Текст книги ""В алмазную пыль...""

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

10. САМАЯ ДЛИННАЯ НОЧЬ

В Ангарку они вернулись лишь к вечеру. Длительное разбирательство всех подробностей перестрелки у клинической больницы заняло несколько часов. И Семёну, и Шалимову пришлось исписать кучу объяснительных, почему они оказались именно в этом месте, и именно в тот момент, когда бандиты решили убрать оставшегося в живых инкассатора. Всё остальное Шалимов видел. У него и сейчас стояло перед глазами обезображенное лицо убитого бандита. Тяжёлая, рассчитанная на медведя пуля, буквально снёс у того полголовы. Документов у покойника так же не оказалось. Странно, но всю дорогу до Ангарки журналиста мучило ощущение какого-то дискомфорта в душе.

Трупов за свою жизнь он повидал немало, одна Чечня чего стоила. Но тут было что-то другое. Михаилу казалось, что он что-то пропустил. Вернее помнил и забыл.

Уже в Ангарке Шалимов хватился, что вся его цивильная одежда осталась у Иринки.

– Эх, а одежда то! – сказал он вслух, разглядывая свой полувоенный, и довольно грязный наряд. Бабич засмеялся.

– Ладно, ходи так.

– Да ты что!

– Ну, давай я тебя к Иринке заброшу.

Немного поразмыслив, Михаил согласился. Витьку они высадили у его дома.

– Рога возьми. Приделаешь на стенку в зале, знаешь – как красиво будет смотреться, – сказал Михаил, оборачиваясь за парадным нарядом рогача.

– Нафиг они мне нужны, – фыркнул Витька, отрицательно мотая головой. – В Москву их, себе заберёшь.

– Счас, как же! Чтобы полстраны потом судачили – вон едет Шалимов с честно заработанными рогами.

Сказав это, Михаил чуть не прикусил язычок. Он понял, почему брат не хочет иметь такую экзотику в своей квартире. В своё время подобные «украшения» ему часто пристраивала на его голове Валерия, Витькина жена. В конце-концов, она так и ушла к одному из своих хахалей, после чего Витька и начал пить.

Тогда Михаил обернулся к Семёну.

– Ну, брат, тогда ты забирай их.

– У меня дома таких две пары, ещё одна валяется на чердаке. Да подари ты их Иринке, – посоветовал он.

– А вообще это идея, – признал журналист, и снова обернулся к брату. – Я через часок буду.

– Вить, не верь ему! – крикнул через Шалимова майор. – Хорошо если завтра утром придёт.

Бабич оказался прав. Сначала Иринка долго визжала, прыгая около подарка журналиста, потом заманила белоснежной ванной, куда сначала подала сытный ужин, а потом в виде десерта прыгнула и сама. То, что началось в ванне, затем гармонично продолжилось в спальне, ну а уйти оттуда Шалимов уже не смог по причине резкого упадка сил.

Среди ночи, в короткую минуту отдыха, Ирина спросила его: – Ты когда уезжаешь?

– Не знаю. С Витькой всё решу и поеду.

– Значит, время ещё есть.

Ирина вздохнула с такой искренней тоской, что Михаилу стало жалко её. Неожиданно для себя, как и тогда, у ресторана, Шалимов сказал: – А то давай, поехали со мной в Москву.

Перевернувшись на живот, Ирка приподнялась и недоверчиво взглянула на журналиста.

– Ты это как, серьёзно, или лапшу мне на уши вешаешь?

Шалимов засмеялся. Странный коктейль провинциальной наивности, лёгкого цинизма и редкого темперамента этой женщины по-прежнему забавлял и возбуждал его.

– Да нет, почему, серьезно. Поехали. Бери Дашку чтоб не скучно было. А там посмотрим.

Убедившись, что столичный гость не шутит, Иринка взвизгнула и накинулась на Шалимова с таким азартом, что тот ещё долго не смог уснуть.

А во сне он увидел убитого им оленя. Тёмно-коричневый на зелёном фоне тайги он вышел на пригорок, и, подняв голову с красивейшей короной рогов, долго и жадно нюхал таёжный воздух трепещущими ноздрями. Шалимов уже вскинул ружьё, но когда прицелился, то понял, что вместо оленя на пригорке стоит человек. Лица у него не было, кровавая каша, лишь один оставшийся глаз смотрел насмешливо и нагло. Спокойным жестом живого человека мертвец сложил руки на груди крест на крест, и журналист увидел на кисти левой руки татуировку: два перекрещенных якоря на фоне силуэта подводной лодки.

