Текст книги ""В алмазную пыль...""

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

Створка ворот по-прежнему была приоткрыта, и Михаил, сконцентрировавшись на холодных молниях, поблёскивающих у его живота, совсем выпустил это из виду. Совершенно неожиданно для себя он ощутил спиной преграду, и в туже секунду Матвей с рёвом кинулся на него.

Шалимову оставалось только одно – прыгнуть в тёмную пасть сарая. Он тут же об что-то споткнулся и упал. Уже падая, Михаил слышал, как сзади него с сухим треском лезвие финки врезалось в упругую плоть дерева. Матвей выдернул нож, и всё так же улыбаясь своей перекошенной улыбкой, шагнул за порог сарая.

Приземлился Шалимов не очень удачно, врезался плечом во что-то твёрдое, на голову ему обрушился какой-то хлам: плетёные корзины, веники для бани. Раскидав всю эту рухлядь, он торопливо поднялся на ноги, а от двери на него уже надвигался его Ангарский «крестник». Запустив в него попавшимся в руки веником, Михаил начал отступать назад. В сарае по-прежнему царил полумрак, журналист спотыкался об остатки каких то механизмов, наталкивался на массивные ящики, покрытые мощным слоем пыли. Руками он шарил за спиной, стараясь найти что-нибудь вроде палки или лопаты, но ни чего толкового так и не попадалось. Нащупав у стены большое колесо от телеги, Михаил катнул его в сторону врага, но тот легко уклонился от движения массивного деревянного обода. А Матвей не торопясь, надвигался, уже зная, что на этот раз его обидчик никуда не денется.

Почти одну треть сарая занимали внушительные запасы сена. Именно в него, в конце концов, и упёрся спиной журналист. Трава ещё не успела набрать пыли и пахла опьяняюще резко. Здесь Шалимов сделал попытку сбежать, но Матвей, при всей его видимой грузности, неожиданно легко прыгнул в сторону, и только природная реакция спасла Михаила от просвистевшего в миллиметрах от горла лезвия финки. Он отшатнулся назад, и снова упёрся спиной в податливую, шершавую стену сена. В первый раз за всё это время журналист почувствовал панический ужас. Нервы Шалимова были на пределе, всё тело трепала лихорадка страха, пот заливал его лицо. Постепенно он отходил вдоль сена дальше и дальше, пока не упёрся спиной в угол. Взгляд его не отрывался от тускло светившихся в полумраке лезвий ножа. А Матвей уже не спешил, он почувствовал страх журналиста и наслаждался долгожданной местью.

– Ну и где твой длинный ножичек, а, фраер столичный? Далеко! А мой вот он, – и он повертел финкой перед лицом Шалимова. – Счас я из тебя лапшу строгать буду. Посмотрим, какого цвета у москвичей кишки, голубые, или, как у всех, сизые.

Как ни странно, но все эти разговоры привели Михаила в себя. Он понимал, что сейчас может умереть, и мозг лихорадочно и торопливо просчитывал варианты спасения. А Матвей, не почувствовав этой перемены всё продолжал юродствовать.

– Я тебя потихоньку резать буду, частями. Сначала пальчики отчикаю, вот за это, – он потряс в воздухе кистью правой руки, ещё обмотанную грязной тряпкой, – потом уши, яйца…

А Шалимов вдруг понял, что спиной упирается во что-то жёсткое, неудобное. Запустив руку за спину, он нащупал отполированное, прохладное древко черенка. В это время Матвей решил, что пора кончать с этим заезжим «чудаком» и, предварительно описав обеими ножами в воздухе две полудуги, с рёвом рванулся вперёд. Шалимов еле успел выхватить черенок и выставить его перед собой. Он даже не понял что у него в руках, лишь, когда Матвей, жутко, отчаянно закричал, журналист осознал, что держит в руках вилы. Практически бандит накололся на них сам, четыре острых, железных штыря вспороли брюшину и пронзили его почти насквозь. Выпустив свои ножи, и судорожно схватившись обеими руками за древко, Матвей, оборвав крик, несколько секунд стоял неподвижно, лишь часто и тяжело дыша, затем изо рта струйкой побежала кровь, и он начал медленно оседать на землю. Почувствовав на черенке эту, все возрастающую тяжесть, журналист выпустил из рук вилы.

