Текст книги "Зимний Туман - друг шайенов"

Автор книги: Евгений Костюченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

14. РАЗБОЙНИЦА

Степан Гончар слышал множество рассказов о том, каким изощренным пыткам подвергают индейцы своих пленников. Но на долю Мелиссы выпала, наверно, самая невыносимая – пытка молчанием. Немудрено, что она ее не выдержала.

Как только палатка наполнилась густым паром, девушка придвинулась вплотную к Степану и шепнула ему в ухо:

– Если ты заговоришь, у нас ничего не получится. Молчи, пожалуйста.

– Нас не услышат, – тихо ответил он. – Они поют, бьют в барабаны. Не бойся, это все сказки.

– Все равно молчи. Пусть это сказка. Но я хочу, чтобы у нее был счастливый конец.

И он молчал, слушая ее прерывистый шепот…

Майвис успел опередить Штерна и законников. В Денвере еще никто не знал о "гибели" Стивена Питерса, когда Мелисса, выглянув утром в сад, увидела, что на качелях что-то лежит. То была мужская рубашка. Черная, выгоревшая на плечах, бурая на спине от запекшейся крови.

Держа рубашку в руках, Мелисса увидела, что из глубины сада на нее смотрит индеец. Он был одет по-городскому, и поверх его гладко зачесанных назад волос была надета синяя шляпа кавалериста. Он учтиво поклонился ей и спросил:

"Вам знакома эта вещь, мисс Фарбер?" "Может быть. Кто вы? И что вы делаете здесь?" "Эта вещь принадлежит моему брату. Белые называют его Стивеном Питерсом".

Милли почувствовала, как земля уходит уже из-под ног. Она опустилась на сиденье качелей, прижимая рубашку к лицу. Но взяла себя в руки. Ей было стыдно показывать свою слабость перед индейцем.

"Так вы его брат?"

"Любой шайен назовет его своим братом".

"Здесь кровь".

"Да. Это его кровь. Ему стреляли в спину. Они хотели его убить. Они думают, что убили его. Но он жив".

За оградой сада застучали копыта, промелькнул силуэт подъехавшей кареты.

"Возвращайтесь в дом, мисс. К вам гости. Не верьте ничему, что они расскажут. Вы найдете меня возле аптеки".

Индеец поклонился и отступил за деревья. Мелисса бережно свернула рубашку и, вернувшись к себе, спрятала ее среди платьев.

Она старалась хранить спокойствие. Стивен жив, и это главное. Все остальное неважно. Он жив. Он жив… Милли упала на постель и зарылась лицом в подушку. Еще немного, и она выбежала бы из дому. Как она может оставаться на месте, когда любимый человек в опасности!

Росита пригласила ее к чаю. Лицо негритянки было хмурым.

"У нас гости?" – спросила Мелисса, стараясь не выдать волнения.

"Ох, девочка моя, век бы не видать таких гостей", – в сердцах ответила служанка.

За столом напротив отца сидел Фредерик Штерн. Увидев его, Милли остановилась на пороге.

"Папа! Как это понимать? Что делает в нашем доме этот господин? По-моему, ему место в тюрьме".

Штерн встал.

"В тюрьме ко мне относились гораздо приветливее. Я уже начинаю жалеть, что покинул ее стены".

"Надеюсь, ненадолго".

"Дочка, дочка, – укоризненно заговорил отец. – Не впадай в грех осуждения. Оступиться может каждый из нас, и каждый должен найти в себе силы для прощения".

"Не понимаю, о чем ты говоришь. Я никого не осуждаю, никого не прощаю. Я просто собиралась выпить чашку чая. Но не умру, если не выпью. Мне надо заниматься переводами. А ты, пожалуйста, можешь и дальше любезничать с этим предателем".

Милли выскочила из столовой, хлопнув дверью, и закрылась в библиотеке. Ей надо было сегодня закончить перевод статьи из французского научного журнала. Примерно через час к ней вошел отец. На нем был дорожный плащ, и Милли вспомнила, что сегодня отец уезжает в Маршал-Сити.

"Ты не одета? – удивился он. – Разве ты не едешь со мной? " "Нет, папа, я передумала. Хочу скорее закончить эту статью и взяться за новую".

