Текст книги "Ночной патруль"
Автор книги: Евгений Сартинов
Жанр:
Полицейские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
Глава 4
Первой, кого увидел Юрий из Ленкиного семейства, была ее мать Полина Андреевна. Сидя на краю песочницы она занималась сразу тремя важными делами: во-первых, щелкала семечки, во-вторых, присматривала за трехлетней внучкой, копошащейся в песке, и в третьих, зорко наблюдала за всем происходящим во дворе. Толстая, рыхлая баба в круглых очках, она была стопроцентной тещей, глупой, всюду сующей нос женщиной, сущим наказанием для бедного зятя.
– Тетя Поля, Ленка дома? – спросил ее Астафьев.
– Дома, – она махнула рукой, – третий день ревет как белуга, на работу сегодня не пошла, отгул взяла. И чего, спрашивается, убивается? Уж он над Ленкой больше измывался. Мне уж надоело это ее нытье, вот, вышли с внучкой свежим воздухом подышать.
"Слава богу, хоть она под ногами путаться не будет, а то ведь вечно у ней эта манера влезать с ногами в чужие разговоры", – подумал Юрий, с вежливой улыбкой проходя мимо Полины Андреевны.
На его настойчивые звонки долго никто не открывал, потом, наконец-то, послышались шаркающие шаги. Открыв дверь и увидев гостя, Лена не удивилась, и не обрадовалась.
– А, это ты, – каким-то тусклым, без всяких эмоций голосом сказала она. – Я, почему-то, так и думала, что ты будешь это дело расследовать.
– Игорь Владимирович попросил меня, – признался Астафьев, рассматривая хозяйку дома.
Она сейчас мало напоминала ту роскошную красавицу, которой всегда была Ленка. Васильковый цвет глаз перебила набухшая краснота белка, под ними темные тени. В старом байковом халате, в стоптанных шлепках, она развернулась, и, сгорбившись, побрела в зал. Там она пристроилась на краю дивана, поджала под себя ноги, голову опустила на диванный валик. Длинные, белые волосы прикрыли ее лицо. Эти волосы были удивительны. Многие модницы нещадно уродовали свои волосы перекисью водорода и другими импортными красками, чтобы добиться такого оттенка, а ей этот цвет даровала природа.
– Ты уже знаешь? – спросил Юрий.
– Да, мне уже трое позвонили, сказали. Доброхоты! Нравится людям делать другим больно.
– Ты можешь припомнить все, что у вас там было?
– Могу, – все тем же ровным тоном ответила Елена, – знаешь, я, как увидела его первый раз там, в реанимации, сразу поняла, что это все. Я же медсестра, я столько таких уже повидала. Дыхание Чейн-Стокса, он уже хрипел. Я ждала этого все три дня.
– Во сколько он тебе позвонил?
– Сначала в восемь. Предложил выйти, покататься на его джипе. Я отказалась. Потом он позвонил в девять, предложил сходить в парк, посидеть в кафе. Я сначала отказалась, так он полчаса обрывал мне телефон. Я положу трубку, он опять звонит. Тут мать допекла: "Иди-иди, пока мужа нет. Что с тебя, убудет что ли"?
– Тетя Поля? – удивился Юрий. – Она, вроде, его не очень жаловала. Сейчас вон сидела, ругалась.
– Это раньше она его на дух не переносила, после того, как Сашка меня с сыном оставил. А как он разбогател, так она мне всю плешь проела: "Вот, не надо было упускать парня, бороться до конца. Сейчас бы на золоте ели-пили".
– А Володька где был тогда?
– На дежурстве. Он теперь на двенадцать часов уходит, с шести вечера до шести утра, потом двое суток дома.
– Как у него со здоровьем-то?
– Да ничего, только быстро ходить не может, задыхается. И кровь часто носом идет. Деньги недавно получили, его боевые, думаем, что с ними сделать.
– Неужели?! Я думал, так их и зажмут.
– Да, я тоже так думала. Невезучий он у меня. Сколько мужиков из города в Чечню ездили, никого не ранило и не убило. А его и ранило, и документы его где-то умудрились потерять. Еле добились, чтобы все восстановили. С судом этим почти полгода нервы трепали. Да мне самой же везде пришлось ходить, до самого Глухарева дошла.
