Текст книги "Пределы выживания (Полигон - I)"

Автор книги: Евгений Кукаркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

– Рита, марш в машину.

– Я не поеду...

И тут я подошел к ней вплотную и дал оплеуху. Ее голова откинулась и она схватилась за щеку.

– Марш в машину. Я не могу после всего, что произошло, оставить здесь тебя. Свяжу, рот заткну, но увезу, лучше добровольно иди.

Ужас заполнил ее глаза. Как автомат она переводит ногами и подходит к передней дверце.

– К полковнику на заднее сидение.

Теперь она открывает заднюю дверь. Лейтенант небрежно ногой еще дальше запихивает тушу полковника вглубь машины, освобождая для нее место, потом подбирает мою сумку и запихивает ее туда же.

– Счастливого пути, доктор.

Я завожу двигатель и мы срываемся с места. На улице темно, но я в поселке включаю подфарники и проношусь через него почти на третей скорости. Вот и военный городок, здесь осторожно проезжаю мимо домов. Пешеходы не обращают на нас внимание. Только проскочили городок, тут я врубаю четвертую скорость и несусь по этой ужасной дороге.

Первое препятствие, это сожженный поселок Комарово. Здесь все черное, дорога, пепелища домов.

– Рита, там сзади должны быть противогазы, посмотри, пожалуйста.

Рита копается среди коробок.

– Здесь какие то документы.

– Ищи, ищи, там в коробке должны быть.

– Они не в коробке, они здесь у моих ног. Вот возьмите.

Она передает мне четыре маски.

– Оденьте на всякий случай.

Я одеваю маску, Рита и Вера тоже.

– А ему, – мычит маска Риты.

Она кивает на полковника.

– Обойдется.

Мы проскакиваем поселок и все с облегчением срывают маски.

Вот и Камышевка, опять натягиваем противогазы и проносимся через сожженный поселок. Дальше дороги почти нет. Пробитые колеи наблюдателей, расползлись в разные стороны.

– Вера, пошарь в бардачке, там компаса нет.

– Есть.

– Дай сюда.

Стрелка как безумная, крутится и показывает север во все стороны. Я останавливаю машину и собираюсь выскочить из не.

– Доктор, не надо, – вопит Верка. – Там все отравлено.

– Тогда какого черта вы сидите без масок, всем одеть.

Черт с ним с этим компасом, я кое как ориентируюсь, выбираю на глаз колею и мы несемся по этой жуткой темноте.

Три часов веду машину, проезжая мимо каких то изуродованных лесов, неровных полей и пустынь. Верка не спит, ее маска иногда трещит промокшим клапаном, Рита похоже тоже. Завозился полковник, он с кряхтеньем распрямился, сел рядом с Ритой и схватился за голову.

– Как голова болит.

Машина подпрыгивает на яме, тут Семененко отрывает руки и трясет головой.

– Где я?

– В машине, – мычу я через маску.

– Стойте, идиоты.

Я останавливаю газик.

– Доктор, не глупите, возвращайтесь назад. Я пращу все.

– Лучше возвращайтесь вы. Выходите из машины.

– Боря..., не надо неужели ты..., – сипит через маску Рита.

– Молчи, Рита. Он запланировал и уничтожил сотни ни в чем не повинных людей, отравил здесь всю землю. Пусть теперь идет по этой грешной земле сам.

– Вы с ума сошли, – визжит Семененко, – никуда я не пойду.

– Пойдете.

Я выдернул пистолет и приставил к его голове. Потом взвел курок.

– Мне, полковник, терять нечего и меня сладкими обещаниями не заманите. Вон с машины.

Полковник трясущимися руками нащупывает рукоятку и открывает дверцу.

– Риточка, неужели ты дашь мне погибнуть, – он страдальчески смотрит на нее. – Мы же родня...

– Как родня? – удивляюсь я.

– Он мой старший брат, – хрипит голос Риты.

– Значит ты могла и без этого побега свободно уйти за проволоку.

– Могла.

– Почему же не ушла, почему жила в этом аду?

– Я уже хотела уехать, но приехал ты.

– И ты меня так долго обманывала.

– Это он. Он пообещал мне, что потом, когда мы поженимся, отправит нас туда.

– Значит этот побег, выдала своему брату.

– Я боялась...

– Полковник, вон из машины.

Семененко выходит и наливается злобой.

