Текст книги "Требуется пришелец"
Автор книги: Евгений Лукин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Вдалеке трижды прозвучал нетерпеливый автомобильный гудок. Упругий воздух под Сергеем Арсентьевичем дрогнул. Это лежавший рядом Стоеростин привстал поглядеть, а тот,на ком они покоились, наверное, уловил движение и шевельнулся.
– Кого ещё там принесло? – спросил Мурыгин, не размыкая просвеченных солнцем век. – Никакого покоя от них…
– Прибыл кто-то, – сообщил Костик. – Лежи-лежи… Я так думаю, что ничего интересного нам не покажут. Въезжать боится – за овражком тормознул… Из ваших, видать, из шуганутых уже…
Вновь прозвучал троекратный вопль сигнала.
– Черти его надирают! – сказал в сердцах Мурыгин и сел.
Глаза навелись на резкость не сразу, округа плыла цветными бликами. Наконец смутное оливковое пятно за овражком собралось в хорошо знакомый «шевроле», возле распахнутой передней дверцы которого обозначилась женская фигурка. Опять-таки знакомая до слёз.
– Боюсь, по мою душу… – Сергей Арсентьевич нахмурился, взял из воздуха итальянские ботинки на меху, принялся обуваться. – Ну вот какого ей рожна ещё надо? Всё уже вроде забрала…
– Неужто Раиса Леонидовна? – ахнул Стоеростин.
Мурыгин неловко съёрзнул на грешную землю и, оставив вопрос без ответа, двинулся навстречу неизбежному.
– Понадобится помощь – кричи фальцетом… – сказал ему в спину Костик.
Раиса Леонидовна прекратила сигналить и теперь смиренно ждала приближения блудного мужа. Даже издали было заметно, что его очевидное нежелание прибавить шаг причиняет ей нестерпимую душевную боль.
– Привет, – осторожно промолвил он и остановился, немного не дойдя до «шевроле».
Она сняла очки, поглядела с упрёком.
– Ты о дочери подумал?
Умение наводить оторопь первым вопросом, наверное, было у Раисы Леонидовны врождённым. Подумал ли Мурыгин о дочери? В данный момент или вообще? Да нет, пожалуй, давно уже не думал. Когда тут думать, в такой круговерти и свистопляске? Мурочка третий год училась в Москве, время от времени присылая эсэмэски, в которых либо просила денег, либо сообщала, что вскоре выйдет замуж. Имя избранника каждый раз прилагалось новое.
– У неё что-нибудь случилось?
Раиса Леонидовна не поверила услышанному. Цинизм бывшего супруга (знать бы ещё, в чём он заключался!) просто потряс её.
– И ты спрашиваешь, что у неё случилось?! Беда случилась! У неё свадьба вот-вот!..
– У неё она всегда вот-вот…
– Нет! На это раз – точно! Я дачу продать собиралась…
– Не представляю, как ты это теперь сможешь сделать…
В изнеможении Раиса оперлась на открытую дверцу. Кто не в курсе, решил бы, что сейчас в обморок упадёт.
– Почему ты здесь? – через силу спросила она. – И кто это там с тобой?
– Там со мной небезызвестный тебе Костик Стоеростин…
– Да уж… небезызвестный…
– …а почему я здесь, ты знаешь не хуже моего.
– Это не твой участок!
– И не твой, – сказал Мурыгин. – Если ты про наш с Костиком бивак, то он на участке Тараха… Тимофея Григорьевича Тараха. Не веришь – поди проверь…
Оба прищурились и посмотрели на брезентовый прыщик палатки. За долгие годы супружества Сергей Арсентьевич научился врать жене вдохновенно и виртуозно. Отсюда и впрямь было не разобрать, на чьей территории разбит лагерь. Вдобавок воздушная дрожь над прогревшейся почвой настолько искажала картину, что, не знай Мурыгин всей правды, ему бы тоже показалось, будто Костик там, вдали, просто валяется на травке, а слоистый просвет под ним лишь мерещится.
Опытный Сергей Арсентьевич и мысли не допускал, что Раиса попрётся на пустырь проверять, обманывают её или нет. В отличие от супруга дважды она одну и ту же ошибку не совершала никогда.
