Текст книги "Обратная сторона времени"

Автор книги: Евгений Гуляковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА 11

Генералу Петрову доложили о том, что объект бесследно исчез. Вертолеты наблюдения потеряли его из виду, а наземная разведка не сумела обнаружить ни малейшего следа пришельца.

Командир разведгруппы капитан Пеньков производил впечатление человека хотя и старательного, но чрезмерно самоуверенного, из тех, кто чувствует за собой в штабе армии крепкую поддержку. Петров не любил этот тип выскочек, но ничего не мог изменить в сложившейся ситуации – события развивались слишком стремительно, и кадровые вопросы решать было некогда. Приходилось использовать тех, кто оказался под рукой и волею случая попал в его подразделение.

За прошедшие с момента первого столкновения четыре часа Петров успел уже покинуть свой наблюдательный пост на оборонительном рубеже и принимал доклад Ленькова во временном штабе, оборудованном в здании пустовавшей по случаю каникул сельской школы.

Леньков, так и не дождавшись приглашения сесть, переминался с ноги на ногу, всем своим видом выражая неудовольствие холодным приемом генерала.

– Я хочу точно знать, в каком месте и в какое время вы его потеряли! – проговорил Петров рокочущим басом, прекрасно зная, какое угнетающее впечатление производит на подчиненных его металлический голос, и не желая в данном случае его смягчать. – Я также хочу знать, почему это произошло. Почему все имевшиеся в вашем распоряжении технические средства, включая спутниковую разведку, потеряли объект?

– Мы слишком мало о нем знаем, я не могу объяснить, почему это произошло! Возможно, он стал невидимым! Возможно, он способен летать!

– Если бы объект поднялся в воздух над вершинами деревьев, его бы немедленно засекли локаторы. Даже невидимый! Он недавно появился в нашем мире и вряд ли сумел разобраться в том, как работают локаторы. Надеюсь, вы понимаете, что без знания частоты и периода следования радарных импульсов создать действенную защиту от них невозможно?

– Все выводы об объекте основываются на предположениях В месте его исчезновения отчетливо виден след гусениц. След обрывается в двух километрах восточнее разрушенного объектом дачного поселка, на открытой поляне, где укрыться, в принципе, невозможно.

– Вы прочесали окрестности?

– В радиусе десяти километров был осмотрен каждый куст. Минеры с металлоискателями провели поиск любых металлических предметов в этой зоне.

– И что же, они тоже ничего не нашли?

– Несколько старых мин, оставшихся со времен войны, детали трактора и прочий хлам. Ничего существенного.

– У вас есть какие-нибудь собственные соображения по поводу того, куда мог деваться объект? – Это был каверзный вопрос. Служаки, типа Ленькова, всеми способами стараются избегать необходимости делать собственные выводы, полностью полагаясь на инструкции и уставы, но капитан ответил, не увиливая.

– Единственный возможный вывод – он все-таки поднялся в воздух. Невысоко, так, чтобы его не смогли засечь локаторы. Для обнаружения их импульсов не нужно специальных приборов. Думаю, он знал, что район находится под наблюдением. Не набирая высоты, уйти далеко объект не сумеет Видимо, он вновь опустился на землю и замаскировался так, что мы не смогли его обнаружить.

– Садитесь! – проворчал Петров. – И давайте определим на местности зону, которую следует прочесывать с особой тщательностью.

– Это потребует времени. Мы должны будем проверить каждый дом, каждый стог сена, каждый сарай.

– Если нужно, я передам в ваше распоряжение хоть целый батальон. В людях у нас, слава богу, недостатка нет. И можете закурить. – Это предложение было особой любезностью со стороны Петрова. Его подчиненные прекрасно знали, что генерал не курит, и от подобных предложений всегда отказывались, однако Леньков появился в этом подразделении совсем недавно, таких тонкостей не знал и немедленно воспользовался разрешением генерала. Чем еще больше подогрел его неудовольствие.

Не заметив этого, он вольготно развалился на неудобном деревенском стуле и, не найдя пепельницы, использовал вместо нее крышку от кофейной банки. Однако умение Петрова сдерживаться и не реагировать на подобные мелочи на сей раз принесло неожиданные плоды.

– У меня есть одно предположение относительно Копылова, – произнес Леньков в промежутках между жадными затяжками. – Только этот человек исчез бесследно. Тела остальных погибших мы обнаружили. Всех, кроме него. Причем Копылов исчез на глазах нескольких свидетелей, после того как на него наехал объект.

