Текст книги "Впередсмотрящий. Повесть о великом мечтателе (Жюль Верн)"

Автор книги: Евгений Брандис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

ПЛАВАЮЩИЙ ГОРОД

есной 1867 года Жюль Верн вместе с братом Полем отправился в Америку. Он не мог отказать себе в удовольствии совершить туристское путешествие на том самом трансатлантическом пароходе «Грейт Истерн», которым несколько лет назад издали любовался в Депфорте, когда огромное судно готовили к ходовым испытаниям.

Железный колосс, созданный по проекту английского инженера Брюнеля, поражал необычайными габаритами: 210 метров в длину, 25 метров в ширину, водоизмещение 32 000 тонн! Пять дымовых труб, шесть мачт, изящные обводы корпуса придавали ему величественный вид. Отсутствие палубных надстроек превращало свободное пространство вдоль бортов в две широкие улицы. Трехмачтовые угольщики, которые ему отдавали свой груз, рядом с ним казались малютками. Гребные колеса диаметром около 17,5 метра приводились в движение паровыми машинами по пятьсот лошадиных сил, а гребной винт с размахом лопастей более семи метров – машиной в 1600 лошадиных сил. Корабль был также оснащен парусами общей поверхностью 5400 квадратных метров. Мощные двигатели в соединении с поднятыми парусами позволяли развивать скорость до 20 узлов. Грузоподъемность превышала 20 000 тонн. Экипаж состоял из 500 человек. В каютах можно было разместить около 4000 пассажиров.

До начала XX века мир не знал равного по размерам судна.

Жюль Верн не может говорить о «Грейт Истерне», не прибегая к словам в превосходной степени: «плавающий город», «пароход-исполин», «шедевр кораблестроительного искусства». Писатель видел в нем воплощение инженерного гения и технической мощи XIX века. Индустриального века, движущей силой которого стала энергия пара.

Но как трагична «биография» знаменитого судна! Экономически «Грейт Истерн» себя не оправдывал. Он разорил многих предпринимателей. Возможности парохода-гиганта превосходили потребности времени. К тому же еще слишком сильна была конкуренция парусного флота. Банкротство судостроительной компании, продажа корабля за 20 процентов стоимости еще До пробного плавания, смерть потрясенного неудачами Брюнеля – таково начало его злополучной истории.

Предназначенный для перевозки эмигрантов и грузов в Австралию, «Грейт Истерн» ни разу там не был. За семь лет эксплуатации он сделал не более двух десятков рейсов между Европой и Америкой.

В 1865 году о заброшенном лайнере вновь заговорила печать: его откупила англо-американская компания по прокладке трансатлантического кабеля. После нескольких безуспешных попыток работы были завершены и передана первая каблограмма. Успеху предприятия способствовала огромная грузоподъемность «Грейт Истерна», вместившего в свое чрево 3400 километров кабеля весом в 7000 тонн. Годом позже, к открытию в Париже Всемирной выставки, громадный пароход был приспособлен для перевозки туристов. Потом он снова стоял на мертвом приколе, ржавел и обрастал тиной, пока о нем наконец не вспомнили, чтобы… продать на слом.

18 марта 1867 года братья Верн прибыли в Ливерпуль, когда на корабле еще кипела работа, и с разрешения капитана Андерсона заняли свою каюту. Отплытие было назначено на 26 марта, а между тем еще накануне, 25-го, палуба была загромождена лесами. Но к вечеру все преобразилось. Леса были сняты, подъемные краны убраны, машины опробованы, бункеры заполнены углем, погреба – съестными припасами, склады – товарами. Внутри и снаружи все было надраено, вымыто, сверкало чистотой.

Могучий корабль медленно двинулся вперед по реке Мерси, миновал запруженную народом Ливерпульскую гавань и стоявшие на рейде суда. Около трех часов вошли в пролив Святого Георгия. С наступлением ночи береговая линия совершенно исчезла из виду, а на следующий день в океане поднялась буря.

«Грейт Истерн» качался на волнах, как челнок. Чтобы не упасть с койки, приходилось цепляться за нее руками и ногами. Саквояжи и чемоданы перекидывало из стороны в сторону, двери хлопали, переборки трещали, падала и разбивалась посуда, тюки с товарами переваливались от борта к борту. Пассажиры прятались по каютам. Лишь немногие выползали на палубу, проклиная злополучное путешествие и жестокую морскую болезнь.

