Текст книги "Нумизмат"

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

Он торопливо достал из-за пазухи чёрную тетрадь, из кармана чёрную коробочку и подал их Пинчуку. Пока тот разглядывал при свете дня диковинную монету, Шура сбивчиво рассказывал всю запутанную историю.

– …Нумизматы её с руками оторвут, главное, чтобы с ней тетрадь сохранилась. Это очень дорогая вещь, вы понимаете? – с надеждой глядя на хозяина дома говорил Мезенцев.

– Да, понимаю, – тяжело вздохнул Пинчук. Ещё немного повертев в руках старинную монету и уложив её в коробочку, он сказал:

– Знаешь, Шура, это, может быть, для этих… как ты их назвал?

– Нумизматов.

– Да, для них это ценная вещь. Только где их сейчас в городе искать? А так серебро – оно и есть серебро, даже не золото.

Мезенцев опустил глаза, но Пинчук продолжил:

– Возьму я эту вещь для себя, из уважения к вашему семейству. Все-таки сколько добра от вас видел! У меня, конечно, много припасу не найдётся, но… чем смогу.

Подойдя к пузатому буфету, снабженец открыл дверцу, подсвечивая себе огарком свечи, долго копошился в его объёмном чреве, наконец вернулся к буржуйке с матерчатым мешочком в руках. Подавая его студенту, старшина сказал:

– Здесь пшено, килограмма два, двести грамм маргарину, сахаринчику немного положил, кипяток подсластить. Чем могу, уж извини.

– Спасибо большое, Василий Яковлевич! – губы у Шуры дрогнули, на глаза навернулись слезы. – Я так вам благодарен!

– Да ладно тебе, Шура, чем могу, – снова повторил Пинчук, а потом спросил: – Может, тебе ещё дровишек дать?

– Нет, дрова я не унесу. У меня ещё есть. Стол дожигаю.

– Это тот, из столовой, круглый? – ахнул Василий Яковлевич.

– Да, раньше за ним вся семья помещалась, ну а теперь нет никого… Я пойду, поздно уже.

Проводив гостя до двери, Пинчук уложил коробочку и чёрную тетрадь в верхний ящик буфета, рядом с документами, и, подойдя к окну, осторожно приоткрыл штору светомаскировки.

Выглянула луна, и на белом снегу хорошо было видно, как шаркающей старческой походкой Мезенцев-младший вдоль стенки пробирается к себе домой. Чуть покачав головой, Василий Яковлевич пробормотал: «Нет, не жилец он, догорает парень. До весны точно не дотянет. На это у меня глаз намётанный.»

Прикрыв штору, Пинчук разжёг небольшую коптилку, сделанную из гильзы сорокапятки, и с озабоченным выражением лица начал шарить у себя за пазухой. Вытащив на свет Божий довольно солидный мешочек, он внимательно осмотрел его, кивнул головой и пробормотал себе под нос:

– Так и есть, дырка. А я-то думаю, что такое колет меня целый день.

Освободив от крошек хлеба большое блюдо, Василий Яковлевич осторожно высыпал на него даже в скудном свете вспыхнувшие разноцветным огнём драгоценности. Кольца, серьги, броши, колье – радость и утеха изысканных и утончённых женщин бывшего Санкт-Петербурга. Кроме семейства Мезенцевых, Пинчук опекал ещё два профессорских дома, хорошо известных ему по прошлой работе в институте. К незнакомым людям он с подобными сделками обращаться опасался.

Заштопав мешочек, Василий Яковлевич осторожно ссыпал обратно камушки и сунул его за пазуху. Помня о судьбе своей первой квартиры, старшина теперь всегда носил драгоценности с собой, оставляя дома только тяжёлое золото, к которому теперь прибавилась эта забавная монета.

5. УДАРНИК КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ТРУДА.

В половине восьмого утра Силин стоял на условленном месте. Хотя чахлый сквер навевал ему не очень приятные воспоминания, Нумизмат чувствовал некоторую приподнятость духа. В первый раз за время его московской одиссеи удалось все, что он задумал. Когда без пяти восемь со стороны общаги подошли хмурые и неразговорчивые строители, Михаил не удержался и приветствовал их более чем радостно:

– Здорово, мужики!

