Текст книги "Бесконечная река (СИ)"

Автор книги: Евгений Филенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

Крещендо. Фортиссимо. Маэстозо.

Острова

– Вы совершенно здоровы, друг мой, – торжественно сообщил доктор Завгородний.

– Надеюсь, – сказал Панин задумчиво. – Я действительно ни разу не болел за все годы. Если не считать этого. – Он расслабленно помахал в воздухе кистью правой руки.

Панин сидел в глубоком белом кресле с плюшевой обивкой. Белые стены увешаны были небольшими графиями позитивного мультяшного содержания, квазиживой белый ковер на полу шевелил длинным ворсом – не то от свежего ветерка с террасы, не то по собственной воле, а с белого потолка спускался светящийся шар, тоже белый. В таком сомнамбулическом интерьере всякий визитер ощущал себя ожившей картинкой на старательно загрунтованном холсте.

Сам доктор предпочитал расхаживать от стены к стене размеренным шагом, словно маятник старинных часов. Здесь он был самым ярким пятном: синие брюки, алая распашонка, желтый платок вместо галстука, вьющиеся длинные волосы, темные с изысканной сединой, и голубые глаза на массивном оливковом лице. Пациенты реабилитационного центра за глаза, вкладывая в это незлую иронию, называли его «доктор Завр». Не только из‑за фамилии, но и за немалые габариты, и за журавлиную походку.

Панин надеялся, что и сам не выглядит тусклой деталью меблировки, хотя никак не мог заставить себя одеваться так же ярко и пестро, как все те люди, что окружали его с момента возвращения. Иногда ему хотелось бы вновь испытать способность видеть себя со стороны, ненадолго обретенную в тот час, когда Смотритель занимался ремонтом его покалеченной руки. В реабилитационном центре хватало зеркал, но еще больше имелось различных впечатлений, позабытых и совсем новых. В конце концов, это был совершенно новый для Панина мир.

– Что вас удивляет? – разглагольствовал доктор Завр. – Иная биосфера, кстати – по абсолютным показателям весьма благотворная… иная микробиология, не осатаневшая от техногенных факторов… такой дебютантке наша выстраданная и закаленная в боях иммунная система не по зубам. Вы должны понимать, друг мой: столь длительное пребывание в карантине…

– Мера вынужденная и необходимая, – с удовольствием закончил Панин.

– Да, – согласился доктор Завр. – Но задерживать вас далее нет никакого смысла. Вы вольны перемещаться по Галактике как заблагорассудится.

Панин неопределенно усмехнулся, и это не осталось незамеченным, но истолковано было по‑своему.

– Не подумайте, будто кто‑то желает поскорее от вас избавиться, – проворчал доктор Завр. – В конце концов, Тайкун – не худший из миров. Мягкий климат, обширные пространства, спокойные нравы. Никто никого ни о чем не спрашивает. Хотя, подозреваю, вам есть что рассказать.

– Пожалуй, – сказал Панин уклончиво. – Однажды я так и поступлю.

«Если сумею наконец отделить в своих впечатлениях реальность от вымысла и бреда», – добавил он про себя.

– Вам несказанно повезло, что точка вашего возвращения пришлась на окрестности Тайкуна, – промолвил доктор Завр. – Все могло быть гораздо хуже. Например, вас могло выбросить в Темном Царстве, там гравитационных воронок до черта и больше, а маяков нет вовсе. Какой резон размещать там маяки, если срок их службы не превышает пары‑тройки месяцев? До сей поры и не предполагалось, что кому‑то взбредет в голову использовать воронки в качестве транспортных артерий.

– Хочется верить, это не войдет в практику – проворчал Панин. – Техника не выдерживает. И последствия больше сходны с русской рулеткой.

– Не скажите, друг мой, не скажите, – возразил доктор Завр. – Ваш казус многих вдохновил на смелые и, что скрывать, сумасбродные инициативы. Некоторые старинные гипотезы об устройстве вселенной внезапно обрели новую жизнь. Вы слыхали о гипотезе «сообщающихся сит»?

– Никогда, – признался Панин. – Ни в той жизни, ни в этой.

О том, что в своих интересах всегда был бесконечно далек от физики пространства, он счел за благо умолчать.

