Текст книги "Созерцатель скал"

Автор книги: Евгений Кораблев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Все оказалось в исправности, и профессор остался очень доволен. Работы можно было начинать хоть завтра.

На ночлег экспедиция устроилась в сарае, чисто убранном и приспособленном смотрителем для жилья. Созерцатель скал, однако, решительно заявил, что он будет жить в пещере. Зная ею привычки и неприязнь к обществу, ему не возражали. Смотритель позаботился, чтобы сделать там пребывание ему возможно удобнее, хотел дать постель, посуду, но странный человек отказался от всех услуг.

Вечером Булыгин долго не мог заснуть. Шум Байкала, ровный и неумолчный, не давал покоя. Его нервы все время напрягались, точно вблизи играла какая-то музыка. Бессонница после такого утомительного трудового дня очень его удиви та.

Убедившись, что ему не заснуть, он осторожно поднялся, накинул пальто и, тихонько отворив скрипучую дверь, вышел.

Было уже за полночь. На дворе свободно можно было читать мелкую печать. Стояла одна из тех ослепительных ночей, которые так ярки в прозрачном воздухе Даурского плоскогорья. Кругом все спало. Дом смотрителя белел при месяце наглухо затворенными ставнями. Булыгин направился по дорожке вверх к маяку.

По мере того как он поднимался, в просветы утесов при луне открывался Байкал все шире, все величественнее.

Наконец, верхняя площадка. Он ступил и увидел то, чего не встречал ни на одной картине. Так прекрасна и дика была первозданная стихия!

Он стоял в светлом раздумье. Вдруг прямо под отвесным утесом, на котором он находился, у самой воды на скале он увидел – кто-то сидит, весь в белом. Он вспомнил, что в белом платье видел Аллу.

Немного поколебавшись, он начал спускаться к морю.

Да, на огромном камне, изгрызенном бурями и прибоем, сидела девушка в своем грубом белом платье, охватив колени руками. Камень далеко вдавался в море и был почти окружен водой.

Профессор неслышно подошел ближе.

Ее глаза смотрели вдаль. Она, кажется, плакала. Какое горе у такого юного существа? Вдруг девушка встала, заломила руки жестом отчаяния и подошла к краю камня. Взгляд ее был устремлен в море.

Профессор вскочил. Ему показалось, что она сейчас упадет в волны.

От его быстрого движения покатились вниз камни. Алла обернулась.

Увидев человека, она с отчаянным криком спрыгнула с камня на соседний, мгновенно очутилась на берегу и неслышно, как привидение, скрылась между скал.

Какая разыгрывалась драма на этом маленьком диком островке? Булыгин долго не мог опомниться. Добравшись до своего сарая, он лег, но не уснул до рассвета. Может быть, в первый раз за последние десять лет гаммариды, жаберные, черви, моллюски, планктон и драгировки не заполняли его мысли. К своему удивлению, он почувствовал, что может с волнением думать не только о бурмашах, а и о существе совершенно постороннем, которого нельзя даже отнести к жаберным или моллюскам, даже к глубоководной фауне, хотя с некоторой натяжкой и можно было считать baicalensis Гаммариды, моллюски занимали доселе, как монополисты, его внутренний мир. Ими жил он последние десять лет. А теперь в его сознании заняло место существо, которое их считает просто дрянью.

Он должен открыть девушке грандиозные перспективы науки, связанные с гаммаридамн, жаберными и моллюсками. Он должен сделать это ради восстановления своего достоинства. Это решение его несколько успокоило.

Он не подозревал, что вступал на опасный путь, чреватый последствиями для бурмашей.

X. Охотники за бурмашами

Пользуясь ясным утром, на другой день Булыгин выехал с ребятами на работу. Когда они садились в лодку, он заметил пришедшую за водой Аллу. Глаза ее были заплаканы.

Сердце профессора тоскливо сжалось. Всегда, когда ему случалось видеть слезы ребенка или собравшегося в комочек брошенного на улице щенка, котенка, – ему было больно. Но он счел неделикатным вмешиваться. У нее была своя семья.

