Текст книги "Снова с тобой"
Автор книги: Эйлин Гудж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)
Ноэль понимала, что во многом виновата она сама. Никто ни к чему не принуждал ее, угрожая оружием. И разве не сама она под влиянием Роберта превратилась в пассивное существо, так доверчиво шагнувшее в расставленную ловушку?
«Может быть, но больше это не сойдет ему с рук».
Торопливо шагая по дорожке, она вдруг почувствовала себя невесомой, как будто трудное решение придало ей легкости. Она окинула взглядом окна верхнего этажа, надеясь заметить дочь. Но закрытые окна равнодушно поблескивали стеклами. Со двора Паттерсонов доносились голоса детей, плещущихся в бассейне. Может быть, Эмма там? При этой мысли Ноэль воспрянула духом. Ей представилось, как она выхватывает из воды дочь с мокрыми голыми ручками и ножками и прижимает к себе, как в первый раз, через несколько минут после ее рождения.
Должно быть, Роберт услышал шум подъехавшей машины, потому что дверь распахнулась, едва Ноэль вошла на веранду. Рослый, хорошо сложенный мужчина в бежевых слаксах и желтой тенниске эффектно вырисовывался в раме двери и смотрел на Ноэль с досадой, как на уличного торговца или незваного гостя.
– Что ты здесь делаешь? – холодно осведомился он.
– Нелепый вопрос. – Ноэль мимоходом изумилась, услышав из собственных уст ворчливый голос бабушки. Она заглянула в дом. – Я приехала повидаться с Эммой.
– Она спит.
– Ничего, я подожду.
– Это ни к чему. С ней все в порядке.
– Если ты не возражаешь, я хотела бы убедиться в этом сама.
– Я возражаю. – На красивом патрицианском лице Роберта отразилась надвигающаяся буря. Глядя в его внимательные глаза сибирской лайки, Ноэль ощутила, как температура воздуха, прежде колебавшаяся в пределах тридцати градусов, вдруг резко упала. Несмотря на июльский зной, она поежилась, будто стояла перед открытой дверью рефрижератора.
Внутренний голос убеждал: «Будь сильной… ради Эммы». Она не могла позволить себе сдаться и на этот раз.
– Как ты смеешь?! – Ее голос дрожал от стараний не закричать. – Как ты смеешь не пускать меня к ребенку?!
– Но кто-то же должен взять на себя ответственность. – Взгляд Роберта стал безжалостным, губы презрительно скривились. – Господи, Ноэль, когда ты в последний раз смотрела на себя в зеркало? Ты совсем опустилась и даже не заметила этого.
Ноэль дрогнула, но не отступила.
– Можешь забрать себе все – и этот дом, и все, что в нём есть. – Она взмахнула рукой, охватывая дом широким жестом. – Только отдай мне Эмму!
Роберт разразился кратким сухим смешком.
– Все это и так принадлежит мне. Разве ты когда-нибудь видела, чтобы я обивал чужие пороги?
– Я вижу перед собой человека, который считает, что даже убийство сойдет ему с рук, – парировала Ноэль. – Но на этот раз ты ошибаешься, Роберт.
Он холодно улыбнулся, однако Ноэль поняла, что ее слова достигли цели. Правое веко Роберта задергалось.
– Слушай, у меня нет времени на пустую болтовню. Если тебе что-нибудь нужно, обратись к моему адвокату. – И он начал закрывать дверь.
– Нет! – Пронзительный вопль Ноэль разорвал тишину переулка в престижном пригороде, где редко повышали голоса и пользовались клаксонами, где самый шумный скандал вызвала посылка в простой коричневой бумаге, адресованная подростку, сыну супругов Уитли, но случайно попавшая в руки живущего по соседству восьмилетнего Линдси Эмберсона. Роберт медлил, и, воспользовавшись шансом, Ноэль метнулась вперед и втиснула ступню между дверью и косяком, – Я не уйду отсюда, пока не увижу Эмму!
– Ты пьяна. – Он вдруг повысил голос.
Ноэль пошатнулась, стоять на одной ноге, просунув другую в щель, было неудобно. Ничего подобного она не ожидала. Неужели Роберт пытается убедить ее, что она спятила? Или это он лишился рассудка?
