Текст книги "Впередсмотрящий. Повесть о великом мечтателе (Жюль Верн)"

Автор книги: Евгений Брандис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

ГРОЗНЫЙ ГОД

итатели едва успевали закончить очередной роман Жюля Верна, как уже появлялся следующий. После выхода в свет его книги сразу же переводились на многие языки и распространялись по всему свету.

Для большинства читателей знаменитый романист оставался загадочной, чуть ли не мифической личностью. Он не любил афишировать своего имени, позировать перед фотографами, посвящать журналистов в свои литературные планы и подробности личной жизни.

Когда его спрашивали, какие события он считает в своей биографии самыми примечательными, Жюль Верн отвечал:

– Новые книги. Каждая из них – новая веха на моем жизненном пути.

А на вопрос, что он считает счастьем, следовал неизменный ответ:

– Труд… Труд для меня – источник единственного и подлинного счастья. Это моя жизненная функция. Как только я кончаю очередную книгу, я чувствую себя несчастным и не нахожу покоя до тех пор, пока не начну следующую. Праздность является для меня пыткой…

В конце шестидесятых годов параллельно с очередными романами он приступает к выполнению еще одного коммерческого заказа Этцеля – всеобщей истории географических открытий. Работа растянулась на несколько лет и разрослась до шести томов.

Писатель прослеживает сотни маршрутов, рассказывает о важнейших экспедициях от глубокой древности до 40-х годов XIX века; показывает, как постепенно люди открывали Землю, как на ней оставалось все меньше «белых пятен», какие подвиги совершали Колумбы разных стран и народов, обогащая человечество географическими знаниями. При этом он не умалчивает, что открытие новых земель и архипелагов часто сопровождалось жестокими войнами, физическим истреблением аборигенов вместе с их самобытной, создававшейся веками культурой. Эпоха Великих географических открытий была и эпохой возникновения колониальных империй, борьбы и соперничества европейских держав, поработивших народы других континентов.

«Историю великих путешествий», как и все свои книги, Жюль Верн предназначал для юношества. Но тут он отказался от своего обычного принципа «поучать, развлекая». Его научно-популярная серия рассчитана на вдумчивых и любознательных читателей, которых заинтересуют малоизвестные исторические факты, маршруты и биографии путешественников.

Таким образом, воображаемые научные путешествия дополняются в творчестве Жюля Верна историей подлинных географических исследований.

Когда он дошел до третьего тома, работа застопорилась из-за не поспевавших к сроку романов. Чтобы облегчить писателю труд, Этцель пригласил ему в помощь сведущего географа Габриэля Марселя из парижской Национальной библиотеки. Тот и раньше переводил Жюлю Верну старинные тексты с испанского, португальского и итальянского языков, а теперь должен был еще подбирать материалы и делать предварительные наброски, которые писатель обрабатывал по своему усмотрению. Помощь оказалась настолько действенной, что работу – после долгого перерыва – удалось сравнительно быстро завершить.

Успех историко-географической серии побудил Этцеля обратиться к своему автору с новым заманчивым предложением – написать четырехтомный популярный труд «Завоевание Земли наукой и промышленностью». Был уже составлен издательский договор, но Жюль Верн после некоторых колебаний все-таки решил отказаться. По-видимому, он стал уже уставать и должен был беречь силы для главного труда своей жизни.

…1870 год принес ему обильную жатву. Вышли в свет отдельными книгами «Вокруг Луны» и «Двадцать тысяч лье под водой». Этцель успел так же выпустить «Открытие Земли» – два первых тома «Истории великих путешествий». Газета «Журналь де Дебá» опубликовала «Плавающий город».

А тем временем на горизонте сгущались тучи. В воздухе пахло порохом. Незадолго до начала франко-прусской войны он с тревогой писал отцу:

«Вот баланс Империи после восемнадцатилетнего царствования: в банке один миллиард, ни торговли, ни промышленности. Военный закон, уводящий нас к временам гуннов и вестготов. Всеобщее оскудение нравов. Бессмысленные войны в перспективе. Неужели нельзя придумать иного довода, кроме ружья Шаспо?..»[14]14
  Нарезные ружья Антуана Шаспо в 1866 году были приняты на вооружение французской армией.


[Закрыть]

19 июля разразилась война.