– Привет, – нехотя буркнул черноглазый Шпон, остальные только мрачно посмотрели в сторону Нумизмата. Автобус подкатил словно по заказу – ровно в восемь, и разговор продолжился уже по дороге.

– Что это ваше начальство сменило гнев на милость? – шепнул Силин на ухо своему соседу, все тому же Шпону.

– Димку позавчера убили, – тихо ответил парень, упорно глядя в окно.

– Да ты что?! – очень похоже изобразил удивление Нумизмат. – Кто?

– Да кабы знать! Наркоман какой-нибудь. Отправили парня в магазин, и все, нету, зарезали. Денег-то было шиш да маленько, а кто-то позарился, аж карманы все вывернул! Менты, суки, достали! Им лишь бы придраться, что в Москве без прописки живём. А тут ещё рыжий, гад, не хочет Димку домой отправлять, здесь, говорит, похороним, дешевле будет. Я предложил ребятам скинуться по тридцать долларов, никто не согласился, а у парня там мать осталась, брат маленький.

– Ну, тридцать долларов это не очень и много, – удивился Михаил, – чего они жмутся-то?

Теперь Шпон зверем посмотрел уже на Силина.

– Это для вас, москалей, не много, а у нас семью можно месяц месяца на них кормить!

После этих резких слов парень отвернулся к окну и замолчал.

«Черт его знает, что ему надо? И так и эдак – все для него плохо», – разозлился Силин и оставшуюся часть дороги к соседу уже не приставал.

Прораб был уже на месте. За руку поздоровавшись с Нумизматом, он мотнул головой в сторону сторожки и предложил:

– Пойдёмте, я вас запишу.

По ходу дела Паршин объяснял условия труда и оплаты.

– Деньги в конце недели, но сразу предупреждаю вас, что и работы тут осталось тоже примерно на неделю.

Паршина удивило, что новый рабочий проявил некоторое безразличие к сумме будущего заработка, но отнёс это к общей сдержанности характера.

– И спецовку сейчас на вашу фигуру не подберёшь, – закончил прораб введение в курс дела.

– Да ладно, я могу и так, дайте только на голову что-нибудь да рукавицы, – заверил нового начальника Силин.

Поначалу в бригаде Михаил занял место покойного Димки: подай, принеси, свари чай. Но длилось все это буквально до обеда. Затем Паршин и бригадир решили посмотреть нового человека на более сложной работе. Пробным оселком послужила все та же злополучная голубая ванная. «Мадам» снова передумала и решила отделать её мрамором. Глядя, как Силин с виду неторопливо, но аккуратно и точно кладёт плитку за плиткой, оба его начальника не сказали ни слова, только переглянулись. Взгляд рыжего выражал некоторую досаду, Паршин же откровенно торжествовал.

– Тебе Шпона оставить в подмогу? – спросил он Михаила.

– Зачем? Яйца чухать? Один управлюсь, – довольно резко отозвался Силин.

– Ну, как хочешь, – пожал плечами прораб.

Примерно через полчаса после этого Паршин, Шалим и рыжеусый Мирон куда-то уехали на машине прораба. Силин пришёл за раствором, но спрашивать у хмурого Шпона, занявшего его место у бетономешалки, ничего не стал. Вернулись все трое к самому ужину, подавленные и мрачные.

– Все, похоронили Димку, – сказал Шалим, заходя в вагончик. При этом он покосился на взрывного Шпона, тот передёрнулся всем телом, но промолчал. К удивлению Нумизмата, бригадир достал из сумки три бутылки водки, сказав при этом:

– Ну что, помянем пацана, пусть московская земля будет ему пухом.

Пить Силину не хотелось, но он знал, насколько болезненно подозрительны простые работяги к таким, как он, трезвенникам.

– А что вы так долго? – спросил рыжего кто-то из рабочих после поминовения.

– В ментовку опять заезжали, – пояснил бригадир, морщась, – так и хотят нам это дело пришить. Все интересовались, не держал ли на Димку кто зла, не было ли в тот вечер в общежитии драк. Эти придурки в нашей комнате даже шмон навели. Все следы крови искали.

Возмущению работяг не было предела. Наконец взорвался и Шпон.