Но как только буря утихла, жизнь на борту «Грейт Истерна» вошла в свою колею. По «бульварам» прогуливались нарядные дамы, дети затевали шумные игры, в переполненных ресторанах суетились лакеи, танцы в музыкальном салоне сменялись импровизированными концертами. Деловитые янки, небрежно развалясь на диванах, по любому поводу заключали пари. Магическое слово «доллар» звучало у них в каждой фразе.

5 апреля «Грейт Истерн» перерезал Гольфстрим. Заметно потеплело. Повеяло весной. Дамы фланировали в легких туалетах. Казалось, что находишься на Елисейских полях в майский, солнечный день. И вдруг все изменилось: налетел циклон. Резкий шквал ударил в передний бакборт корабля, сорвал навесы с левого борта. Новый порыв, сильнее первого, оторвал металлическую пластину, покрывавшую битенги, разбил и унес за собой перегородки левого борта. В трюме было около четырех футов воды. Море покрылось обломками.

В критическую минуту капитан Андерсон подбежал к рулевому колесу, повернул «Грейт Истерн» на сто восемьдесят градусов – кормой к ветру, и это спасло корабль.

Между тем волнение улеглось. Циклон, как и начался, столь же внезапно утих. Повеселевшие пассажиры гурьбой отправились завтракать. Тем временем в трюме образовалось целое озеро морской воды. Помпы усердно работали, возвращая ее океану.

На следующее утро, 8 апреля, показалась трехмачтовая шхуна, идущая навстречу «Грейт Истерну». Без сомнения, на ней был лоцман, который должен был провести пароход в Нью-Йоркскую гавань.

Американцы по своему обыкновению стали заключать пари:

– Десять долларов за то, что лоцман женат!

– Двадцать, что он вдовец!

– Тридцать, что у него рыжие бакенбарды!

– Шестьдесят, что у него на носу бородавка!

– Сто долларов за то, что он ступит на палубу правой ногой!

– Держу пари, что он будет курить!

– У него будет во рту трубка!

– Не трубка, а сигара. Пятьдесят долларов!

Наконец шхуна приблизилась. Лоцман в сопровождении четырех гребцов опустился в лодку, подъехал к громадному судну, подхватил веревочную лестницу и ловко взобрался на палубу. Оказалось, что он был женат, у него не было бородавки, не было бакенбард, но были светлые усы. К тому же он никогда не курил, а на палубу спрыгнул обеими ногами.

9 апреля в час пополудни «Грейт Истерн», пройдя вдоль набережной Нью-Йорка, бросил якорь в Гудзоне.

За время недельной стоянки Жюль Верн решил осмотреть Нью-Йорк, Гудзон, озеро Эри, Ниагару – места, воспетые Фенимором Купером.

Крупнейший город Соединенных Штатов в шестидесятых годах прошлого века мало походил на современный Нью-Йорк, но уже тогда производил впечатление оживленного делового центра и поражал правильной планировкой пересекающих друг друга под прямым углом продольных «авеню» и поперечных «стрит», которые вместо названий обозначаются номерами. Исключение составляет Бродвей – главная жизненная артерия города.

«На этой улице, – заметил писатель в своей памятной книжке, – рядом с мраморными дворцами можно встретить плохие, маленькие домишки. Тут целое море всевозможных экипажей, а пешеходы, желающие перейти с одной стороны на другую, подымаются на мостики, перекинутые через Бродвей в разных местах».

Запомнился вечер, проведенный в театре знаменитого антрепренера Барнума. Шла сенсационная драма «Улицы Нью-Йорка» – с убийствами и настоящим пожаром, который тушили настоящие пожарные с помощью парового насоса, чем, по-видимому, и объяснялся ее необыкновенный успех.

На следующий день наши туристы отправились вверх по Гудзону на пароходе «Сент Джон» до Олбани, оттуда – железной дорогой в Рочестер, где снова пересели на поезд, доставивший их в Ниагара-Фолс, поселок, расположенный почти у самого водопада.

Река была еще покрыта льдом, не успевшим растаять от первых лучей апрельского солнца. Водопад, изогнутый в виде подковы, срывается с оглушительным грохотом с пятидесятиметровой высоты. В Ниагара-Фолс он дает о себе знать глухим, отдаленным ревом и клубящимся облаком белого пара, а затем открывается изумленному взору во всем первозданном великолепии.