Она, наконец, выпрямилась, достала с журнального столика сигареты, закурила. Юрий последовал ее примеру. Теперь Елена казалась окончательно спокойной, и Юрий решил начать более интенсивные расспросы.
– Во сколько вы встретились?
– Ровно в одиннадцать, около Ваньки.
Юрий кивнул головой. Это место, памятник лихому чапаевскому кавалеристу Ивану Кривову, в честь которого и назвали город, в народе так и называли, «Ванькой». "Встретимся у Ваньки", – говорили влюбленные, и все было им понятно.
– Он был в джинсах, в синей тенниске, очень хорошего качества, плотной такой. Все та же фигура, широкие плечи, узкий в талии. Сашка за последние десять лет не прибавил ни грамма в весе. На руке часы, золотые, «Роллекс», он другую марку не признает. На шее золотая цепь, печатка, на поясе мобила. Короче, весь из себя такой крутой. Дурак! Он мне и без золота был нужен, а так, это все понты его и сгубили.
– Ты думаешь, его из-за этого убили?
– Ну а из-за чего больше? Ты знаешь, например, что у его мобильника в тот вечер села батарея? Он был «глухой», мертвый, понимаешь?! А он все равно нацепил эту дрянь на пояс. Как же, он без этого не так круто выглядит.
На глазах Ленки появились слезы, и Юрий поспешно перевел разговор на другое.
– Денег у него с собой было много?
– Да не очень. Мы взяли бутылку вина, шоколад, орешков. Все это часов до двух выпили и съели, он пошел заказывать еще, рублей не хватило, он пытался всучить продавщице доллары. Та, конечно, шарахнулась от них, кто у нас в Кривове долларами расплачивается? Все наши местные дурочки боятся, что им подделку всучат.
– И много у него было с собой этих самых долларов?
– Я видела две купюры по двадцать долларов.
– Это многие видели?
Она чуть задумалась, потом пожала плечами.
– Да, были там всякие. Я ведь первый раз в этот гребаный парк пришла. Сейчас проклинаю себя как никогда. Ну, сидела дома тридцать лет без этого парка, нет, поперлась искать романтики.
– О чем вы говорили?
– Он уговаривал меня бросить Володьку, уйти с детьми к нему. Обещал горы златые, и неземную любовь.
– И как, уговорил?
Она сильнее обычного затянулась сигаретным дымом, потом кивнула головой.
– Да. Не могу я от него избавиться, Юра. Это на всю жизнь, – она уже откровенно плакала, – как болезнь какая, неизлечимая. Может, он гипнозом владеет, не знаешь? Пока его нет, все так хорошо, так спокойно. А как появится, все! Думать больше ни о чем не могу, только о нем. Как собачка какая, поманит – бегу.
Юрий невольно отметил, что Ленка говорит о Сашке так, словно он до сих пор жив.
– Он сказал, что приедет через два дня, – продолжила она, – заберет меня и детей. Я уже все, решила для себя. Думала, придет Володька с дежурства, все ему расскажу, а тут в десять утра звонок, Раиса Михайловна звонит, спрашивает, куда ее сына дела.
Ленка нервно засмеялась.
– И ты знаешь, ведь это я ездила, опознавала Сашку в реанимации.
– Почему ты? – удивился Юрий.
– Серовы попросили. У Раисы Михайловны больное сердце, у Игоря Владимировича там что-то с машиной было, не заводилась она. И я, как дура, через весь город поперлась на автобусе. Там как увидела его, забыла про все, давай за Сашкой ухаживать, врачей теребить, им то все похрену было. Ну, лежит какой-то там, в агонии, все равно рано или поздно загнется. И, главное – кто я ему, спрашивается? Мать, жена? И, кстати, оказалось, что с женой то своей он еще не развелся. Разъехались они, это да, но на развод он еще не подавал. Так что вечером приезжает эта его Леля и выставляет меня из больницы с диким скандалом. Везде я оказалась виновата. Теперь получается так, что Сашка из-за меня погиб.
– А Вовка что?
– Он со мной не разговаривает. Пришел тогда со смены, и тут же умотал со своим Глебовым на рыбалку, на все двое суток. С рыбалки снова на дежурство. И молчит, молчит как пень.
