Текст книги "Нет билетов на Хатангу. Записки бродячего повара. Книга третья"

Автор книги: Евгений Вишневский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

24 июля

С утра, разбившись на две пары (я с Константином Ивановичем, а Леша с Петькой) и захватив с собой необъятные геологические рюкзаки, отправились мы по магазинам закупать продукты. Причем Леше с Петькой велено непременно достать специй: перцу и горчицы.

– Достанем, – заверил нас Леша, – я тут одну столовую знаю, где перец с горчицей прямо на столах стоят. В крайнем случае просто сопрем – и всех делов!

Саша остался на базе работать в столярной мастерской: он должен заготовить каркасы для наших палаток, а кроме того, сделать из дерева обвязку к нашим резиновым надувным лодкам, чтобы можно было вешать на нее лодочный мотор – в планах Константина Ивановича движение с работой через исток Нижней Таймыры вниз до самого озера Энгельгардта. А вечером, в том самом мерзком водоеме, будем мы испытывать наш лодочный мотор.

Мы с Константином Ивановичем закупили много продуктов: сахара, подсолнечного масла, мешок муки. Причем Константин Иванович все время ужасно волновался, что мои расчеты окажутся неверными и еды в поле нам не хватит. Он каждый раз говорил мне:

– А вы уверены, что нам этого хватит? Может быть, возьмем побольше, а? Пусть уж лучше останется, чем там, в поле, голодать?

Я же успокаивал его, как мог, показывая свои расчеты и уверяя, что имею большой опыт в этом деле (что было чистой правдой).

Как и следовало ожидать, перца с горчицей наши молодые добытчики не нашли, хотя обошли все столовые Игарки.

– Ну вот только вчера горчица на столах стояла, – сокрушался Леша, – а нынче нету. Просто невезение какое-то.

Накупили они с Петькой в основном всяких лакомств: ирисок, леденцов, мармеладу, две килограммовые банки яблочного повидла, сухого молока, яичного порошка (два последних продукта по моей заявке). И еще одна неприятность: в Игарке нет дрожжей – ни свежих, ни сухих. Соль, спички, курево (правда, курит у нас в отряде один Саша), хлеб и вот теперь еще дрожжи будем покупать в Хатанге.

25 июля

Леша, Саша и Петька остались на базе получать снаряжение, а мы с Константином Ивановичем отправились на местную автобазу за бензином и машинным маслом (для нашего лодочного мотора). Отправились на экспедиционном грузовичке, за руль которого уселся собственной персоной Иван Филиппович: получить горючее здесь не так-то просто, и эту акцию Иван Филиппович решил осуществить сам (мы же будем лишь грузчиками).

Тем временем Леша с Сашей отбирали и упаковывали снаряжение, одежду и обувь, посуду, рацию, питание к ней, ружейные и карабинные патроны (оружие у нас еще из Новосибирска), резиновые лодки, сети, веревки, геологические молотки и т. д. и т. п. Петьке выдали список получаемого нашим отрядом имущества, так называемую «арматурку», и он, гордый оказанным доверием, солидно ставил в ней огрызком карандаша галочки.

Как только мы вернулись, Петька тотчас погнал нас на вещевой склад примерять одежду и обувь.

В этот раз экипируют нас почти прекрасно: из обуви, правда, все те же резиновые сапоги, зато всем выделены меховые полушубки, а Константину Ивановичу даже шуба до самых пят, толстые суконные портянки, ватные и меховые штаны на лямках, верблюжьи и собачьи меховые спальные мешки.

В довершение всего Иван Филиппович от щедрот своих выделил нам ящик импортного (голландского) сливочного масла, а также бутылку шампанского (полусухого, новосибирского, правда, производства) и бутылку армянского коньяку (Константин Иванович прознал, что в поле будет мой и, возможно, Петькин дни рождения и шепнул об этом Ивану Филипповичу).

26 июля

Ранним утром на грузовом самолете «АН-26» улетели мы в Хатангу. Железное чрево самолета набили до почти немыслимого предела (с превеликим трудом удалось там разместить имущество четырех отрядов, что будут работать на Таймыре). Я по своему обыкновению почти сразу заснул и проснулся, лишь когда колеса нашей машины коснулись посадочной полосы (спал я на спальных мешках, накрывшись кошмой – все-таки в самолете было довольно холодно), а вот Петька все три часа не отрываясь смотрел на проплывающую внизу тундру.