"Где-то я уже видел эту татуировку", – подумал Шалимов, но затем резкий, дробный стук дятла заставил исчезнуть мертвеца из его сна, а потом и совсем проснуться. В дверь квартиры сильно и долго стучали кулаком.

– Кто там еще? – сонно вскрикнула, приподнявшись с кровати, Ирина.

– Ирина, открой. Это я, Семён Бабич! – донеслось до журналиста. В голосе майора было что-то такое, что заставило Михаила спрыгнуть с кровати и лихорадочно начать одеваться. Судя по настенным часам, шёл второй час ночи.

– Что-нибудь случилось? – спросила девушка, открыв дверь.

– Да, – признался Бабич, переступая порог. Он встретился взглядом с Михаилом и опустил голову.

– Что? – спросил тот.

– Брата твоего, Витьку, убили.

Ирина ахнула, прикрыла рот ладонью. Шалимов замер, потом тихо спросил.

– Где?

– Прямо в квартире. Никто ничего не слышал, только сосед шёл со второй смены, смотрит – дверь открыта. Ножом его, точно в сердце. Я так думаю, искали тебя.

Машинально Шалимов оделся в то, в чём пришёл к Ирине – в свою полувоенную форму. Они молча спустились вниз, даже не попрощавшись с Ириной и лишь в машине Семён сказал ему: – Это я во всём виноват. Я был уверен, что смогу проконтролировать этого дебила.

Михаил же неожиданно заговорил совсем о другом.

– Ты знаешь, мне сейчас приснился сон… Тот парень, которого ты пристрелил около больницы. Это Михеев, твой бывший подчинённый.

От неожиданности Бабич даже затормозил.

– Откуда ты знаешь?

– Татуировка на руке. Помнишь, как ты сорвал с него погоны, и он придерживал разорванную рубаху? Тогда я её и видел. Два перекрещенных якоря на фоне подводной лодки. Раньше только вспомнить не мог.

Они по-прежнему стояли на дороге, потом Семён с досадой мотнул головой.

– Ах ты, чёрт! Теперь всё становится понятно.

– Ты про что?

– Про всё это. Если Лалёк хапнул те алмазы, то, зная, что Михеева убили, он понял, что через него рано или поздно выйдут и на него. А перед уходом решил поквитаться с тобой. Только дома оказался не ты, а Витька…

– Постой! – прервал его Шалимов. – Но тогда он после этого должен был прийти к Ирине.

Выругавшись, майор врубил скорость и развернул «Уазик» в обратную сторону.

В подъезд они вбежали одновременно, чуть не снеся при этом входные двери, на лестнице же майор обогнал журналиста. Дверь Иринкиной квартиры оказалась заперта, но на настойчивый стук ни кто не отзывался. Они переглянулись, и Семён скомандовал: – Ломаем!

Разбежавшись, они двухсоткилограммовым тараном вышибли дверь вместе с петлями.

Ирина, съёжившись, лежала рядом с кроватью. Уже ни на что, не надеясь, Михаил приподнял её с пола, и девушка слабо, коротко простонала. Лицо её было залито кровью.

– Жива! – обрадовался Шалимов. А Бабич уже бежал вниз, крикнув на ходу: – Я вызову «скорую»!

Машина приехала неожиданно быстро, уже через пять минут стонущую девушку погрузили в белый медицинский «Рафик». Он ещё не успел отъехать, как Шалимова за плечо тронул Семён.

– Пошли, ты ей уже ни чем помочь не сможешь.

– Куда сейчас? – тихо спросил Михаил уже в машине.

Запустив двигатель Бабич повернулся к нему всем телом.

– Я передал по рации все данные на Лалька и его банду. Сейчас можно поехать к тебе на квартиру, там работает бригада из прокуратуры. Так что будут долго писать бумажки, потом, если его поймают, приедешь на суд.

– Но ты этого не хочешь? – понял Шалимов.

– Да, – признался майор. – Мне надоел этот бардак в посёлке, да и во всей стране. Я знаю, где они все могут быть. Суд у нас гуманный, сам знаешь. А я нет. Я вырву эту заразу с корнем, всех до одного. Тем более у меня теперь есть оправдание. Не только смерть Витьки, но и алмазы. Если я их верну, мне простят все. Решай, ты со мной или нет?

