Текст книги "Шестой моряк"

Автор книги: Евгений Филенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Часть вторая. САМАЯ МЛАДШАЯ ЭДДА

Я знаю, что звук в вакууме

не распространяется. А теперь

задавайте свои вопросы.

Джордж Лукас

   Жил человек по имени Откель Разумник. Он был сыном Торгрима Дырявой Лодки. Он жил в Бьёрндале – Медвежьей долине, неподалеку от Холостяцкого залива, на берегу Овечьей реки. Жены у него не было, потому что ни одна женщина не ужилась бы с человеком, который, глядя на небо, говорил о звездах, глядя под ноги, говорил о травинках, глядя же на женщину, не говорил ни о чем. У Откеля Разумника был друг по имени Оттель Долдон. Он был сыном Торхадда Среднего Пальца. Шли слухи, что он берсерк. Да он сам же их и распускал. Напивался, бывало, и начинал кричать: «Я, мол, берсерк! Всех порублю! Всех порву, как Фенрир [1]1
   Фенрир – излюбленный персонаж скандинавской мифологии,чудовищный волк, дитя великанши Ангрбоды, рожденное от бога Локи, как гласило пророчество – всем прочим богам на погибель. При попытке обуздания оттяпал руку Тюру. Впоследствии не раз оправдывал дурную репутацию, жрал всех и вся. Пророчество тоже сбылось


[Закрыть]тряпку!..» Но проверить это не было возможности, потому что давненько что-то никто не воевал и не грабил чужие хутора. Оттель жил по соседству, на другом берегу Овечьей  реки, где держал большое стадо овец и несколько коров. Жены у него тоже не было, потому что женщинам не нравилось, когда кто-то, глядя на них, говорит о других женщинах. Словом, оба друга жили пустодомами, и не походило на то, чтобы в их жизни могло что-то перемениться.

   Еще в том же конце Медвежьей долины жил человек по имени Хрейн Тёртый. Он был остер на язык и был известен своими выходками далеко за пределами Холостяцкого залива. Однажды Хрейн Тёртый сидел за столом с человеком по имени Хродкетиль Зеленый. Выпорожнив целый рог браги, Хрейн задумался, а после вдруг сказал такую вису [2]2
   Виса – особый жанр поэзии, встречающийся в исландских сагах, стихотворные строфы, в вычурной форме перефразирующие отношение персонажа к происходящим событиям


[Закрыть]:

             Бродят по долине

             Два больших придурка.

             Хоть один – Разумник,

             Прозван так затем лишь,

             Что двоих Долдонов

             Для одной долины

             Непомерно много.

  – Чем тебе насолили Откель и Оттель? – удивился  Хродкетиль Зеленый.

   Хрейн Тёртый снова призадумался, а потом сказал:

  – Ничем они мне не насолили. Просто такой уж я человек, что люблю острое словцо.

  – Когда-нибудь ты огребешь неприятностей, – сказал Хродкетиль.

  – Это уж точно, – согласился Хрейн Тёртый. – Огребу как пить дать.

  – Как ты думаешь, что случится, если друзья из Медвежьей долины услышат твою вису? – спросил Хродкетиль.

  – Да уж ничего хорошего не случится, – сказал Хрейн Тёртый. – Только как они ее услышат, если я уже сказал эту вису и меньше всего намерен повторять, особенно в их присутствии? Вот разве что ты им ее скажешь.

  – Вряд ли я так поступлю, – заверил его Хродкетиль Зеленый.

   Вечером того же дня Хродкетиль  Зеленый сидел за столом у Оттеля Долдона, в гостях у которого был Откель Разумник. И он повторил им вису, придуманную Хрейном.

  – А ведь Хрейн Тёртый прав, – поразмыслив, сказал Оттель. – Ничего хорошего нет в том, чтобы два разных человека имели одинаковое прозвище.

  – Только виса у него неправильная, – прибавил Откель. – Не хватает одного стиха. Зря говорят, что Хрейн Тёртый искусен в словах.

  – Я-то думал, что вы пойдете и снесете ему башку, – сказал Хродкетиль. – Хутор его спалите, а жену его Мимру-бьярмку [3]3
   Бьярмы – финское племя, населявшее земли на побережье Белого моря.


[Закрыть], всех его рабов и весь скот заберете себе.

  – Хорошее дело, – сказал Оттель Долдон.

  – Может быть, однажды мы так и поступим, – согласился Откель Разумник. – Хрейн Тёртый давно уже напрашивается, чтобы огрести мздюлей.

   Наверное, здесь больше нечего сказать о Хрейне Тёртом и его остром языке.