Юрий кивнул головой, вздохнул, потом отодвинул со столика пепельницу и достал из папки чистый лист бумаги. Разговоры кончились, начиналась работа.
Глава 5
В это самое время Сергей Денисов был в самом неприятном месте города Кривова, в морге. Нет, сам морг был неплох, его сдали два года назад, но кто по доброй воле согласится посещать это печальное место? Только менты да сами работники морга. Сейчас один из них, главный судмедэксперт, Эдик Крылов, хромал вокруг лежащего на столе из нержавейки тела Александра Серова. Внешность Крылова была своеобразной: круглые, навыкате глаза, круглое же лицо с заостренным подбородком, при этом еще своеобразные уши, без мочек, в середине широкие, сужающиеся кверху, остроконечные, и расходящиеся кончиками в разные стороны. Он еще и стригся под квадратный ежик, и шутник Астафьев как-то сравнил его облик с мифическим гоблином.
– Ну, что можно сказать. На лице небольшие ссадины, на правой скуле небольшая гематома. Руки, – Эдик поднял одну руку, хмыкнул, – явные, сильные гематомы продолговатого типа, на второй… тоже самое. На левой руке одна, и на правой одна. На костяшках пальцев сбита кожа, явно парень махался перед смертью.
– А вот такие синяки от чего могут возникнуть? – спросил Сергей, кивая на руки Серова.
Эдик чуть задумался, потом еще раз посмотрел на руки.
– Били чем-то продолговатым, скорее всего с квадратным сечением. Вот тут он попал плашмя, – Крылов показал на обширный, продолговатый кровоподтек, – а тут ребром.
Сергей и сам заметил разницу. Этот синяк был тонким и длинным.
– Но кости у него целы?
Эдик помял руку, кивнул головой.
– Да.
– А голова?
Пристально рассмотрев голову покойного, а, затем ощупав ее, Эдик важно кивнул своей головой.
– Похоже на удар тупым предметом. Кости лобной части сломаны. Сейчас я займусь этим поподробней.
Он оглянулся в сторону инструментов, а Сергей сразу заторопился.
– Ну ладно, я тогда пойду, покурю. Потом подойду.
В дверях зала он встретился с Сычевым. Когда полчаса назад они приехали в морг, тот остановился на крыльце поболтать с каким-то знакомым мужиком, со счастливой улыбкой поведавший ему, что приехал забирать на вечный покой тещу. Теперь же у них прошла смена караула.
– Ты куда? – спросил Сычев, на ходу доставая из своего потертого дипломата фотоаппарат.
– Покурю. Я тебя в машине подожду.
Через полчаса Сычев появился на крыльце, покосился в сторону безмятежно дремлющего в своей машине Денисова, и закурил. Чуть подумав, он забрел в бурьян, густо росший рядом с приютом печали, сорвал тонкую травку овсюга, и, подойдя к машине, начал осторожно щекотать метелкой травы в носу у оперативника. Тот во сне сморщился, отмахнулся рукой, но упрямо не хотел просыпаться. Тогда эксперт засунул в нос всю метелку. Это проняло Денисова, он чихнул, и, проснувшись, начал отчаянно тереть нос.
– Что, Серега, нос к пьянке чешется? – со смехом спросил эксперт.
– Николай Семенович, опять эти твои пионерские шуточки?! Счас оставлю тебя здесь, обратно в отдел пешком пойдешь.
– Давай-давай, трогай, извозчик, – велел Сычев, усаживаясь в машину. Это был старенький «Москвич» четыреста двенадцатой модели, личное авто Денисова.
– Куда едем-то? – спросил тот эксперта. Сычев посмотрел на часы, прикинул что-то в уме, а потом решил.
– Поедем к рынку, поищем, чем они огрели этого бедолагу.
– Ты хоть примерно представляешь, что это могло быть?
– Что-то длинное, плоское, и достаточно легкое. Кости ведь у него целы. Там посмотрим, может эта штука там до сих пор и валяется.