– Самым естественным было бы предположить, – вещал доктор Завр, дирижируя сам себе воздетым указательным пальцем, – что гравитационная воронка есть некий внепространственный туннель, соединяющий одну галактику с другой. Не привычная нам экзометрия, а объект еще более фундаментального измерения, включенного в общую парадигму мироздания… – Панин с некоторым даже благоговением взглянул на доктора. Ему и в голову не приходило, что тот окажется сведущ в научных материях за пределами медицины, хотя бы даже и поверхностно. – Тогда предмет, вброшенный в исходную воронку, всякий раз должен вернуться в реальный мир в другой галактике через комплементарную ей оконечную воронку в одну и ту же точку пространства. Как показал ваш личный опыт, на деле этого не происходит. Пройдя через вход в туннель и вернувшись в него с другой стороны вселенной, вы никогда не попадали в исходную точку. Отсюда вывод: весь массив гравитационных воронок в пределах отдельной галактики – это отверстия громадного сита, сообщающиеся с другими ситами в самых отдаленных участках вселенной, причем не с каким‑то отдельным ситом, а со всеми сразу. Капля воды, просочившаяся сквозь одно сито, попадет в случайным образом подвернувшееся отверстие другого сита, подставленного снизу. И шансы на то, что ей удастся воспроизвести исходный маршрут, когда сита поменяются местами, практически ничтожны. Особенно если учесть, что отверстий очень много, а сита, вполне возможно, вращаются относительно друг друга…

– Кое в чем мне все же повезло, – осторожно заметил Панин. – Я дважды вернулся в свою галактику.

– О том, что вы проделали такое однажды, известно давно, – покивал доктор Завр. – Вы у нас личность мифологическая. Вот вам смешно, а я никак не могу поверить, что имею счастливую возможность протянуть руку и потрогать живую легенду…

– Я и сам в это не могу поверить, – заметил Панин. И тут же уточнил: – В то, что вернулся, сижу в кресле и веду беседы не сам с собой, а с приятным собеседником. А в то, что вы можете до меня дотронуться, поверить несложно.

Довольно ухмыляясь, они обменялись торжественным рукопожатием. После чего Панин вновь угнездился в кресле, а доктор Завгородний продолжил свои циркуляции.

– Возвращаясь к нашей теме, – сказал он. – В свое время ваш маршрут был несколько раз воспроизведен. Безуспешно – автоматами, потому что интеллектронные компоненты по ту сторону воронок, как мы выяснили, неотвратимо приходят в негодность. И дважды… или трижды… успешно. Совершеннейшими удальцами‑энтузиастами, которые догадались нырять в воронки с законсервированными системами жизнеобеспечения, на ручном управлении. Как это, собственно, делали и вы, придя к такому решению интуитивно.

– Интуиция тут ни при чем, – ввернул Панин. – У меня не было выбора…

– Не суть важно. Правило возвращения объекта из галактики прибытия в галактику отправления было экспериментально установлено, но не подтверждено. Поскольку упомянутым энтузиастам высказали восхищение, а затем много и поделом били по сумасшедшим их башкам… Но тут из небытия вдруг явились вы с недвусмысленным и радикальным подтверждением. Ваш пример вызовет к жизни новые теоретические построения в концепции «сообщающихся сит» и, опасаюсь, реанимирует многие безумные проекты. Как вы и просили, информация о вашем возвращении не шла первыми полосами агентств, но к вам уже пытались прорваться с вопросами…

– Может быть, позже, – взмолился Панин. – Не сейчас.

– Я так и ответил. Даже самым серьезным визитерам. С самыми серьезными вопросами. Понимаете, ведь вы странствовали между галактиками в пресловутом фундаментальном измерении, а там иначе происходят не только пространственные взаимодействия, но и темпоральные. И если при первом челночном переходе дефект времени оказался незначителен, а то и отрицателен… сейчас уж и не установить… то во втором своем путешествии вы потеряли почти сто лет.

– Девяносто восемь, – сказал Панин с печальной улыбкой.

– Вот именно… Не уверен, что наш мир сильно изменился. Хотя судить об этом все же предоставлю вам. В конце концов, человечество вошло в фазу зрелости, а это всегда сопряжено с известным консерватизмом в культурообразующих факторах. Надеюсь, вам у нас понравится.

Доктор Завр замолчал и остановился, уперевшись взглядом в стену с веселыми картинками в три ряда.

