Текст книги "Сотый Богомир (СИ)"

Автор книги: Евгений Погонин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Annotation

Олег Серов, человек которого, чуть ли не с рождения, учили воинскому искусству. Владению, от древнейших видов оружия, до тактики и стратегии ведения современной войны. Все, наставники и односельчане, прогнозировали ему великое будущее, но все их надежды обратились в прах. Во время прохождения срочной службы, Олега сбивает машина. Он становится инвалидом, с одной рукой и одной ногой. Лежа в госпитале, все его мысли сводились к одному, как покончить с собой. Но, все изменилось, с появлением одного из его наставников и у Олега появилась надежда, на полноценную жизнь и на восстановление своего тела. Однако, не все так просто и в плату за здоровье, ему придется уйти из нашего мира.

Погонин Евгений Юрьевич

Погонин Евгений Юрьевич

Сотый Богомир

Евгений Погонин

Сотый Богомир

Жизнь. Что это слово теперь для меня значит? Наверное, ничего, просто слово, которое я себе говорю, но не слышу его. Нужна ли она мне сейчас? Нет, не нужна. Не для такого меня готовили. Хотя я и сам не знаю, для чего меня готовили, однако я уверен, что без моих конечностей, я больше не боец. Теперь только и остается, что смотреть в окно, на первый, падающий с неба, снег и вспоминать, как я радовался этому. Нет, это не дело, не хочу быть обузой, не для себя, не для других. Я закончу свою жизнь, не знаю как, и каким способом, но я это сделаю, чего бы мне это не стоило. А ведь за свою короткую жизнь, мне даже вспомнить толком-то нечего.

ПРОЛОГ

Сколько я себя помню, я занимался спортом, если его так можно назвать. Мой приемный отец, Сергей Валентинович Серов, который усыновил меня еще в младенчестве, воспитывал меня один. Матери, даже приемной, я не знал.

Отец профессионально занимался боевыми искусствами, как современными, так и древними. Не теми, которые показывают по телевизору, а настоящими, с применением всего оружия, которым некогда пользовались наши предки. Мечи, луки, копья, арбалеты (хоть он их и не любил) и многое другое. Но не брезговал он и современными новоделами, считая, что ненужных знаний не бывает. Этому, так сказать, спорту, он и обучал своего приемного сына, точнее сказать, он меня так воспитывал.

Отец не ездил по соревнованиям, не принимал участия в реконструкциях древних сражений. Тем не менее, он был довольно известным, в определенных кругах, человеком, он был кузнецом и не абы каким, а одним из лучших в стране. Его ковка очень высоко ценилась не только в тех самых определенных кругах, но и простыми обывателями. Ковал он не только оружие и доспехи, но и разную бытовую утварь, такую как декоративные узоры, навершия на забор и отдавал своему делу, большую часть своего времени.

Жили мы в нескольких километрах от небольшого поселка в Омской области, под названием Дружба. Недалеко от которого находился большой военный полигон для тренировки войск специального назначения.

Наше подворье было небольшим, по местным меркам, всего четыре сотки. Но нам этого было вполне достаточно. Тем более что огорода и живности, кроме здоровенного пса породы среднеазиатская овчарка, по кличке Князь и кота 'дворянской' породы по кличке Мурзик, мы не имели.

Вместо забора, наш двор был окружен частоколом, состоящим из врытых в землю и заостренных, вверху, бревен. Калитка вообще отсутствовала, только массивные ворота. На противоположной, от ворот, стороне двора стоял двухэтажный, кирпичный дом. Справа к нему примыкал гараж, со стоящей в нем старенькой 'Нивой'.

Хотя отец и состоятельный человек, и мог себе позволить любую машину, включая импортную, он предпочитал ездить на 'Ниве'. А когда я заикнулся о том, что пора покупать новую машину, отец сказал.

– Зачем покупать новое, если старое в отличном состоянии и даже если сломается, я ее смогу починить буквально на коленке, без проблем. А то, что ты называешь новой машиной, без автосервиса, не то, что починить, масло поменять нельзя – вот и все что ответил мне отец. Больше я, про покупку новой машины, не заикался.

