355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Связов » Отчет 8 Кто бы с дитем… » Текст книги (страница 6)
Отчет 8 Кто бы с дитем…
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 11:46

Текст книги "Отчет 8 Кто бы с дитем…"


Автор книги: Евгений Связов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Демоны! – офигевше прошептала Катрин, думая, видно, о том же.

– Точно. Но вообще ты особо не волнуйся. Это всего-навсего кончились развлечения и начались неприятности.

– Ну что ты. Какая же из меня неприятность? Я же весь из одной приятности состою. Прошу.

Напротив выхода на бывший когда-то свежим воздух полукругом стояло около трех десятков фигур, половина из которых являла собой прекрасно собранную коллекцию раритетных человекоподобных механизмов. Владелец коллекции явно стоял среди них, но распознать его среди дюжины с хвостиком людей в скафандрах было невозможно. Разве что в этой толпе осталась дисциплина и без его разрешения никто не говорит.

– Сигаретки не у кого не будет? – невинно спросил я, выплевывая окурок сигары.

– Будет, дорогой ты наш, будет. Дайте господину Трокли сигаретку. Напоследок.

Голос принадлежал Мастеру Хаоса Дадзонте Ватоксу. Из этого факта я понял, что проводимая им операция по перемешиванию нашего боевого духа с дерьмом завершена успешно.

Пока меня разгружали, разоружали и снимали жилетку с карманами, я прокручивал все, произошедшее с момента звонка Скайрина, вычленяя детали коварного замысла. Сознание впало в дремотное безэмоциональное созерцание, выйдя из игры, чтоб пронаблюдать ее со стороны.

Звонок Скайрина, совпавший с наглым и грубым показом засады. Разгадка маленькой тайны вовлекает в игру, где с самого начала создается ощущение, что ее контролирую я.

Первая тройка притупляет настороженность внешним видом второй, и чуть глубже затаскивает в игру маленьким половым крючечком. На мнение, что игру веду я, накладывается желание быть ярко действующим лицом, а не контролером.

Нападение трех глайдеров и скафандра. Показ, что игра интересная, поскольку противники суровые и как игровой фигуре придется выкладываться полностью.

Инструкция департамента особых личностей, чтоб я не удивлялся отсутствию поддержки, а так же согласился с тем, что в игре может быть кто-то, кто ее контролирует лучше меня.

Очень много движения на участке вход в Замок-База, и момент на поцелуй, чтоб поглотить внимание проблемой из нежелания движения против необходимости защитить любимого человека.

Шедевр!

Внимание вернулось к окружающему. Глаза от созерцания точки, которая была бы кончиком носа, будь он тридцати сантиметров длинной, перешли к осмотру окружения.

Комната. Катрин, как и я, прикованная к стене наручниками, стол с компом и малым мед набором. Шкаф, в открытой дверце которого виднеются какие-то блоки. Три баллона с горючкой в углу, и десятка два ящика боеприпасов. На ящиках лежат Нирра и Танита. Над ними склонилось тело в белом халате. Два робота у лестницы наверх.

Потом внимание скользнуло к красивому скальпелю, лежавшему на краю стола. Какая-то часть сознания, пробудившаяся от генерации мнения, что скальпель красив, потребовала, чтоб я проснулся и сражался. Какая-то другая попросила ее заткнуться, и я продолжил медленное соскальзывание в тупую дрему.

Немного еще не уснувшего внимания качнулось к ушам. Меня кто-то что-то спрашивал. Язык уже спал.

В помещение внесли хромосом-анализатор, а на меня навели автомат. Но все это доходило как через вату и дымчатые стекла, а сознание обволакивало скальпель, сообщая, какой он острый, легкий, прочный, и явно ожидая от меня чего-то. Внимание засыпало все больше. Я попробовал собрать остатки и придумать, что надо сделать. Еще не уснувшего не хватило, а уже спящее сурово заворчало, подсказывая, что его будить не надо. Тогда я обратил остатки внимания на скальпель, и послал их внутрь него.

Предпоследний кусочек внимания аккуратно взял что-то изнутри и понес мимо меня куда-то в память. Перехватить было нечем, но я все же глянул. Энергия. Много-много энергии, сжатой в атомы, в кристаллы. Привет! от этой энергии.

