Текст книги "Нет билетов на Хатангу. Записки бродячего повара. Книга третья"

Автор книги: Евгений Вишневский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

1 сентября

Проснулся я тем не менее довольно рано, часов около десяти (наши спят беспробудно), и прежде, чем начать готовить завтрак, осмотрел наше новое жилище. Балок хоть и старый, но вполне пригодный для жилья (и уж конечно же лучше брезентовой палатки), в нем довольно грязновато (это ничего – вымоем), но стены из прочного дерева; крыша, крытая толем, кое-где худа и сквозь дыры отчетливо видно небо, но и это не беда – починим; коротковата, правда, дымовая труба – это опасно (если сильно топить, искры могут зажечь толь на крыше), ладно, будем внимательны и осторожны; зато есть замечательное окно с совершенно целым стеклом; есть еще довольно большие сени (там удобно будет сложить то снаряжение, которое нужно беречь от дождя, развесить рыбу и мясо). Сени, правда, наполовину разорены, как видно, наши предшественники, когда у них кончились дрова (угля-то рядом сколько угодно), растапливали печь кусками своего же жилища. Самое же главное и пристальное внимание – печке. Как я еще вчера сумел разобраться, печка и хороша и плоха одновременно: сделана она из железной бочки, в которую вварены дверца с запором и толстая дымовая труба, обложена печка кирпичами, стоит на удобном и надежном кирпичном основании, под дверцей прибит лист жести (чтобы угли, упав на пол, не наделали, не дай Бог, пожара); но никаких конфорок у печки нет, и готовить на ней невозможно. Благодаря кирпичам и хорошей тяге в доме до сих пор еще тепло (несмотря на дыры в потолке и в стенах) и совсем нет дыма.

Тем временем проснулись мои товарищи, но пока что они лежат в мешках и нежатся (кроме, правда, Константина Ивановича, который уже убежал умываться и делать зарядку).

– А у наших-то, – блаженно улыбаясь, говорит Петька, – сейчас уже уроки кончаются.

– Ничего, дорогой, не очень-то радуйся, – задумчиво отвечает ему Саша, – мы тебе тут другую школу откроем, тундровых наук. С обязательной профилактической поркой по пятницам.

– Кстати, – невпопад (как обычно) спросил Леша, – а где твой бидон с квасом? Или ты его один втихаря выпил?

– Тогда почему вокруг лагеря никаких следов этого пиршества? – дополнил вопрос Саша.

– Не вышел квас, – смущенно сказал Петька. – Вылил я его. Еще в том лагере. Но у меня теперь новая идея есть: я беляши делать буду. Настоящие. Можно? – Этот вопрос был обращен уже ко мне.

– Валяй, – пожал я плечами. – Дрожжи есть, с мукой тоже хорошо, ну а про мясо я и не говорю.

– На беляши-то парного бы мяса надо, – сказал Петька.

На этих словах в балок вошел Константин Иванович и стал рассовывать по карманам карабинные патроны.

– Тут рядом, в распадке, олени ходят, – сказал он и, схватив карабин, собрался идти.

Я почти силком заставил его на ходу проглотить здоровенный кусок холодного мяса и пяток сухарей.

Вскоре совсем рядом мы услышали выстрелы, да много, штук восемь, один за другим. А через несколько минут вернулся Константин Иванович, уселся на стул и сказал:

– Испортился наш кормилец. – Он кивнул на карабин. – Осечки давать начал. Все патроны я израсходовал, да мимо. – И, увидев, как вытянулась от огорчения Петькина физиономия, улыбнулся. – Ладно, пошутил я. Берите ножи, топор, пойдемте тушу свежевать. Это тут совсем рядом. К счастью, бежал он прямо сюда, на наш балок.

– Я полагаю, – притворно подхалимски заметил я, – не сам он бежал, а вы его гнали, чтобы нам тушу нести было недалеко.