«Да, он сумасшедший. Это же очевидно!» Ноэль оглянулась как раз в ту минуту, когда Джуди Паттерсон вышла на свою веранду. Хотя их дома разделял ухоженный газон, Ноэль заметила беспокойство на лице соседки. Сначала ей показалось, что Джуди встревоженно смотрит именно на нее. Но ведь они подруги! Правда, не слишком близкие, но все же… Прошлой зимой, когда умерла мать Джуди, кто целый день утешал ее, кто присматривал за ее мальчишками целых четыре дня, пока сама Джуди с мужем уезжали на похороны в Бостон? Только когда Роберт махнул Джуди рукой, словно объясняя: «Не бойся, она ничего мне не сделает», – Ноэль сразу все поняла.
– Как удобно было бы для тебя, окажись я пьяной, правда? – Она тоже повысила голос, надеясь, что Джуди ее услышит. – В тот вечер ты что-то подсыпал в мою пепси, верно? Ты хотел убедить всех вокруг, что я напилась до беспамятства. Но это тебе не поможет, Роберт. Перед законом все равны, даже ты!
– Судья разберется, кто из нас отстаивает интересы Эммы. Насколько я слышал, судья Рипли терпеть не может безответственных матерей.
– Безответственных? – Ноэль чуть не поперхнулась этим словом. – Роберт, это же нелепо! Ты сам все понимаешь. Прекрати сейчас же! Хотя бы ради Эммы!
Лицо Роберта слегка смягчилось, и Ноэль уже была готова восторжествовать, пока не заметила, как он косит глазом в сторону. «Он просто играет на публику!» – в ужасе поняла она. В сущности, она не удивилась бы, узнав, что вся эта сцена подстроена. Иначе зачем еще Роберт остался дома среди рабочей недели? Он знал, что рано или поздно она явится сюда.
– Ступай домой, Ноэль, и хорошенько выспись. Эмме незачем видеть тебя в таком состоянии. – Его низкий властный голос разнесся над кустами сирени, из-за которых выглядывала Джуди Паттерсон.
Ноэль захотелось ударить мужа. Но несмотря на бушевавшую в ней ярость, она могла бы последовать его совету, повернуться и уйти, пока не поздно. Если бы ее не остановил отчаянный крик:
– Мамочка!
В приоткрытую дверь была видна гостиная, промелькнувшие темные косички, удивленное личико. Сердце Ноэль затрепыхалось в горле.
– Эмма, милая! С тобой все…
Она оступилась и отдернула ногу. Дверь тут же захлопнулась.
Ноэль заколотила в нее обоими кулаками. В отполированном медном молотке мелькнуло искаженное отражение ее рта. Как у сумасшедшей.
– Впусти меня! Роберт, открой дверь! Открой сейчас же, или я… – Она осеклась. Чем она может пригрозить? Вызвать полицию? Эта мысль заставила ее опустить руки.
Внезапно она вспомнила о своих ключах. Выудив их из сумочки, она попробовала отпереть замок. Неожиданно он поддался. Но едва Ноэль успела приоткрыть дверь, как ее резко оттолкнули, дверь захлопнулась, лязгнул засов. Зашатавшись, Ноэль упала, оцарапав локоть о шероховатое бетонное крыльцо. За дверью расплакалась Эмма, послышался приглушенный голос Роберта, успокаивающего ее. В кустах у дома что-то зашуршало.
У Ноэль мелькнула мысль: «Это Джуди. Она спешит ко мне на помощь».
Но ее соседка поспешно убегала к своему дому.
Ноэль с трудом поднялась и прислонилась к двери. Слезы заструились по ее лицу.
– Эмма, милая, это мама. Обещаю, я приеду, как только смогу.
Из-за двери не донеслось ни звука, кроме легкого стука удаляющихся шагов. Ноэль окатила волна отчаяния. Ей представлялось, как злорадно ухмыляется Роберт, стирая слезы со щек дочери. Что он ей наболтал? Много ли вранья он успеет вбить в голову девочки, прежде чем кончится этот кошмар?
Ее охватила дикая ярость.
