты хочешь расстроить ее?
Такой поступок может настолько замучить человека, что он и сам жить не захочет.
«Как Муся? Неужели он думает, что Энни так расстроится, даже… Нет, – сразу же подумалось ей, – нет, Энни не такая. Она не станет убивать себя».
От волнения ее стало подташнивать. По щекам катились слезы. Ламантин остановился у самого лица за стеклом и смотрел большими, печальными, все понимающими глазами.
Она вспомнила, как ей хотелось сделать для Энни что-нибудь по-настоящему важное, помимо еды и прачечной. И вот теперь она может помочь ей. Только это слишком трудно – хранить такой ужасный секрет.
Но ведь если она расскажет, что Вэл умер, будет еще ужаснее. Может быть, Энни даже позабудет, что это несчастный случай, и станет думать, что специально ударила его. И тогда… дядя Руди, наверно, прав – это будет мучить ее, пока… пока она не умрет, как Муся.
Она вспомнила обгрызанные до крови ногти Энни и как иногда, проснувшись ночью, заставала ее сидящей на постели с неподвижным лицом.
– Я не скажу, – произнесла она твердым шепотом.
Головокружение прошло. И зеленоватые отблески воды под ногами перестали казаться морским дном, так что стало можно дышать. Появилось даже чувство удовлетворения за себя.
Она будет оберегать Энни от этого ужасного известия. И будет радоваться, что оказывает ей такую важную услугу. Потому что она не просто глупое дитя, которое только цепляется за шею тяжким грузом. Это будет для нее возможность проявить свою заботу об Энни, так же как Энни всегда заботится о ней.
