Текст книги "Нет билетов на Хатангу. Записки бродячего повара. Книга третья"

Автор книги: Евгений Вишневский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

4 августа

Как и следовало ожидать, никакой особенной разгрузки не получилось: завтракали как обычно, плотно.

С утра потеплело, полный штиль, пасмурно, накрапывает дождичек. Тем не менее в маршрут геологи пошли. А мы с Петькой остались возиться с сетями. В том, что сеть-сороковку, у которой мы позавчера оторвали один якорь, волнами и ветром скатает в ком, сомневаться не приходилось; а вот что то же самое произойдет и с толстой нашей семидесяткой, у которой при этом и наплава и грузила уцелели, было для нас полной и, признаться, неприятной неожиданностью. В тридцатьпятке (это единственная сеть, которая стояла нормально) сидел один маленький сижок, причем у самого края, почти на веревке. Обе пострадавшие сети вытащили на берег и целый день распутывали их, однако ставить не стали: я решил их заново и получше снарядить.

В небе над нами открылось большое движение: сперва на север прошел краснохвостый «ИЛ-14» с белым медведем на фюзеляже – ледовый разведчик, потом пропыхтел трудяга «АН-2» и сразу же следом – голубой кузнечик «МИ-8», тот самый, что забрасывал нас сюда.

– Видать, на реку Шренк пошел, – солидно сказал Петька (других мест вниз по Нижней Таймыре он не знает). – Помнишь, топографы говорили, что в устье реки Шренк у них большой лагерь стоит?

А к вечеру серенький нудный дождичек вдруг превратился в ливень. Да какой! Перед нами вновь стала проблема спасения палатки от наводнения. Бросив сети, энергично занялись ирригационными работами, а для начала я велел побросать топоры, геологические молотки – словом, все, что имеет деревянные ручки, в ручей. Петька выполнил эту работу с видимым удовольствием: бросать в воду разные предметы ему очень понравилось.

Наши геологи вернулись из маршрута довольно рано насквозь мокрые, но сразу же кинулись помогать нам в ирригационных работах, ибо было очевидно, что вдвоем с Петькой нам не управиться.

– Чем думали, – бухтит Саша, – когда палатку в самом низком месте ставили? Что имели в виду?

– Известно что, – сказал я, пожав плечами, – искали самое затишное место. Помнишь, какой ледяной ветрище был, когда мы прилетели сюда?

– А самое затишное место оказалось к тому же и самым мокрым, – ехидно заметил Петька.

– Нет, пусть уж лучше мокро, чем ветрено, – сказал Константин Иванович. – Конечно, неприятно ходить мокрым, но здешние ветра – это, я вам доложу, особенное испытание. Мало того что мерзнешь от них сильнее, чем от мороза, но это еще и опасно, потому как и палатку изорвать в куски может, несмотря на прочный каркас...

– Что и бывало у нас на мысе Цветкова, – вставил я.

– И дым от печки загнать в палатку... – продолжил Константин Иванович.

– Что бывает у нас сплошь и рядом, – добавил Леша.

– А ведь бывали случаи, когда ветер просто бросал стенку палатки на горящую печку, и в считанные секунды люди оставались в Арктике без дома. Считай, что голые... Но есть у здешних ветров еще одна особенность: нагоняют они на человека такую страшную тоску, что начинает щемить сердце, голову схватывает словно железным обручем, и хочется выть, рвать на себе волосы и кататься по земле. Бывали такие случаи в Арктике, бывали неоднократно...

– Да, – солидно согласился Петька, – Арктика не для слабаков.

– Ну конечно, – поддержал его Саша, – а исключительно для таких героев, как ты, Петька.

– А что, – сказал я, пожав плечами, – вот газета «Комсомольская правда» снарядила экспедицию, которая взялась пересечь страну от Чукотки до Мурманска. Нашли героев где-то в Свердловске и отправили на собачьих упряжках в это путешествие. С проводниками...

– Вот именно, – сказал Константин Иванович, – то есть с теми, кто всю жизнь в этих местах живет и, таким образом, по мнению газеты и ее читателей, ежедневно совершает подвиг. Смешно...

