Текст книги "Я тебя уничтожу (СИ)"

Автор книги: Евгения Чащина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– Пожалуйста, не надо, – она виснет на его руке, которая взмахнулась в воздух второй раз.

– Это ты зря, мужик! Мои парни тебя закатают, если ты обидел эту девочку! – ору в разъяренное лицо этому педофилу.

Мужик замирает, сбросив Алины руки со своей руки, и тянет её на себя.

– Это МОЯ девочка, – едва не рычит. Резко поворачивается к Алине и грозно вопрошает. – Кто он такой?

– Ты не хочешь знать, – едва не пищит Аля, понурив плечи.

– О нет, я очень хочу знать!

Вытираю кровь с разбитой губы, испепеляя мудака бешеным взглядом.

– Алина, он насильно тебя держит возле себя? Одно твое слово, и ему крышка! Евгений, нам нужна помощь, – гаркнул охраннику, который заблаговременно выбрался из автомобиля.

– Женя, не надо, – тут же обращается к моему охраннику умоляющим тоном, на этот раз заслоняя своим худым телом мужика. Поворачивается ко мне и чеканит, – Игорь, это Юрий Андреевич Рудковский.

Мужик за её спиной складывает руки на груди и голосом, не предвещающим ничего хорошего, бросает:

– Я в предвкушении услышать, кем тебе приходится этот Игорь, дочь.

– Очень хороший знакомый, – я делаю несколько шагов в сторону, шумно выдыхая но ровно до того момента, пока что-то вокруг нас не меняется. Слышу звук затвора и дикий рык

– Все отошли от бабы, живо. Вы все под прицелом.

Я поворачиваю голову и вижу изможденное лицо Артура. Мне парни недавно донесли о судьбе этой мрази. Ввязался в наркоту и сам подсел.

– Ты блефуешь, – гаркнул я, за что и поплатился.

Первая пуля свалила с ног Евгения.

– Кому из вас старперов следующую пулю в лоб?!

Алина взвизгивает, а рука её отца тут же тянется к ней, но она шарахается от неё как от ядовитой змеи.

– Папочка, не надо, пожалуйста, не шевелись, – умоляющим тоном просит девчонка.

Нервно сглатывает и две крупных слезинки капают с ее глаз, когда она бросает взгляд на лежащее на земле тело.

Поворачивает лицо к Артуру.

– Я сделаю всё, что ты скажешь. Пожалуйста, не трогай мужчин.

– Живо в машину, и все будут живи.

– Не смей делать и шагу, – яростно ревет ее отец.

– Папа, не шевелись, – повторяет умоляющим тоном. – Все будет хорошо. Пожалуйста, не делай глупостей.

– Я же с тебя лично шкуру на шнурки сдеру. Опусти оружие и свали, я тебе это не прощу.

– Ты меня хотел убить! Теперь я буду иметь твою шлюху во все дыры, как захочу и сколько захочу, Камаев. И ты мне не указ!

Я понял, что Женя в отключке. Насколько успел оценить ранение, оно в плечо, возможно пуля прошла на вылет. Одна надежда на то, что у его напарника ума больше.

– Я вас всех из-под земли достану, – кричу в пространство.

Раздается ещё один выстрел. В этот раз Артур выстрелил в меня. Пуля задела левую руку, я свалился на колени от боли. В этот же момент какой-то упырь в Балаклаве оглушил Рудковского и перехватил визжащую Алину.

– Я вас всех найду и урою!

– А ты сначала выживи.

И это последнее, что я слышал, прежде чем провалился в бездну.

18

Моё сердце разорвалось на две части в одну секунду. Когда Артур выстрелил в Игоря, я почувствовала острую боль в груди, словно эта пуля попала в меня. Я не успеваю даже оглянуться, как отец резко хватает меня в охапку, наплевав на мои просьбы, и старается увести с поля боя. Но терпит крах, падая на землю.

В этот момент моё сердце остановилось. Я завизжала, как раненная кошка. И вдруг услышала голос Камаева. Оглянулась на него, как на луч света во тьме, но не успела воспрянуть духом, потому что прозвучал второй выстрел. Последнее, что я видела перед тем, как лишиться сознания, это тело Игоря, как подкошенное рухнувшее на припорошенный снегом асфальт.

– Очнулась, потаскуха?!

