Текст книги "Купленная. Игра вслепую (СИ)"
Автор книги: Евгения Владон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
– Хочешь, чтобы я тебя вые*ал? Я же вижу, что хочешь… Нет… – с исказившей мое лицо циничной ухмылкой я отрицательно качнул головой. – Не просто хочешь, а едва не кончаешь от одной только мысли об этом… Я же это вижу и… да… чувствую…
Сжав обеими ладонями твою маленькую головку, уткнувшись лбом в нежную переносицу… зачитывая прямо в губки свои бредящие заклятия…
Это сильнее нас. Этому невозможно противостоять. Оно и есть то, во что мы превратились далеко не вчера и не сейчас. В смертельную для любого из нас одержимость. В обезумевшую страсть и ничем не подавляемую похоть. В нечто большее, у чего не существует словесного определения. То, что является только нашим, общим, единственным в своем роде…
Ты всхлипываешь в мои губы мне в ответ, и меня срывает окончательно. Будто долгожданная звуковая команда, оглушающим выстрелом по нервам и перевозбужденным эрогенным точкам. Острая судорога бьет в головку члена, едва не взрываясь болезненным оргазмом, и я не выдерживаю. Накрываю полностью твой рот своим, прорываясь в его сладкую глубину атакующим языком. И плевать, что, скорей всего, его совсем недавно целовал мой отец или… того хуже… Ты брала им его полувялый пенис. Я просто это сделаю… Сотру ко всем херам собачьим каждый оставленный им след, каждую метку или попытку тебя заклеймить. Сейчас ты будешь чувствовать только меня. Сходить с ума только по мне… Я просто заставлю тебя все это пережить и прочувствовать. То, что ты МОЯ. ТОЛЬКО МОЯ.
И после этого скажешь, что я обманываюсь и сам себя накручиваю? Что весь твой недавний отпор не закончился вынужденным поражением? И ты цепляешься сейчас за мои плечи жадными пальчиками совсем не от желания раствориться в нашем обоюдном безумии и не отвечаешь на мой поцелуй столь же неистовым напором?
Хотя для нас и без того все другое кажется совершенно неважным – безумно далеким, за пределами недосягаемого никем и ничем нашего общего мирочка. Маленького клочка рая, ставшего средоточием нашего обоюдного существования. Только наши тела и слившиеся в одно целое сущности. Наши сомкнувшиеся в жадном поцелуе губы и не уступающие в откровенных атаках-погружениях языки, настолько глубоком и бесстыдном, что я уже готов был кончить лишь от одного твоего ответного толчка у меня во рту или еще более возбуждающего движения по моим воспаленным рецепторам.
Какой-то хлопок или очень похожий на него звук застал нас врасплох не в самый подходящий для этого момент, заставив нас обоих вздрогнуть и прерваться всего на несколько секунд. Долго не думая (и не дожидаясь, когда до нас дойдет кто-то из непрошенных гостей), я потащил тебя к ближайшим от уборных дверям то ли хозяйственной кладовой, то ли самого обыкновенного чулана. На благо они запирались изнутри на щеколду, что я и сделал, как только мы очутились в еще более темном помещении с проникающим сюда очень тусклым светом из подпотолочных окошечек.
И за все это время, ты не проронила ни звука и не выказала хоть какого-то негласного сопротивления, оглядываясь испуганно по сторонам и одновременно прислушиваясь к тому, что происходит за окружающими нас стенами не очень удобной для интимного общения комнатки. Хотя на удобства мне сейчас было банально начхать. Меня сейчас трясло вовсе не от страха быть пойманным с поличным на месте преступления (и тебя по ходу тоже). Я бы с радостью убил того, кто нас только что шуганул с облюбованного нами пятачка, пусть и понимал задним умом, насколько сильно мы там рисковали и до какой степени у меня сорвало крышу, если я успел напрочь забыть о нашей с тобой безопасности.