– Лучше скажи, за каким лешим ты на телевидение вылезла?
Лицо Раисы Леонидовны окаменело.
– Но я же не знала… – с мукой произнесла она. – Откуда мне было знать… Он ещё в Египте был…
– Кто?
– Какая разница?!
Мурыгин озабоченно потрогал собственную голову, словно бы проверяя на размягчённость. Оказывается, напрочь успел отвыкнуть от контактов подобного рода. Даже с Костиком беседовать легче…
– Обрыщенко, – глухо призналась она.
– Обрыщенко?
Речь шла о владельце одного из пропавших особняков. Весьма значительная личность. Завод, магазины, строительство, а уж в депутаты подался – так, исключительно ради юридической неприкосновенности. Не будь его, давно уже не было бы и «Орошенца».
– А при чём тут Обрыщенко? Он что, участок купить хочет?
– Да! И не один участок, а все! Разом!
Сергей Арсентьевич онемел секунды на три. Вот времена! Что ни придумай – тут же украдут. «Меня обворовали ещё до моего рождения», – вспомнилось опять давнее изречение Костика.
– В смысле… скупить всё, что за оврагом?..
Бывшая спутница жизни всхлипнула, достала платочек. Начиналась вторая стадия убеждения – плаксивая и многословная. Знать бы ещё, в чём Мурыгина собирались убедить!
– Когда это всё случилось… – быстро и сбивчиво заговорила Раиса Леонидовна, – написали мы заявления… в милицию… в полицию… На телевидение вышли. А Обрыщенко был в Египте… Приехал – за голову схватился… Вы что, говорит, дураки?..
– Так и сказал?!
– Ну, не сам, конечно… Через Тараха…
– А-а… быть-мыть… Ну-ну?
– Вы что, говорит, натворили? Какие заявления, какие интервью?.. Шум поднимется, из Москвы комиссия приедет, а у нас земельный статус изменён незаконно – под застройку! Мало мне разводного моста было? Тоже приехали аэродинамику проверять, а там – разводка на миллиарды!..
– Та-ак… – восхищённо выдохнул Мурыгин. – И?..
– Компенсацию вам, говорит, по такому иску никто никогда не выплатит… – захлёбывающимся шёпотом продолжала Раиса Леонидовна. Глазки испуганно блуждают, платочек прижат к губам. – Заново отстроиться не сможете – там, сами говорите, вон чего творится… И предложил так: готов скупить все участки… ну, которые пострадали… За определённую цену…
– Это какую же? – полюбопытствовал Мурыгин.
– Определённую, – твёрдо повторила бывшая супруга, отняв платочек от решительно поджавшихся губ.
– Ну да, ну да… – Сергей Арсентьевич покивал. – С паршивой овцы хоть шерсти клок… На свадьбу-то – хватит?
– На свадьбу – хватит.
Мурыгин подумал.
– Даже если определённую! – сказал он. – На кой ему чёрт такие траты?
– Не поминай нечистого! – немедленно одёрнула набожная Раиса Леонидовна, и лик её стал светел.
– Всуе, – мрачно добавил Мурыгин. Оглянулся на пустырь. – Хотя понятно… Говоришь, незаконное изменение земельного статуса?.. Да-а, везёт Обрыщенке… Только-только выпутался с разводным мостом, а тут новый скандальчик… Условия ставил?
– Конечно! Никому ни звука, особенно журналистам, и на территорию больше – ни ногой! Заявления мы забрали, газетчиков гоним…
Сергей Арсентьевич заворожённо оглядывал безлюдную местность. Вот, значит, в чём дело… Крыльцо под стрельчатой аркой, что за штакетником, было вновь оккупировано пёстрой кошачьей бандой. Пятеро дрыхли, шестая наводила марафет. На верхнем щупальце голого спрутообразного виноградника сидела синичка и грязно оскорбляла чистюлю:
– Ети-етить!.. Ети-етить!..
Та не обращала внимания и продолжала вылизываться.
– Так что от меня требуется? – спросил Мурыгин.
