Текст книги "Преступления в детской"

Автор книги: Эйлет Уолдман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Глава 14

Провал Дэниела Муни в качестве убийцы случился потому, что он действовал с искушенностью двенадцатилетнего. В заметании следов муж Абигайль Хетэвей не продвинулся дальше ника «куски_куклы». На сайте «Солдаты удачи» он оставил следующее объявление:

Ищу опытного солдата для особого дела. 5000 долларов.

Заинтересованы? Приходите в приват куски_куклы на этом сайте в понедельник, в 2 ночи.

Вот и все, но это все, что надо. Я тут же поняла, что Дэниел Муни пытался нанять кого-нибудь для убийства жены, и надеялась, что детектив Карсвэлл тоже поймет. Уже два дня, с тех пор как ко мне заехала Одри и рассказала о своих подозрениях насчет отчима, я оставляла ему сообщения раз в несколько часов, но Карсвэлл все еще не перезвонил. Я все равно перезвонила, его не оказалось на работе. Я поговорила с сержантом в отделении и попросила найти Карсвэлла, поставить его в известность, что это дело особой важности, и передать, чтобы он звонил мне в любое время дня и ночи. Я могла поклясться, что меня не воспринимают всерьез, и была вполне уверена, что Карсвэлл не объявится.

Питер не стал работать той ночью. Вместо этого мы забрались в постель, шокированные чудовищностью того, что узнали. Какое-то время мы лежали рядом и молчали. И вдруг я подпрыгнула:

– О господи, Питер. Одри! Я не знаю, до сих пор ли она у своей подруги Элис. А если она дома? Если она там одна, с ним?

– Дочь Абигайль?

– Она может быть дома вместе с ним! Что его остановит, если он и ее решит убить?

– Скорее всего, она у подруги. Она же тебе сказала, что едет туда.

– Да, но это же было вчера!

– Я уверен, что она до сих пор там. И вообще, Джулиет, мы ничего сейчас не можем сделать. Ты позвонила детективу.

– Может, мы должны позвонить 911! Или в социальную службу, или еще куда-нибудь! – я была в панике.

– И что мы им скажем? Что мы думаем, что ее отчим убийца, потому что он хотел поболтать в Интернете с опытным солдатом? Нам никто не поверит. Нужно поговорить с детективом Карсвэллом.

– Ты прав. Я знаю, что ты прав. Но вдруг с ней что-нибудь случится ночью, а мы можем это предотвратить? Я этого не переживу. Ты же ее не видел, Питер. Она такая ранимая.

– Слушай, у него нет причин подозревать, что она что-то знает. И вообще, он должен быть клиническим идиотом, чтобы сделать с ней что-нибудь плохое сейчас, вскоре после смерти матери. Это немедленно привлечет к нему внимание. Он этого не сделает. Смысла нет.

– Да, смысла нет. Остается надеяться, что он действует разумно.

Той ночью мы с Питером почти не спали. Около шести утра мое терпение лопнуло. Я подняла трубку и набрала номер полицейского департамента Санта-Моники. Чудеса – детектив Карсвэлл оказался на месте.

К моему изумлению, он не отвязался от меня сразу же. Наоборот, он выслушал меня гораздо серьезнее, чем я ожидала, и в точности так серьезно, как я надеялась. И получаса не прошло, как он был уже у моих дверей вместе с другим детективом, молодым человеком, который щеголял такой же военной стрижкой, но вместо костюма носил форменные штаны цвета хаки и синюю куртку. Вроде мальчика-переростка из католической школы.

Я провела обоих на кухню и предложила кофе. Они согласились.

– Мисс Эпплбаум, расскажите, пожалуйста, что вы нашли, – сказал Карсвэлл. В его голосе не было ни намека на покровительственность. Наконец-то.

Я описала компьютерное расследование. Карсвэлла, кажется, впечатлила моя сообразительность.

– Вы поняли, как его выследить со всеми этими прозвищами? – спросил он.

Естественно, я не собиралась рассказывать ему о Хулио.

– Это на самом деле очень легко, – ответила я. – Любой знакомый с компьютером восьмилетний ребенок может это сделать.