Вполне возможно, он не погиб, а был захвачен объектом. Если я не ошибся, этот человек может располагать ценнейшей информацией о машине.

– Интересно, каким образом вы собираетесь получить эту информацию?

– Я думаю, что со временем он попытается связаться с нами, если ему представится такая возможность. С нашей стороны нужно сделать все, чтобы облегчить ему это. Я распорядился проверить и восстановить все телефонные линии в ближайших деревнях. Кроме того, во всех населенных пунктах, в зоне нашего особого внимания, будут установлены дополнительные будки с радиотелефонной связью у сельских магазинов и почтовых отделений.

– Это правильно. Но вы не должны ограничиваться пассивным ожиданием. Необходимо обнаружить объект как можно быстрее. Каждый лишний час, который он использует, предоставленный сам себе, может оказаться решающим. Мы не знаем всех его возможностей, тут вы совершенно правы. Но, надеюсь, вы понимаете, насколько он опасен и какая ответственность лежит на нас?

Мне уже дважды звонил президент. Он взял это происшествие под свой личный контроль…

Движение прекратилось. Но заслуги самого Копылова в этом не было. Все его попытки овладеть управлением и заставить танк остаться в заброшенном селе ни к чему не привели. В какой-то момент, когда он попытался ухватиться за рычаг непонятного назначения, находящийся под доской пульта, его так сильно ударило током, что он потерял сознание и теперь, очнувшись, не мог сообразить, сколько прошло времени с того момента, как он попал внутрь танка.

Застежки ремней, удерживавших Копылова в кресле, щелкнули и раскрылись, едва он начал шевелиться. Журналист немедленно воспользовался предоставленной свободой для того, чтобы выбраться из кресла и попытаться найти люк, ведущий из кабины наружу. Танк стоял совершенно неподвижно. Несколько минут тому назад панорамное окно погасло, или его объективы были теперь закрыты снаружи предохранительными заслонками.

Огни на пульте тоже погасли, в кабине царил полумрак, не слишком плотный, поскольку где-то на потолке, над головой Копылова, оставался невидимый для него источник света. Люка не было. Зато через какое-то время он обнаружил сбоку кабины неожиданную здесь и довольно широкую дверь. Она поддалась его усилиям без малейшего сопротивления, и не ожидавший этого журналист буквально вывалился наружу.

Он с трудом удержал равновесие и теперь стоял, прислонившись спиной к корпусу машины, не в силах сообразить, где, собственно, находится. Слишком невероятной, почти шизофренической казалась обстановка, в которой он вдруг очутился.

Танк стоял внутри деревенской избы, окруженный со всех сторон ее совершенно целыми стенами. Каким образом удалось этой махине проникнуть внутрь тесного помещения, не нарушив ни одного венца деревянных стен, оставалось для Копылова полнейшей загадкой. Еще большей загадкой оказались размеры танка, уменьшившиеся ровно настолько, чтобы машина смогла поместиться внутри деревенской избы.

Со всех сторон Копылова окружала галерея комнат, изобилие которых совсем не свойственно деревенским избам. Оставалось предположить, что за очень короткое время танк не только изменился сам, но и сумел изменить под свои нужды окружающую среду. Копылов мог видеть лишь один отсек и две двери, ведущие, очевидно, в соседние помещения этой модернизированной избы. В настоящий момент он не испытывал ни малейшего желания их исследовать. Единственная мысль – выбраться отсюда как можно быстрее – владела Копыловым, и, заметив третью дверь, ведущую в сени, он поспешно направился к ней и очутился в узких темных сенях, заканчивавшихся покосившейся деревянной дверью. Сквозь щели в досках снаружи просачивались узкие полоски жидкого света. В сенях было холодно и сыро, пахло гнилью, мышами и еще какой-то гадостью, но открыть эту последнюю, ведущую наружу дверь Копылов не спешил, возможно, оттого, что хотел сначала подготовиться к тому, что его там ожидало. Не могли его просто так отсюда выпустить. Незачем было организовывать всю эту историю с похищением и ремнями, приковавшими его к креслу. Нелогичным становилось все, и он не ждал, что за дверью его ждет свобода, но все же надежда оставалась…

В конце концов, осторожно, словно боясь привести в действие смертоносный механизм, притаившийся за дверью, он попытался ее открыть. С печальным скрипом дверь, уступив его усилию, распахнулась.

