Текст книги "Очерки истории российской внешней разведки. Том 2"

Автор книги: Евгений Примаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

11. Григорий Сыроежкин

Весть о награждении Григория Сыроежкина орденом Ленина за особые заслуги в борьбе с фашизмом в республиканской Испании застала его в уютном номере одной из гостиниц в центре Москвы. Поздно вечером ему позвонил старый товарищ по Иностранному отделу ВЧК и сообщил «по секрету», что подписан и объявлен «кому надо» закрытый Указ Президиума Верховного Совета СССР, в котором фамилия Григория упоминалась в числе награжденных высшей советской наградой.

Григорий на радостях быстро спустился в дежурный ночной буфет и купил у сонного официанта бутылочку отборного грузинского коньяка. «Разопьем вместе с тем, кто первым придет меня поздравить…» – решил Сыроежкин. Григорий поднялся к себе на этаж и у дверей своего номера увидел троих незнакомых людей.

– Сыроежкин Григорий Сергеевич? – раздался голос.

– Да, это я, – улыбаясь во весь рот, ответил Григорий. – Одну минуточку, я сейчас…

Он распахнул дверь перед незнакомцами.

В прихожей один из них протянул Григорию сложенный вчетверо лист бумаги и, глядя куда-то в сторону, мрачно произнес:

– Это ордер на ваш арест и обыск помещения, гражданин… Прочитайте и распишитесь!

Словно после страшного удара, Григорий машинально развернул бумагу и поднес ее к невидящим глазам.

С неимоверным трудом, по буквам, он разобрал страшное слово «а-ре-сто-вать»…

Григорий Сыроежкин родился в 1900 году в Саратовской губернии. С раннего детства он воспитывался в военной среде. Его отец, происходивший из крестьянской семьи, служил младшим каптенармусом в Тифлисском гарнизоне, и маленький Гриша с детства решил стать военным. Он любил смотреть на строевые занятия; с восторгом карабкался на оседланную лошадь, подсаживаемый кавалеристами; проводил долгие часы в местной оружейной мастерской. Когда мальчику пошел четырнадцатый год, его захватило другое увлечение – цирк. Обладавший недюжинным здоровьем, крепкий и ловкий, Григорий стал учеником знаменитых борцов – двух Иванов – Поддубного и Заикина, в то время гастролировавших в Грузии. Сыроежки ну не было и шестнадцати, когда он впервые надел борцовское трико и начал выходить на манеж помериться силой со зрителями. В цирке он постиг искусство фокусника, джигитовку и другие премудрости, весьма пригодившиеся ему в жизни. Но в одном из поединков противник сломал ему правую руку. Эта травма осталась на всю жизнь, рука стала короче, и с мыслью о цирковой карьере пришлось расстаться.

После революции 1917 года отец с семьей вернулся в родную деревню «делить землю». Но Григорий не стал землепашцем. Он не смог усидеть в родительском доме и при первой же возможности ушел добровольцем в Красную Армию.

Однажды вместе с группой красноармейцев Григория послали в соседний район за фуражом. Документы не были правильно оформлены, и посланцев схватили как мародеров, обезоружили и привели в рабоче-крестьянский трибунал. Их ожидало суровое наказание. Однако, к чести блюстителей революционной законности, они во всем разобрались и отпустили пленников с миром. Григорию же повезло вдвойне: в трибунале требовался грамотный писарь, и его пригласили на это место. Здесь Сыроежкин получил основы юридических знаний.

Из трибунала Григорий попал на следовательскую, а затем и на оперативную чекистскую работу в Москву. Его направили в первую служебную командировку – на Тамбовщину, для подавления антоновского мятежа. Там, командуя чекистским отрядом, Сыроежкин познакомился и провел совместную успешную операцию с эскадроном, которым командовал будущий маршал Георгий Жуков.

