Текст книги "Господин следователь. Книга десятая (СИ)"

Автор книги: Евгений Шалашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 4
Пролом в крыше

– Ваше высокоблагородие, Иван Александрович, вам-то зачем лезть? – с тревогой и недовольством спросил пристав Ухтомский. – Сейчас человека пошлю, слазает, дыру замерит, все скажет.

Я только пожал плечами, посмотрел на старика удивленным взглядом – мол, как это без меня? – и взялся за перекладину. Проникновение совершено через крышу, надобно лично осмотреть. Посмотреть, пощупать, а не то, знаю я этих торгашей. Вдруг никакой кражи нет, а есть попытка получить страховку?

Сегодня ночью ограбили лавку купца Тугулукова. Чисто формально, с точки зрения закона, если похищение собственности совершено тайно, то это кража. Но купец, примчавшийся в полицейский участок ни свет, ни заря, орал, что его именно ограбили! Приказчик, открывший лавку с утра обнаружил, что внутри хозяйничал посторонний – кое-что из товаров пропало, люк, ведущий на чердак открыт, в крыше зияет дыра! Значит, преступник (или преступники)проникли в помещение сверху.

Центральная часть города Череповца застроена, в основном, двухэтажными зданиями. Первый этаж каменный, где располагалась лавка, второй жилой, деревянный.

Впрочем, имелись и одноэтажные здания – и лавки, и жилые дома. Лавка купца Тугулукова как раз и была одноэтажной. Здание, кстати, одно из самых старых в городе, год постройки едва не начала века. Построена основательно, крыша покрыта железом. Двери на ночь запирались, витрины забирались ставнями.

И лавка одна из самых богатых, потому что там продавалось оружие, патроны, и все, что потребно рыболову-любителю. Да, а еще всякие перочинные ножички. Помню-помню, как титулярный советник Виноградов украл на ярмарке сундучок с красивыми ножичками и пытался продать их купцу за сто пятьдесят рублей. Но, мало того, что украл, так попытался еще и меня подставить.

Но это все лирика, отстраненные воспоминания. А пока – «опергруппа, на выезд», что на практике означает – в лавку отправляется младший городовой, осматривается, на всякий случай материт приказчика (владельца материть не по чину), чешет репу и возвращается в участок. А там уже чешет репу сам пристав – нужно ли сообщать о случившемся судебному следователю, или нет? Не стоит ли вначале доложить господину исправнику, а уж главный начальник сообразит – вытаскивать ли Чернавского или рано? Потом решает – сообщать нужно. Значит, посылают за мной. Коляску не отправляют – у нас все в шаговой доступности. Пока лошадь запрягаешь – сам добегу.

Ухтомский думает – сколько ему человек с собой брать? Выбор-то не слишком большой – народ в разгоне или отсыпается дома. Значит, пристав отправляется сам, прихватив с собой пару человек.

Пока я собираюсь, они уже выдвигаются на позиции и начинают подворовой обход. Или стоят и ждут распоряжений судебного следователя.

И вот, наконец-то являюсь и я, собственной персоной (собирался минут десять, шел еще столько же), и для начала выгоняю из помещения и пристава, и городовых, и приказчика, а заодно и купца (тот что-то вякает – мол, надо товар проверить). Они, паразиты, уже и так мне все следы затоптали, а я и за эксперта-криминалиста, и за служебную собаку.

В общем – пошли все нафиг, пока я сам все не осмотрю, не обнюхаю, никому не лезть! И список украденного, вместе с оценкой ущерба, господин Тугулуков потом составит, попозже.

Осмотрел, зацепиться не за что. Если преступник вошел откуда-то сверху, значит, и я пойду тем же путем.

Когда поднимался услышал, как пристав вполголоса жалуется Спиридону Савушкину.

– Брякнется, с меня потом шкуру снимут.

– Чего это он брякнется-то? – заступился за меня Спиридон, недавно официально назначенный помощником Ухтомского, сдавший недавно экзамены на первый чин. Приказа нет, поэтому Савушкин пока ходит с погонами унтер-офицера, но скоро, надо думать, получит свой просвет и звездочку. Я его уже именую Спиридоном Спиридоновичем (ну почему такие имена-то некруглые?) и на вы. Пусть привыкает.