Мертвящая тоска, навалившаяся на Шалимова ещё после известия о смерти брата, и усилившаяся после несчастья с девушкой заставила его горько усмехнуться.

– А что мне думать, мне нечего терять? Я давно уже мертв, два года. Это только, кажется, что я жил все это время. Оружие дашь?

Бабич молча достал из кармана пистолет Макарова, запасную обойму к нему.

– На вот, возьми мой табельный, это на первое время. К Витьке не хочешь съездить, попрощаться?

Шалимов отрицательно покачал головой, у него не было сил смотреть на мёртвого брата.

– Потом.

– Ну, тогда поехали, – включая передачу, сказал Бабич.

Они промчались по ночным улицам Ангарки, затем машина вырвалась за город, ехали по лесной дороге минут двадцать, затем Семён остановил «Уазик».

– Это здесь, недалеко. Загородный домик Лалька, как говорили раньше – заимка. Дальше пойдём пешком.

Выйдя из машины Бабич прихватил с заднего сиденья короткоствольный АКМС, и, передёрнув затвор двинулся вперёд.

11. БОЙНЯ

Загородное имение первого Ангарского мафиози оказалось совсем не таким, каким привык представлять себе подобные строения Шалимов. Среди тайги стоял самый обычный бревенчатый дом типично сибирской конструкции – пятистенка с четырехскатной, шиферной крышей, укрытый от посторонних глаз за двухметровым тесовым забором. Собака, подавшая голос из-за этого забора представилась Михаилу ни чуть не меньше средней лошади. Басовитый её голос равномерным, бухающим лаем заранее должен был оповестить хозяев о приходе незваных гостей.

– Обойди дом с той стороны, там второй выход, как кто появится в дверях – стреляй без предупреждения, – шепнул на ухо журналисту Бабич.

Кивнув головой, Шалимов побежал вдоль забора, сопровождаемый с другой стороны усилившимся до хрипоты лаем пса. Воспользовавшись тем, что Шалимов увёл собаку за собой, майор одним рывком перемахнул забор и побежал к дому. Ему повезло, как раз в это время открылась дверь и выросшая из освещённого прямоугольника тёмная фигура человека тревожно крикнула в темноту:

– Круз!…

Не мешкая не секунды Бабич дал по дверному проёму короткую очередь и, перепрыгнув через упавшее тело, ворвался в дом.

Что происходило внутри, Шалимов не знал, только слышал приглушённые стенами дома две коротких очереди. Лишь только журналист успел устроиться верхом на заборе, как открылась дверь чёрного хода, и, выбежавший из дома человек в одной рубашке, сломя голову побежал как раз туда, где как петух на жердочке восседал Шалимов. Поймав его на мушку, Михаил крикнул:

– Стой! Руки вверх!

Вместо этого тот вскинул вверх пистолет, но журналисту надо было только нажать на спуск, что он и сделал. Пуля остановила бегущего всего метрах в двух от забора. Откинувшись назад, он, мучительно выгнувшись, перевернулся на бок и замер без движения.

А в дверном проёме показался ещё один человек. Выбегая из дома он споткнулся и на животе прокатился по ступеням крыльца. Поднявшись на ноги неудачник прихрамывая так же побежал к забору. Как и в прошлый раз журналист крикнул свое традиционное:

– Стой! Руки вверх!

Михаил был готов к тому, что и этот бандит схватится за оружие, попытается убежать. Но тот словно парализованный замер на месте и торопливым движением поднял вверх руки. Теперь журналисту надо было слезть с забора, но под ним солидно и увесисто прыгала здоровущая кавказская овчарка. Её можно было бы пристрелить, но как раз на животное у Михаила не поднялась рука.

Тем временем на крыльце появилась высокая фигура майора.

– Ну, Мишка, ты чего там застрял? – крикнул он Шалимову.

– Да эта штука вот не даёт! – пояснил Михаил, кивая на собаку.

К удивлению журналиста Бабич спокойно сошёл с крыльца, и прикрикнув: – Тихо! – взял собаку за ошейник.

– Слазь, петушок, – насмешливо велел он Шалимову.

– За петуха ответишь, – буркнул Михаил, не очень уверенно спрыгивая с забора. Въевшийся страх за свою «комбинированную» ногу всё-таки не оставлял его.

– Это кого ты тут поймал? – спросил Семён, присматриваясь к пленённому Михаилом завсегдатаю лесной заимки. – А, Шурик! Ну, пошли в дом, Ш-шурик.