Приказ о мобилизации застал Жюля Верна в пригороде Нанта Шантеней, где он гостил с семьей у родителей. Призванной в армию по месту жительства, в Ле Кротуа, он был зачислен в береговую оборону и назначен командиром сторожевого судна «Сен-Мишель». Вместе со своим «экипажем», Дюлонгом и Берло, писатель днем и ночью патрулировал бухту Соммы. В его задачу входило охранять небольшой участок Нормандского побережья от возможного нападения германских рейдеров. Но военные действия развивались к востоку от Парижа, и поселок Ле Кротуа выглядел таким же мирным, как в обычные дни. Трудно было поверить, что где-то разрываются бомбы и льется кровь. Исправно неся сторожевую службу, Жюль Верн в эти месяцы вынужденного одиночества (Онорину с детьми он отправил в Амьен) написал на борту «Сен-Мишеля» два романа: «Ченслер» и «Приключения трех русских и трех англичан в Южной Африке».

Если в первом романе люди оказываются во власти разбушевавшихся стихий (бедствия на горящем и тонущем корабле, скитания в океане – на плоту – уцелевших пассажиров и матросов, ни с чем не сравнимые муки голода и жажды), то во втором торжествует разумное начало: ученые двух стран, занятые измерением отрезка дуги меридиана, успешно завершают совместную экспедицию, несмотря на то, что во время Крымской войны им нелегко подавить враждебные чувства. Писатель верит в международное сотрудничество, в конечное торжество Разума и Науки.

«Ченслер», роман с мрачным колоритом, впоследствии смягченным по настоянию издателя, созвучен настроениям грозного года. Пассажир Казаллон, от лица которого ведется рассказ, передает в своем дневнике с леденящими душу подробностями все, что ему пришлось увидеть и испытать. Ощущение роковой обреченности потерпевших крушение сменяется в финале бурной радостью и ликованием людей, неожиданно вернувшихся к жизни. Ведь и сам Жюль Верн, перенесший на море не один яростный шторм, заглядывал в лицо смерти, а когда работал над «Ченслером», перед глазами стояла потрясшая его еще в детстве знаменитая картина живописца-романтика Теодора Жерико «Плот „Медузы“». Все это вместе взятое и воплотилось в своеобразном сюжете. Зная, в каких условиях был создан роман, можно прочесть мысли автора и за текстом книги: минует военное лихолетье, наступит вожделенный мир…

13 августа прусские войска вторглись во Францию. Республиканец «призыва» сорок восьмого года, Жюль Верн вместе со всеми французскими патриотами ждал последнего часа ненавистной империи, связывая надежды на будущее со «здоровыми силами нации».

По прихоти случая в этот же день был подписан лежавший несколько месяцев на очереди декрет о награждении Жюля Верна орденом Почетного легиона. Об официальном признании заслуг автора «Необыкновенных путешествий» позаботился один из влиятельных ценителей его таланта, Фердинанд Лессепс, разумеется, по просьбе Этцеля. Говорят, это был последний декрет, подписанный императрицей-регентшей.

…Газеты приходили в Ле Кроту а с большим опозданием. Связь со столицей была прервана. Время от времени Жюль Верн получал письма от издателя, отправленные голубиной почтой или с помощью воздушных шаров. В своем захолустье он напряженно следил за развивающимися событиями.

2 сентября. Седанская катастрофа. Капитуляция Наполеона III и армии маршала Мак-Магона.

4 сентября. Революция в Париже. Падение Второй империи. Образование «Правительства национальной обороны».

28 января 1871 года. Капитуляция Парижа и снятие осады.

После подписания предварительного мирного договора (26 февраля) Жюль Верн вернулся в Париж и… попал на похороны двоюродного брата математика Анри Гарсе. У Этцеля дела пришли в упадок. На складе скопились груды нераспроданных книг. Тираж «Журнала воспитания и развлечения» резко сократился. Издатель даже не проявил особой радости, когда Жюль Верн вручил ему рукописи двух готовых романов и показал первые главы «В стране мехов». Из всех друзей только один Надар был, как всегда, оживлен и весел. Похудевший, с синими кругами у глаз, он рассказывал о своих боевых подвигах. В самые трудные дни он поддерживал связь с осажденным Парижем, командуя «эскадрильей» воздушных шаров.