– Тем не менее, я поражен, – неохотно признал он.

Я улыбнулась, чувствуя себя так, словно получила золотую медаль от воспитательницы в детском саду.

– Мы хотели бы взглянуть на файлы, которые вы скачали, – сказал второй офицер.

Я проводила их в свой кабинет, к компьютеру. Объявление, которое я не только скопировала на жесткий диск, но и отметила закладкой, висело на экране. Молодой детектив сел на мой стул, вытащил из кармана куртки несколько дискет и принялся копировать не только объявление, но и множество разговоров на форуме «Полиамуры». Потом оба сидели еще час и делали записи, пока я в подробностях пересказывала все свое расследование за последнюю неделю. Я умолчала о визите Одри, поскольку обещала, что не стану рассказывать о ней полиции, и о встрече с Хулио, потому что не хотела создавать Элу проблемы.

На самом деле я собиралась рассказать Карсвэллу о том, как Нина Тайгер застукала меня у своего почтового ящика, но не смогла себя заставить. В конце концов, это преступление, и я надеялась, что меня простят за то, что я не смогла признаться в нем полицейскому. Детективу Карсвэллу не нужно знать, что я взломала ее ящик или что у меня с ней возникли разногласия. Это никак не могло ни помочь, ни повредить делу. Я была рациональной и знала это, но ничего не могла с собой поделать.

Детектив Карсвэлл и его сотрудник заставили меня повторить все еще раз, а потом собрались уходить.

– Погодите, – сказала я. – Что вы теперь собираетесь делать?

Полицейские переглянулись.

– Мы проверим эти данные и попросим наших экспертов проследить за деятельностью Муни в Интернете, – сказал Карсвэлл.

– А потом?

– Если все подтвердится, если доказательства убедят нас, что это было убийство, а не дорожное происшествие, и если мы убедим судью, что улик против него достаточно для обоснованного обвинения, тогда мы получим ордер и арестуем Дэниела Муни.

Я не смогла удержаться.

– Вполне себе важная информация, вы не находите?

Карсвэлл посмотрел на меня, а потом его каменное лицо каким-то чудесным образом треснуло, и на нем появилась улыбка.

– Вполне себе важная, – согласился он и продолжил: – Мисс Эпплбаум, очень важно, чтобы вы никому не говорили о том, что вам удалось обнаружить. Мы не можем допустить, чтобы это дошло до убийцы, прежде чем мы будем полностью готовы действовать в соответствии с этой информацией.

– Да, конечно. Я работала федеральным защитником. Я знаю, как это делается.

Эта часть информации взволновала напарника Карсвэлла.

– Мисс Эпплбаум, ведь ваши предубеждения адвоката не повлияют на вас, правда? – спросил молодой офицер.

Это меня взбесило.

– Послушайте, я только что угрохала Бог знает сколько времени и сил на попытки доказать, что этот парень убил свою жену! Зачем мне теперь все это разваливать?

Несколько успокоившись, детективы покинули наш дом.

Глава 15

На следующее утро Руби разбудила меня раньше обычного. Я включила ей «Улицу Сезам» и отправилась на крыльцо забрать газету. Проклиная мальчишку-почтальона, который снова закинул почту на одну из головок садового опрыскивателя, я пробиралась по траве босиком. Взяв за уголок насквозь промокшую газету, я вернулась домой, кинула ее в духовку и включила примерно на 200 градусов, подсчитав, что поскольку я держусь гораздо ниже знаменитого 451 градуса по Фаренгейту,[43]43
  Температура, при которой воспламеняется и горит бумага. 200° по шкале Фаренгейта соответствуют 93° Цельсия. «451° по Фаренгейту» – известный роман фантаста Рэя Брэдбери.


[Закрыть] ничего не загорится. Я налила себе чаю, разогрела для Руби несколько блинчиков в микроволновке и устроилась у стойки на кухне. Надеясь, что газета уже высохла, я дотянулась до нее кухонной рукавицей, схватила за угол и вытащила. И тут я закричала:

– Питер! Питер!

Мой муж, абсолютно голый, вылетел из спальни с бешеной скоростью.