– Иван Александрович трезвый, а ухватистый, так покруче меня.

– Ухватистый-то ухватистый, да только вся крыша мокрая.

– Так невысоко тут падать, один этаж.

– Ага, невысоко. Он-то ничего, навернется (пристав сказал другое слово), не убьется, а у него девки… барышни, то есть, вредные, живьем сожрут на старости лет, – пробурчал пристав, а Спиридон Спиридонович хохотнул с пониманием.

А Ухтомский-то хорош гусь. Я решил, что старый хрыч, служака, то есть, обо мне переживает, а он боится, что его вредные девки сожрут. Анька – это понятно, эта может, но Леночка-то когда в эту категорию успела попасть? Милейшая барышня, учительница. Надо будет сказать, посмеемся вместе.

От смеха едва не поскользнулся – хватался за край крыши, а она, собака такая, вся мокрая. Лучше с крыши не падать. И авторитет пострадает, и здоровье. Авторитет важнее. Мало мне полена и печки, которую я затопил не открыв заслонку, станут падение с крыши поминать.

Этаж-то у этого дома один, только дом высокий. По меркам двадцать первого века – высота метров в семь, а это два в этажа[1].

Так, а я уже и на крыше. Тут есть поребрик, есть за что зацепиться, а что у нас дальше? А дальше дыра. Или отверстие?

Как бы написали в ориентировке в мое время? Написали бы так – «из лавки купца второй гильдии Тугулукова, методом пролома в крыше, неустановленными лицами[2]… похищены товары…». И перечисляем количество, указываем, что сперли. И сумму, на которую украли.

Черт бы побрал моего коллегу – трудовика, постоянно талдычившего в учительской, что дыра, она у нас, а отверстие либо в детали, либо в стене. Путайся теперь.

Значит, это у нас отверстие, размером – в длину четыре вершка, в ширину два. Или другие цифры? Четыре на два маловато. А чего голову-то ломать? Отверстие соответствует куску кровельного железа, снятого с крыши. И где этот кусок?

Отойдя к краю крыши, спросил:

– Антон Евлампиевич, там нигде железо не валяется?

– Сейчас посмотрим, – в один голос заявили господа полицейский и пошли искать.

– Есть! – радостно завопил Спиридон, обнаружив кусок кровли в пожухлом кусту крапивы.

– Бери его, отложи в сторонку, это у нас вещдок, – приказал я, снова подходя к отверстию.

Кому этот вещдок нужен, пока не знаю. Но заберу с собой. Измерю своей линейкой, уточню. А купец пусть дыру, отверстие, то есть, досками заколачивает.

Крыша покрыта кровельным железом, уложенным… На что кладут? Как называются деревяшки? Стропила? Да, они самые, а между ними деревянная обрешетка. Уточню.

Так, что еще интересное? Оказывается, куски кровельного железа не гвоздиками к стропилам прибивают, как я считал, а загибают и закрепляют медными треугольничками. Для раскрытия дела это значения не имеет, а вот для расширения кругозора – вполне-вполне. Вдруг пригодится?

Значит, для того, чтобы снять лист железа, понадобился инструмент. Снять треугольнички, разогнуть сгибы. Сняли листок, а потом… Судя по всему, обрешетку сначала подтесывали топором, а потом перепилили. В результате и получился лаз, ведущий с крыши на чердак.

Ишь ты, кто-то хорошо подготовился. И топор с собой взял, и пилу. А пассатижи или клещи нужны? Пожалуй, отжать треугольники можно лезвием топора.

Рассматривая отверстие, поймал себя на том, что меня что-то беспокоит. Что-то не так. А что именно?

Елки-палки, так на крыше сижу! А ведь я высоты боюсь.

Вспомнив, что у меня имеется фобия, стало страшно. Как это не свалился? Надобно срочно спускаться. А как? Обратно к краю я не пойду, страшно. Какого… я сюда вообще полез?

Не мудрствуя лукаво, спустил одну ногу, потом другую и полез в пробитое злоумышленником отверстие. Опасался, что высота окажется большая, но ничего, приземлился на обе ноги, не застрял.