Утром 13 апреля братья Верн прошли несколько миль по канадскому берегу; лавируя среди льдин, переплыли Ниагару на лодке, поднялись по крутому склону до железнодорожной станции и сели в экспресс на Буффало, молодой, быстро растущий американский город, расположенный у озера Эри, удивительно чистого и прозрачного, с чудесной питьевой водой, что писатель, конечно, не преминул отметить как особую достопримечательность этих мест, где недавно еще бродили свободные индейцы и шумели девственные леса. (Понадобилось лишь несколько десятилетий бурного промышленного развития, чтобы Эри превратилось в мертвое озеро, отравленное сточными водами…)

16 апреля «Грейт Истерн» отправился в обратный рейс. Погода стояла благоприятная, и через двенадцать дней пассажиры – в подавляющем большинстве американские туристы – высадились в Бресте. Отсюда поезд их доставил в Париж к открытию Всемирной выставки.

Жюля Верна призывал прерванный труд. Ограничившись беглым осмотром выставки и визитом к Этцелю, он поспешил в Ле Кротуа. Там его ждал «Сен-Мишель», оснащенный для нового плавания.

ПОДВИЖНЫЙ В ПОДВИЖНОМ[13]13
  Mobilis in mobile (латин.). – Подвижный в подвижном (то есть в подвижной среде) – девиз капитана Немо.


[Закрыть]

течение всего лета он с наслаждением работал на яхте, крейсируя вдоль берегов Франции, и только при сильней качке укрывался за молом в какой-нибудь ближней гавани. «Подвижный в подвижном», подобно Немо, он искал уединения и свободы в успокоительном рокоте волн, в созерцании морских просторов, замкнутых линией горизонта, соединяющей небесную сферу с мятежными океанскими водами. Он до такой степени сроднился с образом Немо, что не мог отделить себя от героя романа, в котором воплотилась частица его вольнолюбивого существа. Мысли капитана Немо о море, о свободе и справедливости, деспотизме и рабстве – его собственные мысли.

– Море не принадлежит деспотам, – говорит Немо профессору Аронаксу. – На его поверхности они еще могут сражаться, истреблять друг друга, повторять все ужасы жизни на суше. Но в тридцати футах под водой их власть кончается. Ах, профессор, живите в глубинах морей! Только здесь полная независимость, только здесь человек поистине свободен, только здесь его никто не может угнетать!

Смысл его жизни – борьба за свободу.

– До последнего вздоха, – восклицает Немо, – я буду на стороне всех угнетенных, и каждый угнетенный был, есть и будет мне братом!

К осени карандашный набросок первого тома был наполовину обведен чернилами. В сентябре 1867 года Этцель оповестил читателей «Журнала воспитания и развлечения», что Жюль Верн обещает в ближайшие месяцы закончить «Путешествие под водой»:

«Шесть месяцев в глубинах морей без всякого общения с внешним миром – такой сюжет дает автору благодарный материал для изображения драматических событий и введения красочных описаний…»

Сюжет действительно был захватывающим. Этцель, со свойственной ему экспансивностью, успел внушить всем знакомым, что это будет шедевр из шедевров.

Не сомневался в триумфе и престарелый метр Верн, горячий поклонник «Необыкновенных путешествий», с которым Жюль продолжал по привычке делиться всеми замыслами. Почтенный нантский адвокат гордился своим старшим сыном, а еще больше тем, что судьба предназначила ему стать отцом всемирно известного романиста. И все-таки метру Верну «Наутилус» показался «чересчур фантастичным».

«Я уже писал тебе однажды, – напоминал ему Жюль, – что мне приходят в голову самые неправдоподобные вещи. Но на самом деле это не так. Все, что человек способен представить в воображении, другие сумеют претворить в жизнь».

Каково же было огорчение Жюля Верна, когда подводный корабль, движимый электрической энергией, правда, под названием «Молния», «претворился в жизнь» воображением другого писателя раньше «Наутилуса»!

Встревоженный Этцель сообщил своему автору, что в фельетонах газеты «Пти журналь» публикуется фантастический роман о кругосветном подводном плавании – «Необыкновенные приключения ученого Тринитуса». Автором был некий Аристид Роже, а на самом деле, как позднее выяснилось, профессор Жюль Рангад.