Последний кусочек внимания уловил крик Катрин, и укрывшись им как одеялом, уснул.

***

Сознание вернулось вспышкой боли в бедре и в голове. Ощущение было такое, что кто-то проткнул бедро ломом, перед этим пару раз стукнув им по затылку.

Первым желанием было громко выругаться и закурить. Но сначала надо было выяснить свои шансы на получение курева. Первые ощущения говорили, что они велики. Я лежал на чем-то мягком и прохладном, не связанный, не избитый (почти) и никаких звуков, кроме шмыгания носом и редкого шипения от боли не поступало. Информация обнадежила, но ее явно недоставало. Я открыл глаз и огляделся.

Мягким и прохладным оказалась куча листьев, сваленная под открытым небом. Уже темнело – от въезда в город прошло пол-дня. Рядом с мной сидела Катрин, и, уставившись в никуда, шмыгала разбитым носом. Левый глаз украшал приличный, в обществе нестыдно показать, фонарь. Шипело что-то из-за спины, и я решил сесть, чтоб посмотреть на источник.

Зажмурившись от боли и проскрипев, как армия скелетов, я сел и посмотрел на бедро. Лома в нем не торчало, и даже дырки не было. Потом посмотрел в сторону. Там, прислонившись спиной к стенке, на той же куче листьев сидела Танита с простреленной рукой. Из под обмотанного вокруг головы куска ткани сочилась кровь. Пока я спал, произошло что-то, что избавило нас, не только от внимания нехороших дяденек, но и от присутствия Ниррры тоже. Только вот что?

– Что случилось?

– Это у тебя надо спросить. – ответила Танита голосом, в котором были только боль и злость, и уперла яростный взгляд во что-то невдалеке. Присмотревшись, я увидел плащ, из под которого торчали очень знакомые ботинки.

Черт! Нирра была мне немногим больше, чем знакомая. Тогда почему я чувствую себя так, будто не донес сообщение стоимостью пару миллиардов? Вскакивание на ноги создало в ноге ощущение повторного удара ломом, но я устоял, и заорал в темное ясное небо.

– Глрэак!!! Кхыэн хвэанджанс ыэльждыа!!!!!!!!

Хорошее ругательство – это драгоценный камень, ценимый не сколько за красоту, сколько за свою редкость. Случай как раз был редкий.

Пространство вокруг начало завинчиваться в дугу от редчайших ругательств [17], а я взял еще круче.

Минуты через две я проругался и спросил:

– В округе есть кто?

Катрин, в которую попал мой вопрос, со слабой печальной улыбкой покачала головой. Прелестно! Эмоциональный шок на фоне самобичевания основанного на смерти близкого человека. За компанию умереть не удалось, значит, хотя бы изобразить, что удалось, надо. Если старательно изобразить, то может, даже получится присоединиться к компании.

Танита, кстати, тоже почти там же, но жаждет не просто умереть, а сильно нарваться, и погибнуть в атаке, и ни дай бог удастся победить противника.

Так. Времени на приведение их в норму мало, но что делать, я знал. Поймать этот маленький гаденький шок, и накачать его эмоциями так, чтоб он лопнул. Мало того, я знал, как это делать.

Найдя себе занятие, я временно отложил все остальное, в том числе и временный провал в памяти, на второе место. Итак.

Оглядеться. Куча листьев находиться под южной стеной городского сада. До базы метров двести. А для похорон места лучше не придумать.

– Сидите здесь! Счас вернусь. – Танита хмуро кивнула, и я похромал к базе, стараясь обращать меньше внимания на бедро, которое, судя по ощущениям, немножко треснуло.

Минут через сорок я вернулся, с автоматом и мечем Нирры, найденным в вдрызг разгромленном подвале, и кучкой разных полезных для похорон предметов. На ходу я переваривал увиденное на улицах.

Выглядели они так, будто кто-то по ним пробежался, крутя над головой генератором гравитационного поля. Пара попавшихся по дороге трупов смотрелась как несчастные люди, в которых влюбилось все подряд – кирпичи, стекла, разное оборудование и так далее. Причем влюбилось настолько, что забыло о гравитации и принялось гоняться за любимыми, чтоб от души поцеловать.