Вскоре Жюль Верн стал непосредственным свидетелем новых исторических событий, величайшее значение которых он осознал далеко не сразу. Героические дни Коммуны писатель провел в столице. На его глазах парижские рабочие основали первое в мире пролетарское государство, на его глазах солдаты генерала Галифе залили парижские мостовые кровью коммунаров.

Сохраняя позицию стороннего наблюдателя, он меланхолически сообщал родным, что рабочие Этцеля перешли на сторону Коммуны, типография закрыта, издатель терпит кризис, готовые к печати тома «Необыкновенных путешествий» лежат без движения, средства иссякли, жить стало трудно и т. д.

Почти не выходя из своей квартиры на улице Лефевр, он продолжал сочинять «В стране мехов» – географический роман о невольных приключениях горстки храбрецов на дрейфующей льдине от мыса Батерст до Алеутских островов. Ничего не скажешь, роман увлекательный, полный полезных сведений…

Поэт-коммунар Эжен Потье приблизительно в это же время создал «Интернационал» – патетический гимн во славу пролетарской солидарности, а вернувшийся из изгнания Виктор Гюго откликнулся на события сборником пламенных политических стихов «Грозный год».

Жюль Верн не понимал и не разделял интересов защитников Коммуны, но и далек был от того, чтобы сочувствовать версальским палачам. Многие из его знакомых, с которыми он не раз встречался у Этцеля, активно действовали на стороне революционного правительства или сражались на баррикадах.

…Травля коммунаров и судебные расправы продолжались еще не один год. Монархисты не склонили головы и при Третьей республике. Среди сосланных на «вечную каторгу» в Новую Каледонию (остров в Тихом океане) были люди, к которым Жюль Верн относился с искренним уважением.

Блестящий памфлетист Анри Рошфор бичевал бонапартистский режим в сатирическом еженедельнике «Лантерн» («Фонарь»), и он же издавал республиканскую газету «Марсельеза», которую редактировал его молодой сотоварищ Паскаль Груссе. Из-за этого человека Вторая империя едва не рухнула еще до франко-прусской войны. Он осмелился послать вызов на дуэль родственнику императора принцу Пьеру Бонапарту, когда тот грубо оскорбил в печати издателя и редактора «Марсельезы». Явившийся на дом к обидчику секундант Паскаля Груссе, начинающий журналист Нуар, был застрелен на месте взбешенным принцем. Похороны юного Нуара вылились в мощную манифестацию. Тысячи полицейских и солдат оцепили центр города, чтобы не допустить демонстрантов к кладбищу. С большим трудом властям удалось восстановить порядок. А затем оправдание Пьера Бонапарта Верховным судом вызвало новую манифестацию. За все годы царствования Наполеона III революция не была так близка.

Благодаря удивительному стечению обстоятельств Паскаль Груссе дал толчок историческим событиям, о которых тогда говорили во всем мире.

Вместе с Рошфором его бросили в тюрьму «до особого распоряжения императора». Далее произошла Седанская катастрофа, и 4 сентября 1870 года, в день провозглашения республики, политические заключенные получили свободу.

В правительстве Парижской коммуны Паскаль Груссе возглавлял Комиссию внешних сношений, иначе говоря, был министром иностранных дел. После разгрома Коммуны оба они очутились в Новой Каледонии и совершили оттуда смелый побег. Паскаль Груссе еще вернется на страницы нашей повести под именем Андре Лори.

Переживания «Грозного года» не прошли для Жюля Верна бесследно. Он не понял и не принял Коммуны, но она обострила его внутренний взор, приковала внимание к социальным вопросам, оставила отголоски в его творчестве.

УХАБЫ И ВЕРШИНЫ

сенью 1871 года Жюль Верн окончательно покинул Париж, избрав местом постоянного жительства провинциальный Амьен, главный город департамента Соммы, в двух с половиной часах езды от столицы.

– Амьен, – говорил он знакомым, – достаточно близок от Парижа, чтобы ощущать его блеск и в то же время быть вдали от невыносимого шума и сутолоки. Да, кроме того, и мой «Сен-Мишель» стоит на якоре в Ле Кротуа!