– Ребенок? Это ребенок?

Я сунула газету ему в руки. Питер заорал и уронил ее.

– Ой! Горячо! – проскулил он.

– Ох. Прости. Ну посмотри же! На первой странице!

Он наклонился к полу и прочел вслух: «Муж учительницы из детского сада арестован за убийство».

– Они его арестовали!

– Вижу.

Карсвэлл ничего больше мне не сообщил, когда я позвонила, поэтому все, что мне известно, я узнала из передовицы в «Лос-Анджелес Таймс». Собственная машина Абигайль Хетэвей подошла под описание той, что ее сбила; она водила черный «мерседес-седан». Ее машины не оказалось у дома, и Дэниел Муни, вероятно, заявил, когда его спросили, что был уверен, что автомобиль в детском саду. Он сказал, что не озаботился поисками, когда Абигайль убили. Но на стоянке у детского сада машину не обнаружили. Полиция обыскала город, но, что неудивительно, нигде ее не нашла. Газета допускала, что если машину бросили после убийства, особенно если ключи остались в зажигании, та или другая сферхэффективная банда угонщиков могла ее подобрать, перекрасить и отправить в Мексику или Китай меньше чем за час.

Значит, Абигайль убил собственный муж, который вел ее же машину.

Мы с Питером вместе прочли статью, сидя рядом за кухонным столом. Читая о преступлении, я почувствовала странное сочетание грусти за Абигайль и ее бедную дочь и удовлетворения от хорошо проделанной работы. Похоже на то, что я ощущала, выиграв процесс. Я чувствовала себя царем горы, гордилась своим успехом, и эго мое стремилось за облака. Потом я смотрела на семью жертвы или на саму жертву и чувствовала себя так, словно из меня слегка выпустили газ. Разумеется, мой клиент легко отделался, потому что я хорошо поработала, убеждая присяжных в его невиновности или в соучастии жертвы в преступлении. Но уголовное право – не компьютерная игра. Это не просто вопрос выигрыша или проигрыша и начисления очков. Моя победа означала, что кто-то другой проиграл. Когда это всего лишь правительство – например, если речь идет о наркотиках и никому, кроме Администрации по контролю за применением законов о наркотиках, нет дела до того, признают ли моего клиента виновным – тогда наслаждаться успехом легко. Но довольно часто мои клиенты действительно причиняли кому-то вред. При таких обстоятельствах было чертовски сложно чувствовать себя счастливой, выиграв для них свободу.

В то утро я ощутила похожую сладкую горечь. Да, я добилась успеха. Я нашла убийцу Абигайль. И хотя Одри, конечно, в безопасности теперь, когда ее отчим оказался за решеткой, она все-таки сирота, и теперь больше, чем когда-либо.

– Может, позвонить Одри? – сказала я. – Она, наверное, у Элис.

– Неплохая мысль, – ответил Питер.

Я дотянулась до телефона, но он зазвонил до того, как я успела набрать номер.

– Алло?

– Джулиет! Это Одри! Это же офигительно! Это же просто классно, то, что случилось с Дэнни! Этот придурок в тюрьме! Он в тюрьме! – Одри явно пребывала в эйфории.

– Да, полагаю, это офигительно. Но как ты? Ты должна быть очень встревожена из-за всего этого. – Я оглянулась на Питера и беззвучно прошептала: «Одри». Он кивнул.

– Встревожена? Ну уж нет! Я счастлива так, как в жизни не была! С ним покончено! Покончено! Его больше никогда не будет! – прокричала она.

– Что ты теперь собираешься делать? – спросила я.

– Тетя прилетает сегодня вечером, так что я, наверное, просто останусь дома с ней. Мне надо решить про Нью-Джерси. Как думаете, что мне сделать?

Я на секунду задумалась.

– Думаю, тебе надо поехать. В Нью-Джерси не так уж плохо. Это рядом с Нью-Йорком.

– Эй, я об этом не подумала. Нью-Йорк. Ну это будет круто!

Я засмеялась.

– Думаю, будет. Конечно, так может быть. Обещай, что не будешь пропадать.