Матвей ещё мелко сучил ногами и, хрипя, ворочался в агонии на земляном полу, а Шалимов, обогнув его, пошатываясь, вышел из сарая. Он чувствовал себя так, словно прошёл пешком тысячу километров, не отдыхая при этом ни секунды.

На тело навалилась свинцовая тяжесть, журналиста мутило. Впервые он понял, какая это большая разница убивать не на расстоянии, через прицел автомата, а вот так, лицом к лицу.

24. ЧАС ИСТИНЫ

В чувство Шалимова привели звуки очередной перестрелки.

"Ба, они ещё не кончили?" – удивился Михаил. Взглянув на часы, он с некоторым изумлением понял, что с того времени как они разошлись с Семёном, прошло всего каких то пятнадцать минут.

"Надо помочь майору", – решил Михаил, и, пошатываясь, поспешил к лежащему на пригорке полушубку. Вставив полную обойму в «Макаров» Шалимов обшарил карманы и нашёл ещё два патрона. После этого он снова пошёл к дому.

Когда кукши подняли свой истошный гвалт, Лалёк сразу понял, что майор все-таки догнал их. Не вставая из-за стола, он потянулся к карабину. Матвей с недоумением глянул на него, и с трудом проглотив огромный кусок хлеба, с салом спросил: – Ты чего, Лёха?

– Ружьё возьми, – коротко буркнул Лалёк. – Гостей встречать будем.

Минут пять стоя у окна они напряжённо вглядывались в сторону тайги, и когда Матвей уже хотел сказать шефу, что тот паникует зря, от леса отделилась знакомая мощная фигура в защитной униформе. У Матвея, автора незабвенной «растяжки» на скале, невольно вытянулось лицо.

– Как же так, он же должен был?… – растеряно начал он.

– Должен, да не обязан, – зло прервал его Лалёк, поднимая к плечу карабин. – Надеюсь, хоть корешок его столичный там навернулся.

Бабич продвигался к дому короткими перебежками, пристально вглядываясь в темные окна метеостанции. Укрытий для него было немного: два больших валуна, наполовину вросших в землю, да остов разобранного дизеля, остатки отработавшей своё резервной электростанции. Семён благополучно миновал оба камня, чуть передохнул за двигателем, и уже собирался совершить последний бросок, когда какой-то звериный инстинкт заставил его отпрянуть назад, в укрытие. В ту же секунду загремели выстрелы, но и медвежьи жаканы, и пуля карабина просвистели выше.

После пятиминутной перестрелки, окончательно убедившись, что за двигателем ему майора не взять Лалёк приказал своему спутнику: – Иди в обход. Зайди с тыла и прищучь его.

Когда же вскоре после ухода Матвея за домом вспыхнула перестрелка, Лалёк понял, что и второй его преследователь жив. На минуту это ввело его в транс.

Навалилось безразличие и апатия. Он даже страшился думать что будет, если он очутится лицом к лицу с майором. Слишком он боялся этого человека.

Когда перестрелка за домом стихла, Лалёк переместился к боковому окну так, чтобы держать под прицелом и Бабича, и единственный вход в комнату. После этого он принялся сворачивать самокрутку с анашой. Это оказалось не так просто, дважды он рассыпал своё зелье, вынужденный стрелять в оживившегося майора. Всё же он разжег самокрутку, и дымный дурман сделал своё дело, и подхлынувшая волна искусственной радости заставила его засмеяться.

– Хрен вы меня возьмёте, господин майор, – пробормотал он себе под нос, пододвигая поближе коробку с патронами.

Шалимов не разобрал его слов. Минуту назад он осторожно протиснулся в разбитое окно и на цыпочках подкрался к дверному проему, ведущему в самую большую комнату метеостанции, совмещённую кухню-столовую. Постояв ещё несколько секунд и не услышав больше ничего нового, он набрал в лёгкие воздух, сосредоточился и резко выпрыгнул вперёд, вскинув оружие. Нажать на спуск он не успел. Плотный выстрел карабина грянул на секунду раньше и тяжёлый удар в плечо отбросил его назад. Уже лёжа на полу, он с трудом перевернулся, и отполз в сторону, прислонившись спиной к стене рядом с дверным косяком. Со стороны столовой послышался нагловатый, довольный смех Лалька.