– Игра догони меня кирпич. Первый кон маюсь, второй не играю. – мрачно сообщил я Таните старую шутку.

Поставив магнитофон рядом с небольшим возвышением, я принялся сооружать Нирре последнюю постель. Вскоре ко мне присоединились Танита и Катрин. Первая – яростно сверкнув глазами, но смолчав под моим взглядом. Вторая – совершенно автоматически.

Когда мы перетаскивали ее, я незаметно от девушек взял на анализ кусок кожи. Чтоб войти в роль хладнокровного патологоанатома мне пришлось настойчиво подумать о том, что после кремации сложно установить, была ли у нее пара лишних хромосом.

Положив ее на гигантскую охапку веток, мы некоторое время молча стояли. Я смотрел на ее лицо, бледность которого подчеркивали иссиня-черные волосы, и кисло высчитывал, в скольких торжественных похоронах, считая эти, я уже принял участие. Получалось, что в 79.

Потом я поднял с земли три факела, зажег их, и роздал по одному девушкам. Мы повернулись к почти зашедшему солнцу, бросавшему на все последние синие лучи, и застыли, мысленно провожая Нирру туда, к нему. Потом мне в голову пришла мысль, что лучшего времени для похорон и не надо, а потом в голову полезла всякая чушь типа моралей о том, что плохо, когда умирают дети. Не успевшие размножиться.

Шагнув к охапке, я ткнул факелом в основание кучи.

Танита и Катрин просто кинули свои факелы и вслед за мной отошли на десяток шагов.

– Можно говорить очень много и не сказать ничего, а можно промолчать, и сказать много. Я промолчу. – сказала Танита после минуты молчания.

– Тогда я. Только не скажу, я спою.

Я вспомнил Алексу. На нее тогда высадились работорговцы и стали вывозить молодых девушек. Вспоминал я, как мы, взвод и местные, хоронили молодого парня, который зарекрутировался к нам во взвод, но так и не улетел с планеты. Его дядя тогда написал на те похороны сагу, которая очень подходила к этим.

Музыка, без которой слова воспринимались плохо, тогда осталось у меня на пленке, и сейчас надо было только говорить, чтоб стянуть Катрин и Таниту с дорожки к солнцу, по которой уходила Нирра.

И я говорил.

Сага о не увиденном Солнце.

Теплый южный ветер, налетевший со стороны моря, взметнул его плащ серо-серебристого меха и выбил ту слезу, которой он сейчас так хотел.

Он внезапно почувствовал, как тяжел его меч. Годы скитаний по землям, где прав сильный, где выживает убивающий, где нет ничего, кроме злобы, ненависти и звериной похоти, научили его не замечать тяжести оружия и тяжести бытия. Эти годы, когда один за другим уходили люди его Рода, Рода странников и воинов, приучили его к одиночеству. А теперь, когда он вновь остался один, на него навалилась тяжесть.

Тяжесть меча.

Тяжесть мыслей.

Тяжесть век.

Он закрыл глаза и порывом ветра налетели вспоминания, которые были тяжелее всего.

Он помнил, как он блуждал по холодной, как Смерть, бескрайней северной пустыне, и его, обессилевшего от холода, голода и бессонницы, окружила стая волков.

Рука устала наносить удары, а он устал убивать.

А когда волков больше не осталось, он нашел в той бескрайней смерти маленький комок жизни, такой же одинокий осколок, как и он сам.

Только она спаслась от безудержной ярости воинов соседнего племени. Спасая жизнь, она убежала в снега, в смерть.

Тогда им больше всего не хватало тепла и они, поняв друг друга без слов, легли рядом и отдав друг другу то немногое тепло, которое еще оставалось в их почти окоченевших телах, согрели друг друга и уснули.

Они были вместе и только потому вышли из белой смерти.

Она сказала ему, что там, на ее родине, никогда не было Солнца, потому что вечный северный ветер гнал и гнал тучи, закрывавшие его. И она не знала тепла – только холод, страх и рабский труд.

И он взял ее с собой – увидеть солнце, узнать, что такое тепло, что такое солнце, что такое радость и что такое любовь – любовь к жизни, к южному ветру, к миру, где живешь, к тому, кто рядом.