2

   Однажды утром Оттель Долдон пошел доить коров, потому Что рабов у него не было, как и жены, а родители давно умерли, так что даже эту работу ему приходилось выполнять самому. Когда подойник наполнился, Оттель собрался перелить молоко в жбан побольше. Однако ему не понравился запах, который исходил от молока. Вначале Оттель подумал, что молоко скисло прямо в корове. Он обрадовался, что не нужно будет ждать, пока получится простокваша. Но потом решил, что хорошего в том мало, потому что здоровая корова никогда не доится кислым молоком. Оттель звал эту корову Дочь Ярла [4]4
   Ярл – знатный глава родаа


[Закрыть], хотя никогда не произносил этого имени при посторонних, и она была его любимицей. Поэтому ему вовсе не улыбалось, чтобы Дочь Ярла заболела и ее пришлось бы пустить под нож. Вот он и  отважился попробовать  молоко на  вкус. Это было не самое мудрое решение, если только Оттель не собирался весь оставшийся день провести в нужник Но на сей раз всё обошлось. Если не считать того, что на вкус молоко оказалось чистой брагой. Оттель снова об радовался, а потом снова огорчился, потому что, как н крути, а коровы не должны доиться брагой.

   Оттель перелил молоко от Дочери Ярла во флягу и отправился с ней к другу. Он перешел Овечью реку по Овечьему броду, миновал Овечью рощу и вскоре постучал в дверь дружнего дома.

  – Послушай, Откель, – сказал Оттель. – Моя корова доится брагой.

  – О какой из своих коров ты говоришь? – спросил Откель. – О Дочери Ярла?

  – О ней самой, – отвечал Оттель. – Удивительно, что ты знаешь, как я ее называю.

  – Да это все знают, – сказал Откель.

  – Тогда ответь мне, –  промолвил Оттель, – это хорошо или плохо, что Дочь Ярла дает брагу вместо молока?

  – Это хорошо, – сказал Откель. – Потому что теперь ты всегда можешь быть пьян, просто выгоняя свою корову на пастбище. Но это плохо, потому что теперь в твоем доме будет меньше сыра и масла.

  – Ты очень умный, – сказал Оттель. – Но сыра и масла в моем доме и раньше  никогда не бывало в изобилии. Как ты думаешь, что стряслось с моей коровой?

   Откель посмотрел на миску с молоком от Дочери Ярла и сказал:

  – Никогда не видал белой браги.

  – Что это значит? – поинтересовался Оттель.

  – А то, – ответил Откель, – что если ты думаешь, будто всё дело в траве, на которой паслась твоя корова, то заблуждаешься. Если бы дело было в траве, то и молоко было бы другого цвета.

  – Никогда не видел зеленого молока, – поразмыслив, возразил Оттель.

  – Надеюсь, и не увидишь, – сказал Откель. – Когда корова ест зеленую траву, то дает белое молоко. Если бы она паслась на красной траве, то, быть может, давала бы синее молоко. И ты бы наверняка заметил, что на твоем выгоне растет красная трава.

  – Ну и что? – спросил Оттель.

  – А вот что, – ответил Откель и сказал такую вису:

                От травы зеленой

                Молоко белеет.

                От травы багряной

                Молоко синеет,

                От травы лиловой

                Молоко желтеет.

                Быть не перестанет

                Молоком при этом.

  – Ты сам-то понял, что сказал? – удивился Оттель.

  – Странно, что ты не понял, – ответил  Откель. – Трава здесь ни при чем.

  – Я и  не говорил, что дело в траве, – возразил Оттель. – Кто вообще начал говорить о траве?

  – Неважно, – сказал Откель. – Я думаю, что во всем виновата Хейд с Утиного утеса. И настало самое время ее в этом уличить.

  – Хорошее дело, – сказал Оттель. – А что значит «уличить»?

  – Это значит припереть ее к стене и наговорить всяких гадостей прямо в личико, – пояснил Откель. – А то и чего похуже сотворить.

  – Мне всё больше нравится эта затея, – сказал Оттель.

3

   Жила женщина по имени Арнора. Кто был ее отец, неизвестно, потому что она пришла на Утиный утес невесть откуда. Она жила в маленькой хижине, держала немного овец, и нельзя было сказать, что жизнь ее балует. Нрава она была независимого, собой весьма хороша, хотя никто не мог назвать точное число прожитых ею зим. Росту в ней было никак не меньше шести футов, волосы были медного цвета, а лицо белее свежих сливок. Один глаз у нее был голубой, а другой темно-зеленый. Платье она носила небогатое, но чистое, а передник ее был вышит непонятными узорами. Накидку она скрепляла костяной застежкой в форме черепахи, а бусы ее были из чистого янтаря. И зимой и летом она ходила босиком. Словом, всякий, кто ее встречал, терялся в догадках, бедная ли перед ним женщина или зажиточная. Все звали ее Хейд Босоногая, потому что считали колдуньей, а в Стране Льдов спокон веку всех колдуний называли Хейд.