Конечно, стоило сначала прикинуть – а куда же ты лезешь? А умный человек пошел бы на чердак другим путем – поднялся по лесенке, открыл люк. Но следователи не ищут легких путей! Зато я теперь уверен, что похитителей было двое, как минимум. В одиночку не справиться. Один стоял внизу и передавал краденое подельнику, который оставался на крыше. Какое именно я пока не знаю, но это в данном случае неважно.

Не исключено, что злодеев было не двое, а трое. Кто-то должен был и на шухере постоять. Лавка на Воскресенском проспекте. Ладно, дело творили ночью, заходили со стороны двора, но, все равно, кого-то оставляли на стреме.

Чердак, света здесь маловато, но кое-что разобрать можно. Например – птичий помет, устилавший пол ровным слоем (селитру не пробовали добывать?), а еще разную рухлядь, вроде сломанных ящиков, старого прилавка, какие-то толстые журналы (может, антиквариат?), а еще… Шарфик. Вязаный. По краям горизонтальные красные полосы, по центру – желтая. Желтая пошире, красные поуже. Напоминает флаг какой-то страны. Точно, испанский. Хрен с ними, с испанцами, но находка явно выбивается из общей картинки.

Шарф ручной вязки (а что, уже имеется машинная?), не слишком новый, но лежит здесь недавно. Вон, даже птички на него не успели покакать. Лежал бы он тут давно – нитки бы выбелились и пах сыростью. А этот?

Подавляя брезгливость, поднес шарф поближе, понюхал – пахнет табаком – но, так, слегка. Не факт, что владелец курит, шерсть табачный дым быстро впитывает. Еще какой-то душистой дрянью. Ежели этот шарф не купец или не приказчик оставили на чердаке, значит, его потерял кто-то из воров. Однозначно, что преступник не крестьянин – у этих вязаные шарфы не в ходу, для купеческого сословия выглядит непрезентабельно, не чиновник (нашему брату шарфы разрешается однотонные носить, под цвет шинели), офицеры вообще без шарфов ходят, значит, кто-то из мещан.

Ага, глубокая мысль. Можно подумать, что я и так бы до этого не додумался. Тьфу ты, опять тавтология.

Шарф с места преступления, оставленный потенциальным злоумышленником – улика хорошая. И что это мне даст? Служебно-розыскных собак еще не завели, тест на следы ДНК тоже не додумались делать. Если только выяснять методом опроса. «Чей туфля?» Пройтись по городу? Но даже такая улика лучше, чем ничего.

Я аккуратно сложил шарф и убрал его в карман шинели. Пусть лежит, потом подумаю, как использовать.

А вот теперь надо спуститься вниз. А люк зачем-то закрыт с той стороны. Чего его теперь закрывать, если все случилось?

Постучал, потянул люк на себя, тот отворился, а внизу стоят мои коллеги – господа полицейские. Спрашивается – а кто разрешал внутрь входить? Ладно, ругать не стану, если бы не зашли, пришлось бы опять, через отверстие в крыше выходить.

– Нашли что-нибудь? – поинтересовался Ухтомский. Как мне показалось – довольно ехидно. Смерив взглядом пристава, ответил очень неопределенно:

– Пока не знаю, нашел или нет. Кое-что надыбал.

Пристав, заслышав очередное непонятное слово, сделал брови домиком, а я осмотрел внутреннее помещение. Бывал здесь несколько раз. Прилавки, витрины горизонтальные и вертикальные. Для лавки, в которой случилась кража, все выглядит слишком прилично. Грязь на полу, нанесенная не то преступниками, не то самим купцом и полицейскими – ерунда. Не то, чтобы помню – как висят ружья на стенах, что там с прилавками, но чисто внешне все выглядит прилично. Ничего не раскидано, в витринах стекла не разбиты. Вон – «Смит и Вессон» лежат, четыре штуки, «бульдогов» парочка, еще что-то огнестрельное, да еще и украшенное. Навскидку – здесь рублей пятьсот, не меньше. Ружье английской работы. Вроде, Литтенбрант про такое говорил – мол, сто рублей. Нашенские, похуже, но все равно – рублей по пятьдесят, худым концом. И перочинные ножички с перламутром – радость подростков, на месте, а каждый стоит хорошие денежки – по рублю, а то и по три. Спрашивается – почему не взяли? И что же через дыру вытаскивали?