Позже он сказал корреспонденту одной из парижских газет:

– Вы спросите, почему я выбрал Амьен? Этот город мне особенно дорог тем, что здесь родилась моя жена и здесь мы с ней когда-то познакомились.

Это полуправда. А полная правда – семейные раздоры и неурядицы – тщательно скрывалась от посторонних.

Невольно вспомнишь слова Толстого: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастна по-своему».

Жюль Верн был бесконечно счастлив в работе и совсем несчастлив у себя дома. Он и Онорина жили в разных мирах, больше того – в разных измерениях. Она не поднималась над сферой быта, он не опускался до бытовых мелочей. «Необыкновенные путешествия» оставляли ее глубоко равнодушной. География и приключения на разных широтах могли занимать ее лишь постольку, поскольку создавали ей уют и комфорт, обеспечивали возможность удовлетворять свои прихоти. Мир парижских магазинов Онорине казался не менее грандиозным, чем ее супругу вселенная. Походы на Елисейские поля были ее «необыкновенными путешествиями», шляпы новейшего фасона или упреждающий моду турнюр – последним словом науки. По-своему она любила мужа и по-своему о нем заботилась, но, кажется, не было человека душевно ему более чуждого.

Дошло до того, что он должен был любым способом оградить ее от парижских соблазнов, от безумной расточительности, от пустопорожней светской суеты. И не только Онорину, но и сына Мишеля, привыкшего получать все, что хотелось в эту минуту. Онорина сделала из него божка и превратила в деспота. Отец же не в состоянии был противодействовать матери, переломить уже сложившийся характер ребенка. На это не хватало ни сил, ни времени. Вечно погруженный в свои занятия, он требовал лишь одного – чтоб ему не мешали.

Сценка из раннего детства. Взбешенный ревом мальчишки, он выбежал из своего кабинета и застал Онорину в слезах.

– В чем дело, почему такой шум?

– Мишель просит маятник от стенных часов. Он хочет из него сделать лошадку.

– Так отдай ему маятник, и пусть он уймется! В конце концов, моя работа дороже!

Мишель-подросток. Необузданный, буйный, нервный, болезненный. Унаследованные от матери беспечность и взбалмошность в соединении с отцовским упрямством делали его просто невыносимым. Он был глух ко всему, что его не касалось. Для Мишеля не существовало слова «нельзя». Врачи находили у него психические отклонения и советовали поместить в воспитательный дом.

После очередной дикой выходки, сопровождавшейся битьем стекол на всем этаже, Жюль Верн, несмотря на истерики Онорины, отвез его в Нант и определил в закрытый коллеж со строгим режимом, а затем, когда умопомрачительные счета от поставщиков благоверной стали угрожать финансовой катастрофой (этих денег хватило бы на туалеты принцессы), арендовал дом на бульваре Гиенкур в Амьене.

Конечно, это был не лучший выбор. В Амьене жили дочери Онорины, ее брат и родители, что само по себе могло лишь углубить неполадки, еще больше изолировать писателя от чуждой ему среды. Но он старался там не засиживаться. Частые поездки в Париж, в Нант, уединение в деревенской глуши или на борту яхты «Сен-Мишель» вызывались не только поисками тишины и покоя, необходимыми для успешной работы, но и далеко не идиллическим домашним бытом.

Среди парижских друзей Жюля Верна была его давняя приятельница г-жа Дюшень, именуемая в семейной переписке «дамой из Аньера»[15]15
  Аньер – парижское предместье.


[Закрыть]. Женщина одного с ним возраста или немного старше, она отличалась начитанностью, широтой кругозора, художественным вкусом и, главное, полностью разделяла его литературные и научные интересы. Бывая в Париже, он делился с ней замыслами, рассказывал о своих новых книгах, получал от нее дельные советы. В доме г-жи Дюшень собирались музыканты и драматурги, театральные и литературные друзья, с которыми он когда-то сотрудничал. Это был совершенно иной мир, с духовными интересами, не вмещавшимися в узкие рамки амьенского окружения.

Возобновление прежних знакомств привело к постановке в театре Клюни одной из его ранних комедий – «Племянник из Америки», а затем – в «Варьете» оперетты композитора Оффенбаха «Фантазия доктора Окса» по мотивам остроумной юмористической повести, опубликованной в «Мюзэ де фамий».