– Как вы себя чувствуете, Герман Львович? – спросгш он, наконец обернувшись.

– Я здоров, – с готовностью ответил Панин. – Как вы и отметили в начале нашей беседы. – Тщательно поразмыслив, стоит ли говорить, добавил с пасмурным видом: – Я почти не стаю. Да что там… совсем не стаю. Лежу, глядя в потолок, таи гуляю по ночным аллеям. Хорошо, что они освещены и там немало романтических парочек… а не то я мог бы прослыть чокнутым лунатиком.

– Чувствуете усталость? – быстро спроста доктор Завр.

– В том‑то и дело, что нет. Как будто сон вдруг сделался мне вовсе не нужен.

– Полагаю все же, что ваш организм как‑то ухитряется отдыхать, – успокоительно произнес доктор Завр. – Если бы у вас наблюдалось клиническое утомление, я бы знал об этом первым. Думаю, это пройдет. Дайте себе время.

– Вы ведь пригласили меня не затем лишь, чтобы сообщить о выписке, – выжидательно промолвил Панин.

– Да, – сказал доктор Завр значительным голосом. – По вашей просьбе мы навели некоторые справки. – Он снова замолчал, глядя себе под ноги. – Вы должны понимать…

– Ия понимаю, – сказал Панин. – Много лет у меня не было никаких надежд. Откуда им взяться сейчас?

– Ваши отец и матушка ушли почти сорок лет назад. Инна Львовна, ваша сестра, ушла пятнадцать лет назад. Ваши племянники, Иван Смирнов и Валерия Диас Ромеро, постоянно проживают на Земле. Есть сведения о некоторых ваших коллегах. Пять человек из тех, кого вы перечислили, еще здравствуют, это бодрые сто сорокалетние патриархи. Здесь вся информация. – Доктор Завр извлек из нагрудного кармана распашонки кристаллик и положил на стол рядом с Паниным. – Никто из этих людей специально не уведомлен о вашем возвращении, как вы и про стаи.

– Да, спасибо, – сказал Панин спокойным голосом.

– В обитаемой Галактике полно более красивых и достойных внимания мест, чем Тайкун, – сказал доктор Завр. – Здесь я принужден быть объективным, хотя бы даже и в ущерб патриотизму природного тайкунера. Вы повсюду встретите человеческое внимание. И найдете дом. Или выстроите собственный, по своему вкусу. Земля, что ни говорите, все же метрополия, со всеми преимуществами, но и недостатками, увы. Слишком шумно, слишком людно, да всего слишком. Между тем здесь, на Тайкуне, до сих пор существуют целые архипелаги островов, куда не ступала нога человека.

«Но у меня есть острова, которых я однажды не достиг», – мысленно усмехнулся Панин.

– Я подумываю заглянуть на Царицу Савскую, – сказал он вслух. – Любопытно, что с ней стало за сто лет, пока меня не было.

– Возможно, это неплохая идея, – кивнул доктор Завгородний.

ЭПИЛОГ

Сельва вернулась из города, когда стемнело. Как раз закончился дождь. Подступавший к музею со всех сторон лес превратился в резные силуэты на бледно‑синем заднике небес. Сельва посадила «стрекозу» на свободный пятачок позади музея и принялась вручную выгружать контейнеры с новыми экспонатами (самоцветы из долины Зеленой реки, коллекция детских рисунков на волнующие темы из исторического прошлого этого мира, биорепликат крылоуха нечетнокоготного – тварюшки редкой, но невыносимо симпатичной) и коробки с новыми нарядами (белый экстремально декольтированный комбинезон с этническими узорами для себя, длинное узкое платье черного цвета с медным отливом и круглая шляпка из зеленого фетра с перьями и пряжкой из страз для Саванны). Подхватив в одну руку коробку с обновками, а другой прижимая к груди взволнованного крылоуха, Сельва обошла двухэтажное здание с тускло освещенными окнами и обнаружила Саванну сидящей на крыльце в позе романтической мечтательницы с чашкой чая, о которой та, казалось, напрочь позабыла.

– Aloha, сестренка, – сказала Сельва.

– Hola, сестренка, – откликнулась Саванна.

– И давно ты здесь медитируешь? – спросила Сельва, опуская коробку на землю и присаживаясь рядом.