– А между тем, – продолжал я, – в этих самых местах работали и работают десятки отрядов геологов, геодезистов, топографов, биологов, да мало ли еще кого. И никакими героями они себя не ощущают – работают, только и всего. А эти, видишь ли, проехались из края в край – и уже герои; всего-то проехались, а те-то, прочие, работают, дело делают [42]42
  Об этом написал я впоследствии большую, почти на всю полосу проблемную статью в «Литературную газету» – «Праздник любителей и будни профессионалов».


[Закрыть].

5 августа

С утра дует свирепый северный ветер («землячок») и, как ни странно, моросит дождик (обычно при северном ветре дождя не бывает – либо вообще сухо, либо летит с неба ледяная пыль). Очень не хочется вылезать из спальных мешков. Лежа в постели, Леша сделал небольшое научное открытие; «хых» стал распускаться вширь. Тем не менее в маршрут геологи пошли.

Мы же с Петькой целый день готовили праздничный ужин – сегодня день моего рождения, мне стукнуло сорок шесть лет. Я приготовил рыбу под майонезом, оленью грудинку под соусом тар-тар и олений же окорок в пряном соусе. Вообще соусы – это высший пилотаж (если мне позволят так выразиться) кулинарии. Впоследствии, будучи в Соединенных Штатах Америки, посетил я один замечательный китайский ресторан. И нам сказали там, что все кушанья готовят «обычные» (это их термин) повара, а вот соусы приезжает раз в неделю готовить какой-то легендарный китаец-кулинар. И именно благодаря ему и этим его соусам ресторан и считается знаменитым.

Мой праздник удался на славу (могло ли быть иначе?). Наш стол был оценен по достоинству (комплиментов моему мастерству было несколько больше, чем обычно); было много теплых и трогательных тостов, а также много подарков, причем не только мне, но и Петьке, хотя день его рождения впереди (причем не просто день рождения, а день юридического совершеннолетия). Правда, не знаю, отметит ли он его на берегу озера Таймыр: вертолет мы заказали на первое сентября, а Петькин день рождения третьего, но авиаотряд редко выполняет заказы в срок (особенно при вывозе, когда им не надоедают, не канючат, не требуют, не угрожают, не стучат кулаком по столу).

6 августа

Этот день был днем сплошных удач. Утром, несмотря на довольно свежий отжимной (восточный) ветер, нам с Сашей удалось проверить сеть (пока что она стоит у нас одна). В этой маленькой рваненькой мелкоячеистой «авоське» сидело всего пять рыбин, но среди них здоровенный, килограмма на четыре, краснобокий красавец голец (он зацепился за дель сети зубами). Очень осторожно я выпутал его (так легко было упустить эту сильную рыбину) и донес до лодки.

А днем нас буквально одолели дикие олени. Они небольшими группками бродили вокруг нашего лагеря (причем в основном самцы-рогачи), не обращая на нас ни малейшего внимания. Восхищенный и возбужденный Петька только ахал и вертел биноклем из стороны в сторону. Саша вынес карабин, вставил обойму, положил на ящик с образцами на вершине небольшого покатого холма возле нашей палатки и, как выяснилось вскорости, совсем не напрасно (Саша с Лешей в маршрут нынче не пошли; они приводят в порядок собранные материалы). Какой-то одинокий красавец бык-трехлетка подошел к нашему лагерю совсем близко. Ветер, как я говорил, был отжимным, то есть дул от оленя к нам, зрение у оленя очень слабое, вот он и решил выяснить, что же там такое, уж не опасность ли (всякий зверь более всего страшится непонятной опасности и непременно стремится разъяснить ее). Саша с карабином залег на холме; олень галопом бросился к нему навстречу; прозвучали один за другим два выстрела (одна пуля попала оленю в брюхо, другая – в голову); бык упал на спину и засучил всеми четырьмя ногами.

– Готов, – сказал Саша, поднимаясь с земли, – а то я уж боялся, что он меня насмерть стопчет.