– Если хотите, считайте так.

Сразу после завтрака и возни с мясом поставили сети. Место отменное: тихая заводь прямо у крутого обрыва. Однако вечером, когда мы проверили сети, был там всего-навсего один-единственный подчирок. Вот тебе и обрыв с прижимом!

К обеду сварил я здоровенное ведро компоту (последнего, на этом наши сухофрукты кончились, не будет больше и фруктовых соусов).

После обеда Леша с Петькой полезли по крутому склону горы, что нависла прямо над озером, к пробитой в ней штольне. Штольня забита камнями, на небольшую терраску выходит короткая рельсовая колея. Петьке ужасно хочется залезть в эту штольню, узнать, что там, для чего ее здесь, в этих диких местах, долбили. Леше, полагаю, тоже хочется, но это им строжайше запрещено. Вообще, Леша хоть и закончил университет, отец семейства, но в поступках и суждениях своих недалеко ушел от шалопута Петьки.

Вечером Константин Иванович провел полную ревизию всех наших боеприпасов, после чего выдал Петьке четыре пачки ружейных патронов (папковых), подмоченных в наводнение. Велено ему эти патроны высушить и потом расходовать по своему усмотрению, отпугивая чаек от наших сетей. Кроме того, ему велено как следует вычистить карабин. Надо ли говорить, как Петька был счастлив!

А перед отходом ко сну Константин Иванович сказал, тяжко вздохнув:

– Ничего не поделаешь, вертолет будем заказывать не на пятое сентября, как договаривались, а на восьмое. Не успеваем с работой. – При этом он смущенно посмотрел на меня – знал, что, во-первых, Петьке надо в школу (у него десятый, выпускной класс!), а во-вторых, наша Зоя конечно же будет волноваться. Однако что же тут скажешь– дело прежде всего.

Петька, по секрету, всю ночь колдовал над тестом для своих беляшей, а от предложенной мною помощи категорически отказался. А еще он собирается к своему дню рождения, который будет послезавтра, приготовить пирожные «картошка».

2 сентября

Встали очень рано, в семь утра: у Саши нынче серьезный сеанс связи. Рацию еще вчера мы с грехом пополам наладили, а возле балка поставили мачту антенны. С большим трудом, с помощью радиста одного из наших отрядов «клычка-8» (мы слышали только его, а он слышал и нас, и Игарку) передали наши теперешние координаты и новую дату нашего снятия с точки для вертолетного отряда. Нам же сообщили, что Иван Филиппович деньги Хатангскому авиаотряду перевел и что все необходимые формальности теперь соблюдены полностью.

Сети опять практически пусты. Если рыбы не будет и завтра, перенесем наши снасти в устье Заячьей реки, хотя до нее не менее полутора километров (сейчас сети стоят прямо возле нашего лагеря).

Днем я жарил седло оленя, убитого вчера Константином Ивановичем, а из оленьей печенки приготовил паштет. Целый день все ходили с маслеными от обжорства глазами.

А наш балок, похоже, служит приютом для охотников: в полусгнившем мешке обнаружили мы комки сетей (спутанных так, что разобрать их нет никакой возможности – Петька было попробовал, но скоро отказался от этой затеи), фанерные чучела гусей и уток (в одну из таких «уток» мы все по очереди стреляли из пистолета и быстро изрешетили ее). На полочке, прибитой к дальней стене, хранились для случайного путника соль в мешочке, спички и немного чаю (я забыл упомянуть об этом, когда описывал наш балок).

После мытья посуды (это свое обязательное дело Петька выполнил, как обычно, плохо и лениво) он был послан чинить стены и крышу нашего жилища (а вот эту работу сделал он с удовольствием и в целом совсем неплохо). Щели и дыры в стенах он забил ветошью, старой ватой, потом заколотил кусками досок и фанеры. А когда он, ползая на коленках по крыше (чтобы, не дай бог, не продавить ее), забивал дыры и щели, вдруг раздался странный грохот, и вскоре появился смущенный Петька со своим неизменным вопросом, в этот раз обращенным к Константину Ивановичу:

– Константин Иваныч, вы меня простите?