– А как же! Какой у вас электронный адрес? Я напишу вам письмо!

Интересно, на что был бы похож мир без Интернета? Как мы вообще жили еще лет пять назад, пока у всех не появился собственный электронный адрес?

Я дала Одри свой адрес, и она пообещала писать мне. Я повесила трубку.

– Она побудет у подруги, пока не приедет ее тетя, – сказала я.

– Как она?

– Довольна. Даже счастлива, – сказала я. – Я рада, что она в безопасности.

Телефон снова зазвонил. Это была Стэйси.

– Ты можешь в это поверить? – она прямо-таки вопила.

– Да, и потому…

– А ты думала, что это Брюс ЛеКрон! Ха! Вот, пожалуйста!

– Ну на самом деле это была я…

– Как будто Брюс мог такое сделать. Ну правда. А вот ее муж! Я всегда знала, там было что-то подозрительное…

– Стэйси! Если ты помолчишь минуту, я тебе расскажу, как раскрыла это преступление!

Это ее заткнуло. Я рассказала Стэйси о событиях прошедшей недели или около того, подробно останавливаясь на собственной храбрости. Я снова оставила Хулио в стороне, как и обещала Элу, но все остальные детали этой истории не избежали некоторой драматизации. К концу своего рассказа я в кои-то веки сумела заставить Стэйси потерять дар речи. Думаю, впервые кому-то удалось этого достичь. Закончив говорить, я попрощалась, повесила трубку и самодовольно посмотрела на Питера.

– Джулиет, разве детектив Карсвэлл не просил тебя не раскрывать деталей следствия? – спросил он.

Я покраснела.

– Совсем забыла. Думаешь, все в порядке? Думаешь, Стэйси скажет кому-нибудь?

Он посмотрел на меня, и я сама ответила на вопрос.

– Конечно, скажет. О, нет, нет, нет.

Я сразу же набрала ее номер, но попала на голосовой почтовый ящик Она уже начала распространять новости. Я оставила безумное сообщение, в котором умоляла ее не говорить ни одной живой душе. Конечно, она оставит его без внимания, но это было лучшее, что я могла сделать. Я положила голову на стол и застонала.

– И надо же мне было рассказать самой большой сплетнице в Лос-Анджелесе. Надеюсь, это не дойдет до Карсвэлла.

– Не переживай, милая, – сказал Питер и потрепал меня по голове. – Стэйси и детектив на самом деле вращаются в разных кругах. Наверное, все обойдется.

Я не стала повторять ту же ошибку. В то утро мне позвонили Эл и Джером, я оставалась сдержанной и выражала только радость по поводу того, что Дэниела Муни задержали, и ничего больше. Я молчала, пока не появилась Лили Грин.

Лили позвонила из машины.

– Джулиет! Я была у маникюрши, и я тут за углом. Давай встретимся за чашкой кофе в «Гостиной», и ты расскажешь все о своем убийстве!

Я быстро нацепила бейсболку, натянула леггинсы и одну из фланелевых рубашек Питера, пообещала мужу и дочери скоро вернуться и выбежала из дома. Пока я пулей летела через квартал, чтобы встретиться с Лили в маленьком уютном кафе, которому она оказала честь, мне пришло в голову: а бросила бы я все на свете так быстро ради подруги, которая не была бы известной киноактрисой, получившей «Оскара»? Сильно ли я бегаю за звездами? Я не смогла ответить на вопрос и решила не донимать себя этим. Мне нравилась Лили, и, если мне заодно нравилось, что меня с ней видят, ну что ж, ладно, это не делает меня ни хуже, ни лучше, чем весь остальной Лос-Анджелес. В этом городе бегать за звездами – гражданский долг каждого.

К тому времени, как я добралась до кафе, пыхтя, задыхаясь и красная, как рак, от утомительной прогулки за полтора квартала, Лили уже ждала меня там. Она расположилась на огромном диване, попивая латте из чашки размером с баскетбольный мяч. На ней были джинсы и старый потрепанный свитер с высоким воротником, а волосы небрежно скручены в узел, который удерживала палочка для еды. Она выглядела потрясающе. Я вздохнула, представив, какая же я красивая в эту минуту: тело разрывает старую рубашку Питера, леггинсы расползаются по швам от попыток вместить в себя мои огромные бедра. Повторяя про себя мантру «я не толстая, я беременная», я обняла Лили и утонула в диване рядом с ней.