Они подъехали к зданию строящегося рынка, Денисов притормозил, и они медленно поехали рядом, стараясь определить, где же лежало тело пострадавшего. Рынок представлял из себя громадное, недостроенное здание метров десяти в высоту, и более ста метров в длину. Само это строительство длилась уже года три. Строители быстро возвели крышу из металлоконструкций, к ней столь же быстро добавились стены из того же железа. По идее это должно было быть красивое здание из сплошного тонированного стекла, вот только деньги, выделенные на эту махину, как-то чересчур быстро кончились, и строительство замерло. Со стороны улицы здание ограждал деревянный забор, и только со стороны парка был небольшой, метров пять, прогал, дорога во внутренний двор стройки. Именно сюда и свернул Денисов.
– По идее это должно быть здесь, – сказал он, заглушив машину.
– Да, – подтвердил Сычев, рассматривая заполненную грязью колею. – Рыжий Черт как всегда прав, единственная лужа на весь этот район.
Они подошли поближе, начали рассматривать столь интересный объект. С тех пор, как ей заинтересовался Рыжов, с лужей произошли большие изменения. Канализацию прочистили, и лужа под лучами солнца начала стремительно уменьшаться в размерах.
– Похоже, они били его вот этим, – сказал Николай, нагибаясь над впаянными в засохшей грязи тремя обломками дерева. Это были куски квадратного деревянного бруса, каждый примерно сантиметров тридцати в длину, и сантиметров шести в ширину.
– Ты думаешь ими? – спросил Сергей Денисов.
– Да. Гематомы на руках видел? Раз попадали плашмя, а раз ребром.
Сычев достал фотоаппарат, начал делать снимки, Сергей присел рядом, спросил.
– Отпечатки будут?
– Какие отпечатки, Сергей, ты как первый день работаешь, ей богу! Посмотри на фактуру дерева, сплошные волокна, какие тут могут быть отпечатки.
В это время послышалось противное жужжание мопедного двигателя, и со стороны улицу в переулок въехал щуплый мужичонка лет шестидесяти в старой, серой от времени спецовке. На голове старичка красовалась потрепанная временем кепка, а в зубах тлела самая настоящая "козья ножка". Проехать дальше, на территорию стройки он не мог: слева была лужа, справа стояли эти два странных мужика.
– Это что вам тут надо, а?! – строго обратился к ним старичок. – Кто вам разрешил находиться на территории стройки?
– А вы, собственно, кто такой? – спросил с усмешкой Денисов.
– Я – сторож. Охраняю тут все.
– А что, там еще можно что-то стырить? – засмеялся Сычев, так же подходя поближе.
– А как же, материальные ценности!
– Что ж вы тогда средь бела дня оставляете объект без охраны? – сказал Денисов, показывая свои корочки. Старичок, хоть и страдал дальнозоркостью, но быстро уяснил себе, с кем имеет дело.
– Да что там воровать-то? – сторож развел руками. – Там и воровать то уж нечего. Все что надо было, уже уворовали без нас.
– А что же вы тогда тут охраняете?
– Само здание чтобы не разобрали. Там еще конструкции железобетонные остались, вагончики для строителей, кирпич. Я отъехал, чтобы харчей купить, а то мне тут еще сутки торчать.
– Ясно, – Денисов пристально посмотрел на сторожа, и решил, что будет лучше, если он будет обращаться на «ты», а то на «вы» он как-то напрягается. – И как тебя зовут?
– Дядя Коля. Самонов, дядя Коля.
Денисов кивнул головой, потом задал самый главный вопрос.
– А в ночь с субботы на воскресенья случайно не ты тут дежурил, а, дядя Коля?
– Да, я, а что?
– На этом месте убили одного парня. Ничего такого тогда не заметил, дядя Коля?
Старичок пожал плечами.
– Да нет, ничего такого не было. Грязь же еще была во весь переулок, кто сюда сунется, какой дурак.
– Ну, хорошо, покажи нам свои владения.
Они прошли дальше во двор. На обширной площади громоздились пирамиды силикатного кирпича, остатки металлоконструкций, стопки плит перекрытий. И у дальнего края двора размещался строительный вагончик. Денисов понял, что оттуда сторож никак не мог видеть переулок, и что в нем происходит.
– Ты где, там был? – спросил Сергей, кивая на сторожку.
– Да. Мне ведь главное, чтобы кирпич и плиты не уперли. А это без машины хрен сделаешь. Так что я сплю себе спокойно, прожектор работает, а если машина какая по улице проедет, по отблеску фар видно. Да и собаки есть, – он показал рукой на целый выводок псов самого разного размера, блаженно загоравших на прогретом бетоне, – они у меня службу хорошо несут. Чуть кто сунется, сразу такой лай поднимают.