Пройдя через две неосвещённых комнаты, они оказались в большом зале. Лишь на свету Шалимов понял, что Шурик оказался тем самым парнем, так неудачно пытавшимся вскрыть дверь в Витькиной квартире. Парень выглядел предельно испуганным, его даже била крупная дрожь. Сивые, жиденькие волосы, продолговатое лицо, голубые глаза и губы бантиком. Этакий, сутулый херувим – переросток.

Усадив Шурика в кресло, Михаил осмотрелся по сторонам. Обстановка зала могла казаться бы даже уютной: два больших, мягких кресла, огромный диван, неплохой мебельный гарнитур, ковры на стенах, видеодвойка «Филипс» в углу. Но мягкий палас сто лет ни кто не пылесосил, одна из створок стенки перекосилась, а дремучий беспорядок за огромным столом особенно подчёркивал эту неряшливость и запущенность. Но самым главным за этим столом, среди пустых и полных бутылок, тарелок с недоеденной пищей и пустых банок заполненных окурками, оказалась чья-то голова, уроненная в большое блюдо с салатом. То, что человек этот отнюдь не спит, подсказывала алая кровь, постепенно заполнившая глубокое блюдо, и тонкой струйкой начавшая стекать на белую скатерть.

Пока Шалимов разглядывал этот «натюрморт», майор рыскал по дому. Вскоре он окликнул журналиста.

– Миш, иди сюда и захвати этого орла с собой!

Шалимов поднял заторможенного и, судя по лицу, слабо соображающего парня, придерживая под руку, повёл на голос Семёна. Тот оказался в небольшой комнатушке, куда только что и поместилась старинная двуспальная кровать с хромированными шарами по углам. На ней лежал раскинув привязанные руки и ноги по пояс голый человек. Лицо его было залито кровью и перекошено в предсмертной муке. Лишь по широким, густым усам Шалимов понял, что это был торговый магнат Ангарки Андрей Долгов, более известный под кличкой Арик.

12. НОЧНЫЕ ПРОГУЛКИ НА СВЕЖЕМ ВОЗДУХЕ

На белоснежном, жирном животе Долгуши чётко отпечатался багрово-красный силуэт утюга, каких либо других ран не было видно. Михаил переглянулся с Семёном, потом спросил Шурика:

– За что это вы его?

– М-мартын деньги требовал, – чуть заикаясь, ответил тот.

– Мартын? – переспросил удивлённый Шалимов.

– Да, Вадим Мартынов, правая рука Лалька. Это он там лежит, – Майор кивнул в сторону зала.

– А где сам Лалёк? – спросил Михаил.

– Он нас всех кинул, забрал б-брюлики и свалил с Матвеем и Лешим. Ну, Мартын со злости Долгушу прицепил. Нам тоже уходить надо было, а бабок нет. Вот тогда они у него, – Шурик кивнул на тело Арика, – решили общак снять. Только он говорить не хотел, пока они его утюгом не пригладили. А п– потом его видно сердце прихватило, он сам п…помер.

– Давно они уехали? – спросил Семён.

– С час назад.

– Значит, скоро будут…

Словно в подтверждении этих слов с улицы донесся автомобильный гудок.

– Быстро! Иди, открывай ворота и ни слова о нас! – Рявкнул на Шурика майор, и поволок его за руку к входной двери. Выпроводив парня за дверь, он шепнул на ухо Михаилу: – Иди к левому окну, огонь открывай только после меня.

Шалимов проскользнул в небольшую комнатку с окном, выходящим во двор. К этому времени Шурик уже открыл ворота, и во двор въехала знакомая машина, «Тойета» с одной горевшей фарой. Из машины вылезли трое, один из них потрепал подбежавшего к нему Круза, двое других возбуждённо о чём-то разговаривая, направились к крыльцу. Шалимов хотя и ждал выстрелов, но и для него хлестанувшая очередь Семёна показалась неожиданной, так что стрелять сквозь разлетевшееся со звоном оконное стекло он начал с некоторой заминкой. Целился он в единственную оставшуюся во дворе цель – "любителя собак".

Впрочем, выстрелить журналист успел всего лишь два раза, затем длинной очередью ему помог Бабич. Через какие то секунды всё было кончено. Ни кто из вновь пребывших бандитов не успел не только что вытащить оружие, но и даже понять что происходит.