Острой боли не было, просто левое плечо онемело, и как-то сразу закружилась голова. Осмотрев рану, Михаил понял, что ему повезло. Пуля прошла навылет, пятнадцать сантиметров пониже, и он бы сейчас уже ничего не чувствовал и ничего бы не хотел.

"Как же он меня так поймал, а?" – думал журналист, стараясь рукой зажать льющуюся кровь. Он повернул голову, осторожно, скосив глаза, глянул в столовую и увидел на стене большое зеркало.

"Ах ты, чёрт! Как же это я на него не обратил внимание!" – подумал он.

Действительно, именно в зеркале Лалёк увидел готовящегося к броску Шалимова. Двумя выстрелами Михаил превратил трюмо в груду битого стекла, чем вызвал очередной приступ смеха у его противника.

– Что, понял, как я тебя рассмотрел. Слышь, журналист, а, сколько тебе майор пообещал за эту работёнку? Поди, половину брюликов? Врёт, обманет…

Лалёк прервал свою речь для того, чтобы выстрелить в сторону активизировавшегося за своим дизелем Бабича, затем продолжил.

– Ну, так сколько?!

– А ни сколько, – отозвался Шалимов, с трудом, опираясь на стенку, поднимаясь с пола. – У меня к тебе личный счёт.

– Это за Ирку что ли? – удивлённо хмыкнул Лалёк. – Нашёл за кого подыхать. Таких в Ангарке косой десяток на каждом углу…

Не дав ему договорить, Шалимов два раза выстрелил, ориентируясь на звук голоса бандита. В ответ тот саданул из карабина, расщепив доску дверного косяка. Несмотря на неудачный выстрел Лалёк снова засмеялся.

– А майор тебя всё-таки обманет, сволочь он, мент он и есть мент…

Под эти слова он снова выстрелил в окно, в ту же секунду Шалимов снова появился в дверном проёме, поймав на мушку смутный силуэт в тёмном углу. Лалёк успел повернуть карабин в его сторону, но удар бойка сработал вхолостую – он забыл пополнить магазин патронами. А журналист уже нажал на спуск, а затем ещё и ещё. Он стрелял до тех пор, пока откинувшийся назад затвор не подсказал ему, что обойма пуста.

С наступившей тишиной к горлу Шалимова подступила тошнота, но он всё же преодолел и её, и головокружение, и подошёл поближе, так, чтобы видеть лицо своего врага.

Лалёк был мёртв, но и даже сейчас, сидя в углу, он откинул голову назад, словно застыв в своей высокомерной гордыне. Память журналиста неожиданно остро вернула его на двадцать с лишним лет назад, снова скрипел под ногами свежий снег, он почувствовал горьковатый запах ещё непривычного табачного дыма, и услышал шепелявый, пронзительный детский голос: "Пацаны, айда в Лалёк!…"

В комнате потемнело, Шалимов оглянулся – на пороге стоял Семён.

– Готов? – спросил он.

– Да, – отходя в сторону, ответил журналист. На ходу он сунул руку в карман, нащупал оставшиеся патроны. Бабич тем временем положил автомат на стол и прошёл к телу Лалька. Разглядывал он его недолго, а когда он обернулся, то Шалимов увидел в его руках пистолет. Михаил так же вскинул своё оружие, но, опоздал на какую то секунду, майор выстрелил первым, и тупой удар в живот отбросил журналиста назад. Захрипев, он выгнулся всем телом, сдвинув при этом с места небольшую старомодную тумбочку с вышитой салфеткой, потом замер, прислонившись спиной к стене, тяжело дыша и постанывая от боли. С минуту эта боль занимала его целиком, затем усилием воли Шалимов заставил себя немного забыть про неё и, подняв голову, глянул на майора. Тот словно застыл на месте, с окаменевшим лицом наблюдая за муками журналиста.

– Когда ты понял, что это я? – негромко спросил Бабич.

– Пять минут назад… просто я успел переговорить с Лальком. Это ведь ты убил Витьку… Он про это даже не знал.