– То есть как что требуется?.. Забирай своего Стоеростина, и чтобы духу вашего здесь не было!
– Прости, не понимаю… Ну, завелись на чьей-то территории два бомжа… Тебе-то что за печаль? Мы в разводе…
– Ты – бывший владелец! И фамилию я не меняла! А Обрыщенко уже тени своей боится… Спугнёшь – Мурочку без гроша оставишь!
– Очень мило… – озадаченно вымолвил Мурыгин. – И куда же нам теперь с Костиком?
– А вот это, прости, не моё дело! Раньше надо было думать – когда пьянствовал и прелюбодействовал…
Последнее слово она выговорила старательно, как первоклассница.
– А если не уберусь?
Выпрямилась, вскинула подбородочек, став при этом удивительно похожей на кого-то.
– Тебе не дорога твоя дочь?..
И закатила паузу.
Ах, чёрт возьми! Ну, конечно же, на кошечку щучьей расцветки с двумя рыжими подпалинами, когда та сидела поодаль, безмолвно вопрошая, есть ли у них с Костиком совесть, – вот на кого… Да, один в один. Сопротивляться бессмысленно. Всё из души вынет!
– Н-ну… разве что ради дочери… – хладнокровно молвил Сергей Арсентьевич, повернулся и, ничего больше не прибавив, пошёл обратно.
– Постой… – ошеломлённо окликнула она.
Мурыгин обернулся. У Раисы Леонидовны было такое глупое лицо, что при других обстоятельствах её бы даже захотелось соблазнить. Повторив тем самым ошибку двадцатилетней давности.
– Я… могу вас отвезти в город…
– Нет, – сказал Мурыгин. – В городе нам делать нечего. Ты же нас не приютишь?
– Естественно!
– Стало быть, заночуем в Пузырьках…
* * *
Костик Стоеростин по-прежнему парил в эмпиреях. В полуметре над драным пледом.
– Я уж думал, ты не вернёшься, – приветствовал он Мурыгина.
– Куда бы я делся? – буркнул тот.
– Как куда? Подхватила бы – и в загс… Долгонько вы что-то. Чего приезжала-то?
Мурыгин потрогал ладонью воздух, пытаясь нащупать незримую субстанцию, на коей возлежал Стоеростин. Нащупал. Бережно был подсажен и обласкан. Разулся, скинул куртку.
– Ты не поверишь, – сдавленно сказал он.
– Поверю, – успокоил Костик. – Всему поверю… Рассказывай давай.
Их отвлекло появление всё той же кошечки – не иначе, увязавшейся за Мурыгиным от самого овражка. Покрутилась возле палатки, потом, к изумлению обоих, зашла под негои там разлеглась.
– Ты, дура! – вымолвил Стоеростин. – А если умб? Как раз на тебя и грохнемся…
Ухом не повела. Костик потыкал кулаком в упругое ничто.
– М-да… – разочарованно молвил он и вновь повернулся к Мурыгину. – Ну так что у тебя?
Тот принялся рассказать. Стоеростин внимал, не перебивая, и лишь лицо его становилось всё задумчивей и задумчивей. Мурыгин уже умолк давно, а Костик вроде бы продолжал слушать, изредка даже кивая. Потом очнулся.
– Допустим, скупит, – сказал он. – Этот ваш… как его?..
– Обрыщенко.
– Да, Обрыщенко… А дальше что? Поставит таблички «Частная собственность»? Грибники такие таблички в гробу видали… Значит, всё-таки забор, может быть, даже колючая проволока… внешняя охрана… потому что внутреннюю хрен поставишь… Так?
– Н-ну…
– То есть окажемся мы с тобой перед выбором… Куда податься? Либо мы по ту сторону забора, либо по эту…
– Они ещё только договариваются, – напомнил Сергей Арсентьевич. – Не удивлюсь, если Обрыщенко в итоге всех обует. Но, знаешь, ты прав. От вылазок в город мне пока стоит воздержаться…
– А твои прожекты? – подначил Костик. – Не ждать милостей от природы, подняться со дна, вернуться в общество…
– Прожекты? – с горечью переспросил Мурыгин. – Те, которые ты в прошлый раз оборжал?
