Текст книги "Убить Сталина"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Вот она, фильтрация. Началось! После двух месяцев вынужденного безделья и ежедневного промывания мозгов немецкой пропагандой невольно возникает ощущение, что ты никому не нужен, что о тебе позабыли, но в действительности это не так, и каждый твой шаг четко контролируется и фиксируется десятками агентов-лагерников. А слова, пусть даже произнесенные невпопад, тщательно фиксируются и подшиваются в личное дело.

Несколько дней назад, вот после такой милой беседы с начальником лагеря, во двор вывели двух военнопленных и расстреляли перед строем, предварительно объявив, что они являются агентами русской разведки.

Смущенно улыбнувшись, Комаров сказал:

– Верно, я не сын полковника… Боялся, что со мной разбираться не будут и сразу же расстреляют. О тайной полиции я тоже наслышан. А царских офицеров немцы уважают.

– А может, здесь совсем другое? Сын царского полковника – это определенная гарантия благонадежности, так сказать, почти готовый материал для вербовки. На него даже не нужно тратить время пропагандистам, остается только загрузить полезными знаниями и навыками и отправить в тыл к русским осуществлять диверсии. Весьма неплохая легенда для русского шпиона!

– Господин штурмбаннфюрер, неужели вы думаете, что я русский шпион! – подался вперед Комаров и тут же получил ощутимый удар дубинкой по плечу. Как же он мог забыть об эстонце, стоящем за спиной!

– Ладно, об этом мы еще поговорим… Сколько времени вы находились на фронте?

– С полгода будет, – доложил Комаров.

– Это срок. Почему же вы не перешли на нашу сторону раньше, если так не любите Советскую власть?

– Даже не знаю, как начать…

– Как есть.

– Поверите ли… – заметно волнуясь, замялся Комаров.

– Мы должны не только верить, но еще и проверять сказанное. Работа у нас такая. Итак, о чем пойдет речь? – поторопил Хофмайер. – Слушаю!

– Мне пришлось трижды сидеть при Советах. Я испытывал гонения.

– За что же вас сажали? Обычная уголовщина?

– Не совсем… Я работал бухгалтером, была кое-какая растрата на производстве.

– И каждый раз вы сидели за растрату?

– Точно так. У меня это лучше всего получается.

– А может, у вас просто любовь к деньгам, господин Комаров? Кхм… И это вы называете гонениями? В каком городе, на каком предприятии вы работали в последний раз? – сухо поинтересовался штурмбаннфюрер и, махнув рукой, велел выйти стоящему в дверях эстонцу. Серьезный разговор свидетелей не терпит.

Эстонец молча вышел.

– Последний раз в Ростове, на заводе «Электроприбор».

Штурмбаннфюрер ничего не записывал, очевидно, где-то рядышком бобины наматывали магнитную пленку, фиксируя каждое слово.

– В каком году это было?

– В тридцать восьмом.

– Когда вас посадили в первый раз?

– Первый раз меня посадили в тридцать четвертом. Просидел недолго – сбежал!

– Похвально. Для разведчика это подходящее качество. Что было дальше?

– Потом посадили в тридцать седьмом, но попал под амнистию. Затем посадили уже перед самой войной. Дали пятнадцать лет. Когда мы пошли в баню, то я разобрал часть стены и опять сбежал. Потом раздобыл документы на имя Петра Ивановича Комарова. Так и жил по ним, пока меня не призвали в армию. Признаюсь, может быть, и дальше бы служил, но встретил на позиции своего соседа по дому. Он меня знал еще под настоящей фамилией… Когда мне сказали, что я должен явиться в особый отдел, то я сбежал к вам. Чего же так просто подыхать-то!

Хофмайер выглядел задумчивым.

– Тоже верно… Какая же в таком случае ваша настоящая фамилия?

– Таврин.

– Мы проверим все, что вы нам сказали. Вы готовы помочь рейху в победе?

– Разве у меня есть выбор?

– Тоже верно. А теперь садитесь за стол. – Комаров сел. – Вот вам чистый лист бумаги. Ручка. Пишите.

– Что писать? – удивленно посмотрел Комаров на начальника лагеря.

– А писать, друг вы мой любезный, нужно исключительно только правду. Я, Петр Иванович Таврин, добровольно сдался в плен воинскому немецкому соединению номер триста восемнадцать. Успеваете? – заботливо поинтересовался Хофмайер.