– Тебе это так не пройдет! – выкрикнула она, уже не заботясь о том, что услышат и подумают соседи. Она перестала прислушиваться к доводам рассудка. – Ты слышишь, Роберт? Этого я не допущу! Ты еще поплатишься!
Она бросилась на дверь всем телом, заколотила в нее, обдирая пальцы, пинала ногами, пока не почувствовала в одной из них острую боль. Из ее полуоткрытого рта вылетали капли слюны. Изменившийся до неузнаваемости голос взвивался в раскаленное голубое небо.
– Ублюдок! Впусти меня! Впусти немедленно!
«Ты играешь ему на руку, и сама понимаешь это».
Голос, отдаленно напоминающий голос Лейси, вернул ее к действительности. Ярость угасла. Ноэль сошла с крыльца и вдруг поняла, что у нее нестерпимо ноет нога. Ее колени подогнулись, она упала в траву, неудержимо дрожа. «Что я натворила?! – мысленно простонала она. – Господи, что я наделала?!»
– Попроси доктора Рейнолдса осмотреть твою ногу, – посоветовала бабушка, глядя на Ноэль, лежащую на диване.
Ради бабушки Ноэль придала лицу беспечное выражение.
– Обязательно, как только смогу дойти до машины и отвезти тебя к нему. – Она пошевелила ногой, лежащей на пухлой подушке, и поморщилась от боли. Ступня отекла, ремешки сандалии глубоко врезались в кожу, но снять сандалию Ноэль не решалась, боясь, что потом не сумеет надеть ее.
– Еще чего! – возмутилась бабушка. – Ты не в состоянии вести машину.
И не только из-за распухшей ступни. Ноэль было незачем смотреться в зеркало, чтобы понять, что она выглядит ужасно. До дома она добралась чудом.
– Я знаю одно: пешком мне не пройти и двух шагов.
– Тогда давай попросим врача приехать сюда.
– На дом? Бабушка, домашние визиты врачей остались в прошлом, в эпохе лошадей и двуколок. – Если бы не боль, Ноэль посмеялась бы над представлениями бабушки о большом мире, не изменившимися со времен Трумэна.
– Может быть. Но Хэнк Рейнолдс не такой, как все врачи, – упрямо возразила бабушка.
– Потому что не стал уговаривать тебя пройти еще один курс химиотерапии?
– И не только.
– Назови хотя бы одну причину.
– Во-первых, он не гонится за деньгами. Если бы он хотел разбогатеть, он устроился бы в какую-нибудь клинику в большом городе, где за каждый осмотр дерут втридорога. Я ничуть не удивилась бы, если бы он не взял с нас ни единого лишнего гроша, приехав на дом.
Хэнк Рейнолдс был преемником старого доктора Мэтьюза, вышедшего на пенсию несколько лет назад. Ноэль познакомилась с Хэнком, сопровождая к нему бабушку. Молодой интерн произвел на нее столь приятное впечатление, что она уже подумывала сменить своего прежнего врача из Скенектади.
Но сейчас Ноэль было не до того. Ее терзали мысли о собственной опрометчивой выходке. Пренебрегая советом адвоката, она снова попалась в ловушку Роберта. Господи, о чем она только думала?
– Забудь о моей ноге. Мне следовало бы обратиться к психиатру. – Ноэль со стоном села на диван. – Бабушка, я окончательно все испортила, правда?
– Ты не могла поступить иначе, – убежденно отозвалась бабушка. Она не допускала и мысли, что сама она и Ноэль хоть в чем-то виноваты. – Если и существует способ победить, не испачкав рук, то мне он неизвестен.
– А тебе когда-нибудь приходилось защищать маму или тетю Триш? Ты была готова дать руку на отсечение, лишь бы спасти их?
– Триш никогда не доставляла мне хлопот. А вот твоя мать была совсем другой… она вечно неслась куда-то очертя голову, хотя уже не раз набивала шишки. – Бабушка поджала губы, отдавшись воспоминаниям. – Но однажды я вся извелась из-за нее. Я знала, что ей пришлось пережить, но ничем не сумела помочь.