Хм… И что мне писать в Акте осмотра? Типа – все нормально, лавка в порядке, зато в крыше дыра?

Перевел взгляд на Тугулукова, спросил:

– Валериан Николаевич, что похищено?

– Всю кассу сняли, а там выручка за неделю, – хмуро отозвался купец. – Я вчера не приезжал, в отъезде был. – Посмотрев на приказчика, отиравшегося за его плечом, спросил: – Андрюшка, сколько денег было?

Андрюшка – парень лет двадцати пяти, в красной жилетке и белой рубахе навыпуск, немедленно отозвался:

– Пятнадцать тысяч бумажками и серебра на три тысячи.

Восемнадцать тысяч за неделю? Выручка – это не чистая прибыль, но все равно, не так и плохо, с учетом, что время для торговли не самое лучшее – навигация еще не закрыта, но пароходов почти нет, а санный путь по Шексне не проторен. И дождь уже неделю льет. Это вам не за хлебушком ходить, а за ружьем. В непогоду не каждый потащится.

Спрашивать – почему выручка не сдавалась в банк бессмысленно. У Тугулукова, как и у всех прочих купцов, свои порядки. Кто-то в банк несет, кто-то домой, а кто-то прямо в лавке хранит. Двери здесь крепкие, ставни на окнах надежные, а вот про крышу никто не подумал.

– Где касса? – поинтересовался я.

Вместо ответа купец подошел к прилавку и выдвинул из него два ящика – оба поделены на секции. В верхнем, там где секции помельче, хранилась «разменка» – вон, медные пятаки и прочие монетки остались на месте – побрезговали, а все серебро выгребли. В нижнем – бумажные деньги по номиналам, и серебряные рубли. В смысле – должны там они быть, а на данный момент отсутствуют.

Ключи к замкам не подбирали, их просто выломали. Ничего сложного всунуть лезвие ножа или топора в щель, а потом нажать посильнее. Я тоже так сумею. Замки сломали, ящики вычистили и вставили обратно. На полу валяется несколько щепочек, в глаза не бросаются.

– А ключи у кого? – зачем-то спросил я.

Теперь уже без разницы – у кого ключи. Просто, у меня выпадает один из явных подозреваемых – приказчик. Вот, если бы замок не сломали, а отперли, все бы стало ясно. Но сломан замок, открыт ли, приказчик все равно под подозрением.

– Ключи у меня, и у дяди Валериана, – сообщил приказчик, заработав недовольный взгляд купца. Правильно – не след поперек хозяина отвечать.

Дядя Валериан? Типа – племянник у дяди работает? В принципе, так обычно и бывает, что в лавке трудятся близкие родственники купцов. Так и надежнее, да и для молодежи полезно перенимать опыт старших. Прежнего приказчика помню – он помогал как-то в деле о смерти артистки. Куда-то пропал. Мог уволиться, мог и на повышение пойти.

– Значит, украдено восемнадцать тысяч рублей? – уточнил я.

– Если бы… – фыркнул купец. Подойдя к дверце – не то кладовка, не то подсобка, резко открыл ее. – Вот, полюбуйтесь.

Да, какая-то комнатенка, с полками вдоль стены. И, что характерно – пустыми.

– Вот ведь, б… этакая, – матюгнулся Тугулуков. – Все вынесли…

– А что здесь было? – полюбопытствовал я. – Оружие? Боеприпасы?

– Шубы тут были, а еще меха.

Купец добавил длинную фразу, которую вычеркнет любая цензура, поэтому я благоразумно ее не упоминаю. В пересказе на общедоступный язык, Валериан Николаевич желал коварным похитителям заполучить все краденое в одно место, а иначе он сам это сделает, но иным способом.

– Шубы и меха? – слегка удивился я. У наших купцов нет какой-то жесткой специализации, но Тугулуков славился тем, что он торговал по уезду именно охотничье-рыболовными товарами. Плюс еще револьверами.

– Нынешним летом в Тотьму ездил, там и купил, – пояснил Тугулуков. – В Тотьме соболь дешевый – по сто рублей шкурка, и шуба соболья тысячу рублей стоит. Двадцать шуб прикупил из соболя, да шкурки – сто штук. Хотел на ярмарке распродать, москвичи с лапочками бы взяли.