Романист, по совету издателя, обратился в ту же газету с письмом к редактору:

«Еще задолго до публикации „Необыкновенных приключений ученого Тринитуса“ г-на Роже я приступил к работе над романом „Путешествие под водой“, о чем уже сообщалось в „Журнале воспитания и развлечения“. Убедительно прошу Вас поместить в „Пти журналь“ это письмо, чтобы предотвратить возможные нарекания читателей, если они обнаружат в сюжете моего нового романа некоторое сходство с „Необыкновенными приключениями ученого Тринитуса“…»

Опасения оказались напрасными. И в этом случае пальму первенства взял писатель наиболее одаренный. Ведь главное в той и другой книге – не «Наутилус» как таковой и не подводный корабль «Молния», а их творцы – капитан Немо и ученый Тринитус. Секрет обаяния романа Жюля Верна в личности создателя «Наутилуса». Гений науки и борец за свободу, он воплощает в себе лучшие качества героев «Необыкновенных путешествий». Изобретатель и его изобретение составляют как бы одно целое. Изобретение одухотворяет образ изобретателя.

Машина оживает под руками ее творца. И если субмарина «Молния» в чем-то предвосхитила «Наутилус», то образ Тринитуса, в общем бледный и вялый, еще больше тускнеет рядом с Немо, вечным спутником молодых поколений.

Впоследствии, когда профессор Рангад решился переиздать свою книгу, в предисловии он воздал должное большому таланту Жюля Верна и сам же объяснил почти одновременное появление двух фантастических романов на одну и ту же тему исторической необходимостью подводной навигации.

Однако из-за «Ученого Тринитуса» работа надолго задержалась. Чтобы осталось как можно меньше неизбежных совпадений с романом невольного соперника, Жюль Верн переписал заново несколько глав. Этцель торопил его, а он задерживал рукопись, решив еще раз пересмотреть весь текст:

«Трудность заключается в том, чтобы сделать правдоподобными вещи очень неправдоподобные, но, кажется, мне это удалось. Теперь остается только тщательная работа над стилем».

Рождество 1867 года он проводит с семьей у своих родителей в Нанте, в середине февраля едет в Париж, а оттуда, как всегда с наступлением весны, возвращается в Ле Кротуа. В эти месяцы он целиком поглощен вторым томом «Двадцать тысяч лье под водой» и ни о чем другом не может и думать. Вопреки обыкновению, он придерживает рукопись первой книги, решительно заявив Этцелю, что этот крепкий орешек еще должен дозреть, и только тогда можно будет отделить часть от целого.

А между тем «Сен-Мишель» продолжал бороздить прибрежные воды. После некоторой переделки он стал, по утверждению писателя, «одним из лучших ходоков в Соммской бухте, и когда дует попутный ветер, выпрямляется, как цветок под солнцем».

Выходы в море не обходятся без некоторого риска. Летом 1668 года капитан «Сен-Мишеля» вынужден был долго пребывать в Дьеппе в ожидании, пока не уляжется шторм. В Ле Кротуа он рассчитывал застать брата Поля, чтобы после короткого отдыха совершить с ним переход в Булонь, Кале и Дувр.

На траверзе Дувра налетел шквал. Яхту изрядно потрепало, но все же она выстояла под натиском бури. Этцель не на шутку встревожился. Он никак не мог примириться с тем, что его автор предается ненужному риску в то время, как в ежемесячных отчетах «Бюро Веритас» приводятся сведения о потерпевших крушение коммерческих парусниках. В списке значилось не менее сотни судов…

– Не ополчайтесь против моего «Сен-Мишеля», – успокаивал его Жюль Верн. – Он оказывает мне серьезные услуги. Вы всегда преувеличиваете опасности, которые приносит море. Я собираюсь совершить плавание в Лондон, затем в Шербур, а может быть, доберусь до Остенде.

Намерение удалось осуществить. Следующее письмо издателю помечено лондонским штемпелем:

«Да, я пишу Вам на подходе к Лондону, где буду через несколько часов. Я вбил себе в голову, что „Сен-Мишель“ доберется до Лондона, и вот он уже у цели. Я окончательно завершаю первый том „Двадцать тысяч лье под водой“ и работаю так, как если бы сидел в своем кабинете на улице Лефевр. Это прекрасно – какая пища для воображения!..»

