Текст книги "Убей-городок 2 (СИ)"

Автор книги: Евгений Шалашов

Соавторы: Владимир Зингер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Я вас слушаю, – сделал я каменное лицо.

Женщина еще раз посмотрела на меня, видимо, снова оценивала мой возраст. Но все-таки решилась.

– Как действовать в том случае, если вас изнасиловали? Подавать заявление в отделение, или в прокуратуру?

Изнасилование? Вот чего мы не любим, так это изнасилований. Самые поганые преступления, и доказывать их чрезвычайно сложно. И не участковые этим видом преступлений занимаются, а следователи прокуратуры и уголовный розыск.

Но в сущности, узнав о подобном преступлении, я все равно должен принять меры. В первую очередь, конечно, убедиться, что жертва окончательно решилась на подачу заявления. Дело это деликатное, огласка нежелательна, и если отягчающих обстоятельств не было, то привлекать обидчика к уголовной ответственности или нет – решение исключительно за потерпевшей. Частно-публичное обвинение, так сказать.

Да-а, дело деликатное, огласке не подлежащее. Я тут же вспомнил, с каким придыханием некоторые наши звёзды из моего будущего вещали из телевизора на весь мир: Ах – ах, я была ещё совсем несмышлёной, а этот негодяй! Я его назвать не могу! (Тут же следовал такой толстый намёк на какую-нибудь знаменитость, что не догадаться было просто невозможно). Пользуясь моей зависимостью! Трогал меня за коленку! И выше! И сзади! И спереди! Вот здесь, здесь и здесь! Ах! Ах! А потом! Я не могу произнести это на камеру! Я все тридцать лет испытывала нравственные страдания. И, наконец, решилась. Об этом молчать нельзя!

И ни капли неловкости в невинных глазах. О, времена! О, нравы!

Однако, к делу. Можно, конечно, отфутболить девушку в отделение к дежурному без больших зазрений совести. Многие мои коллеги так бы и поступили. Но ведь она пришла за консультацией, так почему бы и не поразбираться?

Попробуем выяснить для начала, что к чему. И в первую очередь, а был ли мальчик? В смысле, дядя, который совершил это нехорошее дело. И было ли дело, как таковое? Смотрим – на жертву она не похожа. И одежда опрятная, не мятая, даже губы накрашены, а на веках тени. Волнуется, конечно. Но это другое волнение, неловкость перед сидящим напротив молодым парнем в форме. Доводилось мне видеть женщин, пострадавших от насильника. Выглядели они совсем иначе.

– В случае изнасилования, если вы твёрдо решились обращаться в милицию, вам нужно немедленно отправляться в отделение и подавать заявление. А там уже дежурный пришлет к вам инспектора уголовного розыска, потом подъедет следователь прокуратуры. – Подумав, предложил. – Если вам известно имя и адрес, я сейчас позвоню дежурному и мы немедленно задержим преступника.

Вот, сейчас я сморозил глупость. Если подходить чисто формально, то нужно вначале принять заявление от женщины. Но какие формальности, если где-то бродит насильник?

– Нет, звонить пока никуда не надо, задерживать тоже никого не нужно, – покачала головой женщина.

– Тогда в чем проблема? – удивился я. – Если вас изнасиловали, то следует подать заявление. Если нет – то к чему весь этот сыр-бор? И да, вы бы мне назвали свое имя и отчество, а также фамилию.

Женщина уставилась в потолок, потом посмотрела на меня.

– Моя фамилия вам пока не нужна. Если понадобится, я ее назову. А имя и отчество – Надежда Васильевна. Я хочу узнать – что нужно, чтобы привлечь человека к уголовной ответственности за изнасилование? Какие потребуются доказательства?

Нет, не мое это дело давать подобные консультации. Но в тоже время – вроде бы и мое. И не выгонишь, пока не узнаешь все подробнее. Если и впрямь имеет место изнасилование на моем участке, то я все равно несу ответственность.

– Доказательством могут быть порванная одежда – трусы там, колготки, телесные повреждения, м-м – я сделал паузу, – специфические повреждения, следы э-э… насильника в жертве и вообще акт вашего медицинского освидетельствования.

– Нет, ничего этого у меня нет, – покачала головой женщина. – И трусы я на ночь снимаю, а после изнасилования я пошла в душ, и помылась.