– Я поймаю вас и растяну ваши кожи на фасадах домов поселка...

Я отъехал.

Через час поймал зарю и понял что ошибся в направлении, пришлось шпарить по бездорожью на север, благо это была израненная полупустыня. Бензин приближался к отметке "0".

Уже солнце выползло из-за горизонта. Я подъехал к большому лестному массиву, через него дорог не нашлось и пришлось ехать вдоль леса на восток. Но вскоре машина чихнула и двигатель заглох. Я содрал маску.

– Уже все? – спросила Верка.

Она тоже сдернула противогаз.

– Нет. Кончился бензин.

– Что же дальше?

– Сейчас отдохнем и потом пойдем пешком через лес на север.

– Это не опасно?

Я оглядываю еще не освободившиеся от листьев ветки и пожимаю плечами.

– Не знаю, но мы все равно подстрахуемся.

– Рита, сними противогаз, мы отдыхам, – говорит ей Вера.

Та автоматом снимает маску и я поразился неподвижности ее лица и мертвым глазам. Через спинку я перебираюсь на заднее сидение и начинаю разбирать коробки, которые лежат у заднего стекла. Круглов оставил флягу воды и несколько бутербродов. В одной из плоских коробок папки с документами. Я выдираю из моей сумки куртку и перебрасываю его Верке.

– На, одень.

– А вы?

– Обойдусь.

Освободившуюся сумку забиваю папками. Делю между присутствующими бутерброды.

– Девочки, подкрепились

Мы жуем хлеб с колбасой и запиваем водой. Когда закончили, я подтягиваю себе противогаз.

– Десять минут отдыха и ... в дорогу.

– Боря, – вдруг разжала губы Рита. – Ты мне еще веришь?

– Что ты хочешь сказать?

– Я виновата. Мой брат всех скрутил здесь и я тоже попалась...

– Как ты все таки очутилась на полигоне?

– Я не окончила педагогический институт и сюда меня не присылали по распределению. Я окончила школу МВД и сразу была заслана как агент в Барнаул, где и проработала два года под крылышком великого афериста Сардарбекова и на моих показаниях родилось знаменитое алмазное дело 88 года. Четверых приговорили к смертной казни, человек сорок были приговорены к разным срокам. После этого моя жизнь превратилась в кошмар. Два раза на меня покушались и где бы я не находилась, везде меня находили подельщики Сардарбекова, были прямые и скрытые угрозы. Я взмолилась перед своими, чтобы меня спасли и брат предложил поработать на полигоне, обещая все блага тихой жизни...

– Так ты хотела уехать с полигона или нет?

– И да, и нет. С одной стороны... там быть страшно, вдруг найдут и опять все начнется, а с другой... здесь, хоть для меня и действительно относительно "тихая" жизнь, однако тоже страшно...

– Так что же нам теперь с тобой делать?

– Не знаю. Но раз я попала с вами в эту передрягу, то пойду до конца, а там видно будет.

Мы бредем по лесу уже час. Маска давно надоела и я не выдержав, содрал ее с лица. Свежий воздух хлынул в легкие. Стоим и отдыхаем.

– А нам можно? – спрашивает Вера и, не дождавшись ответа, срывает маску.

Вдруг мы услыхали шум автомобиля и остолбенели. Бежим на звук и через ветки кустов и деревьев видим проезжающий газик, верх его откинут и двое солдат с автоматами на изготовку внимательно осматривают лес. Я обхватив двух женщин падаю на землю. Машина уходит и выждав немного, мы выходим на дорогу.

– Это патрульная машина, значит мы...

– Доктор, река, – кричит Верка и показывает туда, за дорогу.

В двухстах метрах блестит широкое полотно реки. Мы спускаемся по пологому спуску вниз. Вот и берег, вдоль него через каждые триста метров стоят щиты с надписью: "Запретная зона. Вход запрещен. Стреляют без предупреждения".

– Чулым, мы вышли на реку Чулым.

Верка в нелепой куртке чуть не плачет, Рита с тоской смотрит на тот берег.

– Как нам туда перебраться?

Метрах в пятьсот на повороте реки, я увидел лодку с рыбаком.

– Бежим туда.

Рыбак долго не мог понять как мы попали на эту сторону. Его лодчонка, способная перевезти по одному человеку, трижды пересекла реку. Последний переправился я. Рита и Вера стояли у берега и ждали меня.

– Теперь куда?

