Текст книги "Господин следователь. Книга десятая (СИ)"

Автор книги: Евгений Шалашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Господин следователь. Книга десятая

Пролог

– Нет, ты не кот, – наставительно произнес я. – Собака ты худая и страшная, пусть и мелкая. Ремнем бы тебя по мохнатой жопе.

Кузьма отскочил в сторону, уселся и посмотрел на меня так умильно, как смотрит Анька. Впрочем, барышне до Кузьмы еще расти и расти. Гимназистка называет кота «кусака противный», потому что тот умудряется тяпать ее за лодыжки, несмотря на длинную юбку. Ух, сколько радости, ежели хвостатик подтяпывает мою названную сестренку, а та начинает верещать и бегать за Кузькой с тряпкой, приводя в ужас кухарку.

Меня, по правде сказать, кот тоже пытается тяпнуть, но у меня штаны. Но нынче Кузька причинил ущерб, несопоставимый с укусом.

– И что государь император скажет, если узнает? Это же прямое оскорбление Августейшей особы, – вздохнул я, пытаясь соединить два звена золотой цепочки. Куда там. Придется либо к часовщику обращаться, либо к ювелиру.

Часы в тутошней реальности – не только прибор для измерения времени, но и признак статусности. Все равно, как в моей прошлой, айфон или крутая тачка. Часы лежат в специальном кармашке, зато цепочка возлегает на пузе.

А я ни в той жизни за статусностью не гнался, ни в этой и часы у меня сугубо для ориентации во времени. Вытащил, чтобы завести, цепочка болталась, а Кузьма, решив, что хозяин собирается с ним поиграть, ухватил лапкой цепочку и попробовал на зуб. Я-то испугался, что малыш себе зуб сломает, но порвалась цепочка.

Права Анька, это не кот, а кусака противный.

Глава 1
Царское блюдо

Нынче на службу не вышел, потому что получил от Лентовского парочку выходных. Дескать, уважаемый Иван Александрович, вы и так слишком много работаете, отдохните. Если что-то срочное – вас вызовут, а жалобы посетители оставят в канцелярии. Дурак я что ли, чтобы отказываться? Выходной – это как благодарность перед строем. Подозреваю, что поощрить следователя предложила супруга начальника, а глас жены для Председателя суда закон. Хотя… Мария Ивановна пока в Петербурге, вместе с отцом. Значит, сам решил.

Посему, сыграл «общий сбор», чтобы соавторши явились после обеда – пора работать, претворять указания государя императора в жизнь. Но у старшей соавторши занятия заканчиваются в три часа дня, у младшей – в два, так что, у меня еще куча свободного времени. И почитать успею и еще кое-что сделать. Но младшая приперлась в двенадцать. Дескать – рукоделие отменили, потому что «рукодельница» заболела, а заменить некем. Анька довольна по уши – рукоделие она не любит, это не химия, а я не очень, потому что собирался сотворить своим девчонкам небольшой сюрприз.

Работаю я! И неча отвлекать.

Анька, вместо того, чтобы заняться чем-нибудь полезным – с Кузьмой поболтать или с Манькой книжку почитать, ходила вокруг меня кругами и изнывала от любопытства.

– Ваня, а что ты делаешь? Омлет? А почему омлет на обед, не на завтрак? А где тетка Таня? Если не приготовила – ты только скажи, я ей задам! И яичек ты маловато взял, надо не меньше четырех штук. А молоко где? Вань, а давай я сама все сделаю? Ты только напакостишь, да голодным останешься.

– Б-гысь! – коротко отозвался я. – Не видишь, новое блюдо сочиняю?

Я занимался очень важным делом – взбивал два яйца. Венчика нет, действую вилкой. Зато яйца свеженькие, курочка вчерашним утром снесла.

– Ва-а-ня…– канючила барышня, да так противно, что рука сама собой потянулась за полотенцем. Сухое, таким лупить никакого удовольствия.

– Сходи, полотенце намочи, – предложил я.

– Шаз, разбежалась.

Ишь, хитрюга, все она понимает.

Яйца нужно аккуратно влить в постное масло. Так, вливаем, теперь снова нужно взбивать. Эх, ну почему миксер до сих пор не изобрели? Соль у меня крупновата, но сойдет. Что еще нужно? Ага, сахар, горчица. Еще бы неплохо лимон, но сойдет и уксус. Процесс изготовления майонеза в домашних условиях видел один раз – бабуля в деревне делала, но помню.