– Да, я, – спокойно признался Семён. – Мне надо было, чтобы ты озверел от ярости и пошёл за мной до конца. И я угадал.

Шалимову было тяжело дышать, пот заливал его лицо. Но, преодолевая боль и слабость, Михаил продолжал говорить. Он покосился на свой пистолет, майор так же заметил этот взгляд, но даже не шевельнулся – оружие лежало слишком далеко от журналиста.

– Мне надо было это все понять раньше… Слишком уж тебя боялись все эти Ангарские рекетиры… Милицию так не боятся… так боятся главаря, который в тюрьму не посадит, а просто убьёт… И та поездка… в карьер… госпиталь… собака на заимке… что на тебя не лаяла… огранка камней… – оторвав окровавленную руку от живота, Михаил глянул на неё и без сил откинул её в сторону. А Бабич улыбнулся.

– Да, с карьером это была удачная идея. Все было просто и естественно. Когда ты, Мишка, появился, ты мне очень мешал. Но потом я понял, что всё можно повернуть совсем по-другому.

Бабич присел на край скамейки и, опустив плечи, начал рассказывать.

– Понимаешь, Миша, я не верю, что мы когда-нибудь ещё будем жить нормально. Рано или поздно Россия рассыплется так же, как в своё время Союз. А я не хочу снова быть нищим эмигрантом, это слишком унизительно. Скитаться с семьёй и выпрашивать милостыню где-нибудь в Тайване – это не для меня. Мои дети не должны узнать, что такое быть ненужным и нищим.

Нагнувшись, он пододвинул к себе рюкзак бандитов и, развязав его, вытащил небольшой, но, судя по усилиям его рук, тяжёлый холщёвый мешочек.

– Что это ещё такое? – удивлённо пробормотал майор.

Распутав завязки, он запустил руку в мешок и вытащил что-то похожее на желтоватый речной песок в смеси с галькой. Присвистнув, Семён показал эту странную смесь Шалимову.

– Золотишко. Откуда оно у них? – после короткого раздумья он сам же ответил на свой вопрос. – Скорее всего, это старичок Зубрило намыл? А вся рыбалка для отвода глаз. О, дырки.

Действительно, золотой песок медленно сыпался на пол, но Бабича это ни сколько не взволновало.

– А-а, – догадался майор. – Похоже, это ты их, Мишка, той очередью наделал. Дорогой у Матвея был бронежилет.

Он небрежно бросил мешок с золотом на пол и, пробормотав: – А где же мои алмазы? – снова запустил руку во чрево рюкзака. На этот раз мешочек оказался не таким тяжёлым, но, развязав его, Семён расплылся в довольной улыбке, на лице его появилась странная смесь жадности и восхищения.

– Вот они! Смотри! – с явным упоением в голосе произнёс он, протянув подрагивающую от восторга ладонь с мелкими, невзрачными, беловатыми камушками к самому лицу Шалимова. Тот старался не потерять сознание, хотя от потери крови весь мир качался под ним, пытаясь спихнуть со своей поверхности куда-то в пропасть.

– Я как-то нашёл один алмаз в россыпи, на реке, – продолжал Семён, не отрывая восхищённого взгляда от своего богатства, – огранил его, сделал настоящий бриллиант. Если бы ты видел, какая это красота! Как играет в гранях свет! Это… это чудо! Это перевернуло всю мою жизнь, я уже ни о чём не мог думать, только об этом. А потом я поехал к Заике – Андрюхе Белому, я же говорил, что он теперь большой начальник на обогатительной фабрике. И он, дурак, показал мне, сколько они алмазов добывают за месяц. Это меня потрясло.

– Тогда ты и создал свою банду.

– Да, верно. С год назад я подмял Лалька под себя. Это я на самом деле убил Хомчика, на глазах у всех, там, в заимке.

– Ты их сразу… приговорил?

– Конечно. Зачем такому дерьму жить? Только Лалек как-то угадал свою судьбу. Грохнуть меня он побоялся, он моего взгляда даже не выдерживал.

– И ради этого… дерьма… ты похерил нашу дружбу?

Семён зло осклабился.