– В Барнаул. Ведь там твоя мама, мои знакомые, картины наконец...

– Нет, там картин, нет там мамы, – говорит Рита. – Я обманула вас.

– Где? Куда ты дела картины, мерзавка? – На нее чуть не с кулаками набросилась Верка.

Я растаскиваю женщин.

– Что произошло, Рита?

– По требованию моего брата, картины отправили в складские ангары аэропорта.

– Сука, – Верка размазывает слезы.

– Ладно, пошли. Мы еще не достигли железной дороги.

Недалеко от берега реки асфальтовое шоссе. На наше счастье попался грузовик и шофер согласился подбросить нас до Бегуниц, от куда, как он уверял, до железной дороги десять минут хода.

В Бегуницах я нашел универмаг и, несмотря на сопротивление женщин, купил им теплую одежду. Действительно, скоро мы вышли на станцию и первой электричкой выехали в Барнаул.

На станции Рита начинает с нами прощаться.

– Вы меня простите, но я ухожу...

– Куда?

– Вернусь в милицию.

– Рита, опомнись.

– Нет. Я уже все решила. Боря, не беспокойся, пойду к своим, они помогут устроиться.

– Верни картины, мерзавка, – в отчаянии вопит Вера.

– Разве я тебя не учила в школе к обращению со взрослыми...

– Ты обманом пролезла в школу и всех обманывала, все время обманывала. За твоими красивыми словами пустота и лож. Ты предала всех, Надежду, деда Тимофея, Клавку, монахинь, всех жителей поселков. Украла наши картины и увезла куда то. Мерзавка.

Рита вздрагивает и повернувшись ко мне говорит.

– Прощай, Боря.

– Прощай.

Николай жил в общежитии и пришел домой после работы очень поздно.

– Борька, – завопил он увидев меня сидящим на подоконнике лестницы. Целый год и ни одного слова, скотина. А теперь сваливаешься как снег на голову.

Он радостно хлопает меня по плечу, да так, что я чуть не вышибаю стекла за спиной.

– Коля, помилуй. Мы давно тебя ждем, дай хоть отдохнуть.

Теперь он замечает Верку, которая дремала, сидя на моей куртке в углу.

– Где ты стащил такое создание? Эй, поднимайся.

Он бесцеремонно подхватывает ее на руки.

– А ничего... помыть, покрасить и запросто сделать королевой.

– Это тебе надо мозги промыть, – огрызается Верка, – пусти.

– Познакомься, это Вера, а это – Николай, – пытаюсь их представить друг другу.

– Уже познакомился. Пошли в комнату.

Это комната холостяка, кругом беспорядок, навалена невымытая посуда, разбросана одежда, пол не протирался месяц.

– Ребята, не обращайте внимания на этот бардак. Сейчас мы с Борей наведем здесь блеск, а тебя, красавица придется отвести в ванну, только найду полотенце, пижаму, мыло и отведу.

Он лезет в шкаф и действительно находит нужные вещи.

– Боря, оттащи посуду на кухню, это там по коридору на право, за одно помой. Чего встали? Вера за мной.

К моему удивлению через пол часа мы привели комнату в порядок. Энергичный Коля сумел сбегать в ресторанную кухню и приволок салатов и легкого вина. Появилась раскрасневшаяся Верка, в пижаме и, накрученном на голове, полотенцем.

– Ты изумительна, королева.

Колька целует ей руку.

– Теперь прошу к столу.

Перебрасываясь шутками, мы уплетаем пищу.

– Так где ты пропадал, дружище? – обращается ко мне Николай.

– Я тебе сейчас все расскажу.

И я рассказываю ему обо всем. Верка комментирует и поправляет некоторые неточности. Я по глазам Николая вижу, что он не верит.

– Ребята, вы случайно свалились не с другой планеты?

– Не веришь? На почитай.

Я лезу в сумку и достаю некоторые документы. Коля читают и видно как у него чуть глаза на лоб не лезут.

– Но это же...

Он беспомощно смотрит на нас.

– Коля, нам это надо размножить и разослать во все международные организации.

– Дай просмотреть, что там еще.

– Время много, уже пора спать, давай завтра.

– Вы ложитесь, королева пусть ложиться на кровать, ну а тебе место на ковре, простите меня, но я еще посижу. Давай, что там у тебя еще.

Мы так устали, что заснули мгновенно.