– Вань⁈

– Б-гысь, кому сказано⁈

– Изверг ты. Ну, че-ты? Ванечка, миленький, не томи. Я щас помру от любопытства. Хочешь, я полотенечко намочу? Или за вицей сбегаю?

Вот ведь, неймется ей. Толи дело Кузьма, занявший наблюдательный пост на печке, а теперь посматривающий – чем же хозяин занят? Помалкивает, вопросы глупые не задает. А еще, подозреваю, присматривает – что бы такое вкусненькое стянуть? Шиш, не стянешь.

– Анна Игнатьевна, займись-ка полезным дело. Возьми кусочек сахара, раскроши его в пыль.

Я тут, понимаете ли, занят, а кто-то прохлаждается. Татьяну отправил на выходной, чтобы мне на мозги не капала, а иначе пойдет реветь – дескать, не доверяет хозяин. Правда, кухарка предварительно приготовила обед, а заодно и все необходимое для салата Оливье. Зря мне что ли в поездке попался на глаза консервированный зеленый горошек? Не только учителя его едят, но и судебные следователи. А наши лавочники ничем не хуже уездных. Сделай заказ – привезут. Но есть горошек «голью» не стану, мне он для другого нужен.

Сестричка подозрительно посмотрела на меня – типа, не замыслил ли братец Иванушка какую каверзу? но послушно взяла кусочек сахара, завернула в салфетку и принялась стучать по нему колотушкой.

– Готово, – доложилась барышня, а я кивнул – дескать, сыпь.

Высыпав сахарный песок в получившееся месиво, Анна Игнатьевна авторитетно заявила:

– Ваня, не знаю, что ты такое делаешь, но есть это будет нельзя. И не вздумай Леночке предлагать – у нее пузико нежное, заболит. Выведешь из строя нашу единственную «француженку», а Михаил Терентьевич на тебя до сих пор сердит. Лечить-то станет, но нытьем всех изведет.

– Болтаешь много, – хмыкнул я, опять принимаясь за вилку и снова пожалев об отсутствии блендера. Может, самому изобрести? Если повспоминаю, так и вспомню. В деревне ручной блендер был, ничего сложного. Выковать венчик из стали, шестеренки из чугуна, корпус из стекла. Блеск!

Теперь выносим полученный соус в прохладное место – в сени, и начинаем готовить ингредиенты для царского блюда. Ух, как же я соскучился по салатам!

Татьяна молодец, все сделала, как ей велено. Правда, с изрядным перебором. Зачем мне столько картошки и морковки? И яиц вполне хватило бы пары штук, а она пять сварила.

Стоп. А на фига она свеклу сварила, да еще и две штуки? Я заказал? Теоретически, в салат оливье можно засунуть и свеклу, но лучше не стоит. Но ежели имеется вареная свекла, а в сенях «доходит» соус Провансаль, так может, оно и к лучшему? Оливьюху, при желании, можно и сметаной заправить, а это блюдо делают лишь с майонезом.

– Ань, можно тебя попросить сделать важное дело?

– Сбегать куда-то? – вздохнула Анна.

Бежать по дождю никому не хочется, а уж мне – тем более. А девчонка еще молодая, ей по возрасту положено, и не сахарная, не размокнет.

– Селедка соленая нужна. Зонт возьми.

– А бегать зачем? – удивилась Анька. – Селедка у тебя в сенях стоит, в банке. Я тете Тане купить велела – мол, хозяин иной раз ее с картошечкой навернуть любит.

Гимназистка посмотрела на меня страдальческим взглядом – дескать, совсем ты братишка спятил, если собираешься смешивать курицу с селедкой.

– Ничего ты не понимаешь в колбасных обрезках, – сообщил я девчонке, потом предложил: – Раз уж так жаждешь помочь, почисти мне пару рыбинок. И не забудь…

– Что начинать нужно с морды, чтобы хозяин ей в твою харю не тыкал.

Не упомню – написал ли наш знакомец рассказ про Ваньку Жукова, но я своей Аньке им уже все уши прожужжал. Барышня даже предлагала записать и куда-нибудь отправить, но я это дело пресек. Сказал, что про рассказ слышал, мол тот долговязый студент-медик, встретившийся нам у газетного киоска, его уже пишет. Или уже написал, но не успел опубликовать. Не стоит у Антоши Чехонте хлеб отбирать. Чай, это не Конан Дойл. Девчонка, разумеется, не слишком-то в это поверила, но приставать перестала.