А Хатанга все та же. Практически никаких изменений со времени моего последнего визита в эту столицу не произошло, а потому от подробных описаний ее воздержусь и отошлю читателя к предыдущим страницам моего повествования.

Поселились мы в том доме, где размещалась раньше и размещается ныне база треста «Аэрогеология». Дом этот, и прежде не блиставший чистотой и исправностью, за эти годы еще более разрушился и обветшал – теперь он просто дышит на ладан, и, если во втором этаже, где живет местное аэрогеологическое начальство, где стоит рация и принимают почетных гостей, хоть что-то похожее на нормальное человеческое жилье имеется, нижний этаж, куда селят бедолаг вроде нас, производит совершенно удручающее впечатление. Прежнего начальника базы, с которым мы имели дело последний раз в восемьдесят первом году (именно тогда я был в последний раз на Таймыре, хотя, к сожалению, дневника тогда не вел), теперь нет – его перевели куда-то на БАМ, но за несколько лет работы он сумел довести базу до такого состояния, что просто диву даешься. Особенно это убожество бросается в глаза после прекрасной базы Ивана Филипповича. Нам выделили в нижнем этаже две комнаты, одна из которых была увешана вялящимися на веревках янтарными гольцами (чьими – неизвестно). В одной комнате мы поставили раскладушки и на них расстелили свои спальные мешки; в другой (той, где вялятся гольцы) устроили склад экспедиционного имущества.

На базе все пьяны. И пьянее всех шофер со всклокоченной черной бородой и глазами, горящими сумасшедшим огнем. Константин Иванович пробовал было договориться с ним о грузовой машине (перевезти наше снаряжение из аэропорта на базу), но тот не понимал даже смысла говоримых ему слов и только нечленораздельно мычал. Тогда Саша, махнув на шофера рукой, сам сел за руль и быстро проделал эту несложную операцию.

Никакого начальства на базе нет – все в поле (может, потому-то тут все и пьяны?). Един во всех лицах лишь радист Виктор Иванович (он-то и пустил нас на постой), который, похоже, сильно мается с похмелья. Он попросил у нас бутылку водки (взаимообразно). Вежливо, но твердо отказали (да у нас и не было этой бутылки).

Обедать и ужинать пришлось идти в ту самую знаменитую хатангскую столовую, описанную мною многократно в предыдущих дневниках. За эти годы она нисколько не изменилась.

В местных магазинах пока удалось купить лишь спичек да курева и, к вящей радости Петьки и Леши, ящик сгущенки (ею буквально завалены все торговые точки). Самое же печальное для меня обстоятельство – нет дрожжей. Мне, правда, посоветовали сходить за ними в пекарню.

В пекарне (я договорился там о двадцати буханках хлеба, но брать их мы будем в самый день отлета, о чем предупредим накануне) с дрожжами тоже напряженка, но мне пообещали дать немного, если не будут возражать в продотделе местного рыбкоопа.

В местном рыбкоопе начальницей продовольственного отдела оказалась наша землячка, которая, узнав, что мы из Новосибирска, обрадовалась нам, как родным. Она тут же позвонила в пекарню, и все вопросы с дрожжами были мгновенно согласованы. Очень настойчиво стала она спрашивать, нет ли у нас нужды еще в чем-нибудь. Я тут же озадачил ее, попросив достать для нас томатной пасты, соусов и специй. Ничего этого в Хатанге, к сожалению, не оказалось, но зато нам были обещаны три килограмма сухофруктов (в магазинах их тоже нет).

За сухофруктами мне пришлось идти на склад. Продовольственные склады – гигантские сараи, крытые гофрированным белым металлом (похоже, алюминием), почти совершенно пусты – за зиму почти все продукты тут подобрали, а суда с продовольствием начнут подходить лишь недели через три-четыре (тогда, видимо, эти сараи будут забиты товаром под самую крышу). Сухофрукты лежали в «крапивном» мешке, одном-единственном, и оказалось их всего пять с половиной килограммов. Чтобы не возиться, кладовщица продала нам все разом и даже с мешком вместе.

В магазине встретил я Льва Васильевича, с которым были мы на Таймыре в семьдесят втором году на горном массиве Тулай-Киряка-Тас (это путешествие описано мною во втором томе моих «Записок»). Был Лев Васильевич со своей неизменной лаборанткой Ирой, которая впоследствии стала его новой женой. Они днями улетают к устью реки Шренк, что впадает слева в великую Нижнюю Таймыру (в истоке Нижней Таймыры будем, напоминаю, работать мы). Они нынче квартируют у топографов, куда на завтра пригласили нас всех от имени хозяев.