Теперь он стоял на покосившемся, полусгнившем крыльце. Перед ним раскинулся запущенный пустой двор обычного деревенского дома, давно заброшенного хозяевами и оттого унылого и производившего угнетающее впечатление. Но двор журналиста сейчас совершенно не интересовал. Имела значение лишь небольшая калитка рядом с воротами. Даже слегка приоткрытая…

Он рванулся к ней, не замечая скользкой грязи под ногами, мелкого гнусного дождя, ударившего ему в лицо, едва он выбрался из-под навеса, прикрывавшего крыльцо. Несколько десятков метров, отделявших его от улицы, Копылов преодолел единым махом, схватился за калитку, распахнул ее еще шире и остановился, налетев на невидимую силовую стену. Пути на улицу не было.

Часа через два, тщательно исследовав всю ограду, окружавшую избу со скрытым в ней танком, он убедился в том, что выхода отсюда не было. Его и не могло быть. Подопытная морская свинка, объект для наблюдения – вот что он собой теперь представляет и для чего здесь находится. Выхода из клетки не будет до тех пор, пока наблюдение не закончено. Ну что же… Все, что ему оставалось, в свою очередь, – собирать и накапливать информацию. Рано или поздно этот кошмар закончится, он вновь окажется в нормальном, наружном мире, и тогда каждое его наблюдение, каждая особенность в поведении этого нежданного гостя могут оказаться бесценными. Пока что он продолжил более тщательное исследование изгороди, все еще надеясь найти не замеченный раньше выход.

Местами невысокий, полуразрушенный плетень прерывался широкими дырами, но, пытаясь пройти сквозь них, узник постоянно чувствовал упругое сопротивление и легкое электрическое покалывание во всем теле, словно предупреждавшее его о том, что дальше пути нет. Если же Копылов игнорировал предупреждение и продолжал ломиться вперед, покалывание переходило в болезненные удары тока, а постепенно возраставшее сопротивление преграды в конце концов отбрасывало его назад.

Итак, он по-прежнему оставался пленником. Но главное сейчас не в этом, а в том непреложном факте, что машина, лишь внешне выглядевшая как танк, способна генерировать силовое поле, неизвестное земной науке, и устанавливать его на некотором расстоянии от себя, достаточном, впрочем, для того, чтобы прикрыть всю эту заброшенную усадьбу невидимым силовым куполом.

Вечерело. Сверчок в избе завел свою бесконечную песню. Мелкий гнусный дождь, непрерывно сеявший с неба, усилился, и Копылову пришлось в конце концов вернуться в избу, преодолев собственный страх.

Собственно, у него был выбор. Можно было остаться на ночь в пустом сарае, чердак которого забит старой соломой, но такого удовольствия он им не доставит.

Он не знал, кто такие эти «они», но зато твердо знал, что на глазах у них не останется ночевать в сарае, словно какая-то скотина. Он все время чувствовал следящие за ним «глаза». Или ему так только казалось? А все эти мысли об инопланетянах, похитивших несчастного журналиста для своих зверских психологических опытов, не более чем его болезненно разыгравшееся воображение? Возможно… Одно не вызывало сомнений – ситуация, в которой он теперь очутился, не имеет аналогов, а машина, попавшая на Землю и пленившая его, создана в ином, нечеловеческом мире.

Дверь он открывал так осторожно, словно за ней затаилась гремучая змея. В избе, казалось, ничего не изменилось за то время, пока он проводил исследование изгороди. Разве что стало темнее, и слабый свет, идущий из распахнутой двери в боковой броне танка, не мог осветить все помещение.

Самым разумным в его положении было отложить детальное изучение машины на завтра. А сейчас следовало позаботиться о каком-то ночлеге. Об ужине он даже не мечтал, хотя в желудке начались голодные спазмы. Последний раз ему удалось перекусить тушенкой из армейского рациона часов двенадцать тому назад.

Нашарив в кармане крошечный квадратик зажигалки, он обрадовался ей, словно обнаружил клад. Синеватый газовый огонек осветил пространство вокруг него в радиусе нескольких метров. Стены избы, потемневшие от времени, почти не отражали свет, и от этого казалось, что мрак в помещении стал еще плотнее.