Начал нарезать курочку, как немедленно между рук появилась рыжая лапка, уверенно цапнула увесистый кусочек и сдернула его со стола.

– Ах ты, паразит! – завопила Анька, но я лишь пожал плечами. Наблюдая, как котик утаскивает трофей в уголок, назидательно сказал:

– Все, что зацепилось Кузьке за коготок – его законная добыча и отбирать ее нельзя.

– Весь в хозяина, – мстительно произнесла барышня, потом хмыкнула: – А вот моя Манька никогда со столов не крадет.

– Зато она мышей перестала ловить, – парировал я. – А вот Кузьма Иванович опять пару штук притащил.

– Это он опасается, что тетка Таня тебя кормит плохо, – не осталась Анька в долгу. – Боится – помрет хозяин от недокорма, придется ему на одних мышах жить. Вот он тебя и подкармливает. Супчик вкусный свари.

Мы покивали, продолжая заниматься чисткой и нарезанием.

– Нет, Ваня, шутки-шутками, но ты слишком Кузьку балуешь, – заметила Аня. – Куда годится, чтобы кошки по столам шлялись? Если кошка что-то понюхала – есть нельзя.

– Не шляется он по столам, не разрешаю, – заступился я за кота. – А если что-то сопрет, невелика беда.

Со столов я и на самом деле Кузьму гоняю, неча ему по ним без сменной обуви бродить, а в остальном… Ну да, балую. А кого мне еще баловать, если не кота? Анька-то к подружке ушла.

Отправил Аньку мыть руки после очистки рыбы, поручил ей нарезку вареной картошки, яиц и всего прочего. Да – и соленый огурчик не забыть. У меня всегда кусочки крупными получаются, а для салата лучше помельче. Вот тут Анькины ручки подойдут.

Зато селедку я стану нарезать сам, меленько-меленько, а заодно постараюсь вытащить из нее все косточки, что попадутся под руку, а иначе они попадут в рот. А коли в язык – так еще хуже. Жаль, нет пинцета, но, если поставлю приготовление майонеза на поток, обзаведусь. Главное, чтобы не у Федышинского брать! Поручу Аньке, она полистает каталоги и закажет.

У меня свой рецепт приготовления селедки под шубой. Итак, вначале вареная картошка, натертая на крупной терке, а селедка потом.

Селедку не экономим, не в ресторане. Присыпаем лучком, потом вареная свекла (на крупной терке!), следом морковка (эта на мелкой). Яиц у меня сегодня много, значит, одно можно израсходовать. Как говорит один мой приятель – так скуснее.

Все, первый слой готов. Теперь мы его отчаянно майонезим, ждем минут десять, а потом приступаем ко второму слою. Картошка-селедка-лук-свекла-морковка.

Надеюсь, никто не перепутает[1]?

И снова покрываем майонезом, сантиметра на три, а сверху… В принципе, посыпать готовое блюдо тертым яйцом можно, но необязательно. Лучше потом, когда майонез впитается.

В той реальности у меня есть специальная форма, в которой и делаю селедку под шубой. Потом, когда блюдо «настоится и схватится», вынимаю, и оно напоминает слоеный пирог. Вкусно и красиво. Здесь же придется обойтись глубокой тарелкой. Но, коли «схватится», то все получится.

– Теперь пусть настаивается, соусом пропитывается, – сообщил я, вынося изделие в сени. Подумав хорошенько, убрал в шкаф. И в глаза не бросается, и от Кузьки подальше. Коты вареные овощи не едят, к соленой селедке относятся плохо, но лучше не рисковать и не провоцировать малыша.

Анька к тому времени успела нарезать оставшиеся на ее долю компоненты, заправила салат домашним соусом, а теперь пробовала получившееся блюдо.

– А ведь и вкусно, – раздумчиво сказала девчонка.

– А кто вякал, что ничего не получится? – укоризненно покачал я головой. – Возьму, да и разобижусь на тебя.

Барышня боднула меня в плечо, потерлась лбом и покаялась:

– Вань, так я это… по глупости женской сказала. Не оценила твой соус. Раскаиваюсь. Хочешь – разрешу меня за косу дернуть? Или по филейной части разочек стукнуть? Полотенце намочить?