Тогда он понял, как одинок был все эти годы, и как ему нужен кто-то рядом. Хотя бы для того, чтобы не молчать в вечной дороге, кому раскрыть красоту этого мира.

И они пошли на юг.

Он помнил их первую ночь у костра, когда он обрел что-то новое для себя, но старое, как мир.

Заснеженный лес, костер и она. Блики костра играли на ее длинных светлых волосах и отражались в голубых, как небо его родины, глазах.

Она сидела, обняв свои ноги и смотрела на огонь, который видела впервые. А потом спросила, любит ли он ее. Он ответил: «да»…

Он помнил, как они шли по узкому каменному гребню на одинокую скалу, на вершине которой он родился на рассвете много лет назад. И теперь, родившись заново, он вновь шел к солнцу, к новой жизни…

Южный ветер утих, и он открыл глаза. Он стоял на обрыве. Под ним было море, заключенное в решетку скал, и пытавшееся вырваться наружу. Раз за разом волны били о камни и рассыпались, потеряв все свои силы.

Ветер победил тучи, в лицо ему ударило солнце и он обернулся.

Он увидел ее могилу, сложенную им из камней, на которых когда-то стоял его дом.

Вокруг лежали те, кто напал на них этой ночью. Она погибла от случайного удара, который он не смог, не успел отвести.

Он бросил последний взгляд на могилу и пошел прочь. Он запомнил знаки на щитах и шел искать.

Перед ним была тень, шагавшая вместе с ним. Длинная тень. Длинная, как и его дорога.

Эту тень давало Солнце, встававшее из-за моря. Солнце, которого она так и не увидела.

Я замолчал. Пока играла музыка, я смотрел перед собой, медленно, чтоб без рывков и царапин на душе, выходя из состояния Говорящего.

Выйдя, сразу посмотрел на девушек.

Кулаки Катрин сжаты, челюсти стиснуты, в невидящем взгляде перед собой – темная холодная ненависть до конца.

Танита смотрит в землю немигающим взором. Мышцы расслаблены.

Есть!

Запись кончилась. Треск и рев пламени стали слышны отчетливо. Все, кроме огня, застыло. Катрин – в ненависти. Танита – в печали. Я – в полном отсутствии мыслей.

Момент вечности оборвался лязгом меча Катрин, медленно вышедшим из ножен. Лезвие тускло блеснуло в свете костра, и почти сразу же потемнело от крови.

– Клянусь, что пока я живу, те, кто виновен в ее смерти, не будут жить спокойно. Они найдут покой только в смерти.

– Клянусь! – подхватила Танита, и вверх взметнулось еще одно окровавленное лезвие.

Ого! Если кто-то из них миксимус, то у пиратства теперь серьезные проблемы. Но мне-то что делать? Они ждут меня, и отрываться от масс неприлично. С другой стороны, делать истребление пиратства целью всей этой жизни и половины следующей как-то неудобно.

Откуда-то изнутри меня, из глубин, пришла мысль, что неудобство не в этом. Неудобство в отсутствии большой цели, и, как следствие, отсутствии большой игры, с большими же препятствиями и большими же возможностями. Потом оттуда же пришло сообщение, что потенциально возможностей хватает, чтоб играть в любую игру. Но решение о выборе – за мной.

Вздохнув, я принял его. Потом вынул меч, провел им по предплечью, поднял и высказал решение вслух:

– Клянусь, что занят устранением причин, которые привели к ее гибели!

Три меча со свистом выписали треугольники, и замерли в ножнах. Внутри меня что-то неторопливо начало перестраиватся. Пока не спеша. Как-нибудь на досуге я наведаюсь посмотреть, как у него дела.

Через полчаса костер догорел. За эти полчаса я вкопал по кругу вокруг него куски взрывчатки.

Прощальный салют серией взрывов насыпал над костром курган.

Мы бросили на него последний взгляд и пошли прочь.

Нирра…


«Информация – это мера неопределенности системы. Или определенности. Или не системы. Это с какой стороны посмотреть. А теперь я дам вам два стабильных данных…» Любой Мастер Замешательства

Выйдя из парка, мы протащились по мертвым улицам до Базы. Там, войдя в открытую раньше дверь, я пропустил их вперед, и захлопнул ее.