Единственным живым звуком, помогавшим Копылову не растерять остатки мужества, была звонкая трель сверчка. Она доносилась из соседней комнаты, отделенной от горницы, в которой расположился танк, закрытой дверью.

Потребовалось определенное усилие, и отнюдь не физическое, чтобы открыть эту дверь. Она поддалась с неестественно громким скрипом, словно петли не смазывались лет двадцать. Возможно, так оно и было.

Закрыв за собой дверь, чтобы не видеть этот чертов танк, непрерывно следивший за ним, Копылов очутился в небольшом помещении, половину которого занимала огромная русская печь с широкой лежанкой, прикрытой каким-то тряпьем. Не лучшее место для ночлега, но никакого желания продолжать поиски иного у Копылова не было. Весь его запас сил и мужества был до конца исчерпан этим бесконечным днем, переполненным непредсказуемыми событиями.

Взобравшись на лежанку и укрывшись старым тряпьем, журналист попытался уснуть, стараясь не думать о том, какие насекомые давно и навсегда освоили это место. Блохи, во всяком случае, водились здесь в изрядном количестве. Одну он поймал, еще раз воспользовавшись зажигалкой.

Призвать спасительный сон не удавалось довольно долго, хотя он в своих бесконечных командировках научился засыпать в любых условиях. Так, по крайней мере, ему казалось до сегодняшнего дня.

В конце концов Копылов все же заснул. Проснулся он от ослепительного света, ворвавшегося в окна. Изба ходила ходуном, словно снаружи по ней лупил молотом какой-то взбесившийся великан.

Вначале он подумал, что это пристрелочный залп ракетной установки, вновь обнаружившей свою пропавшую цель. Но он ошибся. Это была не ракетная установка. Что-то происходило вокруг. Что-то такое, чего не может вынести нормальная человеческая психика.

Через мгновение, потеряв сознание, он безвольно распластался на печной лежанке, уже нимало не заботясь о собственной судьбе.

ГЛАВА 12

Когда Копылов осмелился вновь открыть глаза, лежанка, на которой он пытался заснуть, исчезла. Изменился весь дом. Исчез танк. Большое водительское кресло, к которому пленник был привязан во время своего путешествия, находилось посреди просторной комнаты незнакомого дома. И именно в нем восседал теперь Копылов. Хотя он совершенно не помнил, когда покинул свою безопасную лежанку и каким образом очутился в кресле. К счастью, хоть ремни отсутствовали. В распахнутое настежь окно врывался солнечный свет и ветер. Нудного моросящего дождя не было здесь и в помине. Многое изменилось – если не все. Взять хоть эту комнату, в которой он сидел, не решаясь покинуть кресло, чтобы ненароком не вызвать какой-нибудь новый катаклизм.

Комната выглядела совершенно новой. Стены сложены из современных пластмассовых блоков, прикрытых настенными панелями. Вряд ли он когда-нибудь видел подобные панели в Москве. Что же это за дом и каким образом он в нем очутился? Танк вновь переместился? Но тогда где же он сам, почему кресло прикреплено к полу мощными болтами, словно всегда стояло здесь, как нечто, не имеющее отношения к боевой инопланетной машине?

С полчаса Копылов боролся с собственным страхом, с желанием встать с кресла и раздобыть хоть какую-то информацию о месте, в котором оказался. Кроме всего прочего, ему хотелось есть. Голод и жажда, преследовавшие его еще в заброшенном селе, стали совершенно невыносимыми.

Наконец, решив, что жить в кресле ему удастся не слишком долго и рано или поздно его все равно придется покинуть, журналист понял, что лучше сделать это сейчас, пока он совершенно не обессилел от голода.

Копылов поднимался медленно, буквально по сантиметру перенося тяжесть собственного тела с седалища на ноги, и, когда его тело наконец оторвалось от кожаной подушки, не произошло ровным счетом ничего. Возможно, это вообще другое кресло, не имеющее отношения к танку. На всякий случай он осмотрел его еще раз, внешне оно казалось точной копией хорошо знакомого водительского сиденья, разве что в танке не было этих огромных болтов, крепящих кресло к полу, и толстого кабеля, идущего от кресла и исчезающего в полу.