Однако решающую роль в судьбе Григория сыграли встречи с гораздо более ординарными людьми. Жизнь столкнула его с неким Стржелковским, который работал в то же время в трибунале и усердно вел дела «по борьбе с контрреволюционным саботажем». Стржелковский не знал жалости к подсудимым. Он признавал только одну меру наказания по отношению и к правым, и к виноватым – расстрел. И когда Григорий уже стал разведчиком, этот человек черной зловещей тенью пересек его жизненный путь. Произошло это так. Сыроежкин получил от Менжинского и Артузова задание: под фамилией Серебряков пересечь польскую границу, выйти на контакт с польской разведкой и от имени легендированной чекистами оппозиционной властям организации «Либеральные демократы» передать спецслужбам Речи Посполитой ряд документов, подтверждающих наличие в Советской России влиятельной группы политических заговорщиков, готовых по первому требованию и при поддержке из-за рубежа свергнуть советское правительство и захватить власть. Границу Сыроежкин пересек без особого труда через надежный переправочный пункт и благополучно добрался до Вильно.

Однако там, на оживленной улице в центре города, к Григорию подбежал человек.

– Гриша, друг! – закричал он и бросился обнимать Сыроежкина.

Григорий с трудом узнал его: Стржелковский, тот самый, который в 1919 году вершил неправый суд в ревтрибунале, где служил и Григорий. Но тогда Стржелковский имел лихой кавалерийский вид, а сейчас перед Григорием стоял старик – заросший, опустившийся, с испитым лицом, в потертом, засаленном пальто с чужого плеча.

– Гриша, – Стржелковский заплакал. – И ты здесь! Вся старая гвардия ушла за кордон, все друзья!

Сыроежкин никогда не считал себя другом Стржелковского, а сейчас особенно. Мозг Григория лихорадочно работал: «Оттолкнуть, сделать вид, что Стржелковский ошибается? Не выйдет, слишком уж он вцепился в меня. Бежать? Но это значит провалить всю операцию, так тщательно продуманную».

А Стржелковский между тем тащил его в бар и просил угостить старого друга, у которого сегодня, как на грех, совсем не оказалось денег. Пришлось пойти.

Стржелковский рассказал, что после Гражданской войны, воспользовавшись своим польским происхождением, он переселился в Польшу, но и здесь ему жилось несладко: отовсюду гонят, работы нет. Григорий, в свою очередь, поведал ему наспех придуманную историю о том, что давно разочаровался в советской власти, порвал с ней, решил уйти «куда глаза глядят».

Расстались вроде бы по-хорошему, даже договорились о новой встрече, но Сыроежкин смутно догадывался, что так просто это происшествие не кончится.

Действительно, вскоре Григория задержали и доставили в полицию. Там уже находился Стржелковский. Григорий ожидал этого и продумал линию поведения. Он разыграл «оскорбленную невинность», стал кричать, что Стржелковский – пьяница и кокаинист, рассказал, что они подрались во время службы в Красной Армии, из-за чего Стржелковский и сводит с ним личные счеты.

Зная Стржелковского с самой отрицательной стороны, полицейские поверили Сыроежкину, отпустили и даже извинились перед ним. Конечно, здесь имело значение и то, что он представлял солидную «подпольную» организацию в СССР, которая снабжала «ценной разведывательной информацией» разведку панской Польши.

Встреча Сыроежкина-Серебрякова с капитаном польской разведки Секундой прошла благополучно. Секунда выразил удовлетворение информацией (она была ему передана сразу же по прибытии Сыроежкина) и принес извинения от имени польских властей за «недоразумение с полицией».

Вернувшись в Москву, Сыроежкин подробно доложил обо всем случившемся. Конечно, его сообщение вызвало беспокойство в ИНО, но другого выхода не было – операцию следовало продолжать.

Вскоре Сыроежкин-Серебряков вновь был направлен в Польшу. Чекисты шли на риск, посылая его во второй раз: он ведь мог находиться на подозрении у польской контрразведки и рисковал жизнью. Но, с другой стороны, это была и отличная проверка – если все сойдет благополучно, значит, поляки верят Сыроежкину.