– Так точно, господин штурмбаннфюрер! – с готовностью отозвался Петр.

– Для того чтобы воевать рука об руку… – улыбнувшись, Хофмайер добавил: – Наше руководство любит всякие образы… с немецкими солдатами против Советов и Сталина. Хотел бы продолжить свою учебу в одной из диверсионных школ на территории Германии. В конце этой фразы желательно поставить восклицательный знак. А слова «диверсионная школа» не помешает подчеркнуть двумя жирными линиями. Для вас это ровным счетом ничего не значит, а наше руководство всегда подмечает подобные мелочи. Так что, когда мы с вами встретимся после победы, вы мне еще спасибо скажете. Написали?

– Да.

– Можно добавить что-нибудь от себя. Сделать какое-нибудь заявление. Будет считаться, что это порыв вашей души. Ну, например, готов давить советскую гадину всюду, где бы я ее ни встретил.

Подняв глаза, Комаров напоролся на острый взгляд начальника лагеря.

– Так и напишу, господин штурмбаннфюрер! – Петр склонился над листком бумаги.

– Распишитесь и поставьте дату.

Комаров размашисто расписался.

Вытянув у него листок бумаги, Хофмайер удовлетворенно кивнул:

– Вот теперь полный порядок. У вас блестящие перспективы, господин Комаров, – широко улыбаясь, сказал он.

– А что будет дальше?

– А дальше, если вы действительно тот, за кого вы себя выдаете… Принесете присягу на верность фюреру и вермахту, и вас ожидает сытая жизнь немецкого солдата! – Хофмайер вложил листок бумаги в довольно пухлую пупку. – Это ваше досье. – Комаров едва удержался от возгласа удивления: «Интересно, что они там понаписали про меня!» – В какой бы лагерь вы ни направлялись, оно всегда будет следовать за вами.

– Так, значит, меня скоро переведут в другой лагерь?

– Некоторое время вам придется еще побыть здесь. А вот дальше действительно последует перевод. Но вот куда – это военная тайна, – хитро сощурился Хофмайер. – Можете идти.

Когда за Комаровым закрылась дверь, штурмбаннфюрер быстро написал на листке бумаги: «В отдел 1Ц майору Томасу Максу. Прошу проверить, действительно ли Петр Комаров (Таврин) работал бухгалтером в 1938 г. на заводе „Электроприбор“ в Ростове. Штурмбаннфюрер Хофмайер».

Глава 8
СЕПАРАТНЫЙ ДОГОВОР

Несмотря на прохладу, начальник управления стратегических служб генерал-майор Донован вышел из Капитолия в одном легком сером пиджаке. Весьма легкомысленный поступок для марта. Даллес, дожидавшийся его на выходе, был одет по сезону – длинное пальто из толстого драпа, на голове фетровая шляпа, а чтобы грудь не остудил сильный промозглый ветер – теплый меховой шарф.

Поначалу Даллес подумал, что Донован решил пригласить его в Капитолий, чтобы продолжить беседу в теплом кабинете, но тот неожиданно повел его в сторону парка, не замечая порывистого ветра, размашисто хлеставшего по лицу.

Заложив руки за спину, некоторое время они шли молча, совершенно не замечая непогоды. Неожиданно Донован резко развернулся:

– Вы, кажется, встречались с Гитлером?

Весьма неожиданное начало. Кому же об этом знать, как не самому начальнику стратегических служб?

В 1926 году Аллен Даллес уволился с государственной службы и перешел в преуспевающую контору на Уолл-стрит. Но это совершенно не означало, что он находился вне государства, все это время он выполнял поручения правительственных кругов США, которые использовали его обширные связи в европейских банках и в инвестиционных компаниях. А с Гитлером он встречался в апреле 1933 года, опять же по просьбе Министерства иностранных дел. Ведь дипломатам весьма важно знать, с кем в ближайшие годы им придется вести переговоры. Именно для этих целей на основании наблюдений многих людей составляется психологический портрет политического лидера. В дальнейшем это очень помогает дипломатам выработать подобающую линию поведения.

Аллен Даллес составил тогда первую докладную записку о встрече с Гитлером, щедро поделившись своими личными впечатлениями, которые впоследствии были прочитаны первыми лицами государства, тщательно проанализированы, после чего материалы были подшиты в папку «Адольф Гитлер» и сданы на хранение в секретный отдел Капитолия.