Мне по щекам прилетают увесистые пощёчины от Артура. Я валяюсь на заднем сидении в расстегнутом пальто и порванных колготках и трусиках. Член Артура в полной боевой готовности.

– Соси, – тычет мою голову к своему налитому хозяйству.

Я открываю рот, чтобы сказать нет, и это моя тактическая ошибка. Рука этой мрази хватает меня и насаживает ртом на свой член так глубоко, что это мгновенно вызывает рвотный рефлекс. Который, к своему ужасу или радости, я не могу подавить. Я давлюсь его членом, и меня рвёт, от нервного перенапряжения и после сытного ужина.

– Градов, за городом меняемся, трахну ее в очко, давно не натягивал такие сладкие попки. Парни будут рады. Готовься, сука, твой звездный час настал.

Гадко ржет мразь за рулём.

– Пока я не вы*бу ее во все дыры, тебе осталось дрочить. Ах ты, сука!

Я отлетаю в дальний угол автомобиля. Водила ржет, а Артур влепил мне очередную оплеуху, да такой силы, что я затылком ударилась о стекло.

– Мне нужно смыть эту ху*ню.

– Не судьба, Градов быть первопроходцем. Давай я её приласкаю.

Машина притормаживает в каком-то стрёмном закоулке. И тут я осознаю, что сейчас возможна рокировка.

Дальше действую чисто на инстинктах, и, в отличие от ситуации с Игорем, сейчас у меня инстинкт один – инстинкт самосохранения. Дверь рядом со мной открывается, и я тут же бью сапогом в живот водилу. Он грязно матерится и оседает на землю. А я вырываюсь из машины и бегу так быстро, сколько хватает сил. Окрыляющее ощущение свободы длится ровно несколько секунд. Уже вскоре я слышу позади себя тяжелое дыхание и отборный мат. Понимаю, что меня догоняют.

Удар. И я падаю на землю. Меня переворачивают на спину и бьют кулаком в лицо. Следом прилетает ногой в корпус. Закашливаюсь от ослепляющей боли.

– Держи её, – орёт Артуру его подельник, раздвигая мне ноги и на ходу расстегивая ширинку.

Я понимаю, что эту ночь уже не переживу. Закрываю глаза, мысленно пытаясь отключить сознание, чтобы не понимать, что происходит, и что это происходит со мной.

Я думала, что Игорь меня насиловал. По сравнению с тем, что происходило со мной сейчас, Игорь занимался со мной любовью. Возможно, я увижу его, когда умру. Внезапно понимаю, что мне бы этого хотелось.

Чужая, мерзкая плоть проехалась по моему заду. Я зажмурилась, понимая, что беззвучно рыдаю. Неожиданно послышался животный рык, бешенный лай и какая-то возня.

Резко распахиваю глаза и вижу собаку, вцепившуюся в горло моего насильника. Один клац зубами, и пёс вырывает его глотку, сплевывая её на землю. А рядом со мной падает бездыханное тело, фонтанирующее кровью.

У меня нет сил даже заорать.

Слышу сзади блюющие звуки и предполагаю, что от увиденного вырвало держащего меня Артура.

Перевожу взгляд на окровавленную морду бешено рычащего пса и тихо, почти пропавшим от стресса голосом, говорю:

– Джой?

Как он здесь оказался, я же оставляла его запертым дома?

Внезапно Артур толкает меня в спину. Я понимаю, что он толкает меня на съедение собаке, а сам удирает к машине. Пес рычит и бросается за ним, но подонок успевает скрыться и захлопнуть дверь.

Кое-как поднимаюсь на ноги и неровным шагом пытаюсь отойти от мертвого тела хотя бы в сторону.

– Джой, – зову слабым голосом свою собаку, но он меня не слышит. Уверена, эта мразь в машине наложила в штаны.

– Джой!

Ковыляю навстречу псу, даже не отдавая себе отчёт, насколько он опасен. Мне плевать. Он спас мне жизнь, как Дрогон спас Дейенерис. Он мой герой.

Слышу сзади визг тормозов. Из машины выскакивают люди.

– Ёб*ный в рот, это что за?

– Где девчонка? Что за возня?

Рядом со мной оказывается кто-то и хватает за плечи.

– Алина Юрьевна, пройдите со мной.

– Там моя собака, – отвечаю осипшим голосом, и мужчина не сразу меня понимает.