На этот раз Сыроежкин-Серебряков доставил через границу два пакета. В одном из них находилось письмо полковника Павловского Борису Савинкову с приглашением посетить Россию (об этом упоминалось в очерке «Трудный путь к «исповеди» Савинкова»), в другом – фотокопия секретного приказа народного комиссара по военным и морским делам о проведении маневров вблизи польской границы. Этот «приказ» по просьбе руководства ОГПУ был специально подготовлен в единственном экземпляре в Наркомвоенморе, и на нем были проставлены все служебные пометки и индексы, которые должны быть на подлинном документе. Но в Вильно Григория ждала неприятная неожиданность. Вместо капитана Секунды его встретил другой офицер, капитан Майер. Внешне флегматичный и немногословный, он был цепким и исключительно дотошным разведчиком. Он принял Сыроежкина-Серебрякова так же вежливо, как и капитан Секунда, может быть, чуть более официально. Сыроежкин передал ему привезенные материалы. Когда Майер ознакомился с приказом, его глаза загорелись радостью. Он сразу же оценил значение привезенного документа. Поэтому, когда Григорий намекнул о плате за полученные сведения, капитан, не колеблясь, положил перед ним толстую пачку банкнот.

– Только распишитесь, пожалуйста, вот здесь, пан Сыроежкин, – учтиво улыбаясь, сказал Майер.

«Откуда он знает мою настоящую фамилию? – внутренне вздрогнул Григорий, – ведь я для него Серебряков!». Потом тут же сообразил: «Это все Стржелковский! Ну да ничего, я ведь не таил от них, что когда-то работал в трибунале, а потом ушел в подполье. Провоцирует или просто показывает свою осведомленность? Если первое, то сейчас ему конец – застрелю и буду прорываться». Григорий закашлялся, левой рукой полез в карман, будто бы за платком, нащупал там сталь пистолета.

– Я уж и забыл то время, когда Сыроежкиным был, – спокойно сказал Григорий. – И называть меня так – это большой грех, пан капитан, я от той жизни давно отказался.

– Да я просто не подумал, пан Серебряков! Извините меня. У нас здесь было так записано, вот я и…

– Обижаете, пан капитан, – вздохнул Григорий, – где здесь расписаться?

И аккуратно расписался: «Серебряков».

Майер не возразил и любезно согласился переслать Борису Савинкову пакет с посланием Павловского.

В тот же день Григорий отправился домой. В Москве Сыроежкин отчитался о результатах своей поездки Артузову, а затем и Менжинскому. В результате на свет появился служебный рапорт руководства ОГПУ, в котором, в частности, говорилось: «Тов. Сыроежкин Григорий Сергеевич… принимал активное участие в разработке дела врага советской власти террориста Бориса Савинкова, неоднократно рискуя жизнью.

Состоял официальным сотрудником ОГПУ, посылался неоднократно в Польшу. Во время поездок проявил огромную находчивость и смелость. Лишь благодаря этому ему удалось избежать почти неминуемого ареста, влекшего за собой расстрел и провал разработки дела.

Ходатайствуем о награждении Григория Сыроежкина орденом Красного Знамени».

Следующее десятилетие было для Григория особенно тревожным и опасным. В 1925 году он поступает в распоряжение полномочного представительства ОГПУ по Северо-Кавказскому краю. В этом регионе в те времена широко распространился бандитизм. Частым вооруженным нападениям подвергались предместья Грозного, нефтепромыслы и поезда, совершались многочисленные убийства советских работников, учителей, женщин. Народ устал от бандитов, в руках которых скопилось огромное количество оружия. Однако бандитизм в этом регионе отличался особой живучестью. Одними лишь вооруженными силами справиться с ним было трудно. Требовались иные меры.

Сыроежкин был направлен в оперативно-разведывательный отряд, в задачи которого входили выявление и ликвидация наиболее крупных формирований уголовников и их активных пособников, терроризировавших всю округу.

Среди местного населения было немало таких, кто по родовому, религиозному или имущественному принципам, а порой и в результате прямых угроз и запугиваний оказывал бандитам содействие. Но были и такие, кто пострадал от них и относился к ним с ненавистью и презрением, особенно среди беднейшего населения горных аулов.

Умело опираясь на помощь местного населения, отряд чекистов, в состав которого входил Сыроежкин, смог успешно провести операцию по разоружению ряда бандитских формирований.