Отложив изучение этого непонятного устройства, лишь внешне напоминавшего кресло, до лучших времен, Копылов решил выяснить, где он оказался, кому принадлежит этот дом и есть ли здесь возможность раздобыть хоть какую-то пищу. Дом выглядел слишком новым для заброшенного села, его переместили куда-то в другое место, возможно, в более современное село… Копылов старательно отгонял непрошеные мысли о том, что это может быть совсем не подмосковное село, и думал о магазине в центре. Подобные магазины, где продают хлеб, колбасу и масло, всегда располагались в центре…

На всякий случай он проверил, на месте ли бумажник, в котором еще оставалось пара сотен рублей от последней получки, – бумажник оказался на своем месте, во внутреннем кармане куртки. Осторожно, словно пол был усыпан невидимыми осколками стекол, Копылов пробрался к окну.

Картина, открывшаяся ему, была настолько невероятна, что сознание отказалось принять ее.

«Это бред, я все еще нахожусь без сознания, я все еще сижу в этом чертовом кресле и вижу сон!» Подобное предположение казалось наиболее вероятным, хотя он помнил, что цветные объемные сны ничего хорошего не означают для психики субъекта, который их видит. Первый и наиболее верный признак шизофрении как раз и представляли собой такие сны. И все же лучше было бы видеть цветной сон, чем это.

«Это» начиналось в сотне метров от окна, там, где проходила проволочная сетка, отделявшая вполне заурядный огород и хозяйственные постройки усадьбы, к которой принадлежал дом, от леса. Если только то, что он видел, могло называться лесом. Скорее уж фиолетовое образование, состоявшее из плотно переплетенных спиралей, походило на болезненную игру воображения модернистского скульптора, на бред, на что угодно.

Забыв про голод и про подстерегающую его здесь на каждом шагу неизвестную и оттого еще более страшную опасность, Копылов бросился к выходу и едва не упал, наткнувшись в сенях на аппарат неизвестного назначения. И, наконец, вырвавшись наружу, поскользнулся на покрытых росой ступеньках крыльца. После чего, пролетев пару метров, грохнулся лицом вниз на мягкое газонное покрытие. Во время падения Копылов плотно зажмурил глаза и несколько секунд лежал неподвижно, надеясь на то, что после такого отрезвляющего удара о землю кошмар рассеется.

Его надежду укреплял запах обычной земной травы, заполнившей теперь все пространство вокруг его лица, а те два солнца, которые он мельком увидел во время своего падения, могли быть продолжением все того же кошмара, и в реальности их, возможно, не существовало.

Копылов всю жизнь был маленьким человеком, умевшим приспосабливаться к обстоятельствам. Без этого умения выжить в трудные времена перестройки человеку творческой профессии не было ни малейшей возможности. Он начал с работы нештатного корреспондента в «Вечернем Омске», затем его статьи стали печатать в толстых журналах. Он много е здил по стране, часто менял место жительства и до сих пор не удосужился обзавестись семьей. Возможно, из-за своего небольшого роста и из-за того печального обстоятельства, что своей врожденной робостью и неуклюжестью он отпугивал женщин, хотя эти качества удивительным образом сочетались в нем с напористостью и пронырливостью, когда он занимался своей работой.

Все же работа эта не принесла ему настоящего успеха, и его юношеская мечта – стать знаменитым писателем – так и осталась невоплощенной. К сорока годам начинаешь понимать, что вся твоя жизнь уже разменяна на ничтожные мелочи, на текучку, на повседневную изнурительную борьбу за кусок хлеба, а от радужных перспектив и юношеских планов ничего не осталось…

И вдруг сейчас, когда надежда совсем покинула его, судьбе было угодно бросить его в самый центр совершенно невероятных событий. Сначала этот несущийся по дороге инопланетный танк, затем неожиданное и совершенно безумное желание остановить эту невероятную громадину, словно кто-то толкнул его на середину шоссе…

И вот в конце концов он оказался в еще более невероятном месте. Логика и здравый смысл не могли согласиться с происшедшим, принять его. Сознание лихорадочно искало опровержений, логических нестыковок в окружавшем его мире – их было сколько угодно. Взять хоть этот газон – обыкновенный земной газон с обыкновенной земной травой. Откуда она могла здесь взяться, если над головой у него светят два солнца и все предметы отбрасывают по две тени? Кто пронес ее семена через бесконечные бездны пространства, и для чего он это сделал? Чтобы он, Копылов, лежал вот так лицом вниз в этой траве и задавал себе бессмысленные вопросы, на которые все равно нет ответов?