– А может, у меня там тысяча баксов лежит, какое они имеют право! – заорал он.

– Откуда у тебя, голодранца, тысяча баксов? – окрысился Шалим. – А право они имеют. Прописки у нас нет, регистрации тоже. Да не возбухай ты! Присматривали мы там, чтобы никто из них ничего не стырил.

В этот момент в вагончике появился прораб.

– Васильич, помянешь Димку? – спросил бригадир, поднимая бутылку с остатками водки.

– Нет, я же за рулём. Насчёт переезда решили что?

– Пока с парнями не говорил.

– В общем так, мужики! В сроки мы явно не успеваем, есть предложение распроститься с общагой и переехать на эту неделю сюда. Работать будем не по часам, а по необходимости. Питание четырехразовое. Ну, как вам такая идея?

– А из общаги нас все равно пнут, сегодня уже комендант подходил, – меланхолично заметил рыжий.

– Куды ж деваться-то. Гроши нужны, працать буде як тэ робы в Египте, – за всех отозвался Мирон.

– Ну хорошо, сейчас приедет грузовик, Шпон, ну и… Сергунчик! Сьездите за вещами. – Прораб обернулся к Силину: – Ну, а ты как, Дмитрич, на все это смотришь?

– Да никаких проблем. Сейчас только позвоню своей.

Пока Паршин раздавал во дворе последние указания, Силин в его кабинете воспользовался телефоном:

– Надя! Здравствуйте, это Михаил. Я больше не приду, можете сдавать комнату другим.

– Хорошо, – по дрогнувшему голосу женщины Михаил понял, что она огорчена. – Спасибо, что позвонили.

– Всего хорошего, до свидания.

Последние слова слышал и подошедший прораб.

– Как ты с ней вежливо. Строгая, что ли, супруга? – спросил Паршин.

– Да она мне не жена, так, сожительница, – невозмутимо отозвался Михаил и, чтобы пресечь все разговоры о личной жизни, быстро покинул сторожку.

И потекли для него дни, как в той песне: «на бои похожие». Каждый из них был и бесконечен, и краток, как мгновение. В шесть утра рабочие уже вставали, в семь, после кружки крепкого, как хина, чая вовсю трудились, в девять привозили завтрак. Особых разносолов не было, это отметил даже неприхотливый в еде Силин.

– Из заводской столовой, что ли, жратву возят? – спросил он как-то за ужином.

– Вот именно, с мебельной фабрики. Одно и то же полгода, в глотку уже не лезет, – пробурчал штатный ворчун Шпон.

– Эх, а я два года назад у одной актрисы ремонт делал, вот она нас кормила! – вздохнул Сергунчик. – Пельмени, салаты, отбивные. А на отвальную и бутерброды с чёрной икрой не пожалела. Мы ей квартиру как игрушку отделали.

– Что за актриса-то?

– Да не помню я фамилии, Людой зовут. В кино часто снимается, в театр нам билеты давала, мужики-то пошли, а я нет.

– Нажрался поди? – зыркнул глазами в его сторону бригадир.

Сергунчик только глаза виновато отвёл. Работник он был безупречный, но по части выпивки слаб на удивление.

– А, это всегда так. Чем богаче, тем к нам, работягам, хуже относятся. А уж скупые!..

Разговор перекинулся на «мадам» Балашову, и Силин задал вопрос, давно вертевшийся у него на языке.

– Вы все «мадам» да «мадам». А мужик её что же, не приезжает?

– Ни разу не был! – почти хором ответили строители.

Силин опешил:

– Что, вообще?

– Даже не знаем, какой он, – подтвердил бригадир. – Всем строительством жена руководит. А он только оплачивает её закидоны.

Нумизмат испытал лёгкий шок. Надежда приблизиться к Балашову снова оказалась призрачным миражом.

В два привозили обед, в шесть ужин, обещанный второй ужин оказался сухим пайком: хлеб, масло, колбаса. Мужики ругались, часто вспоминали домашние галушки, вареники со сметаной. Это немножко смешило Силина. Из всей бригады лишь один Мирон оказался самым настоящим, коренным хохлом. Остальные – русские, мордвин, чуваш, даже татарин, Ренат. Но все они поголовно были женаты на хохлушках, и домашний борщ, горилку и сало поминали родными блюдами.