Слева, к дому, примыкала большая кузня, где отец и работал. Меня к работе в кузне он не привлекал, направив всю мою энергию на тренировки.

К своим восемнадцати годам у меня выработалась привычка, каждое утро, неважно воскресение это или любой другой будний день, начиналось одинаково. Я, вместе с отцом – а когда тот отсутствовал, то сам – вешал на плечи рюкзак, наполненный песком под самую завязку, и бежал через лес ровно полчаса, потом назад. При этом расстояние не имело никакого значения, учитывалось только время. По возвращении, делал растяжку, занимался рукопашным боем и фехтованием. Включающего в себя упражнения с копьем, копьем и щитом, копьем и с любым другим оружием. Дальше шли упражнение с остальными видами холодного оружия, в таком же порядке. Завершало, занятия фехтованием, упражнения с парным оружием.

У меня лучше всего получалось фехтовать парными топорами с широкими обоюдоострыми лезвиями на коротком древке, даже отец это отметил.

– Эти топоры, твой козырь в бою – сказал отец, когда мне исполнилось пятнадцать.

– Почему?

Отец тогда взял у меня один из топоров, покрутил его, рассматривая со всех сторон и пояснил.

– Понимаешь сын, такого оружия, да еще и парного, отродясь не существовало – он пару раз подкинул топор – а значить, и техники владения нет и тебе, ее, придется придумывать самому, а я тебе буду помогать по мере своих сил.

Топоры у меня появились не сразу, сначала это были обычные топорики с узким лезвием на древке. Но они, как бы это сказать, казались мне неполноценными, что ли. Я попросил отца сделать двусторонние топоры, стало лучше, но все равно мне казалось, что они не являются частью меня, не получалось стать с ними единым целым. И так шаг за шагом я просил отца, что то изменить или добавить. И, в итоге, к пятнадцати годам, я получил то, что стало продолжением моих рук, два двусторонних топора с широкими лезвиями и десяти сантиметровым четырехгранным шипом между ними.

Также, отец отметил, да и я это чувствовал, что с любым парным оружием, неважно мечи это, топоры или какое другое оружие, даже с двумя короткими копьями, я представлял собой довольно опасную машину смерти.

Серов старший вообще считал, что у каждого человека есть предрасположенность к одному виду техники и у меня, это парное. Но он не стал заостряться на обучении только парным оружием, а продолжал тренировать всему, что знал сам, но все таки, делая уклон на парное. И по этой причине, по выходным, я полдня отдавал тренировкам с парным оружием. Хоть с ним у меня и было лучше, чем с остальным, были и здесь свои трудности, особенно когда мне приходилось брать в каждую руку кистень, а отец брал копье. При любой попытке ударить, кистень просто наматывался на копье, и отец вырывал его из моей руки. И лишь, когда я стал чуточку старше, меня осенило взять кистени за гирьку, а не за древко. Тогда уже отцу с копьем приходилось несладко. Чтобы намотать кистень на копье, отцу нужно было уменьшать дистанцию, где я подключал ноги, и он откатывался назад, а дальше шло издевательство над 'стариком', я старался бить древком, своих кистеней, по пальцам отца. Удар конечно не гирькой, но тоже ощутимо. Тем не менее, я, конечно, проигрывал отцу, независимо каким оружием он сражался, парным или нет, но, как говорил отец, проигрывал я достойно.

После фехтования, переходили к метанию ножей и дротиков. И заканчивалось все это, стрельбой из лука и арбалета. Отец специально выматывал меня до трясучки в руках и только потом давал тренироваться с луком. Объяснял он это тем, что в каком бы состоянии я не был и каким бы уставшим себя не чувствовал, я должен уметь выстрелить из лука. А если я это могу сделать в таком состоянии, то в обычном, буду стрелять еще лучше.