Когда с топором и ножами мы подошли к зверю, он был уже мертв. Петька отправился было смотреть, как мы разделываем тушу, но когда я взял в руки топор и начал отрубать оленю голову, счел за лучшее удалиться и потом целый час выглядывал из-за палатки, ожидая, когда мы закончим свой кровавый труд. Как и в первый раз, шкуру, ноги, потроха и голову мы брать не стали (вырезали лишь язык). Легкие, кишки и желудок я выкинул на берег озера чайкам, а голову, шкуру и ноги отнес далеко в тундру и бросил на разживу песцам и канюкам (а может, и полярный волк набежит, хотя вряд ли – этот зверь уж очень осторожен). Мясо, разрубленное на куски (окорока, грудинку, вырезку, пашину и т. д.), я присоединил к тем кускам, что у нас уже «обуглились» под северными ветрами до совершенной черноты (эти мясные запасы заметно оскудели – едим мы очень хорошо!).

– Вот так-то, – сказал Саша, – и никуда идти не надо. Сам к нам в лагерь пришел. Вот это вариант, это, я понимаю, охота. Нет вопроса.

Тем временем чайки устроили возле нашего лагеря неимоверный базар. Собралось их со всей округи несколько сотен (если не тысяч), они парили над брошенными потрохами и резко пикировали на них, при этом кричали пронзительными голосами так, словно это их, а не оленя резали. В этом птичьем бедламе было много бестолковщины: птицы не столько ели, сколько ревниво следили друг за другом – кто сколько съел – и непрерывно дрались; пух и перья вместе с отчаянными криками летели во все стороны (хотя было очевидно, что еды тут хватит на всех).

– Вот, пожалуйста, – философски заметил Леша, – все имеет свою теневую сторону. Даже и тот факт, что оленя добыли прямо в лагере.

Потом мы вчетвером заново насадили две большие сетки и поставили их подальше от берега на прочных якорях (все тех же пробных брезентовых мешках, набитых песком).

Вечером из маршрута пришел Константин Иванович и принес полрюкзака грибов (дождевиков и сыроежек) и пробный мешок золотого корня.

– Ну и денек же сегодня! – потирая руки, радуется Леша. – Вот если бы еще и «Спартак» у «Зенита» выиграл, тогда совсем можно было бы считать его удачным. Видать, так здорово планеты для нас нынче расположились.

А «Спартак» и вправду выиграл со счетом 2 : 0.

7 августа

Ветер, с вечера постепенно усиливаясь, достиг почти ураганной силы. Тем не менее наши геологи в маршрут ушли. Константин Иванович говорит, что этот маршрут здесь, на берегу залива Нестора Кулика, последний. С завтрашнего дня начнем готовиться к переезду, поплывем вниз по Нижней Таймыре. Под щедрым таймырским солнцем, под рев и свист ветра сварили с Петькой ведро компота. Затем изготовили казан оленины в грибном соусе; сварили олений язык (это холодное блюдо), потом уху из муксунов и котел пшенной каши. Затем я выстирал все кухонные полотенца, а Петька замочил в луже, что стоит против нашей палатки, свои серые шерстяные штаны с красными штрипками. Между делом каждые полчаса я бегал проверять добытое вчера мясо (чтобы не попали на него лучи солнца, я смастерил из куска брезента специальный тент). А кроме того, мы постоянно укрепляли палатку: растяжки буквально звенят под ветром, и железные штыри, к которым они крепятся, лезут из земли вон.

Геологи вернулись из маршрута на час раньше условленного времени и принесли с собою много старых ящиков (на дрова). Увидев издалека, что они выходят из распадка Скалистого ручья с чем-то громоздким на плечах (чем нагружены эти маленькие фигурки, не сразу стало понятно), Петька ахнул и кинулся ко мне в палатку с воплем (я тем временем читал книгу – «Детство» М. Горького):

– Папа, они еще одного оленя несут!

Вечером вокруг нашей палатки бегали два гадких, облезлых здоровенных песца (летний песец выглядит отвратно), привлеченные, видимо, запахами нашей помойки. Нас они совершенно не боятся, знают откуда-то, что никакого интереса сейчас ни для кого они не представляют.