Зато рядом с ним оказываются ещё двое.

– Это доберман Камаева?

– Джой! – зовёт третий голос.

Пёс оборачивается и бешено рычит.

– Он вспорол ему глотку?

– Алина Юрьевна, пройдемте, пожалуйста.

– Мне нужно забрать мою собаку, – максимально напрягаю связки, чтобы меня услышали.

– Это бойцовская собака, которая почувствовала вкус человеческой крови. Это больше не ваш пёс. Его придётся усыпить.

У меня начинает колотиться сердце, как бешеное, и я в отрицании и гневе поворачиваюсь к мужчинам.

– Что?! Нет!

Слышу за спиной рык и вижу, как один из стоящих сглотнул. Пёс, видимо, почувствовал мой страх, и обернулся к тем, кого принял за моих обидчиков. А затем раздался выстрел, скулящий звук и легкий стук тела о землю. Поняв, что произошло, я медленно закрыла глаза и потеряла сознание.

19

Я очнулась в больнице. В палате сидел отец, который словно постарел лет на десять и как будто тоже решивший стать Таргариеном – седины слишком заметно прибавилось.

– Папочка, – позвала его, но голоса по-прежнему не было и вместо него раздался страшный шёпот.

Отец меня услышал и тут же взял мои ладони в свои руки.

– Господи, спасибо, – выдохнул он с облегчением, поцеловав мои руки. Я с удивлением поняла, что он плачет.

– Пап, ты чего?

– Не говори, не напрягай горло, доченька. Тебе нужно отдыхать и нельзя нервничать. Тебя не было с нами три самых долгих дня в моей жизни. Давай лучше я расскажу тебе, что ты пропустила.

Три дня? У меня было ощущение, что прошло не больше минуты. Но раз сознанию нужно было отдохнуть, то так тому и быть.

– Тебя осматривали врачи. Я знаю, что самого страшного не произошло, но боюсь даже предположить, чего ты натерпелась.

Качаю головой. И не надо предполагать. Я сама помнила отрывками. Человеческий мозг – удивительная штука. Самое страшное он сразу запрятал в самые темные места в глуби сознания.

– Мне жаль твою собаку.

– Как Джой вообще оказался там?

– Соседи позвонили хозяину квартиры, потому что он выл и громил её изнутри. Хозяин приехал, открыл дверь и пёс свалил его с ног и умчался. Я оплачу ремонт мебели и двери, ни о чём не волнуйся.

Чёрт, как коленкой под сердце. Это мой мозг тоже от меня спрятал, но вот оно резко вернулось. Как он ворвался, чтобы спасти меня. И как его не стало.

– Я похоронил его сам. Охранники Камаева разрешили. Этот парень, Евгений, что был там в тот вечер, он очень хороший человек.

– Он жив?

В моём голосе теплится надежда. Я боюсь услышать отрицательный ответ.

– Он потерял много крови, но уже в строю. Каждый день здесь, в больнице, решает его дела.

Мне не нужно было уточнять кого "его". Я резко села на кровати.

– Игорь?..

Отец тяжело вздыхает и кладёт ладони мне на плечи, силой укладывая назад.

Я вижу его недовольство, ему трудно его скрыть.

– Знаешь, я всегда знал, что не одобрю твой выбор. Как я могу? Ты же моя принцесса и никто недостоин тебя. Но я никак не ожидал, что список недостойных ты решишь открывать с конца.

Много риторики и мало информации.

– Папа, что с Игорем?

Я требую ответ, впиваясь пальцами в руку отца.

– Он в реанимации. В коме.

– Нет, – выдыхаю, и к глазам тут же подступают слезы.

Отец внимательно наблюдает за мной и тяжело вздыхает.

– То, чего я боялся. Любишь его?

Не отвечаю, с досадой закусив губу. При чём здесь любовь. Это же такая глупая смерть, нельзя же…

Мысль осекается. И я лихорадочно думаю. Думаю чушь, но она мне кажется уместной. Кхал тоже погиб глупой смертью. Глупейшей, просто идиотской.

Нет, нельзя допустить повторения истории. Я уже потеряла собаку! Я больше не вынесу.

– Я должна увидеть его!

– Ты ничего не должна этому мужчине, Алина. Он старше тебя. Это неприемлемо. Ему сорок лет!