Все оружие, которым мы пользовались, было очень сильно затуплено и в настоящем бою могло использоваться лишь как дубина, за исключением метательного. Отец, не использовал деревянные и тому подобные имитаторы, считая, что воин должен чувствовать в руке оружие, а не его подобие.

Ему также пришлось потрудиться и над моим доспехом, и, по моему мнению, время было потрачено не зря. Моя бронь была сделана как чешуйчатый доспех. Чешуйки прикреплялись к кожаной основе ремешками и соединялись друг с другом металлическими кольцами. Так доспех был тяжелее, но гораздо крепче и надежнее.

Наплечники, как сказал отец, это сборная солянка. Кожаные чешуйки, толщиной в пару миллиметров, плотно перекрывали друг друга, поверх которых, была кольчужная сетка. Такие наплечники не сковывали движение и хорошо защищали плечи носителя, за исключением сильного колющего удара. Но это еще нужно умудриться, ударить в плече, да еще и колющим.

Юбка доспеха была тоже чешуйчатой и доходила до середины бедра. По бокам ее были разрезы, иначе про полноценную работу ногами, можно было бы забыть.

Защита ног, также была уникальной, аналогов которой в летописях не найдешь. Это, своего рода, система ремней со щитками. Цеплялась она к поясу, под бронь. Щитки прикрывали бедра спереди и с боков, и фиксировались ремешками с тыльной стороны. Наколенники были небольшими и прикрывали только чашечку, крепясь под коленом ремешком, а сверху присоединялись к ременной системе защиты бедер.

Голени и стопы прикрывали кожаные и высокие, чуть ниже колена, сапоги, на внешней стороне которых, имелись ножны, для засапожников, и без каблуков. От каблуков я отказался еще в детстве, предпочитая прямую подошву из толстой, но мягкой кожи.

Предплечья, прикрывали металлические наручи, с кожаной подкладкой, между которыми, имелись ниши, для небольших ножей с Т-образными рукоятками. По одному на каждое предплечье.

Перчатки, а у меня были именно перчатки, а не латные рукавицы, как у древних воинов, были из тонкой кожи. Чтобы можно было не только бить и рубить врага, но и в нужный момент выстрелить из лука, причем с любой руки. Правда, выстрел левой рукой у меня хромал, по той причине, что доминирующий глаз правый, а стрелять левой рукой из лука и целиться правым глазом, нереально. Но отец обнадеживал тем, что в реальном бою, на практике, я быстро освою и этот прием. Это был один из тех, непонятных мне, звоночков, из-за которых, я даже не знал, что отец имеет в виду.

И наконец, шлем. Я прямо измотал своего родителя, не только физически, но и морально, пока не получил от него тот шлем, к которому у меня не было претензий. Это был симбиоз русского шишака и греческого шлема гоплитов. Одевался он, как шлем мотоциклиста, при этом, благодаря ремням и подкладке внутри, под него ненужно было одевать стеганый подшлемник. Верх был, чисто русский шишак, без каких либо изменений. Низ спартанский, с прорезью между нащечниками. Прорези для глаз сделали большими и овальными, без перегородки на переносице. Я предпочитаю видеть происходящее вокруг себя, а не как рыцарь, смотреть в щелочку и ждать, когда противник меня прирежет. Шею и затылок, прикрывала кольчужная сеть, двойного плетения. Для лучшей слышимости, в районе ушей, было сделано десяток маленьких отверстий.

Единственное место, защитой которого мне пришлось пренебречь, это рука, от плеча до локтя. Любая защита руки, просто сковывала мои движение, а для обоерукого бойца, потеря скорости движения, равносильна смертному приговору.

После утренних занятий, я принимал душ и кормил своих домашних, пса и кота.

Когда мне исполнилось шестнадцать, отец велел завести какого-нибудь питомца. На вопрос, зачем? Он сказал, что это поможет мне выработать чувство ответственности.