– В прошлом году в отряде у Николая, – Леша назвал фамилию довольно известного геолога, – ребята песцов, летних конечно, приручили прямо из рук есть. Наглое, доложу я вам, зверье – летний песец.

А Константин Иванович вновь удивил меня, да как: он принес из маршрута довольно много малорослого, но совершенно настоящего щавеля.

– На завтра заказываю щавелевые щи, – сказал он, широким жестом бросив мне на стол замечательную и неожиданную здесь зелень.

8 августа

Ночью начался дождь и шел затем весь день. Леша сказал, что когда рано-рано утром (все эти понятия: утро, день, ночь, напоминаю, чисто условные – круглые сутки одинаково светло) он вышел из палатки, то видел на небе здоровенную радугу. Ему, однако, никто не поверил.

Сегодня в маршрут геологи не идут: будем готовиться к переходу. Почти весь день сидели геологи в палатке за нашим раскладным столом и обсуждали геологические результаты своих маршрутов. Время от времени я слышал жаркие споры, упоминание о Быррангах, речках, ручейках, речушках, и главное – все чаще называлось загадочное озеро Суровое, то самое, на берегах которого в свои времена великий геолог Владимир Анатольевич Вакар нашел валун самородного серебра, о котором мне рассказывали Лев Васильевич и Сергей Леонидович (мои друзья, геологи, знавшие Таймыр вдоль и поперек) и который до сих пор украшает музей геологии НИИГАА [43]43
  И о НИИГАА, и о Владимире Анатольевиче Вакаре, и тем более о Льве Васильевиче и Сергее Леонидовиче, и о валуне серебра с озера Суровое – «вакар-серебре» – я уже писал во втором томе своих «Записок», куда и отсылаю дотошного читателя.


[Закрыть]. Вывод их был и неожиданным, и, признаться, печальным: еще два-три маршрута здесь надо сделать непременно, так что наш отъезд откладывается (хочется надеяться, что ненадолго).

Тем временем я успел сделать трехлитровый эмалированный бидон паштета из оленьей печенки и здоровенную миску салата из сырых чиров-маломерков (подчирков, как зовет их Константин Иванович) – блюда, пользующиеся у нас наибольшей популярностью.

Петькины штаны (те самые, серые с красными штрипками) вот уже двое суток отмокают в луже напротив палатки. Грозный начальник Саша сказал, что своею властью запрещает давать Петьке сгущенку до тех пор, пока тот штаны не выстирает. Услышав это, Петька сразу кинулся стирать и вскоре вывесил продукт своего труда на палаточной растяжке: штаны, может, и стали чище, но зато все покрылись красными пятнами.

Сеть-семидесятку (ту самую, крупной вязки, на которую я возлагал и продолжаю возлагать столько надежд) опять скатало в ком: в качестве груза поставил я кусок толстого резинового шланга, на всю длину сети его не хватает, обрезать дель жалко, а обезгруженные крылья даже в небольшой ветер скатываются в ком. Сеть вновь сняли, и я весь вечер заново снаряжал ее и снарядил-таки как следует. Завтра поставим ее подальше в озеро.

После каждого даже небольшого дождя наша палатка становится полуостровом, с трех сторон омываемым водой, текущей в трех разных направлениях, причем близлежащий бурный поток бодро бежит буквально в десяти сантиметрах от нашего порога. (Я уже писал, что русла этих ручьев – следы от вездеходных траков.)

Поздно вечером, в полный штиль (ах, какая это здесь, на Таймыре, редкость), под моросящим дождичком, Саша, Леша и Петька пытались запустить лодочный мотор «Ветерок». Промучились до двух часов ночи, но успеха так и не достигли. Неужели наш неуклюжий тримаран (две лодки-резинки и посредине сборная лодка «Романтик») придется тащить вниз по реке на веслах?

Перед сном решили попить чайку (с маслом, паштетом, рыбкой и мясом, разумеется) – это шестая трапеза за сегодняшний день.