"Ну что ж… Как продвигается работа?" "Вечером перепишу набело. Этот мерзавец ушел?" "Ты не должна так говорить о Фредерике. Один неверный шаг не может перечеркнуть те годы, которые он провел с нами".

"Зачем он приходил? И почему, черт возьми, его освободили? " "Его не освободили. Он выпущен под залог. Фредерик оказал помощь правосудию. Рискуя жизнью, помог изобличить и задержать опасного преступника. Поэтому он и заслужил определенное снисхождение суда. Чего, к сожалению, нельзя сказать о другом нашем знакомом".

Отец замолчал. Он прошелся по библиотеке из угла в угол, стуча тяжелыми сапогами, и остановился перед книжным шкафом.

"Дочка, мне очень трудно об этом говорить. Но ты уже взрослый человек и должна воспринимать жизнь в ее истинном свете. Ты должна иметь мужество не отворачиваться от ее неприглядных сторон… " "Неприглядная сторона – это, конечно, Стивен? – вспылила Мелисса. – Папа, что тебе наплел про него этот мерзавец? " "Видишь ли, мы воспринимали мистера Питерса как человека своего круга, не так ли? Вряд ли он вошел бы в наш дом, будучи ковбоем, или батраком, или шахтером… Нет, он казался нам вполне достойным гражданином, образованным и добропорядочным. К сожалению, дочка, мы слишком мало знали об этом человеке. Оказалось, что обвинения, которые выдвинул против него суд, были не такими беспочвенными, как уверял Питерс. Ты помнишь, каким мы его встретили впервые, на перевале в Небраске? Без гроша в кармане, полуголым. Он ничего не рассказывал о себе. Теперь я понимаю, что у него были на то веские причины. Разве тебя не удивило, что уже через очень короткое время после первой встречи мистер Питерс разительным образом изменился? Откуда у него взялись деньги, на которые он скупил половину города? Откуда в нем появилась та жестокость, с какой он расправился с похитившими нас бандитами?" "Минуточку, папа! – Милли перебила отца. – Когда он спасал твою жизнь, ты не задавал себе этих вопросов, не так ли? Так какого черта ты спрашиваешь об этом сегодня?" Отец вздохнул.

"Наверно, я привык ставить только такие вопросы, на которые уже знаю ответ. Дурная академическая привычка".

"Знаешь ответ? Ничего подобного! Ты знаешь только то, что наговорил тебе Фред! Но это неправда! Не верю ни единому его слову!" "Придется поверить. Вряд ли тебе это понравится. Но способ, которым Питерс зарабатывал на жизнь, возводит между ним и нами непреодолимую стену. И эта стена называется – Закон. Питерс – преступник. Он грабил поезда. Все думали, что он проводник, а он был грабителем. Неуловимым грабителем. Даже укрывшись в Маршал-Сити, даже зная, что за ним охотятся, он не оставил свое кровавое ремесло. Он беззастенчиво расплачивался со своими рабочими золотом, которое добыл, ограбив почтовый поезд. Все это – не мои фантазии и не домыслы Фредерика. Это установили полицейские. И нам остается только благодарить судьбу, что знакомство с мистером Питерсом ничем не скомпрометировало нашу семью".

Мелисса зажала уши, но монотонный голос отца все равно доходил до нее.

"Ему не удалось долго скрываться в Вайоминге. Его арестовали. Он оказал сопротивление и был тяжело ранен".

"Мне все равно! – выкрикнула Милли. – Я не верю!" Отец замолчал, и Милли, выждав немного, снова взялась за карандаш. Она попыталась изобразить, что сейчас ее больше всего занимает витиеватая фраза, которая завершала статью.

"Да, он был тяжело ранен, – откашлявшись, продолжал отец. – Все усилия медиков оказались тщетными. Мне тяжело тебе это сообщать, но Стивен Питерс… Он предстал перед своим последним судом. Его больше нет. Не стоит жалеть о нем, дочка".

"А я и не жалею", – произнесла Милли, заглядывая в словарь.

"Странно".

"После всего, что ты о нем рассказал, я просто не имею права о нем жалеть. Есть еще новости?" "Понимаю тебя, – сказал отец. – Кажется, тебе хочется побыть одной".