В поиске домашнего питомца, я обошел весь поселок. Сам поселок, состоял из частных домов, и живность была в каждом дворе, начиная с кошек и собак, кончая КРС (Крупно-Рогатый-Скот). Месячного щенка среднеазиатской овчарки, мне отдал местный собаковод, который занимался их разведением и продажей. Отдал бесплатно, сетуя на то, что он самый младший в выводке и братья с сестрами не дают ему сосать мамку. И вообще, он очень слабый и не выживет, среди таких же, как и он. Так я обзавелся белым щенком, похожим, из-за постоянной 'дискриминации' со стороны своих родственников, на потертое полотенце, но взгляд у щенка был гордый. И когда я только взглянул в эти глаза, мне на ум пришла только одна кличка, Князь.

Идя через весь поселок, со щенком на руках, в сторону дороги, ведущей к дому, я наткнулся на своих четырех одноклассников. Они стояли возле забора и громко, над чем-то, смеялись глядя себе под ноги. Вдруг, щенок у меня на руках, начал тявкать и пытаться рычать, в их сторону. Пришлось подойти и посмотреть, что там происходит и почему моему щенку происходящее там не понравилось. Когда я подошел ближе к своим одноклассникам, они повернулись и стали прикрывать то, что находилось у них за спиной.

– Что там у вас – спросил я, понимая, что ничего хорошего, в делах оболтусов, быть не может.

Они молчали и старались не смотреть мне в глаза. Дальше все было ясно, как божий день, дело здесь не чисто. Я молча подошел, отодвинул одного из них в сторону и увидел черно-белого котенка привязанного за заднюю лапу к забору, который пытался дотянуться, до лежащей, в нескольких сантиметрах от него, сосиски. Я молча присел на корточки и отвязал с лапы котенка веревку, тот в свою очередь накинулся на сосиску. Было видно, что котенок давно не ел или, эти живодеры, специально морили его голодом, что бы впоследствии поиздеваться над ним. Князь же, спрыгнул на землю и принялся вылизывать грязного котенка, хотя сам, в этот момент, был далеко не чистюлей.

После я встал и повернулся к своим одноклассникам, они уже не прятали глаза. Мне уже не раз приходилось давать уроки вежливости этим придуркам, которые постоянно обижали младших и один раз, даже ударили девочку, из параллельного класса. Они небыли хиляками, самый маленький из них был телосложением как я.

Я же, в свои шестнадцать, был ростом метр семьдесят семь, больших мышц, как и широких плеч, я не имел, но и тощим я точно не был.

– Слушай Серов – заговорил Никита Черных. Он самый здоровый из этой гоп-компании, выше метр восьмидесяти и, как это обычно бывает у подростков, их лидером – тебе что, заняться нечем, чего ты к нам все время цепляешься. Это ведь не твой котенок?

Я снова посмотрел на котенка, который уже съел сосиску и прижимался к щенку, а тот не переставал его вылизывать. Ну не мог я оставить его на потеху придуркам. Ну не дебил же я, чтобы не понимать, оставь я котенка, они просто замучают его до смерти.

– Думаю, что теперь он мой – ответил я, не показывая внешне, но внутренне готовясь, дать взбучку живодерам, если они начнут возмущаться.

И соратники Никиты, оправдали мои ожидания, они стали брать меня в полукольцо. Я продолжал стоять и смотреть на Никиту. Мы оба, уже знали, чем закончится, и эта, драка, если конечно она начнется. Чтобы не предприняли ребятки, это им не поможет, не тот у них уровень, чтобы тягаться с Олегом Серовым, хотя бы на равных.

– Я дарю тебе этого кота – после недолгих раздумий сказал Никита и, повернувшись к своим – пойдемте парни, у нас есть более важные дела, чем препираться с этим бакланом.

Они повернулись и собрались уходить, но я их остановил.

– Послушайте ребята, – сказал я – меняйтесь, иначе жизнь вас накажет.

Никита и его банда, удивленно уставились на меня и вожак сказал.

– Что-то я не припомню за тобой угроз.

И это правда. Я никогда не опускался не до угроз, не до оскорблений, не так я воспитан и тогда не собирался этого делать.

