Текст книги "Полвека с небом"

Автор книги: Евгений Савицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 29 страниц)

Не знаю, может, кто-то летал и больше. Но вряд ли. А уж на истребителях – наверняка. Во всяком случае, мне неизвестно имя ни одного летчика-истребителя, который летал бы на боевых машинах до шестидесяти четырех лет. «Летал? – спросил я мысленно в тот вечер себя. – Почему вдруг в прошедшем времени? Ты вроде бы и теперь летаешь. Вроде бы не собираешься бросать».

И тут я окончательно понял: пора! Пора прекращать полеты. Пусть медики еще не сказали «нет». Это слово, это горькое для летчика-истребителя слово, должен сказать я сам. Не потому, что надоело испытывать судьбу, не потому, что устал или вот-вот выдохнусь. Это вовсе не так и не об этом речь. Просто всему есть конец. И пусть конец этот будет не принудительным, не навязанным кем-то или чем-то извне, а добровольным. Надо уметь вовремя сойти со сцены.

И я решил, что следующий мой полет будет последним. Пять тысяч пятьсот восемьдесят пять посадок я сделал. Сделаю пять тысяч пятьсот восемьдесят шестую – и точка…

В тот вечер я лукавил перед самим собой. Делал вид, что просто листаю летные книжки, листаю, потому что давно не заглядывал в них, А мысли… Какие мысли? Мало ли что взбредет в голову, когда коротаешь в мирной обстановке собственного дома свободный вечер! Мне очень не хотелось сознавать, что я принял окончательное решение. И я сделал вид, будто никаких решений не принимал. Просто свободный вечер… Просто сижу и перелистываю свои летные книжки…

Ложась спать, я попытался забыть обо всем. Иначе бы со сном ничего не вышло.

И вот теперь я стою возле готовой устремиться в пространство боевой машины. Стою и знаю, что это будет мой последний полет. Мне не удастся зачеркнуть ни тот недавний вечер, ни тем более пролетевшие – такие емкие и такие быстролетные – годы. Я понимаю это и потому медлю….

Но – время! Пора в кабину. Рядом стоит техник и ждет, когда я возьму из его рук свой гермошлем. Это не Володя Гладков. Это другой техник. Его зовут Дмитрием Федоровичем, и эта машина закреплена именно за ним. Я беру у него из рук гермошлем, надеваю его и встаю на ступеньку стремянки. С этой минуты ни о чем, кроме полета, думать нельзя. И мне сразу становится легче.

…Когда через полчаса перехватчик коснулся колесами шасси бетонки, когда я зарулил на стоянку, на душе было спокойно. Решать уже ничего не надо – все решено. Полет был сложным. И во время таких полетов посторонние мысли не приходят. Да в них больше и не было нужды.

Выбравшись из кабины, я подошел к острому конусу кока перехватчика, который только что рассекал на огромной скорости стратосферу, похлопал по нему рукой н поцеловал.

Техник смотрел на меня изумленно. Видимо, чтобы прервать молчание, он спросил:

– Прикажете готовить самолет ко второму вылету? По плану в ту ночь у меня значился еще один полет. Но я повернулся к технику и сказал:

– Второго вылета не будет. – Помолчав секунду, я негромко добавил: – Все, Дмитрий Федорович. Маршал Савицкий кончил летать. Это был его последний полет.

Техник смотрел на меня во все глаза. Наверно, я выглядел немного странно, говоря о себе в третьем лице. А может, он просто не верил моим словам.

Я улыбнулся, дружески тряхнул его за плечо, дескать, ничего страшного, все в порядке, и, круто повернувшись, молча зашагал в сторону служебного помещения, где находилась летная комната. Там, как всегда, было много летчиков, много суеты и шума. Людям между полетами нужна разрядка.

Завидя меня, летчики прервали разговор и встали. Это были мои товарищи по профессии, такие же влюбленные в свое дело люди, как и я. Но устав уставом. Я жестом руки показал, чтобы они сели, а сам подошел к шкафу, где хранилось летное обмундирование. Сложил туда все, что мне больше никогда не понадобится, и подозвал сержанта:

– Принимай все по списку!

Дежурный сержант явно не понимал, чего я хочу, и столбом стоял возле шкафа, не зная, что ему делать. Я прикрыл дверцу и вынул из прорезей рамки табличку: «Маршал авиации Е. Я. Савицкий». В помещении вновь наступила тишина. От окна отделился, шагнув в мою сторону, генерал-майор Карих.

– Товарищ маршал, что-нибудь случилось?

– Ничего особенного. Просто я кончил летать.

Кажется, мне никто не поверил.

Уже под утро, после окончания ночных полетов, мы все вместе возвращались на Ан-24 в Москву.

– Не бросит по своей воле человек летать, – услышал я. Говоривший явно оседлал любимого конька, и голос, хотя он и старался его приглушить, чтобы не долетело до меня, звучал напористо и убежденно. Я сидел закрыв глаза, делая вид, что сплю. Перешли к обсуждению объявленного мной решения.