Вечером (деление на времена суток, напоминаю, тут чисто условное, поскольку круглые сутки в небе висит полярное незакатное солнце) я пошел на рыбзавод за солью, остальные ребята – на берег реки Хатанги за углем (нам надо взять с собою не менее шести мешков его, потому как без печки у подножия Бырранга обойтись невозможно).

Как и в прежние времена, Хатангский рыбзавод никем не охраняется, и пройти туда беспрепятственно может всякий в любое время суток. Без особенного труда нашел я огромный штабель мешков с крупной посольской (не от слова «послы», а от слова «солить») солью, лежащих прямо под открытым небом («их моют дожди, посыпает их пыль», как сказал поэт). Штабель, правда, уже совершенно окаменел, и отделить от него один мешок мне удалось с большим трудом. Излишне и упоминать, что за все время этой «операции» никто мне не сказал ни одного укоризненного слова и вообще никто не повстречался на пути.

В Хатанге стоит очень теплая (для этих мест, разумеется) погода. И потому полно комаров.

27 июля

Несмотря на то что заявка в авиаотряд на заброску нашего отряда к заливу Нестора Кулика составлена совершенно неправильно и в ней даже отсутствует гербовая печать (а ведь это как-никак финансовый документ!), мы на завтра поставлены в план. (Совершенно непростительная оплошность для такого делового аса, как Иван Филиппович, хотя, может быть, теплые отношения с местным авиаотрядом за все эти годы и «размагнитили» этого делового гиганта.) Дело в том, что у авиаотряда сейчас очень мало работы, а потому они заинтересованы в заказчиках.

Константин Иванович с Сашей идти в гости к топографам отказались. Они решили нынешний день употребить на обсуждение планов будущей работы, а потому и Леше (хотя он и хотел пойти с нами) пришлось остаться «дома». Ну а поскольку мы с Петькой ничего в геологии не понимаем и наше мнение ни по каким вопросам никому не интересно, нас в гости отпустили.

Топографы жили превосходно. Рубленый дом-пятистенок, где помещалась их база, был хорошо протоплен, несмотря на летнюю жару (как-никак Арктика!), до блеска отмыт, заботливо ухожен и битком набит всяким топографическим и геодезическим снаряжением. На небольшом чистеньком дворике стояли два солидных сарая и маленькая уютная банька. Сегодня у топографов банный день. Все уже вымылись – распаренные, с расчесанными бородами и чубами, умиротворенные и притихшие, сидят они за огромным столом в кухне-столовой. Нам тоже предложили попариться (банька еще не простыла), но мы с Петькой от этого удовольствия отказались – только вчера мы парились в роскошной бане Ивана Филипповича в Игарке. Вместе с хозяевами за столом сидят Лев Васильич (тоже распаренный и умиротворенный) и несколько геологов из ВСЕГЕИ [40]40
  ВСЕГЕИ – Всесоюзный геологический институт.


[Закрыть]и Севморгео (бывшего НИИГАА [41]41
  НИИГАА – Научно-исследовательский институт геологии Арктики и Антарктики.


[Закрыть], я уже рассказывал об этом институте на страницах своих дневников); одного из этих геологов я как-то даже здесь же, в Хатанге, кормил обедом, и он (этот геолог) тотчас вспомнил и меня, и тот обед.

Пока накрывали на стол, мы с Петькой отправились бродить по дому. Дом как дом, ухоженный деревенский очаг жизни, который хозяева любят и почитают. Стоят повсюду раскладушки со спальными мешками, некоторые покрыты цветастыми пледами; на стенах карты, где флажками обозначены места работы отрядов; развернутая рация, рядом с нею вахтенный журнал и наушники; на гвоздях, вбитых в стены, висят меховые куртки, ватные штаны на помочах, шапки-ушанки, негнущиеся брезентовые плащи; в углу стоят ружья и карабины. Петька хотел было сунуть нос в вахтенный журнал, но я шуганул его из радиорубки, и он, обидевшись, ушел на кухню.

Как водится, после бани и со встречей выпили водочки и коньяку (все, кроме, разумеется, Петьки). За столом хлопочет хозяин Виктор Терентьевич, круглолицый здоровяк с большой, аккуратно подстриженной бородой. На столе – оленина, тушенная с черносливом, малосольные гольцы, маринованные огурцы и помидоры (венгерские, из банки) и какой-то диковинный закарпатский охотничий салат (тоже консервы).