…Незадолго до переселения в Амьен Жюль Верн загорелся мыслью написать роман о трудовой жизни на необитаемом острове небольшой группы людей с разными характерами и наклонностями. Он решил было взять за основу незавершенную рукопись «Дядя Робинзон», но Этцель отверг ее без всякого снисхождения:

– Советую все это бросить и начать сначала, иначе был бы полный провал!

– И все же здесь содержится зерно романа! – уверенно ответил писатель.

Прежде чем взяться за коренную переработку этой «бледной робинзонады», он решил осуществить еще один замысел, возникший совершенно неожиданно при чтении статьи Вивьена де Сен-Мартена в географическом журнале «Тур дю Монд» («Вокруг света»).

Ученый доказывал возможность кругосветного путешествия за восемьдесят дней, если к услугам путешественника будут самые усовершенствованные виды транспорта и ему не придется потратить ни одного часа на ожидание. В статье был намечен примерный маршрут с расчетом времени на отдельных участках пути. Практическая трудность заключалась лишь в том, что расписание железнодорожных и пароходных линий не было приспособлено к такому жесткому лимиту времени.

Жюль Верн тщательно проверил расчеты и пришел к выводу, что даже в пределах установленного срока путешественнику можно дать несколько дней на непредвиденные задержки.

Сюжет сложился, когда он вспомнил о новелле Эдгара По «Три воскресенья на одной неделе». Герой романа, продвигаясь с запада на восток, видел восемьдесят восходов и закатов, а его коллеги, оставшиеся в Лондоне, только семьдесят девять. Неожиданная «находка» лишнего дня, как помнят читатели, и позволила Филеасу Фоггу, несмотря на все приключения и задержки в пути, вовремя явиться в Реформ-клуб и выиграть пари.

«В редкие часы досуга я готовлю рассказ о путешествии, проделанном с максимальной быстротой, какая только возможна в наше время», – сообщил он отцу в октябре 1871 года.

Но Пьеру Верну не суждено было насладиться новым триумфом сына. Получив извещение о его тяжелой болезни, Жюль в тот же день поспешил в Нант и… застал отца уже мертвым. Оборвалась самая прочная нить, связывающая его с родным городом.

В начале семидесятых годов он достиг зенита прижизненной славы.

12 августа 1872 года Французская академия присудила Жюлю Верну награду за серию романов «Необыкновенные путешествия». Однако сам он нисколько не переоценивал этого знака внимания и когда позднее узнал от Этцеля, что Александр Дюма-сын собирается выставить его кандидатуру в Академию, наотрез отказался баллотироваться.

– Мне претят, – заявил он издателю, – унизительные визиты и хлопоты, и я не собираюсь ничего предпринимать. «Сорок бессмертных» не считают настоящей литературой приключенческие романы для юношества и никогда не согласятся, чтобы вакантное кресло занял такой писатель, как я…

С 6 ноября по 22 декабря 1872 года в фельетонах газеты «Ле Тан» печатался роман «Вокруг света в восемьдесят дней». По мере того как эксцентричный англичанин Филеас Фогг в сопровождении разбитного слуги Паспарту, индианки Ауды и сыщика Фикса продвигался все дальше по своему маршруту, интерес читателей неудержимо возрастал вместе с тиражом газеты. Американские корреспонденты ежедневно сообщали в Нью-Йорк, какое новое препятствие было преодолено героем. Когда сенсационное путешествие стало приближаться к концу и Филеасу Фоггу оставалось лишь пересечь Атлантический океан, американская судоходная компания предложила писателю крупную сумму, если его герой возьмет билеты на один из комфортабельных пароходов, принадлежащих именно этой компании. Но Жюль Верн не согласился поставить перо на службу рекламе. Филеас Фогг, не дождавшись рейсового судна, покупает на собственные средства пароход «Генриетту».

Ошеломительный финал с «находкой» двадцати четырех часов у многих вызвал недоумение, Парижское географическое общество стало получать запросы: почему на стовосьмидесятом меридиане путешественники должны прибавлять или убавлять один день? Какие трудности возникают от несогласованности в международном счете времени? И тому подобное. Письма были пересланы Жюлю Верну, и на заседании географического общества он выступил с научным сообщением «Меридианы и календарь». Писатель объяснил суть проблемы, сославшись на спутников Магеллана, впервые столкнувшихся с таким казусом, и на известную нам новеллу Эдгара По.