Хм… А в Тотьме соболя промышляют? С каких это пор? А, так там же связь с Сибирью еще с 16 столетия налажена, поэтому мех дешевле. Ярмарка у нас в декабре, через месяц. Разумно пока меховой товар попридержать, а там и продать. Понятно, что не с лотка, а тет-а-тет. Но это уже купец сам провернет, ходы-выходы знакомы.

Значит, посчитаем. Соболья шуба… Я своей бывшей квартирной хозяйке привез соболя за тысячу рублей, но шуба маменькина, два года ее носила. А новая стоит не меньше 3 тысяч. Двадцать шуб, да если по три тысячи (это минимум!) – шестьдесят тысяч. Соболья шкурка не меньше двухсот рублей. А уж за сколько ее москвичи возьмут – не могу сказать. Значит, пропажа на восемьдесят тысяч рублей. Ни хрена себе! Мне за такие деньги лет десять книги писать.

Да, еще восемнадцать штук наличкой. Получается, умыкнули у Тугулукова почти сто тысяч. На такие деньги можно уехать во Францию, купить там поместье, да и жить припеваючи до конца своих дней. А если поменять на золотишко, положить в банк – лучше швейцарский, то и детям останется. Про внуков не скажу, но у меня пока и детей-то нет.

Где там мой друг, господин исправник? Ему бы полагалось сюда мчаться на всех парах. Кража на сто тысяч!

Я подошел к дверце, посмотрел, потрогал. Замок навесной, а пробой хлипкий, дерево старое, подъеденное жучками. Замок не взламывали, а попросту выдернули вместе с пробоем. Даже фомка не нужна, топора хватит.

Купцы, блин. Да у меня в сарайке, в котором Манька живет, и пробой надежней, и замок круче. Впрочем – моя коза стоит дороже, нежели какие-то соболя.

[1] Автор подтверждает, что падать с крыши такого дома неприятно. Испытал на себе, когда скидывал снег с крыши (времена студенческие, а стипендии постоянно не хватало). Ладно, что упал в сугроб.

[2] Следователь Чернавский, по своей наивности не знает, что в современной ориентировке написали бы «неустановленным лицом», потому что при возбуждении уголовного дела следователю, сидевшему на «глухарях», пришлось бы открывать дело о краже, «совершенной группой лиц» т.е. по более тяжкой статье. Но следователь откроет ее по «неустановленному лицу». Вот, ежели «уголовка» отыщет этих лиц, начнется работа по доказыванию вины, тогда можно дело переквалифицировать на более тяжкое.

Глава 5
Розыскная собака

Приказчика, являющегося племянником Тугулукова, я пока не вычеркнул из списка подозреваемых. Родственные связи штука хорошая, но даже из своего скромного опыта в должности следователя знаю, что это не мешает не то, что обокрасть родственника, а даже его убить. Увы и ах.

Умные люди воровали. Оружие с боеприпасами не взяли, а вот меха… Оно понятно. Это и укрывать легче, и сбывать проще. И совершили кражу лица, осведомленные о кладовке с богатством. А еще – знающие, куда эти меха сбыть. Доведись до меня – куда я дену такую уйму товара? Скупщиков краденого я не знаю, да и не пойду к скупщику. Нужен кто-то, кто даст приличную цену. Так кто-нибудь из купцов и купит. Только не из наших, а из иногородних. А у нас ярмарка на носу.

Вычеркну приказчика лишь тогда, когда настоящих преступников разыщем. Значит, надо работать.

Оставив пока купца с племянником посмотреть – не пропало ли что-то еще, мы вышли во двор.

– Антон Евлампиевич, поднимай народ, – велел я приставу. – Для начала пусть кто-нибудь на почтовую станцию смотается, проверит – нет ли кого подозрительного с мешками. Подворовый обход, само-собой. Ну, а там поглядим.

Ухтомский и без меня знает, что ему делать, когда похищено товаров на сто тысяч, но нужно же поиграть в начальство. Пристав кивнул Савушкину, собираясь забрать его с собой, но я это пресек. Мне тоже может полицейский понадобится.

– Помощника мне оставь, – попросил я. – Пусть будущий коллежский регистратор на свою должность стажируется. Да, Антон Евлампиевич, пока не ушел… Не скажешь – имеются в городе собаки, способные след брать?