– Может лучше… все-таки вернуться? Это… очень плохая идея… – твой дрожащий, сбитый от учащенного дыхания шепот где-то у моего плеча прозвучал отнюдь не отрезвляющим сигналом к выдвинутому тобою предложению. Про исходящее от тебя тепло и слишком опасную близость можно и не говорить. Даже передышка в несколько секунд не дала мне ни единого шанса на очнуться и наконец-то прийти в себя. Попади мы сейчас в подвал или на грязный чердак, меня бы и это не остановило. Боюсь, рядом с тобой такое в принципе невозможно, особенно после всего, что мне уже пришлось по твоей вине пережить.
– Да, конечно… мы обязательно вернемся… – я тебе это так и сказал, прямо в губы, когда опять к тебе обернулся, когда обхватил твое прохладное личико немеющими от сумасшедшего желания пальцами и когда всего через один шаг или полтора прижал тебя снова к ближайшей стене меж высокими стеллажами. А ты после этого лишь немощно выдохнула-всхлипнула, задрожав еще сильнее и вновь беспомощно вцепившись в мои рукава на локтевых изгибах. А как блестели в полусумраке твои расширенные до предела глазки…
– Как только очень сильно этого захочешь… Но не раньше того, как я в тебя кончу… – боже, какое же это упоение, вбирать собственной кожей, нервами и воспаленными эрогенными сенсорами твою сладкую дрожь. Твой очередной немощный всхлип. Твою неудавшуюся в который раз попытку к сопротивлению. И в особенности твое тело… Дурея еще больше, чем до этого и едва не шипя от боли при новой острой судороге, резанувшей со всей силой по члену и очень чувствительной головке, вжавшейся в слишком тесную для нее ловушку брючной мотни.
Но, похоже, я готов вытерпеть и не такое, только за возможность снова тебя чувствовать, снова прикасаться и брать. Так, как хочу этого я. Как нравится мне, наблюдая и пропуская через себя каждую твою ответную реакцию.
Я бы с радостью сорвал с тебя и это треклятое платье, и эти гребаные украшения, с неописуемым наслаждением расцарапывая о них свои ладони и слушая, как немощно трещит под моими пальцами не такая уж и хрупкая ткань. Но я еще не настолько свихнулся, чтобы не понимать, чем это чревато. Поэтому довольствуюсь малым. Скольжу изголодавшейся по твоему телу рукой, по знакомым изгибам нежной шейки, по частично прикрытому массивным колье декольте, вскоре сминая всей пятерней налившуюся желанием левую грудку прямо поверх чашечки корсета и верхнего слоя прозрачного лифа. И сам чуть не выдыхаю звериным рыком в твой ротик, когда ты несдержанно вздрагиваешь и беспомощно всхлипываешь, неосознанно выгибаясь навстречу моей руке и к моему животу.
Меня опять простреливает ослепляющим и отупляющим разрядом остервенелого возбуждения, но я каким-то чудом все-таки сдерживаюсь, продолжая планомерно выстраивать свои изощренные пытки. В этот раз лишь слегка касаюсь губами твоего задыхающегося рта, но очерчиваю его змеиным скольжением языка куда ощутимее и бесстыднее, тут же впитывая эрогенные приливы греховного сладострастия, завибрировавшие в твоем дыхании и дрожащем теле с более осязаемой силой. После чего снова давлю в себе сумасшедшую вспышку одержимого соблазна – смять тебя в своих руках со всей дури, до пугающего хруста в костях и суставах, до твоего протяжного крика-мольбы о пощаде…
Ладно… Не сейчас… Не сегодня… Пусть ты и не заслужила. Но нежностью тоже можно наказывать…
Что я и делаю. Рисуя кончиком языка по контуру твоей нижней губки, спускаясь к подбородку, пока пальцами второй руки погружаюсь в густую гриву аккуратно выплетенной прически на затылке, чтобы оттянуть за них голову и наконец-то добраться до твоей шейки. До пульсирующей жилки на теплой коже. Слизывая твой вкус и аромат с острыми микрогранулами соленого пота. Вычерчивая языком похотливые узоры своей ненасытной жажды обладания и пропуская их упоительную отдачу вместе с твоими сбивчивыми вдохами-выдохами и импульсной дрожью жгучей пульсацией по головке члена.