– Да, это было одиннадцать лет назад.

– И как вам показался Гитлер?

– Хм… Я уже писал об этом в своей докладной.

– С докладной я знаком, меня интересуют, как бы это выразиться поточнее, ваши интонации.

– Ну, если так… Вопрос непростой. Но что именно вас интересует: Гитлер как человек или как государственный деятель? – уточнил Даллес, посмотрев в строгое лицо начальника управления.

– О том, какой он политик, в последнее время сказано довольно много. Меня больше интересуют его человеческие качества. Скажем так… какой он в быту?

– Ну-у, – замялся Даллес, – боюсь, что мой ответ вас может шокировать.

Донован улыбнулся:

– Ничего, я привычный.

– Ну, хорошо. Гитлер-политик и Гитлер-человек – это совершенно два разных типа. Я бы даже сказал, что они в некотором смысле – антиподы. Гитлер-политик, бескомпромиссный, недоверчивый, безжалостный, для которого целые народы служат всего лишь гумусом для его целей. Он верит в свое провидение и предназначение. У него невероятно сильная харизма, даже самые волевые люди в его присутствии теряются и попадают под влияние его личности. Гитлер обладает невероятным даром убеждения, умеет воздействовать на толпу, и даже самый скептический ум не способен противостоять его напору и аргументам. Он считает себя гением, такого же мнения о нем все те, кто ежедневно находится с ним в контакте. Как человек… это уже сложнее. К своему ближайшему окружению он необычайно внимателен и добр. Окружающие платят ему тем же самым. Гитлер не переносит одиночества и предпочитает, чтобы рядом с ним постоянно кто-то находился. Даже обедает он в большой компании. За столом предпочитает непринужденные, ни к чему не обязывающие беседы. Любит над кем-нибудь подтрунивать и шутить. Но всегда это делает безобидно и по-доброму. Обожает животных, особенно собак, проводит с ними массу времени, а со щенками может возиться часами. Очень любит лично дрессировать собак, и это у него очень хорошо получается. Весьма внимателен и нежен к женщинам. Обожает свою Еву Браун…

– Вы нарисовали портрет милейшего человека, вот только это впечатление портят газовые камеры, в которых он сжигает бедных евреев. Вы ведь участвовали в переговорах в Стокгольме? – чуть понизив голос, спросил Донован.

Не было ничего удивительного в том, что разведки враждующих армий всегда пребывают в некоем контакте – находятся вопросы, которые легче решить через профессиональных разведчиков, нежели через военных и политиков.

Встреча в Стокгольме была как раз из числа тех, когда слово дают разведке.

Операция была секретная, о ней знал только самый узкий круг лиц, но Донован входил в число посвященных. На немецкую разведку вышла МИ-6 с предложением от английского правительства заключить с немцами перемирие, но главным условием соглашения являлась отставка Гитлера. Узнав об этом, Адольф Гитлер пришел в ярость и немедленно отозвал свою делегацию, запретив Риббентропу любые контакты с англичанами.

Даллес на секунду задумался, после чего ответил с милой улыбкой (кому надо, тот поймет):

– Я об этом ничего не знаю.

– Все правильно, другого ответа я от вас и не ожидал. Вы поступаете, как настоящий разведчик. Возможно, что последующего разговора не случилось бы, ответь вы по-другому. Что вы можете сказать о русской армии?

Донован всегда умел удивлять. Даллес старался не выглядеть обескураженным. На подобный вопрос сподручнее отвечать главам государств, руководителям дипломатических миссий или хотя бы командующим армиями. То есть всем тем, кто владеет полной информацией. А что может сказать он, рядовой разведчик и бывший дипломат?

В разговоре с высоким начальством важно не теряться от неожиданного вопроса и уметь быстро подобрать подходящий ответ:

– Я думаю, что русские сильны как никогда. Может быть, сейчас это самая лучшая армия в мире.

– Вы правильно считаете, – неожиданно легко согласился Донован. – И если их не остановить в ближайшее время, то они пройдут через всю Европу, как раскаленный нож сквозь масло. А нам это может очень неприятно аукнуться в будущем.

– Вы рассуждаете, как стратег.

– Такова историческая реальность.

Даллес чувствовал, что начинает мерзнуть, а Донован даже не пытался застегнуть пиджак, полы которого немилосердно трепал ветер. Скрестив руки на груди, он хитровато улыбался.