Зато хитрый Шурик свой шанс не упустил. Он ни слова не сказал вновь прибывшим бандитам, и, открыв ворота, он тихонько сделал два шага за машину, а с поднявшейся стрельбой со всех ног припустился бежать и исчез в темноте. Рванувшийся на крыльцо Шалимов в дверях столкнулся с Бабичем.

– Собери всё оружие, деньги, и иди к машине! Я попробую догнать этого гадёныша.

Михаил хотел, было, сказать, что это не так важно, но Семён уже выскочил на крыльцо.

Теперь уже Шалимов обошёл дом, терпеливо заглядывая под все кровати и во все шкафы. Это оказалось не таким уж бесполезным делом. Под кроватью с убитым Ариком он обнаружил большой ящик с целым арсеналом. Кроме обильной россыпи патронов ко всем видам оружия там лежали ещё две гранаты– лимонки, связка толовых шашек и что-то похожее на бикфордов шнур. Вытащив всё это в зал, Шалимов обшарил трупы и собрал туда и всё остальное оружие. Набралось прилично: автомат, три пистолета, охотничье ружьё. Кроме того, он обнаружил на плече "любителя собак" большую сумку деньгами. Там были и доллары, и очень большая по Российским меркам сумма денег в наших деревянных рублях.

"Долгушинская заначка", – понял он. – "Не зря он всё это время на бедность жаловался. С такими деньгами у нас в стране жить нельзя. С ними можно только умирать".

К этому времени как раз вернулся усталый, но довольный майор.

– Ну что? – спросил Михаил, заранее догадываясь, что Шурик всё-таки ушёл.

– Нормально. Бегал он очень плохо. Слабак.

Шалимов удивился. Дверь на улицу он не закрыл, но выстрелов не слышал, хотя в лесной тишине они должны были раздаваться очень далеко.

– Как же ты его?..

– Да так. Как уж получилось, – отмахнулся майор, откладывая в сторону автомат. Невольно посмотрев на оружие, Михаил заметил на прикладе прядь сивых волос и невольно поёжился. А Бабич как ни в чём не бывало, спросил: – Всё собрал?

– Да, вот посмотри.

Увидев все клады Шалимова, Семён присвистнул.

– Вот это да! Приличный арсенал.

Пару секунд подумав, он вручил однокласснику автомат, загрузил в сумку с деньгами две больших пригоршни патронов, ещё кое-что из боеприпасов, и, закинув ношу на плечё, скомандовал: – Пошли.

– Куда?

– Кажется, я знаю, где может быть Лалёк.

Во дворе он внимательно присмотрелся к лежащим трупам, одного даже перевернул ногой, всмотревшись в лицо, пробормотал: – Симак.

Уже у ворот Бабич остановился, навесил сумку на журналиста и велел: – Иди к машине, я тут ещё немного подсуечусь.

Вернулся он минут через десять, и к удивлению Михаила за его спиной разгоралось огненное зарево пожара.

– Ты что, поджёг дом? – удивленно спросил он майора.

– Да, – признался Семён, устраиваясь за рулём и закуривая.

– Зачем?

– Мне за каждого этого покойника в жизнь не отчитаться, хоть тонну бумаги переведи. Меня же ещё и посадят. Так что… лавров мне не нужно, спишем всё на разборки между собой.

Докурив сигарету, он завёл двигатель и предупредил Михаила:

– Дорога сейчас будет не очень, так что держись крепче.

Шалимов хотел спросить, куда они едут, но Бабич уже рванул машину по просёлочной дороге куда-то в тайгу.

То, что майор назвал "дорогой не очень" оказалось вовсе даже не дорогой. По подозрению Шалимова это была, какая то просека, некогда разбитая до траншейной глубины «Кразами», а потом заброшенная. Как майор умудрялся ночью, при свете фар вести машину по этому природному полигону Шалимов не мог понять. Временами он чувствовал себя как камешек в погремушке в руках расшалившегося ребёнка. Его по-прежнему подмывало задать вопрос о цели этой поездки, но он молчал, понимая, что болтовня в таких условиях неизбежно грозит потерей откушенного языка.

Временами машина наклонялась так, что даже привычному к «экстремальному» вождению журналисту становилось страшно.

"Однако, водит Семён получше меня!" – с уважением подумал Шалимов, поглядывая на сосредоточенное лицо майора.