– И что?.. Я рушил твои мечты, но я их, чёрт возьми, не запрещал хотя бы! Так что, имей в виду, сейчас я полностью на твоей стороне…
Мурыгин вздохнул.
– Ты – жертвенная натура, – с уважением сказал Стоеростин, так ничего, кроме вздоха, и не дождавшись. – Таким не место в бизнесе… Раиска у тебя в руках. Причём сама виновата, никто её за язык не тянул! Определённая сумма? Вот пусть платит за молчание определённый процент с определённой суммы… Не дёргайся – шучу!.. Нет, но какая наглость! Собирайте манатки и уматывайте… Что ты ей ответил? Послал, надеюсь?
Мурыгин ожил. Даже ухмыльнулся.
– Ничего подобного… Сказал, что ради дочери готов на всё. Заночуем в Пузырьках…
Стоеростин обомлел.
– Позволь… У тебя там кто-то знакомый?
– В Пузырьках? Нет.
– А как же мы тогда…
– А так…
– Это в смысле… никуда не идём?
– Ну, ты сам подумай! Куда мы отсюда попрёмся?
Костик моргал.
– Да… – вымолвил он наконец. – Давненько я не был женат…
Глава 8Внезапно лица тронуло холодком. Вскинув глаза, увидели, что с востока прёт огромная мутная туча. Спустя пару минут она сглотнула солнце и погрузила округу в зябкий сумрак. Кошечки с подпалинами нигде не наблюдалось. Чуткие твари, на всё реагируют заранее…
– Чуть не забыл спросить, – несколько замороженным голосом промолвил Сергей Арсентьевич. – А от дождя ты здесь где укрываться намерен? Подстилка-то снизу, а не сверху…
Оба с сомнением посмотрели на дырявую палатку.
– Колодец! – Костика осенило. – Он же у вас крытый! Под крышей и переждём… Давай хватай шмутки – и вперёд!
– А добежим?.. – усомнился Мурыгин.
* * *
Не добежали – накрыло на полпути, причём не дождём, а снегом. Рванул ветер, закрутило, замело. Остановились, переглянулись. Ну, снег – не ливень, снег можно и в палатке переждать.
Пошли было обратно – и остановились вновь. Впереди шагах в тридцати от них круглилось нечто вроде осевшего на траву гигантского мыльного пузыря, внутри которого смутно различались пень и палатка. Одно из двух: или полушарие это возникло минуту назад, или в ясную погоду оно просто не было заметно и проявлялось только во время дождя, снегопада и прочих стихийных бедствий.
– Заботливый… – вымолвил Костик, заворожённо глядя на новое диво. – Навесик соорудил… над мисочкой…
Приблизились вплотную, дотронулись – неуверенно, словно бы опасаясь, что пузырь лопнет. Никаких ощущений. Изогнутая поверхность, противостоящая мартовскому ненастью, осязательно не воспринималась. Зачем-то пригнувшись, прошли внутрь и очутились в незримой полусфере, по своду которой метался снег.
Кабы не пень и не палатка – простор, господа, простор! Прозрачная юрта достигала метров двух в высоту, а в диаметре, пожалуй, что и четырёх. Было в ней заметно теплее, а главное, тише, чем снаружи. Ветер сюда тоже не проникал.
Обмели плечи, ударили головными уборами о колено. Внезапно Стоеростин замер, словно бы о чём-то вспомнив, и снова покинул укрытие. Видно было, как он, одолевая мартовскую метель, отбежал шагов на десять, во что-то там всмотрелся, после чего, вполне удовлетворённый, вернулся.
– Порядок! – известил он, повторно снимая и выколачивая вязаную шапочку. – Над горшочком – тоже навесик…
Мурыгин, явно размышляя над чем-то куда более важным, машинально очистил бежевую куртку от влаги, сложил, пристроил на драный клетчатый плед. Поглядел на палатку.
– Как же так? – спросил он в недоумении. – Дачи рушит, а убоище это твоё под крылышко берёт…
Костик поскрёб за ухом.