Заканчивали работать поздно: когда в десять часов вечера, а когда и за полночь. Все зависело от усталости, только она служила уважительной причиной для отбоя. Дело продвигалось быстро, но ощущение того, что они не успевают, преследовало всех. Силин за короткое время сумел завоевать в бригаде довольно крепкие позиции. Все оценили его мастерство и профессионализм. Паршин с удивлением заметил, что, где бы новичок ни работал, одежда его оставалась чистой, без пятен красок и раствора.

Обращались к Силину довольно своеобразно, переделав отчество в имя: Михалыч. Единственный, кто волновал Нумизмата своим поведением, был Шпон. От былой весёлости и доброжелательности парня не осталось и следа. И почему-то особенно он не был расположен именно к новичку.

– А за что его Шпоном прозвали? – спросил Нумизмат как-то у бригадира, в очередной раз поругавшегося с черноглазым парнем.

– Да вечно лезет куда не надо! В каждой дырке затычка! – Шалим махнул рукой. – Одно слово – Шпон!

Дня два Силин поведение парня относил за счёт того, что он, Нумизмат, занял его место. Теперь уже Шпон, а не Силин заведовал бетономешалкой, подносил раствор, варил чай – словом, выполнял работу покойного Димки. Но все оказалось гораздо хуже, чем он предполагал.

В тот вечер Силин дольше обычного задержался на чердаке, там планировалось разместить биллиардную, и Михаил оббивал её дубовыми рейками. Он подошёл к дверям спальни, когда мужики уже выключили свет, но ещё не спали, переговаривались в темноте.

– Да ладно тебе, такую чушь порешь! За такое не убивают!

Судя по голосу, это был бригадир. Силин уже потянулся к ручке двери, но яростный голос Шпона заставил его замереть на месте:

– А я говорю, что это он убил Димку! Следователь ясно сказал: убийца – человек высокого роста. Я как это услышал, сразу про него подумал. Надо было ему попасть в нашу бригаду, вот он и поронул Одуванчика.

– Трошки потише можно? – взмолился из своего угла Мирон. – Брехун ты, Шпон. За таку малость не вбивают, бригадыр верно гуторит.

Голоса смолкли, вскоре раздался чей-то храп, а Силин не мог сделать последний шаг и войти в дверь. Его словно кипятком ошпарило.

«Как он догадался? – размышлял Нумизмат. – Пока его никто не слушает, но он опасен. Не дай Боже ему удастся встретиться со следователем или с теми парнями из охраны.»

Силин вышел во двор и пробыл там примерно с полчаса. Вернувшись в спальню, он завалился на свой матрас и почти мгновенно уснул.

6. МИНУС ОДИН.

Следующий день начался, как обычно, с подъёма в шесть под нестройный мат и порцию сгоняющего сон чифиря. Отбытие компании на работу по энтузиазму было похоже скорее на проводы бедного покойника. Силин снова трудился на чердаке, время от времени поглядывая из окна на двор, словно ожидая чего-то. Прошёл завтрак. Утро, медленно набирая силу, плавно перетекало в хлопотный день. Часов в десять утра во двор въехали две машины: приземистая «вольво» и микроавтобус «фольксваген». Человек, сидевший за рулём шведского авто, оказался Силину хорошо знакомым: тот самый седоватый начальник охраны мадам Балашовой. Действия остальных четырех парней в зеленой форме с шевронами «секьюрити» на руках показались Нумизмату непонятными. Спустившись вниз якобы за гвоздями, Михаил спросил возившегося с плинтусами Сергунчика:

– Это что за гвардейцы?

Тот выглянул наружу и охотно пояснил:

– А, это… Служба безопасности. Проверяют, не засунули ли мы чего под обои.

Без сухопарой «мадам» начальник охраны чувствовал себя более раскованно и беспечно. Сунув руки в карманы брюк и насвистывая под нос что-то фривольное, он неторопливо поднимался на крыльцо вслед за своими орлами. Один из «секьюрити» вёл на поводке небольшую лохматую собачонку, по виду типичного «двор-терьера».

– А собака им зачем? – снова спросил Силин Сергунчика.