– Наша главная задача состоит в том, чтобы помешать дальнейшему усилению нашего потенциального врага. Война не будет продолжаться бесконечно, скоро она закончится. Русские, не считаясь с потерями, продолжают идти вперед. Возможно, вам мои слова могут показаться кощунственными или, по крайней мере, странными, но хочу заметить, что Америка и Британия заинтересованы в сильной Германии. Во всяком случае, в Европе она будет хорошим сдерживающим фактором для русских солдат. На наш взгляд, было бы правильным не доводить войну до полного разгрома немцев, а остановить продвижение русских войск где-нибудь на границах с Германией.

– Но весь вопрос заключается в том, захотят ли этого русские? Насколько мне известно, они хотят «загнать зверя в его собственное логово». Во всяком случае, они так изъясняются.

– Я вас понимаю… Но ведь, кроме интересов Сталина, существуют еще интересы и планы других стран, и Россия с ними должна считаться. Вы согласны с этим?

– Безусловно.

– Так вот, мы должны помешать натиску русских. И вот теперь я хочу спросить у вас, на кого вы могли бы выйти из правительства Гитлера, с кем можно было бы вести серьезные переговоры?

– Я неплохо знаком с Риббентропом. Долгое время он проживал в Канаде. Имеет даже канадское гражданство, а в свое время даже играл в хоккей за сборную этой страны.

– Вот как? – удивился Донован. – Я об этом ничего не знал.

– Так что если оставить некоторые условности, то можно сказать, что он наш.

– А вот здесь вы ошибаетесь, – Донован покачал головой. – Риббентроп фанатично предан Гитлеру, совершенно не случайно, что он занимает пост министра иностранных дел Германии. Вы слышали о том, что на коронации английского короля в Лондоне Риббентроп приветствовал его «Хайль Гитлер»?

– Слышал, – сдержанно отозвался Даллес.

– Вот видите, а это о многом говорит. Нужно будет воспользоваться его фанатичностью и попробовать убедить его в том, что нужно устранить Сталина. Не будет Сталина, не будет войны. В России после его смерти будет сформировано новое правительство, с которым можно будет заключить мирное соглашение на выгодных для Германии условиях. А потом, весь советский режим держится только на одном человеке, на Дядюшке Джо! Не будет Сталина, не будет и Советского Союза. Риббентроп должен будет убедить свое руководство, что надо немедленно ликвидировать Сталина. Любой ценой.

– Они могут потребовать от нас каких-то уступок.

– Мы можем пообещать Риббентропу, что, как только Сталина не станет, Германия получит от нас безоговорочную политическую и финансовую поддержку, – кивнул он в сторону Белого дома. – Вы сумеете найти такого человека, который переговорил бы с Риббентропом?

– Думаю, что такой человек у меня есть, – уверенно кивнул Даллес. – А почему бы нам самим…

– И вот еще что, – перебил его Донован, – только не надо спрашивать у меня, почему нам самим не устранить бы Сталина. – Даллес едва заметно улыбнулся. – Это должны сделать немцы, чтобы как-то обелить себя перед историей. Это во-первых. А во-вторых, информацию такого рода невозможно долго держать в секрете, русские довольно быстро узнают о наших действиях, направленных против Сталина. Мне бы не хотелось детально вдаваться в эту тему, здесь слишком много подводных камней.

– Я вас понял…

– Но это только первая половина дела. Вторая заключается в том, чтобы устранить Гитлера. Не секрет, что в самой Германии уже давно зреет недовольство его политикой, найдутся и люди, которые будут способны его устранить. Важно только внушить им, что если Адольф Гитлер останется у власти, то никакого соглашения ни с американцами, ни тем более с англичанами у них не получится. После ликвидации Гитлера немцы немедленно должны будут создать правительство, с которым мы и будем впоследствии вести все переговоры, невзирая на протесты русских. Как вы думаете, с кем лучше вести переговоры по поводу устранения Гитлера?

А ведь Донован изрядно продрог: его лицо приобрело синюшный оттенок, а на шее проступила «гусиная кожа». Теперь Даллес понимал, почему тот не пригласил его к себе в рабочий кабинет, да и просто не пожелал обсуждать щекотливую тему в самом здании – опасался элементарного прослушивания. А здесь, на лужайке, вряд ли могут быть установлены микрофоны. Даже если предположить немыслимое, что они вмонтированы куда-нибудь в дорожки, то сильный ветер не позволит услышать содержание разговора. Так что ветер был их невольным союзником, да и в непогоду они вышли неспроста. Вот только непонятно, почему он не накинул на плечи пальтишко.