– Уж больно сильно в нынешнем годе у нас рыбнадзор лютует, – сокрушается Виктор Терентьевич, накалывая ломтик янтарного гольца, – меня на прошлой неделе, однако, тыщи на четыре нагрели. Понагнали этого рыбнадзору, не поверите, аж из самого Гурьева, вот откуда! Один перелет сколько стоил!

– Да ведь здешний-то рыбнадзор вам, поди, друг, товарищ и брат за столько-то лет, а? – засмеялся Лев Васильевич и похлопал хозяина по плечу.

– Ну, мы столько раз их выручали и транспортом, и горючкой, и запчастями...

– Погодите, – удивился я. – Какой же рыбнадзор кого и как может поймать на этих безбрежных просторах?

– Никого на точках-то, конечно, не поймаешь, да и дорого это: никакими штрафами расходов не перекрыть, – согласился Виктор Терентьевич. – Да они никуда и не летают, сидят здесь, в Хатанге, и просто встречают отряды, возвращающиеся с поля.

Проверяют содержимое вертолетов да знай себе штрафы выписывают...

– Особенно когда отряды с рыбных мест летят: с Ленивой, с Усть-Таймыра, с устья Шренка, с Гольцовой... – перечислял опытный Лев Васильевич.

– Нет, с Гольцовой встречать отряды бесполезно, – махнул рукой геолог из Севморгео, – там лучшие рыбные улова высший генералитет уже лет десять как облюбовал, на военных вертолетах маршалов да ихних сынков возят туда рыбачить. Бывал я в тех местах – все у них там по высшему разряду оборудовано и даже специальная рота солдат эту рыбалку обслуживает. И что удивительно, десять лет выгребают оттуда гольцов, да каких – пуда по два, по три да поболее, а все равно река не скудеет...

– А чего ей скудеть? – пожал плечами Виктор Терентьевич. – Химию в воду там не льют, нерестилища не гадят, а простой рыбалкой Таймыр так просто не разоришь.

– Тем более ловят-то сетями, – встрял молчавший до того топограф, – а сеть для рыбы вещь безвредная и, главное, калибровочная: если ячея крупная, рыба сквозь нее свободно идет, а если, наоборот, слишком мелкая, рыба от нее, как от стенки отскакивает. А запутывается только та, что точно по размеру...

– Но не дай бог сеть ту упустить – вот тогда уже она погибель всему живому, что в реке, что в озере... – задумчиво сказал геолог из ВСЕГЕИ. – Рыба, та, что в нее попалась, сдохнув, начинает разлагаться и, пожирая кислород из воды, убивать в округе все, что дышит. И этот плавучий гроб носится в воде, набиваясь до отказа все новыми и новыми жертвами.

– Не-ет, – решительно сказал Петька, – уж мы-то на озере ни за что сетей терять не будем.

– Смотри, дорогой, – усмехнулся геолог из ВСЕГЕИ, – на тебя только и надежда.

Когда мы вернулись в наше общежитие, то никого из нашего отряда там не застали: все ушли в местный дом культуры смотреть боевик «Среди коршунов» (что-то про индейцев). Не дожидаясь их, улеглись спать: завтра рано вставать, завтра вылет, завтра будет, скорее всего, большой и трудный день.

Стоит все та же теплынь, но поднялся хороший ветерок, и все комары исчезли.

28 июля

Как и следовало ожидать, поднявшийся вчера ввечеру ветер принес непогоду: резко похолодало, низкие тучи закрыли все небо, из облаков сыплется наземь мелкая водяная пыль, дует резкий сильный и промозглый ветер.

Встали очень рано – в половине шестого. Константин Иванович сбегал в аэропорт и узнал, что рейс для нас будет выполняться в восемь утра – погода на пределе, надо быстрее вылетать, пока она не испортилась окончательно. Сегодня, как ни странно, протрезвел шофер. Он сам в семь утра вышел во двор и уселся на приступочку своего грузовичка, ожидая нашей команды. Быстро, в два приема, перевезли наше снаряжение в аэропорт и сразу же начали грузить вертолет «МИ-8» (сейчас в авиаотряде старичков «МИ-4», возивших нас на Тулай-Киряке-Тас, уже не осталось). Петька в вертолете полетит первый раз в жизни, и все ему там ужасно интересно.

Летели очень долго – часов около трех. Ветер сильно раскачивал машину, да и лететь пришлось довольно низко – плотные ватные облака, укутавшие все небо, прижимали нас к земле. Страшновато и весьма неуютно.