– Шутил маршал. Виданное ли дело, чтобы такой пилотяга, как он, бросил ни с того ни с сего летать. Никогда не поверю.

– А я верю маршалу. Правду он сказал. – Узнав голос генерала Карих, я чуть не вздрогнул от неожиданности. От кого-кого, а от него я никак не ждал, что он так быстро сдастся. Но Карих, как хороший артист, выдержал драматичную паузу и закончил: – А чему тут не верить? Не только Савицкий, мы все на сегодня полеты закончили. А завтра снова будем летать. Маршал небось и заявку на свой любимый Як-25 уже подал, чтобы куда-нибудь в часть лететь.

Все облегченно рассмеялись.

Не смешно было одному мне. Сидя с закрытыми глазами, я думал, что мое завтра уже никогда не наступит.. Хотя для остальных оно уже наступило, короткая летняя ночь подходила к концу, и на востоке занимался ранний рассвет. «Дорогие вы мои друзья, – думал я, – дорогие мои товарищи по общему делу, спасибо вам за то, что вы так верны, так преданны нашей замечательной профессии! Душой я с вами. Да и думаю так же, как вы. И впредь буду думать. Вы правы: никто из нас не перестанет летать по своей воле. И то, что решение мое принято мной добровольно, оказалось на деле всего лишь недолгим заблуждением. Именно вы помогли мне это понять. Власть времени – вот сила, которой не одолеть никому. Не одолел ее, разумеется, и я. Время поставило меня перед выбором: или – или. Или сегодня ты сам бросишь летать, или завтра я заставлю тебя это сделать. И я выбрал. Если это можно назвать выбором…»

Власть времени… Что же, это только естественно. Всему приходит конец. Но жизнь сильнее, жизнь щедрее времени. Она дает нам, пока мы живы, неоценимую возможность – претворять конец одного дела в начало других новых дел.

Когда мы подлетали к Москве, новый день занимался вовсю. И я знал, что в этом наступившем дне жизнь не забыла припасти и на мою долю массу дел и невпроворот работы.

Эпилог

Для каждого из нас наступает пора подводить итоги. Для того и дана человеку намять, чтобы сверить в конце пути то, чего добивался, с тем, чего удалось достичь.

Некоторые, проговаривая вслух скороговорку наиболее приметных, наиболее броских на поверхностный взгляд вех жизненного пути, который выпал на мою долю, – беспризорник-детдомовец, рабочий цементного завода, курсант летной школы, командир полка, дивизии, корпуса и, наконец, маршал авиации и заместитель главкома Войск ПВО страны, – не без чувства удивления говорят: повезло! Иные впадают в другую крайность, приписывая все особым природным способностям и чуть ли же исключительности натуры автора этих строк.

Глубоко убежден, что заблуждаются и те и другие.

Повезло? Да. Как повезло всем нам, родившимся и живущим в условиях нашей советской действительности. Именно она, предоставляя любому из нас равные возможности, позволяет человеку проявить себя до конца, самоосуществить в делах и поступках заложенные в нем задатки и качества. Что же касается природных способностей, без них, думаю, не рождается ни один человек. Вопрос лишь в том, чтобы суметь определить их в себе, не растранжирить по пустякам, а целиком поставить на службу делу, тому главному делу, которое ты избрал раз и навсегда.

По счастью, мне это удалось. С девятнадцати лет я посвятил себя авиации, и всю дальнейшую жизнь упорно и настойчиво совершенствовался в избранной профессии. Формула летчиков «Делай, как я!» стала для меня девизом в жизни. Понимаю я его просто: чтобы получить право вести за собой других, сперва овладей тонкостями своей профессии сам. И я всю жизнь неутомимо, бережно накапливал необходимый опыт, чтобы впоследствии делиться им с другими. Иных секретов у меня не было и нет.

Нередко спрашивают меня и о том, каким образам удалось воспитать дочь, Светлану, так, что она стала первой в мире женщиной, выходившей из космического корабля в открытый космос? Случайность ли, дескать, то, что в семье Савицких – сразу два дважды Героя Советского Союза – отец, летчик-истребитель, и дочь, летчик-космонавт? А если не случайность, так что же – протекция, как следствие служебного положения отца?

Думается, и в этом деле необходима ясность. Нет, не случайность. И уж тем более не протекция. Скажу больше: мое служебное положение не помогало, а, напротив, нередко мешало Светлане добиваться поставленных ею целей. Мало кто хотел брать на себя ответственность за дочь маршала: а вдруг, не ровен час, покалечится или, и того хуже, вообще свернет себе шею – расхлебывай, мол, потом! Да и я тоже не был в восторге от ее дерзких замыслов. И все же вопреки всему Светлана продолжала упорно идти своей дорогой, преодолевая одну за другой встававшие перед ней трудности.

Как ей это удавалось? Что ж, секретов и тут никаких нет.