– Она взрывчатку ищет. Уникальный, говорят, пёс. Все что угодно вынюхивает – хоть тротил, хоть пластит!

– А по виду не скажешь, дворняга и дворняга.

Они все встретились на лестнице: поднимающийся со второго этажа на третий Силин, главный телохранитель мадам, и вынырнувший откуда-то из глубин дома Паршин.

– О, какие люди! – с улыбкой поприветствовал седоватый озабоченного прораба. – Вы ещё не в психушке и даже ещё не пробовали вешаться?

– Валерий Николаевич, ну зачем вы в прошлый раз так жестоко? Я думал, мадам меня испепелит взглядом, – укоризненно сказал Паршин, пожимая седому руку.

– Ладно тебе, Петро, шуток не понимаешь. У тебя все нормально?

– Да, – кивнул головой прораб, но тут взгляд его упал на поднимающегося вверх Силина. – Вот только нового рабочего принял.

– А, этого? Мы его ещё прошлый раз проверяли, все чисто. Ну как, в срок уложитесь?

– Не знаю. Сегодня должны с бассейном разделаться, гора с плеч, а там уже все по мелочам…

Их разговор прервал короткий, отчаянный крик, донёсшийся с улицы. Оба переглянулись и бегом рванулись вниз по лестнице. Выскочив на крыльцо, они увидели жуткую картину: Шпон сидел рядом с бетономешалкой, привалившись к её станине спиной. Взгляд его был обращён на крыльцо, Паршину показалось, что на лице парня застыла гримаса суровой строгости, а правая, свободная рука равномерно поднималась и опускалась в такт ритмично подвывающему двигателю.

На секунду Паршин и охранник застыли на месте, потом бросились вперёд, к фонтану, но тут двигатель умолк, и одновременно завалилось назад и упало на землю тело Шпона. Из-за вагончика показался бригадир с побелевшим, перекошенным лицом. Именно он догадался отключить на щите рубильник.

Через пару минут вокруг лежавшего на земле тела собралась вся бригада. Шпон ещё дышал, судорожно, толчками, но склонившийся над ним начальник охраны отрицательно покачал головой:

– Нет, у него уже рот почернел, бесполезно.

– Как бесполезно? – опешил Паршин. – Ты что говоришь, Николаич? Скорую надо!

– Зачем скорую, грузите мне в машину.

Наблюдая, как тело черноглазого парня осторожно кладут на заднее сиденье, он негромко сказал прорабу:

– Не жилец он, видел я уже таких, поверь мне.

Паршин уехал вместе с седым, бригада ещё с полчаса топталась около бетономешалки, обсуждая все происшедшее. Только Силин, рыжий и Мирон понимали, что произошло. Остальные были уверены, что Шпон выкарабкается.

– Не, при мне раз двоих убило, но их сразу, махом! А Шпон-то дышал, хорошо дышал, – поделился опытом Сергунчик.

– В землю его надо было закопать. Верный метод, проверенный.

– Да ерунда все это! В землю его всегда успеют закопать.

– Ничего не ерунда!…

Бестолковые разговоры прервал мрачный Шалим:

– Хорош базарить, давайте по местам!

– Раствор нужен, – напомнил ему не менее сумрачный Мирон.

Бригадир заглянул в жерло бетономешалки.

– Забирайте, должно хватить.

Подставили носилки, перевернули бетономешалку жерлом вниз. Шалим отвёрткой-индикатором включил двигатель. Тот снова странно взревел, рыжий дотронулся отвёрткой до станины, к которой и притянуло Шпона. Силин даже издалека увидел, как на ручке индикатора вспыхнул свет. Бригадир от души выругался. Его можно было понять. Именно он числился в бригаде электриком и отвечал за безопасность всех механизмов.

Начальник охраны и Паршин прибыли уже в обед. Седоватый, а Силин к этому времени узнал его фамилию – Киреев, сразу пошёл к своим подчинённым, давно отработавшим на объекте, а прораб медленным шагом направился к вагончику строителей.

– Ну что, как там Пашка? – добродушно спросил Сергунчик, отламывая полбатона хлеба.

– Умер ваш Пашка, ещё по дороге.

Силин заметил, что рыжий и Мирон ждали этого, для всех остальных новость стала потрясением.