На благо, корсет хоть был не из кожи и не из настоящих пластин китового уса, так что нащупать под его чашечкой сосок и сжать в полсилы, одновременно прикусив твою шейку над плавным изгибом трапеции, не составило никакого мучительного труда. Пусть и хотелось разорвать его по шву вместе с платьем ко всей ебеней фени. Зато каким томным был твой несдержанный стон, и как ты после этого плотнее прижалась низом своего живота к моему паху. Даже в яйцах сладко потянуло, когда ты так развратно потерлась о член и мошонку, буквально приглашая в святая святых своего истомившегося лона… Бл*дь. Так недолго и сорваться, тем более, когда прекрасно понимаешь, что на долгие прелюдии у нас банально нет ни времени, ни нужных условий.
Поэтому я так скоро и сдаюсь, больше не в силах терпеть начатую собственными руками вступительную игру. В последний раз сжимаю упругое полушарие груди, но только для того, чтобы скользнуть ладонью по головокружительному изгибу твоего бл*дского тела и без лишних усилий отыскать на юбке дурацкого платья тот вызывающий разрез, который не давал мне покоя с того самого момента, как только я тебя здесь увидел. А там уже и до скрытых до этого бедер добраться не составило никакого труда. С несдержанной похотью впиваясь в соблазнительную форму идеальной ножки пальцами и без какого-либо намека на наличие стыда, оставляя на ней свои "грязные" следы по всему ее крутому подъему. Да. Свои осязаемые метки. Снимая вместе с ними ничем непередаваемые ощущения при соприкосновении с гладкой кожей и… горячей линией промежности у кромки кружевных трусиков. А как тебя затрясло в ответ, когда я протиснулся по прикрытой тонкой тканью поверхности припухших половых губок дальше, вглубь меж стиснутых бедер. И как быстро эта ткань пропиталась твоими греховными соками, стоило мне чуть сильнее надавить и потереть по очень чувствительному углублению, куда так рьяно сейчас рвался мой одеревеневший в штанах член.
У меня у самого сбилось дыхание и еще сильнее помутнело в голове, при чем от всего сразу. И от твоего очередного стона, и эрогенной лихорадки твоего податливого тела, и от собственных болезненных "ожогов" по коже и под оной от каждой новой вспышки разрастающегося возбуждения. Кажется, я уже и не соображал, что творил, хотя и контролировал любое из своих последующих движений-действий, вроде бы и спонтанных, но до невозможности сдержанных. И то, что я опустился перед тобой на колени, не то что осмысленное, а скорее подсознательное рвение обезумевшего растлителя – сделать завоеванной мною богине максимально хорошо.
Приспустить по бедрам трусики, моментально дурея от новой дозы убойной эйфории в виде представшей моим глазам совершенной картинки возбужденной киски и ее умопомрачительного аромата. После чего припасть жарким вакуумом ненасытного рта к линии-отпечатку "кружевного" рисунка, оставившего на нежном треугольнике лобка грубый оттиск временной метки. Пройтись по нему языком, развратным скольжением змия совратителя, от выступающей косточки таза до более интимных точек припухших половых губок и в конечном счете задержаться у центральной линии самого желанного греховного вожделения – уже такой до боли знакомой, горячей и мокрой с солоновато-кислым привкусом моей спускающей девочки. Тут уж воистину потеряешься и в реальности, и в пространстве окончательно, не зная, что делать дальше. Либо наконец-то высвободить свой уже вот-вот готовый кончить член, либо продолжить эту безумную для нас обоих пытку дальше. Заскользить языком по упругой вершине твоего клитора и еще дальше, пока мой палец беспрепятственно проникает в твое влагалище, растирая очень влажные и напряженные от возбуждения стеночки и одновременно массируя-надавливая на самую чувствительную и очень гладкую "точку".