– Это случилось, когда она забеременела мною? – Ноэль встрепенулась. До сих пор она знала только родительскую версию истории своего появления на свет. Бабушка не любила вспоминать о том времени. Послушав ее, всякий приходил к выводу, что внучку ей принес аист.
Бабушка отрешенно кивнула, устремив взгляд вдаль.
– Я думала, что поступаю правильно, ни во что не вмешивалась, ждала, когда она сама попросит помощи. Но теперь я не уверена…
– Но ведь она все-таки обратилась к тебе.
Бабушка рассеянно затеребила верхнюю пуговицу блузки. Она уже приготовилась к поездке к врачу, оделась, даже подкрасила губы. Но светло-голубой брючный костюм висел на ней мешком и усиливал впечатление хрупкости.
– Это случилось зимой 1969 года, которая, помню, выдалась на редкость суровой. У твоих родителей не осталось ни гроша. Что могла поделать твоя мать? – Бабушка покачала головой.
«Она могла остаться с моим отцом», – мысленно ответила Ноэль. Но на беду, Мэри вечно рвалась на свободу. Она сделала все возможное, лишь бы расстаться с Бернс-Лейк и своим мужем.
Ноэль с трудом поднялась на ноги и заковыляла к двери. Опухшая нога отзывалась сильной тупой болью. Взглянув на часы, Ноэль сообщила:
– Пятнадцать минут третьего. Надо поторопиться, чтобы не опоздать. Если доктор Рейнолдс будет свободен, я покажу ему ногу.
– Машину поведу я, – невозмутимо заявила бабушка.
– Ни в коем случае! Ты забыла, что сказал офтальмолог?
– Катаракта у меня только на одном глазу. Вторым я вижу прекрасно.
– В таком случае… – Ноэль задумалась, не желая уступать, и тут же нашлась: – Если уж ты так хорошо видишь, скажи, что написано вон на том фургоне? – И она указала в окно на грузовик, стоящий перед домом Кинанов. По фургону тянулась крупная надпись: «Фигейра. Ремонт бассейнов».
Бабушка прищурилась, крепко сжала губы.
– А, это по поводу дезинсекции! Бетти говорила, что у нее завелись термиты.
– Бери сумочку, бабушка. Я подожду тебя снаружи.
Понимая, что проиграла, бабушка раздраженно фыркнула и направилась в коридор за сумочкой, черным кожаным чемоданчиком, который Ноэль помнила с детства. В этом чемоданчике никогда не иссякали запасы салфеток, пластыря, мелочи и пастилок.
«Бабушка, чем ты попробуешь утешить меня на этот раз?» – в отчаянии думала Ноэль, чувствуя, как ноет сердце. Чем можно успокоить беспечную мать, у которой из-под носа утащили ребенка? Мать, которая пренебрегла разумным советом адвоката?
Спустя некоторое время, сидя в тесной приемной доктора Рейнолдса, Ноэль всерьез задумалась: может, ей следовало принять совет бабушки и остаться дома? Действительно ли все вокруг глазеют на нее, или это игра ее воображения? Ивонна Линч даже не пыталась скрыть жадного любопытства. И Мона Диксон, ждущая второго ребенка… когда-то они вместе учились в школе, но теперь Мона вела себя так, будто была незнакома с Ноэль. А когда двухлетний малыш Моны направился к Ноэль, мать оттащила его в сторону так поспешно, словно ее бывшая одноклассница была источником заразы.
И так вели себя не только Ивонна и Мона. Вчера в магазине «Покупай и экономь» Ноэль столкнулась с соседкой по улице. Пока они болтали, Карен Блейлок то и дело украдкой поглядывала на нагруженную тележку Ноэль, словно ожидая увидеть среди пакетов и коробок упаковку пива или бутылку вина. Не имело значения даже то, что у людей, перешептывающихся за спиной Ноэль, не было ровным счетом никаких доказательств. В городках вроде Бернс-Лейк требовалось доказывать невиновность, а не вину.