– Это не дерьмо, Миша, не дерьмо. Сейчас они стоят не так уж много, но я выйду в отставку, не торопясь буду огранивать их, и, через два года у меня будет столько бриллиантов, что хватит ещё и моим внукам.

Он бережно ссыпал алмазы обратно в мешок и довольным голосом сказал: – Понимаешь, Миша, алмазы обрабатываются только самими алмазами. Меня в своё время это поразило. Так и наша дружба. Всё стирается временем в алмазную пыль – любовь, дружба, привязанность. Так что прости, брат. Не вовремя ты приехал на родину.

Бабич поднял пистолет, и, глядя в черный зрачок, пистолетного дула Шалимов, почему-то, вспомнил Иринку.

"Наобещал девке с три короба: столицу, роскошную жизнь. Не повезло девчонке…"

Вспышка выстрела совпала с резким головокружением, и мир, крутанувшийся вокруг острого язычка пламени, исчез для журналиста навсегда.

Постояв у тела однокашника несколько секунд, Бабич отошёл к телу Лалька, протер рукоять своего пистолета, и вложил оружие в руку трупа. Свой табельный Макаров он подбирать не стал, а занялся самым главным сейчас делом.

Взял мешочек с алмазами, и, выйдя на улицу, Бабич прихватил с огорода давно запримеченную им лопату. Отойдя с полкилометра в лес, Семён огляделся и остановил свой выбор на большом, приметном кедре. Аккуратно вырезав лопатой небольшой квадрат дёрна, Бабич выкопал полуметровую яму, минут пять внимательно рассматривал на свету своё сокровище, а потом, со вздохом сожаления, погрузил в землю мешочек с алмазами.

– До свидания, мои дорогие. Я к вам обязательно вернусь.

Через полчаса он вернулся обратно, прошёл в сарай, затем ещё раз внимательно осмотрел всю обстановку в метеостанции, и пробормотал: – Вроде всё.

После этого он зашёл в одну из четырёх комнат дома, и, включив стационарную рацию, продиктовал в микрофон:

– Всем кто слышит. Говорит майор милиции Бабич. Срочно пришлите наряд милиции на метеостанцию Лазаревская. Мной обезврежена банда особо опасных преступников. Есть жертвы.

Он выключил микрофон, включил приём и услышал удивлённый, чуть искажённый помехами голос: – Андрей, что за глупые шуточки? Почему пропустили два сеанса связи?..

– Слушай, болван, – зло прервал диспетчера Семён. – Твой Андрей, вместе с его бабой, валяется мёртвый рядом с крыльцом! Сейчас же вызывай милицию и прокуратуру!

– Боже мой! – сдавленным голосом произнёс диспетчер, и отключился.

Вернувшись в столовую, Бабич увидел на столе начатую пачку «Примы». С торопливой жадностью он раскурил сигарету, но после первых же затяжек у него закружилась голова. Семён понял, что это от голода, но на разложенную на столе пищу посмотрел с отвращением. Он ещё не отошёл от пережитого. Машинальным жестом майор взял автомат и пошёл к выходу, на свежий воздух. Уже на пороге он услышал сзади странное, металлическое шипенье. Резко развернувшись Бабич вскинул автомат, ища глазами источник звука. Деревянная кукушка старомодных ходиков, выскочив из открывшейся дверцы, успела только начать своё традиционное, хриплое «Ку-ку», как автоматная очередь в дребезги разнесла её деревянный домик. В метеостанции снова остро запахло порохом, Семён, опустив автомат, выругался, затем медленно, с усилием провёл ладонью по лицу.

– Глупо, майор, глупо… – тихо пробормотал он, переступая через порог.

Выйдя на крыльцо, Семён осмотрелся по сторонам, глянул на небо и на часы. По его расчётам вертолёт должен был прилететь как минимум через час. Во всех его движениях чувствовалась усталость.