Ты реагируешь практически сразу же, кое-как удержавшись, чтобы не вскрикнуть в полный голос. Но эти участившиеся стоны, эту то нарастающую, то ненадолго утихающую дрожь во всем напряженном теле не спутаешь ни с чем. Как и хватку твоих беспомощных пальчиков, вцепившихся в мои волосы в столь интимном и таком личностно-откровенном порыве. Из-за чего хочется проникнуть в тебя еще глубже, но далеко не пальцами, усиливая атаки рта и языка в более изощренных поцелуях и ласках. Заставляя тебя дышать еще чаще, а немощно всхлипывать-стонать – еще громче.
Я и не думал останавливаться, даже когда твое напряжение достигло критического предела и когда по твоему телу пошли знакомые судороги неслабого оргазма. И когда ты непроизвольно зажала свой рот ладошкой, чтобы заглушить рвущийся из горла далеко неподдельный крик греховного наслаждения. Хотя, вскоре, я сам тебе в этом помог, когда резко встал и выпрямился, одной рукой обхватывая твой затылок, а второй поспешно расстегивая ширинку на своих брюках. Правда, твой стонущий ротик я накрыл своим немного раньше, погружаясь в него буквально сразу чуть онемевшим языком, еще сохранившим головокружительный вкус твоей ароматной киски. Зато вошел в тебя, как по маслу, успев уловить чувствительной головкой члена едва уловимые сокращения-спазмы все еще кончающей вагины и ее такие тугие чуть затвердевшие-"загрубевшие" стенки-тиски. Да и ты, само собой, не осталась в стороне, ухватившись за мои плечи, будто тонущий посреди шторма за единственный спасительный буй, прижимаясь ко мне еще плотнее и бесстыдно толкаясь-насаживаясь на мой член, подобно в конец потерявшей стыд и срам озабоченной бл*душки.
Наверное, проще свихнуться, чем выдержать обоюдное безумие такой силы и таких масштабов, как наше. Но в те секунды, накрывшая нас обоих обжигающим коконом запредельная, еще и общая эйфория, реально достигла граней чего-то пугающе невероятного и ни с чем несопоставимого. Когда сливаются и плоть, и сущности в одно целое, раскрываясь друг перед другом (или друг в друге) неведомыми нам ранее сторонами и возможностями, выбирать, как говорится, просто не из чего. Либо тонуть в этом откровенном безумии дальше и глубже, до абсолютно неизведанного для нас двоих исхода, либо… Что? Остановиться и сбежать? Серьезно? Прямо сейчас?
Когда я только-только ускорил и усилил толчки проникновения члена, практически уже больше ни о чем уже не думая, а полностью погрузившись и телом, и душой в эти одуряющие ощущения и в тебя, сконцентрировавшись только на своих и твоих движениях и растущей агонии охватившей нас истомы. Мне даже плевать, если в этот самый момент начнется сильнейшее землетрясение или всю гостиницу охватит пожар. Меня уже ничто не остановит, пока я держу в своих руках свою девочку и заставляю ее тело "умирать" в нашем первозданном грехе на глазах у всех завистливых богов. Пока чувствую тебя всеми оголенными нервами собственного естества и обостренными до смертельного предела сокровенными эмоциями.
Но даже в таком мало что соображающем состоянии, я умудряюсь контролировать каждое из своих движений, улавливать любой сорвавшийся с твоих губ беззвучный всхлип или едва коснувшеюся твоих напряженных мышц эрогенной дрожи. Прерывая наши голодные поцелуи только для того, чтобы насладиться неописуемым выражением твоего умирающего личика. И, кажется, я готов любоваться этим целую вечность, если бы у нас сейчас было на это время. Если бы я мог останавливаться снова и снова, чтобы не дать тебе кончить еще очень и очень долго.
Жаль, что мы оторваны от всего мира только в эти до боли скоротечные минуты, в пределах этого дурацкого чулана. Хотя и здесь мне удается сделать невозможное. Украсть тебя пусть и на столь ничтожно короткое время у всех и вся. Заставить почувствовать только моей, хотеть только меня, извиваться на моем члене и отдаваться полностью только мне.