– А «скорую», примерно в четыре утра ты, случайно, не видел?
Дядя Коля кивнул головой.
– Видел, рассвело уже, но фары ее видел. Я как раз по большой нужде вышел, что-то приперло с гороховой каши. И тут слышу, звук мотора, фары. Она в переулок было свернула. Я сразу насторожился, думаю: не за кирпичом ли приехали. Пальма еще тут залаяла, ну и весь выводок за ней. Но, смотрю, постоял, Уазик, развернулся, и уехал.
– А точно это была «скорая»? Откуда ты знаешь? Может совсем другая машина?
Сторож снисходительно засмеялся.
– А как же, милый мой. Я сорок лет в автохозяйстве слесарем проработал, звук любой машины на слух тебе скажу. Уазик это был, «булка», точно, как в аптеке.
Довольный собой он достал из кармана зажигалку, и прикурил свою безнадежно потухшую "козью ножку".
"Блин, а ведь он, судя по запаху, самосад курит. Вот чудак то еще", – подумал Денисов. А вот Сычев обратил внимание на нечто другое.
– Ну-ка, ну-ка, что это у тебя такое? – спросил он, забирая из рук сторожа зажигалку. – Смотри, Сергей, какая классная штука. «Зиппо», и фирма, не китайская подделка, настоящая, позолоченная. Пьезозажигалка, камешек тут стоит кварцевый. Щелк – и две тысячи вольт поджигают бензин. Бензиновая ведь, да, дядя Коля?
– Ну да.
– Точно, что ли позолоченная? – с удивлением спросил Денисов.
– Я тебе говорю. Дядь Коль, вы сколько здесь получаете?
– Шестьсот.
– Долларов?
Сторож засмеялся.
– Да каких долларов! Наших, деревянных, и то в срок не дают.
– А пенсия у тебя сколько?
– Тысяча четыреста.
– А откуда же у тебя тогда, дядя Коля, такая зажигалка. Она баксов сто стоит, не меньше. А тут еще и гравировка на боку, – Сычев, прищурившись, по очереди расшифровал причудливые вензеля. – "А.И.С."
– Где взял, дядя Коля? Колись, давай, – уже строго спросил Денисов.
Сторож поскучнел лицом, мотнул головой в сторону переулка.
– Да там и нашел, утром уже, в воскресенье. Сменился, выезжать начал, смотрю, что-то блеснуло в грязи. У ней одна крышка только торчала. Я отмыл, смотрю, хорошая вещь. Работает, главное.
– Это штука того, убитого парня, – пояснил Сычев. – Где вы ее нашли?
– Там, – сторож мотнул головой в сторону переулка.
– Покажи точней.
Они вернулись назад, в проулок, и у самого края лужи, рядом с дорогой, сторож ткнул пальцем в засохшую грязь.
– Вот, здесь она лежала. Говорю, у ней одна крышка торчала.
Сычев и Денисов переглянулись.
– А тело нашли там, – Сычев показал рукой в глубь переулка. – Тут метра два до дороги, а лежал он гораздо дальше.
Денисов забрал у Сычева зажигалку, подкинул ее, и, поймав, сказал ее временному владельцу.
– Придется, дядя Коля, ее у тебя конфисковать. В твоих хоромах стол есть?
– Да есть, – сказал изрядно потерявший жизнелюбие сторож.
– Вот пойдем сейчас, составим протокол. Запишем, что видел, что слышал.
И они направились к обшарпанному вагончику сторожки.
Глава 6
Утром они собрались уже в кабинете Астафьева, благо его сосед почему-то отсутствовала.
– Самое интересное, это с телефонными звонками, – сказал Денисов. – Было два звонка. Один в три сорок, второй в три сорок пять. Мне еще повезло, дежурила та же диспетчер, она вспомнила, что еще удивилась этому. Один голос был женский, второй – мужской.
– А какой – раньше, какой – позже? – заинтересовался Астафьев.
– Этого она уже не помнит. Но точно помнит, что никто из звонивших не назвал своего имени и адреса.
– Интересно, – сказал Сычев, и это было общее мнение всей опергруппы.