  Откель и Оттель решили, что это по вине Хейд Босоногой молоко обернулось брагой. Они взяли мечи и направились к ней на Утиный утес.

  Путь их лежал мимо кузницы. Там кузнец Вермунд по прозвищу Сухой ковал меч. Он делал это в одиночку, потому что его подручный Харек по прозвищу Курятник спал в углу кузницы, укрывшись медвежьей шкурой. Вермунд орудовал огромным молотом, один раз попадая по слитку железа, из которого должен был получиться меч, а другой раз непременно рядом, по наковальне. При этом он не переставал бормотать себе под нос какие-то заклинания. Откель и Оттель задержались посмотреть. Наконец Откель спросил:

  – Почему ты работаешь один? Верно, ты не доверяешь изготовление волшебного меча никому, кроме самого себя?

  – Нет, – сказал Вермунд. – Эта свинья Харек напился парного молока и сомлел так, что не то что молот, а и свой уд не удержал бы двумя руками.

  Тогда Откель задал следующий вопрос:

  – Почему ты бьешь один раз по железу,  а другой раз по наковальне? Какой в том смысл? Не означает ли это, что ты призываешь в помощники самого Вёлунда, князя альвов? [5]5
   Вёлунд – бог-кузнец, властитель альвов, второстепенных персонажей скандинавского пантеона, связанных с силами природы.


[Закрыть]

  – Это означает лишь то, что я нынче завтракал ячменной лепешкой и большой миской парного молока, – сказал Вермунд.

  – А что за странные слова ты приговариваешь при этом?  – спросил Откель. – Не взываешь ли ты к Тюру Однорукому [6]6
   Тюр – однорукий бог-хранитель воинских традиций. Руку потерял при попытке унизить Фенрира.


[Закрыть], чтобы он даровал этому мечу голод битвы и жажду крови?

  – Я взываю ко всем асам [7]7
   Асы – верховные боги скандинавского пантеона.


[Закрыть]сразу, – ответил Вермунд, – чтобы они даровали хороший дрын в задницу тому, кто так упоил меня с утра пораньше.

  – Как ты думаешь, – спросил Откель, – добрый у тебя получится меч?

  – Вообще-то я хотел выковать орало для Грейпа по прозвищу Фрукт, – сказал Вермунд. – А теперь уж и сам не знаю, что выйдет из этой затеи.

  – Хорошее дело, – сказал Оттель.

   И они двинулись дальше. По дороге они заходили к Глуму, сыну Гнупа, что жил неподалеку от Хагаля, сына Хавара, и держал десять лошадей, с которыми не знал сладу и понятия не имел, зачем они ему нужны; к Асвальду Треснутому, сыну Гудрона Кипучего; к Хьяльмару Рукохвату, сыну Осмнагли Головоногого, который снабжал треской всю Медвежью долину и приторговывал с соседями  из Сонной лощины; к Мёрду Наглому, сыну Нагли Мордастого, который первым напивался на свадьбах и последним отдавал долги; к Арнстейну Носатому, сыну Фрейстейна Плутоватого, внуку Хавстейна Хитрозадого и племяннику Эйстейна Кудреватого, которого все прочили в годи [8]8
   Годи – правитель территории, председательствовавший на тинге и имевший право заседать на альтинге.


[Закрыть]как и его отца, деда и дядю, но надежды на то было мало, потому что на тингах [9]9
   Тинг – в средневековой Скандинавии общее собрание жителей территории для легитимного разрешения споров.


[Закрыть]отчего-то не жаловали носатых, плутоватых, хитрозадых и кудреватых; к Хродкетилю по прозвищу Зеленый, сыну Бьяргмода по прозвищу Толстый, который передавал новости от дома к дому, даже те, что не следовало бы выносить и за ворота хлева, везде ел, пил и жрал на дармовщину и ни разу еще не получил за это причитающейся вздрючки; к Хвати, сыну Мунди; к Ерунду, сыну Ёкуля; к Арни Железному, сыну Свартньёгра Законоговорителя, самому сильному человеку в долине, который хотел стать конунгом [10]10
   Конунг – военный вождь, местный король.