Внезапно Ноэль стало жарко. Несмотря на включенный кондиционер, температура в приемной приблизилась к сорока градусам. Ноэль дотянулась до столика с потрепанными журналами, взяла один, начала было обмахиваться им, как веером, и вдруг замерла: сидящая напротив Сильвия Хокмен таращилась на нее в упор. Голова жирной Сильвии сидела прямо на плечах, она напоминала старую толстую кошку, а жесткие волоски, торчащие из многочисленных бородавок у нее на лице, усиливали сходство. Как и подобало владелице единственного в городе магазина подарков «Корзина», Сильвия поспешила раздуть скандал, прошептав, что Ноэль Ван Дорен обливается потом, как осужденный по пути к виселице.
В этот момент дверь кабинета открылась, и в приемную вышел встрепанный Хэнк Рейнолдс в мятых хлопчатобумажных брюках и белом халате, но с улыбкой, на которую охотно отвечали больные дети. Даже с лица Сильвии исчезла кислая гримаса.
По мнению Ноэль, врачу было лет тридцать пять. Среднего роста, шатен с едва намечающимися залысинами, он не принадлежал к числу красавцев с классическими чертами лица, но буквально излучал доброту. Мягкие губы постоянно растягивались в дружеской улыбке, умные карие глаза поблескивали, окруженные лучиками морщинок, и собеседники невольно переставали замечать изъяны его внешности.
Неожиданно Ноэль охватило желание броситься в кабинет и забраться на смотровой стол. Ей вспомнилось, как в детстве доктор Мэтьюз приставлял к ее груди стетоскоп, придерживая ее за плечо огромной ладонью в старческих коричневых пятнах. Как ей хотелось, чтобы теперь все было так же просто, чтобы все ее затруднения разрешились с помощью неразборчиво нацарапанного рецепта, ложечки микстуры, вишневого леденца из коробки!
Хэнк обвел посетителей взглядом и остановил его на бабушке Ноэль.
– Теперь ваша очередь, миссис Куинн.
Но бабушка не шелохнулась, только покачала головой.
– Спасибо, доктор, но я была бы признательна, если бы сначала вы приняли мою внучку.
Хэнк повернулся к Ноэль.
– А что с вами?
Ноэль указала на свою ступню, на которой кожа между ремешками сандалии уже стала лиловой.
– Должно быть, я просто растянула ногу. Кажется, кости целы. – Она осознала, что взгляды всех присутствующих прикованы к ней, и с ужасом поняла, что с трудом сдерживает слезы.
– Сейчас посмотрим. – Хэнк помог ей встать и под локоть повел в кабинет.
В кабинете все осталось по-прежнему. Ноэль с детства помнила коричневую кушетку, застеленную в ногах бумагой, серые металлические шкафы, высокий стол, покрытый розоватой пластмассой. Здесь даже пахло так же, как во времена доктора Мэтьюза, – спиртом и вишневыми леденцами.
– Мне следовало заранее договориться о приеме, – виновато произнесла она, взбираясь на смотровой стол. – Но поскольку я все равно направлялась к вам, я…
Она умолкла и поморщилась: врач расстегнул ее сандалию и осторожно ощупал щиколотку. Хэнк сидел на низком табурете, склонившись над ногой Ноэль, а она смотрела на его шею – бледную ниже линии загара, под оттопыренным воротником светло-голубой рубашки. Она заметила, что врачу давно следовало бы подстричься; отросшие пряди волос, образующие треугольник на затылке, придавали ему беспомощный вид.
Когда он поднял голову, его глаза задорно поблескивали.
– Какую новость вы хотите услышать первой – хорошую или плохую?
– Если плохая новость – перелом, это еще не самое страшное событие сегодняшнего дня, – мрачно заверила его Ноэль.
Хэнк не стал вдаваться в подробности.
– Тогда начнем с самого хорошего. На всякий случай я мог бы сделать рентген, но я на девяносто девять процентов убежден, что у вас просто сильное растяжение. – Его улыбка стала шире. – А плохая новость такова: то, обо что вы ударились ногой, вряд ли удастся починить.
Вспоминая отвратительную сцену возле дома Роберта, Ноэль ощутила тошноту. Но Хэнк улыбался так сочувственно, что она невольно ответила ему грустной улыбкой.
– Это была дверь, – призналась она. – К сожалению, она осталась целой.
– Тому, кто прятался за дверью, повезло.
Ноэль нахмурилась.
– А я не знала, что вы разбираетесь в психиатрии.