Может поэтому я и не хочу больше сдерживаться, пусть и понимаю, что предстоящий разрыв неизбежен. Уже буквально начиная в тебя вбиваться, до будоражащих звуков из возбуждающих хлопков-ударов и накаливающегося до максимума сексуального напряжения. Тебя чуть ли не сразу начинает выгибать, заражая и меня не менее мощным приливом нарастающего удовольствия, выжигающего на своем пути все разумное и сознательное. Наши стоны сливаются, как и нервные окончания наших тел, сущностей и единого сумасшествия. Как и наша одержимость друг другом, проросшая один в другого в одно целое. Я чувствую и поглощаю всесметающую вспышку твоего абсолютного апогея еще до того, как тебя начинают атаковать первые конвульсии невероятно сильного оргазма. Я и кончаю, пока только ментально, вместе с тобой, каким-то чудом сумев удержать тебя на весу одно рукой, а вторую прижав к твоему лобку в тот момент, когда ты вытолкнула из себя мой член. Горячие струйки эякулярных соков тут же оросили мою ладонь обильными порциями, так сказать вовремя. Я успел перенаправить их на внутреннюю поверхность твоего бедра, дурея от твоих конвульсивных спазмов и лихорадящей дрожи ни с чем несравнимого наслаждения. Ты и держалась сейчас на ногах кое-как только благодаря мне, продолжая кончать и беспомощно цепляться за мою взмокшую под рубашкой и пиджаком спину. И все еще кончала, когда я наконец-то смог снова в тебя войти и всего через несколько ударов излиться, наконец-то соприкоснувшись вместе с моей девочкой эпицентра нашего истинного Абсолюта. Взорваться общей сверхновой, достигнув предела всех пределов. Став единым, одним, совершенным…
* * *
Куда страшнее, оказывается, резко трезветь и приходить в себя. Особенно в момент неминуемого разрыва. Когда руки и кожа, каждая обостренная стократно эмоция и чувство осязания еще не успели остыть от ощущения твоего тела, физического тепла и умопомрачительной близости, а твой вкус и запах буквально въелись в мои собственные клетки – резкая потеря всего этого бьет по голове наотмашь похлеще самого тяжкого похмелья.
Я и сам не понял, почему вдруг тебя отпустил. Ты ведь сказала, что тебе теперь срочно надо в туалет приводить себя в порядок, а мне будет лучше вернуться поскорее обратно в зал ресторана, пока там все не хватились нас обоих. Только я так никуда и не пошел. Банально не смог. Заперевшись снова изнутри в чулане, а потом медленно скатившись спиной по двери на холодный пол. А остыть мне сейчас требовалось, как никогда. Хотя, едва ли это мне помогло с остальным. С неизбежным пониманием того факта, что ничего в сущности так и не изменилось. Я, как последний озабоченный еблан вые*ал тебя в этой бесхозной коморке не пойми за каким хреном, а в итоге, остался там же, где и находился до этого изначально. В полной жопе. Так никому и ничего не доказав. Единственное, оттрахал еще раз выкупленную за три миллиона рублей содержанку моего отца. А она… Она даже не захотела после всего этого задержаться тут со мной, хотя бы еще на несколько минут, чтобы просто поговорить. У нее, видите ли, по ногам течет. Надо срочно все это смыть и избавиться от моего запаха…
Бл*дь. Я накрыл лицо все еще дрожащими от недавнего перенапряжения руками, сгорбившись над раздвинутыми коленями, о которые облокотился в позе размазанного по стенке ни на что ни годного мыслителя. На остальное, похоже, сил у меня уже не осталось. Будто все, что накопилось за эти дни, все до последней капли отдал ей. Даже не могу заставить себя подняться, чтобы снова выждать ее в коридоре. Если она не захотела говорить со мной сейчас, с чего я решил, что она сделает это погодя? Я же не мог этого не почувствовать. Ее взявшуюся буквально из ниоткуда отчужденность, преобразившуюся в одно мгновение в воздвигнутую между нами невидимую преграду расстоянием в непреодолимую пропасть. Именно тогда меня этим и шарахнуло, будто пушечным ядром. Когда я пытался прижать твою голову к своему плечу, а губами зарыться в мягки шелк волос над твоим лбом, чтобы еще немного побыть вместе в этом опьяняющем забвении, как мы всегда до этого и делали в моей квартире…
Но ты просто от меня отстранилась, разве что не оттолкнула. Хотя, вполне возможно, что так бы и сделала, прояви я чуть больше настойчивости. Пробормотала, что теперь тебе снова надо в туалет, при этом стараясь не смотреть мне в лицо и упорно делая вид, что занята поисками брошенной куда-то на пол сумочки и внешним видом своего "бального" платья почти состоявшейся Золушки. Единственное, сбежала отсюда, так ничего после себя и не потеряв/не оставив. И ничего не сказав мне напоследок. Будто меня тут и не было, а того, что между нами произошло – и подавно.