И вот оно под нами – великое озеро Таймыр. Я уже писал, что во многом аналогично оно великому Байкалу: так же с юга, запада и востока впадает в него неисчислимое количество рек, речушек и ручейков; так же подпирает гигантскую массу воды горная система: здесь это горы Бырранга (аспидно-черные со снежными прожилками скалы, которые мы видели с вершин Тулай-Киряки-Тас, и совершенно соглашались тогда с повериями нганасан, что именно там, в Бырранга, расположен ад – ладно, нынче и посмотрим); так же вытекает из этого великого озера одна-единственная река – могучая Нижняя Таймыра; так же чисты и вкусны воды грандиозного водоема; так же кишат они рыбой, птицей и зверем (деликатеснейшими, между прочим!); так же царят здесь красота и величие. Есть, впрочем, и много различий: вокруг Байкала стоит тайга, в воду смотрятся могучие сосны и кедры, здесь же – тундра, ни деревца, ни кустика, только мхи, да и то не везде, а чаще – лишайники; на Байкале часто бывают тишь и безветрие (за исключением, правда, тех случаев, когда налетают всякие там баргузины и прочие экзотические ветра), здесь же почти всегда волнение, в таймырские воды, как в зеркало, не поглядишься. Впрочем, хватит сравнений – наш вертолет уже уселся на галечную косу по правому берегу залива Нестора Кулика. Летчики торопят нас с выгрузкой и сами помогают: погода продолжает портиться, и они торопятся домой.

И вот мы остались одни. Первое и главное наше дело – поставить дом (палатку, и непременно с печкой). Затем по возможности – разобрать и укрыть все снаряжение. И поскорее приготовить ужин (непременно горячий и чаю, огненного чаю!). Если останутся время и силы, неплохо бы поставить сеть (хотя бы одну), а для этого надо разыскать ее в наших баулах и тюках, и вместе с нею – резиновую лодку, надуть ее (слава богу, сеть я снарядил еще в Хатанге), придумать якорьки и, главное, выставить снасть в этакий ветрище.

Палатку (всего одну) ставили более двух часов под сильным ветром и намучились страшно. Место выбрали низкое, за двумя пологими буграми, чтобы не так чувствовались эти выматывающие всю душу ветра. Низина эта в некотором смысле рукотворная: лет, должно быть, пять—семь назад работали здесь на вездеходах какие-то отряды, и вездеходный след, размываясь водами, опускался все ниже и ниже к каменному основанию тундры, вот и образовалась эта низинка, по которой бежит теперь бойкий и довольно полноводный ручеек (мне это удобно: не нужно далеко ходить за водой). В крыше нашей палатки вырезана большая квадратная дыра – в ней мы закрепили кусок жести, сквозь который будет торчать труба железной печечки. Саму же печь установили на основание из крупного галечника и прочно прикрепили проволочными растяжками к деревянному каркасу палатки. Петька попробовал затопить ее, сунув пару щепок, но дым почему-то пошел не на улицу, а в палатку, и отопительный эксперимент пришлось отложить: сперва все установим, а уже потом займемся печкой. По периметру нашей большой семиместной брезентовой палатки поставили пять раскладушек (моя – у самого выхода, рядом с печкой), на них положили надувные матрацы, поверх – спальные мешки. Посреди палатки, рядом с центральным столбом, поставили раскладной стол и раскладные же стулья. Рядом со своей кроватью я расставил мешки и ящики с обиходными продуктами.

– А что, палатку всего одну ставить будем? – спросил я.

– Одну, сейчас, дай бог, только устроиться, сейчас не до роскоши, а там видно будет, может, и еще одну поставим, – сказал Константин Иванович. – Кстати, – обратился он к Саше, – у нас еще палатки есть?

– По-моему, есть у нас еще одна маленькая, двухместная, – пожал плечами Саша, – а может, и нет, не помню.

– Неуютно без запасной палатки-то, – поежился я. – Не дай бог, случится что, все-таки не в Крыму.

– А что может случиться? – поинтересовался Петька.

– Там увидишь, – пообещал Саша.

Сети все-таки поставили, и даже две: сороковку и тридцатытятку (это размер ячеи), использовав в качестве якорей бутылки с прибрежным песком. Ставить сети в такой ветер было почти подвигом. Поставили их поначалу очень неудачно, а когда выравнивали, то увидели, что в дели уже сидят пять рыбин (два чира и три сижка).