– Как же так, он же дышал? – растерянно развёл руками Ренат.

– Дышать-то дышал, да только мозг уже все, погиб. – После этих слов

Паршин обратился к уткнувшемуся в свою тарелку бригадиру: – Почему бетономешалка не была заземлена?

– Будто сам не знаешь почему, – вполголоса огрызнулся Шалим. – Спешка. Все быстрей, быстрей!

– Будто долго забить в землю прут и обмотать его проволокой!

– Куда забить? В фонтан? Там полметра бетона!

Рыжий бригадир рубанул рукой по столу, сметя на пол свою тарелку, резко поднялся и вышел из вагончика.

Проводив его взглядом, прораб спросил Мирона:

– Что с бассейном?

– А что с ним может быть? Нехай он провалится, сучий потрох. Доделали мы его, Шпон из-за последних носилок раствора сгинул.

– Ну хорошо, тогда я вызываю машину, и мы отправляем им это железное дерьмо в ближайший овраг. А теперь все по местам.

Слово своё прораб сдержал. Уже с чердака Нумизмат наблюдал, как Паршин долго, на эмоциях разговаривал с бригадиром, затем подъехал грузовик, в него загрузили злосчастную бетономешалку и вывезли со двора.

«Слава Богу, теперь никто не поймёт, отчего это у новенькой бетономешалки пробило движок. Не болтал бы парень лишнего, не лежал бы сейчас в морге. Ну, теперь можно сосредоточиться на главном.»

7. ЗАДАЧА С ТЫСЯЧЬЮ НЕИЗВЕСТНЫМИ.

Уже за ужином Силин спросил у словоохотливого Сергунчика:

– Слушай, а эти халтурщики из охраны часто с такими проверками приезжают?

Тот наморщил свой узкий лоб и начал припоминать.

– Ну, первый раз – как стены выгнали, ещё до отделки, потом с месяц назад, значит, сегодня… третий раз. Боятся хозяева, что им микрофонов али телекамер насуют в стены.

– А что вы так торопитесь именно к десятому ноября?

Теперь на вопрос Силина ответил сам бригадир:

– У нашей ржавой мадам пятнадцатого числа день рождения. Вот она и хочет совместить приятное с полезным. И юбилей, и новоселье.

– Так, выходит, у нас ещё куча времени в запасе?! Если пятнадцатого… – обрадовался Михаил.

– Ничего не выходит, – прервал его рассуждения Шалим. – Наш срок десятого. Потом ещё будут пахать дизайнеры, мебельщики и эти, как их… с растениями?

– Флористы?

– Да вроде. Так что на эти дни ты уже не рассчитывай.

После смерти Шпона в рыжего словно бес вселился. Он беспощадно гонял бригаду, срываясь на крик от малейшего вздора, но и сам пахал больше всех. Силин понял, что прораб поставил ему какие-то свои условия, и связано это было с гибелью Пашки. Ещё два дня прошли в бешеном темпе, мужики просто падали вечером на свои матрасы, никто уже не жаловался на жёсткое ложе, засыпали почти мгновенно. Лишь Силин лежал в темноте и подолгу думал о том, что же ему делать дальше, как вплотную подобраться к недостижимому финансисту? Порой Нумизмат просто скрипел зубами от досады, его всего корёжило от сознания того, что он своими руками строит главному своему врагу роскошнейшую виллу! И при всем этом он Балашова в глаза ещё не видел. Ну а если бы тот приехал, то что? Охрана у него наверняка похлеще, чем у жёнушки, даже пистолет вытащить бы не дали. Броситься под ноги, Христом Богом попросить вернуть коллекцию?

Силин усмехнулся, представив себе эту комическую ситуацию. Нет, сюда он приехал не просить, а возвращать своё, при этом наказав или… Нет, даже покарав этих заевшихся сволочей! Он не простит им ничего!

Нумизмат представил себе, как стреляет в Балашова и мозги стоимостью полмиллиарда долларов разлетаются вдребезги. Эта картина настолько понравилась ему, что он прокрутил её в голове несколько раз.