– В позапрошлом году,– сказал Константин Иванович, макая сухарь в кружку со сладким чаем, – работали мы тоже здесь, на Таймыре, вернее в Предтаймырье, к югу от Хатанги, на Котуе. И именно восьмого августа кончились у нас продукты, завезенные с Большой земли. И прежде всего, сухари, вермишель, сахар. Правда, еще с неделю выдавали нам по одной столовой ложке сухарных крошек на человека. А сняли нас, между прочим, только двадцать второго сентября. Вот и посчитайте. Пили мы тогда бульон, мясной или рыбный – чаю у нас тоже не было (не было и табаку, но серьезных курцов, к счастью, в отряде не оказалось), – а заедали бульон котлетами. Ах, как же мы все это время тосковали о хлебе! Очень мы в тот раз легкомысленно отнеслись к покупке продуктов да к тому же еще и в реке утопили половину их – одна лодка у нас на перекате перевернулась. Так что день этот – восьмое августа – долго мне еще помниться будет. Особенно в поле.

9 августа

Если верно говорят, что Арктика – кухня погоды, то ее повар нынче приготовил нечто совершенно невообразимое: очень холодно (длина «хыха» достигает метра), сеет мелкая водяная пыль, туман клочьями лезет даже к нам в палатку, дует довольно приличный «землячок», а на озере страшнейший накат. Тем не менее геологи в маршрут ушли.

Я готовил щавелевые щи из принесенных вчера Константином Ивановичем подарков здешней природы, а Петька, взяв инструкцию по эксплуатации «Ветерка», решил до конца разобраться в этом хитром механизме. Время от времени он громко выкрикивал: «А, так вот в чем, оказывается, было дело!», «Какие же мы все-таки дураки!» или «Да он и не должен был у нас работать!».

В полдень мимо наших палаток прошли две довольно упитанные важенки (самки дикого оленя).

– Да что же они нас совсем ни в грош не ставят! – возмутился Петька. – Давай ухлопаем обеих, чтобы тем двум быкам, что у нас на бугре вялятся, не скучно было.

Петькин игривый тон я не поддержал, и юный полярник сник и больше об охоте не заикался.

К ужину наши геологи опоздали – пришли около десяти часов вечера. Петька кинулся к ним навстречу по кочковатой тундре и с восторгом дотащил до лагеря тяжеленный рюкзак с образцами (пер его метров четыреста).

– Я понял!– гордо завопил он, придя в лагерь. – Я понял, Саша, почему наш «Ветерок» не хотел работать. – И начал, захлебываясь, излагать свои технические гипотезы.

Саша терпеливо выслушал его, тяжело вздохнул и спросил только:

– Издеваешься?

Поздно вечером, когда ветер почти затих, мы с Лешей отправились ставить здоровенную сеть-семидесятку подальше от берега, а заодно решили проверить и обе стоящие сети. С нами просился на рыбалку и Петька, но Константин Иванович настоял, чтобы мы его оставили на берегу: накат на озере все еще силен. Поймали хорошо (трех хороших гольцов, пару муксунков и четырех подчирков) и сеть-семидесятку выставили отменно – «в струнку». Ну, теперь крупная рыба должна пойти вовсю!

Стоило только утихнуть ветру, как на нас сошла (как главная северная благодать) теплынь. Впрочем, гордый Леша заявил, что лично ему совершенно наплевать, тепло ли, холодно ли:

– А мне все равно... Знаете, как я одеваюсь, когда на обнажение иду работать? Значит, так: сперва толстая нижняя рубаха с начесом, потом простая фланелевая рубаха, потом верблюжий свитер, потом куртка-энцефалитка из брезентухи, а поверх всего – меховой полушубок. И мне плевать – в холод не мерзну, в жару не потею.

Весь вечер слушали радиопрограмму «Маяк». Передавали погоду в республиках Закавказья (двадцать семь – двадцать девять градусов тепла), а потом репортаж про уборку персиков в Туркмении.