Он был прав. Мелиссе хотелось побыть одной, чтобы незаметно отправиться на встречу с индейцем.

"Но тебе нельзя замыкаться в своем горе, – добавил профессор. – Я понимаю, что ты относилась к Питерсу как к романтическому герою. Но это только образ, созданный твоим воображением. И он не имеет ничего общего с реальным человеком, преступником и лжецом".

"Я обязана все это выслушивать? Хорошенькое же у тебя получилось надгробное слово. Папа, оставь меня, пожалуйста".

"Дочка, почему бы тебе не отправиться со мной? – мягко спросил профессор. – Тебе надо сменить обстановку. Князь Салтыков ждет меня. Он не будет возражать, если и ты присоединишься к экспедиции. Ты успеешь собраться за час. А статьи подождут".

"Нет, папа, – ответила она. – Я никуда не по– "Раньше мне не приходилось тебя уговаривать".

"Тогда я была ребенком. Может быть, ты не заметил, но я выросла. И мне не хочется провести все лето среди незнакомых мужчин".

Вздохнув, отец вышел из библиотеки. Милли захлопнула тетрадь и швырнула ее в угол. К черту переводы! К черту экспедицию!

Она едва дождалась, пока отец не погрузит свои походные сундуки. Как только дилижанс, увозивший отца, скрылся в глубине улицы, Милли быстро переоделась и поспешила к аптеке.

Индеец в кавалерийской шляпе стоял, прислонившись к углу соседнего дома. Он незаметно кивнул ей и быстро зашагал по переулку. Милли догадалась, что он не хочет встречаться с ней на глазах у многочисленных прохожих. Она поправила шляпку перед витриной, огляделась и неторопливо направилась вслед за индейцем.

Он ждал ее, сидя на козлах легкого армейского фургона, запряженного шестеркой лошадей.

"Стивен нуждается в вашей помощи, – сказал индеец. – Мисс Фарбер, вы поедете со мной и поможете ему".

"Когда надо ехать?"

"Сейчас".

Не задумываясь, она вскочила на подножку фургона и забралась внутрь. Индеец щелкнул бичом, и лошади понесли с места.

К вечеру фургон остановился в горном лесу. Здесь Мелисса пересела на коня и отправилась дальше через перевал в сопровождении десятка женщин-шайенок. По дороге они рассказывали ей о предстоящей церемонии. На Путь Бизона мог встать далеко не каждый. В прежние времена эту честь доверяли лучшему из охотников. После всех магических ритуалов он отправлялся в прерию, и бизоны сами сходились к нему. Человек-бизон собирал их в стадо и удерживал на месте, а подоспевшие индейцы забивали столько быков, сколько им было нужно.

Тот, кто прошел Путь Бизона, ненадолго получал власть над силами природы. Он мог повелевать не только животными, но и погодой. Он мог предсказывать будущее или разгадывать тайны прошлого. Обычно человек-бизон использовал свое могущество для нужд племени. Но иногда, в очень редких случаях, индейца отправляли в Путь Бизона только для того, чтобы он избежал смерти.

Вообще шайены не считали необходимым особо усердствовать в лечении больных или раненых. Если Великому Духу угодно забрать кого-то к себе, с этим бесполезно спорить. Однако жизнь вождей или великих воинов принадлежит не только им одним – она является частью общего богатства, накопленного племенем. Поэтому, когда неодолимая болезнь или тяжелая рана не поддавались обычным способам целительства, вождь становился на Путь Бизона.

Впрочем, не все возвращались с этого пути живыми.

– Вот почему сейчас ты должен молчать, – заключила Милли. – Таковы правила, и мы не будем их нарушать.

15. УЧЕНИЕ ДОНА БИЗОНА

Приятно было сознавать, что белого человека по имени Зимний Туман индейцы ценят не меньше, чем вождя, – хотя сам Гончар не помнил за собой никаких особых заслуг перед шайенами. Ему было даже неловко от того, что он, самый важный участник церемонии, знает об этой церемонии меньше всех. Меньше шамана, меньше Майвиса и даже меньше, чем успела узнать Милли. Правда, от него ничего и не требовали. Он терпеливо парился и молчал. А Мелисса то плескала воду на раскаленные камни, то обводила наконечником стрелы узоры на его груди и спине, и прикосновения острого металла были болезненными и приятными одновременно. А за стенами палатки продолжали бить барабаны и звучали песни индейцев. Их голоса уже были не такими громкими и слаженными, как вначале, и только по этому признаку Гончар мог догадаться, что церемония длится несколько часов.