Саванна, фарфорово‑бледная, светловолосая и светлоокая, от шеи до пят затянута была в черный бархат и застегнута на все тридцать две пуговицы (на самом деле где‑то там скрывалась магнитная застежка, но это никого не касалось). Сельва же всем нарядам во все времена года предпочитала белый, местами прожженный комбинезон и выгоревшую ковбойку с закатанными рукавами, соломенная шляпа обыкновенно болталась за спиной, лицо от загара казалось отлитым из молочного шоколада, а зеленые, под цвет глаз, волосы клубились над прямыми сильными плечами тропическим облаком. Глядя на них, никому бы и в голову не взбрело считать их сестрами.

– Видишь ли, – промолвила Саванна и посмотрела на свою чашку, словно пытаясь понять, откуда та возникла в ее руках. – Мы сидели и болтали. Так, ни о чем. О погодах, о нашем музее и о музеях вообще… А потом он вдруг уснул. Закрыл глаза и…

– Своей воркотней, – саркастически заметила Сельва, – ты кого угодно убаюкаешь.

– Мне кажется, он ужасно устал. А здесь внезапно ощутил, что можно и отдохнуть.

– Если ты не ошиблась, – медленно проговорила Сельва, – именно здесь он должен чувствовать себя как дома.

– Я не ошиблась, – уверенно заявила Саванна и уткнулась острым носиком в чашку.

– Что, и рука?..

– Правая. Совсем новая. В перчатке.

– Для чего ему понадобилось прятать новую, свежевыращенную руку в перчатку?

Саванна хмыкнула.

– По его словам, – объяснила она, – руку ему вырастили не здесь, а во время одного из нежданных приключений. Это были не наши медики, и руководствовались они неполными представлениями о человеческой анатомии. Поэтому рука зеленая… (Глаза Сельвы распахнулись шире обычного.) Левоориентированная… (Глаза Сельвы полезли на лоб.) И на ней шесть пальцев.

– Умеют же некоторые себя развлечь! – сказала Сельва завистливо. – И как он намерен поступить со второй левой конечностью?

– Он еще не решил. Разумеется, все исправить не составит большого труда. Но вдруг он захочет сохранить этот удивительный трофей на память!

Сельва покосилась на плотно запертые двери музея.

– Он так там и спит? – уточнила она. – Вот прямо сейчас?

– Ага, – просто ответила Саванна. – На диванчике. Я укрыла его пледом. А потом к нему запросился Гарфилд, и теперь они спят в обнимку.

– Гарфилд? – рассеянно переспросила Сельва.

– Котенок Марии‑Луизы и кого‑то из рыцарей Лесного Братства. Бежевый с темными полосками на спинке. Я не могла отказать, Гарфилд очень просился.

– Нельзя называть детенышей паниксов котятами, – произнесла Сельва с осуждением. – Я понимаю, это метафора, ты обожаешь играть со словами, но здесь она неуместна.

– Как прикажешь их называть? – изумилась Саванна.

– Не знаю, – буркнула Сельва. – Может быть, он проснется и подскажет. В конце концов, это его звери.

Ей ужасно хотелось войти внутрь и посмотреть, но правила приличия и девичья гордость диктовали совершенно иную линию поведения.

– Но ты совершенно уверена, что это он? – спросила Сельва, рассчитывая заболтать тему и отвлечь саму себя от опрометчивых поступков. – Совсем‑совсем?

Вместо ответа Саванна показала взглядом на то, что творилось в каком‑то десятке шагов от крыльца.

Вокруг домика, едва различимые в сумерках, лежали паниксы. Лесное Братство в полном составе, в несколько рядов, головами к крыльцу, хвостами к чащобе. По большей части дремали, нарушая почти безукоризненный строй затем лишь, чтобы почесаться или размять затекшие спины. В густой темноте под сенью деревьев вспыхивали красноватые светляки звериных глаз.

– С таким аргументом не поспоришь, – заметила Сельва.

– Странное чувство, – сказала Саванна. – Вот мы с тобой сидим тут рядком, несем какую‑то бессвязную чушь, как будто ничего не происходит. А позади нас, на утлом диванчике в обнимку с котенком…

– Хорош котенок! – не сдержалась Сельва. – Полтора метра от носа до кончика хвоста!