«Я начал все это для того, чтобы сделать репортаж. Может быть, самый главный репортаж в своей жизни. Так неужели же теперь я остановлюсь на полдороге и буду продолжать пичкать себя сказками о затуманенном сознании и каких-то галлюцинациях? Я обязан принимать действительность такой, какая она есть на самом деле, и собирать информацию – именно это умение и составляет основу моей профессии. И раз уж меня угораздило посвятить этому бесперспективному делу лучшие годы своей жизни, я буду делать это и сейчас, когда впервые мелькнула на моем горизонте ослепительная удача. Я буду делать это, чего бы мне это ни стоило и куда бы ни привела меня моя работа!»

Клятвы, которые Копылов прошептал в сырую землю, помогли ему собраться, преодолеть страх и подняться на ноги.

За оградой, в противоположной стороне от леса, располагался целый поселок, состоящий из одинаковых коттеджей и обнесенный высокой проволочной сеткой. Одна-единственная улица вела от его дома до самого конца поселка, и по обеим ее сторонам он насчитал двенадцать новеньких и, кажется, совершенно пустых домов. Слишком тихим, словно замершим в непонятном ожидании, показался ему на первый взгляд этот странный поселок.

Копылов начал с исследования дома, в котором очнулся. Он инстинктивно откладывал изучение остального поселка, видимо, потому, что уже знал – там никого нет. Дома пустые, он один в этом безумном мире, совершенно один. Он гнал эту мысль прочь и не хотел окончательно потерять надежду.

Дом выглядел уютным и добротным. Но, самое главное, в нем было все, необходимое человеку для жизни. Разнообразная одежда и пища. Целый склад продуктов он обнаружил в подвале. В холодильных установках висело свежезамороженное мясо, множество концентратов и консервов. Этого запаса могло хватить на то, чтобы прокормить целый год человек десять.

Если он здесь один, хватит лет на десять… Но он не один, не может быть один, иначе для чего построили остальные коттеджи? Даже если сейчас в поселке никого нет – жители появятся. Возможно, тем же самым невероятным способом, каким очутился здесь он сам. Нужно подготовиться к этому. Вдруг Копылов подумал, что осуществление его страстного желания – не остаться здесь одному – может привести к совершенно неожиданным последствиям. Неизвестно, какие гости пожалуют вслед за ним в подготовленные для них коттеджи…

Поблизости от холодильной установки спускалась с потолка металлическая труба, у самого пола она заканчивалась на крышке прозрачного цилиндра, внутри которого беспрерывно вращался вихрь холодного желтого огня, освещавшего все пространство подвала.

Скорее всего, это была энергетическая установка, принцип действия которой остался для Копыл острова совершенно непонятен. В том, что это именно энергетическая установка, он окончательно убедился, обнаружив на стене подвала целую систему прозрачных тонких трубок, наполненных все тем же желтым огнем. Одна из таких трубок шла к холодильным камерам с продуктами, другие исчезали в стене, обращенной к остальным коттеджам, и, судя по числу трубок, соответствовавшему количеству домов, скорее всего, снабжали их необходимой энергией.

Оставалось неясным, куда шла самая толстая труба, какому устройству требовалось больше всего энергии?.. Он почти догадался, но все же специально поднялся из подвала наверх, промерил расстояние от стен до основания кресла и окончательно убедился в том, что больше всего энергии предназначалось для транспортного устройства, перенесшего его в этот мир.

Телепортатор? Пространственные ворота, такие, как в «Звездных вратах»? Он поймал себя на том, что начинает оценивать окружающее с точки зрения фантастических фильмов, и тут же подумал, что для этого у него есть все основания.

А если это устройство забросило его сюда, почему бы не попробовать привести его в действие снова? Заставить сработать в обратную сторону? Он совсем было собрался резко опуститься в кресло, чтобы привести в действие невидимый механизм контактов, и тут же остановил себя. Прежде чем пытаться вернуться, неплохо бы закончить исследование этого странного места, а заодно и поесть.

В доме было четыре комнаты. Вполне современная спальня и кухня, оборудованная всем необходимым. Набрав в подвале целую гору продуктов, Копылов занялся приготовлением роскошного обеда, решив, что исследование поселка, не проявлявшего за все это время ни малейших признаков жизни, вполне может подождать.