Выслушав все, что нарыли члены его опергруппы, Юрий задумался, машинально вертя в руках Сашкину зажигалку.
– Ты думаешь, что сторож здесь ни при чем? – спросил он Денисова. Тот отрицательно покачал головой.
– Нет, дедок чист, аки ангел. Я пробил его данные – типичный работяга, ни судимостей, ни приводов. Сорок лет проработал на одном месте, представляешь?
– С ума сойти, я бы рехнулся, – согласился Астафьев.
– А что, вот Михалыч, уже лет шестьдесят участковым пашет, и ничего, – съязвил Сычев.
– Мели-мели, Емеля, – Рыжов только чуть усмехнулся, да повел своими мохнатыми, рыжими бровями.
– Ладно, хватит зубоскалить, давайте думать, что дальше делать, – оборвал пикировку коллег Астафьев.
– Думать это ты у нас должен, наше дело выполнять, – развел руками Сычев.
– Ладно, если вы уж такие беспомощные, то первым делом займитесь работниками кафе, особенно «Сафари».
– Я подходил к хозяину кафе, продавщица и официантка, что были той ночью, будут работать сегодня днем, – сказал Сергей. – Я ими займусь. Фотографии только нужны.
– Хорошо, что напомнил, – и, порывшись в папке, Юрий протянул Сергею и Рыжову несколько снимков. – Вот, выпросил по два экземпляра у Ленки и у Серовых.
Это были явно портретные фотографии. На одной из них был весьма представительный, при галстуке и пиджаке Сашка Серов. На второй, сидящая на стуле со склоненной головой Елена Бегма, в красном платье в обтяжку, с распущенными волосами, напоминала некую одомашненную русалку.
– А симпатичная бабцо, губа у покойника была не дура, – сказал Денисов, с явным трудом отрывая взгляд от фотографии, которую у него рвал из рук нетерпеливый Сычев.
– Да, девица хоть куда, – согласился эксперт, – хоть туда, хоть суда.
– Пошляк, ты, Николай, – так же рассматривая снимки, заявил Рыжов, – главное, возраст у тебя уже такой, что не перевоспитаешь, ни пионерией, ни комсомолом. Даже партия тебя сейчас не проймет.
– Горбатого могила исправит, – согласился Юрий, – а его, пожалуй, и она не сможет.
– Да, все при ней, и фигура, и глаза, – продолжал Сычев. – У ней они в самом деле такие голубые?
– Даже чуть с фиолетовым оттенком, – подтвердил Астафьев, – только она здесь лет пять назад, сейчас Ленка не такая уж знойная. Но спутать ее с кем-то другим невозможно.
– Полюбовался, хватит, – отобрав снимки у эксперта, Денисов еще раз взглянул на кривовскую русалку, и сунул их в свою папку.
– Хорошо, с этим все ясно, – продолжил Юрий. – Теперь местные кадры…
– Прошелся я тут по некоторым адресам, послушал, что говорят – тишина. К Захаркиным заходил, – Рыжов покачал головой. – Пока ничего. Все в отказе. Сашку уже закрыли, Витька и Вовка где-то у бабки в Саратове. Колька сидит уж года два, скоро, поди, придет. Остальные еще не доросли до этого, так по гаражам да дачам цветмет тырят.
Астафьев одобрительно кивнул головой. Семейство Захаркиных было широко известно в городе своими криминальными традициями. Родители, сами прошедшие тюрьму и ссылку, нарожали столько детей, что сами временами забывали, сколько их у них в семье. Государство щедро платило за пополнение рядов уголовников детским пособием, и еще кучей всяких благ, в том числе и медалью "Мать героиня". Самое удивительное, что на свет появлялись одни особи мужского пола. Братья с ритмичной регулярностью садились в тюрьму, один уже погиб в зоне, второй на воле, от передозировки, но на смену им подрастали все новые и новые пасынки этой «героической» семьи.
– Надо еще по часовым мастерским пройтись, вдруг часы повредили в драке, надо же им будет их отремонтировать. А часы, тем более, редкие, дорогие. С этой, как ее…
– С монограммой, – напомнил, с усмешкой, Сергей.
– Да, вот именно.
Затем Юрий повернулся к Сычеву.
– Ну, а ты что скажешь, алхимик?
Сычев почесал затылок, затем начал рассказывать.