Ветер надул парус, и «Байкалец», пеня воду, быстро пошел к проливу. Понемногу лицо профессора прояснилось. Он снова был захвачен интересами работы, миром гаммарид, жаберных и моллюсков. Они ехали на охоту. Пока «Байкалец» несся к намеченному пункту, профессор показал ребятам приборы для ловли, объяснив, как надо их ставить.

Вооружение экспедиции не отличалось богатством.

Ловушки, лот, большая и малая качественные планктонные сетки, драга с полозьями и еще несколько приспособлений для лова рыб и водорослей. Узнав, что приборы их примитивны, Тошка огорчился.

– Как же мы будем производить обследование? – воскликнул он. – Нового-то уж ничего не откроем!

– Напротив, – улыбнулся профессор. – Байкал в этом отношении – чрезвычайно благодарное место для работы. Многие группы фауны, например, паразиты и простейшие, до сих пор мало обследованы. Моллюски и черви не обследованы совсем. Изучены разве только рыбы и гаммариды.

– Вот видите!

– Да, но дело в том, что опыт показал, что – даже в отношении хорошо, казалось бы, исследованных явлений – каждая новая работа по изучению их, хотя бы она производилась самыми простыми, как у нас, средствами, почти всегда приносит новые открытия.

У Тошки лицо прояснилось.

– А мне, должен сознаться, такой подход не правится. Нужно вести систематическую работу, а у нас получалась до сих пор погоня за новыми видами. Хотя нам-то при наших средствах это простительно. Ну-с, начнем нашу охоту!

Профессор сделал знак «Байкальцу» идти тише, взял привязанный на длинную веревку с поплавком небольшой цилиндр из листового железа со вставленными на концах верхушками внутрь конусами из металлической сетки. На верхушках конусов были входные отверстия. По указанию профессора Тошка положил в ловушку кусок тухлой рыбы, и ловушку опустили на дно.

Работа нашлась для всех. Созерцатель скал сидел у руля. Федька и Тошка помогали профессору, Аполлошка помогал уже им. Фридрих летал тут же и мешал всем, в особенности когда начали вытаскивать ловушки и вынимать улов.

Охота родит азарт. И он захватил всех, только один Созерцатель скал сидел с равнодушным, более обычного неподвижным лицом.

Ребята спускали и вытаскивали ловушки с необычайным интересом. Профессор заразил их охотничьей страстью.

– Куда вам такая дрянь? – пренебрежительно говорил Попрядухин, испуганно морщась и отодвигаясь каждый раз подальше от опоражниваемой ловушки, откуда показывались, поражая глаз, многоногие, усатые гаммариды, черви самых чудовищных форм.

– Скажите, они кочуют по всему морю, или каждый живет на своем определенном месте, на определенной глубине? – спросил потом Попрядухин. – Ведь в воде границ нет. Как они могут узнавать?

– Распределение животных в Байкале находится в зависимости от многих условий, – ответил профессор. – В глубину Байкал можно разделить на несколько зон[16]16
  Глубинные зоны. – В настоящее время исследователи Байкала различают не 4, а 6 глубинных зон. (Г. Ю. Верещагин. Байкал. М., 1949).


[Закрыть]. В каждой зоне свое население. Состав и характер ее зависят от глубины, свойств грунта, водяной растительности.

– Какие же эти зоны?

– Их четыре. Первая – глубина до двух метров. Это прибрежная полоса. Вторая – от двух до пятидесяти метров – мелководная, сравнительно спокойные воды. В этих зонах фациями служат прибрежные скалы, водоросли, галечник, чистый песок, ил у устьев рек с преобладанием органических веществ, скалы с губкой.

– А остальные зоны более глубокие?

– Да. Третья зона – глубины от пятидесяти до двухсот метров. Это, так сказать, зона средней глубины; и четвертая – от двухсот метров и дальше – глубоководная. Фациями этих последних зон являются мелкие камни и глубоководный и диатомовый ил.