Адская гонка длилась примерно полчаса. Когда они выехали на шоссе, Шалимову показалось, что даже «Уазик», почувствовав под колёсами асфальт, как живой организм с облегчением перевёл дух и, перейдя на повышенную скорость, весело рванулся вперёд.

– Так куда мы едем? – спросил, наконец-то, журналист.

– Есть тут одно место, я не уверен, но они могут быть там. По этой дороге, – он ткнул большим пальцем назад, – мы срезали путь и выиграли не меньше часу.

– А почему ты думаешь, что они так же не воспользовались этой, как ты её называешь, дорогой?

Бабич обернулся к Михаилу своим квадратным лицом и, ухмыльнувшись, спросил: – Это на "Опеле"– то?

– А-а! – понял журналист.

Вскоре они выехали на каменистый берег реки, петляющей между поросшими лесом сопками.

– Что за река? – спросил Михаил.

– Чалым, – пояснил Бабич. Шалимову это название не сказало ничего. С детства он знал, что в округе есть такая река, и все.

Проехали с полкилометра, затем Семён сбавил скорость и выключил свет в салоне, фары и габаритные огни. Что майор видел в этой темноте, Шалимов понять не мог. Но вскоре Бабич сказал: – Вот они. Здесь!

В этом: «Здесь» было столько ненависти и ярости, что Михаил удивился. Но рассуждать было некогда. Впереди, метрах в двухстах, действительно виднелись какой то свет, и в нём метались тёмные тени.

– Приготовь оружие, – скомандовал майор, заглушая двигатель и закидывая на плечё сумку с боеприпасами. Он хотел сказать что-то ещё, но в этот момент огни впереди погасли, и Бабич рявкнул во всю глотку:

– Из машины, быстро!

Показывая пример, он первый выскочил из кабины, за ним, с небольшой паузой, вывалился и журналист. Не очень удачно приземлившись на каменистую землю, он сильно ударился плечом и зашипел от боли. Но собравшись, Михаил, сделав кульбит, откатился ещё дальше от колёс продолжавшей двигаться машины. И в туже секунду из темноты полыхнули огни автоматных очередей. Зазвенело разбитое лобовое стекло, пули с грохотом кромсали металл, «Уазик» проехал ещё метров пять, затем медленно развернулся влево и встал, по самые колёса погрузившись в воду. Из-под его капота появился язычок пламени.

"Надо что-то делать", – решил Шалимов, и, поймав на мушку одну из вспышек, нажал на курок. Его очередь привела в некоторое замешательство его оппонентов, но затем свинцовый град с удвоенной яростью начали кромсать прибрежную гальку там, где только что лежал Шалимов. Слава Богу, что за спиной Михаила был полугодичный опыт необъявленной Чеченской войны, и журналиста на этом месте уже не было. Перекатившись в сторону, Шалимов вжался в землю за большим бревном, пережидая обстрел. В это время наконец-то застучал автомат Бабича. Судя по звуку, тот продвинулся далеко вперёд, и стрелял, находясь по прежнему слева от Шалимова, почти от линии воды.

Воспользовавшись тем, что Лалёк с его подручными целиком переключились на майора, Михаил броском преодолел метров двадцать, и, миновав уже основательно пылавший «Уазик», упал на землю и снова открыл огонь. В ответ ему огрызнулся уже всего один автомат. Откатываясь в сторону Шалимов ещё подумал про это, но тут прицельная очередь майора заставила замолчать и этот Калашников.

"Что, всё?!" – подумал Михаил. Но тишина на берегах реки длилась недолго. Истошно взревел лодочный двигатель и, перейдя на полный форсаж, начал быстро и неумолимо удаляться. Приподнявшийся с земли, Михаил увидел в свете горящего Уазика, как впереди него выросла громадная фигура Бабича, майор вскинул автомат, но утреннюю тишину прорезали всего лишь два торопливых выстрела.

– А… мать твою! – выругался Семён, и, обернувшись к подошедшему Шалимову, многоэтажно обрушился на журналиста.

– Ка-кого хрена ты начал стрелять!? Тебя кто просил!?

– А что надо было делать? – опешил Михаил. – По нам же стреляли!

– Му-му доить надо было! Надо было тихо подойти поближе и бить уже наверняка! Они же нас в этой тьме не видели! А мы их – да!

С трудом справившись с гневом, Бабич махнул рукой.

– Ладно, пошли, посмотрим что там. Попали мы хоть в кого, или нет.