После этих слов, червячок сомнения, уже закравшийся в душу, вырос до размеров ужа. Определенно, какое-то странное изнасилование.

– Скажите, а кто совершил насилие? – поинтересовался я. – Ваш хороший знакомый? Или сожитель?

– Мой муж. Законный, к слову сказать. Я очень болела, была высокая температура. Я отбивалась, но мне было тяжело, а он настоял и меня изнасиловал. И я хочу, чтобы его наказали.

Вот тебе и раз. На моей памяти еще такого не было, чтобы жена пришла подавать заявление на собственного мужа, пусть муж и трижды козел, как в данном случае.

Хотя, при желании, первую часть статьи 117 УК РСФСР от 1960 года можно трактовать и по отношению к мужу, который заставил жену вступить с ними в половую связь. Сразу же всплыло в голове что «Изнасилование – половое сношение с применением физического насилия, угроз или с использованием беспомощного состояния потерпевшей, – наказывается лишением свободы на срок от трех до семи лет».

Отправить ее что ли в отделение, пусть подает заявление? Но потом меня уголовный розыск живьем сожрет. И дежурит сегодня Джексон. Не стану будущему другу подляк кидать. А следователь прокуратуры, которого вытащат из дома, будет потом полгода материть участкового. И инспектор, и следак станут долго уговаривать и отговаривать женщину, но если она упрется, подаст заявление – то деваться некуда. Не указано нигде, что жена не может подавать заявления на мужа-насильника. Привлекут ли к уголовной ответственности – не факт.

Понимаю, что жене, как жертве домашнего насилия, от этого не легче, но все равно, очень тут сложно найти выход. Разве что – разводиться. А может, как раз наоборот – помириться?

– И вы хотите определить своего мужа в тюрьму? – поинтересовался я. – Сразу скажу, что доказать изнасилование будет сложно, но если удастся, то вашего мужа посадят. Семь лет ему вряд ли дадут, но три года – вполне возможно.

– Почему сразу в тюрьму? – удивилась женщина.

– А куда еще? – хмыкнул я. – Изнасилование относится к разряду преступлений против половой неприкосновенности. Раньше по этой статье вообще высшую меру наказания могли дать.

Действительно, за изнасилование когда-то и «вышку» давали. Согласен – за такие преступления следует наказывать как можно жестче. Но беда в том, что преступник, совершив изнасилование, мог и убить жертву. И нередко, что и убивал, надеясь, что со смертью потерпевшей, его не отыщут. Поэтому, высшую меру наказания и отменили. Честь – честью, но жизнь женщины дороже.

– Но я же могу потом забрать заявление? – оторопело уставилась на меня жертва домашнего насилия.

– Не сможете, – покачал я головой. – Уголовные дела по изнасилованиям возбуждаются только на основания заявлений потерпевшей или, если жертва малолетняя – на основании заявлений их законных представителей. Но это преступление, по которому нельзя прекратить дело по примирению сторон.

Вот тут вот тоже скверная штука. Сколько на моей памяти было случаев, когда девушка, обиженная на своего мальчика, писала заявление – мол, изнасиловал. И тут начинается крутиться машина… А мальчик признавал, что они и на самом деле вступали в половую связь, но по согласию. И садился. А девочка потом бегала и кричала – мол, я же его в тюрьму сажать не хотела, только попугать решила, но уже поздно. Закатали парня года на три, а то и на пять, а что потом?

Женщина сидела передо мной, наморщив носик, и трудный мыслительный процесс отражался на её лице. Было видно, что новые знания сильно пошатнули её намерение наказать мужа таким экстравагантным образом. Я решил ей помочь.

– Вы знаете, на зоне, куда его определят после суда, насильников очень не любят.

– Это как?

– Уж вот это я вам рассказывать не буду. И не просите даже. Может быть, у кого другого узнаете. А вот, когда зэки узнают, что он на своей бабе (при слове «баба» Надежда чуть поморщилась, но именно это слово здесь и требовалось) этот дурень себе сто семнадцатую заработал, ему ещё хуже будет.

Надежда взглянула на меня как-то по-новому.

– Вы меня отговариваете?

Конечно, отговариваю, дурёха ты этакая, подумал я. Но вслух так отвечать было нельзя. Плавали – знаем. Упоминание о том, что сотрудник милиции отговорил кого-нибудь от подачи заявления рассматривается прокуратурой чуть ли не как укрытие преступления от учёта со всеми вытекающими последствиями. Поэтому я ответил так:

– Я просто предлагаю вам хорошенько подумать.