– Это была всего лишь подсказка интуиции.
Ноэль вдруг с беспокойством осознала, что она выглядит плачевно. Торопясь к врачу, она успела только пригладить волосы и ополоснуть заплаканное лицо. Неужели Хэнк уже пришел к выводу, что она неуравновешенная, истеричная особа, способная пинать дверь? «Пациентка, тридцатилетняя белая женщина, перенесла приступ истерии, вероятно, вызванный употреблением алкоголя или наркотиков…»
Но к счастью, она ошиблась: Хэнк смотрел на нее с неподдельным интересом, даже с оттенком восхищения. Приободрившись, она призналась:
– За дверью стоял мой муж. Мы с ним разводимся.
– Насколько я понимаю, отнюдь не мирно.
– Вы имеете в виду вот это? – Она подняла поврежденную ногу. – От мужа мне ничего не нужно. Дело обстоит совсем иначе. – Она прерывисто вздохнула. – Это долгая история.
– Развод – серьезное испытание. Кажется, у вас есть дочь? Простите… я понимаю, каково вам сейчас. – Хэнк сочувственно нахмурился, осторожно стаскивая с ее ноги сандалию. – Как она отнеслась к вашему решению?
Ноэль медлила, не зная, стоит ли быть откровенной с ним.
– Пока еще рано судить. Ей всего пять лет.
– За время резидентуры [3]3
Резидентура – последипломная больничная подготовка врачей.
[Закрыть]я повидал немало детей такого возраста. – Он говорил мягко, явно понимая, как Ноэль нуждается в утешении. – Меня всегда поражала их выносливость.
Воспользовавшись случаем, Ноэль спросила:
– Где вы проходили резидентуру?
– В Колумбийской пресвитерианской больнице. Ноэль изумилась: такая престижная клиника! Не задумываясь, она выпалила:
– Простите за любопытство, но как вы в конце концов очутились в Бернс-Лейк?
Она тут же пожалела о сказанном. Вопрос прозвучал грубо, и, кроме того, судьба врача ее не касалась.
Кажется, Хэнк ничуть не обиделся. Он улыбнулся, словно человек, привыкший к подобным вопросам. Вблизи Ноэль разглядела, что глаза у него не карие, а ореховые, точнее – цвета крепкого чая. В свете мощной флюоресцентной лампы его густые ресницы отбрасывали легкую тень на слегка присыпанные веснушками скулы. Должно быть, он часто бывал на свежем воздухе, и Ноэль вдруг задумалась, как предпочитает проводить свободное время семейный врач, которому некогда даже подстричься. Ловит рыбу? Нет, он не похож на любителя рыбалки. Скорее занимается бегом.
«Да, он в отличной спортивной форме». Мысли Ноэль приняли неожиданное направление, и она покраснела.
– Лучший способ ответить – спросить, как я вообще очутился на Парк-авеню. – Хэнк невесело засмеялся. – Я провел там девять неплохих лет, но чувствовал себя не в своей тарелке. Я вырос в маленьком городке в Канзасе, который всеми силами стремился покинуть. И вот теперь я вернулся к тому, с чего начал. Обычная история, правда?
– Со мной случилось то же самое, – призналась Ноэль. – Я родилась и выросла здесь, в Бернс-Лейк, а когда мне исполнилось десять, переехала вместе с мамой в Нью-Йорк. Не поймите меня превратно: я рада, что мне довелось пожить в большом городе. Но все-таки я не могла дождаться дня, когда вернусь сюда. – Ноэль с удивлением заметила, что улыбается. – А у вас есть дети?
Он покачал головой.
– Моя жена не хотела иметь детей.
Известие о том, что Хэнк был женат, почему-то разочаровало Ноэль.
– Материнство привлекает далеко не всех, – неловко отозвалась она.
– Мы собирались иметь детей, но после нескольких лет супружеской жизни моя жена передумала. Поэтому мы и развелись. – На этот раз его лицо осталось грустным. – Кэтрин – профессор Нью-Йоркского университета, специалист по социальным женским проблемам. Незачем говорить, что она живо интересуется политикой. В какой-то момент она твердо уверовала, что дети – не что иное, как средство порабощения женщин мужчинами.