10 августа

С утра на озере полный штиль, воздух неподвижен, стоит теплынь, и сеет мелкий моросящий дождичек. Эта погода на всех (и даже на железного Константина Ивановича!) навеяла невообразимую лень. В маршрут геологи не пошли. С утра и до обеда всем отрядом лепили пельмени, потом варили и ели их, потом опять лепили, опять варили и опять ели.

Петька был публично уличен начальником Сашей в неимоверно грязных ушах. По грязи они могли соперничать только с его же, Петькиной, шеей. Чтобы развязаться с неприятным разговором на эту тему, Петька (сам!) вызвался идти стирать. Надел брезентовый плащ до пят, резиновые сапоги, взял таз, мыло и полез в озеро. Впрочем, Саша утверждает, что Петьке просто не хотелось вместе со всеми лепить пельмени.

После обеда все (кроме, правда, меня) опять возились с лодочным мотором и после двухчасовых мучений все-таки завели его. Но проработал он всего пару минут, после чего заглох. Потом еще часа два он то заводился, то глох.

– Вот поганец! – возмущается Леша. – Мы же его в Игарке проверяли – работал как зверь. Нет, никакой это не «Ветерок», это скорее «Матерок». Так и предлагаю именовать его впредь.

К вечеру это Лешино предложение было всем отрядом единогласно принято.

А потом опять до глубокой ночи лепили пельмени, варили их и ели. Петька, обычно очень разборчивый и умеренный в еде, просто неузнаваем. На него напал какой-то пельменный жор.

– У тебя, однако, Петька, видать, болезнь открылась, – шутит Саша, – называется «яма желудка».

11 августа

Рано утром, едва разлепив глаза и еще лежа в мешке, Леша сделал заявление:

– Вчерашний день считаю крайне неудачным. Судите сами: в маршрут не пошли; рыбы не поймали; мотор так и не запустили; по сто граммов к пельменям не получили. Потому настаиваю, чтобы вы, Евгений Венедиктович, в своем дневнике вчерашний день окрасили черным цветом.

Нынче стоит отменная погода: тихо, тепло, сквозь тучи изредка прорываются лучи солнца, и потому всем отрядом отправляемся в маршрут. (Возможно, читателю покажется некоторым занудством то, что чуть не четверть моих записей посвящена погоде, – но я же пообещал скрупулезно и правдиво описывать нашу полевую жизнь, а погода в ней едва ли не главное.) Константин Иванович настоял, чтобы все взяли брезентовые плащи, он уверен, что нынче будет хороший дождь.

И вот мы идем пологим склоном холма к предгорьям Бырранга, собирая по дороге грибы, и беседуем.

– Опять лагерь без присмотра оставили, – укоризненно говорит Петька, – а ну как в него нагрянет кто-нибудь?

– Разве что песец, – пожимает плечами Леша, – больше некому.

– Песец нам в палатке дел понаделать столько может, что не дай бог, – вздыхаю я.

– Это точно, – соглашается Константин Иванович. – Помню, как-то на Верхоянье ушли мы вот так же на пару дней в маршрут и лагерь оставили. Приходим, смотрим, вот тебе раз – нам зайцы рацию напрочь из строя вывели: всю изоляцию с проводов обожрали. Причем травы кругом – завались, да и в самой палатке – мука, крупа, соль, – нет, им изоляция по вкусу пришлась...