– Это не угроза Никита, это то, что вас ждет.

– Поясни – не понял тот.

– С таким отношением к окружающим, вас либо прибьют на улице, либо посадят, а потом там убьют.

Никита лишь усмехнулся на мой совет. Кто-то, из его прихвостней, сказал что-то оскорбительное в мой адрес, и они удалились в неизвестном мне направлении.

После их ухода, я провел ладонью по коротко стриженным, светло русым волосам, взял на руки, теперь уже своих домашних и направился домой. Так я обзавелся, так сказать, 'чувством ответственности'.

Мои каникулы отличались, от каникул сверстников, но я не горевал по этому поводу, мне это нравилось. Каждый день, я бегал на полигон, утром туда, вечером обратно. Где меня продолжали обучать, знакомые отца, всем премудростям военного дела. Начиная с джигитовки и тренировками со спецназом, по выживанию в экстренных ситуациях, и кончая учебными боями в полном доспехе, с разнообразным оружием и изучении тактики, и стратегии.

К отцу, часто приезжали гости. Инной раз, мне даже казалось, что приезжающие люди, приезжают не в гости к знакомому или другу, а отчитаться, о проделанной работе и получить новые указания. Я не присутствовал во время разговоров Отца с его гостями. Но довольно часто, когда Отец провожал их до машины, стоящей во дворе, я слышал. 'Не беспокойся, Сергей Валентинович, все сделаем, как ты сказал'. Когда же я спросил Отца, почему гости относятся к нему как к начальнику, тот отвечал, что люди просто благодарны ему за хороший совет. И снова в моей голове звенел звоночек и появлялись вопросы на которые я не находил ответа.

После окончания школы, мне в пору было прописываться на полигоне, если бы не приходилось каждый день бегать туда утром и обратно вечером.

Я понимал, что это ненормально, так недолжно быть. Ведь то, чем занимались со мной на полигоне, и какое оружие при этом использовалось, стоит денег и не малых. И каким бы состоятельным не был отец, у него, на это, денег явно маловато.

А ведь, помимо большого количества учителей, и использования стандартного древнего оружия, было и нестандартное. Чего только стоили такие экземпляры как 'вжик' и 'жук'. Первый экземпляр, непонимающий человек, может спокойно спутать с винтовкой, времен революции. Но, в отличие от оной, на стволе 'вжика' имелась рукоятка, для взведения пружины, находящейся внутри и стрелял он не пулями, а 'болтами'. При этом производя характерный звук 'вж-ж', отсюда и название. 'Жук', конечно сложно спутать с пистолетом, но отчасти он был на него похож и работал по тому же принципу, что и 'вжик', только ствол и 'болты' покороче.

На резонный вопрос, зачем мне нужно учиться из него стрелять, я получил очередной звоночек. 'В жизни всякое умение может пригодиться'.

Вот на кой мне нужно учиться из него стрелять, где мне может понадобиться это умение? Или эта пародия на оружие уже имеется в свободной продаже? По мне, так лучше-бы меня натаскивали в стрельбе из огнестрельного оружия, чем из этой, никому не нужной, фигни.

Так же, меня натаскивали управляться с осадными машинами, разных эпох и разного калибра, от римских скорпионов и катапульт, до тех же новоделов, работающих на силе сжатия пружин или рессор.

А ведь, чтобы построить всю эту хрень и приволочь на полигон, нужны финансы. То же самое и с моими учителями, у которых, скорее всего, есть семьи, которые нужно кормить. Откуда деньги на такое чудачество, у отца столько не наберется, будь он хоть трижды, искуснейшим из кузнецов.

Прикинув в совокупности приблизительные затраты, которые идут на мое обучение, я, с этим вопросом, обратился к одному из офицеров, который учил меня тактике военного дела. На что тот ответил, что ни он, ни кто другой, кто занимается со мной, не смогут дать мне вразумительный ответ, так как сами этим озадачены. Но, по его мнению, если спасти жизнь президенту, да в придачу всему кабинету министров и нескольким олигархам, то в благодарность за это, такое было бы возможно. Но, насколько он знает, такого не случалось.