– А что такое? – удивленно спросил тот.

– Вот. – Петька протянул ему пустую ручку от его молотка. – А сам молоток в трубу угодил. Он, видно, плохо насажен был. Я размахнулся, молоток с ручки соскочил и прямо в трубу угодил. В огонь...

– Невероятно, – пожал плечами Константин Иванович, взял кочергу и среди горящих поленьев действительно нашел свой молоток.

Как и следовало ожидать, тесто для беляшей у Петьки не получилось, а вот холодные пирожные «картошка» (внешне они действительно похожи на грязную картошку) из молотого печенья, сухарей, сгущенки и порошка какао он готовил допоздна – завтра у него день рождения.

3 сентября

И вот он – День Петькиного Совершеннолетия – сегодня ему исполняется шестнадцать лет. По этому случаю утром пили кофе с коньяком и Петькиной «картошкой».

– Надо бы тебе, именинник, уши надрать, – говорит Саша, – как принято у добрых людей. Да больно уж они у тебя грязные, мараться неохота.

Несмотря на табельный день, все геологи отправились на «Романтике» вниз к самому истоку Нижней Таймыры. До конца поля теперь работа у них будет там. Погода стоит превосходная: тепло, по временам из-за облаков выглядывает солнце, полный штиль.

Днем поехали с Петькой проверять сети и получили превосходный улов: одиннадцать рыбин, причем четыре из них – отменные чиры и муксуны (килограмма по два-три каждый).

Днем Петька выпросился у меня с ружьем на охоту (в виде подарка ко дню рождения). Примерно через час прибегает взволнованный:

– Скорее, берем резиновую лодку, я там гусей подранил.

– Скольких?

– Одного точно, а может, и еще двух. Прямо в стаю шарахнул. Один голову на воду положил и лежит. Потом все гуси поплыли – ленные, наверное, а этот все отстает от них.

– Да откуда же ленные гуси в сентябре-то?

– Ну, пошли, пошли быстрее. Все сам увидишь. Мы схватили резиновую лодку и бегом потащили ее к месту якобы удачливой Петькиной охоты. Но, как и следовало ожидать, никаких гусей там не обнаружили. Все эти якобы ленные гуси были плодом воспаленного Петькиного охотничьего воображения.

С расстройства стал он стрелять из ружья (патроны у него теперь свои) в фанерного гуся, напрочь отстрелил ему голову и на этом успокоился.

Долго-долго ждали мы наших геологов. Петька не отрываясь все смотрел в огонь печки (пламя буквально гипнотизирует его, как, наверное, завораживало наших далеких предков), а я потрошил пойманных нынче рыб (два муксуна и один сиг оказались икряными), солил их и делал икру-пятиминутку.

Вернулись наши геологи очень поздно – около часу ночи. Причем пришли они пешком – у них кончился бензин, и лодку пришлось оставить на той самой косе (километрах в двух от нашего нынешнего лагеря), где нас так здорово трепало ночью на переходе из старого лагеря. Работают они теперь далеко от нашего балка, километров за двадцать, в том месте, где вода озера с ревом устремляется в широкую трубу истока Нижней Таймыры.

– Мы ведь там уже работали, в восьмидесятом году, – говорит Саша. – Сегодня там останки нашего давнего лагеря нашли. Знаете, что меня поразило больше всего? Как падает вода в озере: сегодня мы посуху ходили там, где в восьмидесятом году сети ставили.

4 сентября

Рано поутру мы с Лешей проверяли сети и в сороковке увидели гигантского гольца килограммов на десять—двенадцать. Гоняясь за рыбой, попавшей нам в сети, он зубами зацепился за дель, а потом всю сетку намотал на свое гигантское тело.