Утром я просыпаюсь и вижу Николая. Он сидит за столом, перед горевшей лампой и тупо смотрит на лежащие перед ним бумаги.

– Коля, ты что не спал?

– Нет. Понимаешь, я не могу придти в себя от этого варварства. Это же издевательство над своим народом. Да их же судить надо...

– Кого их?

– Ну этих..., военных...

– Коля, не только в них дело.

Просыпается Верка. Она потягивается.

– Ох, как непривычно спать на этих кроватях. Вы извините, мальчики, я удираю. Где полотенце?

Верка выметается из комнаты.

– У тебя фотоаппарат есть? – спрашиваю я Николая.

– Есть.

– Отлично. Ты сейчас на работу?

– Надо.

– Как ты сегодня день проведешь, совсем не выспался.

– Я подремлю после обхода у старшей сестры.

– А я займусь этим. Схожу куплю пленку, бумагу, проявители, закрепители, возьму в прокате фотоувеличитель и постараюсь кое что сделать.

– Постой, здесь есть сосед, татарин Рафик, он занимается фотографией и в комнате у него можно проявлять, там все есть, даже красный свет. Сейчас он уходит на работу, я попрошу у него ключи.

Коля уходит и через минуту возвращается с ключами в руках.

– Вот. До пяти часов, комната ваша. А я тоже ухожу, хозяйничай, старик.

Он ушел, в комнату влетает Верка.

– Мальчики... А где Николай?

– Ушел на работу.

– И ничего не поел?

– Нет. Он поест там, в больнице, его покормят.

– Какой у нас план на сегодня?

– Прежде всего, привести себя в порядок, потом я схожу в магазин и начнем фотографировать и печатать документы.

– Я, за... Поехали...

Весь день мы проявляли и печатали документы. Вся Колина комната была завешена сушащимися фотографиями. Мы нашли в углу комнаты шпагат и растянули его по всей площади комнаты. В столе обнаружили изоленту и искрошив ее на мелкие кусочки, лепил на ее кончиках по две фотографии и перекидывал их через шпагат. Снимки везде, на кровати, столе, подоконниках, полу. Перед приходом Рафика, мы кончили работать и приведя его комнату в порядок, уселись на диван.

– Устала? – спрашиваю Верку.

– Нет. Понимаешь, вот что то делаю, а внутри поет... все поет... я свободна. Нет полигона, нет страха, что наголову что то упадет, рядом разорвется ракета с ипритом или другой пакостью...

– Это пока мы здесь. Наружу нам еще выходить нельзя.

– Но когда-нибудь будет можно?

– Когда-нибудь, да.

– Доктор, я так счастлива, поцелуй меня.

Верка закрыла глаза и тянет губы...

Наследующий день, мы готовили пакеты, расписывали сопроводиловки и адреса. Колька узнал через своих знакомых адреса диссидентов и мы прежде всего разослали письма им. Потом разослали пакеты некоторым депутатам, в президиум ЦК КПСС и правительству.

Мы собрались в комнате Николая.

– Ну что теперь, друзья? – спросил он.

– Теперь мы удираем от сюда.

– Почему?

– Как только дойдет до некоторых, какую бомбу мы им подсунули, сейчас же сюда подключат КГБ и другие силы. А эти товарищи сразу же приедут сюда.

Мы молчим, потом Коля спрашивает.

– Когда уезжаете?

– Я бы хотел сегодня. Вера ты как, потянешь?

– Поеду, хоть сейчас.

– Ну вот, мы удираем Коля.

– Куда же вы теперь тронетесь?

– Вот этого мы тебе не скажем. Но если у тебя появятся эти товарищи, назови им любой город в Союзе, который тебе понравиться.

– Ты уверен, что они сюда придут?

– Да.

– Я сейчас сбегаю в магазин...

– Не надо, мы уходим.

– Прямо сейчас?

– Да. Пока, Коля, спасибо тебе за помощь. Мы обязательно тебе напишем. Правда..., королева.

– Обязательно.

Тепло прощаемся с Николаем.

Я веду Верку на вокзал. Первый поезд, который попался нам, был в Ленинград, за два места в купе я уплатил вдвое больше их стоимости, слава богу, мы едем почти через всю Россию.

Было время перемен, генеральный секретарь ЦК КПСС, ввел на свое горе полу демократию и газеты, и телевидение начали полунамеками говорить правду. Скандал начали диссиденты, об алтайском полигоне заговорили и Верховный Совет вынужден был создать комиссию. Газеты сообщили, что полигон решили закрыть и прекратить там испытания ракет. О нас с Веркой забыли...