Терпение издателя истощилось, но Жюль Верн, что было на него совсем непохоже, на этот раз «спешил медленно». Подготовив рукопись к печати, осенью 1868 года он отправился на борту «Сен-Мишеля» вверх по Сене, провел свой «корабль» с помощью буксира в Париж и бросил якорь у моста Искусств, в самом центре столицы. Незадолго до этого он сообщил издателю:

«Я буду в Париже 1 октября, дорогой Этцель, и если Вы окажетесь на месте, то немедленно прочтете первый том „Двадцать тысяч лье под водой“. Мне кажется, книга получилась… Я уверен, что вещь вполне– оригинальная, и надеюсь, что она хороша. Вот и все. Впрочем, об этом Вы сможете судить сами…»

Этцель встретил его как триумфатора, а художник Риу, иллюстратор романа, заставил позировать, дабы придать профессору Аронаксу, от имени которого ведется повествование, портретное сходство с автором. Что касается самого Немо, то, по желанию Жюля Верна, художник наделил его портретным сходством с полковником-республиканцем Жаном Шаррасом, чье энергичное, волевое лицо можно было принять за эталон мужской красоты.

Депутат Национальной ассамблеи, изгнанный из Франции после государственного переворота, Шаррас заявил, что вернется на родину не раньше, чем падет узурпатор и будет восстановлена республика. Он умер в изгнании в 1865 году, не пожелав воспользоваться амнистией, объявленной Наполеоном III. Так Жюль Верн выразил свои республиканские чувства и в самом облике мятежного капитана «Наутилуса».

Немо стал его наваждением, разговаривал с ним и наяву и во сне. Так можно было довести себя до нервной горячки. Освободившись наконец от первого тома, он решил «немного передохнуть». Отдых заключался в перемене работы. После рождественских праздников, проведенных, как обычно, в Нанте, он занялся второй частью лунной дилогии – за рекордно короткий срок – полтора месяца! – написал «Вокруг Луны» и затем «со свежими силами» снова взялся за «Двадцать тысяч лье под водой».

Журнальную публикацию романа, начатую в марте 1869 года, за несколько месяцев до завершения второго тома, автор сопроводил предисловием, обращенным к юным читателям:

«Начиная печатать эту новую книгу, я должен прежде всего поблагодарить читателей „Журнала воспитания и развлечения“ за то, что они составили мне такую хорошую, приятную и верную компанию в разных путешествиях, которые мы совершили в Америку, Австралию, по Тихому океану, вместе с детьми капитана Гранта, и даже к Северному полюсу, по следам капитана Гаттераса. Я надеюсь, что и это путешествие под волнами океана обогатит и заинтересует читателей так же, как и предшествующие, если не больше… Желание во что бы то ни стало открыть этот любопытный, причудливый, почти неведомый мир стоило мне особенно больших усилий и трудностей…»

Именно этот роман поднял писателя на вершину славы. В нем ярче всего проявилась замечательная способность Жюля Верна воплощать в художественном образе и слове свои гражданские чувства и представления о будущих достижениях науки и техники.

До сих пор он выдавал только шедевры. Семь романов, созданных за неполных семь лет, входят в золотой фонд научно-фантастической и приключенческой классики. Но постоянно так не могло продолжаться. При такой творческой продуктивности на это не хватило бы человеческих сил. В дальнейшем произведения первоклассные чередуются с менее значительными, а порою и не слишком удачными.

После фантастического подводного плавания он обращается к собственным впечатлениям – тут же, не переводя дыхания, берется за «Плавающий город», восьмое по счету «Необыкновенное путешествие».

Главный герой его – «Грейт Истерн», издавна поразивший воображение автора. «Биография» гигантского судна, его устройство и подробности туристского рейса из Ливерпуля в Нью-Йорк определяют содержание книги. Хронология событий, правда частично вымышленных (побочные «игровые» эпизоды введены для оживления действия), в точности совпадает с календарными датами поездки в Америку, и роман этот – не что иное, как беллетризованный путевой дневник.

«Теперь, – заключает Жюль Верн повествование, – когда я сижу за своим письменным столом, мое путешествие на „Грейт Истерне“… и дивная Ниагара могли бы мне показаться сном, если бы передо мной не лежали мои путевые заметки. Ничего нет лучше путешествий!»