– Вот это рыбка! – ликует Петька. В восторге он бросил без присмотра в балке зажженный примус (там грелась у него вода для мытья посуды), за что тут же получил выволочку.

Сегодня, несмотря на чудесную погоду, геологи в маршрут не пошли: им надо перегнать в лагерь нашего «Романтика». Взяв с собою канистру бензина, Леша, Саша и Петька отправились на север.

Когда ребята перегоняли лодку, то нашли то самое бревнышко, за которым Петька уговаривал Лешу идти в тот страшный ураган и которое, по его словам, лежало всего в километре от лагеря (нашего старого лагеря). Так вот, лежало оно, оказывается, всего в трех километрах от нашего теперешнего лагеря и, следовательно, в пяти километрах от прежнего. Ах, как хорошо, что мы с Сашей тогда удержали их от этого похода.

Я возился с рыбой и не слышал, в чем провинились Леша с Петькой, но, видно, в чем-то провинились здорово, потому что нагорело всем: Леше за то, что бросает свое оружие где попало, Петьке за то, что он берет оружие и патроны без спроса (не те, что ему были презентованы, а любые другие), Саше за то, что он, как начальник, распустил членов отряда, мне за то, что я плохо присматриваю за Петькой. Отныне Петьке категорически запрещено брать любой вид оружия, кроме рогатки.

Вечером вдвоем с Лешей отправились мы еще раз проверить сети, так как с берега увидели, что в одной из них все наплава утонули. В сети сидели всего две рыбины, но здоровенные: чир и муксун килограмма по три каждый. Вот вдвоем они и притопили наплава. А в проклятой зеленой нашей семидесятке опять ничего. И что это за напасть такая!

На озере и на ручье, где я беру воду для еды и питья, появились ледяные забереги. Впрочем, что же в этом удивительного – зима грянет со дня на день.

5 ceнтября

Встали рано – сегодня в семь утра сеанс связи. Саша легко связался с Игаркой (с главным «клычком»), а вот с Хатангой связаться не удалось. При этом мы слышали, что и другим «клычкам», работающим на Таймыре, связаться с ней не удалось тоже – проклятый РЖЖЕ [45]45
  РЖЖЕ – позывной хатангского радиста базы «Аэрогеологии».


[Закрыть]не ответил никому. Боюсь, что был он попросту пьян. А нам теперь важна связь именно с ним, чтобы знать ситуацию в авиаотряде и дату нашего снятия с точки.

Наши геологи отправились в маршрут необычайно рано, и Константин Иванович собрался остаться там с ночевкой (а Леша с Сашей на лодке хотят вернуться обратно). Погода райская: теплынь, полное солнце, легкий ласковый ветерок.

Только они успели отвалить от берега, как я увидел, что мешочек с едой, который я собрал Константину Ивановичу на двое суток, они забыли в балке. Что есть мочи бросился я в гору, залез на самую вершину и стал пулять ракеты в воздух: красную, желтую, зеленую, потом в той же последовательности еще и еще. Однако ребята смотрели вперед, на север, и ракет моих не увидели. Опустив руки, стоял я на вершине и с грустью смотрел на удаляющуюся точку, которая вскоре исчезла из поля моего зрения. В отчаянии дал еще одну ракету – красную – и, посмотрев по сторонам (особенно красивы семь холмов, цепочкой растянувшиеся на востоке, за ними располагается полярная станция Бухта Ожидания; а вокруг – и позади и впереди – все те же горы Бырранга, сегодня почему-то не черные, а темно-синие с белыми прожилками), грустно отправился восвояси.

Днем я мучился, распутывая ту самую, почти не существующую сеть («веревку», как мы ее зовем), и труды мои часа через два увенчались успехом. Сеть мы с Петькой поставили неподалеку от тунеядки семидесятки. Может, хоть в «веревку» что-то да попадет.