– Н-ну… она и сама вот-вот в клочья разлезется… Лет-то уже ей – сколько?.. А может, наша – потому и не трогает…
– Интересно… – продолжил свою мысль Мурыгин. – Если, скажем, попробовать отстроиться…
– А смысл? Участок не сегодня-завтра Обрыщенке отойдёт.
– Какая разница: Раиса, Обрыщенко… Хрен редьки не слаще.
– Да нет, Раиса, пожалуй, слаще, – подумав, заметил Костик. – Ты пойми, я, конечно, желаю твоей дочери всяческого благополучия и счастья в личной жизни, но, знаешь… я бы предпочёл, чтобы всё оставалось как есть…
– Да я так, теоретически… Позволит, не позволит?
– Кто? Онили Обрыщенко?
– Разумеется, он.
– Вряд ли, – сказал Костик. – Даже стройматериалы не даст завезти. Ни нам, никому. Ещё и за шкирку оттреплет… А чем тебе здесь плохо?
– Воды нет. Что же, каждый раз к колодцу бегать?
– Да, воды нет, – печально признал Костик. – Это онзря… Порядочные хозяева так не делают, две миски ставят. Жратва жратвой, а приютил – так пои…
Окинул критическим оком тихий приют. Темновато. Вечереет, а тут ещё снегопад…
– А вот мы сейчас свечечку запалим, – пообещал Костик и полез в палатку. Та рухнула. Чертыхаясь, выбрался из-под драного брезента, но восстанавливать ничего не стал. Действительно, какой смысл?
* * *
Вскоре стало совсем уютно. Ветер снаружи, надо полагать, утих, и снег, чуть позолоченный огоньком свечи, теперь скорее лился, чем скользил по гладкому нематериальному куполу, слагаясь понизу в этакий кольцевой внешний плинтус. Колечко – четырёх метров в диаметре. Забавно, однако сам огонёк ни в чём не отражался.
– По-моему, всё складывается неплохо, – молвил Костик. – Дня два нас точно никто не потревожит…
Стоеростин был доволен. А вот Сергей Арсентьевич хмурился. Закурил, протянул пачку приятелю.
– Не хочется что-то, – сказал тот.
– Окончательно расторгаешь связь с цивилизацией?
– Угу…
Мурыгин спрятал сигареты и принялся изучать Костика. Честно сказать, самому курить не хотелось – из принципа закурил.
– Неужто и бутылка цела?
– Даже не притронулся…
– Плохо дело… – Сергей Арсентьевич затянулся, дунул в незримую стену – посмотреть, что получится. Дым подхватило и вынесло наружу. – Этак он,я гляжу, тебя от всех дурных привычек отучит. И будешь ты у нас кот учёный…
– И днём, и ночью, – торжественно подтвердил Стоеростин.
– А ты обратил внимание, что все твои будущие достоинства начинаются с частицы «не»? Не курить, не пить…
– Как и большинство заповедей, – ответил Костик, позабавленный серьёзностью мурыгинской физиономии. – Не убий, не укради… не прелюбодействуй…
Будто нарочно выводил Сергея Арсентьевича из себя.
– Я не о том, – еле сдерживаясь, проклокотал он. – Я примерно знаю, что ты будешь здесь не делать…Что ты здесь делатьбудешь, вот вопрос!
Костик скорчил унылую гримасу, прилёг на плед.
– Делать! – с отвращением выговорил он. – Созидать!.. Ну вот строили мы при Советской власти коммунизм… Согласен, наивность полная… Но я хотя бы мог эту наивность понять! Светлое будущее, венец всему, ля-ля тополя… А что мы строим сейчас?..
– Только без политики, пожалуйста, – попросил Мурыгин.
– Никакой политики! – заверил Костик. – Одна философия. Церковь учит: впереди конец света. И, насколько я понимаю, каждый сознательный православный должен всячески его приближать. Ибо конец света – это ещё и Суд Божий. Так или нет?.. То есть мы сейчас строим конец света. И очень неплохо строим, обрати внимание! Страна рушится, зато каждому отдельно взятому мерзавцу живётся всё лучше и лучше…
– Почему обязательно мерзавцу?