Глава восьмая
Пик «Череповец»

С утра бегал по адресу, проверял – имеется ли криминальная составляющая черепно-мозговой травмы? Гражданин Моденов (нетрезвый, само собой) поступил в травмпункт в два часа ночи с рассечением головы. К счастью, не черепной коробки, а только кожи. И не на «скорой» доставлен, а товарищи привели. На ногах гражданин держался, сильного кровотечения не было, поэтому медсестра, вышедшая к пациенту, осмотрев страждущего, просто приложила салфетку и велела ему сидеть, и ждать. Он тут не один такой, доктор как раз осматривает другого несчастного, выпавшего из окна и сломавшего нос.

Группа сопровождающих с этим не согласилась – дескать, умирающему следует помогать без очереди, поэтому пришлось вызывать наряд и отправлять их в медицинский вытрезвитель, чтобы они не мешали прочим больным получать квалифицированную медицинскую помощь согласно очереди.

Госпитализировать Моденова не стали, не было надобности, просто наложили несколько швов и отправили домой. Врач, разумеется, интересовался – кто это его так? Но гражданин отмолчался. И медики записали в свои учёты: избит неизвестными. Лучше бы он сразу соврал, нам бы легче. А так, из травмпункта информация о травме пришла в отделение, а наше дело – проверить. А вдруг бедолагу ограбили, а то и просто избили неустановленные личности, которых мы срочно должны установить и отловить?

Должен был бежать инспектор уголовного розыска, но послали меня. Дескать – Моденов проживает на твоем участке, а уголовный розыск, в полном составе, занимается раскрытием квартирных краж. Ага, раскрывают они, как же.

Моденов, благоухающий перегаром и свежей зеленкой, встретил меня неласково и сумрачно, как и положено человеку, который еще не успел опохмелиться из-за пресловутых одиннадцати часов, а пока еще только девять. Но сказал, что травму получил сам, неосторожно наткнувшись макушкой на грабли в сарайке. По морде видно, что по башке его долбанул кто-то из собутыльников, но допрашивать человека с пристрастием я не стал. Если он настаивает на собственной версии получения травмы – его право, а нам работы меньше. А тут еще и супруга высунула из-за плеча мужа опухшую физиономию (видимо, вместе и пили), сообщила, что муж сам споткнулся и упал при выходе на улицу, ей-ей, сама видела.

Решив, что лучше придерживаться версии потерпевшего (вернее – пострадавшего, потому что никакой он не потерпевший), я, как порядочный участковый провел-таки небольшую профилактическую работу, посоветовав гражданину заходить в сарай осторожнее, лучше – при свете, в строительной каске, а на грабли не наступать (интересно, где у него грабли и та сарайка?), заполнил объяснение, дал на подпись и поскакал на опорник, где меня ждали более «увлекательные» дела.

Бумажные, чтобы им пусто было!

Но предварительно всё равно пришлось заскочить в дежурку, чтобы сдать объяснение, без которого травма Моденова продолжала считаться не обслуженной.

На опорном я, словно муравей, трудился в кабинетике, а Александр Яковлевич, опять-таки пришедший ни свет, ни заря, изучал прессу. Именно так, потому что он не пропускает ни редакционных передовиц, ни коротеньких заметок. Заметки-то еще ладно, но кто читает передовицы? Нет, сам иной раз читал, особенно, если приходилось выступать на партийных собраниях. А что тут такого? Берешь передовую статью из «Правды», выписываешь несколько самых ударных строчек, а потом начинаешь свое сообщение именно с них. А в конце добавишь только, что в соответствии с вышесказанным, и мы все углубим, уширим, поднимем и снизим и вообще сделаем так, что преступный элемент сократит свою антисоциальную деятельность. Тут главное не зарываться, и не обещать искоренить преступность, потому что до сих пор это еще никому не удавалось. Иной раз, все выступление сводилось именно к пересказываю. Но выступать на партийных собраниях мне довелось раза три, а может четыре за все пятнадцать лет моего партийного стажа, соответственно, и передовые статьи я читал не чаще. Так что, до Котикова мне еще расти и расти.