Не получив желаемого, я обратился к отцу, не забыв рассказать ему о разговоре с офицером.

На что отец рассмеялся и сказал, что он, в свое время, помог некоторым людям, которые теперь занимают высокие посты в госструктурах, либо стали миллиардерами. И теперь пришло их время отдавать долги, но офицерам об этом знать не стоит. Официально, им сказали, что это эксперимент.

– Получается я эксперимент?

Отец вытаращил на меня глаза.

– Ты чего такое несешь – отвечал он – по твоим словам, получается, что я, в свое время, тоже был экспериментом?

Тетерь уже я таращил глаза.

– Как это, – я даже слегка растерялся – ты то здесь, каким боком?

Отец стоял и с улыбкой смотрел на меня, а потом спросил.

– Скажи мне сын, что умеешь ты, чего не умею я?

Я, все еще не понимая, к чему клонит отец, задумался над его вопросом, но ответа не находил. Иногда отец тренировался на полигоне вместе со мной, но я не видел ничего, чтобы он не умел.

– Не знаю – в конце концов, сказал я, после нескольких минут раздумья.

– А я тебе скажу, ни-че-го. Скажу даже больше, я умею гора-аздо больше, чем ты – протянул Отец – и в разы, чем твои наставники, по отдельности. – Отец положил левую руку на мое правое плечо – так что не бери дурного в голову, я просто хочу передать тебе свои знания, а так же, приумножить и улучшить их, с помощью твоих наставников.

А и действительно. Ведь отца воспитывали так же, как и меня и, по его словам, он также был усыновлен.

После этого, я больше не возобновлял разговоров на эту тему, а полностью отдался учению и тренировкам.

День, двадцать второго октября, был для меня последним на гражданке, на следующий день мне предстояло идти отдавать долг родине. Но и в этот день, отец не давал мне отдыха, говоря, что в армии отдохну.

После того, как я покормил Князя и Мурзика, мы с отцом отправились на полигон, но, на этот раз, не пешими, а на ниве. А по приезде я увидел огромное количество машин, различных моделей, стоящих возле двухэтажной казармы.

– Я здесь никогда так много машин не видел – сказал я и добавил – может, случилось чего?

– Вот сейчас подъедим и узнаем – спокойно ответил Серов старший.

И снова в моей голове раздался звоночек. Точно так же, полгода назад, отец себя вел, когда мне пришлось, в тренировочном бою, в одиночку противостоять группе бойцов. Я тогда обыграл их под чистую и даже, в спарринге с их командиром, по фамилии Мартынов, я справился без особого труда. После спарринга Мартынов от злости хотел дать мне пинка, но я его опередил и ударил на встречу стопой в голень. Итог, двойной перелом голени. И только вечером я узнал, что мне противостояла группа спецов из ГРУ, а, как известно, круче их, никого нет. И теперь отец ведет себя, как и тогда, отрешенно, как будто, так и должно быть.

Заострять на этом вопрос я не стал, но морально приготовился к какой-нибудь гадости.

– Подожди сын – остановил меня отец, когда я уже открыл дверь машины – в казарме, тебя ждет последний экзамен, и он будет самым трудным. Я надеюсь, ты с ним справишься – и с серьезной 'миной', похлопал меня по плечу.

Снова звонок в голове. Отец первый раз меня о чем-то предупреждал.

Я подошел к двери казармы и прислонился к стене. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, дернул дверь на себя и нырнул в казарму, делая перекат и принимая боевую стойку.

Ныряя в казарму, я ожидал чего угодно, но только не этого.

– СЮРПРИЗ! – Громовым хором, прокричала толпа, из пары сотен глоток.

В казарме собрались все, кто хоть как то принимал участие в моем учении. Были и знакомые, и одноклассники из поселка. Всего, по примерным подсчетам, собралось около трех сотен человек. В казарме стояли столы, которые ломились от спиртного и закусок. Хотя еще вчера об этом ничего не напоминало.