Выступление Жюля Верна оживленно обсуждалось в печати. Правительственная газета «Монитёр» (от 28 апреля 1873 г.) дала официальное разъяснение, какие меры предполагает принять Бюро долгот, чтобы окончательно урегулировать международный счет времени.

Блистательный приключенческий роман, в котором поэтизируются достижения техники, вызвал не одну попытку сначала достигнуть, а потом перекрыть рекорд Филеаса Фогга. Молодая американка Нелли Блай в 1889 году проделала кругосветное путешествие за 72 дня и спустя несколько лет – за 66 дней. Французский журналист Гастон Стиглер в 1901 году, когда уже была введена в действие большая часть Великой Сибирской магистрали, выполнил ту же задачу в 63 дня. На обратном пути он встретился на амьенском вокзале с Жюлем Верном.

Писатель обратился к нему с шутливым вопросом:

– Почему я не вижу с вами миссис Ауды, разве вы не захватили ее с собой?

– Действительность ниже воображения, – ответил путешественник.

В XIX веке деловитые американцы пустили в обращение поговорку «время – деньги». Развитие промышленности и торговли привело к улучшению транспорта. Механическая тяга увеличила быстроту передвижения. Экспрессы и пароходы «сузили» земной шар. Борьба за скорость стала знамением века. Вот почему роман Жюля Верна оказался таким злободневным.

Этцель нашел его бесподобным и посоветовал превратить в пьесу. И тогда на горизонте возник умелый инсценировщик романов Адольф Деннери. Жюль Верн вместе с ним удалился в Антиб, курортный городок возле Ниццы, и, работая вдвоем по двенадцать часов, через три недели привез готовую пьесу. Эффектная постановка «Вокруг света в восемьдесят дней» стала самым большим событием театрального сезона в 1874 году.

Каждый вечер у боковой двери театра Порт-Сен– Мартен собирались толпы зевак, жаждавших увидеть, как проведут в стойло одного из участников феерического зрелища – огромного индийского слона, которому, по ядовитому замечанию Эмиля Золя, пьеса и была в первую очередь обязана своим сенсационным успехом.

Феерические спектакли были в духе времени. Если на нью-йоркской сцене настоящие пожарные тушили настоящий пожар, то почему было не вывести на парижскую сцену настоящего живого слона?

В каждом эпизоде таился сюрприз. То возникало бурное море и плывущий по волнам пароход, то открывалась внутренность грота, населенного полчищами змей, которые постепенно пробуждались и начинали шипеть, то появлялся целый поезд – локомотив с вагонами и т. д. Было много красок, много света, много шума, много движения. Спектакль продолжался пять с половиной часов.

– Это такое представление, что глаз не отведешь! – восхищались зрители.

Жюль Верн создал своеобразный жанр приключенческо-географической пьесы, рассчитанной на сценические эффекты. Сам он нисколько не преувеличивал значения таких пьес-феерий, предоставляя в совместной работе главную инициативу Деннери, и не считал обязательным показываться на премьерах и пожинать овации.

Инсценировка «Вокруг света в восемьдесят дней» выдержала в Порт-Сен-Мартен четыреста представлений подряд, а затем ставилась в течение многих месяцев в театре на Парижской выставке 1878 года. На протяжении нескольких десятилетий эта пьеса неизменно давала аншлаги в столичных и провинциальных театрах Европы и Америки. В одном только Париже с 1874 по 1938 год она была играна 2250 раз!

Почти такой же успех сопутствовал сценической обработке романа «Михаил Строгов» в театре Шатле. Долгое время не сходили со сцены и «Дети капитана Гранта». Все три пьесы вышли отдельным сборником под названием «Путешествия в театре». Не романы, сделавшие писателя всемирно известным, а наспех выкроенные по ним мелодрамы поставили его в один ряд с самыми преуспевающими литераторами, о которых он когда-то с завистью писал отцу. Директора театров и оба инсценировщика, что называется, «стригли купоны».

– Нам привалило счастье! – восклицал Деннери.

– Нет, только деньги, – возражал Жюль Верн.