После обеда Петька выпросился у меня за агатами [46]46
  Агаты – это красивые поделочные (а иногда даже и полудрагоценные) камни, которые в Арктике встречаются довольно часто.


[Закрыть]для своих друзей. Я отпустил его, как обычно оговорив время возвращения и взяв клятву не уходить далеко от озера. С собой он взял геологический молоток (последний целый).

Вернулся Петька, как ни странно, много раньше оговоренного срока. Глаза его странно бегали, лицо было белым от испуга, он слегка заикался:

– Там за мной какой-то зверь идет. Я камни колотил, смотрю: он из-за скалы выходит. Я встал – и он стоит. Я пошел в лагерь – и он за мной. Я прибавлю ходу – и он прибавит, я медленней пойду – и он тоже. Бежать я, правда, не стал, побоялся...

– Да что за зверь-то? Волк, песец?..

– Не-ет, какой там песец – огромный, бурый, лохматый...

– Огромный? Бурый? Да кто же это? Бурому медведю тут взяться неоткуда. Белый медведь так далеко от побережья навряд ли уйдет. Да и не бурый он, и не лохматый...

– А ты посмотри. Вон он, у самых дверей стоит. Он за мной к нам в лагерь пришел.

Я вышел из балка и ахнул: метрах в пяти от меня стоял огромный овцебык – гигантская неопрятная гора с длинной, свалявшейся сосульками шерстью, на довольно тонких ножках (ноги казались тонкими именно из-за размеров туши и огромной копны шерсти). Овцебык посмотрел на меня маленькими, налитыми кровью глазками сквозь скрученные пряди шерсти и вяло проследовал мимо вверх по склону.

– Видал? – спросил Петька. – А Константин Иванович запретил оружие давать мне. А что, если бы этот зверь...

– И слава богу, что запретил. Ты что, стрелять бы в него дробью стал? Так он бы тебя в лепешку потом раскатал. Надеюсь, ты в него камнями не бросал?

– Нет, за него же штраф огромный...

– Ну и на этом молодец.

После этого Петька ни в какое путешествие уже не просился и от лагеря далеко не отходил. Зато теперь в каждой птице, севшей на воду (это были преимущественно чайки), ему чудились то гусь, то утка. И поскольку ему самому охота категорически запрещена, он уговаривает меня стрелять по этим сомнительным целям. Я же лениво отбрехиваюсь.

Услышав шум лодочного мотора, выскочили мы с Петькой на гору и увидели, что в лодке сидят только две фигурки. Значит, несмотря ни на что, Константин Иванович остался с ночевкой возле истока Нижней Таймыры. Как же он там без еды и горячего чаю (термос с чаем тоже был в забытом узелке)?

– Остался, остался там Константин Иваныч, – упреждая наш вопрос, затараторил Леша. – Это хорошо, что мы днем чайку попить решили, развернули нашу авоську...

– Мы-то свою авоську с обедом захватили, – добавил Саша.

– А его-то узелок с едой – тю-тю, – продолжал Леша. – Стали мы уговаривать его вернуться вместе с нами, а он и слышать не хочет. Ну отдали мы, конечно, всю еду ему, сами перекусили так, чисто символически...

– Это еще большая удача, – говорит Саша, – что сегодня он сам свой рюкзак собирал и, значит, сам кругом виноват, а если бы собирал Леша, пыли было бы до потолка. Константин Иванович точно бы сказал, что Алексей сорвал ему важнейший полевой маршрут.

Пока на примусе согревался ужин, я вышел полюбоваться закатом. Северные краски и всегда пронзительны и чисты, а сегодня как-то особенно. Просто какая-то гигантская картина Рериха: сине-фиолетовые горы с белыми прожилками, темно-алая полоска заката в распадке между горами Бырранга и розово-голубые облака в безбрежном небе.