Еще одно ответственное задание Сыроежкин выполнил в Якутии, где в 1928 году японские агенты из числа бывших белогвардейцев готовили вооруженное восстание с целью создания марионеточного правительства и отделения Якутии от России.

Имена заговорщиков были известны, но они жили в укрепленных и хорошо охраняемых факториях. Свой и без того небольшой отряд Сыроежкину пришлось разделить на несколько групп. Сам он с одним помощником и проводником-якутом направился на факторию, где находился стоящий во главе заговора бывший штабс-капитан Шмидт. Представившись ревизором Потребсоюза и предъявив соответствующие документы, Григорий знакомился с делами фактории, а вечерами пил и гулял с хозяином. На третий день, попросив Шмидта проводить его до околицы, Сыроежкин арестовал опасного заговорщика без единого выстрела.

У арестованных по этому делу изъяли большое количество оружия, боеприпасов, подготовленных воззваний и обращений к американским властям о признании независимости Якутии, а также много золота и пушнины.

Сейчас трудно сказать, имели ли заговорщики действительно серьезные политические цели. Скорее всего, они просто стремились обогатиться, а затем бежать в Америку и жить там в свое удовольствие.

После Якутии Сыроежкину пришлось побывать в Монголии и походить по тылам китайских войск в период конфликта на КВЖД. Затем он стал часто выезжать в служебные командировки в Норвегию, Германию, Финляндию и Швецию для проведения встреч с агентурой. В Финляндии, например, он конспиративно встречался со Степаном Петриченко, одним из бывших руководителей Кронштадтского мятежа, который подробно информировал оперативного работника о военных приготовлениях на советско-финской границе.

В 1936 году вспыхнул фашистский мятеж в Испании. Со всего мира на помощь испанским республиканцам спешили добровольцы. Среди них находились и советские представители, многие из которых стали впоследствии выдающимися полководцами Великой Отечественной войны, а другие – знаменитыми партизанскими командирами, и среди них Герои Советского Союза С. Ваупшасов, К. Орловский, Н. Прокопюк, А. Рабцевич.

Сыроежкин написал в те дни три рапорта, прежде чем получил «добро».

Испанцы радушно встречали русских товарищей, хотя обстановка в стане республиканцев была непростой и не все одобряли приглашение в страну «большевистских комиссаров». Под их знаменами находились не только коммунисты, но и социалисты, анархисты и даже троцкисты, не считая многих представителей различных мелкобуржуазных партий.

Советские разведчики, имея за своими плечами большой опыт Гражданской войны, принесли в Испанию методы партизанских военных операций. Григорий Сыроежкин был там одним из организаторов партизанской борьбы. По его инициативе создавались партизанские группы, батальоны, бригады, которые успешно действовали в тылу франкистских войск, имея свои базы на республиканской территории.

Осенью 1937 года командование республиканской армии приняло решение объединить все силы для совместных действий в тылу врага. Так родился знаменитый 14-й специальный корпус, который осуществлял боевые операции на всех фронтах до самого конца войны, а в Андалузии, Кастилии и Каталонии – и после падения республики. Г.С. Сыроежкин стал старшим военным советником командира корпуса Доминго Унгрия.

Григорию Сергеевичу удалось, в частности, с небольшой группой бойцов предотвратить бегство с боевых позиций целой анархистской дивизии. Эта смелая и рискованная операция имела важное значение: она помешала наступлению фашистов на центральном участке Мадридского фронта.

Говорят, мир тесен. В Испании Сыроежкин встретил сына Бориса Савинкова. Лев Савинков вырос за пределами России. В начале 30-х годов работал во Франции шофером на бензовозах, затем возил богатых французских предпринимателей.

С началом Гражданской войны в Испании Лев Савинков добровольцем отправился туда и отважно сражался с фашистами в составе Интернациональной бригады.