Камни давно остыли, и вода перестала шипеть на них. Мелисса забросала булыжники полынью, собрав ее от краев палатки к середине, и Степан лег животом поверх мягкого душистого холмика. Девушка оседлала его поясницу. Наконечником стрелы она водила вдоль спины, сначала осторожно и ласково, потом все сильнее и глубже погружая острие между позвонками. Неожиданно она вскрикнула от испуга и прошептала:

– О Господи, у тебя черная кровь! Молчи, молчи! Не шевелись! Так должно быть!

Степан лежал под ней, почти не замечая тяжести ее горячего тела, и больше всего на свете хотел перевернуться.

Внезапно барабаны замолкли, и в тишине прозвучал резкий голос шамана:

– Каждому из нас хочется знать, какая судьба ему уготована. Но такое знание приходит только по воле духов, когда они посылают Видение своему избраннику. Один отважный и настойчивый юноша захотел получить это священное знание, чтобы стать великим шаманом. Он целый год готовился к встрече с духами, и вся родня помогала ему. Юношу кормили отборной пищей, молились за него и желали ему добра.

Ранним весенним утром два старых шамана подвели юношу к подножию высокой горы. Они натерли его тело волшебной травой и дали ему связки табака для приношения даров духам.

Юноша поднялся на вершину. Он выкопал яму, лег в нее и стал ждать Видения. Наступила ночь. Ледяной ветер пронизывал юношу, его зубы стучали от холода, но он громко выкрикивал молитвы, и его вопли смешивались с плачем страха и отчаяния. Но Видение так и не пришло. Когда же из-за гор показался первый луч солнца, юноша услышал голос, исходящий из утреннего тумана. "Послушай, человек, почему ты выбрал именно эту вершину? Ты кричал и молился всю ночь и не давал спать всем нам, духам, зверям и птицам. Почему мы должны страдать вместе с тобой? Найди себе другое место для своего испытания и не подвергай испытанию нас".

Но юноша был отважен и настойчив. Он стиснул зубы и провел еще целый день, громко моля о Просветлении, а потом еще целую ночь истязал себя криками, страхом, холодом и голодом. Под утро он услышал голос тумана. И этот голос произнес: "Мы тебя предупреждали? Предупреждали. Так не обижайся". В следующий миг вершина горы раскололась надвое, и отважный юноша полетел в пропасть. Он еще не успел долететь до ее дна, как стены пропасти сомкнулись и на вершине горы осталась только яма со связками табака. Они до сих пор лежат там и дымятся потихоньку.

Да, каждый из нас хотел бы получить Видение. Но его нельзя добыть силой, настойчивостью или хитростью. Оно приходит как дар свыше. И этот дар – награда за терпение и смирение. Зимний Туман, слышишь меня?

– Да, – прохрипел Степан Гончар, с трудом поднимая голову и стряхивая с лица прилипшие стебельки полыни.

– Пришло твое время, Зимний Туман.

Снова ударили барабаны, и в палатку вошли индейцы. Они подняли Гончара на руки и вынесли на поляну. Там, перед черепом бизона, возвышался шатер из белых шкур.

– Этот дом для тебя и твоей жены, – торжественно провозгласил шаман. – Оставайтесь здесь до тех пор, пока не взойдет новое солнце.

Степана усадили в середине шатра. Полог был откинут, и Гончар видел прямо перед собой белый череп с черными глазницами и огромными закрученными рогами. Милли свернулась калачиком у его ног.

Он услышал, что пение и барабаны удаляются. Звуки становились все глуше, пока не растаяли в лесном шуме.

– Все ушли, – сказала Милли, поднимаясь на колени. – Здесь нет никого, кроме нас. Не считая духов. И этого бизона. Ты его видишь?

– Череп?

– Значит, пока не видишь. – Девушка развязала мешочек, висевший над входом, и вытряхнула на ладонь два сморщенных корешка. – Нам придется жевать это. Не знаю, как на вкус, но выглядит ужасно.