Знаю, что как все прочтет, начнет и меня просвещать. Наверно, Александр Яковлевич, в свое время ошибся при выборе вуза. Надо ему было не в институт имени Лесгафта поступать, а пойти на политработника. В крайнем случае – на истфак, что в наше время одно и тоже. Но замполит бы из Котикова получился такой, каким показывают их в фильмах и описывают в книгах – правильный, честный, а самое главное – очень надежный. Впрочем, как мне говорили фронтовики, подавляющее большинство комиссаров-политруков-замполитов, именно такими и были. Были, конечно, и трусы, встречались и шкурники, но очень редко. А уже в более поздней моей жизни популярной стала издевательская загадка: чем замполит отличается от командира? Командир говорит: делай, как я, а замполит – делай, как я сказал. Порой в самую точку.

Ну вот, так и есть. Председатель вошел ко мне с пачкой газет. Усевшись на стул для посетителей, уставился на меня с немым укором. Я же, оторвав взор от бумаг – второй раз переписываю список потенциальных элтэпэшников – неразборчиво, видите ли в прошлый раз составил, и Рита, дознаватель и наша палочка-выручалочка, если надо что-нибудь напечатать, не хочет брать, а отдать нужно до обеда! Ведь знаю, что фамилию принято писать печатными буквами во избежание недоразумений, а поди ж ты, поленился и попал Рите на зубок, как лопух. Глядя на Котикова, нетерпеливо кивнул – мол, чего там? Хотя, не такой уж и большой у меня список, я его переписал уже, но изобразить занятость – первое дело.

– Алексей Николаевич, – назидательно сказал Котиков, – понимаю, что ты человек работящий, но помимо работы нужно еще и событиями в мире интересоваться.

Эх, старшие товарищи. Мало вам, что беспокоитесь о моей личной жизни, так вам еще и мой политический кругозор не дает покоя. Но Котикова я очень люблю и искренне уважаю.

– А что там в мире-то произошло? – вяло поинтересовался я. А что там могло произойти? Гондурас объявил войну Соединенным штатам? Или Куба решила убрать советские базы с острова?

Мы уже и так две недели обсуждали с моим председателем мировые новости. А главными, само-собой, были события летней Олимпиады в Монреале, где Советский Союз взял сорок девять наград высшей пробы! Эх, чтобы мой Котиков сказал, если бы узнал о нынешней ситуации в олимпийском движении? Впрочем, он бы все понял правильно. Он, хотя и спортсмен, и очень ценит порядочность, к странам империализма симпатий не питает. А в то, что они способны подложить нам любую свинью, никогда не сомневался.

А для меня новостью стало, что из каждого утюга звучит песня «Вологда». Я почему-то думал, что она появилась позже, поближе к восьмидесятому году, а она уже есть[10]10
  Песня «Вологда» на слова М. Матусовского появилась даже раньше – еще в 1956 году. Но «раскрутилась» она в 1976 году, благодаря ансамблю «Песняры».


[Закрыть]. Возможно, это случилось из-за того, что в моих воспоминаниях сохранился курьезный случай. Когда я в своей реальности учился в Высшей школе милиции, один из сокурсников, парень из Дагестана, услышав, что Череповец относится к Вологодской области, стал считать меня белорусом и был весьма удивлен, узнав, что Вологда находится на севере РСФСР, между Москвой и Ленинградом.

Но песня из репертуара белорусского ансамбля – не то, о чем можно сказать Котикову. И я с гордостью доложил:

– Утром по радио слушал, что товарищ Леонид Ильич Брежнев встретился с товарищем Муаммаром (надо же, правильно сказал!) Каддафи, председателем Ливийской Арабской республики. Сообщалось, что товарищ Каддафи уверенно ведет республику социалистическим курсом и стремится построить коммунизм.

Я международные и советские новости узнаю из радиопередач. А что, очень удобно.

Молодец, товарищ Каддафи. Он ведь свою страну попозже еще и Великой социалистической народной республикой назовет. Правда, ни социализма, ни коммунизма не построит. Не сможет, или не захочет. Или вообще социализм строить чревато. А полковника заокеанские «демократы» в конце концов объявят диктатором, спровоцируют революцию, убийство самого Каддафи, а потом надолго сотворят из преуспевающей страны кромешный ад. По крайней мере, к моменту моего «переноса» в эту реальность, гражданская война в Ливии не закончилась и враждующие группировки, претендующие на власть, делят наследство убитого диктатора.