– Ужасная точка зрения. – Так, значит, он разведен… От этой мысли Ноэль стало легче.
– И я так считаю. – Хэнк поднялся, прошел к столу и начал рыться в ящике. – Вскоре с ногой все будет в порядке, – продолжал он. – Я просто перевяжу ее эластичным бинтом. Дома приложите к опухоли лед, и к завтрашнему утру она спадет. А если нет, снова приезжайте ко мне. И еще… – Он помедлил, поблескивая глазами. – Пока постарайтесь больше не пинать двери.
Ноэль с трудом подавила желание излить ему душу. Ей было больно думать, что для Хэнка она не более чем очередная пациентка, плачущая ему в жилетку. С принужденной улыбкой она пообещала:
– Постараюсь.
После того как щиколотка была туго перевязана, она соскользнула со стола, стараясь не ступать на пострадавшую ногу. Она уже похромала к двери, когда Хэнк сунулся в шкаф и вытащил оттуда крепкую деревянную трость, которую и вручил ей, задорно подмигнув.
– Эта штука вам пригодится. Патентованное средство для укрощения бывших мужей!
* * *
К тому времени как они подъехали к дому, пульсирующая боль в ступне Ноэль постепенно утихла. Она так и не поняла, что было причиной – перевязка или сочувствие Хэнка. Мысленно Ноэль вновь и вновь повторяла их разговор. Что это – попытка врача быть любезным и отвлечь ее от боли или неподдельный интерес к ней? Ноэль не помешал бы новый друг. Особенно теперь. Но если он захочет большего, придется сказать ему, что ни за что на свете она…
Ноэль повернула на Ларкспер-лейн, и все мысли о Хэнке Рейнолдсе улетучились из ее головы при виде темно-синего «лексуса» матери на дорожке возле дома.
Мэри, одетая в облегающие джинсы и простую белую блузку, вытаскивала из багажника машины большую картонную коробку. Услышав шум подъехавшей машины, Мэри выпрямилась и обернулась.
Ноэль бросилась к ней и поморщилась, неосторожно наступив на перевязанную ногу.
– Мама, что ты здесь делаешь? Что все это значит? – Она указала на гору сумок и коробок на газоне.
Должно быть, вопрос прозвучал слишком резко, потому что мать слегка нахмурилась.
– А ты как думаешь? Я переезжаю к вам. – Но ее беспечный тон не обманул бы даже ребенка. – Конечно, не навсегда. Только на время.
Ноэль была слишком ошеломлена, чтобы ответить. Неужели ради нее мать готова пожертвовать карьерой? Забыть о разногласиях с бабушкой? Это было невероятно. Поразительно. Слишком хорошо, чтобы выглядеть правдоподобно.
Ликование Ноэль сменилось шквалом знакомых сомнений. Наверняка Мэри движима лучшими побуждениями, но надолго ли? До первого кризиса в офисе? До первого капризного клиента? Наступила неловкая пауза. Когда же Ноэль наконец заговорила, ее слова прозвучали неискренне и фальшиво:
– Вот это да! Замечательно!
Мэри ответила столь же фальшивой улыбкой.
– Я уже установила компьютер в комнате для гостей. Там я и буду работать, а в город ездить, когда понадобится.
Ноэль кивнула в сторону коробок.
– Я помогла бы тебе перенести вещи в дом, но я растянула ногу.
Мэри торопливо взглянула на ступню дочери и сразу встревожилась.
– Дорогая, как это случилось? Кости целы?
– Конечно, – коротко отозвалась Ноэль.
Она оглянулась на бабушку. Если Дорис и знала об этом громе среди ясного неба, то не подавала виду. Подойдя к дочери, Дорис чмокнула ее в щеку.
– Пожалуй, тебе не повредит чай со льдом. В пробку не попала?
– К счастью, ненадолго. – Мэри заметно успокоилась. – И от чая со льдом не откажусь.
Мэри принялась переносить в дом остальные вещи, а Ноэль на веранде тяжело прислонилась к перилам. Ее мать заняла комнату напротив ее собственной, бывшую детскую, в которой выросла. Ноэль поднялась наверх, опустилась на кровать и стала молча наблюдать, как мать с почти армейской четкостью развешивает одежду: платья слева, брюки посредине, блузки – по оттенкам. Через несколько минут напряженное молчание в комнате стало невыносимым.