– Потому что остальным живётся всё хуже и хуже… Неужели это так сложно, Серый?.. Ну не хочу я участвовать в ударном строительстве Апокалипсиса!
В тягостном молчании Мурыгин выщелкнул доцеженный до фильтра окурок во внешнюю тьму.
– Повезло тебе… – съязвил он. – Явилось нечто инопланетное и приютило… Так сказать, отмазало от необходимости бороться за свое благополучие… за жизнь…
– За существование, – поправил Стоеростин. – У Дарвина: борьба за существование.
– Знаешь что? – выдавил Мурыгин. От злобы сводило челюсти. – Ты даже не кот. Ты – хомячок.
Словно клеймо на лбу выжег. Костик моргнул.
– Хомячок? Почему хомячок?
– Потому что жвачное!
– Жвачное?.. Хм… Ты уверен? По-моему, они грызуны…
– Значит, грызун!!!
Озадаченный яростью, прозвучавшей в голосе приятеля, Костик недоверчиво взглянул, ещё раз хмыкнул, потом дотянулся до миски, отломил мясистый побег алого цвета, повертел, как бы забыв, что с ним делать дальше.
– Жвачное… – с интересом повторил он и вдруг признался: – Ты не поверишь, но я всю жизнь мечтал стать вегетарианцем…
От неожиданности у Мурыгина даже судорога в челюстных узлах прошла.
– Ты? Вот бы не подумал… А причины?
– Зверушек жалко. Помогал однажды барана резать… за ноги держал… С тех пор и жалко.
– И что помешало? Я имею в виду, стать вегетарианцем…
– Дорого… – вздохнул Костик. – Зверушки дешевле…
Отправил сорванное в рот, прожевал. Затем отломил ещё.
– А ты уверен, что это именно растения? – спросил Мурыгин.
– Ну, если на пеньке… И кошка тогда есть не стала…
– Ничего не доказывает! – мстительно объявил тот. – Может, у нихкак раз зверушки такие… вроде наших губок. А ты их – живьём…
– Мне главное, чтобы оно не вопило, когда я его срываю, – жуя, объяснил Костик. – Ногами не дёргало…
Кажется, обстановка под незримым куполом накалялась вновь. Слишком уж неистово смотрел Сергей Арсентьевич на Стоеростина.
– Чав-чав… – произнёс он наконец еле слышно.
– Что?
– Чав-чав… – всё так же негромко, но внятно повторил Мурыгин, не отводя казнящего взгляда. – Поспали – поели. Поели – поспали. Чав-чав…
– Ты о смысле жизни?
– Примерно так…
Вызов был принят. Теперь уже Костик неистово смотрел на Мурыгина. Потом встал. Мурыгин тоже встал. Сошлись нос к носу.
– Чав-чав… – отчётливо произнёс Костик. – Скушал конкурента… Чав-чав… Тебя скушали… Это и есть смысл?
У Сергея Арсентьевича потемнело в глазах. Надо полагать, у Стоеростина – тоже.
– Как же вы не любите травоядных… – скривясь, выговорил Костик. – Хищниками быть предпочитаете? Тебя давно съели, а ты всё волчару корчишь! Тобой отобедали давно…
Медленно сгребли друг друга за грудки и совсем уже вознамерились с наслаждением встряхнуть для начала, как вдруг некая сила взяла каждого поперёк тулова, подняла, отдёрнула от противника – и швырнула…
* * *
Мурыгин очутился рядом с осиновой рощей. Вечерние сумерки намеревались с минуты на минуту обратиться в ночную тьму. Из мутных небес на непокрытую голову, на твид пиджака и на всю округу ниспадал тихо шепчущий снег. Сквозь зыбкую пелену проступали белые, словно бы цветущие, вишни, яблони, сливы. А в полусотне шагов призрачно мерцал золотистый пузырь, из чего следовало, что свечку драчуны не затоптали и не опрокинули.
Зябко, однако. Хорошо хоть, разуться не додумался.
И Сергей Арсентьевич, вжав голову в плечи, неровной оступающейся трусцой устремился на свет. Укрытия он достиг почти одновременно со Стоеростиным, которого, как вскоре выяснилось, запульнуло чуть ли не за овражек.