– Исследовал я его одежду, приятного, конечно, мало, одна сплошная корка грязи. Но, нашел я там два пятна крови. Одно на рубахе, и одно на джинсах. Что-то мне кажется, что это не его кровь. У покойного же не было открытых ран. Сейчас вот их надо проверить на группу крови. Отправил анализы в Железногорск, но, сколько они там с этим будут возиться – бог его знает. Могут неделю, могут и две. Что для них наш Кривов – так, деревня.
– Ну вот, – усмехнулся Юрий, обвел взглядом своих оперативников, – а говорили, что не знаете что делать. Что мне вас учить, все же сами знаете.
Астафьев снова взглянул на зажигалку, потер ее пальцами, невольно наслаждаясь мягкой, теплой полировкой металла.
– Ну, а я займусь этой зажигалкой, вдруг это не Сашка, а какой-нибудь другой сторож ее потерял.
Через пятнадцать минут Сергей Денисов подошел к кафе под открытым небом под звучным именем «Сафари». Мало кто знал из его постоянных посетителей о том, что это звучное имя возникло не от аристократической охоты на африканских животных, а от имени его владельца, Сафара Гараева. Два десятка белых пластиковых столика, бар, представляющий из себя передвижной вагончик с откидывающимся бортом, да железный мангал с запасом дров – вот и все скромное убранство этого ночного "очага досуга". Глянув на стоящие в стеклянном холодильнике ряды запотевших бутылок, Сергей невольно облизал губы, но, вспомнив, какая сумма находится у него в кармане, постарался перевести ход мыслей в деловое русло.
– Доброе утро, девушки! – громко сказал он, усаживаясь на высокий табурет. Девушек было двое, одна, явно помоложе, черноглазая, размещалась за стойкой бара, и как раз занималась тем, что перекладывала бутылки с пивом из ящика в холодильник. Вторая же, с коротко стриженными русыми волосами, курносая, лет сорока, с равномерностью робота протирала тряпкой белые, пластиковые столы.
– Добрый день, – отозвалась барменша, – что будите пить?
– Пить ничего не буду, на работе, а вот поговорить надо. Меня зовут Сергей, я из уголовного розыска, – он показал барменше свои корочки, потом спросил, – а вас как зовут?
– Оля, – ответила черноглазая дивчина, при этом она улыбнулась так, что на щеках появились две весьма аппетитные ямочки. Вторая же не соизволила даже глянуть в сторону оперативника, мерно продолжая свою простую работу.
– Хорошо, Оля, а как зовут вашу напарницу?
– Она Ирина.
– И давно вы тут работаете?
– Да нет, я вот с мая, как открыли кафе. Это Ирина уже года три здесь работает. Летом здесь, а зимой в «Волне». А что, к нам есть какие-то претензии?
– Да нет, к вам как раз нету.
Он достал фотографии, разложил их перед Ольгой на стойке.
– В прошлую субботу, в ночь на воскресенье, эта пара сидела у вас в кафе. Вы их не помните?
Девушка наморщила лоб, припоминая, но потом отрицательно покачала головой.
– Ой, знаете, тут так много народу ночью приходит. Мне еще в предыдущее дежурство фальшивую сотенную купюру всучили, так в ту ночь я больше на деньги внимание обращала, чем на людей.
– Говорят, что он, – Денисов ткнул пальцем в фотографию Серова, – попытался расплатиться с вами долларами.
– А-а, вот это я помню, – Ольга оживилась, – так это был он? Не похож. Тут он какой-то строгий, а тогда все что-то шутил, смеялся, я, правда, не помню, про что. Собственно, я помню не лицо, а вот руки, часы у него были очень красивые. Что-то там еще, – она снова сморщилась, – кольцо, что ли? Я еще подумала, какой крутой парень. Мне доллары, конечно, не нужны, я даже курс не знаю какой, да и откуда я знаю, что они настоящие, а не поддельные?
– А вы видели, где он сидел, с кем?
– Нет. Это ведь только кажется, что здесь ночью светло, а на самом деле чуть в сторону отойди и лиц уже не видно. Да, мне и не до этого. Ирина вон, она из обслуживала, может она вспомнит.
Денисов оглянулся в сторону напарницы Ольги, та, похоже, уже закончила свои косметические работы, но не спешила подходить к беседующим.