– Знаешь, разбойница, если пожевать некоторые грибы или кактусы, можно увидеть не только бизона, – сказал Гончар. – Нам обязательно это делать?

– Обязательно. Тебе какой, побольше или поменьше?

– По-моему, они одинаковы.

– Ну, тогда вот этот – твой, – решила Милли. – Он похож на конскую голову. А этот, как сердечко, пусть будет моим.

– Подожди. – Степан удержал ее руку. – Тебе очень идет этот наряд.

Она закусила губу и отвернулась, прикрывая рукой грудь.

– Если будешь дразниться, я тебя убью.

Он вдруг подумал, каких мучений стоило девушке оказаться совершенно голой, да еще с раскрашенной кожей, наедине с мужчиной. И еще толпа индейцев вокруг… Как она смогла решиться на такое? Он почувствовал, что его уши запылали от стыда.

– Быстрее, Стивен, быстрее, – снова заговорила она, вкладывая сухой корень в его губы. – Жуй его и смотри на череп.

– А ты?

– А я буду рядом. Не бойся.

– Ты отлично справляешься с обязанностями жены, – сказал он, морщась от невыносимой горечи.

– Меня долго готовили.

– Значит, ты знаешь, что муж и жена… – Гончар снова попытался перехватить ее руку, но Милли отодвинулась. – Когда муж и жена остаются в палатке одни, они не только корешки жуют. Тебе и это рассказали?

– Но, Стивен, мы еще не муж и жена. И не надо меня трогать. Если бы я знала, что ты такой, я бы сто раз подумала, прежде чем согласиться. Мне сказали, ты лежишь как покойник и ничего не видишь. А ты вон какой. Нет-нет, не трогай меня, пожалуйста. А то уйду!

Он понял, что она не шутит, и с равнодушным видом скрестил руки на груди.

– Что-нибудь чувствуешь? – спросила она немного спустя.

– Жевал я травки и повкуснее. Нет, ничего, кроме горечи. А ты?

– Голова кружится. Стивен, обещай, что… – она смутилась. – Если я вдруг засну… Обещай, что со мной ничего не случится.

– Да ты стала настоящей шайенкой, – усмехнулся он. – Это жуткие недотроги. Парням нельзя даже смотреть в их сторону, не то что перекинуться с ними словечком.

– А как же они тогда женятся?

– Целая история. Может пройти несколько лет, прежде чем парень удостоится благосклонного взгляда своей избранницы. Тогда он может уже и поговорить с ней.

– О свадьбе?

– Ты что! – Он рассмеялся. – О погоде, или об удачной охоте, или о том, как хороша лошадь невесты. Но, как только будут сказаны эти несколько фраз, родители юноши и девушки тут же начинают между собой обсуждать перспективы. Если препятствий для брака нет, начинается подготовка. Семья жениха приносит множество подарков всем родственникам невесты. И это тоже длится не один месяц.

– А у меня даже родственников никаких не осталось, – печально произнесла Мелисса. – Только папа. И ты. Что с нами будет, Стивен?

– С нами все будет прекрасно. Ты же слышала, злодея по имени Питерс больше нет. Значит, я могу спокойно жить под новым именем. Мы уедем в Калифорнию. – Он мечтательно покачал головой. – В Сан-Франциско. Это чудесный город. Ты видела океан? Увидишь. Тебе понравится.

– Мне все понравится, если ты будешь рядом, – донесся ее голос откуда-то издалека.

Гончар открыл глаза и увидел, что прямо перед ним стоит огромный бизон. Его блестящие вишневые глаза смотрели куда-то поверх головы Степана, а из ноздрей вырывались струйки пара. Лохматая грива свисала до земли, и из-под нее выглядывали только кончики копыт, широких, как суповые тарелки.

– Ты откуда взялся? – спросил Гончар. – Мы тебя не звали. Иди своей дорогой.

Бык оставался неподвижным.