– …спит легенда этого мира, – продолжала Саванна, не обращая внимания на неловкие попытки принизить величие момента. – Это все равно, как если бы Христофор Колумб зашел в ресторанчик на Манхэттене и спросил отбивную с картофелем фри и соусом табаско…

– А на десерт – мороженое с кленовым сиропом, – с охотой подхватила Сельва.

– Он увидел во дворе Густава, – сказала Саванна, оживляясь, – и с неподражаемой иронией обратился к нему: «Привет, старый засранец!»

– Густав? – озадаченно переспросила Сельва. – А, репликат гигантского панцерфауля из лесов Центральной Хориграссы.

– Chalceostigus oppressius Panin, – строго уточнила Саванна.

– Они что, встречались? – недоверчиво нахмурилась Сельва.

– Я тоже так подумала. Согласись, Густава ни с кем не спутаешь. К тому же он действительно старый и действительно засранец.

– А почему бла‑бла‑бла Panin?

– Потому что именно Панин описал его в своем дневнике, – назидательно пояснила Саванна. – Следовательно, за ним научный приоритет. Возможно, ты по своему легкомыслию не помнишь, но паниксы также впервые упоминаются в его дневнике. И нагелькопфы, и плащевики, которых он именует фледермантелями, но это название не прижилось… Они все, как ты выражаешься, бла‑бла‑бла Panin.

– Зато я помню, что ты во всем любишь порядок и систему, – ядовито заметила Сельва.

– А ты обожаешь повсюду разбрасывать свои трусики, – надменно парировала Саванна. – И чужие тоже.

– Я тебя сейчас укушу! – пригрозила Сельва.

– А я тебя стукну! – немедленно откликнулась Саванна.

Какое‑то время сестры сидели молча, касаясь плечами и глядя в прохладную пустоту.

– Представляешь, – нарушила тишину Саванна. – По сути, завершилась целая эпоха и началась новая. А мир как будто и не заметил. Словно навсегда утрачена традиция смены эпох. Мы с тобой сидим тут как ни в чем не бывало…

– И не знаем, как себя вести, – согласно кивнула Сельва. – Что со всем этим делать и как в новой эпохе жить. Может быть, он знает? Как ты думаешь?

– Я думаю… – медленно произнесла Саванна. – Думаю… ду‑у‑умаю… Стоило бы его как‑то вознаградить.

– О! – воскликнула Сельва. – Как это выспренно звучит: воз‑на‑градить!

– Почему бы и нет? – Саванна пожала острыми плечиками. – Например, избрать его Президентом этого мира. Президент Царицы Савской! Разве не звучит?

– Звучит, но как‑то двусмысленно. Президент Царицы… И потом, у нас ведь есть координационный совет.

– Что‑то мне подсказывает, – насмешливо сказала Саванна, – что главный координатор Заблудовский будет не против, если кто‑то заберет у него часть представительских функций. А еще лучше – вообще все функции, которые надлежит исполнять на торжественных приемах, раутах и ассамблеях. – Она вдруг безапелляционно объявила: – Между прочим, Президенту полагается Первая леди.

– Откуда ты это взяла? – сощурилась Сельва.

– Я читала. – Саванна вздохнула. – Жаль, но мне кажется, я не произвела на него впечатления. Кажется, я упустила свой шанс.

– Но я‑то – нет, – встрепенулась Сельва. – Меня он еще не видел!

– Стукну! – предупредила Саванна.

– Укушу! – отчеканила Сельва.

– Мы несем всякую чушь, – понизив голос, молвила Саванна с укоризной. – А они смотрят. Уж кто‑кто, а они, несомненно, заметили смену эпох. Ведь как‑то же они узнали, что он вернулся! Интересно, что они думают сейчас о нас с тобой?

– Что мы две дуры, – безжалостно сообщила Сельва, – которые не знают, как обращаться с живой легендой.

– Обычно паниксы собираются и воют на небеса. Хотя, не скрою, это звучит весьма мелодично и порой даже напоминает какое‑то горское многоголосье…

– А теперь для чего им выть? – фыркнула Сельва. – Все сбылось… Он хотя бы похож на свой портрет?

– Конечно, – сказала Саванна высокомерным тоном. – Я его сразу узнала.

– Ты жалкая врушка, Саванна! – воскликнула Сельва завистливо. – Ты все врешь! И кому – своей сестренке!..