Вот ведь, хитрюга маленькая, знает, как нужно прощения просить. Впрямь, как мой Кузя – напакостит, а потом подойдет, потрется и все ему сразу простишь, да еще и себя виноватым почувствуешь. Какие уж там косы да полотенца?

– Ты же голодная? – поинтересовался я, хотя можно было и не спрашивать. Завтракала барышня часов в восемь, а теперь уже три. Да я и сам бы перекусил, за компанию с Анькой: – Там Татьяна что-то сварила, нужно вытащить. Я и сам могу, но ты ругаться станешь – типа, опять в саже.

– Я Лену подожду. Все вместе и поедим.

Точно. Леночка должна была явиться еще час назад, а ее нет и нет. Я уже приготовился брать зонт и отправляться на поиски невесты, как во дворе заблеяла Манька, потом стукнула дверь.

– Явилась, потеряшка, – хмыкнул я, пытаясь, чтобы в голосе прозвучало недовольство.

– Простите, директор срочное совещание устроил, – виновато улыбнулась моя невеста, пытаясь стряхнуть со шляпки влагу.

Елена вся мокрая, словно не от гимназии до моего дома шла, а Шексну вброд переходила. И пальтишко насквозь, и юбка намокла.

Мы кинулись раздевать учительницу. В том смысле, что я помогал снимать пальтишко, резиновые калоши, ботиночки, потом Анька потащила подругу в свою комнату (она за сестричкой так и осталась) переодевать. Там у барышни осталось кое-какое барахлишко с прежних времен.

Взяв пальто любимой, с умилением подержал в руках, вздохнул – не заболела бы, часом, вдел в плечики и пристроил к печке – пусть сохнет.

– Ваня, как тебе барышня-крестьянка? – услышал я голос Ани.

Батюшки-святы! Что из моей невесты-то получилось. В коротком крестьянском сарафанчике, в долгополой женской рубахе – красота-то какая! Я и не знал, что у Аньки это имеется. А может, даже и знал, видел, но внимания не обратил. Чего на Аньку-то внимания обращать? А вот на Леночке…

И во всех ты душечка нарядах хороша…

Пока гимназистка пристраивала одежду учительницы на просушку, мы успели поцеловаться.

– Молодежь, не увлекайтесь! – строго сказала Анька, словно решив заменить Анну Николаевну. Вон, даже тетушкин тон скопировала.

А мы и не будем увлекаться. Барышню (которая училка), вначале покормить надо, а уже потом целовать. Да и мелкую накормить не вредно, не говоря о себе.

– Лена, а что за совещание срочное? – поинтересовался я. А вдруг какой криминал?

– Наверное, из-за Лизки Прокофьевой, – предположила Аня, а судя по тому, как учительница французского скривилась – угадала.

– Натворила что-то? – спросил я.

– Ваня, давай не будем об этом, – попросила учительница.

Что ж, если Леночке говорить не хочется, не станем.

– Надеюсь, никакого криминала нет? – спросил я на всякий случай и пояснил: – Спрашиваю, чтобы знать – вдруг сейчас за мной пришлют?

– Избави Господи, никакого криминала, все насквозь житейское, – ответила Лена, потом добавила со значением: – И не для мужского уха.

Житейское, так и ладно. Возможно, набедокурила девочка, может что-то еще. Допустим, забеременела. Всякое случается в высокоморальном девятнадцатом веке.

Если задаться целью, то выясню. Вон, судя по Анькиной хитрой мордахе – эта все знает. Только, надо ли мне это? Лучше девчонок покормлю. Они у меня обе умные, а мозг забывают подпитывать.

Я собирался сам сервировать стол, но барышни взяли хозяйские дела в свои ручки и, надо сказать, сделали это быстрее и красивее.

Обед, разумеется, начали с салата. Леночка, поначалу, отнеслась к незнакомому блюду с сомнением, но глядя на нас с Анькой, вошла во вкус. Беда только, что наевшись оливье, девчонки уже не хотели ни супчика, ни картошки с мясом, что наготовила мне Татьяна. Так, поклевали чуть-чуть, словно два воробья.

– Лена, оценила, какой у тебя жених толковый? – не удержалась маленькая барышня. – Салат – его изобретение. И драники, если помнишь.