"Да я сплю! – подумал Степан. – Он мне снится! Откуда в лесу может появиться бизон? А ведь мы – в лесу. Или нет?" Он оглянулся, с нарастающим изумлением замечая, что стены шатра становятся прозрачными, словно тают в воздухе. И вот они исчезли окончательно, и Степан оказался посреди бескрайней выжженной степи. Серые стебли полыни раскачивались над бурой короткой травой. Вдалеке медленно двигались черные точки. То были бизоны, такие же огромные, как и тот, что стоял перед Гончаром. Да, они казались точками на горизонте, но он понимал, что они огромны. Как танки. И такие же страшные, такие же неуязвимые…

– Иди за мной, – сказал кто-то.

Бизон развернулся и побрел прочь.

Степан встал на ноги и зашагал следом, глядя на черные отпечатки копыт в красной земле…

16. ГОРЯЩИЙ ВОЛК И МОКРАЯ СОРОКА

Он очнулся от нестерпимого голода. Казалось, в животе бушует пламя, которое надо было срочно залить горячим бульоном и забросать ломтями кукурузной лепешки. Да хватило бы и горсточки риса, и даже корке черствого хлеба Степан был бы сейчас рад!

Ароматный дымок жареного мяса щекотал ноздри. Гончар рывком поднялся с земли.

У костра под березой сидел Ахата, обгладывая кость.

– Садись, ешь, – позвал он.

– А где Милли? – Степан растерянно оглядывался. – Где Майвис? Где все?

– Твоя невеста уехала домой. Ее провожают Майвис и женщины. Тебе надо пожить у меня еще несколько дней. Потом я покажу тебе дорогу к стоянке Горбатого Медведя. Садись, ешь.

Степан схватил кусок мяса с решетки над костром и, обжигаясь, принялся рвать его зубами.

– Тебе надо много есть, – говорил Ахата. – Много мяса, много зелени и орехов. Ты должен обновить свою кровь. Твоя старая кровь ушла вместе со старой силой. Новая сила придет вместе с новой кровью. Ты получишь новое имя. Тебя ждет новая жизнь.

Шумно втягивая воздух, чтобы остудить обожженный рот, Гончар с сожалением поглядел на опустевшую решетку.

– Дай ружье, схожу за мясом, – попросил он. – Кажется, я могу съесть целого оленя.

– Ты еще слаб для охоты. И твой запах отпугнет любого зверя. Не торопись. Еду тебе принесут.

– Когда?

– Белый человек нетерпелив, как голодный волк, – сказал шаман. – Белый человек ненасытен, как пожар. Я буду звать тебя Горящий Волк.

Вместе с новым именем Гончар, как оказалось, получил и новую одежду – домотканую серую рубаху и широкие замшевые штаны. На ногах уютно и плотно сидели мягкие мокасины, украшенные желтым и зеленым бисером. Он провел рукой по груди и обнаружил, что исчез нательный крестик.

– Не бойся, твой крест не пропал, – сказал шаман. – Майвис сохранил его вместе с твоим оружием. Ты получишь его обратно, когда придет время.

– Мое оружие здесь? А моя лошадь?

– Майвис все сохранил. Лошадь, одежда, часы – все в надежном месте. Скоро ты получишь свои вещи. Скоро. Но не сейчас.

– И на том спасибо.

Едва насытившись, Гончар принялся бродить вокруг поляны. Он с трудом узнавал эти места. Оказывается, когда смотришь на лес, лежа на земле, он выглядит совсем не так, как с высоты человеческого роста.

Среди берез повсюду виднелись обугленные пни и поваленные черные стволы. Когда-то здесь бушевал пожар. "Не самое лучшее место для охоты, – подумал Степан. – За оленем или даже за рябчиком придется уходить далеко отсюда. Но шаман прав, я еще слабоват для таких походов". В ушах стоял звон, сердце колотилось, и немного поднявшись в гору, Степан остановился, чтобы отдышаться. Но все-таки он шел, шел сам, и ноги твердо и уверенно топтали пожухлую листву. И в руках было достаточно силы, чтобы ухватиться за длинный сук и подтянуться пару раз. "Живем!" – с ликованием сказал себе Степан Гончар, он же Горящий Волк. Ему пришло в голову, что пора подумать и о другом имени. Как он будет представляться своим бледнолицым братьям, когда вернется в город?

Легкий шорох за спиной заставил его позабыть обо всем. Он метнулся в сторону и упал за куст.