За ужином (сегодня Леша с Сашей ели особенно усердно) случайно выяснилось, что Саша со своим полевым отрядом в восьмидесятом году уже жил в этом балке (их выбросило на берег штормом точно в этом самом месте), и это, оказывается, их спички в мешочке с мукой (мука защищает спички от влаги), лучина для растопки, соль и чай (чаю, правда, всего ничего – на одну заварку) нашли мы на полочке.

– А зачем же вы тамбур-то ломали? – укоризненно спросил Петька.

– А вот это уже не мы, – отмежевался Саша, – когда мы уезжали отсюда, тамбур был цел.

– Значит, после вас был кто-то еще, – уточнил Петька, – но спички, соль и чай не тронул.

– Выходит, что так, – согласился Саша.

6 сентября

Всю ночь лил холодный дождь. У нас в балке тепло и сухо (печка топится непрерывно), но все мы вздыхаем в наших уютных мешках: каково там, в чистом поле, Константину Ивановичу.

На озере шторм, довольно сильный накат, сине-зеленые волны с белыми барашками влетают на узкую полосочку нашего берега, но Леше не терпится проверить сеть, хотя бы одну. И вот, выбрав момент, когда, по его мнению, стало маленько тише, мы с ним вышли на «резинке», чтобы проверить хотя бы «кормилицу». Ох, и досталось же нам! Лодка летала вверх-вниз, водяная пыль в момент промочила нас до костей, ветер пробрал насквозь до зубовного дребезгу, при всем том нужно было не только держать лодку носом к сети, но и выпутывать из дели запутавшуюся там рыбу. А рыбы было довольно много – двенадцать крупных муксунов. Ах, не зря говаривала моя бабушка, что, если бы родился я женщиной, моя жизнь была бы ужасна, так как уговорить меня на какое угодно безумство не составляет труда.

Весь день занимались хозяйственными делами: упаковывали вещи, разбирали образцы, готовили шлифы. Я же стряпал еду, и настряпал целую гору.

В глубоких сумерках, когда наступил на озере штиль, поехали еще раз проверять сети. В сеть-тунеядку опять попался здоровенный налим (неужели ничего, кроме этих треклятых «нельминых мужей» ловить она не может?!), правда, в этот раз преогромный и со здоровенной печенкой. В «кормилицу» же попались два чира (один весьма приличный), муксун, хариус и еще один (небольшой) «нельмин муж». Обоих «мужей», вырезав им предварительно печенки, бросили на радость чайкам и песцам.

Только приготовил я икру-пятиминутку (икряным оказался большой чир) и изжарил налимьи печенки, как пришел в лагерь Константин Иванович, голодный, усталый, но весьма довольный.

– Ну вот и все, – улыбаясь, сказал он, – конец полю, и нет вопросов. Завтра собираемся, а послезавтра нам уже заказан вертолет.

– Послезавтра уже домой? – радостно спросил Петька.

– Ну, это как бог даст, – солидно заметил Леша.

– И начальство, – добавил мудрый Саша. Поздно ночью устроили банкет, посвященный окончанию полевого сезона, распив последнюю припасенную бутылку водки.

– Рядом с моим каменным ложем, – рассказывал Константин Иванович, закусывая жареной налимьей печенкой, – чаячье гнездо было. Эх, понаблюдал я за ними! До чего же здорово они своих птенцов воспитывают! Вот это, я понимаю, вариант! Прямо за шкирку хватают клювом и со здоровенного обрыва – вон его, хочешь жить – лети! Вот как они их летать учат. Но это только в ту пору, как поймут – пришло время, далее тянуть нельзя, пора готовиться в дорогу. И что удивительно, ни один птенец не разбился. Орут от ужаса благим матом, глазенки вот-вот наружу выкатятся, но ведь машут крылышками и летят! Летят, понимаешь! Нет вопроса! А мы со своими детьми возимся, возимся... – Он махнул рукой и с усмешкой посмотрел на Петьку.