[Закрыть]или хотя бы ярлом, и потому изо всех сил делал вид, что он не только сильный, но и умный; к Хербьёрну, сыну Херфинна и Хердис, жену которого звали Хергерд, и она была дочь Хергрима и Херрид, и с ними жил взрослый сын Херлейв, женатый на Херрёд, дочери Херварда и Хертруд, а другого сына звали Херлауг, и он сватался к Хервер, дочери Херли и Херню, но пока не получил согласия; к Грейпу по прозвищу Фрукт, сыну Лейвмунда Кислого, который, похоже, не скоро дождется своего орала; к Фроди Мохноногому, сыну Дроги Мохнорылого; к Брюнки Короткому, сыну Хаки Защитника; к Харри Красному, сыну Мёрда Толстого; к Храппу Громкому, сыну Асруна Вонючего; к Колли Рыжему, сыну Лаки Полосатого; к Старри по прозвищу Черт, сыну Скальпа по прозвищу Лысый; словом – ко всякому, что жил в Медвежьей долине и в  ее окрестностях. И всюду им говорили, что хозяин выпил с утра свежего молока и теперь не имеет сил привечать гостей.

   Лишь один человек не пил нынче свежего молока. Звали его Браги Любитель, он был сыном Бранди Ценителя, а жену его звали Бьёрк Косоглазая, и она была дочерью Хромунда Косолапого. Но и Браги не смог принять гостей как положено, потому что лежал пьяный еще с прошлого вечера.

4

   Наконец Откель и Оттель завернули к Хрейну Тёртому.

  – Выходи, Хрейн! – закричал Оттель. – Пришла пора тебе ответить за твои слова.

   Навстречу им вышла жена Хрейна по имени Мимра-бьярмка.

  – Кто вы такие и зачем пришли? – спросила она самым визгливым голосом, какой только может быть у женщины.

  – Я Откель Разумник из Медвежьей долины, – сказал Откель, – а это Оттель Долдон из Медвежьей долины. И не прикидывайся, что видишь нас впервые в жизни.

  – Удивительно, – сказала Мимра, – как это вы нашли друг друга.

  – Мы идем, чтобы наказать Хейд Босоногую за ее колдовство, – сказал Откель, – а сюда зашли, потому что нам все равно в эту сторону.

  – За какие такие слова мой муж должен отвечать перед вами? – не унималась Мимра-бьярмка.

  – Уж и не упомню, – сказал Оттель. – Он много чего говорил о нас с Откелем.

   А Откель сказал:

  – Пускай твой муж, если он настоящий мужчина, ответит за свою вису, которую сочинил про нас в присутствии Хродкетиля Зеленого.

  – А, это где он говорит, что двух Долдонов многовато для одной долины? – спросила Мимра.

  – Точно, – подтвердил Оттель.

  – А нет ли у вас желания посчитаться с Хродкетилем Зеленым? – продолжала Мимра.

  – Хорошее дело, – сказал Оттель.

  – Возможно, – согласился Откель. – Но за что же нам убивать Хродкетиля?

  – За то, что он переносит сплетни от дома к дому скорее, чем ветерок долетает с одного конца долины до другого, – ответила Мимра.

  – Но ведь у нас нет пока другого способа узнавать свежие новости, – сказал Оттель.

  – А еще при этом он ест, пьет и жрет на дармовщину, – сказала Мимра.

  – Пожалуй, ты  права, женщина, – сказал Откель. – Возможно, мы так и сделаем после того, как разберемся с твоим мужем и его висой про нас с Оттелем. За новости полагается платить, но не такую цену.

  – Что же неправда в этой висе? – спросила Мимра. – Может быть, то, что тебя, Откель, сын Торгрима Дырявой Лодки, прозывают Разумником?

  – Нет, – сказал Откель. – Это чистая правда, как и то, что я сын того человека, которого ты назвала.

  – Тогда, Оттель, сын Торхадда Среднего Пальца, может быть, тебе не по нраву то, что когда в Медвежьей долине кого-то называют Долдоном, то сразу вспоминают о тебе?

  – Нет, – сказал Оттель. – Не стану спорить, это мне по нраву.

  – Или, может быть, ты хотел бы, чтобы в Медвежьей долине еще кого-то называли Долдоном? Например, того же Хродкетиля? Или Харека? Или даже колдунью Хейд? Хейд Долдонша – как тебе это понравится? Что тогда будет на весеннем тинге, или, страшно сказать, на альтинге [11]11
   Альтинг – орган всеобщего народовластия в Исландии.


[Закрыть], когда годи выкликнет человека по прозвищу Долдон? Вся Медвежья долина закричит это я Долдон, это мои овцы, это мои коровы, это мои рабы!

  – Не думаю, чтобы я хотел такого, – признался Оттель.

  – В чем  же тогда причина вашего недовольства, – спросила Мимра, – что вы с мечами явились к дому моего мужа и требуете, чтобы он к вам вышел?

  – А в том, – ответил Откель Разумник, – что в сказанной им висе не хватает одного стиха. Уж не знаю, почему он так поступил. Возможно, ему не достало обычной остроты языка, чтобы закончить начатое. Или же он выпил слишком много браги, и она запросилась на волю прежде, чем он докончил вису. Но вернее всего, что этой незавершенной висой он желал посильнее уязвить нас с Оттелем.