– Латте с обезжиренным молоком, – сказала я худой, как жердь, юной девице, которая внезапно возникла, чтобы принять заказ. Так меня обслуживали, только когда я приходила с Лили. Будь я одна, пришлось бы ждать часами.

– Без кофеина? – спросила она, хотя на самом деле это прозвучало как «бед кодеина», потому что ей было трудно говорить из-за большого серебряного штырька, вставленного в язык.

– Нет, с кофеином, – сказала я.

Официантка неодобрительно покосилась на мой живот и отвернулась.

– Лили, могу я позаимствовать сигарету? Или дорожку кокаина? – спросила я громко, чтобы официантка услышала.

Ее спина напряглась, и девушка унеслась от нас.

– Ну почему все думают, что имеют право говорить беременной женщине, что ей есть, пить и вообще? В смысле, если уж на то пошло, это всего лишь кофе. Француженки всю беременность пьют кофе и красное вино, и к ним никто не пристает.

– Да, но они же рожают маленьких французов.

– Верно подмечено.

– Значит, ты оказалась права насчет мужа Абигайль Хетэвей? – спросила Лили, возвращаясь к делу.

И снова, без труда забыв обещание ни с кем не обсуждать дело, я рассказала Лили о том, какую роль сыграла в аресте Дэниела Муни.

– Лицензию Гермы Ванг должны признать недействительной, – сказала Лили, когда я закончила.

– Почему?

– Она не поняла, что он способен на насилие, вот почему. Она была готова рассказывать мне, что их семья переживала кризис, и все болтала о подавленной ярости, но разве она сложила два и два и поняла, что кому-то и правда угрожает опасность? Боже упаси.

– Она тебе это сказала? Кто она такая, Лиз Смит[44]44
  Ведущая раздела светской хроники газеты «Нью-Йорк пост».


[Закрыть] от психоаналитиков? К черту конфиденциальность – я знаю кинозвезду?

– Знаю. Глупо, да? Не представляю себе, что она говорит о нас другим, – Лили поморщилась. – Изо всех сил стараюсь об этом не думать.

– Она не станет говорить о тебе. Ей просто нравится говорить с тобой. Она тебе рассказывает всякую чепуху, чтобы ты продолжала с ней обедать, и она могла говорить людям, что дружит с кинозвездой. Вряд ли это так уж необычно. В смысле, посмотри на меня – вылетела из дома, как только получила приглашение выпить с тобой кофе.

Лили неловко засмеялась, не совсем уверенная, что я шучу. Тут появился мой кофе, и я начала пить, громко хлюпая, к вящему удовольствию официантки с пирсингом.

– Что еще тебе сказала Ванг? – спросила я.

– Вроде больше ничего особенного. У этой семьи были жуткие проблемы. Они подумывали о разводе. Дочь еще выступала – проблемы в школе, связалась не с той компанией. Все в таком роде.

– Одри, дочь Абигайль, что-то вроде потерянной души, – сказала я. – У нее ужасная прическа, половина головы выбрита, вторая покрашена, и я уверена – она сделала ее только для того, чтобы помучить мать.

– Ну Герма говорила, что они все здорово мучили друг друга, – сказала Лили. – Не самые простые отношения. Абигайль много требовала от дочери. Одри нелегко было соответствовать ее ожиданиям, или что-то подобное. И, видимо, Муни и девочка друг друга недолюбливали, что было источником серьезных конфликтов в семье.

– Много требовала? Мне кажется, так всегда бывает в отношениях между матерью и дочерью, – сказала я.

– Только не у меня, – с горечью проговорила Лили. – Моя мать думала, что я забеременею в пятнадцать и всю жизнь проведу на трейлерной стоянке с шестью детьми от шести разных мужчин. Она страшно разочарована тем, что я превзошла ее ожидания.