– Прости, что я не сумела лучше выразить радость, – наконец выпалила Ноэль. – Просто ты застала меня врасплох. Когда ты пообещала помочь, мне и в голову не приходило… – Она осеклась, боясь высказать вслух свои мысли. Пройдет несколько дней, а может, и недель, прежде чем все решится. Продержится ли Мэри так долго?
– Я здесь, а все остальное не важно, правда? – Мэри вынула из большой коробки темно-синюю, обувную, с отчетливой эмблемой «Поло». Из кожаного чемодана, лежащего на постели рядом с Ноэль, веяло слабым ароматом масла для загара. Напоминание о недавнем отпуске, который Мэри провела в Сент-Мартене.
Ноэль окинула взглядом ситцевые занавески на окнах и стеганое одеяло на кровати, встроенные полки, заставленные старыми номерами «Ридерз дайджест» и журнала Национального географического общества. На туалетном столике, отражаясь в зеркале, выстроились флакончики духов – по одному на каждое Рождество, когда тете Триш так и не удалось придумать более оригинальный подарок.
Ее изысканной, утонченной матери эта комната и этот дом наверняка кажутся чем-то вроде туфель, вышедших из моды. Если не считать кафе «Завиток», полной противоположности стильным столичным заведениям, в Бернс-Лейк нет ни единого приличного ресторана. Даже чтобы выпить кофе с молоком, придется двадцать минут тащиться до кафе «Бешеные деньги» в Скенектади. Сколько времени пройдет, прежде чем мать не выдержит и сбежит?
– Спасибо, что приехала, – неловко выговорила Ноэль.
– Я сделала это не ради благодарности. – Тон Мэри был любезным, но взгляд остался отчужденным. Она сновала между чемоданом и шкафом в ровном ритме, напоминая в эту минуту бабушку.
– Но пока нам остается только сидеть и ждать известий от Лейси.
– Одной тебе не справиться с работой по дому. И с бабушкой. Тем более теперь, с больной ногой, – напомнила Мэри.
– Опухоль спадет через несколько дней.
Мэри медленно обернулась к дочери. В этот миг она выглядела старшей, более эффектной сестрой Ноэль. Вдруг Ноэль заметила крохотные морщинки вокруг ее глаз и рта, как складки на тонкой бумаге, и серебристые нити, мерцающие в каштановых волосах. Мать была печальна.
– Дорогая, я знаю, что мне не всегда удавалось быть рядом в трудную минуту, – с запинкой выговорила Мэри. – Но теперь я хочу быть здесь. Ты дашь мне этот шанс?
Ноэль захотелось снова стать ребенком, чтобы забраться к матери на колени, почувствовать прикосновение ее руки ко лбу и услышать мелодичный голос, читающий вечернюю сказку. Мать действительно любила ее, но краткими порывами, напоминающими бутоны цветов, которые распускаются только для того, чтобы вскоре увянуть. Может быть, хорошо, что она все-таки приехала. Наверное, она сумеет помочь. Глаза Ноэль наполнились слезами, и она порывисто опустила голову, чтобы мать не заметила их.
– Пожалуй, да, – тихо выговорила она и обрадовалась тому, что мать не попыталась обнять ее. Достаточно было сидеть вместе в этой комнате, по обе стороны от открытого чемодана.
Внизу зазвонил телефон. Ноэль схватила трость и тяжело поднялась на ноги. Звонила Лейси.
– Дата назначена. – Она говорила торопливо, ее голос тонул в море статических помех. «Чертовы сотовые телефоны! Следовало бы издать закон, чтобы в важных случаях все звонили только по обычным», – подумала Ноэль. – Слушание состоится утром в четверг. Мы встретимся у меня в среду днем и все обсудим.
– Лейси, я… – Ноэль хотела было рассказать о сегодняшнем скандале с Робертом, но сумела только пробормотать: – Спасибо.
У нее путались мысли и стучало сердце. Два дня. Еще два дня без Эммы. Выдержит ли она?