  – Это серьезное обвинение, – согласилась Мимра-бьярмка. – И как же вы намерены поступить с моим мужем?

  – Снести ему башку, – сказал Оттель. – Спалить его хутор.

  – А всех его рабов и весь скот забрать себе, – прибавил Откель.

  – А что будет со мной? – спросила Мимра.

  – Мы еще не решили, – сказал Откель. – Может быть, Оттель возьмет тебя?

  – Не думаю, – сказал Оттель. – Лучше будет, если я и ей снесу башку. Все равно за убийство Хрейна Тёртого придется держать ответ на тинге, а за бьярмку никто не потребует платить виру [12]12
   Вира – денежная компенсация за убийство свободного человека в пользу местного правителя.


[Закрыть].

  – Это верно, – согласился Откель.

  – Не думаю, что мне это по душе, – возразила Мимра.

  – Да уж наверное, – сказал Оттель.

  – Пойду позову мужа, – сказала Мимра. – Если повезет, он убьет вас обоих, и все обойдется.

  – Может и так статься, – признал Откель.

   Мимра-бьярмка ушла в дом, и спустя какое-то время оттуда  показался Хрейн Тёртый. В одной руке он держал меч, а в другой – щит. За ним шли пятеро рабов с топорами и вилами.

  – Кто пожаловал в мой дом, чтобы лишить меня жизни  и завладеть моей женой? – грозно спросил Хрейн Тёртый. – Кому не по вкусу мои слова?

   Затем он сказал такую вису:

               Всяк властитель стали,

               Всяк орлов питатель,

               Всяк сражений тополь,

               Всяк дробитедь злата,

               Словом, всяка сволочь,

               Взявши молот смерти [13]13
   «Властитель стали» и проч. – кеннинг (специфическая для вис поэтическая фигура), обозначающий воина. «Молот смерти» – кеннинг, обозначающий меч.


[Закрыть],

               Думает, что скальда [14]14
   Скальды – поэты в древней Скандинавии, сочинявшие хвалебные песни о конунгах, которые их привечали, и оскорбительные стишки о тех, кто их игнорировал. С той поры ситуация практически не изменилась.


[Закрыть]

               Ей обидеть можно.

   Закончив вису, Хрейн Тёртый упал ничком и громко захрапел.

  – Похоже, и он начал свой день с парного молока, – сказал  Откель.

  – Не много чести убивать спящего, – прибавил Оттель.

  – Мне хватает хлопот и со своими овцами и коровами, – сказал Откель. – К чему мне лишние? Можешь взять их себе.

  – И уж последнее, что я хотел бы забрать, так это его жену, – сказал Оттель.

  – Но ведь ты справедливо рассудил, что ее можно просто убить, – возразил Откель.

  – Вообще-то мы пришли не за тем, чтобы убивать эту сварливую ведьму, – сказал Оттель.

  – И мне не нравится, как смотрят на нас эти пятеро рабов, – сказал Откель.

  – Наверное, они думают, что мы хотим здесь кого-то убить, – сказал Оттель.

  – Думаю, самое время тебе вспомнить, кто из нас двоих берсерк, – сказал Откель.

  – Хорошее дело, – согласился Оттель.

  Он нагнулся и  подобрал щит, который лежал рядом с храпевшим Хрейном, а затем принялся рычать, будто дикий зверь, пускать изо рта пену и грызть его кромку.

  – Нет, так не годится! – закричал старший из слуг Хрейна Тёртого. – Не ровен час, этот берсерк всех  нас порубит в капусту!

  И все начали кричать на Оттеля:

  – Эй, Оттель, бросай свои глупости! Оставь щит в покое! Еще убьешь кого-нибудь ненароком! Кто-нибудь, отнимите у него щит, в самом деле!

  Но Оттель уже и сам прекратил свое занятие.

  – Дерьмовый.у Хрейна щит, – сказал он разочарованно. – Как черствая ячменная лепешка. Хоть весь его изгрызи, а боевого бешенства ни на грош.

  – Тогда успокойся, – сказал Откель. – В конце концов,  на сей раз Хрейн Тёртый сказал правильную вису. И он  назвал нас «дробителями злата» и «тополями сражений». Похоже, нам не на что обижаться.

  – Лучше будет, если мы продолжим наш путь на Утиный утес, – предложил Оттель.

   Так они и сделали.

   Вскоре они добрались до хижины на Утином утесе и постучали в дверь. Хейд Босоногая вышла на порог. На колдунье была только нижняя рубаха из тонкой шерсти, голова была непокрыта, так что медные волосы доставали до пояса, а ноги были босы, как всегда.

  – Ты такая высокая, – сказал Откель, – а ступни у тебя такие маленькие.