– След брать? – переспросил Ухтомский. – Это как, навроде охотничьих?

Служебно-розыскные собаки в российской полиции пока неизвестны, кинологической службы тоже нет, но то, что собаки умеет брать след и отыскивать что-то по запаху – общеизвестный факт.

Призадумавшись на пару минут, старик покачал головой:

– Даже не знаю, что и сказать. Охотники-то в городе есть, но с собаками мало кто дело имеет. Трудно их и содержать, и соседи все время жалуются. Те, кто собачью охоту любит, они в имениях проживают, зачем им город? Вот, разве что у предводителя дворянства господина Галльского борзые имеются, У кума вашего, Литтенбранта, легавые, но про то вы и без меня знаете.

Легавых у своего кума я видел, но из-за своей бестолковости не знаю, умеют ли они находить потерянное? Или только на утку натасканы? Да и глупо ехать в Нелазское. Туда-сюда получается часов шесть, уже и след простынет.

– Ваше благородие, а вы про собачку бухгалтера позабыли, – вмешался Савушкин. – Он хвастался как-то, что у него собака на медведя может ходить. И все, что угодно унюхать сможет. Собака здоровая, но что за порода никто не знает.

– Бухгалтер, который из уездного казначейства? – нахмурил брови Ухтомский.

– Так точно, – кивнул помощник пристава. – Надворный советник Прилежаев.

– Да какой из него охотник, тем более на медведя? – презрительно хмыкнул Ухтомский и пояснил: – Полежаев за всю свою жизнь на охоте ни разу не был. Бьюсь об заклад – он из ружья в корову не попадет с пяти шагов, а не то, что в медведя. Сидит у него собака на привязи во дворе, орет по ночам, вот и все. Лучше бы дворнягу завел – те умнее.

– И жрет она много, едва ли не по четверти телячьей туши в день, – поддакнул Савушкин. – Знаю, приезжал как-то к Полежаеву из уезда граф Комаровский – он, говорят, охотник знатный, как раз на медведя ходит. За собаку сто рублей предлагал, а Полежаев уперся – мол, самому нужна.

– А в чем тогда дело? – хмыкнул я. – Спиридон Спиридонович, отправляйся-ка к этому бухгалтеру, веди его сюда вместе с собакой. Авось, понюхает одну вещичку, и приведет. В смысле – не бухгалтер понюхает, а собака. Ну, вы поняли.

Я вытащил из кармана кусочек шарфа, осторожно показал полицейским.

– На чердаке нашел, – пояснил я. – Не похоже, что приказчик оставил. Пусть бухгалтер собачку везет, попробуем. В конце концов, что мы теряем?

– Бухгалтер-то надо сказать дерьмо порядочное, – скривился пристав. – Законы знает, может и отказать. Скажет – с чего это он должен полиции помогать? У него своя служба – налоги с уезда собирать, деньги считать. И чин немаленький.

– А это мы оставим Спиридону Спиридоновичу, – улыбнулся я. – Он у нас человек умный, язык подвешен. Авось и сумеет бухгалтера убедить оказать полиции посильную помощь. Шибко давить не надо, но городовой может не попросить, а потребовать, чтобы подданные империи оказали содействие.

Не стал брать на себя еще и эту обязанность. У меня вообще задача доказывать факт совершения преступления, а розыском должна полиция заниматься. Ну, если у Спиридона не получится, придется мне ехать, убалтывать.

Отправив полицейских по делам, принялся заниматься рутиной. Требуется для начала принять жалобу от потерпевшего, сделать Акт осмотра места происшествия (хорошо, что на крышу я уже слазил), допросить и хозяина, и приказчика. Еще составить подробный список похищенного, желательно с приметами. Абрютину список губернатору посылать. Эх, бедный наш телеграф. И я тоже бедный. Впрочем, какие-такие приметы у шуб и выделанных мехов? Уточню цвет, передам списком.

Но для начала поговорю с родственниками без занесения в протокол.

– Валериан Николаевич, говорите, вы вчера весь день отсутствовали? И за вас оставался приказчик? – уточнил я.

– Именно так, – кивнул купец. Посмотрев на меня, спросил: – Ваше высокоблагородие, не возражаете, если я рюмочку пропущу? Нехорошо мне. Такое чувство, словно в душу насрали.