«Любой простой работяга одобрит то, что я совершу. Я слишком хорошо знаю русский народ, я сам часть его. Он не любит тех, кто вылазит наверх по его костям, ненавидит всех этих кровососов. Так что если бы меня судил народ, то он бы меня оправдал…»

Весь следующий день Михаил упорно думал о том, как бы ему остаться в доме наедине с Балашовым, с глазу на глаз. Руки его быстро и точно делали знакомую работу, а мозг метался в поисках выхода из тупика.

Часов в десять утра приехала бригада очередных «секьюрити», они выселили Паршина из обжитой сторожки и начали монтировать по углам ограды и на фасаде здания телекамеры. Надежда Силина попасть за забор дачи после пятнадцатого ноября рушилась. А он уже определил себе главную задачу: остаться внутри дома, переждать три-четыре дня, а после того как хозяева вселятся, разобраться и с Клерком, и с мадам.

На первый взгляд, задача казалась нереальной. Но чем больше Михаил думал над ней, тем больше уверял себя в её выполнимости. Оставалось найти место, где он мог спрятаться. Сначала Силин подумал о хозблоке, большое полуподвальное помещение которого было вынесено за территорию ограды. Именно мадам, по рассказам Паршина, настояла на том, чтобы это здание не возвышалось над забором, лишь две железных двери подсказывали, что за ними находится какое-то помещение. В меньшей его части разместилась кухня, весьма солидная, с большими и современнейшими печами, холодильниками на случай больших приёмов. В соседней части подвала размещались механизмы автономного снабжения дома водой, теплом и даже портативная электростанция, на случай аварии. За всем этим хозяйством по очереди присматривали три механика, дипломированные инженеры, имеющие солидный стаж работы с подобными системами. Значит, ликвидировать кого-то из них с целью занять освободившееся место Силину не светило. Оставалось одно – искать какую-то «норку» внутри дома.

К этому времени Нумизмат хорошо изучил райское гнёздышко Балашовых. Первый этаж отпадал сам собой. Большую его часть занимал огромный холл. Именно в этом зале, отделанном розовым мрамором и наборным паркетом, должен был состояться банкет по случаю новоселья. Имелся, правда, камин из белого мрамора, но Силин предполагал, что мадам велит его затопить, так что прятаться в трубе не имело смысла, да её, скорее всего, тщательно бы проверили. Были на первом этаже ещё два туалета и комната для прислуги, но между унитазом и биде не укроешься.

На втором этаже семейство Балашовых должно было отдыхать от трудов праведных. Для этого предназначались две огромных спальни, голубая для сына и розовая для супругов. Рядом разместилась большая столовая, два туалета, ванна с джакузи и подогреваемым полом, ещё одна комната – чуть поменьше, напротив спален.

Третий этаж зеркально повторял второй, только назначение комнат менялось. В самой большой должен был разместиться спортзал с тренажёрами, а в самой маленькой – кабинет хозяина дома. Ещё одно помещение Паршин назвал «комнатой для мадам», рядом с ним находилась ванная, та самая, злополучная, отделанная голубым мрамором.

Помещение под крышей розового замка с большой натяжкой можно было назвать чердаком. Несущие конструкции трапециевидной формы автоматически делили его на три части. В одной из них, отделанной Силиным дубовым шпоном, должен был стоять биллиардный стол, назначение второй комнаты Нумизмат не знал, но центральная часть мансарды казалась самой необычной. К наклонной её части также был пристроен небольшой камин, но изюминкой всего помещения являлся стеклянный потолок в верхней части крыши. Силин, увидев это чудо первый раз, даже опешил, долго рассматривал мятущееся в своей привычной тоске серое осеннее небо, а потом спросил завернувшего с очередной проверкой Паршина:

– Это что ж такое здесь будет? Обсерватория?

– Нет. По замыслу мадам, в тихие летние вечера они будут лежать в шезлонгах и, под треск сгорающих в камине дров, любоваться звёздами. По углам установят кадки с пальмами, а здесь, – прораб показал вдоль центрального скоса крыши, – разместится небольшой бар с напитками. Место для отдохновения, ясно?

Силин тогда очень явно представил себе, как сухопарая мадам Балашова балдеет под звёздами у камина, потягивая бренди, и от ненависти у него даже скулы свело. Михаил только и смог кивнуть самодовольному и круглому, как колобок на пеньке, прорабу: дескать, понял.