  – Разве вы пришли за тем, чтобы рассматривать мои ступни? – удивилась Хейд.

  – Полагаю, ты знаешь, зачем мы пришли, – сказал Оттель.

  – Если вы из-за хмельного молока, – сказала Хейд, – то это получилось не по злому умыслу. Все вышло случайно, и уже завтра  коровы в долине станут доиться обычным молоком.

  – Но ведь это колдовство, – сказал Откель.

  – Можно сказать, что так, – согласилась Хейд.

  – Полагаю, ты знаешь, как поступают со злыми колдуньями в Стране Льдов, – сказал Оттель.

  – Наверное, вы хотите меня убить? – спросила Хейд.

  – Нельзя сказать, что сильно хотим, – ответил Оттель. – Но так уж повелось.

  – Я не знаю, как у вас, – сказал Откель, – а у нас в Исландии спокон веку убивали и за меньшее.

  – У нас в Ирландии, – возразила Хейд,  – со мной и разговаривать бы не стали. Зарезали бы, как овцу, и вся недолга. Но что-то я не припомню, чтобы за последнее время здесь погибло много народу. Все, кто был жив в тот  день, когда я пришла на Утиный утес, живы и сегодня. Если, конечно, не считать Хравна Старого.

   – Хравн Старый умер от старости, – уточнил Оттель. – Он был очень стар, за что его и прозвали Старым. И теперь в долине никого нет, наверное, старее Ульвхедина Пустого Мешка. Которого прозвали Пустым Мешком зато...

   – ...что его лицо сморщилось от прожитых зим, как пустой мешок, – перебила его Хейд. – Это даже я знаю.

  – Негоже, однако, оставлять твой проступок без наказания, – сказал Откель. – Но убивать мы тебя не станем.

  – Что же вы станете делать? – поинтересовалась Хейд.

  – Я над тобой надругаюсь, – сказал Откель.

  – Хорошее дело, – согласился Оттель.

  – Что ж, – сказала Хейд. – Чему быть, того не миновать.

   Она вошла в дом, разделась и легла на свою лежанку, прикрывшись одеялом из овечьей шерсти. Оттель стал над ней и начал ругаться. Поскольку ругался он долго, то из произнесенных им вис можно было сложить целую бранную драпу [15]15
   Драпа – жанр стихотворного творчества скальдов, как правило, хвалебная песнь.


[Закрыть]. Вот лишь немногое из того, что он сказал:

              Ауд вшивой крысы,

              Биль худой коровы,

              Гна двух медных грошей,

              Диса толстых задниц,

              Идунн драной юбки,

              Липа льна гнилого,

              Нанна битых гривен,

              Нива толстых задниц,

              Ньёрун горькой браги,

              Сив прорех в накидке,

              Скади одной лыжи,

              Скёгуль толстых задниц,

              Сьёвн дырявой кровли,

              Фрейя грязных пяток,

              Фригга дохлой рыбы,

              Фулла толстых задниц,

              Хильд котла пустого,

              Хлёкк носов прыщавых,

              Хлин отвислых сисек

              И, конечно, задниц [16]16
   В кеннингах упоминаются имена многочисленных скандинавских богинь.


[Закрыть].

  – Ты закончил? – спросила Хейд, когда Откель остановился и перевел дух.

  – Пожалуй, – сказал Откель.

  – Неужели ты и вправду обо мне такого мнения? – поинтересовалась Хейд.

  – Вовсе нет, – сказал Откель. – Но не думала же ты, что я стану превозносить тебя за все причиненное тобой зло!

  – Так уж и зло, – сказала Хейд. – Вся Медвежья долина лежит в лежку пьяная. То же самое было бы и к вечеру, без хмельного молока. Или в домах у людей перевелась брага?

  – Такого на моем веку еще не случалось, – признал Откель. – Дело прошлое, но хмельное молоко у тебя вышло на славу, забористое.

  – Что же вам не понравилось? – спросила Хейд.

  – Молоко есть молоко, – ответил Откель, – а брага есть брага. Всякая вещь должна быть тем, что она есть.

  – С этим не поспоришь, – сказала Хейд.

  – Что-'это у тебя висит  в изголовье? – спросил Оттель. – Парсуна, изображающая Олава Святого?

  – Нет, – сказала Хейд. – Это ирландский герой Беовульф, поражающий чудовище Хрюнделя.

  – Хорошее дело, – сказал Оттель. – Ну, мы пойдем.

  – А вы не так глупы, как о вас говорят, – заметила Хейд на прощанье.

  – Конечно, – согласился Откель.

  – Вы гораздо глупее, – сказала Хейд Босоногая.