Всем этим меня и долбануло со всей дури. Осознанием, что меня только что банально поимели, после чего благополучно киданули, как какого-то недалекого поцика, не посчитав за должное объяснить, что, да почему. Я так всех своих прошлых подружек и любовниц не кидал, если уж вспомнить навскидку. Ну, может быть за самым редким исключением. И то, это вполне объяснимо. Мы с ними были друг другу никем, встречными-поперечными на одну залетную ночь. А тут…
Просто вильнуть передо мной хвостиком после двух дней необъяснимого молчания, а потом еще и после этого?..
Конечно, меня огорошило по самое не могу. Да и что я вообще мог думать после такого? Тут уж ни одно оправдание не подойдет и не впишется. А ловить тебя снова прямо сейчас, чтобы вытрясти хоть что-то разумное или близкое к логическому твоему поведению объяснение?.. Наверное, это оказалось сложным даже для меня. Вернее, для моего последнего состояния.
Я и заставил себя подняться на ноги еще нескоро. Даже слышал, как открывались и закрывались двери в коридоре вместе с неразборчивыми фразами чьих-то голосов и мелодичным гулом сильно заглушенной музыки из зала ресторана. Похоже, внешний мир все-таки пытался до меня добраться, а ты, в один из этих моментов уже успела в него упорхнуть… Сбежать к Нему… после того, как я тебя здесь…
И как мне прикажете возвращаться? Да и не хочу я НИКУДА возвращаться. Для чего? НА КОЙ? Чтобы наблюдать со стороны, как ты пляшешь вокруг моего отца преданной собачкой? Простите, на такое зрелище мне не хватит ни сил, ни вообще чего-либо. Мне их и сейчас уже ни на что не хватает. Только на одно единственное желание, дернуть отсюда ко всем херам собачьим и ужраться где-нибудь до свинячьего визга.
Но я все-таки какого-то поперся в этот треклятый зал ресторана, еще и сделав для этого сумасшедший крюк по предыдущему маршруту. Какая, в принципе, теперь разница? С таким же успехом я мог просто слинять, никого не предупредив и ни перед кем не отчитываясь. К тому же, если так подумать, мне тут больше нечего делать. Срать я хотел на все запугивания Стрельникова-старшего. Он уже получил все, что только сумел урвать от этой жизни, в особенности девушку, которую проще купить, чем выбить из нее что-то похожее на человеческое. Шлюхи они и есть шлюхи, а если еще и бл*ди…
– Господи, ты где так долго был? Я уже сама собиралась тебе звонить?
Ариночка как всегда отличилась недалекостью, скорчив на своем кукольном личике слишком для нее неестественную озабоченность и даже проявив некое подобие супружеской заботы, когда "поправила" на моем пиджаке заметно перекореженный воротник. Она и смотрела на меня с явным непониманием, что со мной не так, и почему я выгляжу таким "помятым". Правда, в тот момент меня опять дернуло посмотреть в сторону Шевцовых и моего папеньки со Стрекозой. Я и до этого, едва вошел в зал, в первую очередь отыскал взглядом их дальнюю компашку, чтобы убедиться, где и с кем сейчас "зимует" только что оттраханная мною Аличка. И, само собой, не ошибся. С кем же еще, как не с Великим и Ужасным? Чем и резанула мне по "яйцам серпом" с не менее мощным рикошетом в голову. Наверное, я тогда даже слегка пошатнулся. По крайней мере, пол подо мной дрогнул нехило так, а перед глазами замельтешило пульсирующими разводами и пятнами.