Дома. Можно расслабиться, ненадолго позабыв, что я – агент.

Неслышно ступая по толстенному ковру, мы прошли по коридору и вышли в круглую гостевую комнату, из которой радиально расходились коридоры в туалет, ванную, оружейную, центр связей, спальню и мед блок. Гостевая предназначалась для незначительных пьянок, поэтому диваны, кресла и столики, заполнявшие ее, были не роскошью, а необходимым оборудованием.

– Присаживайтесь. – кивнул я на оборудование, успев подать команду до того, как они сели без приглашения.

Танита растеклась по средней жесткости дивану, а Катрин безошибочно упала в мое любимое кресло. Я подошел к стенке, приложил палец к детектору, открыл дверцу своего шкафчика и вытащил поднос со стаканами и десяток бутылок со средними напитками. Столик жалобно скрипнул под огромной тяжестью (стаканы были цельнометаллические), и притих. От моих действий притих бы кто угодно, видевший хоть одну пьянку, а столик их видел не менее сотни. Я смешал коктейль из максимально возможного до употребимого количества бутылок, старательно делая вид, что никому не предлагаю выпить.

Выпив, и крякнув, я возжелал сигару, и направился к шкафчику, размышляя о вреде смешения пива с эфиром. Размышления прервала Катрин.

– Тивсол!

– А? – Вскрикнул я, шокированный тем, что меня вдруг назвали по имени.

– Когда мы выступаем?

Я задумался, застыв с коробкой сигар в зубах, и двумя ящиками спецпива (тонизирующее, высококалорийное витаминизированное) в руках. Очень хитрый способ избегнуть жаждущего крови взгляда и формирования о тебе мнения предатель. Придумав когда, и переложив сигары под мышку, я направился в центр связи, на ходу отвечая.

– Утром…

– Но…

– Объясняю почему. Во первых, надо выспаться. Во вторых, мне надо выяснить обстановку. В третьих, надо подготовить оружие. В четвертых, надо подготовить транспорт… В тридцать шестых, надо вымыться – грязнули останутся здесь. Вкратце все.

Можно было довести и до ста, но системы связи уже размораживались, вода для мойки нагрелась, пиво уже начинало, и очень хотелось в душ.

Из душа я вышел минут через сорок. К этому времени они должны были выпить уже достаточно, чтоб отложить начало Восемнадцатой Планетарной на завтра, но еще не достаточно, чтоб попытаться меня изнасиловать. Громко шлепая мокрыми подошвами, я прошел в гостиную, и нагло выставился под их чуть окосевшие глаза, которые от взгляда на меня чуть расширились. Совсем смущать двух почти монашек я все же не стал, и перед торжественным выходом одел шорты.

Вогнав их в краску тщательным осмотром их фигур, я в напряженном диванном молчании прошествовал к шкафчику, открыл отделение с одеждой и извлек три комплекта гибридов пижам с коротким кимоно.

Натянув черное с розовыми поросятами, я кинул два остальных на поднос со стаканами и грозно рыкнул:

– В мокром по диванам не валяться!

– А! – смогла ответить Танита, выведенная рыком из глубоких раздумий о смысле бытия одежды.

– А воевать тоже в этом будем? – получилось ответить у Катрин. Люблю практичных.

– Нет. Доспехи для боя в арсенале.

Не воспользоваться их задумчивостью над тем, будет ли что-то под доспехами, было грех. Грешить я не стал, и воспользовался для незаметного, если не считать совета не утонуть в ванной, отхода в центр связи.

Ввалившись внутрь, и рухнув в кресло, я стал готовиться к бессонной ночи.

Запустить лазерофон, ящик пива под руку, сигары – под другую, запалить стационарную зажигалку на пульте.

Ох люблю такие ночи! Больше любых других. Остальные приедаться, я такое бывает не часто.

Глоток пивка, затяжка, запуск «Марша астероидного облака», и начали. Диалог с компом.

– Пароль? – запросила подозрительная машина.