Поджарив на крутом огне жирный кусок свинины, он довел его до того состояния, когда на мясе образуется хрустящая корочка, не дающая вытекать и испаряться соку, затем, посолив и поперчив, оставил мясо доходить в духовке. Теперь нужно позаботиться о гарнире. Замороженный картофель, приготовленный в СВЧ, его вполне устроил. Нашлась бутылка с какой-то жидкостью, весьма напоминавшей красное вино.

Самым странным ему показалось то, что все эти продукты готовились специально для этого места, – иначе как объяснить, что ни на бутылках, ни на этикетках консервов не было ни фирм-изготовителей, ни страны. Только названия продуктов на вполне понятном русском языке.

На сладкое он разморозил клубничное желе. Приготовил большую чашку крепкого растворимого кофе и приступил к пиршеству, пожалев, что не с кем разделить такой роскошный стол.

Расправившись с обедом и сбросив грязную посуду в посудомойку, которая тут же и включилась сама собой, он решил закончить исследование дома. Собственно, ему осталось осмотреть хозяйственные пристройки и единственную комнату с металлической дверью, в которой он еще не успел побывать. Ключи висели рядом с дверью и, казалось, приглашали его открыть замок.

Он начал с этой комнаты, решив, что единственная металлическая дверь с сейфовым замком должна скрывать за собой нечто важное, и не ошибся.

Там было два небольших помещения, лишенных окон, но зато ярко освещенных потолочными квадратными плафонами. В первом располагалась оружейная, в которой находился целый арсенал самого разнообразного оружия. Рядом с гладкоствольными ружьями висели современные охотничьи арбалеты и небольшие энергетические пистолеты неизвестных ему марок. Судя по набору оружия, оно предназначалось не для войны, а скорее для охоты и защиты. «Защиты от кого?» – тут же возник вопрос, на который опять не было никакого ответа.

Во втором помещении располагался небольшой пульт с двенадцатью цветными дисплеями и надписями на русском языке у каждого переключателя. Он пощелкал несколькими тумблерами, покрутил ручки настроек. Дисплеи загорелись, показывая ему пустые внутренности любого из двенадцати коттеджей, кроме того, тринадцатого, в котором он находился.

Окончательно убедившись в том, что он здесь один, Копылов решил проверить мелькнувшую у него догадку и осмотреть весь поселок, чтобы понять, для кого предназначался этот особый тринадцатый коттедж, особый уже своим положением, потому что он стоял в конце улицы, перегораживая ее, обращенный своим фасадом к остальному поселку

Продвигаясь по единственной дороге к ближайшему коттеджу, Копылов старался не смотреть на чудовищный, вызывающий дурноту своим непропорциональным, ни на что знакомое не похожим видом пейзаж чужой планеты, по-хозяйски расположившейся за оградой поселка.

Придет время, когда он к нему привыкнет. Когда он свыкнется с мыслью о том, что у него над головой светят два солнца, может быть, тогда… Но он знал, что никогда не сможет привыкнуть. Чтобы привыкнуть к этому размытому в пространстве за изгородью лесу, здесь надо было родиться или быть исследователем, специалистом, ботаником, например. Тогда, возможно, профессиональный интерес помог бы ему справиться с собственным неприятием растительных форм чужой планеты.

Что-то в них было… Что-то угрожающее… Запах? Шум со свистом проносящегося сквозь бесконечные бесформенные спирали ветра? Или что-то еще? Нечто такое, что невозможно определить словами… Изгородь, отделявшая лес от поселка, казалась такой непрочной, хотя, вспоминая о защитном куполе, которым танк накрыл целую деревню, он мог бы предположить, что эта изгородь не так проста, как кажется на первый взгляд.

Добравшись наконец до ближайшего коттеджа, Копылов перевел дух и на всякий случай нажал расположенную у входной калитки кнопку звонка. (На тринадцатом коттедже, который он считал своим, такой кнопки не было.)

На долгий звонок, разумеется, никто не отозвался. После подробного исследования всех коттеджей с помощью мониторов, стоявших в железной комнате, он в этом и не сомневался.

Распахнув незапертую дверь, он вошел внутрь и убедился, что в этом доме нет ни комнаты с оружием, ни запасов продовольствия, ни пульта. Только камеры наблюдения, натыканные в каждой комнате.

Остальные одиннадцать коттеджей оказались зеркальным отражением друг друга.

Теперь он знал, что нужно делать в том случае, если механизм возврата не сработает и ему придется остаться здесь надолго.