Пару минут точно потратил на то, чтобы отдышаться и заставить себя сойти с места. Хотя, сильней всего в те мгновения хотелось просто развернуться и рвануть обратно на выход, желательно не оглядываясь. Но я, как последний еблан, начал искать Арину и собранную ею группку из смутно знакомых лиц. Насколько знакомых конкретно для меня – выяснять совершенно не хотелось. Я и сам так и не понял, на кой к ним поперся. Решил пройти все круги ада до самого последнего со свойственным лишь мне упрямством? Или отдать дань отцу за весь его исключительный шантаж?
Вот и сейчас, стою рядом, кисло улыбаюсь на приветствия выряженных с иголочки мажорчиков и даже киваю головой (будто понимаю, кто чего говорит) и в упор не замечаю озабоченной Шевцовой. Она и выгадала прям идеальный момент, чтобы поправить мне воротник и прическу, когда Алина в десяти метрах от нас надумала повернуть к нам свое неестественно побелевшее личико. Охренительная ситуация. Стрекоза стоит чуть ли не в притык к моему отцу, тот придерживает ее за талию со спины далеко не отеческим жестом, а меня обхаживает Ариночка. Если дело и дальше так пойдет, боюсь, уже через пять-десять минут мой мозг превратиться в бесформенное месиво, и я-таки отсюда слиняю.
Но прошло больше десяти минут. И я все еще оставался в этом гребаном зале, поскольку так и не смог найти в себе сил уйти. И не потому, что ждал какого-то чуда. В его возможное явление я разуверился очень давно. Я просто не смог. Потому что это была ТЫ, твою мать. И одна только мысль, что я могу хотя бы просто быть рядом, просто смотреть на тебя, видеть тебя и осознавать, насколько ты реальна, удерживала меня на месте похлеще самых крепких цепей и титановых болтов. А может я решил заделаться мазохистом? Решил убедиться, какой же я на деле беспросветный долбоеб? Повелся на сучку, которая предпочла моего отца несмотря на все, что между нами было. Поскольку за все это время она так ни хрена и не сделала. Не подала ни единого намека или знака, что думает обо мне и что хочет со мной наконец-то поговорить. Вообще ничего. Может только несколько пугливых взглядов в мою сторону и то ненадолго. А потом… полнейший игнор. Плюс отсутствие какой-либо активности. Как какая-то полуживая кукла, приросшая красивым полипом к боку Стрельникова-старшего.
А может я хотел дождаться, когда они наконец-то нарезвяться и уйдут отсюда. Поедут куда-нибудь на Котельникова, в любимую квартирку моего папеньки… В его обожаемую комнатку боли…
– Кир, ты куда?
Забавно, я рванул в сторону выхода, даже не сочтя нужным сказать о том, что линяю отсюда ни Арине, ни всем ее полускучающим приятелям.
– Подышать воздухом. Может и отлить. – я и оборачиваться не стал, бросив через плечо самое первое, что пришло скорее на язык, а не в голову. Хотя, по ровному счету, мог вообще ничего не говорить. Ибо срать я хотел на каждого, кто тут находился, изображая уже который битый час жалкую видимость светской тусовки. На голливудских киноплощадках согнанная в бутафорских нарядах массовка из безликих статистов выглядит куда достовернее и более живой. Так что делать вид, что я как-то причастен к данному представлению еще и отчитываться перед кем-то за свои действия и решения?.. – а не пошли бы все в сад или лесом.
Правда, пошел я. И то, в тот момент, когда шифоновый шлейф "подвенечного" платья Стрекозы, будто взмахнув невесомыми крылышками присвоенного ей образа-тотема, упорхнул за центральные двери парадного входа ресторана. Всего через пару шагов вслед за моим отцом. Ждать еще дольше я и не стал. Не было никакого смысла. Если они отчалили отсюда вдвоем, значит уже навсегда. Во всяком случае, на этот вечер уж точно.