Женщина с охапкой хвороста застыла на лесной тропинке. Она с трудом удерживалась от смеха.

– Как ты быстро прячешься, – наконец выдавила она. – Быстрее зайца. Ты все делаешь так же быстро, как заяц?

По рубахе, вышитой синими и зелеными ромбами, Степан узнал в ней одну из тех женщин, что раскрашивали Мелиссу. Ее косы, перевитые желтыми ленточками, лежали на груди, а смуглое лицо с высокими скулами светилось насмешливой улыбкой.

– Извини, если я тебя напугал, – сказал Гончар. – Но моя спина стала соображать быстрее меня. С тех пор как познакомилась с пулей.

Женщина спросила что-то на непонятном ему языке.

– Говори по-шайенски, – попросил он.

– Отец сказал, что тебе знаком язык сутайо[4]4
  Сутайо – племя, родственное шайенам.


[Закрыть]. Ты говорил как сутайо, когда вернулся с Пути Бизона.

– И что я говорил?

– Просил быстрее отпустить тебя домой. В город железных мостов.

– Что ж вы не отпустили? – Он забрал у нее хворост. – Давай помогу. Так ты – дочь Ахаты?

Она пошла впереди и, оглянувшись, сказала:

– Мое имя – Сентаху.

– А мое – Горящий Волк.

– Чем ты заслужил такое имя? Твоя помощница не заметила, чтобы ты был слишком горяч.

"Ох и стерва", – подумал Гончар, шагая за ней по тропе и наблюдая, как колышется платье вокруг ее широких бедер. Женщине было лет тридцать, и по тому, как она держалась, Степан понял, что это вдова. Бездетная вдова, потому что с детьми ее взяли бы в свою семью родичи погибшего мужа. Одинокая, крепкая, бойкая – таким кумушкам лучше не попадать на язычок.

– Разве имя можно заслужить? – спросил он. – Чем ты заслужила свое?

– Ты бы не спрашивал, если бы знал язык сутайо.

Она зашагала быстрее, ловко уклоняясь от ветвей. Ни один листик не шелохнулся на ее пути. Степану пришлось замедлить шаг, чтобы идти так же бесшумно, не задевая вязанкой за деревья и не наступая на сухие ветки, поэтому она намного опередила его и первая присела к костру рядом с Ахатой.

Отец и дочь перекинулись негромкими словами, и Сентаху рассмеялась. Шаман пошевелил палкой в костре и сказал:

– Вчера моя дочь расставила ловушки в лесу. Если ты не устал, сходи вместе с ней, забери пойманную дичь. Я приготовлю тетеревов. Их мясо полезно для тебя.

Гончар положил вязанку на траву и отряхнул рубаху.

– Я не устал. Пусть твоя дочь скажет, куда идти, и я принесу дичь. Если она ждет меня в этих ловушках.

Шаман, прикрыв глаза, задумался о чем-то, а потом произнес:

– Ты принесешь двух тетеревов. Старого косача и молодого петушка. Косач запутался в сети, а петушок висит в петле.

– Я не привык ловить птицу силками, – сказал Степан, пытаясь загладить невольное оскорбление. Как он мог усомниться в охотничьей магии? – Дай мне ружье, и я набью полный мешок дичи.

– Здесь нельзя стрелять, – ответил Ахата. – Идите и не задерживайтесь.

Сентаху подняла с земли длинную меховую безрукавку и накинула себе на плечи.

– Идем, Горящий Волк, пока ты совсем не остыл.

Гончар присел рядом с шаманом и спросил негромко:

– "Сентаху" – это значит "сорока"?

– Мокрая Сорока, – кивнул Ахата. – Она получила это имя в детстве, и так до сих пор от него не избавилась.

– И не избавится, – согласился Гончар.

Они углубились в лес, поднимаясь по склону горы. Степан едва поспевал за дочкой шамана, но его радовало то, что он перестал задыхаться. С каждой минутой он чувствовал себя все лучше. Когда на пути оказался быстрый ручей, он перемахнул его одним прыжком и подал руку Сороке, которая переходила вброд, высоко подняв подол рубахи.