6

    Наказав таким образом Хейд Босоногую, Откель Разумник и Оттель Долдон отправились восвояси. По пути домой они завернули  к Хродкетилю по прозвищу Зеленый, сыну Бьяргмода по прозвищу Толстый.

   – Выходи, Хродкетиль! – закричал Оттель. – Пришло время тебе ответить за свои дела.

   – Погоди, – сказал Откель. – Да ведь мы здесь были сегодня.

   – Твоя правда, – сказал Оттель. – Выходит, мы уже  убили Хродкетиля?

   – Что-то не упомню, – сказал Откель.

   – Зачем же мы тогда к нему заходили? –  спросил  Оттель.

   – Так ведь мы заходили ко всем, кто живет по дороге  на Утиный утес, – ответил Откель.

   Тут открылась дверь дома, и вышла жена Хродкетиля, по имени Хульда Два Топора. Свое прозвище она получила от собственного мужа, который, прожив с нею месяц с небольшим, сказал такую вису:

              Лучше ясень брани,

              Он же Ньёрд сражений,

              Проще – пьяный берсерк

              На тропинке узкой

              С топором огромным

              В лапе своей каждой,

              Чем лоза покровов [17]17
   «Ясень брани», «Ньёрд сражений» – кеннинги воина. «Лоза покровов» – кеннинг женщины.


[Закрыть],

              Вроде моей Хульды.

   – Это опять вы, пьянчужки? – закричала она.

   – Замолчи, женщина, – сказал Оттель. – Лучше ответь нам, убили мы твоего мужа или еще только должны сделать это?

   – Как же я отвечу, если ты приказал мне молчать? – спросила Хульда.

   – Хорошо, – сказал Оттель. – Говори, женщина.

   – Убить-то вы его не убили, – сказала Хульда. – К чему его убивать, когда он и так на ногах не стоит? Какая польза в муже, который день-деньской лежит поперек лежанки на манер бревна, и только глазами хлопает? От бревна, пожалуй, больше было бы пользы. Бревно, коли оно сухое, годится на растопку. С другой стороны, если  бревно хорошенько пропиталось смолой, им можно подпереть стену в сарае. Из бревна, если оно окажется мягким и годным в работу, я могла бы что-нибудь себе смастерить. Взять, к примеру, один из тех топоров, которыми наградил меня муженек, и вытесать доброе корыто. Это если бревно окажется небольшим. Если же бревно будет соразмерным моему муженьку, то, пожалуй, из него вышла бы даже небольшая лодка. Села бы я в эту лодку и уплыла по Овечьей реке до самого моря, а оттуда бы с попутным ветром – до отцовского хутора. Рассказала бы родным, что за сокровище мне досталось: если не лежит бревно бревном, то шатается от двора до двора, всюду ест, пьет и жрет на дармовщину, да еще языком полощет хуже самой паршивой сороки, и диву даешься, как это никто не снес ему голову. А еще лучше, вытесала бы я из этого бревна себе доброго мужа. Такого мужа, как сама захотела бы. Поставила бы на ноги. Научила бы говорить. Хотя зачем в одном доме два языка? Нет, говорить его я бы не учила, не то все пойдет по-прежнему. Пускай бы он сидел себе в углу, молчал, да исполнял бы мужскую работу, когда женщина ему о том скажет, а не когда брага между ног зазвенит. Ради такой работы я не поленилась и взяла бы в руки оба топора, что единственно достались мне от муженька в награду за мой домашний труд и за все прожитые с ним годы. Да только топоры эти в дело негожи, как и всё, чем одарил меня муженек, да и сам он с утра негож ни в дело, ни в драку. А всего-то и выпил, что жбан свежего молока.

  – Замолчи, женщина, – сказал Оттель.

  – Теперь ты понимаешь, – спросил его Откель, – для чего нужны висы?

  – Не очень, – признался Оттель.

  – Для того, чтобы всегда можно было отличить мужчину от женщины, – сказал Откель.

  – Это и так легко, – сказал Оттель.

  – Не скажи, – возразил Откель. – В Кирьялаланде [18]18
   Кирьялаланд – древнескандинавское название современной Карелии.


[Закрыть]довелось мне встретить бородатую женщину. В Гейланде полно мужчин, которые не прочь подставить приятелю свой тыл для известной цели.

  – Ты хотел сказать – в Геймланде? – уточнил Оттель.

  – Скажи еще – в Диснейланде, – возразил Откель. – Я просто пытался тебе доказать, что в мире полно мужчин, которые не отличаются от женщин тем, что сейчас у тебя на уме. А вот часто ли ты встречал женщин, которые слагают висы?

  – Не очень, – признался Оттель.