– Лучше всего на эту роль подходит Канарис, – уверенно ответил Даллес. – Я лично знаком с ним. И смею надеяться, что у нас установились добрые отношения.

– Что он за человек?

– Фридрих-Вильгельм Канарис прирожденный разведчик, но при первой встрече не производит подобного впечатления. Канарис очень маленького роста, метр шестьдесят, щуплого телосложения, сухощав, с густой седой шевелюрой. Имеет скверную привычку отвечать вопросом на вопрос. Некоторых это просто бесит! Я бы даже сказал, что он патриот Германии и что совершенно точно противник нацистского режима. В абвере таких, как он, много. Кроме профессиональных качеств, он подбирал людей со взглядами, схожими с его взглядом.

– Хм… У нас есть информация, что именно из-за этих политических взглядов его скоро должны отправить в отставку.

– Даже если его отправят в отставку, он будет по-прежнему пользоваться должным авторитетом. В абвере немало людей, которые преданы лично ему. – Донована пробрало, подняв воротник пиджака и застегнувшись на все пуговицы, он внимательно слушал Даллеса. А ведь какую-то минуту назад казалось, что начальник управления стратегических служб неуязвим для непогоды. – Канарис не любит Гитлера и при встрече со мной сказал, что служит родине, а не какому-то отдельному человеку. Такие люди, как он, склонны к самопожертвованию во имя идеи. Если ему объяснить, что устранение Гитлера – благо для Германии и что после этой акции можно будет заключить мирное соглашение с союзниками, то, я думаю, он не станет отказываться.

– Что ж, замечательно. Я не возражаю против этой кандидатуры. Что-то похолодало, – поежился Донован, – как бы меня совсем не продуло. Где вы хотите переговорить с Канарисом?

– Лучше всего сделать это в Италии, сейчас там находятся войска союзников.

– Десантирование англичан в Италии считается большим промахом абвера.

– Это не так. Нельзя упрекать Канариса в том, чему он сам же и способствовал. По его мнению, Италия не должна была воевать, она была втянута в войну Муссолини.

– Вы знаете и об этом? – удивленно посмотрел Донован на Даллеса.

– Да, сэр, Канарис всегда сочувствовал западным союзникам. После того как пал режим Муссолини, уже на четвертый день он встретился с шефом итальянской разведки и пообещал ему посодействовать в выходе Италии из войны. Как следствие этого обещания уже через два месяца англичане десантировались на юге Италии. Я даже полагаю, что англичане каким-то образом договорились с ним.

– Все так. Вижу, что вы осведомлены не хуже меня. И поэтому очень важно, чтобы с адмиралом Канарисом переговорили лично вы.

– Хорошо, сэр.

Кивнув на прощание, Донован быстрым шагом направился в сторону Белого дома.

Глава 9
ТАЙНЫ ДИПЛОМАТИЧЕСКОЙ МИССИИ

Иоахим Риббентроп любил Стокгольм – холодный, величественный и не похожий ни на один из городов Европы. В каждый свой приезд он неизменно шел на Гамла, чтобы полюбоваться исторической частью города. То же самое он сделал и сейчас. Правда, в этот раз эстетические удовольствия он решил совместить с деловой встречей, которая должна была состояться у ратуши, величественного здания, выложенного из красного кирпича и стоящего на берегу залива.

У причала, несмотря на стылую непогоду, находились несколько рыбаков в длинных прорезиненных плащах и ловили рыбу. Везло только одному, стоящему у края, – с периодичностью в три минуты он вытаскивал рыбину, а остальные бросали в его сторону слегка завистливые и растерянные взгляды.

Остановившись неподалеку, Иоахим Риббентроп с интересом наблюдал за удачливым рыболовом. Поначалу он даже считал количество пойманной этим везунчиком рыбы, а потом сбился со счета.

Рыболов, молодой мужчина лет двадцати пяти, с невозмутимым лицом снимал рыбу с крючка и небрежно бросал ее в ведро.