От известия о встречи двух лидеров Котиков отмахнулся – видимо, не слишком верил в возможность арабской страны построить у себя социализм, зато с гордостью потряс городской газетой «Коммунист»:

– Вот, наши-то альпинисты что сотворили!

Бывший студент-физкультурник, коренной ленинградец, после переезда в наш город, превратился в истового патриота Череповца.

– Василий Михайлович Печенин и спортсмены спортклуба «Шексна» покорили очередной пик, – поддакнул я, отвлекаясь от своих бумажек, а потом, приводя в изумление Александра Яковлевича, сообщил: – Наши альпинисты взошли на вершину Памира и назвали один из пиков «Пик Череповец».

– Откуда знаешь? – с недоверием протянул Александр Яковлевич, разворачивая газету. – «Коммунист» пишет, что ребята домой вернулись только вчера, а корреспондент у них интервью взял чуть ли не на вокзале.

И впрямь, откуда я знаю? Тот Алексей Воронцов не очень-то интересовался достижениями спортсменов нашего города, хотя, наверное, о Печенине что-то и слышал, а Алексей Николаевич Воронцов, который на пенсии прочитал гору литературы, включая краеведческую, помнил, что Василий Печенин и группа череповецких альпинистов приурочили свое восхождение к юбилею нашего города. В семьдесят седьмом году Череповцу исполнится двести лет. Собственно говоря, многие города России станут праздновать свой юбилей либо в семьдесят седьмом, либо годом позже, потому что матушка императрица Екатерина Великая как раз и провела территориально-административную реформу именно двести лет назад, породив своими указами множество новых городов, включая и наш, основанный на месте бывшего Череповского монастыря и двух сел.

Да, надо бы как-нибудь в Заречье съездить, посмотреть – что там с парком «Двухсотлетия города»? Его уже начали засаживать или начнут в следующем году? В моей реальности парк разросся, став, как принято говорить, любимым местом отдыха горожан, а нынче? Но куда торопиться? Если я застрял в этом временно-пространственном кусочке, то и на парк еще нагляжусь, и на все прочее, что уже не сохранилось.

А про альпиниста Печенина я знал, что он первый в нашем городе мастер спорта по альпинизму (а мастеров спорта у нас в те годы вообще было мало), носил еще и почетный титул «Снежного барса», как покоритель всех «семитысячников» на территории Советского Союза. А «Снежных барсов» даже в целом по Союзу было, как говорится: раз, два – и обчёлся.

Но горы – это не только победы, но и утраты. В 1989 году пропал в горах сын Печенина, что стал альпинистом, как и его отец. Отец будет разыскивать сына много лет, надеясь, что тот каким-то чудесным образом выжил.

Тело Андрея Васильевича Печенина обнаружат через девятнадцать лет после пропажи, опознав его по номерному жетону. А в 2014 году с маршрута не вернулся и сам Василий Михайлович. И было ему уже за восемьдесят.

– А что в мире? – спросил я, чтобы самому избежать ненужных вопросов. Вот здесь ни про радио не соврешь, ни про телевизор. Все новости, за исключением оперативных, мы узнавали из газет.

– А что в мире? – переспросил меня Котиков, а потом, отложив городскую газету, подгреб к себе центральные. С досадой стукнул по «Известиям»: – Пишут, что американцы опять летали на Луну, а нынче доставили образцы лунного грунта.

А в наших газетах разве писали о достижениях американской астронавтики? Не знал. Или же, упустил из виду. В журнале «Наука и жизнь» о высадке американцев на Луну встречал, а вот чтобы газеты… Ну, подумаешь, притащили американцы образцы лунного грунта, мы тоже таскаем.

– Ну, слетали и привезли, пусть теперь этой пылью поля в Калифорнии удобряют. Мы все равно в космосе самые первые, – попытался утешить я председателя. – Мы же и так первыми запустили и спутник, и собаку, и человека, и даже женщину. (Ох ты, что и сказал-то! Надеюсь, феминистки меня не читают?). А у нас еще и первый выход человека в открытый космос. Если по очкам брать – то мы американцев переиграли.