– Уже оценила, – кивнула Леночка. – Ваня, как всегда, на высоте. Очень вкусно. О, а ведь соус прекрасно к драникам подойдет.

По моему разумению, к драникам, все-таки лучше подавать сметану.

– Изобретение, допустим, не мое, а какого-то француза, но исполнение мое, – заметил я справедливости ради. – И можно салат немного упростить – вместо курицы забабахать колбаску.

Чаще всего колбасу и используют, но кура вкуснее.

– А соус ты сам придумал? – не унималась Анька.

– Не совсем, – признался я. – Прочитал где-то, решил проверить – возможно ли? Вот, получилось.

Спрашивается, как объяснить, что сам я ничего не изобретал, а просто воспользовался тем, что моем времени является простым и привычным?

– Я по ресторанам бывала – пусть и нечасто, и дядя Роман нам разные вкусности приносил, но такого вкусного соуса не помню, – сказала Анька. Посмотрев на меня, попросила: – Ты потом еще сделай, я дяде Роману в ресторан отнесу. Пусть хозяин попробует. Надо подумать, сколько они за соус заплатят. Я, конечно, помню, как ты его делал, но лучше еще раз посмотреть.

Эх, не зря я хотел сотворить соус в одиночестве, а теперь поздно. Мой домашний вундеркинд, с ее памятью, рецепт уже знает. Боюсь, проведает военная разведка об Аньке, сразу же завербует.

– Аня, ты собираешься с родного дядюшки деньги брать? – слегка возмутилась Лена.

– Почему это с дядюшки? – хмыкнула Анька. – Я не с дядюшки собираюсь брать, а с его хозяина, с Ивана Ивановича Егорушкина. С дядюшки-то, с официанта, что брать? А с хозяина можно рублей сто запросить, а то и все двести. Но к нему за этим соусом половина города заявится, а приезжие – все, поголовно.

Дешево Анька «секретный» соус ценит. По моему мнению, можно взять и пятьсот рублей. Только, заплатят ли у нас столько? Не столица, чай. Я-то вообще собирался указать рецепт в какой-нибудь книжечке или рассказе. А теперь придется подумать.

– Тогда лучше до Петербурга потерпи, там ресторанов побольше, – посоветовал я.

– В Петербурге не до того будет, учиться придется, – резонно отозвалась Аня.

– Пусть секрет соуса станет нашей семейной тайной, – решила Леночка.

– Вот это правильно, – согласился я. Посмотрев на девчонок, сказал: – Вначале чаю попьем, а потом делом заниматься станем? Или параллельно? Нам исправления нужно внести, как государь велел. И самое главное, нужно фамилии для героев подобрать. Имя – это главное!

Те бумаги, что привез мне Наволоцкий, оказались типографскими гранками «Этюда в красных и черных тонах». И автограф государев – «Любезный Иван Александрович, очень прошу Вас перенести действие рассказа на русскую почву. Грех англичанам отдавать».

– Вначале чай, – твердо сказала Леночка. – Если примемся за твоего сыщика, про чай забудем. Поработаем, а ужинать к нам пойдем.

– Нет, Елена Георгиевна, – покачал я головой. – Ужинать тоже у меня будем. У меня закуска интересная есть, станете пробу снимать.

– Мы сегодня у Вани за мышек лабораторных, – хихикнула Анька. – Он поначалу хотел на Кузьке свои закуски проверить, но решил, что лучше на барышнях.

– Будешь подначивать – селедки под шубой не получишь, – пообещал я. – Мы с Леной вдвоем все съедим.

– Лопнете, если вдвоем все слопаете, а мне потом мучайся, сшивай вас обоих. А ежели перепутаю?

– Болтаешь много, Анна Игнатьевна, – осадила подругу Леночка. – Иди-как чай разливай.

– Зато я фамилию подходящую придумала для мистера Холмса – Иван Крепкогорский, а Ватсон пусть будет… Ваткиным, что ли?

– А пусть он будет доктором Кузькиным, в честь Кузьмы, – предложила Лена. – А еще интереснее – Кузякин. Просто и очень по-русски. Доктор Василий Кузякин.

Василий Кузякин? Где-то я слышал это имя и эту фамилию. Но пусть так и будет.

[1] Кто из читателей перепутает – того сразу в ЧС.

Глава 2
Русский немец

– Конь, да путник, али вам не туго?

Кабы впрямь в пути не околеть.