– Значит, во всех частях моря, на севере и на юге, население определенной глубины неизменно, независимо от того, в какой части моря находится?

– Если говорить о горизонтальном распределении, то тут можно установить такое явление: глубоководная фауна остается без перемен по всему морю. Условия существования на больших глубинах в разных частях моря мало различаются между собой. Различие климата севера и юга Байкала не влияет на фауну глубин. Напротив, в мелководных участках, в прибрежной фауне, – там наблюдаются значительные различия.

Созерцатель скал, прислушиваясь к беседе, иногда вставлял свои замечания.

Юные исследователи вытаскивали и перекладывали свою диковинную добычу в ведро с таким почтением и вниманием, точно это были драгоценные камни. В самом ужасном и безобразном из них, жутко поражавшем их непривычный взгляд, им чудилось новое звено, новый вид, который осветит тьму, окутывающую происхождение Байкала и жизнь его загадочных обитателей. Шевелящиеся клешни, глаза на длинных ниточках, ужасные загнутые хвосты, бесчисленные щупальцы, какая-то живая плесень, слизь, вдруг выпускающая голову и ноги, – все по существу было слеплено из того же материала, что и люди. Все это также называлось «жизнь». У Попрядухина, который фауну и флору оценивал до сих пор с одной точки зрения – можно ли это съесть и вкусно ли, при мысли проглотить какую-нибудь, хотя бы самую приемлемую для глаз «штучку» из «этих», начиналась тошнота.

Экспедиция вернулась с охоты поздно вечером. Девушка встретила лодку и только ахнула, увидев, какую диковинную добычу привезли.

Каждый день с утра ребята и профессор находились в море. Вечер посвящался обычно отдыху и беседе.

Однажды вечером, спасаясь от дождя, компания укрылась в пещере Созерцателя скал. Продолжая разговор, прерванный ливнем, Аполлошка начал упрашивать профессора рассказать что-нибудь интересное. К его просьбе присоединились Алла и смотритель маяка.

Булыгин улыбнулся и погладил кудрявую голову мальчика.

– Мне никогда не забыть того года, который я провел на биологической станции в Неаполе. Помните, я говорил вам о моллюсках. Там я наблюдал одного из них, самое диковинное существо, которое когда-либо жило на нашей планете.

Чтобы беседа сильнее врезалась в память, профессор дополнил ее рассказом об этом необыкновенном существе. Он знал, чем заинтересовать юных исследователей глубин.

ХI. Гигант беспозвоночных

– На суше, в джунглях, водится тигр, – сказал он, – в пустынях – лев; в пучинах океана есть свой тигр, страшный, как кошмар. Это самое гнусное из всех сухопутных, морских, воздушных и земноводных. Это осьминог.

– Какой величины?

– Средний – в полметра.

– А больше бывают?

– Еще в древние времена верили, что осьминоги могут достигать исполинских размеров. Вероятно, они способны постоянно расти, как рыбы и деревья. У древних германцев существовали предания о громадных «кракенах», или чудовищных спрутах. В последнее время не попадалось спрутов выше средней величины. По моему мнению, это можно объяснить тем, что нынешний способ лова не приспособлен для спрутов гигантских размеров. А гиганты среди них есть. Как вы думаете? – обратился профессор к Созерцателю скал, видя, как он весь вздрогнул при слове «спрут».

Кивком головы моряк подтвердил это предположение.

– Тело его – продолговатый, слизистый и морщинистый мешок. Кожа висит на нем складками, из них торчит тупая голова с двумя большими глазами, ротовое отверстие снабжено роговыми челюстями, похожими на клюв попугая. Вокруг головы венцом расположены восемь ремней – студенистых, извивающихся, как змеи. Это – бескостные руки, которыми спрут все щупает, на этих же руках он ходит. Он и называется осьминог.

– Фу, противно!