– Он сказал, что сорок девять, – брякаю недоуменно, совершенно не подумав, при ком.

– Ещё лучше, – рявкнул отец, испытывающе глянув на меня. – Доктор не разрешал тебе вставать. И пока не разрешит – никакого геройства.

Доктор разрешила мне встать лишь на седьмой день моего пребывания в больнице. Я хмуро догадывалась, что это дело рук отца или Жени.

Он приходил. А я была бесконечно рада его видеть. А ещё следователь приходил, потом психолог, и меня качали успокоительными.

От удара ногой у меня треснуло ребро – так пояснила мне врач причину задержки в лежачем положении. В понедельник рентген показал нормальный результат, и меня вынуждены были выписать, и я оказалась под дверьми палаты Камаева.

У него дежурила мать, и я чувствовала, что мне не рады. Ещё бы, сначала у них погиб внук, который по сплетням связался со мной, теперь сын в приграничном состоянии. Но я должна была увидеть его.

Сердце сжалось, когда вошла в палату. Такой неуместно огромный и роскошный для этой небольшой кровати.

– Привет, – растерянно сказала я. В фильмах часто говорят, что впавшие в кому слышат голоса своих посетителей, а прогуглить я не догадалась.

Подошла ближе, к самой кровати, присела на стул, глядя на его лицо.

– Знаешь, я всё лелеяла идею о том, что я отомщу тебе за то, что ты со мной сделал, а ты, сам того не зная, спас меня. Спас, когда подарил мне Джоя. Если бы не он, я бы не сидела в этой комнате, а если бы не я, – аккуратно касаюсь его кожи рядом с перебинтованным участком, – этого бы с тобой не случилось. Мне так жаль.

К глазам подкатывают не прошеные слёзы, хотя я давала себе слово не плакать.

– Я потеряла своего "дракона", – процитировала его же дрогнувшим голосом, – пожалуйста, вернись хотя бы ты ко мне.

Встала со стула, склонилась к его губам и нежно поцеловала. В этот момент что-то в палате запищало.

20

– И ты пришла усыпить своего Дрого? На этом моменте должна всплыть подушка, – пытаюсь шутить, но понимаю, что язык, который прирос к небу, едва исполняет свое предназначение – говорить.

Голос Алины я услышал случайно, до этого мне казалось, что брожу какими-то светлыми коридорами и не могу найти выход. Первый звук, который я осознал, заставил искать источник. Я метался из угла в угол, но не находил. И это длилось до тех пор, пока что-то невидимое, легкое как перышко, коснулось моих губ. Я среагировал моментально, цепко хватая невидимого мне собеседника. Понимаю, что это она, ведь явно чувствую её аромат, который просто дурманит.

Открываю глаза, они пекут от яркого света, но быстро привыкают к тому, что видят. Аля. Она смотрит на меня, а я вздрагиваю, отмечая синяки на её красивом лице. Моя рука, держащая девушку за затылок, обмякла и упала на кровать.

На глаза девушки выступают слёзы, а на губах вымученная улыбка.

– Идём не по канону.

Девчонка берёт мою ладонь и целует.

– Ты даже представить себе не можешь, как я этому рада, Кхал.

– Жалеть не будешь? Я же источник твоих неприятностей.

Нерадостно, когда реальность обрушивается на голову. Произошедшее – не плод моей больной фантазии. Это реальность, которую невольно, без злого умысла, спровоцировал я.

– Ты сильно пострадала? – это волновало больше всего, ведь я только сейчас понял: там проиграли все мы.

– Странно, а я-то думала, что я источник всех своих неприятностей, – сдвинула брови.

Опустила взгляд и закусила губу, прежде чем ответить на последний вопрос.

– Потеряла своего дракона. Джой спас меня. Он погиб, – по щеке девчонки покатилась слеза.

– Хоть на что-то оказалась способна эта псина, – хмыкаю, касаюсь щеки Али, чтобы стереть слезы, – как отец? Женька как?

– У папы сотрясение, он отделался легче всех. Хотя он в глубоком шоке от того, что вырастил, конечно, – девушка снова поджала губы, бросив взгляд на меня. Улыбнулась, – он тебя не одобрил. Большой сюрприз, да?

Улыбнулась чуть шире, но ненадолго.