Бездорожье одолеть – не штука,

А вот как дорогу одолеть?

И у черта и у Бога

На одном, видать, счету,

Ты, российская дорога —

Семь загибов на версту.

Правильно, это я пою. А кто еще в 19 веке может знать песню из фильма, который снимут через 100 лет[1]? А что еще петь в дороге? Пытался затянуть «Медленно минуты убегают в даль», но она по ритму не совпадает ни со стуком копыт, ни с движением колес. Нужно приноравливаться. Но у нас еще ничего. Вон, на Востоке, там вообще 27 стихотворных размеров – под темп движения верблюда.

Но на самом-то деле тракт Череповец-Санкт-Петербург не так и плох. Утоптано, слишком глубоких колей нет, а дожди еще не успели размыть дорогу. И ехать не до столицы, а только до села Нелазское – не трое суток, а три часа, из-за темноты – так четыре. Не смертельно.

Сидишь на облучке рядом с пьяным в стельку товарищем, из-под копыт лошади в тебя летит грязь и мокрая вода (чего и сказал-то? но убирать не стану, потому что в пути вода сверхмокрая), в небе уже вовсю светит луна. Вожжи только придерживаешь – кобылка дорогу сама знает, главное – коллегу придержать, чтобы он не упал, да не убился. А как отвлечься? Вот и поешь.

– Нет ухаба, значит будет яма,

Рытвина – правей, левей – кювет…

Ох, дорога, ты скажи нам прямо:

По тебе ли ездят на тот свет?

А тут сосед просыпается, резко вздрагивает и начинает орать, подпевая:

– И у черта и у Бога

На одном, видать, счету,

Ты, российская дорога —

Семь загибов на версту.

Спрашивается – какого лешего приличный, сравнительно интеллигентный молодой человек едет по ночной дороге, вместо того, чтобы спать в своей теплой постельке?

Попытаюсь объяснить, а прав ли я или нет – решайте сами.

С писаниной закончили часам к восьми, осталось только кое-что «пригладить», внести некоторые правки.

Значит, местом действия «Приключений сыщика-любителя князя Крепкогорского», как и приказал государь, станет Россия. Москва, Санкт-Петербург и прочие наши города. Но кто мешает перенести действие некоторых рассказов в Англию или Шотландию? Скажем, сюжет «Обряда дома Мейсгрейвов» никак не желает укладываться на русскую почву, не поменять королевскую корону, спрятанную в доме английского аристократа, на шапку Мономаха.

Дмитрий Крепкогорский нами произведен в отставные поручики гвардии, да еще и в князья. Нам не жалко, а князь звучит гораздо солиднее, к тому же, с титулованными особами считаются больше, нежели с поручиками. Правда, кроме титула и связей (они обязательны!) за душой у Крепкогорского ничего нет, иначе ему не пришлось бы снимать квартиру вместе с доктором. Василий Кузякин, от имени которого и будет вестись повествование – отставной армейский лекарь, раненый на русско-турецкой войне, частнопрактикующий врач, вроде Федышинского, только пьет поменьше. Поручик Крепкогорский, возможно, тоже где-то повоевал, но об этом мы лишь намекнем, а распространятся не станем.

Из агентов сыскной полиции дураков делать не будем, но все равно, на их фоне наш детектив-любитель будет выглядеть очень импозантно.

Дом, где живут Крепкогорский с Кузякиным стоит на Васильевском острове, он двухэтажный и деревянный. Внизу хозяйка, госпожа Ястребова (почему всплыла эта фамилия?), с кухаркой, а сверху комнаты для жильцов. Понятно, что жильцов у Ястребовой не двое, а больше, но акцентировать внимание на этом не станем. А вот гостиная, две спальни, пусть так и останутся. В гостиной камин, у которого герои станут обсуждать свои приключения, пить кофе, а иногда и коньяк.

Вот и все на сегодня.

Девчонок проводил, хотя они и брыкались – дескать, дождя нет, зонт им не нужен, а вдвоем и сами прекрасно дойдут, никто не съест.А вот «селедку под шубой» они попробовали, одобрили и решили, что завтра придут и все доедят.

Так что, все дела переделаны, а на завтра у меня еще один выходной. Посижу, покумекаю – что бы еще такого вставить в повесть? Первое знакомство Холмса и Ватсона, то есть, Крепкогорского с Кузякиным, нам очень важно. Это, по сути, список полезных вещей, которых еще не придумали.