– Нет, – сурово сказал Александр Яковлевич. – Американцам мы ни в чем не должны уступать, а напротив – во всем должны их превосходить. Прошляпили, на Луну не слетали, так они первыми там и оказались, а мы теперь локти кусаем. Глядишь, они и на Марс раньше нас высадятся.

Хотел спросить – а зачем нам, или американцам Марс, но не стал.

Вспомнив виденный как-то документальный фильм, а еще какое-то шоу, я подмигнул Котикову и сказал:

– А я слышал, что высадка астронавтов на Луне – полная туфта.

– Как это – полная туфта? – удивился Александр Яковлевич. – Они же и фильма сняли, и фотографии привезли.

– Вот эти-то фотографии и есть туфта, – зачем-то понизив голос, таинственно сообщил я. – Я, когда в учебке был, со мной один парень служил, из Москвы. У него папа какой-то там член-корреспондент Академии наук, или профессор. В общем – что-то такое с космосом связано. Так вот, наши ученые и фильм смотрели, и фотки, обратили внимание, что американский флаг на ветру колышется, а ведь на Луне ветра нет. А еще, когда астронавт прыгал, то слишком маленькая высота прыжка. На спутнике, ведь гравитация гораздо меньше, чем на Земле. Там, если вверх подпрыгнешь – метров на двадцать улететь можно, а он только на два, если не меньше.

– А зачем американцам так врать? – сверкнул очками Котиков. – Все-таки, рано или поздно это вранье раскроется.

– Так когда раскроется, уже все забудут, что это вранье. Или все равно будут верить. А американцам нужно было себя чем-то утешить. У них же и война во Вьетнаме скверно сложилась – потери большие, народ протестует, студенты митингуют, потому что служить не хотят, да и нам очень хотелось нос утереть, а нечем. Вот, президент Никсон и решил одним махом все поправить. И перед СССР похвалиться, и население от проблем отвлечь. В штатах же как раз фильм вышел о космическом путешествии, поэтому президент пригласил режиссера – сказал, снимай.

Котиков призадумался. Посидел так с минуту, если не две, а потом вздохнул:

– Заманчиво, конечно, так думать. Но если американцы сумели в космос выйти, то почему бы им до Луны не долететь? Нет, не поверю я в то, что это туфта. А с флагом, который на ветру колыхается, могло ведь так быть – американцы знали, что на Луне ветра нет, а если они просто так свой флаг поставят, так и получится тряпка на древке. Куда же годится, чтобы флаг государства тряпкой болтался? Они могли просто рамку какую поставить, а на нее ткань натянуть. Или проволоку по краям всунуть. А вот с прыжками… Ну, человек же прыгал не сам по себе, а скафандре, а тот очень тяжелый. Вон, перед войной у нас погружения были в водолазном скафандре. Вроде, под водой работать не сложно, но все равно тяжело. Даже если на Луне силы тяжести нет, то все равно, на своих плечах скафандр поднимать – тяжеловато.

Я только руками развел – мол, за что купил, за то и продаю, а заодно поразился чувству справедливости старого спортсмена. Вот, я и сам не уверен – была ли у американцев высадка на Луну (но хотелось бы верить, что ее не было!), поэтому просто помалкиваю.

А еще промелькнула одна мысль, когда Котиков упомянул о своей водолазной подготовке. Спрашивается, зачем студентам института физической культуры заниматься подводными работами? И только ли студентом вы были? Ох, Александр Яковлевич, сколько же в вас скрывается тайн. Но знаю, что эти тайны вы никогда не откроете. А жаль.

– Эх, Алексей Николаевич, жалко, что тебя от нас переводят, – вздохнул Котиков.

Так. Я же никому не хвастался разговором со Златиным, и мне пока никто официальных предложений не делал. Полуофициальное, которое сделал Джексон – оно не в счет.

– А почему вы решили, что меня куда-то переводят? – осторожно поинтересовался я.

– Так чего там решать? – пожал плечами начальник опорника. – Вон, как Завьялов на пенсию уйдет, тебя в уголовный розыск и переведут. А Завьялов, как я знаю, должен был еще в августе уйти, но приболел. Вот, как он с больничного выйдет, рассчитается, ты на его место и придешь.

Сколько же тайн скрывается за скромным обличьем моего начальника опорного пункта? Он не только спортсмен и борец с диверсантами, но и водолаз, а тут, оказывается, еще и в курсе событий, о которых я даже и понятия не имею.