– Конечно, вру, – не стала спорить Саванна. – На портретах он совсем молодой, почти юнец. А теперь это взрослый привлекательный мужчина. Я и не подозревала, что он окажется таким большим!

– Мужчина с прошлым, – произнесла Сельва восхищенно. – Женщины обожают мужчин с прошлым. Ему в нашем мире недолго гулять свободным…

– Если честно, я не знаю, как поступила бы на его месте, – заметила Саванна раздумчиво. – То, что его возвращение пройдет незамеченным, выглядит ненатурально. Как будто мы все старательно притворяемся, что такое в порядке вещей, что это было ожидаемое событие. С другой стороны, я знакома с ним несколько часов и не представляю его в центре какого‑нибудь торжественного шествия.

– Его можно уговорить, – с надеждой предположила Сельва. – Хотя бы на один разок. А потом уж пусть живет как ему хочется. – Она вдруг загорелась этой идеей. – Карнавал в честь Великого Возвращения! Все население планеты в зеленых травяных юбочках! Конкурс на лучший детский рисунок… музыкальный фестиваль галактического масштаба… Я считаю, что травяная юбочка очень бы мне пошла. Вообще не понимаю, почему я должна носить эти адские колониальные комбинезоны, а не травяную юбочку, как и полагается туземке!

– Сельва, ты дура, – с нежностью произнесла Саванна.

– Саванна, ты зануда, – любовно заявила Сельва.

– Укушу!

– Стукну… То есть наоборот! – сказала Сельва, несколько смутившись.

– Да, наоборот, – рассудительно согласилась Саванна. – Это я стукну, а ты укусишь.

Сельва засмеялась и подтолкнула к ее ногам крылоуха и коробку с обновками, а сама ушла к «стрекозе» за очередной партией груза. Когда она вернулась, Саванна сидела в той же неизменной позе, но коробка с обновами была распотрошена, зеленая шляпка размещалась на голове музейной смотрительницы, а крылоух покойно дремал у нее на коленях.

– Я вижу, ты времени зря не теряешь, – сказала Сельва насмешливо. – Как тебе удалось его угомонить?

– Это нетрудно, – ответила Саванна лирическим голосом. – Здесь царит покой, все спят и видят прекрасные сны. Потому что завершилась долгая и полная загадок история…

Сельва с неожиданным подозрением покосилась на запертую дверь.

– А вдруг он умер? – спросила она театральным шепотом.

– Умер? – опешила Саванна. – Что ты такое говоришь?!

– Н‑ну… – Сельва замялась. – Как это бывает в романтических новеллах… достиг конца земного пути и ушел в лучший мир с чувством исполненного обязательства.

– Во‑первых, – несколько раздраженно заговорила Саванна, – не такой уж этот путь был и земной, а во‑вторых…

Не закончив фразы, она отставила чашку, спихнула крылоуха сестре на колени, а сама резво поднялась и ушла в дом. Вернулась, впрочем, достаточно скоро.

– Все‑таки я тебя стукну, – пообещала Саванна.

– А я укушу, – меланхолично отозвалась Сельва, играя с крылоухом в хваталки‑цеплялки.

– Он просто спит, – сказала Саванна, снова пристраиваясь на крылечке. – И даже похрапывает. Гарфилд убаюкает кого угодно.

– Мне невыносимо любопытно, – сказала Сельва. – Где же он шлялся столько лет?

– Мы никогда этого не узнаем, – задумчиво промурлыкала Саванна.

– Может быть, он снизойдет к невинным слабостям двух юных дев и поделится своими похождениями.

– Не уверена. Ведь это так: расскажешь одним, и тогда придется рассказывать всем остальным. Вся жизнь превратится в сплошные рассказы.

– Должно быть, это было очень долгое странствие, – предположила Сельва, обратив лицо к синему пологу небес.

– Но здесь оно подошло к концу, – сказала Саванна уверенно. – Здесь он дома. Он спит, а мы все охраняем его сон. Наступает самая спокойная ночь этого мира.

– Да, – кивнула Сельва. – Oiche maith, сестренка.

– Dobrou пос, сестренка. – Саванна окинула ясным взором Лесное Братство. – Всем спокойной ночи.

06.05.2015

[1] 5 Сельма Лагерлёф. Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями. В версии М. Вольпина.

[2] Извините (франц.).

[3] «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла…» Псалом 22 Давида. Франц, версия Луд Сегона.