– Ладно, можно пока и отдохнуть, – разрешил майор сам себе и, усевшись на крыльцо и прислонившись спиной к теплым доскам перил. Докурив сигарету, он выкинул окурок и прикрыл глаза. Лишь обветренные губы шепнули: – Всё вроде… вроде всё…

ТРЕТИЙ ВАРИАНТ

Очередной выпуск «Криминал-видео» шёл своим чередом. Молодой, но уже популярный ведущий, Андрей Чирков, светловолосый парень лет двадцати пяти с порочной улыбкой Микки Рурка, так привлекающей телезрительниц, сделал паузу после очередного сообщения и, состроив скорбную мину, торжественно произнёс:

– А теперь обещанный ранее сенсационный репортаж. Сегодня у нас есть повод вспомнить нашего безвременно ушедшего коллегу и друга Михаила Шалимова. На днях из Сибири пришло поистине сенсационное сообщение. Следствие полностью раскрыло все подробности последних дней жизни журналиста. Оказалось, что на самом деле его убил не местный рэкетир Алексей Авдонкин, как было объявлено ранее, а его одноклассник и спутник по последнему приключению Шалимова, майор милиции Семён Бабич.

Он сделал паузу, и перед взглядами миллионов телезрителей появилась фотография, обошедшая все газеты России – мертвый Шалимов на полу, в скудном интерьере метеостанции. А Чирков продолжал.

– Обратите внимание на правую руку журналиста. Она откинута за небольшую тумбочку. Уже при проведении следственного эксперимента один из экспертов обнаружил, что на задней стенке кровью нарисована цифра три.

Слабая фотография представила на суд зрителей ещё более слабый рисунок цифры.

– Вот эта цифра. Как видите, Шалимов несколько раз прорисовал тройку. Сначала было непонятно, о чём он хотел сказать в свой последний час. Но затем один из следователей догадался перечитать блокнот, обнаруженный в кармане журналиста. Там оказалась всего одна запись, состоящая как раз из трёх пунктов. Шалимов писал: "Всё это время думаю о том, кто же направлял и разрабатывал планы для банды Лалька. Сам он действительно не мог всё столь тщательно продумать и выполнить. После долгих раздумий я остановился на трёх вариантах: 1) Это мог быть покойный Долгуша. 2) Это мог быть кто-то неизвестный нам. 3) И, наконец, этим неизвестным главарём и разработчиком операции с алмазами мог бы быть майор Бабич. Как ни странно, но это самая подходящая кандидатура. Он обладает всем, и умом и характером для того, чтобы держать в руках всю эту банду. Но доказать это сейчас уже невозможно, практически он уничтожил всех".

Ведущий отложил в сторону текст, и, обратился, глядя прямо в глаза своих невидимых зрителей.

– Именно этот текст поставил всё на своё место. Ранее майор Бабич хоть и состоял под следствием, ему предъявили обвинение в превышении властных полномочий, но никто не думал про него именно как о главаре банды. Больше всего следственные органы занимали бесследно исчезнувшие алмазы. Для того, чтобы заставить майора показать место захоронения драгоценностей, с него не только сняли все обвинения, но и восстановили в должности. Бабич успокоился и через две недели поехал в район метеостанции Лазаревская, якобы на охоту. Именно там его взяли с поличными, уже с вырытыми алмазами. Вот вы видите эти уникальные кадры оперативной съёмки, в руках майора мешочек с алмазами. Под грузом неопровержимых улик Бабич не стал запираться, а как сказал один из членов следственной группы, сразу признался во всём, даже, как показалось ему, с некоторым облегчением. Это удивительно, и не совсем понятно. Бабич сказал так: "Да, все справедливо. Может, теперь хоть спать спокойно буду".

Кадры оперативной съёмки сменились улыбающейся физиономией телеведущего.

– Так что дело об убийстве журналиста Шалимова можно считать закрытым. Это едва ли не единственный факт подобного рода за последние два года, и вряд ли мы найдём хотя бы с десяток примеров раскрытия подобных дел за всю историю демократической России. Журналисты, увы, самые желанные жертвы для нашего беспредельного криминала.

Чирков иронически скривил губы, и закончил репортаж в своём характерном, саркастичном стиле.

– Вся беда только в том, что практически это сам журналист раскрыл своё собственное убийство. Пока наши правоохранительные органы будут считать, что раскрытие преступлений дело рук самих потерпевших, спокойствие в нашей стране не будет никогда. Всего вам хорошего, до встречи в "Криминал-видео"!