– Что-то ваша Ирина не горит желанием побеседовать с нами.
– Да она вообще не очень разговорчивая. Живет одна, двое детей. Каждая копейка на счету.
– Понятно. Ирина, можно вас пригласить сюда.
Женщина нехотя подошла.
– Ну, чего надо? – спросила она.
"Типичная мать одиночка, – подумал Сергей, глянув на блеклое лицо этой женщины. – Где-то я ее раньше видел, вот только где?"
Чувствовалось, что Ира давно махнула рукой на свою внешность. Стриглась где-то у подружек, про губную помаду и тушь уже забыла, не рассчитывая на рабочем месте завлечь какого-нибудь мужичка.
– Вы, случайно, не запомнили вот этих людей, – Сергей пододвинул ей снимки, – Они были у вас в прошлую субботу.
– А что они сделали? – даже не взглянув на фото, спросила официантка.
– Они ничего, но вот этого мужчину той ночью убили.
– Боже мой, – ахнула Олечка, снова всматриваясь в лицо Серова. Ирина так же просмотрела обе фотографии, и, как показалось Денисову, что-то дрогнуло в ее лице.
– Вот как, – как-то устало усмехнулась Ирина, и отодвинула от себя фотографии. – Не помню.
Она достала из передника сигареты, это был крайне дешевый "Тамбовский волк", и закурила. Затянувшись, она выпустила дым вверх, и застыла, опершись локтем на прилавок, в поднятой руке поднятая вверх сигарета. И тут Денисов вспомнил ее.
– А вы в «Парусе» случайно, раньше не работали? – спросил он.
Она покосилась на него, и нехотя буркнула: – Я много где работала, в том числе и в «Парусе». Только давно это было.
Да, Денисов теперь был уверен, что это именно та женщина, Ира-Вертолет. Так ее прозвали за редкую расторопность и общительность. Молодая, красивая, острая на язык, она чувствовала себя среди мужской, подвыпившей компании как рыба в воде. О ее хлестких ответах на разные сальности ходили целые легенды. "С тобой хоть куда, но только в разных самолетах и в разные стороны страны". "За тридцать рублей, хлопцы, вы и между собой договоритесь, вам это вдвое дешевле будет". Денисов тогда только пришел с армии, и в первый свой поход с друзьями в ресторан увидел эту женщину с потрясающей фигурой и с еще большей, просто удивительной энергетикой. После окончания рабочей смены она, на глазах у всех, выпивала залпом стакан коньяка и летящей походкой уходила домой. Кончилось это плохо. Незаметно, потихоньку, а потом все стремительней, и она и ее муж буквально рухнули в хронический алкоголизм. Ирину лишили материнства, и как-то в очередном жутчайшем запое она убила своего мужа. На следующий день она даже не могла вспомнить, что послужило причиной той ссоры. Восемь лет назад, тогда он еще работал в милиции водителем патрульно-постовой службы, ему довелось забирать Ирину с места преступления. Это был один сплошной комок пьяного горя, слез и причитаний.
– Ирина, давайте присядем, – Денисов взял женщину за локоть, оглянулся по сторонам, – лучше за тот столик, где сидели эти двое. Так где они сидели?
Ирина машинально кивнула головой в сторону крайнего от бара столика, рядом с дорожкой. Они устроились за столиком, Сергей так же закурил.
– Вы давно освободились? – спросил он.
Ирина не удивилась, не изменилась в лице, ответила спокойно, только глядела куда-то мимо Денисова.
– Три года, по амнистии вышла, условно-досрочно.
– Живете с детьми?
– Да, мне в прошлом году вернули материнство.
– Сколько им сейчас?
– Сыну четырнадцать, дочери двенадцать. Учатся хорошо. Мать у меня учительница, она хорошо их воспитала, пока я была там. Вот, только, умерла полгода назад.
– А что обратно в официантки пошли? Разве другой работы нет?
– А кто меня куда еще возьмет? Ни образования, ни профессии. А тут можно хорошо заработать, и чаевые, да и вообще… Мне детей нужно поднимать.
Она взяла фотографию Серова, всмотрелась в его лицо.
– Значит, говоришь, убили его?
– Да, здесь, около рынка. Все-таки помнишь их?