Неужели я снова это делаю? Устраиваю за ними слежку? А чем я тогда занимался все это время ДО этого? Мило щебетал с Ариночкой и ее тупыми дружками-подружками? Ага, аж три раза.
Даже очень свежий воздух октябрьской ночи не освежил моей головы и не прочистил мозгов ни на йоту. Тем более, что простоял на нем не так уж и долго, плюхнувшись вскоре на водительское сиденье своего фордовского Мустанга, подогнанного дежурным парковщиком, и что дури ударив по газам. Нагнать в пригородной черте знакомый отцовский Бентли довольно редкого окраса не составило для меня вообще никакого труда. И то пришлось выдерживать хоть какое-то безопасное между нашими машинами расстояние. Но даже в этом случае я ничуть не сомневался, что мою слежку успели вычислить еще до того, как я отъехал от "Зимней Вишни".
Знаю, тупо и именно по-детски, но… Ни черта с собой поделать уже не могу. Это было сильнее любого здравого самосохранения и жило будто бы своей отдельной жизнью, подключаясь к моему телу в те минуты и часы, когда я уже банально не мог ни думать, ни принимать каких-то иных разумных решений. Чистая импульсивность на подсознательной интуиции. Хотя, на интуицию это тоже мало чем походило. На дурость, да, и еще какую. На закипающее в крови бешенство рвущихся на волю внутренних бесов. Но уж точно не на разумное поведение и логически просчитанное мышление.
Удивительно, что я почти больше получаса держал между нами заранее выбранную мною дистанцию, хотя трясти меня начало уже где-то через пять минут. И частично слепнуть, а потом и глохнуть от закипающего в крови адреналина, простреливающего периодическими очередями по нервам и постоянно слабеющим суставам. Ментоловым холодом тоже обдавало по спине и затылку довольно-таки неслабо. Но все это так, цветочки, на общем фоне того Армагеддона, что творился сейчас со мной и во мне, и что невозможно было увидеть со стороны ничего не подозревающим взглядом. А творилось там много чего. И не переставало накручивать свой убойный аттракцион с каждой пройденной минутой все ядренее и эффектнее. Даже дыхание сбилось на участившееся, будто я не за рулем сидел, а несся вслед за терракотовым Бентли на своих двоих. Причем совершенно не имея никакого представления, что я буду делать, когда наш кортеж наконец-то доберется до конечного пункта назначения. Единственное, что знал точно, что в этот раз я не намерен отсиживать свои яйца весь остаток этой гребаной ночи. Ну уж нет… Хватит с меня этого дерьма. Порезвились и хватит.
Я и так слишком сильно затянул с этим маразмом. Пора уже все и всех расставить по своим местам. Не хотите по-плохому? По-хорошему будет хуже…
Правда, я все равно не выпрыгнул из машины, как только понял, что отец выбрал отнюдь не центр города, зарулив в конечном счете в жилой район с новостройками, где арендовал Алине двухъярусную квартирку. Не скажу, что испытал от этого должного облегчения, тем более что это еще не значило ровным счетом ничего. Но и преждевременно геройствовать тоже не стал. Хоть какие-то остатки здравого рассудка во мне и оставались, при все том абсурде, что мою слежку могла вычислить даже Стрекоза. Но я все равно, по всем правилам классики жанра решил припарковаться с другой стороны общего двора, оцепленного по кругу несколькими высотками, на приличном расстоянии от подъезда Али.
Смешно, конечно, особенно учитывая нехилое дворовое освещение, но что делать. Кто на что, как говорится, учился. Зато мне как раз хватило, чтобы не натворить глупостей раньше времени. Потому что отец так и не вышел из своей машины и отъехал сразу же, как только фигурка Стрекозы в пышной до пола юбке и расклешенной бежевой накидке скрылась за дверьми ее подъезда. А вот это действительно очень странно, если вспомнить, сколько на ней сейчас было навешено бешено дорогих драгоценностей. Я бы даже сказал, пугающе абсурдно.