– Женя потерял много крови, но уже на ногах и решает твои вопросы за тебя. У меня было сломано или треснуто ребро, не знаю, но меня неделю заставляли лежать и к тебе не пускали.

Затем её взгляд потемнел.

– Артур под следствием. Второму Джой вспорол глотку, он мёртв.

– А говоришь толковая псина, и тут промазал, – рычу.

– Прекрати оскорблять мою собаку! – моментально суровеет девушка. – Если бы не он, мы бы сейчас с тобой не разговаривали. Я бы уже вообще никогда и ни с кем не разговаривала, вне зависимости от того, выжила бы или нет.

– Аль, я же пытаюсь шутить. Или ты хочешь, чтобы я упал в ещё больший душевный дисбаланс? Сколько я уже здесь, если судить по тому, что ты неделю здесь?

– Прости, – моментально хлопает себя ладошкой и кривится, задев синяк на лице. – Я всё ещё не могу переварить тот факт, что у меня больше нет моей собаки и мне теперь не с кем бегать по утрам и вечерам. Я никогда в жизни не видела такой трепетной любви и преданности, а теперь моего друга нет…

Качает головой, прогоняя слёзы, и отвечает на мой вопрос.

– Столько же. Плюс минус пара часов. Мы доехали лишь до ближайшего переулка, я попыталась сбежать, меня догнали, появился Джой, а несколько минут спустя твои люди. Женя вызвал их сразу после того, как его ранили, перед тем, как отключился. Он невероятный.

– Он тебе нравится? – смотрю внимательно и с едва сдерживаемым раздражением.

– Дурак что ли? – возмущается девчонка. Закатывает глаза и бросает раздражённо, – если бы мне нравился он, я бы сидела у его больничной койки, а не здесь. Он спас меня. Он спас ТЕБЯ. Я ему пожизненно благодарна.

– А я только доставил неприятности, ко мне тогда почему пришла?

Черт, нам нельзя пересекаться, это сулит одни неприятности.

– Разве не очевидно? – вздергивает бровь девчонка, внимательным и раздраженным взглядом глядя мне в глаза.

– Ты просто человечная девочка, – нерадостно улыбаюсь и прикрываю глаза.

– Скорее классический пример Стокгольмского синдрома, – её улыбка не менее горькая. Она встаёт со своего места, подходит и целует меня, осторожно и деликатно. Открывается от моих губ и говорит негромко. – Не нужно отталкивать меня, ладно? Мне так же страшно, как и тебе.

– Тебе лучше уйти и позвать доктора. И позови Евгения.

Она слишком много от меня требует. Я сделал свои выводы и понял одно: у нее своя дорога, у меня своя.

Алина отстраняется, выражение лица такое, словно я дал ей пощёчину.

– Как пожелаешь, – отвечает сдержанно, поджимает губы и уходит из палаты.

Ушла. Так лучше. Так правильно. Хватит этих порочных отношений. Достаточно. Она молодая девка, умеет привлечь внимание. Да я же не слепой. Даже Женька видит в ней ангела, хотя парень адекватный.

После того, как достаточно провалялся в больнице, вернулся туда же, к родителям. Мама выхаживала, пылинки сдувала. Каждый раз порывалась прочистить мне мозги о моём развращенном поведении. По ее мнению Алина, которая годилась мне в дочери, не та девушка, которая должна задевать моё эго.

Я отмалчивался. Долго и настойчиво. Мама была права, потому что она во многом права. И я обязательно её забуду, не смотря на то, что этот образ словно татуировка отпечатался в мозги. Её невинный образ никак не вязался с тем, что я слышал об Алине. Мне сороковник, и я много в жизни видел. Все войны из-за баб, из-за того, что мужики, которые возомнили себя всесильными, рано или поздно покоряются той единственной. Я тому пример. Сонька была наваждением, безумной страстью, которая практически разрушила меня. Я долго ненавидел ее за то, что ушла. Слишком рано ушла, забрав с собой часть моей души. Пацан держал. И я смог выкарабкаться.

Сейчас, когда стал мудрее, понимал, что Аля – моя погибель. А я не хочу быть у её ног. Слишком много грязи было между нами. Я – причина её несчастий. И какой бы она не была, подобного козлиного отношения не заслуживала. Месть только истоптала мою душу, очернила, превратив в отчаянного мерзавца.