– Да, наружность его так омерзительна, что одно прикосновение вызывает дрожь, ужас и отвращение. Руки, или щупальцы, от основания и почти до половины соединены между собой широкой перепонкой, стягивающейся и раскрывающейся, как зонтик. Во всю свою длину они усажены присосками, по пятидесяти штук на каждой. Хрящеватые присоски круглы, плоски, в центре каждого небольшое отверстие с клапаном. Стоит коснуться присоску какого-нибудь тела, хотя бы скользкой чешуи рыбы, и он плотно прилипает к захваченному предмету. Этими страшными руками спрут опутывает свою жертву, стягивает ее и присасывается. Вырвать ее от спрута уже невозможно, хотя пойманное иногда больше самого охотника. Резать и рвать ремни трудно, они склизки и прочны. Тело-мешок внутри разделено на две части: в верхней сердце, широкие жабры, желудок и так называемый «чернильный пузырек».

– Что это такое?

– Пузырек содержит окрашенную жидкость, которую в минуту опасности спрут выбрасывает через особую трубку. Жидкость растворяется в воде и окутывает животное темным облаком, скрывающим его от врага. У каракатицы она темно-коричневая. Из нее выделывают акварельную краску – «сепию». В нижней части мешок совершенно пустой и открытый наружу широким отверстием прямо под годовой и шеей. При бурном дыхании кожа, висящая складками, как мантия, сжимается и расширяется, точно меха. Обычно окраска спрута зеленовато-серая, под цвет камней, среди которых он живет, но, приспособляясь к цвету окружающих предметов, она мгновенно меняется, равно как и в зависимости от «настроения»: когда спрут раздражен, он делается весь багровым. Живут спруты большей частью около скал под водой, в трещинах и ущельях. Если спрут селится на ровном дне, то сам строит себе жилище, принося руками камин и складывая из них подобие кратера. Хозяин залезает внутрь дома, а студенистые бородавчатые руки его покоятся снаружи, как кольцо из змей. Так он и подстерегает жертв, причем, когда он сторожит, концы его рук слегка извиваются.

– А чем он питается?

– Обычная его пища – рыбы, ракушки, моллюски. Это настоящий кровожадный хищник океанских пучин. Он ловит гораздо больше, чем может съесть. Случается, ловит и человека.

– Жутко представить! – воскликнул Тошка. – Этот дряблый пустой мешок обоймет человека и высосет кровь.

Он весь нервно дернулся.

– Помнишь, в романе Виктора Гюго «Труженики моря» спрут схватил Жильята?

– Надо будет прочитать, – ответил Федька. – Как-то забылось. Но я одного не понимаю, как у этого моллюска хватает ума поймать человека?

– Эта слизь хитра и смела, – ответил профессор. – Я наблюдал ее год и был свидетелем таких явлений. Если поместить к спрутам в аквариум какое-нибудь живое существо, они приходят в ярость, кидаются на него и уничтожают. Но среди всех людей они превосходно различают своего сторожа, они его даже как будто любят.

Гул изумления раздался кругом.

– Я наблюдал... Когда он опустит к ним обнаженную руку, они обвивают ее мягкими, прямо ласкающими движениями, потихоньку стараются взять у него пищу, которую тот нарочно долго им не отдает.

Заметив необычайную возбужденность Созерцателя скал, профессор вдруг спросил его:

– Вам, наверно, во время путешествий приходилось много слыхать про спрутов?

Созерцатель скал быстро повернулся к профессору. Глаза его горели.

– Больше, – ответил он. – Я не могу без волнения слышать вашего описания. Спрут однажды меня поймал.

Все так и ахнули.

Моряк продолжал оставаться в прежней позе, только лицо его покрылось пятнами, что говорило о сильном волнении.

– Да, я уцелел случайно, – пробормотал он.

Настойчивые просьбы профессора, ребят, умоляющие взгляды Аллы и Аполлошки заставили его нарушить постоянное молчание.

– Я не умею интересно рассказывать, – произнес он сурово, – и передам только факты.