По достоинству оценивая личные качества сына Савинкова, Сыроежкин способствовал продвижению Льва Савинкова по службе. С 1937 года Лев стал капитаном республиканской армии. Осенью 1938 года, незадолго до окончания войны в Испании, Сыроежкин переправил Льва Савинкова из Испании во Францию. После оккупации гитлеровцами Франции Лев Савинков вступил в отряды Сопротивления и героически сражался с фашистами за освобождение Парижа. В августе 1944 года Лев Савинков в составе группы из отряда «Союза русских патриотов», входивших в боевую организацию Сопротивления, водрузил красный флаг в Париже над зданием советского посольства на улице Гренель.

Так разошлись биографии отцов и детей, первой и последующих волн русской эмиграции, сотни представителей которой отличились на этот раз в антифашистской борьбе.

Сыроежкина в Испании прозвали Григорий Грандэ – Григорий Большой. Он был всеобщим любимцем: его ценили за смелость, честность, профессиональное мастерство, доброе, человечное отношение к людям. Он всегда умел подбодрить, развеселить бойцов, был богат на выдумку, любил показывать фокусы, ведь сам когда-то выступал в цирке…

Летом 1938 года Григорий Сыроежкин был отозван в Москву. Хотя ранее он неоднократно избегал провалов на чужой территории, здесь ему от незаконного ареста уйти было невозможно. Он был обвинен в шпионаже в пользу Польши. Основанием для ареста послужил тот же случай с задержанием Сыроежкина полицией Вильно по доносу Стржелковского.

– Не может быть такого, чтобы вас выпустили из польской тюрьмы просто так! – утверждал следователь с Лубянки. – Да и материалы, которые вы передали полякам, содержали государственную тайну.

– Но ведь мое руководство специально направило меня в Польшу для передачи этих сведений полякам, – возражал Г.С. Сыроежкин.

– Ваши руководители тоже оказались польскими шпионами! – был ответ.

12. Острое оружие дезинформации

С первых дней советской власти страны Антанты и потерпевшая поражение в Первой мировой войне Германия стремились дестабилизировать ее положение. Действуя окольными путями, они оказывали давление на правительства многих стран, стремясь не допустить признания СССР, политически и экономически изолировать революционную Россию. Это должно было вызвать напряженность в международных делах, подорвать доверие народа к новому режиму в России, дискредитировать большевиков или по крайней мере ослабить их позиции. Противники России создавали искаженное представление о реальности, дезинформируя мировую общественность о намерениях советского правительства, в ложном свете представляли обстановку в самой России.

Существовало два вида «активных мер», использовавшихся против СССР: открытые акции, применявшиеся в официальной антисоветской пропаганде и в обычных дипломатических отношениях, и тайные – когда речь шла о скрытой пропаганде, о письменной, документальной или словесной дезинформации, о деятельности агентов спецслужб в массовых общественных организациях и печати и т. д. Советская разведка не оставалась в долгу и защищала завоевания новой власти доступными ей методами и средствами, используя богатый арсенал мирового и отечественного опыта в этом деле.

История богата примерами самых разнообразных «трюков» и далеко не безобидных «розыгрышей» подобного рода. Вспомним троянцев, которые, так сказать, по простоте душевной ввезли к себе в осажденный город построенного изобретательными греками огромного деревянного коня, не подозревая, что в его чреве скрываются вооруженные воины противника. Или случай из времен Второй мировой войны, который у специалистов-профессионалов принято считать классическим: история так называемого «майора Мартина». Британские спецслужбы взяли один из трупов в лондонском морге, надели на него форму офицера королевских ВВС и на подводной лодке до-ставили к берегам Португалии. Расчет был прост: труп обязательно обнаружат, а при нем… найдут и планы «предстоящей высадки» союзников на побережье континентальной Европы. Для пущей убедительности в карманы «майора Мартина» были как бы случайно вложены билеты лондонской подземки, квитанции о сдаче белья в стирку, а заодно и «секретное» письмо, из которого, между прочим, явствовало, что союзники намереваются вторгнуться в Южную Европу через Сардинию и Грецию. Активное мероприятие с использованием «майора Мартина» сыграло свою роль. Гитлер отправил дополнительную танковую дивизию в Грецию, а итальянский гарнизон на Сицилии остался без подкрепления.