Допустим, князь Крепкогорский станет отыскивать следы крови с помощью перекиси водорода, которая при взаимодействии с кровью начинает шипеть. А перекись водорода уже открыли или нет? Наверняка химикам она известна, а нет – им же хуже.

Еще наш сыщик станет использовать фенолфталеин. Точно помню, что это вещество станут применять в криминалистике через двадцать лет, а мы это сделаем пораньше. И батюшке дам намек, что нужна химическая лаборатория.

Времени уже девять часов, скоро можно на боковую. Почитаю на сон грядущий что-нибудь интересное. Вот, что только? Где-то лежал «Граф Монте-Кристо» на французском языке, потренируюсь. Иначе стыдоба – Анька уже лучше меня французский знает.

И глянуть – где там Кузьма? Небось, убежал к своей рогатой подруге, а ночью стучать станет, в дом проситься. В сени-то он проходит, а в избу пока норку не прокопал. Хоть дырку в двери выпиливай!

Вышел в сени, услышал со стороны улицы залихватскую песню.

– Там далёко, за Балканы

Русский много раз шагал

Покоряя вражьи страны

Гордых турок побеждал

С богом братцы, не робея

Смело в бой пойдём, друзья!

Бейте, режьте не жалея

Басурманина врага!

Что за песня такая, почему не слышал? Не иначе, занесена с русско-турецкой войны. А голос знакомый. Уверенный, громкий, а еще – пьяненький. Так на трезвую голову такие песни и не поют.

Голос знакомый. Стук копыт по булыжнику, скрип рессор. С замиранием сердца подумал – уж не ко мне ли кого черти несут на ночь глядя? Даже знаю, кого несет —аглицкого джентльмена из череповецкой глубинки.

– Тп-рру!

Точно, нелегкая принесла господина Литтенбранта, что увел у меня мою квартирную хозяйку. Все немцы гады, а обрусевшие – тем более. Эх, и чего я лампу не затушил? Сейчас бы прикинулся шлангом – дескать, стучи не стучи, а в доме никого нет.

Скрипнула калитка.

– Ме-еее! – подала голос моя сторожевая коза.

– Ман-нюня – не ор-рать! Ин-наче я тебя на мясо отпр-равлю!

Охренел господин немец. Маньку он мою на мясо отправит. Я бы тебя самого на мясо отправил – плохо, что в тебе кости одни, только на холодец и годишься.

И чего теперь? Придется открывать.

Петр Генрихович, в своем огромном плаще и, на удивление – абсолютно сухой, хотя, если он ехал из Нелазского, до должен был попасть под дождь. И изрядно поддатый.

Господин Литтенбрант, только войдя в сени, радостно заорал:

– Иван Александрович, друг мой родной! Дай я т-тебя расцелую!

Чего я терпеть не могу – так это пьяных поцелуев. Даже женщины, пристающие по пьянке с поцелуем неприятны, а уж мужики – пусть и абсолютно нормальные, без всяких закидонов в сторону нетрадиционного секса, так и совсем противно.

Уклонившись от пьяной морды, провел Литтенбранта в дом. Заведя в прихожую, усадил на стул. Скрипнув зубами, улыбнулся и, как можно благостнее, сказал:

– Петр Генрихович, рад вас видеть. Какими судьбами?

Самому-то хотелось спросить – какого лешего приперся-то на ночь глядя?

– А я з-за в-вами, Ив-ван Александрыч, – пьяно улыбнулся господин Литтенбрант. – Мыж с в-вами уговорились, что вы этим… как там его? вос… приемником воспреемником… восприемником, то есть, станете. Кумом моим, проще говоря. Крестить младенца поедем.

– Крестить? – обрадовался я. Знал ведь, что Наталья вот-вот родит, и я на самом деле обещал стать крестным отцом, но все равно, все случилось неожиданно. Да и время неподходящее. Радость сменилась озабоченностью.

– Петр Генрихович, сердечно рад за вас. Только, куда мы крестить поедем на ночь глядя?

Нет хуже, если на ночь глядя припрется такой вот пьяный друг-приятель, которому от тебя что-то понадобилось. Попробуй, докажи ему, что сейчас не время и не место.