Когда мне было двадцать лет, – начал он, – я жил у дяди в Австралии, в одном из курортных городов на побережье. Однажды на пляже произошла такая странная история. Один из купальщиков, мальчик, на глазах публики при совершенно спокойном море внезапно скрылся под водой. Кинулись на помощь, но мальчика не нашли. Акул здесь не видали ни раньше, ни позже, других чудовищ-людоедов не водилось. Все были в полном недоумении. Подозревали, что мальчика похитило чудовище, подплывшее к берегу. Но какое?

Фантазия моя была взбудоражена до последней степени. С биноклем в руках я просиживал целые дни на скале. В часы отлива я следовал по пятам за отступающими волнами и тщательно оглядывал все ямки, трещины в скалах и углублениях на берегу, залитые водой. Ведь хоть что-нибудь должно было подсказать мне разгадку! Долгое время я трудился бесплодно. Мне в изобилии попадали ракушки, необычайные морские полурастения-полуживотные. В ямках в воде копошились среди водорослей бесчисленные морские существа. И, наконец, мне посчастливилось.

Однажды я увидел в большом углублении, наполненном водой, плавающих, как в естественном аквариуме, каракатиц. Безобразные моллюски поразили меня своими чудовищными размерами. Никогда я не мог поверить, что они могут быть так велики. Меня как молнией осенила мысль о другом гиганте-моллюске.

Я не стану рассказывать, какого труда стоило мне уломать старика-дядю выписать водолазный костюм и прибор. В конце концов, он уступил, но поставил непременным условием, чтобы мой спуск производился под руководством его старого приятеля-моряка. Я имел благоразумие согласиться, и это впоследствии спасло мне жизнь.

Через несколько дней старый капитан приехал и привел с собой баркас с необходимыми приборами и костюмами.

Кто видал человека в скафандре, тот знает, что он похож на какое-то фантастическое чудовище. Непропорционально большая голова в медном шлеме со стеклами особенно жутка. Как раз под стать диковинным жителям океана! Я привык к нему, так как не раз бродил по дну океана. Я никому не уступил право первому спуститься для осмотра подводной части берега.

Баркас поставили около утеса, недалеко от места гибели мальчика.

Капитан дал мне совет при первых признаках появления у берегов спрута, немедленно давать сигнал поднимать наверх. Я согласился. Привинтили шлем к нагруднику, осмотрели костюм до водолазных калош со свинцовыми подошвами. Все оказалось в исправности. Прощальные дружеские улыбки – и с ножом в руке я начал спуск в океан.

Светло-зеленая стена сомкнулась вокруг над головой. Знакомое ощущение охватило меня, я был один в безграничной водной пустыне. Дно оказалось на глубине сорока метров. Оно представляло как бы пологий спуск. Вершина упиралась в утес, а нижний конец уходил куда-то во тьму.

Я знал, что неподалеку отсюда океан достигает громадной глубины. Кругом стояли, точно завороженные, немые леса водорослей. Дно поросло мхами. На камнях сидели гигантские губки.

Перебравшись через гряду скользких камней, я направился к утесу. Время от времени я требовал сигналами, чтобы мне давали веревку дальше. Подойдя ближе, я так и замер...

Созерцатель скал остановился. Слушатели сидели, точно охваченные оцепенением, впившись взглядами в моряка.

– Подводная часть береговой скалы оказалась пещерой, вернее рядом пещер, выбитых водой, – продолжал он. – Если мои догадки о существовании спрута были верны, то животное следовало искать в этом убежище. Такие подводные пещеры – любимые жилища спрутов.

Я осмотрелся. Водолазный костюм, сумеречная среда океана, отсутствие звуков, сознание своей оторванности от людей и беспомощности среди пучины подавляюще действовали на нервы. Держа нож в руке, я колебался. Немного выше большой пещеры я увидел другую – как бы небольшой темный чуланчик сбоку; больше ничего подозрительного не было. Но точно что-то не пускало меня идти вперед. Никогда в жизни я не ощущал ничего подобного. Опасность? Но где же опасность?

Сбоку? Сверху? В этом странном чуланчике, у входа в который как-то подозрительно шевелились водоросли. Надо бы посмотреть в нем, но я пересилил себя. А может быть, опасность приближается снизу, из глубин, из тьмы?