В последнее время, к сожалению, в жизни укоренилось такое, на мой взгляд, вредное и ошибочное явление, когда родители рассуждают в отношении своих детей примерно таким образом: мы, дескать, жили в лишениях и трудностях, так пусть же детей наших минет чаша сия. Все, что есть в доме лучшего, – сыну или дочери. Проблемы? Ни в коем случае! А мы, мол, родители, на что, сами справимся! Нечто вроде искусственно созданного микроклимата, тепличного воспитания…

У нас в семье ничего подобного не было и в помине. И дочь, и сын жили в условиях, когда каждому приходилось делать все самому. Никаких нянек – ни приглашенных со стороны, ни в лице собственных родителей. Нет, я не сторонник спартанского воспитания. Нет смысла нагромождать искусственно трудности – их в жизни хватает и без того. Но свои проблемы каждый должен учиться решать сам. Конечно, помощь и совет со стороны родителей необходимы. Но не совет – искать путь, что полегче, и не помощь – когда на родителей ложится вся работа, а дети лишь безмятежно пожинают ее плоды. Силу накапливают лишь на преодолении трудностей, опыт – в самостоятельном решении собственных проблем. По-другому, думается, не получится.

В нашей семье учили детей главному: любви к Родине, стремлению к труду, каким бы он подчас ни казался тяжелым, вере в собственные силы, если их изо дня в день умножать, беря на себя повышенные обязательства. И еще – черпать опыт из нашей художественной литературы, где не счесть примеров, которым можно и должно подражать. Для хорошей книги у нас в доме всегда находилось место. Читала Светлана всегда много и жадно. Слышал я как-то ее телефонный разговор со школьной подругой. Дочь собиралась на зимние каникулы в какой-то дом отдыха и на вопрос, не скучно ли ей там будет, ответила: «Библиотека там есть. А с книгой человеку скучно не бывает».

Кому-то, возможно, всего этого покажется мало. Что поделаешь! Секретов, как предупреждал, способных творить чудеса, никогда не знал, не знаю и теперь. Воспитание – процесс обыденный. Добавить, пожалуй, могу одно: не последнюю роль в нем играет, понятно, и личный пример родителей, тот образ и стиль жизни, который они избрали для себя. Воспитывают и школа, и комсомол, и литература, но прежде всего – сама жизнь, включая, разумеется, и ту, которой живет семья. А мы всегда жили без затей, просто: так, как велит долг, как требуют интересы дела, чтобы знать, что приносишь пользу людям и своему народу.

И еще один вопрос, который в последнее время задают мне в силу моей профессии все чаще и чаще: каким мне, кадровому военному, видится ближайшее будущее?

Будущее… О нем трудно говорить, не опираясь на опыт прошлого. Когда вдумываешься в него, взвешивая суть происходивших событий, в которых принимал участие, лучше понимаешь сегодняшний день, яснее видишь и день завтрашний. То самое будущее, которое зарождается из нашего, всех живущих на земле людей, прошлого. Ибо жизнь каждого суть зерна, которым суждено либо прорасти, либо заглохнуть…

Во второй мировой войне погибло 50 миллионов человек. Двадцать миллионов человеческих жизней потеряла наша страна, свыше 13 миллионов – Германия, и только 300 тысяч – Соединенные Штаты Америки. В СССР было разрушено 1710 городов и поселков, более 70 тысяч сел и деревень, около 32 тысяч промышленных предприятий. Национальное богатство нашей страны сократилось на 30 процентов[31]31
  См.: История второй мировой войны. М., 1982. Т. 12. С. 148.


[Закрыть].

Приведенные цифры красноречиво говорят сами за себя. Мы помним прошлое и не хотим новой войны. В США о нем забыли или стараются позабыть: потери, дескать, не столь велики, послевоенные прибыли куда больше! Отсюда и выводы, которые делают они и которые делаем мы. Выводы из прошлого – на будущее…

Я человек военный и, может быть, отчетливее других сознаю, что война в наш ядерный век равносильна самоуничтожению цивилизации. Разразись она – жизнь на Земле прекратится.

Но это отнюдь не значит, что наша профессия утратила смысл и мы зря коптим небо, даром едим хлеб. Мир, как никогда прежде, нуждается в защите. А пока, к сожалению, защитить его от угрозы войны нельзя без хорошо организованной, надежной обороны. Она – неизбежный ответный шаг на происки тех сил, кто все еще играет с огнем, стремясь запугать человечество, а вместе с тем навязать ему свою волю.

Это глубоко безнравственная и преступная игра. Но ставки в ней чрезвычайно высоки, и было бы наивностью ждать, что те, кто развязал и усердно раскручивает виток за витком гонку вооружений, от них добровольно откажутся. Я имею в виду военно-промышленный комплекс США.

И чтобы удержаться на краю пропасти, чтобы выжить и сохранить будущее для себя и своих потомков, человечеству – именно человечеству, а не только его части – необходимо привести мышление в соответствие с реальностями ядерного века. Именно этого и добиваются наша партия и правительство. А задача Советских Вооруженных Сил, как я ее понимаю, в том, чтобы обеспечить для этого нелегкого и непростого процесса необходимое историческое время.

Именно так мне видится сегодняшний день и то будущее, которому суждено сбываться всегда, если люди не разучатся за него бороться.