– Пропустите, – не стал возражать я.

Понимаю. Это для меня лавка только абстрактное помещение, где случилась кража, а для Тугулукова – второй дом. Или третий-четвертый? Сколько у него лавок? Впрочем, неважно, все равно неприятно.

Купец полез вниз, под прилавок, вытащил из-под него бутылку и граненую рюмку. Посмотрев на меня, предложил взглядом – дескать, будешь? но я покачал головой, изобразив – служба, дескать. Оба приличия соблюли – он предложил, а я, хоть и отказался, но не из-за тщеславия – мол, не по чину с купчиками пить, а из-за служебного радения.

Валериан Николаевич выпил, занюхал рукавом (а к чему закуска из-за одной рюмки?), малость повеселел. Так настоящий купец и не должен унывать. Ну да, профукал почти сто тысяч, но плакать не стоит, надо думать, как эти деньги вернуть, да еще двести на чем-нибудь наварить. Да и не сто, а поменьше. По миру купец с сумой не пойдет, выкрутится.

– Вы когда шубы и меха в лавку завезли? И сколько народа знало, что помимо оружия еще и меха хранятся? – задал я закономерный вопрос.

– Так я не кричал о покупке, но и особой-то тайны не делал, – хмыкнул купец, покосившись на бутылку. Понимаю – раз в нос попало, хочет еще, но я покачал головой – мол, попозже, а он все понял без слов. – Я же летом в Тотьму на ярмарку ездил, туда купцы из Архангельска приезжают, из Сибири. Наторговал хорошо – ружья продал английские тысяч на двадцать, патроны там, порох еще хорошо идет. Еще иголки привез, американские. Вот их, оказывается, у них и своих полно, даже и распаковывать не стал – обратно привез. Выручил тысяч пятьдесят, а чего обратно пустым ехать? Взял шубы и шкурки задешево. Как же от соболя отказаться? Летом-то они особо и не нужны, пусть до зимы лежат. У нас с Москвы приедут, все подметут. Хотел прибыли тысяч тридцать, если не сорок взять, а вот…

Тугулуков горестно вздохнул и теперь уже без разрешения набулькал в рюмку.

– Ну, подожди-те пока горевать, станем искать, – попытался утешить я купца, но тот лишь поморщился – мол, ищи-свищи.

– Цыгане украли, больше некому, – глубокомысленно изрек приказчик. Посмотрев на меня, сказал: – Я бы вам, господин следователь, посоветовал тотчас же к Старым пристаням идти, у цыган обыск проводить. А еще лучше, если вы весь речной табор заарестуете.

Чего никто терпеть не может, так это советов. Цыгане, оно, конечно. Только ни разу в жизни (ни в той, ни в этой) не слышал, чтобы цыгане совершали кражи со взломом, да еще таким хитроумным способом. Коней увести, стащить то, что плохо лежит – это да. Опять-таки, мошенники они непревзойденные. В моей реальности цыганки по бабушкам ходят, уверяют, что их прислала соцслужба для оказания помощи, а сами умудряются стащить «гробовые» деньги. Или «обменивают» старые деньги на новые.

– Так и сделаю, – согласился я. – И обыск проведу, и заарестую. И тебя с собой прихвачу.

– А меня-то пошто? – вытаращился приказчик. – Чего сразу я-то? Не хочу я к цыганам идти.

Как всегда. Все горазды напраслину возводить, а коснись – я не я, никуда не пойду.

– А кто станет шубы опознавать, меха? Вряд ли они у вас в мешках хранились. И ты пойдешь, и хозяин твой. Я же в мехах не разбираюсь, мне все едино – что собачий мех, что соболий.

Приказчик хотел что-то вякнуть, но я поднял руку, пресекая его болтовню:

– Стоп. Теперь, господин приказчик, отвечай на мои вопросы, а с цыганами, да с прочими подозреваемыми я сам разберусь. Начнем с того – как обнаружил кражу?

– Да как обнаружил? – пожал плечами приказчик. – С утра пришел лавку открывать, гляжу – люк, который на подволоку идет открыт, замки сломаны, меха пропали. Я на подволоку – а там дырища, дождь хлещет. И след оставлен, по которому ступали.