Прошло два года.

Верка ворвалась в комнату, когда я собирался на работу.

– Боря, на улицах вывешена реклама. Сегодня на манеже выставка, алтайская живопись. Слышишь, алтайская.

– Ну и что?

– Как, ну и что? Ведь я же от туда. Боря, сходим, прошу тебя, сходим.

– У меня завтра дежурство.

– Тогда пойдем после завтра. Она будет еще три дня.

Мы входим в выставочный зал и я столбенею. Это же картины и расписанные вещи с полигона. Вот Веркины полотна, деда Тимофея, сумасшедшей Клавки и других. Верка белая как снег подходит к своим картинам и зажимает рот рукой. На табличке ее имя и фамилия, она рукой проводит по краскам...

– Не трогайте руками, гражданка, – раздается чей то голос.

Старушка смотрительница воинственно стоит сзади.

– Но это моя картина.

– Гражданка, картины принадлежат Барнаульскому музею. Отойдите сейчас же иначе я вызову милицию.

Я отвожу Веру за плечи в сторону.

– Но как же так, это же мои картины...

– Посмотри вон на стенке, золотыми буквами...

– "Памяти жертв алтайского полигона", – читает она.

К нам подходит опять воинственная старушка.

– Я вижу вы хотите что то выяснить? Сходите к администратору.

– Пойдем, Вера. Действительно, может мы что-нибудь узнаем.

Мы открываем дверь с табличкой "Администратор" и нас нападает столбняк. За столом сидит... Рита.

– Вы к..

Рот ее открывается и она переходит на шепот.

– Боря... Вера...

Я подхожу, Рита поднимается и мы обнялись.

– Я как увидел картины, сразу подумал про тебя.

– А я с выставкой разъезжаю по всей стране, показываю людям то, что они должны видеть, рассказываю им о полигоне.

– Верят?

– Нет, но картинами восхищаются. Уже несколько заграничных музеев за сумасшедшие деньги предложили купить несколько полотен. Верочка, подойди сюда.

Она обнимает ее.

– Прости меня, девочка, я не украла полотна, я решила воплотить нашу мечту. Ну ту, помнишь, когда все мечтали, что эти вещи увидят массы народа...

Верка уткнулась в плечо и плачет.

– Успокойся. Это же должно быть приятно, когда все восхищаются твоим талантом. Уже пол России осмотрели выставку.

Верка успокаивается и мы все присаживаемся вокруг стола.

– Как там на полигоне, ты не знаешь?

– Никак.

– Что это значит?

– Там больше не стреляют. Гарнизон вывели из полигона и почти все оставшихся жителей разбежалось по стране. Жить то все равно там нельзя.

– А моя мама, вы не знаете, что с ней?

– Не знаю.

– А твой брат..., ну этот... полковник...

– Он... умер еще тогда. Все таки дошел до части и наследующий день в больших муках скончался. Земля полигона отомстила ему.

– А ты как, за тобой не гоняются?

– Все в стране перемешалось, она развалилась и обо мне забыли.

– Следующий город какой?

– Псков. Вы все меня спрашиваете, лучше скажите как вы. Вы... женаты?

– Верочка, год назад стала моей женой.

– Все правильно. Я рада за вас. Знаете, я не вывешиваю три картины, я даже не внесла их в реестр Барнаульского музея, все держу их здесь в сейфе. Теперь хочу отдать вам. Все время ждала и надеялась, вдруг увижу вас и верну...

Она открывает сейф и дает мне три свернутых полотна. Я разворачиваю по одиночке все и... узнаю. Одна, подарок мне Веры, она сама голышом среди природы – фантазии. Вторая и третья, деда Тимофея, это портрет Люськи, у которой принимал роды в монастыре и его ракета на Марсе.

– Они первые подарили тебе это, с этого и началась коллекция. Вы поймите, я не украла эту коллекцию, я просто выполняю завещание мертвых, показать ее людям и рассказать, где она создавалась. Я правильно поступила, Вера?

– Да, Маргарита Андреевна.

– Теперь спокойна душа и у меня. Ты осталась единственным, живым автором.

– Значит их уже нет...

– Остальных, да.

– Господи, покарай тех мерзавцев, которые додумались и сотворили этот полигон.