– Тивсол Трокли, Допуск 28. – Интерфейс с компьютером я установил не сколько для собственного удобства, сколько помучать иногда забредавших на базу коллег…

– Код допуска?

– Сандзю-року бассай-дай. На, подавись своми сандзюрокбассаем. – тщательно выговорил я. Если кто-то не занимался некоей рукопашной штукой под названием карате, то выдать названия двух упражнений из него смог бы вряд ли. Я если занимался, то язык не повернулся сказать вторую часть пароля.

– Принято. Приветствую вас, мистер Трокли.

– Фак е толстую керамическую попу.

– Спасибо. Второй пароль принят. Че делать будем? Работать или опять из сети порнографию таскать?

– Конечно порнографию. Первый канал – данные спутников слежения и связь с ними. 15 %. ресурсов. Второй – связь с ракетной базой. 15%. Третий – с базой штурмовиков 20%. Четвертый – связь с ближайшей конфедеративной системой. 45%. Пятый – проверку гаража. 5%. В процессе ожидания пустить на голограф результаты прошлогодней работы.

– Обломись. Пятый канал на связи.

Глянув на стереоэкран, я выругался.

Кто– то из (…) соратников, посещающих данное место, снял с вертолета всю электронику, и его боеспособность оценивалась в 5 градусов.

Боекостюмов осталось два. Бомб мне оставили мало, видно, предполагая, что я сотворю чудо и буду сражаться им. Хорошо, что не взломали мой личный холодильник и материалы для создания чуда были.

– Второй на связи… Видео нет, даю пересказ…

– Вкратце.

– Ну вкратце так в кратце. 4 часа назад истрачен весь боезапас. 12% попаданий. На планету совершена несанкционированная высадка десяти катеров класса «Урон» и двух транспортов типа среднего класса.

– (…)!!! (…), (…) и (…) этих (…), которые (…) и (…)!!! Повреждения?

– Поврежден передатчик Зофа. Авторемонт невозможен. Повреждена система жизнеобеспечения. Авторемонт невозможен. Повреждены все локаторы дальнего и среднего, и 67% ближнего радиуса. Авторемонт невозможен…

Я посидел, тупо глядя в экран, механически закуривая сигару и выпивая банку пива залпом. Кто-то за несколько часов снес систему планетарной защиты. Обычно на это уходило дня два. Система планетарной защиты – это сотня стратегических ракет класса планета-космос. Это 32 штурмовика… Да, а штурмовики то где?

– Местонахождение штурмовиков системной защиты?

– 30 уничтожены. 31-ый вылетел в измерение В8 из на неполадок в двигателе. 32 не отвечая на вызовы заходит на посадку. Приблизительное место посадки – от нуля до 300 метров к северу от базы. Посадка через сорок секунд. 39…

– Чем глубже влез, тем поуши в дерьме! – только и сказал я, пока пальцы бегали по клаве, вытягивая из генераторов защитное поле.

Ба– бах! Уф! Еле успел… Блин, там может быть пилот. А может и не быть. А может, и мина с биополярным взрывателем. Подожду-ка я до утра. Утром все мудренее будет.

Непослушное воображение нарисовало картинку человека, истекающего кровью среди перкореженного штурмовика. Я показал воображению схему кресла пилота, которое в случае чего сразу превращается в анабиозную ванну.

Комп, поскольку ему пока делать было нечего, принялся прокручивать по голографу результаты прошлогодней работы, чем чрезвычайно помог умственному процессу. Я уже почти дошел до окончательного вывода, что, если разобрать пол-Базы, то можно сделать неплохую пародию на летающую подводную лодку. Совсем дойти не дало включение первого канала.

Экран, как ему и полагалось, разделился на 14 каналов, но изображений оказалось только два. Комп заботливо просветил, что 12 остальных спутников сбиты, причем раньше, чем успели крикнуть караул, убивают!. Плюнув, я, добивая восьмую банку, переключил изображение на оставшиеся два, которые в момент атаки успели заткнуть радиопередачу на магнитофоны.

Постепенно картина стала вырисовываться, и была она весьма мочавой.

Флот прибыл 18 часов назад и, разгромив пустые береговые укрепления лазерами, высадил небезызвестные 50.000 десантников и 1000 лазеров, что двинулось в глубь континента.