Разновидностей активных мероприятий – великое множество. Это и строчки в газетной публикации, и «нечаянно» оброненное слово в комнате, где установлено подслушивающее устройство, и специальный «документ», подброшенный «нужному» человеку в «нужное» время, и материалы разоблачительного характера о неприглядной деятельности того или иного политического деятеля…

История российской внешней разведки тоже богата интересными и крупными активными мероприятиями, принесшими нашей стране большой экономический, военный и политический эффект. С некоторыми из них читатель уже ознакомился в первом томе очерков.

Знакомство с материалами Президентского архива РФ, где хранятся направлявшиеся в разное время на имя И.В. Сталина особо секретные документы, позволило сделать ряд интересных открытий, проливших дополнительный свет на историю советских дезинформационных акций, прежде всего в организационном плане. К числу таких документов следует в первую очередь отнести упоминавшееся ранее постановление Политбюро ЦК РКП(б) от 11 января 1923 г. о создании при ВЧК-ГПУ специального межведомственного Бюро по дезинформации. В Дезинфбюро (так указывалось в документе) кроме ГПУ вошли представители от ЦК РКП(б), Народного комиссариата по иностранным делам, Революционного военного совета республики (РВСР), Разведупра штаба РККА.

Обращает на себя внимание диапазон задач, которые руководство страны ставило перед Бюро по дезинформации в порядке оперативной необходимости.

Перечислим их так, как зафиксировано в документе:

– учет поступающих как в ГПУ, так и Разведупр и другие учреждения сведений о степени осведомленности иностранных разведок о России;

– учет и характеристика сведений, интересующих противника;

– выявление степени осведомленности противника о нас;

– составление и техническое изготовление целого ряда ложных сведений и документов, дающих неправильное представление противнику о внутреннем положении России, об организации и состоянии Красной Армии, о политической работе руководящих партийных и советских органов, о работе НКИД и т. д.;

– снабжение противника вышеуказанными материалами и документами проводить через соответствующие органы ГПУ и Разведу-правления;

– разработка ряда статей и заметок для периодической прессы; подготавливать почву для выпуска в обращение разного рода фиктивных материалов и представлять их в каждом отдельном случае на рассмотрение одного из секретарей ЦК.

Как явствует из приведенного выше документа, руководство ставило перед ведомствами, имевшими постоянный служебный выход за границу, две главные задачи: следить за враждебными действиями недружественных спецслужб против СССР и готовить ответные дезинформационные акции, призванные «спутать карты» противника и оградить советских граждан от грозящей им военно-политической опасности.

В начале 20-х годов группировки воинственно настроенных российских эмигрантов активно использовались иностранными спецслужбами для подготовки и проведения различных дезинформационных акций против СССР. Эти взрывоопасные подделки, различные по качеству исполнения и характеру словотворчества, нередко вводили в заблуждение и ставили в неловкое положение дипломатов и иных правительственных чиновников тех стран, на территории которых фальшивки пускались в обращение. В сентябре 1921 года, например, Министерство иностранных дел Великобритании попало в такое положение, когда в официальной ноте протеста российскому правительству слово в слово процитировало ряд «советских» документов, изготовленных белогвардейцами в Германии и на берегах самого «туманного Альбиона». Подобный конфуз, по мнению британских политиков, явился «нетерпимым безобразием», поскольку позволил русским кричать «Фальшивка!» каждый раз, когда на свет появлялся какой-нибудь даже подлинный, полученный агентурным путем советский документ.

Зарубежные спецслужбы использовали тактику фальшивок не только для компрометации советской внешней и внутренней политики, но и для решения своих собственных политических проблем. Одним из наиболее известных, нашумевших на весь мир, примеров такого рода стало «письмо Зиновьева», датированное 15 сентября 1924 г. Это письмо, якобы перехваченное британскими агентами «Сикрет интеллидженс сервис» (СИС), содержало ряд рекомендаций британским коммунистам по оказанию соответствующего давления на «своих» сторонников в лейбористской партии, а также «полезные» инструкции по «усилению агитационно-пропагандистской работы» в вооруженных силах Великобритании. Документ был явно приурочен к разгару предвыборной кампании. Он повлиял на настроения британских избирателей, и не в последнюю очередь из-за этого находившееся тогда у власти правительство лейбористов было сметено консерваторами. «Документ» сделал свое дело и, естественно, должен был исчезнуть. Так оно и произошло на самом деле. Оригинал «письма Зиновьева», переданный СИС для опубликования в британской прессе, «не разыскан» и по сей день.