"А ножки-то у нее не сорочьи, и все остальное тоже", – думал Степан, жадно оглядывая грудь, проступающую под тонкой тканью. Сентаху перехватила его взгляд, но не смутилась, а, наоборот, подтолкнула его бедром. От игривой улыбки ее глаза стали еще уже, а лицо еще шире:

– Почему ты остановился? Увидел что-то страшное?

– В этой жизни больше нет ничего страшного, – сказал он, облизав губы и с трудом заставив себя отвернуться. – Все страшное осталось в прошлом.

– Мужчины всегда говорят, что ничего не боятся. Не знаешь, куда уходит их отвага, когда они рядом с женщиной?

– Ты могла спросить это у мужа.

– Не успела. Нам с ним некогда было говорить. Я слышала, у тебя была жена-шайенка. Ей нравилось жить с белым?

– Думаешь, белые так сильно отличаются от индейцев?

– Не знаю. – Она остановилась, прислушиваясь. – Тише. Ты очень громко дышишь.

– Индейцы не дышат?

– Иногда они дышат даже громче, чем ты. Иногда они рычат как медведи. И вопят как кошки. И не дают спать соседям. Поэтому для молодых ставят палатку подальше. Чтобы не мучить стариков.

Она скинула безрукавку, расстелила под березой и опустилась на нее.

– Сядь рядом. Расскажи, как ты встретился со своей первой женой. Я знаю, у тебя было много женщин. Но я хочу услышать про самую первую.

– Когда мы встретились, я не знал, что она станет мне женой, – сказал Гончар, присев на корточки.

Сентаху легла на бок, опираясь на локоть.

– Почему ты замолчал? Я слушаю.

Он прилег рядом, и его ладонь сама собой опустилась на ее бедро.

– Да, я и думать об этом не мог. Я просто помог ей добраться до станции. Так получилось, что мы жили в одном доме. Она болела, и я ее лечил. И однажды ночью она сама пришла ко мне. И стала моей женой.

– Она легла рядом с тобой и сказала, чтобы ты не двигался, да?

– Да.

– Она сама раздела тебя, да? И лежала на тебе, и вы оба замерли, да? Она сказала, что так это делают улитки?

– Да, да, да…

– Сними рубаху. Я хочу видеть твою кожу.

Ее горячие пальцы скользнули по его груди.

– Смотри, рисунок остался. Я думала, что смыла его, а он опять проступил.

– Ты смыла рисунок? Ты?

– Ну да, я. Я долго мыла тебя, когда все уехали. У тебя спина была в черных полосах от крови. А грязь на ногах засохла так, что я отбивала ее камнем.

– Не отбила ничего лишнего? – спросил он, теряя голову от ее голоса.

Сорока хихикнула и распустила его пояс.

– Нет, все на месте.

Жаркая волна окатила его, и он затрясся, как в лихорадке.

– Какой ты горячий, – сказала она и опрокинулась на спину, раздвигая согнутые ноги. – Иди сюда, остынь.

Он набросился на нее, и мягкое тело забилось под ним в исступлении. Сорока стонала, рычала и взвизгивала, она била руками то по его спине, то по земле, и жухлая листва разлеталась во все стороны. Они катались, сплетясь как черви. И вдруг оба одновременно замерли.

Степан вскочил на ноги. Из-за кустов на них смотрел человек в лохматой шапке. В одной руке он держал большого иссиня-черного тетерева. В другой был винчестер, и граненый ствол был направлен прямо в живот Степану. Однако взгляд чужака был прикован к голой женщине.

Гончар одним прыжком налетел на него и толкнул в грудь головой. Оба с треском провалились в кусты. Перед глазами Степана блеснул клинок, и он впился в запястье зубами, потому что его руки были заняты – они сжимали горло противника. Что-то хрустнуло под пальцами, и тело врага изогнулось дугой, а потом обмякло. Гончар выждал еще немного и встал.

– Где ты? – спросила Сорока.

Она стояла на четвереньках и терлась грудью о мех безрукавки. Ее жирный зад ходил из стороны в сторону.

– Иди скорей, он нам больше не помешает, – простонала она. – Я умираю без тебя. Где ты?

Гончар отшвырнул ногой винчестер и вернулся к Сороке. Он обхватил ее пышные бедра, прижался к ним и закричал вместе с ней от острого наслаждения…