– Господи, неужели наши дети будут сидеть через тридцать лет здесь и точно так же обсуждать нас? – спросила я, представив себе Руби и близняшек, оплакивающих наши многочисленные недостатки за чашкой латте, протеиновым шейком, или что они там будут пить.

– Боже упаси, – содрогнулась Лили. – А почему он просто ее не бросил? Зачем же убивать?

– Деньги. Дело, видимо, в деньгах. Все, что у них было, – это ее личная собственность. Скорее всего, ему пришлось бы уйти от жены с пустыми руками.

– Наверняка он ее ненавидел. Ты не считаешь, что он был вынужден ее убить?

– Сомневаюсь.

– Это же всегда член семьи, так?

– О чем ты?

– Убийца – всегда член семьи.

– Обычно да. А если не член семьи, то точно кто-то из знакомых жертвы. Преступления, совершенные незнакомцами, гораздо реже встречаются.

– Но это же то, чего все боятся. Вот забавно, а? Мы так боимся, что нас зарежет какой-нибудь серийный убийца, а на самом деле должны бояться своих близких.

Я с минуту разглядывала Лили, пытаясь понять, что вдохновляло ее на такие жуткие мысли.

– Лили, ты пытаешься мне что-то рассказать? Ты что, кого-то прикончила?

Она засмеялась.

– На самом деле, знаешь что? Есть только два человека, об убийстве которых я могу хотя бы подумать. Угадай, кто это?

– Твой агент?

– Нет. Хотя это мысль.

– Режиссер твоего последнего фильма?

– Ой, это больное место.

– Прости. Так кто же?

– Ну первый – это тривиально. Мой бывший муж А вторая – моя мать, – Лили мрачно рассмеялась. – И вместо того, чтобы кого-нибудь из них убить, я купила каждому по дому.

– Ты купила Арчеру дом? – я почти кричала.

– Это общее имущество супругов купило Арчеру дом. И яхту. И две машины. И долю в «Планете Голливуд», и так далее, и тому подобное.

– Ух ты. Знаешь что, Лили? Может, нам стоит пожениться? Мне пригодится немного лишних денег.

– Очень смешно. Ха-ха-ха.

Вдруг мне в голову пришла одна мысль.

– Слушай, Лили, а близняшки все еще в садике?

– Да. В следующем году они пойдут в детский сад на Кросс-роуд, – сказала она с гордостью.

Я поняла, что даже не знала, куда раньше ходили Эмбер и Джейд.

– А куда они сейчас ходят?

– В «Храм Бет-Эль», – сказала она.

Я замерла. Лили Грин, воплощение светловолосой арийской женщины, отправила детей в еврейский детский сад?

– Мать Арчера еврейка, – объяснила Лили, заметив ошеломленное выражение моего лица. – И девочки больше никуда не попали. Мы подавали документы еще до «Оскара».

– Ясно. Тебе нравится сад?

– Я его обожаю. Мне нравится, что дети ходят вокруг дома и поют «Шабет шалом, хей!» – пропела она.

– Шабат, – поправила я.

– Да, точно. Шабат шалом, хей! Послушай, вот что я придумала. Я могу спросить директрису – вдруг у них есть еще места на следующий год?

– Нет, не надо. Все в порядке, – сказала я.

Может, это звучит бредово, но мы с Питером никогда не говорили о религии. Мы отмечали все праздники подряд и вроде как притворялись, что все решится само собой. Я просто не могла себе представить, что попрошу его отправить Руби в еврейский детский сад. Это будет означать, что я заняла определенную позицию.

– Правда, я не против. Я спрошу ее завтра, когда буду забирать девочек.

– Лучше не надо. Знаешь, все это еврейство…

– Ох, не смеши. Там полно гоев вроде меня. Я ее спрошу, это не повредит.

Мы еще немного поговорили о Дэниеле Муни, признает ли он себя виновным или предстанет перед судом. А когда допили кофе, Лили предложила подбросить меня домой.

– Нет, я лучше пройдусь. Мне нужны нагрузки.

Только после того, как Лили ушла, я обнаружила, что она оставила счет мне. Опять.