После дружного крика, они стали подходить ко мне и давать напутствие. Военные, как и положено, желали, чтобы я стал министром обороны и даже президентом. Односельчане, о том чтобы я не подвел 'дружбанов' – так называли себя те, кто живет в поселке Дружба – и показал всем как надо отдавать долг родине.

Я благодарил всех за пожелания и с нетерпением ждал, когда количество поздравляющих иссякнет. Не люблю я шумные сборища, что тут поделаешь, а поток все не иссякал. Наконец, минут через тридцать, подошел отец.

– Ты хотя бы улыбнулся или моргнул что ли.

Тот развел руки в стороны и с довольной физиономией тихо сказал.

– Сюрприз!

После, он вывел меня из казармы, достал пяти кубовый одноразовый шприц и сказал, что ему нужна моя кровь.

В моей голове тут же зазвонил, не звонок, а целый колокол. Неправильно, все, что происходит в моей жизни, неправильно. Потому-что мне многое не говорят и, от этого, я многого не понимаю. Дело не только в том, что отец хочет взять у меня кровь, ради бога, мне не жалко, но мог-бы хотя-бы объяснить, зачем она ему.

– У меня тоже брали и, как видишь, живой и здоровый.

– У всех берут кровь, но перед этим, обычно говорят, зачем.

– Не сейчас, в свое время все поймешь.

Отец часто так отвечал на мои вопросы. Так же он ответил и на вопрос, для чего из меня делают война, из давно ушедшей эпохи.

После того, как отец наполнил шприц моей кровью, он сказал.

– А сейчас сын, послушай мое напутствие – он положил шприц в футляр, который, в свою очередь, положил во внутренний карман куртки – я сделал из тебя не древнего война, а русского богатыря, коим являюсь сам, и когда придет время, ты все поймешь и...– он на мгновение замялся – простишь меня. И запомни сын, когда придет время, ни позволяй никому командовать собой, даже мне, учти – отец погрозил пальцем – тот, кто захочет тобой командовать, это твой враг и чтобы не произошло, помни это, всю свою жизнь.

Такое напутствие, да еще и перед вступлением в ряды доблестных защитников нашей родины, где без подчинения никак, меня, мягко говоря, ошарашило. Но спросить, что либо, я не успел, из дверей казармы, как по команде, появился Степан Матвеевич, который занимался со мной джигитовкой.

– Хлопцы, ну, сколько можно, трубы уже горят.

Мне до сих пор непонятно, как с таким ростом, а Степан Матвеевич чуть выше полутора метра ростом, можно выполнять различные кульбиты на коне и под ним, особенно прием с пролезанием под брюхом коня на ходу. Сам я, так и не смог его освоить, из-за того, что не мог дотянуться до противоположного стремя, а Матвеевич, который почти на голову ниже меня, делал это с легкостью.

– Матвеевич – отец только его называл по отчеству и не только потому, что он был старше Отца. Но и по той причине, что это человек единственный, кто не уступал и даже превосходил отца во время тренировок, правда, только в своей дисциплине – еще сутки гулять, успеешь трубы смазать.

– Эх, молодежь, учишь вас, учишь, а толку нет, – Матвеевич покачал головой из стороны в сторону – что будет с вояками к вечеру, если они уже подогретые?

Мы с отцом переглянулись, разом повернули головы к Матвеевичу и спросили в один голос.

– Что?

Матвеевич, с видом профессора и поднятым вверх указательным пальцем правой руки, пояснил.

– А то, что вечером они уже не смогут двигаться, – и спросил – вывод?

Мы снова переглянулись и молча уставились на джигитовщика, ожидая, какую на этот раз, 'умную' мысль, он озвучит.

– Нужно их напоить до обеда, – Матвеевич продолжал делать, не свойственное ему, умное выражение лица – к вечеру они проспятся и тогда ночь, будут гулять, как положено.