Работа в этот раз не отвлекала. Потому что было мучительно гадко на душе. Я видел Евгения каждый день и постоянно пресекал в себе желание схватить его за грудки и вытрясти из него всю правду. Они общались. Я в этом уверен безоговорочно. Она ему нравилась, он тоже относился к ней не как к работе. Его забота о ней меня выбешивала. Но я держался до тех пор, пока однажды случайно не увидел этого паршивца с Алиной. Они меня не заметили, и это не удивительно, я сидел в салоне такси. Тогда специально набрал парню. Он был выходной, поэтому делал что душе угодно. И я понял, что жрать мороженое с моей бабой ему интереснее. Да и врёт, как последняя скотина, ответив, что встречается с другом. Друг с сиськами, которому можно присунуть. Предатель. Чертовая развращенная молодежь!

В тот день я впервые свалил за город, в свою комфортную пещеру, где вновь запил. Так легче, потому что… просто легче не думать о ней.

21

Последние недели прошли как в аду. Благодаря успокоительным, я быстро перестала просыпаться от криков по ночам, потому что мне снился один и тот же кошмар. Кошмар, в котором Джой не прибегает на моё спасение.

Я много плакала. Я столько не плакала с тех пор, как мама умерла. Папа звонил по видео каждый день. И каждый день у него сжималось сердце, когда он видел мои красные глаза.

Мне было невыносимо одной. Я ходила по парку как привидение каждое утро и вечер, ловя на себе печальные и полные сочувствия взгляды других собачников, которые привыкли видеть меня с моим доберманом. От их сочувствия было только хуже.

В марте, когда растаял снег, я решилась и наконец отправилась туда, где папа похоронил его. Какое-то место за городом, на выезде, прилесная территория с красивым видом. Я стояла там час, молча, сжимая ошейник, и глядя сухими глазами на маленький самодельный крестик из двух палок. Присела, опуская к крестику ошейник.

– Ты даже не представляешь, как дико и невыносимо я скучаю по тебе, мой малыш, – выдавила из себя, подавляя приступ рыданий, как за спиной вдруг раздалось.

– Алина.

Я вздрогнула, запустила руку в карман, в котором всегда теперь носила перцовый баллончик, как сильные руки тут же легли на плечи и успокаивающий голос сказал:

– Тихо. Это Женя. Ты в безопасности.

Я выдохнула с облегчением, повернулась и разрыдалась у него на груди. Я не знаю, сколько рыдала, он покорно стоял рядом и меня не торопил.

– Прости, – сказала, как только удалось взять себя в руки. – Ты здесь не просто так же. Что случилось?

– Ты нужна ему, – пожал плечами просто, говоря, как есть.

Я сразу же отстранилась и приосанилась.

– Он красноречиво дал понять, что я ему не нужна, так что избавь меня от сантиментов.

Больше, чем по Джою, я скучала только по Камаеву. А он со своей стороны сделал всё, чтобы меня оттолкнуть. После того эпизода в больнице, я переступила через гордость и попыталась предпринять ещё одну героическую попытку, но меня даже слушать не захотели. И я решила – ну и к чёрту.

– Он запил опять.

– Это в вытрезвитель, а не ко мне.

– Алина, я пошёл тебе навстречу, когда ты звонила две недели назад и просила помочь тебе увидеть его. Он лишил меня премии за это. Пойди и ты мне навстречу сейчас и поехали.

Он прав. Это меньшее, что я могу сделать.

– Но будь готов через пять минут вести меня обратно, – предупредила сразу. – И заедем ко мне, мне нужно привести себя в порядок.

Спустя час я снова была в месте, по которому скулило моё сердце. С болью прошла мимо доберманов во дворе, тут же вспомнив своего. Решительно вошла в дом, направляясь в гостиную. В гостиную, где он спал прямо на диване, средь бела дня, свесив руку, которая держала за горло бутылку коньяка даже во сне.

– Мило, – заключила, поджав губы, подошла к мужчине и попыталась забрать бутылку.

– Пошел на хер, Евгений, ты уволен! – дернул рукой Камаев, но не пошевели свою персону.

– Это ещё в честь чего? – спрашиваю недовольно и вырываю бутылку из рук мужчины.

– Какого хера? Ты свою подстилку ко мне в дом притащил?! Вали трахай Алину в своей сраной тачке, Никонов! – взмахнул кулаком, лицом пытаясь бороться с подушкой.