8.000 спецназа Фрутино, вооруженные винтовками и дальнобойными арбалетами, тормозят наступление, пока остальная армия быстро эвакуирует все и вся, расставляя по пути ловушки и мины.

Весь народ стекался в Долину Холмов, где откармливался, вооружался и строил укрепления.

Двое агентов, оставшихся от 8, агентствовавших на территории орденов, провели остатки пограничников и восточных в Замок, выбили оттуда десантников корпорации, разобрали все, что там было из оружия, и скоро должны были выйти к Холмам.

Удивило меня следующее. Отряды Дедзонцев шли отдельно от остальных имперцев, а в его аналоге на стороне наших сил – Гринленде, вообще не было заметно никакого движения. Это надо было обдумать, но комп опять не дал насладиться умственным процессом.

– Третий канал!

– Вы, (…), мутанты обоеполые, шли бы вы (…) сами себя, у вас же и (…) и (…) есть, так чего вам еще надо? – полилось из динамика. – Или вы уже (…) так, что сам себя не можете? Так сконструируйте вибратор, компьютеризируйте этим вашим (…) 5000-ым процессором. Он то вас удовлетворит!

Голос был чрезвычайно знаком, но пока не идентифицировался. Зато ситуацию он прояснил. Торговцы где-то откопали сверхпроцессоры, и поставили их на компы управления стрельбой. И опережали мишени на два порядка. Это плохо. Чур я с ними, как обычно, не воюю. Вот понаделать мелких, нормальных, извращенных, хулиганских, профессиональных, любительских и бесящих пакостей – другое дело. Послушав немного распинанания базы, особенно хорошо воспринимаемые под голограф-шоу, и вкапления «Ну? Ага!, Не-а.» торговцев, я вмешался в теплую беседу.

– Болейте, нелюди злобные, болейте, не мои дешевые. Как бизнес? Как сами? Как семья? Как любовница?

После непродолжительного молчания раздался дружный хор:

– Ты кто?

– Вурдолаков Достану Хренотвертишся. – представился я по-русски. – У кого-нибудь завалялся передатчик Зофа?

– Нету! – задумчиво ответил болтунявец с базы, видно тоже вспоминая, кто же это я могу быть. Торговцы молчали – видно, запустили меня по компьютеру, и пытались запеленговать. Ну-ну. До русского языка они доберутся скоро, а вот запеленговать удастся только к концу галактической пятилетки (5 оборотов галактики вокруг центра – около триллиона миллиардов лет).

– А почему нету?!! Пропили уже? Или проели и на баб спустили? Так на…

– Харш, (…)! – радостно завопили с базы. – Ты (…)ли языком воздух гоняешь? В вентиляторы переквалифицировался?

Ага! Теперь то я понял, с кем имею дело. С моим бывшим комполка подполковником Касда.

– Не. Еще. А ты-то как в эдакую срань попал?

Майор Касда как раз проводил инспекцию, когда все началось. Почти сразу же, как только вылетели штурмовики, базу полило ракетным дождичком, и снесло на поверхности все, вплоть до туалет-ресторана. Ныне весь уцелевший обслуживающий персонал базы усердно паял передатчик Зофа.

Больше мне ничего узнать не удалось, так как в нашу дружескую связь вмешались торговцы. Выслушивать их требования сдаться и разнообразные заманчивые предложения я не стал, а просто перевел все на пятый канал, безуспешно пытающийся пробиться через слой помех, окутавших систему.

Перепрограмировав его на посылку сообщения, как только произойдет пробой, я отключил почти все остальное, и занялся подбиванием бабок, дедок, внуков и внучек. А подбивать особо было нечего. Надо было точить меч, чинить вертолет и угонять один из катеров, у которых меня уже ждут.

А это значит, что пора перебираться в оружейную, доставать топоры и молотки и включать компьютеризированный точильный станок.

Подхватив ящички, я ногой отрубил голограф, и направился на выход. На выходе я нос к носу, точней, глаза-в-глаза, столкнулся с Катрин. Если еще точней, то не с ней, а с чем-то, отдаленно ее напоминающим. Окинув взглядом скорее ее фигуру, чем пижаму, я остановился на голове, по которое расплескались темно-каштановые волосы, уложенные водой лучше всяких лаков. Если учесть, что вместо вонючих духов от нее тянуло нежнейшим ароматом марочного коньяка, то нетрудно будет понять, что я был сражен, как десятикилограммовым мечем.