Не знаю, сколько, мы с отцом тогда смеялись, помню лишь, что я чуть не припал задней точкой к земле, от смеха.

Матвеевич вообще человек с юмором и все свои занятия со мной, он проводил в таком же духе и я к этому привык. Но в данный момент его логика, оказалась запредельной и кроме смеха, ничего не вызывала.

– Иди сын, помоги своему наставнику, а я, через минуту, приду вам на помощь – вытирая слезы, выступившие от смеха, сказал отец.

Я выбросил ватку в урну, которая стояла у входа в казарму, и повернулся к отцу.

– Ты сказал, что меня ждет самый трудный экзамен, какой?

Отец, все еще улыбаясь, ответил.

– 'Зеленый змей'.

– О-о-о – подал голос Матвеевич, качая головой из стороны в сторону – это такая скотина, что прямо жуть. Но! – встрепенулся он – я знаю, как с ним бороться.

Я не был трезвенником, да и отец никогда не запрещал, а только говорил, что во всем нужно знать меру, особенно в употреблении спиртных напитков. А утром, когда у меня было самое похмелье, поднимал на тренировку, на полчаса раньше, чтобы, как он говорил, выгнать из организма все спирты до основной тренировки.

– И как? – спросил я тогда у Матвеевича, хотя уже знал ответ на свой вопрос.

– Нужно его уничтожить путем распития – ответил тот, полностью подтвердив мою догадку.

Проводы в армию прошли, как и положено, с танцами, драками и тому подобным непотребством. Сам я, не смог справится, не столько с 'зеленым змеем', сколько с Матвеевичем, который буквально заставлял, меня и всех остальных, 'убивать' эту гадину. В итоге, я отключился раньше вояк, а проснувшись вечером, до утра старался избегать Матвеевича.

Утром, в районный военкомат, приехали на шести автобусах, всем составом, за исключением некоторых 'уничтожителей зеленного змея', в числе которых был и джигитовщик.

Сам военкомат, еще никогда не видел такого количества пьяных военных в парадных мундирах, обвешанных наградами, в большинстве своем, боевыми. Хорошо, что в этот день, в армию провожали только меня, так как прощание затянулось на несколько часов.

После того как меня, на руках, внесли в ворота военкомата, остальные ринулись следом и пьянка началась прямо во дворе военкомата. И мои наставники начали спаивать работников этого учреждения. Начальник военкомата, толстый и не высокий полковник, был, мягко говоря, не в восторге, от такого. Но услышав заверения от полковника Мамедова, который учил меня выживанию, в различных ситуациях, у которого на груди не было свободного места от наград, включая звезду героя России, что, если тот не исчезнет, то тогда исчезнут зубы начальника военкомата, тот дал добро.

Пили до тех пор, пока кто-то, не предложил везти меня, в краевой распределитель, самим. И самим же проследить, чтобы я попал в достойную военную часть. На том и порешили. Заехав, по пути, обратно на полигон и забрав всех, кто не смог ехать в военкомат, не обращая внимания на их состояние, кто не мог идти тех заносили в автобусы, и отправились в Омск.

Благо, что отец позвонил одному из своих знакомых и попросил выделить нам полицейский эскорт. Чему все были только рады.

Так с включенными мигалками полицейских машин и частыми остановками по нужде, меня только к вечеру довезли в распределитель. Я думал, что наконец-то все закончится, но я ошибался. Все закончилось только через три дня, пока из Севастополя не приехал знакомый Мамедова, командовавший бригадой ДШБ и не забрал призывника, то-бишь меня, само собой с согласия всех учителей.

Служба в армии, как и сказал отец, была для меня отдыхом. Но я все равно старался нагружать себя тренировками, но с таким графиком, получалось не очень. По моему мнению, у солдат слишком много свободного времени.

В военной части, отношение к моей персоне было не однозначным. Кроме командира части, генерал-майора Евсеева, меня никто не любил. Офицеры не любили, за то, что во время учений и тренировок давал советы. Хоть они и были правильными, но мало какому офицеру понравится, что его учит простой срочник.