Риббентроп специально вышел за полчаса до назначенной встречи, чтобы постоять на причале и понаблюдать за рыболовами. В душе он не разделял их страсть, но рыба, бившаяся на натянутой леске, выглядела отчего-то неимоверно притягательно. В этом зрелище присутствовал какой-то рок, в который он верил, – как ты ни изворачивайся, а судьба твоя предопределена и быть тебе съеденным во время ужина.

– Иоахим, – услышал Риббентроп за спиной знакомый голос.

Повернувшись, он увидел крепкого высокого мужчину лет сорока пяти, одетого под стать непогоде – в длинный светло-серый плащ.

– Марк! – шагнул Риббентроп навстречу.

Рыболовы, стоящие на причале, даже не посмотрели в сторону этих мужчин. Не принято! А потом, каких только встреч не происходит в Стокгольме.

Обнявшись, они крепко потискали друг друга за плечи. Так радоваться встрече могут только старинные приятели.

– Сколько мы не виделись, Иоахим? – спросил мужчина, с интересом рассматривая Риббентропа. – Лет десять?

– Семь, – поправил его Риббентроп, – последняя наша встреча произошла в Вене. Ты тогда работал в американском дипломатическом корпусе.

– Я и сейчас там работаю.

– Но как тебе это удалось, ведь ты же канадец!

– Мой отец был американец. У меня двойное гражданство.

– Хм, что-то мне подсказывает, что это не основная твоя работа.

Марк махнул рукой:

– И не говори, Иоахим! В этом мире все так перемешалось, что даже не понять, где настоящее, а где фальшивое. Вот взять хотя бы тебя, ты имел все, чтобы стать великим игроком. Да и хоккей для тебя был не просто спорт, а настоящая жизнь! Когда мы вместе с тобой играли в хоккей, ты был лучшим нападающим. Тебе пророчили блестящее будущее! А потом ты неожиданно занялся другим делом.

Риббентроп расплылся в широкой доброжелательной улыбке. Воспоминания о молодости доставили ему радость.

– Я часто вспоминаю наши игры. У нас была сильная команда. Но ты не забывай, шел четырнадцатый год, начиналась Первая мировая война, Германия воевала, и я не мог оставаться вдали от своей родины.

– Верно, не мог, ты на все сто процентов немец. Вот у меня, например, французские корни, но что происходит на моей прародине, честно говоря, меня мало волнует.

– Сорвалась! – кивнул Риббентроп в сторону причала.

– Что? – растерянно спросил Марк.

– Это я про того рыбака, что стоит на пристани. Вон, видишь, в желтом плаще. Таскает рыбу за рыбой! А тут сорвалась. Крупная была…

– Ничего, в следующий раз повезет, – сдержанно отозвался Марк. – Я слышал, что в Первую мировую ты хорошо воевал.

– Хорошо – это громко сказано. Я делал то, что и все остальные. Просто мне повезло больше, чем другим. Теперь я кавалер ордена Железного креста первой и второй степеней. – В голосе министра иностранных дел Германии прозвучала скрытая гордость.

– В то время просто так кресты не раздавали. Ты всегда был храбрецом. Вот и сейчас рядом с тобой я не вижу никакой охраны.

– В Стокгольм я приехал как частное лицо. Может быть, меня и охраняют, но мне об этом ничего не известно. Давай немного пройдемся.

– С удовольствием.

Некоторое время они шли молча. Прошли через мост и направились вдоль стен ратуши.

– Где ты сейчас служишь? – спросил Риббентроп. – Мне кажется, ты меня пригласил в Стокгольм не для того, чтобы говорить о пустяках. Ты из военной разведки?

– От тебя ничего не скроешь, – широко заулыбался Марк.

– Все очень просто, сейчас не так-то легко попасть в Стокгольм, а тебе это удалось. Значит, тебя поддерживают какие-то очень серьезные и заинтересованные силы. А такими силами в наше время может быть только военная разведка. А потом все эти плащи, шляпы, – Риббентроп слегка поморщился, – от тебя так и тянет шпионом.

Марк расхохотался.

– Но я работаю в дипломатической миссии.

– И это ты говоришь министру иностранных дел?! – удивился Риббентроп. – Восемьдесят процентов дипломатической миссии составляют профессиональные разведчики. Может, даже и больше.

– Что ж, это упрощает дело. Тогда я опускаю все условности и перехожу к главному: очень серьезные парни поручили мне сказать тебе, что мы не заинтересованы в полном разгроме Германии, как того хотят русские.