Так или иначе надо было решиться установить, живет ли здесь спрут.

Около их жилищ, как около волчьего логова, всегда валяются кости жертв, клешни раков, выеденные ракушки, жесткая скорлупа.

Пересилив голос благоразумия, я шагнул в пещеру.

Низкая, усеянная гальками и валунами, она уходила коридором вглубь. Потребовав себе вновь веревки, я сделал несколько осторожных шагов. Я прошел уже часть коридора, когда почувствовал, что ступил не на камни.

При скудном освещении и сильном волнении глазу, невольно искавшему страшное существо, трудно было отчетливо разглядеть обстановку. Тем не менее я заметил перед собой груду пустых крабов, разорванных и высосанных, кучи клешней. Вдали... Вдали белели человеческие скелеты, совершенно очищенные от мяса.

Я невольно отшатнулся. Я попал по адресу. Но хозяина не было дома. Надо было скорее уходить и дать сигнал «немедленно поднимать».

Вдруг внезапная дрожь, как ток, сотрясла меня. Кто-то схватил меня за руку. Я оглянулся, но не выдержал и зажмурился... – Созерцатель скал взволнованно перевел дыхание.

– Это был гигантский спрут. Четыре щупальца уже держали меня за руку. Четыре других ремня, достигавших полутора метров, прикрепились к притолоке. Огромные выкатившиеся глаза смотрели на меня. Студенистое, сморщенное, зеленоватое тело, от которого тянулись эти восемь безобразных рук, слегка дрожало. Теперь я понят, что чудовище сидело именно в темном чуланчике и подкралось сзади.

Я не робкого десятка, но при виде этого чудовища, державшего меня в руках, золя моя растаяла. Спрут стал багроветь, тело покрылось бородавками, мантия начала бурно вздыматься. Студенистый мешок выделил невообразимо уродливую голову с разинутым клювом. Она двинулась к моей груди. Я потерял сознание...

Долго взволнованное молчание стояло в пещере.

– Как же вы спаслись? – не выдержала Алла.

– Я очнулся на руках доктора, – ответил Созерцатель скал. – А как это вышло, мне рассказал потом старый капитан.

Глубоко вздохнув, моряк продолжал рассказ.

– Не получая долго снизу сигналов от меня, он предположил, что произошло несчастье. В это время от меня, после большого перерыва, получился сигнал, неуверенный, чуть слышный. Облепленный моллюском, я действовал, очевидно, бессознательно.

Люди на баркасе настаивали на необходимости подождать более определенного знака, но капитан, знавший, что такое спрут, сам взялся за подъемник. Аппарат работал с предельной быстротой. Все столпились, с интересом ожидая моего появления, но слова застыли на устах... Громадная зеленовато-серая студенистая масса показалась из моря. Капитан не растерялся, и глыба была выброшена на баркас. Вдруг она задвигалась, из нее показались ноги. Это был водолаз, схваченный спрутом. Бородавчатые ремни поползли по палубе.

Единственный способ убить спрута – отрезать ему голову. Капитан бросился вперед и со страшной силой вонзил лезвие моллюску около глаз. Гигант-слизняк осел. Ремни зашлепали, заворошились на одном месте, освобождая меня. Чудовищный аппарат был испорчен.

Несколько минут стояло напряженное молчание... Созерцатель скал глубоко вздохнул.

– Я проболел от нервного потрясения два месяца, а когда поднялся, – тихо сказал он, – меня никто не узнавал, так как я был седой.

Все сидели молча в каком-то оцепенений.

– В одном я не согласен с профессором, – добавил он, – что спрут – самое страшное и гнусное существо, Я видел существо более страшное.

– Кто же это? – спросили все, ошеломленные. Созерцатель скал не сразу ответил.

– Человек, – тихо сказал он, вставая. – Кажется, дождь прекратился, – заметил он потом, выглянув из пещеры.

Все переглянулись. Какую тайну хранил этот беглец из культурного общества? Что заставляло его бросать человечеству такое страшное обвинение?