Только поднялись мы на гребень первого холма (отошли от лагеря не более километра), как начался дождь, который вскоре перешел в настоящий ливень. Мы с Петькой бросились назад, домой (геологи все-таки решили маршрут продолжить), и как же мудро мы поступили! Вода, которой в момент пропиталась вся тундра, по вездеходным колеям хлынула к нашей палатке. Насыпанные нами дамбочки из гравия стали сочиться водой, и уже через час она вплотную подошла к стенкам палатки. Мы с Петькой, схватив тазы, стали таскать щебенку и укреплять наши хилые водозащитные сооружения, при этом Петька все норовил отчерпывать воду лодочным черпаком. Минут через двадцать стало ясно, что эта героическая работа нашу палатку не спасет: вода прибывала со всех сторон. Мы бросили этот мартышкин труд (я имею в виду ирригацию) и стали спасать наше имущество: оружие, патроны, продукты, документы, личные вещи, спальные мешки. Сперва мы пытались все это водрузить на стол, но скоро поняли, что стола нам явно не хватит. Тогда на холме (это самая высокая точка поблизости) я поставил резиновую лодку (предварительно накачав ее), укрепил камнями и сверху накрыл брезентами, увязав их крепко-накрепко веревками. Вот в этот склад мы и начали перетаскивать вещи, продукты и одежду. Часа через три изматывающей работы (все приходилось делать бегом!) мы решили отдохнуть и немного перекусить. На примусе сварили кофе, сделали бутерброды. Между тем вода в нашей палатке уже достигла щиколоток, повсюду плавает грязная посуда (Петька должен был вымыть ее после завтрака – это его прямая обязанность), грибы, пустые и полупустые банки, стельки и (а это вот самое печальное) пачки Сашиного «Беломора» (кроме Саши, никто у нас в отряде, напомню, не курит).

– Прошу в Венецию! – широким жестом пригласил меня Петька к столу.

Мы отобедали, сидя на складных стульчиках, стоящих в воде (слава богу, вода не достигала сидений), а потом вновь приступили к аварийно-спасательным работам.

Когда поздно вечером вернулись из маршрута наши ребята, мы с гордостью показали им результаты своего труда. Ничего у нас существенно не пострадало, кроме девяти пачек «Беломора» (четыре пачки мы выловили из воды – они плавали по палатке, еще пять пачек намокли во вьючном ящике – вода проникла и туда). Вода (она стоит в палатке, но прибывать перестала), хотя кое-где и касается наших раскладушек, но до спальных мешков не достает – у всех внизу надувные резиновые матрацы.

– Вот какие мы герои, – говорит с гордостью Петька, – а если бы не Саша, то и вовсе были бы молодцы.

– А я-то тут при чем? – вытаращил глаза Саша.

– А если бы ты не курил, у нас никаких папирос не было бы и тогда вообще ничего не намокло бы.

– А-а, вон ты про что... Была у меня зимой мысль бросить курить...

– Вот и бросил бы в поле, – не унимался Петька. – Очень это бы для всех было удобно.

– Э-э-э, нет, – сказал опытный Константин Иванович, – страшное дело – курильщик, бросивший курить в поле. Во-первых, характер человека портится до неузнаваемости. Это раз. Далее, ему непременно нужно что-то держать во рту, а еще лучше постоянно что-то сосать: грызть семечки или орехи (а где их возьмешь в поле?!), сосать сахар-рафинад или конфетку-леденец (напасись для него на весь сезон сахару или конфет!). В-третьих же, он начинает обвинять во всех своих тяготах остальных членов отряда... Нет, в поле лучше курить не бросать.

– И пить тоже, – ни к селу ни к городу добавил Леша и привел случай (совершенно не к месту, как мне кажется). – Был у нас один геолог, жуткий пьяница, и рабочим у него был такой же пьяница, а может, и похлеще. Вот вернулись они в Игарку с поля – надо их домой в Новосибирск отправлять. Самолет в два часа идет, а они каждый день уже к двенадцати такие пьяные, что ни «тятя», ни «мама» сказать не могут, – кто же их таких в самолет пустит? Неделя кончилась, вторая идет – каждый день та же история. Тогда мудрый Иван Филиппыч решил пригласить их к себе на осетровую уху. К трем часам. У тех главный вопрос, конечно: «Будет ли к ухе бутылка?» Иван Филиппыч даже обиделся: «Как же можно осетровую уху без бутылки употреблять?» Ну, пьяницы геологи стиснули зубы, не пьют, ухи ждут. Тут-то Иван Филиппыч их домой и отправил – в два часа пополудни.

– Да, – сказал я, – история, полная драматизма.

– Я это к тому рассказал, – продолжал Леша, – что надо бы нам сегодня по стопочке пропустить по случаю успешного спасения лагеря героическими усилиями...

– И просто для сугреву, – добавил Саша.

– Хорошо, – засмеялся Константин Иванович, – давайте выпьем по стопочке перцовки.