Второе, на что я обратил внимание, только взяв его под контроль, были руки, сложенные на животе и смесь смятения и надежды в глазах.

– Привет! – сказал я. – Как жизнь?

– Не знаю. – переминание с ноги на ногу. – Холодно как-то.

Ясно. Ожидание, а не подготовка, к бою, где планируется 50% выживаемости. Рецепт прост. Пиво, музыка, и заточка меча.

– Тогда пошли выясним.

– Куда? – легкая дрожь.

Я выронил ящики, подошел, очень медленно положил руки на голову и повернул лицом к себе. Заглянул в глаза. Нырнул. Утонул. Всплыл. Ожил. Вынырнул.

– Все хорошо. Верь.

Она шагнула ко мне, повисла на шее, положила голову на плече, всхлипнула:

– Я солдат. Я не должна бояться, но я боюсь. Боюсь не умереть – умирать!!!

– Ты не солдат. Ты – воин. – ответил я, обнимая ее, чтобы немного уменьшить нагрузку на шею. – Воин отличается тем, что не подавляет, нагло смеется над своим страхом…

Меня заткнули. Пока тянулся затык, и большая часть меня наслаждалась им, меньшая хладнокровно придумывала, откуда берутся такие могучие стремления, которые никакая монашеская подготовка не берет. Не от папы-военного? Большая часть мгновенно почувствовала себя жрачкой настолько плохой, что ее даже в задницу не пустили. Отстранив ее, сделав счастливую рожу, и предприняв удачную попытку убрать с нее все намеки на возбуждение, я шепнул:

– Пошли!

– Куда?

– Куда-нибудь, где тепло. Холодно ведь.

Ой! На самом деле, часть дрожалки перелилась мне.

– Пошли.

Не забыв ящики, я, счастливо молча, провел ее в оружейную.

Там я врубил музыку и, с садистским удовлетворением наблюдая, как она глядит на меня совсем другим взглядом, запустил в ген-анализатор соскобы с ее и Таниты меча, а так же анализ (бр-р-р-р!) Нирры. Запустив, я, чтоб не мешать ему работать излишне нервным ожиданием результатов, пошел за сигарами.

По возвращении он, молодчина, не то, что я, уже выдал результаты:

1 (Нирра) – Homo sapiens

2 (Танита) – Homo sapiens

3 (Катрин) – Homo miximus.

Секунд пятнадцать я тупо таращился на высунувшуюся из принтера бумажку. Хотя именно этого я и ожидал, но до сего момента надежда теплилась в палате интенсивной терапии. Когда она переместилась в холодный морг, я подумал, что жить стало намного веселее.


«Если Вы что-то распланировали – ни в коем случае не делайте этого. Противник может распланировать то же и составить контрплан.» Учебник по агентурной деятельности.

– Чего? – спросила Катрин, заметив, видно, по харе, мое крайне веселое настроение.

– А, мелочи. – беспечно ответил я, углубляясь в тяжкие раздумья, как мне дальше себя с ней вести. Однозначно было одно – если вывести ее из себя, то дело битьем посуды не обойдется. Многозначно было другое. Если… это я о чем?… когда мы отсюда выберемся, то неплохая получиться семейка. Ключевое слово – выберемся. Для этого неплохо бы перестать хлопать ушами и звенеть яйцами, и заняться, наконец починкой вертолета и заготовкой оружия.

Посмотрев новым взглядом на Катрин, оседлавшую ящик гранат, я вспомнил, что где покладено, закурил, и торжественно объявил:

– Ремонт! Тебе выделяется самая главная роль.

– Какая? – настороженно спросила она, заворожено глядя на извлекаемые из шкафчика набор напильников и паяльников.

– Оказание мне моральной поддержки. Светить и греть умеешь? Значит будешь моим солнышком. – прокричал я сквозь грохот молота, очень неохотно покидавшего належенное место. – Пива будешь?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю