Текст книги "Медвежатник"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Глава 7

Григорий Васильевич укоризненно посмотрел на молодого человека.

– Папеньке не говорить?! Да я тебя, поганца, на каторгу упеку за твои злодеяния. А ты – папенька! Пороли тебя, видно, маловато.

– Не порол меня папенька, – едва не хныкал детина лет двадцати. – Любил он меня.

– А надо бы, – с воодушевлением заметил Аристов, – нужно было бы спускать с тебя порты до колен при малейшей провинности да лупить прутьями по княжеской заднице. Может быть, голова поумнее была бы, – беспокойно вышагивал по просторному кабинету Григорий Васильевич. – Каторга живо из тебя человека сделала бы. Там неразумного не словами лечат, а хлыстом. Привяжут к лавочке и выпорют как следует. Иной каторжанин после таких нравоучений кровью исходит. Похрипит с недельку кровавыми пузырями, а там его и на погост относят.

– Ваше сиятельство, да за что же такое наказание, да разве бы я посмел?..

– Ты уже посмел, голубчик. И место твое на каторге. Разве я тебе не говорил в прошлый раз, что если еще ко мне попадешь, так я тебя этапом на Сахалин отправлю?

– Говорили, ваше сиятельство.

– Ну вот видишь, любезнейший, а свои слова я стараюсь сдерживать. В противном случае что будут говорить про меня в Москве? Дескать, Григорий Васильевич плут, каких еще божий свет не видывал, и даже вора наказать неспособен.

– Помилуйте, Христа ради, ваше сиятельство. Бес попутал! Даже сам не знаю, как и произошло, – обливался жарким потом юноша.

– Бес, говоришь? – в негодовании вскинул на середину лба густые черные брови Григорий Васильевич. – А в прошлый раз кто тогда тебя попутал?

– Ваше сиятельство, извиняйте, да пьян был до бесчувствия!

Григорий Васильевич наконец остановился в центре комнаты и затряс указательным пальцем.

– Ох, смотри, Сашка, дождешься ты у меня! Если на каторгу не отправлю, так вышлю к чертовой матери из Москвы! Будешь где-нибудь в Сибири с туземцами чудить. Они народ глупый и гостеприимный и твои похабные шутки не осудят!

Александр принадлежал к многочисленному и крепкому клану князей Голицыных, которые едва ли не во все времена терлись в самой близости царского трона. Некоторые из них были воеводами, становились дипломатами, один из них водил дружбу с Вольтером, другой служил воспитателем у Павла Первого, а Василий Голицын не только возглавлял Посольский приказ, но и шарил жаркой пятерней под исподней рубахой царицы Софьи.

Александр Борисович был тоже не без страстинки. Его не интересовала военная карьера, он был далек от точных наук, единственное, на что была способна его молодая и кипучая натура, так это заявиться пьяным в какой-нибудь известный бордель, запереться с двумя дамами до самого утра, а на прощание расколотить дорогие зеркала. Причем расправлялся он с мебелью исключительно по-княжески: подойдет к высокому зеркалу, окинет свою статную фигуру с головы до ног и по-простецки поинтересуется у швейцара:

– В какую цену такая прелесть, любезнейший?

– О, дорого! Почитай, на целую тысячу рубликов наберется.

Молодой князь в задумчивости поскребет набалдашником трости макушку, а потом безрадостно согласится:

– Дорого, любезнейший. А молоточек у тебя найдется?

– А то как же, господин, – живо отреагирует бородатый швейцар в желании услужить знатному гостю, авось лишний целковый на угощение отвалит.

Князь, заполучив молоток, прикроет рукавом лицо и что есть силы начинает колотить им по сверкающему стеклу. И пока швейцар стоит в оцепенении, он элегантным движением извлекает из портмоне две тысячи рублей и, вложив в руки дядьке, объясняется коротко:

– Здесь две тысячи, голубчик. Так что тебе вполне достаточно за беспокойство, – и, приподняв шляпу, величественно удаляется.

Экстравагантные выходки отпрыска княжеской фамилии сходили с рук из-за небывалой щедрости. Случалось, что выплачиваемая сумма в несколько раз превосходила стоимость разбитых зеркал. Возможно, и в последний раз безобразие удалось бы юному князю, но, после того как расколотил серебряным молоточком три огромных зеркала и сунул руку в карман, чтобы, по обыкновению, расплатиться за причиненное беспокойство, он вдруг обнаружил, что портмоне пусто, а мелочи в кармане набирается ровно столько, чтобы рассчитаться со швейцаром за прилежание и добраться в экипаже до маменькиного дома.

Подоспевшие половые со злорадством скрутили отроку руки, в сердцах настучали кулаками по аристократическому профилю и с крепким присловьем спровадили в департамент полиции.

Григорий Васильевич усиленно соображал, как же ему все-таки поступить с нерадивым княжичем. Ругаться с могущественной фамилией ему было не с руки. Многочисленные князья Голицыны были вхожи в высокие кабинеты и при желании могли задвинуть его на самый краешек России – караулить ссыльных. Аристов блефовал: он не мог отправить князя на каторгу, не в его силах было выслать его из Москвы, единственное, на что он был способен, так это запереть князя на несколько дней в каталажку вместе с беспаспортными бродягами, которые сидельца с голубой кровью примут за своего и в избытке добрых чувств станут лезть к нему с разговорами. Через несколько дней в княжеские хоромы он вернется пропахший и с огромным количеством вшей.

Генерал усиленно соображал, как следует повернуть создавшуюся ситуацию в свою пользу.

– А теперь ответь мне, светлейший, будешь ли еще бить зеркала в борделях?

– Ваше сиятельство, да чтобы я хоть раз!.. Да чтобы со мной еще хоть однажды подобное произошло! – яростно божился князь. – Да пусть у меня тогда руки отсохнут!

Подобные объяснения он выслушивал не однажды, особенно горазды на такие обещания были профессиональные карманники, мошенники разных мастей, даже убивцы могли так усердно клясться, что порой вышибали скупую слезу. Но чтобы князь! Интересно, где он такому научился, стервец? Но уж ясно, что не у базарной бабы, случайно опрокинувшей горшок с краской на мундир жандарма.

– Ладно, ладно, светлейший, верю, – смилостивился Аристов, голос его при этом заметно потеплел.

– Григорий Васильевич, да как же мне вас отблагодарить? – в чувстве поднялся юноша с кожаного дивана, раскинув руки. Еще мгновение, и статная фигура начальника розыскного отделения окажется в тесных объятиях князя.

– Полноте, полноте, милейший! – замахал руками Григорий Васильевич. – Ты, дружок, видно, позабыл, что я полицейский, а подобные услуги запросто так не делаются.

– Чего же вы от меня хотите? – Лицо князя выглядело обескураженным.

– Водку ты пьешь, в карты играешь, по борделям шастаешь. Так? – строго спросил Аристов.

Отрицать перечисленное было бы глуповато. Княжеский отпрыск неопределенно повел пухлым плечом и отвечал, слегка растягивая слова:

– Выходит, что так.

– Я, знаешь ли, голубчик, не всегда вхож в светские салоны, так ты бы мне рассказывал, кто сколько в карты проигрывает. Кто любит за женщинами волочиться, кто своего наследства дождаться не может. Ну и прочую чепуху.

Князь вскочил.

– Позвольте, так вы что, хотите из меня агента сделать?! – Голос Александра Борисовича сорвался на визг. – Не бывало такого, чтобы князья Голицыны в филерах ходили.

– Ты бы сел, братец. – Рука генерала мягко опустилась на плечо князю.

Голицын неохотно сел.

– Ну, братец, – печально выдохнул Аристов, – если ты так рассуждаешь, тогда я тебе ничем помочь не смогу. Есть закон и есть государь император, – ладонью Григорий Васильевич указал на огромный портрет самодержца. – Так что давай под замок! Посидишь недельку-другую, подумаешь, а там видно будет.

Аристов взял в руки колокольчик, намереваясь вызвать охрану. Движения плавные – вполне достаточно для того, чтобы князь Голицын задумался крепко.

– Постойте!

– Ну, слушаю тебя, голубчик, – с любезной улыбкой произнес Аристов, по которой так и читалось: «Спекся, голубчик!»

В перерыве между игрой в карты и глубоким похмельем Григорий Васильевич с завидным усердием принимался за государственную службу. И тогда его пролетку, запряженную отличной парой рысаков, можно было встретить в самых разных кварталах Москвы. А нагнать страху Аристов умел. Кроме трубного баса он являлся обладателем породистых рысаков, и, заметив нетрезвого полицейского, любезно подзывал его: «Не сочти за труд, голубчик, подойди ко мне».

И когда провинившийся, холодея от страха и предстоящего наказания, приближался, генерал Аристов, демонстративно засучив рукав по самый локоть, с размаху бил ослушавшегося в выставленную грудь. Рукоприкладство являлось далеко не самым худшим наказанием, случалось, он изгонял со службы без содержания, и оставалось тогда единственное – наниматься дворником к какому-нибудь богатому купцу.

В дни своей активности Григорий Васильевич нагонял немалый страх на игорные дома, катраны, даже публичные дома попадались под его руку, не знающую удержу. А хозяйки заведений, угадывая в нем тайного гостя, полушепотом предлагали самых смелых тружениц тела.

Своих людей глава уголовной полиции имел практически повсюду. Он знал, какие ставки делаются в катранах, что за люди заправляют на ипподромах и сколько рубликов многочисленные жучки кладут себе в карман после каждого забега. Единственный слой в обществе, о котором он имел самое смутное представление, был высший. И проникнуть в него было так же непросто, как обыкновенному мастеровому заполучить крест Андрея Первозванного. Многочисленные отпрыски Рюриковичей едва ли не зажимали от брезгливости нос, сталкиваясь с начальником уголовного розыска на светских раутах. Но чаще всего князья держались с полицейскими подчеркнуто вежливо, тем самым определив надлежащую дистанцию между принцами крови и деревенским конюхом, случайно оказавшимся в барском тереме.

Почти все сведения из жизни высшего общества Аристов черпал со страниц светской хроники, которая пополнялась только благодаря гигантским усилиям вездесущих репортеров. Газеты были переполнены множеством сплетен, в которых подчас невозможно было отделить правду от лжи. Подобное занятие было трудоемким и неблагодарным, поди отдели зерна от плевел! Григорий Васильевич мечтал заполучить в среде аристократов надежного информатора и сейчас, когда случай сам спешил ему в руки, не желал отворачиваться от него.

Князек был слабоват. Оставалось еще чуть-чуть напустить на его хилую душу жути, продержать сутки в камере с представителями славного племени каторжан, и он дойдет окончательно.

Интуиция, выработанная за долгую службу в полиции, подсказывала ему, что медвежатник мог водить дружбу с самыми разнообразными людьми, чтобы, так сказать, поближе познакомиться с предметом своего профессионального интереса.

– Так ты решился?

– Да, ваше сиятельство.

– Ну вот и отлично, голубчик.

Григорий Васильевич с трудом сдерживал свое торжество. Осталось только новому агенту дать подобающую кличку и завести на него досье. Отныне в высшем обществе для него не будет существовать тайн. Надоело оставаться в неведении, отчего это самолюбивые князья предпочитают простреливать свои сиятельные лбы: надо думать, здесь не всегда замешаны женщины.

– А теперь, мой милый дружочек, подпиши вот эту бумажечку.

Григорий Васильевич подошел к сейфу, повернул ручку, извлек из него заранее отпечатанную бумагу и положил ее перед князем.

– Что это?

– О господи! Чего это ты так перепугался? – улыбнулся Григорий Васильевич. – Речь идет о самых обычных формальностях между работодателем и служащим. За свои сведения ты будешь получать очень неплохие деньги. Мы не обижаем своих агентов. Насколько я понимаю, посещение игорных домов стоит немалых денег. Ну-ну, не надо смущаться, мой любезный друг. Знаете, в молодости я сам был таким же бедовым. – Аристов сел в свое кресло. – Женщины, рестораны, прочие развлечения, – мечтательно протянул он. – Хочется везде успеть, все увидеть. А потом у нас ведь предусмотрена для подобных целей специальная смета. Я вам деньги, а вы мне расписочку. Мне ведь нужно будет отчитываться перед начальством. Вот эти клочки бумаги я буду аккуратно складывать в сейф. Не надо так беспокоиться, это всего лишь пустая формальность. Доступ к сейфу имею только я, а эти ключики я обычно всегда ношу с собой. И совершенно не нужно так волноваться: ни твой папенька, ни твоя маменька, а тем более никто из твоего приятельского окружения об этом ничего не будут знать. Скажем так, эта бумага будет нашей маленькой тайной. Ну как, договорились? Ну вот и славненько, – пододвинул Григорий Васильевич листок бумаги к самым пальцам князя.

Помедлив малость, Голицын взял ручку, макнул ее в чернильницу и размашисто, царапнув острым пером бумагу в двух местах, расписался.

– Вот и отлично, – Аристов вытянул бумагу из рук князя. – А сейчас небольшой авансец. – Он достал папку, аккуратно положил в нее лист бумаги и сунул в сейф. Затем извлек из него толстую пачку «катенек» и, отсчитав пять бумажек, небрежно бросил их на стол. – Здесь хватит тебе, любезнейший, чтобы поставить на ипподроме на самую быструю лошадку и немножечко побаловаться в игорных домах. Взамен же я прошу немного. Мне нужно знать, что говорят в салоне.

– Обо всем? – Князь осторожно поднял со стола деньги.

– Совершенно обо всем. Я с детства чрезвычайно любопытен. В моем деле любая информация может принести пользу. Мне важно знать, кто и сколько проигрывает за карточным столом, у кого какие пристрастия, например вино, женщины. Чем занимаются благовоспитанные князья, когда не ночуют дома. Какие темные страстишки наблюдаются у графинь, обремененных целым выводком отпрысков. Да! Да! – отвечал Григорий Васильевич прямо в удивленные глаза Голицына. – Я говорю именно об этом. Знаешь ли, на них накатывает усталость, хочется каких-то приключений, романтики, а дом полон молодых слуг, здесь и зарыт корень греха. И не надо удивляться. Я встречал княгинь, которые убегали от своих мужей с обыкновенными кучерами, пропахшими лошадиным навозом. Милый мой друг, нужно просто знать жизнь. Ну полноте, хватит грустить! – махнул рукой Григорий Васильевич. – Забери деньги и ступай. Веселись! Приходить ко мне не нужно. А то, знаешь ли, могут пойти самые разные кривотолки, а я этого не желаю. Для твоего же личного благополучия. Я тебя сам найду. Если же у тебя ко мне будет что-то серьезное, звони! – предупредил Григорий Васильевич, написав на клочке бумаги телефон.

Дверь неслышно открылась, и на пороге предстал адъютант – двадцатипятилетний хлюст с тонкими, коротко стриженными усиками.

– Григорий Васильевич, к вам на прием просится один человек.

– Кто такой и чего ему нужно? – посмотрел на него Григорий Васильевич.

Молодой щеголь испытал явную неловкость.

– Он сказал, что ваш знакомый и явился по срочному делу.

– Да? – раздраженно произнес Аристов. – Ладно, зови. Да, вот еще что, Вольдемар, проводи этого молодого человека, а то в нашем здании и заблудиться можно, – улыбнулся весело Григорий Васильевич.

Через две минуты дверь в кабинет распахнулась, и он увидел молодого мужчину тридцати с небольшим лет в черном, безукоризненно отглаженном костюме, сжимающего в руках тонкую трость с набалдашником из слоновой кости, инкрустированным золотом.

Григорий Васильевич с недоумением разглядывал вошедшего. Потом поспешно поднялся со своего места и, протянув обе руки, поспешил навстречу.

– Какая неожиданная встреча, – сердечно тискал он руки гостю. – Признаюсь, никак не ожидал встретить вас в нашем заведении. Впрочем, понимаю… три дня назад в салоне у княгини Гагариной вы одолжили мне, – Аристов сунул руку в карман.

– Господь с вами! – яростно отмахнулся молодой человек. – Неужели вы могли подумать, что я решил к вам наведаться по поводу этого несчастного долга? Вы обижаете меня, право! Я совершенно не тороплю вас.

В сейфе у Григория Васильевича лежало пятьдесят тысяч казенных денег. Савелию Николаевичу он должен был вернуть чуть меньше половины от этой суммы. Деньги немалые. Но он очень опасался, что в ближайшие дни потребуется давать начальству отчет и недостачу в двадцать тысяч рублей невозможно будет объяснить только повышением платы для своих агентов.

Аристов все же сделал решительное движение, будто намеревался извлечь деньги, а потом неохотно, явно подчиняясь настойчивой просьбе своего гостя, прикрыл сейф.

– Тот вечер был не самым удачным в моей жизни, – печально улыбнулся Григорий Васильевич, нервно выбивая пальцами дробь по гладкой поверхности стола, – и если бы вы могли подождать, то я вернул бы вам долг, скажем… через неделю.

– Ну что вы, какие пустяки, – отмахнулся Савелий. – Я бы даже совсем простил вам этот долг, но вы ведь не согласитесь, – и он хитровато улыбнулся.

По поводу неудачного вечера Григорий Васильевич явно пококетничал. Он проигрался в пух. С сотней рублей в кармане ему удалось дотянуть до самого конца вечера, а незадолго до того, когда был выпровожен последний гость, ему удалось все-таки уговорить хозяйку показать ему дальние покои старинного особняка, и он получил возможность убедиться, что княгиня предпочитает английское нижнее белье.

– Не соглашусь, – улыбнулся в ответ Григорий Васильевич. Новый знакомый определенно был ему симпатичен. – Чем могу быть полезен? – Он указал рукой на свободное кресло.

Савелий Родионов поблагодарил легким кивком головы и изящно опустился в мягкое кресло.

– Признаюсь, мне приятно было наше знакомство, но в ваше заведение я зашел далеко не случайно. – Трость явно мешала Савелию. Он стискивал набалдашник то одной рукой, то другой, пальцами ласкал полированную поверхность. Наигравшись вволю, он неожиданно отставил трость в сторону, после чего произнес: – Не помню, говорил я вам или нет… Дело в том, что в Москве я веду кое-какие дела.

– Нет, вы ничего такого мне не говорили, но я знаю это, – улыбнулся Григорий Васильевич, – у вас имеется фабрика по производству кожевенных изделий. Потом вы содержите галерею, занимаетесь продажей меха, у вас налажены хорошие связи с крупными предпринимателями Европы, которые считают вас весьма удачным фабрикантом и всегда рады иметь с вами дело. Хочу заметить, что вы получили блестящее образование, а еще вы очень состоятельны.

– Однако, – удивился Савелий, – не ожидал. Откуда вам это известно? Ах да, я совсем забыл, с кем имею дело.

Григорий Васильевич выглядел довольным. Он любил преподносить сюрпризы. Сейчас это был как раз тот самый случай. Он ожидал увидеть вытаращенные глаза Савелия Родионова, но вместо этого по его губам скользнула почти понимающая улыбка.

Григорий Васильевич сам не сумел объяснить себе, что его заставило поинтересоваться деятельностью Савелия Родионова. Скорее всего, это произошло потому, что новый знакомый был ему симпатичен. Он умел нравиться, а к подобным талантам Григорий Васильевич всегда относился крайне настороженно.

– Мне все-таки интересно было знать, кому я проигрался вчера вечером.

Савелий расхохотался:

– Ах вот оно что!

– Слушаю вас.

– Дело у меня самое что ни на есть обыкновенное, Григорий Васильевич. Я остался без кучера. Понимаете, какая получилась неприятная история. Вчера вечером он отвез меня домой и пошел к своей зазнобе, что живет на соседней улице. Да на беду, ему повстречался городовой. Задел он его случайно плечиком, а тот оступился ненароком да провалился в яму с водой. Городовой перепачкал служебную форму, а моего кучера скрутили да отвели в каталажку.

– Как зовут вашего кучера?

– Он крестьянин Ярославской губернии Мещеряков Андрей Филиппович.

– А где приключилась эта неприятная история? – Аристов взял трубку телефона.

– На углу Тверской и Камергерского переулка, это дом…

– Знаю, знаю, – закачал красивой головой Григорий Васильевич – Дом Толмачевой.

– Он самый, – охотно согласился Савелий Родионов.

Главный московский сыщик сдержанно улыбнулся. Лет пятнадцать назад он приходил в этот дом в качестве жениха. И все, начиная от большебородого лакея, неустанно несшего вахту у самой двери, до экономки, старой девы лет пятидесяти, смотрели на него как на возможного хозяина изысканной недвижимости в самом центре Москвы. Он неустанно целовал дочку Толмачевых, когда они оставались наедине в ее опрятной комнатенке. Но мысли его в этот момент находились чрезвычайно далеко от женитьбы – его манили аппетитные формы барышни, а еще возможность увидеть горничную – красивую чернявую девушку лет двадцати, напоминающую восточную княжну. Между ним и горничной уже давно завязались крепкие отношения, которые начались с банального перемигивания. Позже она несколько раз оставалась в его холостяцкой квартире. Но однажды Аристов потерял бдительность и крепко тиснул прехорошенькую горничную в присутствии ревнивой невесты.

Разразился нешуточный скандал. Ему пришлось расстаться с мыслью о богатом приданом и направить всю свою юношескую энергию на поиски новой достойной кандидатуры.

Прехорошенькой горничной также дали отставку. В этом случае не обошлось без слез. Девушка вынуждена была вернуться на родину в Вологду, а в память о кратковременном романе ей достались золотые сережки, подаренные накануне.

Даже и сейчас, проезжая мимо дома Толмачевой, он не без грусти созерцал великолепную лепнину на фасаде. Сложись все иначе, он сумел бы распорядиться капиталами миллионерши и не рыскал бы сейчас в поисках невесты…

Григорий Васильевич поднял телефонную трубку и произнес:

– Барышня, это генерал Аристов. Соедините меня с Мышкиным. Вот и отлично. – Григорий Васильевич ободряюще посмотрел на своего гостя и весело улыбнулся. – Николай Сидорович? Да, это я. Вчера на углу Тверской и Камергерского переулка был задержан крестьянин Ярославской губернии Мещеряков Андрей Филиппович… Так ты бы его отпустил, голубчик. Это мой человек… Так… Слушаю… Ах, вот как… Ну ради нашей дружбы… Спасибо, уважил, – положил наконец трубку генерал. – А ваш кучер, оказывается, малый боевой. – В голосе Григория Васильевича звучала неприкрытая укоризна. – Знаете, что он учинил?

– Понятия не имею, Григорий Васильевич, – пожал плечами Савелий Родионов.

– Драку с городовыми! А к участковому приставу так приложился кулаком, что его в бесчувственном виде доставили в Новоекатерининскую больницу.

– Ужас! – неподдельно изумился Родионов.

– Слава те господи, что ничего такого серьезного не произошло. Обыкновенный ушиб, полежал с часик в приемной, и его отправили домой. Сейчас он отсыпается. И все-таки ваш кучер, батенька, баловник! – покачал Григорий Васильевич пальцем. – Четверо городовых его не могли скрутить. И какая такая вожжа ему под хвост угодила?

– Что же ему теперь за это будет, Григорий Васильевич?

– Дело непростое. – Лицо Аристова приобрело казенные черты. – Оно уже, так сказать, завертелось. Знаете, как это бывает в нашем отечестве? Уже написана бумажка, ей дали надлежащий ход, она завизирована многими подписями и отправилась гулять по инстанциям.

– Неужели ничего нельзя придумать? – печально произнес Савелий Николаевич. – Я по-своему привязан к этому малому, хотя, конечно, он бывает невыносим, когда пьян. Но в целом он добрейший человек. Если требуются какие-то компенсации, так за этим дело не станет, – полез Родионов в карман пиджака.

– Ну что вы! – яростно воспротивился Аристов. – Вы меня совсем не так поняли. Дело здесь совсем не в деньгах. А потом я и так предостаточно вам должен. Просто очень удачно, что вы обратились прямо ко мне, иначе вашему кучеру не избежать бы арестантских работ. Сегодня он будет отпущен, уже отдано соответствующее распоряжение.

– Даже не знаю, как вас отблагодарить, Григорий Васильевич, – с чувством отозвался Родионов.

– А благодарить меня не надо, батенька, – отвечал Аристов. – Вы мне просто скажите, когда в следующий раз будете у князей Голицыных. Я все еще не теряю надежды отыграться.

– Буду в субботу, Григорий Васильевич. Кажется, в этот раз княгиня организует большой прием?

– Совершенно верно, – улыбнулся Аристов.

– Мне кажется, что там будут достойные партнеры. – Савелий Николаевич поднялся. Кресло под ним слегка скрипнуло. Изящным движением он подобрал трость и, слегка наклонив голову, произнес: – До скорой встречи.