  – Когда женщины начнут сыпать висами, как Хрейн Тёртый, – сказал Откель, – тогда-то и придет Рагнарёк [19]19
   Рагнарёк – последний и решительный бой между асами и восставшими из недр земли чудовищными тварями, в котором приняли посильное участие с обеих сторон все сколько-нибудь значимые персонажи скандинавской мифологии. Не уцелел никто. Впрочем, впоследствии обнаружилось, что спаслась парочка людей и дала начало новой жизни. А там и боги по своему обычаю начали восставать из мертвых. И всё затеялось сызнова.


[Закрыть]всему.

  – Быть может, ты и прав, – сказал Оттель. – Но по мне уж лучше добрая виса, чем целая вязанка пустых слов, половину из которых я пропустил мимо ушей.

  – Я молчу, – сказала Хульда, которой показалось, что все про нее забыли.

  – Просто отвечай на вопросы, женщина, – обратился к ней Оттель. – А ты разве не пила нынче молока?

  – Отчего же не пила, – воскликнула Хульда, – когда пила? Не брагу же мне пить, подобно вам, буздырялам!

  – Удивительно, – сказал Откель. – Значит, пьяное молоко валит с ног только мужчин. Нужно было порасспросить  об этом колдунью Хейд. Ну, да теперь уж поздно.

  – Почему это поздно? – удивился Оттель. – Не так далеко мы ушли от Утиного утеса, чтобы не суметь туда вернуться и потолковать с колдуньей.

  – Да ведь ворочаться – недобрая примета, – сказал Откель. – В особенности в колдуньин дом. Нет, мы не станем этого делать. Мне кажется, она свое уже получила.

  – Славно ты ее разделал, – сказал Оттель. – Впредь ей будет наука. А что же мы сделаем с Хродкетилем?

  – А вот что, – сказал Откель. – Мы его замочим.

  С этими словами он распустил штаны и помочился на угол дома Хродкетиля Зеленого.

  – Хорошее дело, – сказал Оттель. – Пожалуй, я тебе пособлю.

  – Стыда у вас нет, – сказала Хульда Два Топора.

  – Стыда у нас навалом, – ответил Откель. – А вот терпежу нет совершенно.

  Похоже, здесь больше нечего сказать об Откеле Разумнике, Оттеле Долдоне и их походе на Утиный утес.

7

  Жил человек по имени Ульвхедин, а прозвище ему было Пустой Мешок. Он был сыном Ульвльота Полного Мешка. Во всяком случае, так он говорил всем, кто спрашивал. Ульвхедин был очень стар, голова лысая, как куриное яйцо, а борода росла редко. Лицо его было сморщено, что твой пустой мешок, отчего и получил он свое прозвище. Всякий, кто жил в Медвежьей долине, помнил Ульвхедина Пустого Мешка с тех пор, как помнил самого себя. Только глубокие старики могли бы рассказать, откуда здесь взялся этот человек, но никому и в голову не приходило тратить  время на такие истории. Кроме лысины, бороды и отталкивающей внешности, ничего в Ульвхедине особенного не было, хотя всякому сразу становилось ясно, что не врастал он корнями в землю Страны Льдов. Мимра-бьярмка однажды, задумавшись, заговорила с ним по.-бьярмски и получила вразумительный ответ, но сразу же поняла, что не из Бьярмланда явился он сюда, а разве что провел там время, достаточное для изучения языка. Хейд Босоногая приходила в его дом раз или два под незначительным предлогом, говорила с ним по-ирландски, но и этот язык был Ульвхедину чужой. Еще он мог говорить с норвежцами по-норвежски, а со шведами по-шведски. В его доме были пергаменты, заполненные древними рунами или испещренные значками, смысла которых не понимал никто, кроме Ульвхедина. Словом, Ульвхедин Пустой Мешок был самым образованным и грамотным человеком в долине. Когда дело доходило до рун или какого иного письма на любом из языков, редко он отказывал кому-либо в помощи. И если бы не темное  происхождение, быть бы ему законоговорителем.

   Нельзя, однако же, не заметить, что его искусство в изготовлении браги ценилось намного выше, чем познания в языках и рунах. А брага в доме Ульвхедина Пустого Мешка всегда была отменная, всем брагам брага. Вот только его самого никто не мог уличить в пристрастии к питию.

   Дом Ульвхедина стоял на отшибе, в Сухом углу, что на самом краю долины, где Овечий ручей сливался с Овечьей рекой. Этот дом не знал женской руки, но не потому, что его хозяин был чудаковат, как Откель Разумник, или глуп, как Оттель Долдон. Просто на свете не осталось ни одной зрелой женщины, что согласилась бы разделить кров и благо с таким старым старичиной, а молодую женщину лишь умалишенный отдал бы Ульвхедину в жены, когда вокруг столько добрых викингов в самом расцвете лет. И хотя в Медвежьей долине попадались скудоумные отцы, но совсем уж сумасшедших отродясь не было.