Я просто не верю в услышанное, а потом сама себе поражаюсь: чему удивляться. Фантазёр блин.

– Не проймешь, – усмехаюсь. – Вставай, давай. Сейчас будет ликбез от подстилки, скотина пьяная.

С душей ввалила ему по спине.

– Встань и посмотри на меня, пока я пламя не извергают!

– Пошла вон, ненавижу тебя! – взмахнул рукой, что елее увернулась.

Эта скотина свалилась на пол, перекошенным лицом посмотрела на меня

– Это взаимно, – рычу я, и только хочу открыть рот, как за моей спиной раздаётся голос Жени.

– Аль, я очевидно ошибся. Тебе лучше уйти.

Он хмуро смотрит на своего работодателя, который только что поднял руку на меня. Я могу только представить, как ему, доброму и адекватному парню, это не понравилось.

– Никонов, я тебя пристрелю! Нахрена ты ее сюда притащил? Похвастаться?

В нас летит подушечка с дивана.

– Можете не скрывать, что трахаетесь, я вас в парке видел, вы жрали мороженое

Женя сначала опешил, потом скрестил руки на груди, прислонив одну к лицу и тяжко вздохнул, я сразу расхохоталась.

– Вот так шлюхами и становятся. Поела мороженого в парке – всё, приехали. Иди, Жень. И не заходи, даже если услышишь его крики.

– Уверена?

– На сто процентов, – мило улыбаюсь и охранник кивает, покидая гостиную.

Я подошла и встала над Игорем во весь рост, посмотрела на него сверху вниз.

– А теперь внимательно слушай меня. Ещё раз поднимешь на меня руку – я тебе спящему её отрублю. Это первое. Второе. За всю свою жизнь я трахалась с двумя мужиками – Ванькой Петровым, одноклассником, летом после выпускного, без света и под одеялом, и с тобой. Ещё раз запоешь про шлюху – рот заклею и будешь только мычать, когда я буду делать так, – резко опускаюсь на колени, сжимая его член, который немедленно откликается на моё прикосновение.

– Я не слепой и вижу даже с этой позиции, какие у тебя красивые сиськи. Таких баб трахают много и качественно, – злобно морщится, когда я сжимаю его член, – довольна? Он хочет трахать только тебя, сука!

– Спасибо, – ядовито скалюсь, – они у меня от мамы и из-за них я страдаю всю свою гребанную жизнь, потому что каждый второй мужик на моем пути рассуждает так же по конечному как и ты! И именно благодаря им, твой сраный телохранитель чуть не натянул меня со своим дружком в темном переулке. А до этого твой сын заволок меня в машину и хотел принудить к сексу. Как думаешь, я очень рада такому дару природы?

– Давид не насильник! Он просто влюбился, а такие, как ты, только крутят мужиками! – гаркнул Камаев и сжал мое запястье до боли.

Я не реагирую на боль. Я слишком долго молчала и позволяла ему нападать на себя, сейчас мне важно выговориться и быть услышанной.

– Я представляю, как тебе тяжело это слышать, и хотела бы, что в реальности всё было так, только одно но: в день аварии я видела твоего сына в первый и последний раз. Я не знала даже, что он учится в нашем университете на курс младше. Я вообще его не знала. Как и он меня. Но он был пьян, прям как ты сейчас, затолкал меня в свою тачку и совсем не в любви мне признавался, а в каких позах планирует меня иметь. Ты не представляешь себе дежавю, которое я испытала, когда меня затолкали в твой Мерседес. Не представляешь, как сильно я ненавижу то, как ты поступил со мной тогда, в начале. Но хуже всего? Из всех мужиков, что пытались взять меня, лишь тебе удалось, и я ненавижу то, что я хочу тебя.

– Ты долбанная извращенка! – Камаев пытается вырваться, сбрасывая мою руку с себя.

22

– Как и ты, – грублю в ответ. – Думаешь, это самое худшее? Нет. Самое худшее, это не то, что я хочу тебя. Самое худшее, это то, что когда в тебя выстрелили, я почувствовала, будто выстрелили в меня. И когда меня уже почти насиловали, я улыбнулась, потому что думала что ты умер, и знала, что если я умру – я увижу тебя. Не маму, тебя!