След в голубином помете я и сам заметил. Значит, выносили тоже через пролом.

– Сам на чердак поднимался?

– Не подымался, – замотал головой Андрюшка. – Я только на лесенке постоял, на дыру посмотрел, испугался, а потом за дядей Валерианом побежал.

– Да, Андрюшка ко мне часов в семь прибежал, я только-только чай уселся пить, наспех оделся и сюда прибежал, – подтвердил купец. – Посмотрел, по лесенке на чердак поднялся, потом в полицию побежал.

– Андрей, опиши-ка вчерашний день, – потребовал я. – Кто приходил, не было ли подозрительных?

– Так день как день, – принялся рассказывать приказчик. – Вчера и народу-то почти никого не было – дождь лил, только к вечеру затих. Так, пара реалистов забегали, перочинный ножичек купили, отставной поручик Дьякин к ружью приценивался – говорит, взял бы, если рублей за семьдесят, а за сто дорого. Договорились, что за семьдесят мы ему ружье подыщем, правда, время потратить придется, не меньше месяца. Мужики приходили – этих не знаю, откуда-то из уезда, так вот они накупили рублей на сорок – крючки там, блесны. Еще патронов взяли и дроби на сто рублей. Сказали, что соседи им назаказывали, едва ли не со всей волости. По выручке вчера день плохой был – даже тыщу не вытянул.

– А в прочие дни? Кто-нибудь приходил, мехами интересовался? Так, между делом?

– Так может и интересовался, но не упомню. За день столько людей проходит – где ж тут упомнить-то? – нервно отозвался приказчик.

– А шарфик чей? – спросил я, вытаскивая из кармана и предъявляя улику. – Не твой ли?

Задним умом подумал – вот будет весело, ежели они шарфик опознают, как свой. Купец-то ладно, он вне подозрений, а вот приказчик. С его слов к пролому не подходил…

– Не мой, – отказался от «испанского» шарфика приказчик.

– Не Андрюшкин, – подтвердил и купец. – И не мой.

– Не помните, видели такой шарфик на ком-нибудь? – поинтересовался я. – Покупатели, а может – какие-то случайные люди, знакомые?

Оба запожимали плечами – понятно, что не помнят или не видели. Но стопудово, что кто-то был осведомлен о наличие в подсобке мехов. Ладно, пойдем дальше.

– Валериан Николаевич, ты вместе с кем в Тотьму ездил? И шубы с мехами как вез – в мешках или так, на возу?

– Шубы с мехами, понятное дело, в мешках везли. Неделя пути – что им сделается? Потом, конечно, все разложить надо, чтобы не слежались. А в Тотьму со мной Федор Неуроков ездил, старший приказчик, – пояснил Тугулуков. – Но он у меня уже лет двадцать, как служит, человек надежный, доверенный. Федор нынче в Пошехонье уехал, там у меня еще одна лавка, надо товар завести. Федор и при складе состоит.

– А склад где?

– А склад у меня тут, в подвале, – потопал ногой купец по полу. – Он глубокий, все камнем выложено. Там у меня и порох, его лучше в безопасном месте хранить, патроны готовые. Мало ли что.

– Сколько шуб в один мешок входит?

Мой вопрос может показаться лишним, но злоумышленники, скорее всего, добычу в мешки и складывали. Сколько мешков разыскивать?

– Если по правилам – так не больше двух шуб в мешок, чтобы продух был, а коли плотно – так и четыре влезут. А меха – по двадцать шкурок войдет.

– Значит, грабители должны были где-то мешки взять?

– Так мои и взяли, – хмыкнул Тугулуков. – Тута у меня пустые мешки лежали, не помню, сколько.

– Десять мешков, – уточнил приказчик.

Десять мешков. Похитители и это знали. Точно, к краже причастен кто-то из своих. Придется, помимо приказчика Андрея, проверить и второго, Неурокова. Еще нужно установить имена возчиков. Кто все это добро из Тотьмы в Череповец вез? Кто товары из склада перевозит?

– У мешков особые приметы есть? – спросил я. Глядя на вытянувшиеся лица торговцев, уточнил: – Бывает, что название лавки на мешках рисуют, какие-нибудь заплаты пришивают, чтобы не перепутать.