Большие надежды Силин возлагал на подвал под домом, большую часть которого занимал гараж как минимум на четыре машины и компрессор, импортный, мощный гидроподъемник, большой верстак, стеллаж для запчастей и инструментов. Все просматривалось как на ладони, но, кроме скромного туалета с раковиной, имелось ещё три помещения. К своему большому разочарованию, Михаил узнал, что в одной из комнат должна была разместиться шофёрская гвардия Балашовых. А соседнюю в старину назвали бы дворецкой. Оттуда лестница вела на первый этаж, в мини-кухню, для размещения прислуги во время раутов. Предназначение третьей комнаты пока оставалось туманным.

К задней стороне здания вплотную примыкал крытый десятиметровый бассейн с сауной – головная боль Паршина и всей бригады. К солнечной стороне бассейна пристроили стеклянную оранжерею, пока ещё пустую, без единого цветочка.

Как ни прокручивал Силин разные варианты решения проблемы, всюду у него получался стопроцентный ноль. Безнадёжность начала подкатывать приступом ярости к горлу Нумизмата. Неужели ему придётся покинуть дом, оставить в покое это «святое семейство»?

Ему повезло и в этот раз, хотя очередное задание прораба не сулило никаких выгод. Сунув в руки Силина эскиз, Паршин коротко объяснил суть дела:

– В самом конце коридора на втором этаже надо соорудить небольшую темнушку, нишу для разного барахла.

– Что, и у богатых тоже бывает лишнее барахло? – не выдержал и съязвил Силин.

Паршин поднял на него усталые, воспалённые глаза и сухо пояснил:

– Да, представь себе. Только это барахло у них чуточку другое. Горные лыжи за пару тысяч баксов или парочка запасных телевизоров. Двери уже изготовлены, верх тоже. Отмеряешь два метра от стены, внутри вот такие полки, ну, это просто: отрежешь на циркулярке, ширина полметра, не больше. Все понял?

– Конечно.

– В помощь кого-нибудь дать?

– Не надо, – отмахнулся Силин.

– Любишь ты, Михалыч, один работать. Сергунчик бы давно с тоски подох, ему лишь бы поболтать с кем.

Начиная работу, Силин взобрался на стремянку и случайно стукнул молотком по подвесному потолку. В ответ раздался странный металлический гул. Михаил немного удивился, постучал пальцами по бежевым плитам потолка, затем спустился вниз, прикинул высоту потолка в коридоре и в одной из комнат. Даже на глаз была заметна солидная разница, а две аккуратных решёточки под потолком подсказали Нумизмату, в чем тут дело. Несомненно, под навесным потолком укрылись трубы вентиляции, и это было очень интересно.

Силин спустился вниз, заглянул в каморку для прислуги, облюбованную Паршиным для своего штаба. Прораба не было, и Михаил быстро нашёл среди вороха чертежей и эскизов нужную ему схему коммуникаций. Судя по ней, вентиляция проходила по всему дому, поднимаясь от гаража до самой крыши. Оставалось только узнать профиль короба и его сечение. Непосвящённый человек ничего бы не понял в странных рисунках, но Силин в них разбирался с лёгкостью.

«Прямоугольное сечение, семьсот миллиметров ширина, четыреста шестьдесят – высота. Спальное купе, а не вентиляция!»

Нумизмат ещё не знал, что и как он будет делать, но ощущение удачи охватило его. Спустившись по винтовой лестнице в подвал, Михаил долго копался в отходах стройматериалов, сложенных в одну кучу. Венцом его хлопот стали три плиты подвесного потолка, точно такие, какие пошли на отделку коридора второго этажа. Это оказался не дешёвый пенопласт, клеющийся прямо на потолок, а солидные плиты из плотного ДСП полуторасантиметровой толщины. Впечатляли размеры плит: полметра в длину и сантиметров сорок в ширину. Два выступа удлинённой части плиты пояснили Силину способ крепления всей конструкции.

– Значит, эта часть пришивается шурупами к лагам, эта сверху, внахлёст, и уже с той стороны… – бормотал Нумизмат, разглядывая свою находку. От этого занятия его отвлекло появление трех коллег во главе с бригадиром.