Спать бы Литтенбранта уложить. Только, как это сделать? Жаль, водки в запасе нет, а иначе бы можно ему было предложить, а там, глядишь, сам бы и отрубился. А может, так удастся уложить? Половичок имеется, под голову ему что-нибудь подложу, его же плащом укрою и пусть дрыхнет. Авось, во сне никаких мокрых дел не сотворит. А сотворит – Татьяне придется пол мыть.

Хм… А что мне с его лошадью делать? В прошлый раз, когда Литтенбрант приезжал, он верхом был, а нынче на улице коляска. Ночь, движения нет, а завтра народ покатит. Значит, придется мне в эту коляску сесть, доехать до полицейского участка, оставить и коляску и лошадь на попечение полиции. Дежурный городовой распряжет, коняшку поставит в казенную конюшню.

Литтенбран взял себя в руки, сконцентрировался и сказал вполне осмысленно:

– Так это… Крестины на завтра назначены. Наталья Никифоровна уже с неделю, как родила. Правда, не помню кого.

– В смысле, не помню? – оторопел я. – Не помните, кто у вас родился – мальчик или девочка?

– Нет, эт-то я п-помню, мальчишка у меня. Сынок! Наследник! Не помню – как его называть – Сашка или Шурка? Мы с Наташенькой – Натальей Никифоровной, то есть, уговаривались – если родится мальчик, так Шуркой звать станем, а девчонка, так Сашкой. Или наоборот? А у меня мальчонка, так как называть-то? Сашку крестить поедем или Шурку?

– Господи, Петр Генрихович, мне бы твои заботы, – вздохнул я так, словно не мой сельский коллега, а я был его в два раза старше. – Какая разница? Сашка ли, Шурка ли… Или, – пришла мне в голову светлая мысль, – называй пока Александром Петровичем, а как домой вернешься, супругу спросишь. Наталья Никифоровна женщина умная, подскажет.

– Точно, – обрадовался Литтенбрант. – Александром Петровичем стану звать! Правильно говорят – умный ты человек, господин Чернявский. Дай-ка я тебя расцелую!

И опять пришлось уклоняться от пьяных поцелуев.

– Петр Генрихович, давай я тебе постелю? – предложил я. – Прости, что на полу, но зато под крышей.

– Иван Александрыч, ты каким местом слушал? Я же сказал – щас крестить поедем.

Спорить с пьяными, сердиться на них – дело бесполезное. Но я начал злиться.

– Куда крестить? Уже ночь на дворе. До завтра доживем, с утра и поедем. Давай-ка спать.

– Нельзя завтра, – покачал головой Литтенбрант. – Я Наташеньке, Наталье Никифоровне обещал, что крестного сегодня привезу, а крестить завтра станем, с утра. Вот, как служба закончится, так и окрестим. Уже и с батюшкой договорился, и кума завтра придет. Наталья уже и пирогов напекла, ждет нас.

– И какого же… хрена ночью приехал? Днем-то нельзя было?

Сельский коллега откинулся затылком к стене, посмотрел на меня почти осмысленно, мечтательно улыбнулся.

– Так я же с самого утра приехал. В суд пришел – говорят, Ивана Александровича нет, отдыхает. Я сослуживцам – дескать, радость великая, сын у меня родился, а они – так надо бы пяточки обмыть. Непорядок, если не обмоем. В лавку курьера послали, обмывать начали. Вначале в кабинете Книсница обмывали, потом у товарища председателя Остолопова, а потом господин Председатель пришел – вначале меня поздравил, потом всех выгнал, так мы в ресторан пошли, там еще обмывали.

Как говорится – и смех, и грех. И кто после этого станет говорить, что в царской России все было не так, как у нас? Ишь, по кабинетам они пяточки обмывали. Чиновники хреновы. И Литтенбрант – остзейский немец, тот еще гусь.

– Петр Генрихович, а ты точно немец? – поинтересовался я.

– Точно, Иван Александрыч, вот те крест! – размашисто перекрестился сельский коллега. Вздохнул с толикой грусти: – И папаша мой немцем был, и дедушка с прадедушкой. Плюнуть некуда, одни немцы кругом. Не то из рыцарей-крестоносцев, не то из слуг рыцарских, но какая к хреням разница? Да, Иван Александрович, ты уж меня еще раз прости. За мной долг оставался – сорок рублей. Хотел сегодня вернуть, но сам понимаешь, пяточки обмывали, все и ушло, пришлось еще у прокурора червонец занять.