Эффективность советской дезинформационной работы была довольно высокой. Она приносила не только ощутимый политический, но порой и материальный успех. Известен случай, когда советские разведчики ухитрились получить на организацию работы несуществующего антисоветского центра в России от агента «Сикрет интел-лидженс сервис» Сиднея Рейли один миллион двести тысяч золотых рублей и одновременно навести руководство британских спецслужб на мысль о необходимости поощрить государственными наградами Великобритании наиболее активных членов «антисоветских организаций», состоявших к тому времени сплошь из кадровых чекистов и их надежной агентуры.

В дезинформации западных спецслужб особую роль сыграли известные читателю операции «Трест» и «Синдикат». И не только…

В начале 30-х годов в Румынию под видом бежавшего от преследований советских властей был выведен для участия в оперативной игре с румынскими спецслужбами сотрудник ИНО ОГПУ, назовем его Мартовец. Он рассказал румынским властям, что был активным участником якобы существовавшей в Одессе подпольной группы из числа инженерно-технических работников, оппозиционно настроенных к советской власти. Мартовец поведал румынским следователям, что ЧК напала на след этой группы и со дня на день должны были начаться аресты. Румыны долго и с пристрастием допрашивали Мартовца, поскольку не доверяли ему и искали подтверждений его показаниям. И они нашли их. В одесских газетах появилось сообщение, что органы ОГПУ арестовали большую группу «подлых вредителей и диверсантов», которые «свили свои гнезда» на некоторых промышленных предприятиях Одессы. Эта заметка сняла с Мартовца подозрения, и он превратился из потенциального врага в друга.

Свежий человек из большевистской России сразу же привлек внимание западных спецслужб, активно действовавших в послевоенной Румынии. Резидент английской разведки в Бухаресте Мюллер пригласил советского разведчика для дружеской частной беседы в один из лучших ресторанов города. Выяснив некоторые формальные сведения о Мартовце (было совершенно очевидно, что он был знаком с протоколами допросов румынской полиции), Мюллер приступил к делу. Намекнув, что опыт и знания одесского инженера могли бы очень пригодиться правительству Его Величества, Мюллер «взял быка за рога». Уже на второй встрече Мартовец, не успевший еще сказать ни да ни нет, получил от британского резидента задание для сбора информации, интересующей любознательное «правительство Его Величества». Вот его содержание:

– какова дислокация советских военных кораблей в районе Севастопольской бухты и на внешнем рейде;

– число и типы советских подводных лодок в Черноморском бассейне;

– сколько подводных лодок построено на верфях Николаевского завода за последние три года;

– какова схема оборонительных сооружений, построенных в последнее время в районе Одессы.

Не успел Мартовец составить с помощью Центра свой доклад английскому разведчику, как в дело вступили российские белогвардейцы, получившие приют в Румынии. По заданию румынской службы безопасности «Сигуранца» они передали Мартовцу свой перечень интересующих вопросов, который в чем-то перекликался с заданием Мюллера.

Сфера интересов спецслужб, казалось, не имела предела. На Мар-товца буквально свалилась лавина самых неожиданных вопросов, ответы на которые готовились тщательно, дозированно, с той или иной степенью «достоверности», согласно растущему аппетиту «клиентуры»…

Как ни парадоксально это звучит, но созданное 11 января 1923 г. при ВЧК-ГПУ Бюро дезинформации, несмотря на множество проведенных весьма успешных и менее успешных операций, не только почти не оставило в архивах разведки никаких следов с описаниями мероприятий, но даже косвенных упоминаний о тех, кто в той или иной степени был причастен к их разработке. Быть может, Бюро, храня свои секреты, своевременно избавлялось с помощью огнедышащей печи от «взрывоопасных» документов? Прошло почти четверть века, прежде чем возникло новое специализированное подразделение разведки, названное отделом «Д».