Я сползаю с него, упираюсь спиной в диван и закрываю глаза. У меня чувство, будто мне вспороли грудину и всё всплыло наружу. А я не знаю, что с этим дальше делать.

– Тебя мало наказывали в детстве? – кривятся его губы в злой насмешке, – ты пришла наступить на те же грабли? Если ждёшь, что я упаду к твоим ногам, то разочарую. Мне никто не нужен. Отдай мое пойло и свали, женщина.

– Ты итак лежишь у моих ног, – закатываю глаза, вытягиваю ноги и укладываю на его сильное, глупое тело. – Видел. И так могу сделать. А захочу, и так, – резко меняю рокировку, оказываясь сверху на нём, ногами зажимаю руки, которые могут меня скинуть, рукой сжимаю горло, как он сжимал моё из раза в раз, и чётко и с нажимом шиплю, – не беси.

– Я же тебя сейчас трахну и буду трахать так, что взвоешь от боли, сука, – бесится Камаев, – лучше беги, дрянь!

– Вот это мой мальчик, – внезапно даже для себя довольно скалюсь, склоняюсь к его губам, – когда ты поймёшь, что я тебя не боюсь, нам обоим станет легче. А ещё я не уйду, хоть лопни. Поэтому, – хватаю подол своей кофты и стаскиваю её, отшвыривая к камину, – хватит валяться и смешно бушевать. Я соскучилась.

– Тогда я не буду тебя трахать, тебе ничего не светит, извращенка, – опять пытается меня сбросить с себя, – тебе не кажется, что девочка не дружит с головой?

– Девочка, которая дружит с головой, сюда бы не вернулась, – парирую спокойно, отодвигаясь дальше с его корпуса на его пах и ухмыляюсь, чувствуя знатный стояк.

Трепло. Хочет меня не меньше, чем я его.

– Ладно, – делаю обманчивый выпад, поднимаясь с его тела и вижу, как я его глазах мелькнуло разочарование и обида, но промолчал. Усмехаюсь, расстегивая джинсы и снимая их, повернувшись к нему задом в темных, кружевных стрингах. О да, заехав домой, я подготовилась. Снова присаживаюсь рядом, извлекая его вздыбленный член. Пару секунд смотрю на него. Вспоминаю свои слова ему, про минет, который он не получит никогда, а потом темная отголоска и другое, мерзкое хозяйство, таранящее мой девственный рот. Нас всегда догоняет то, чего мы боимся. Я всю жизнь боялась быть изнасилованной и притянула к себе много дерьма. Больше не хочу ничего бояться.

Склоняюсь головой к своему трофею и губами нежно обхватываю головку. Причмокиваю, целуя. Понимаю, что мои действия неловкие и неумелые, но искренне стараюсь сделать ему приятно.

Приподнимаю голову, не выпуская его головку изо рта, и встречаюсь с его почерневшим взглядом.

– Не отказалась бы от пары подсказок, – выдыхаю, провожу языком по нему, словно он эскимо и не понимаю, заводит его это или нет.

– Алька, ты идиотка, конченая идиотка, – хрипит Камаев сваливая меня спиной на пушистый ковёр, член тыкается в промежность, но трусики мешают его проникновению, – прости, но эту красоту я обязан уничтожить.

Он одной правой рвет тонкую ткань безумно сексуальных трусиков и рывком заполняет меня полностью.

Я уткнулась в его плечо носом, чтоб скрыть своё ликование. Не методы Кхалиси, но я добилась своего. Боже, как приятно чувствовать его внутри, как я безумно скучала. Приятно было снова чувствовать его тяжесть, слышать его хриплые стоны и чувствовать себя его девочкой.

Камин потрескивал в такт нашему ритму и нашим стонам, а пушистый ковёр приятно ласкал кожу и придавал этому акту какой-то первобытной атмосферы. И тут я улыбнулась своей мысли, повалила на ковер мужчину и взобралась сверху. Теперь всё правильно. Положила ладони ему на руки и довела нас обоих до слишком громкого и яркого оргазма. Как и в прошлый раз, после длительного воздержания, его семени было слишком много, но мне было так всё равно. Я притянула порванные трусики и стёрла с наших тел лёгкий беспорядок, затем ухватилась за уголок пледа, накинутого на кресло, и прикрыла им наши обнажённые тела. Сама забралась на него и нахально улеглась сверху.