Риббентроп ощетинился:

– А с чего ты взял, что Германия будет разгромлена?

Марк невольно улыбнулся, узнав в министре иностранных дел Германии того самого хоккеиста-нападающего, с которым когда-то был очень дружен. Именно поэтому Даллес обратился с просьбой к нему, зная, как непросто Риббентропу будет отказать бывшему приятелю и коллеге по команде.

– Перестань, Иоахим. Германия выдохнется. У нее уже нет тех могучих ресурсов, какими она владела в самом начале войны. Если вам не удалось победить русских в сорок первом году, то как же вам победить их в сорок четвертом? Только ты не перебивай меня… Речь сейчас идет даже не об этом. Я знаю, что в Германии ты весьма влиятельная фигура, имеешь свободный доступ к Гитлеру, и он охотно прислушивается к твоему мнению…

– Не тяни, говори, что тебе надо!

– Мы знаем, что очень многие люди в Германии относятся к американцам с симпатией. Мы тоже не испытываем ненависти к немецкому народу. Мы согласны заключить с вами мир, но для этого вы тоже должны постараться.

– Что ты имеешь в виду? Если речь пойдет о Гитлере…

– Ты не дослушал меня.

– Я слушаю тебя, – Риббентроп набрался терпения.

– Вы должны будете устранить Сталина!

Риббентроп даже не пытался сдержать удивления:

– Вот как! Я ожидал от тебя всего, что угодно, но только не этого. Интересная получается ситуация – министр иностранных дел занимается терроризмом.

– Ты меня не так понял, Иоахим. Тебе не придется заниматься этим делом лично. Ты вполне влиятельный человек, и тебе достаточно будет кому-нибудь поручить это дело.

Вышли на угол ратуши. Риббентроп остановился, посмотрел на Марка. За годы, что они не виделись, тот слегка обрюзг, на шее образовались глубокие морщины. Сейчас трудно было поверить, что двадцать лет назад своей статью он напоминал Геркулеса. Даже ростом сделался как-то пониже.

– И кому же я могу поручить такое дело?

На лице ни тени улыбки.

– Например, Кальтенбруннеру или Шелленбергу.

Вот так работает американская разведка. Оказывается, они уже распланировали операцию и даже назначили руководителей. А что, если применить против этого янки силовой прием, как когда-то в их далекой хоккейной молодости? Пусть поплескается в соленой водичке.

Дипломатический талант заключается в том, чтобы не показать своего настоящего настроения. Любезность, господа, правит миром! С нею можно выиграть самое серьезное дипломатическое сражение.

– Я бы предпочел Шелленберга. – Риббентроп помолчал, потом продолжил: – В любом случае такие вещи не делаются без согласия фюрера. На следующей неделе я должен быть в Ставке фюрера и попробую переговорить с ним. Но указывать сразу на Кальтенбруннера или Шелленберга не стоит. Это может вызвать подозрение. Я вызовусь сам уничтожить Сталина.

Марк не сумел скрыть своего веселья. Заулыбался широко, как когда-то в далеком четырнадцатом году.

– Иоахим, ни Гитлер, ни Кальтенбруннер не воспримут твои слова всерьез.

– Вот этого я как раз и добиваюсь. Я уже давно работаю дипломатом, так что многому успел научиться. Хороший дипломат всегда переиграет хорошего разведчика. Наверняка они поморщатся, а потом предложат собственные услуги.

– Так, значит, ты согласен, Иоахим?

– Да. Я сделаю это ради будущего Германии.

– Ты не ошибся. Если Сталина не будет, то война закончится сама собой. Союзники сразу заключат с Германией мирные соглашения. Вместо Сталина придет новый человек. А он уже не будет обладать тем огромным авторитетом, какой сейчас имеет Дядюшка Джо. И, опершись на нашу помощь, вам легче будет заключить мирный договор с Россией.

– Я сделаю все, что в моих силах, – согласился Риббентроп. – А теперь давай выпьем за встречу. Еще неизвестно, когда мы увидимся в следующий раз. И увидимся ли вообще! Здесь, сразу за ратушей, есть очень хороший кабачок, ты даже не представляешь, какие вкусные свиные ребрышки там подают.

– С удовольствием полакомлюсь, – с видимым облегчением согласился Марк. – Только давай я тебя угощу!

– Э, нет! – воспротивился Риббентроп. – Все-таки ты находишься у меня в гостях, а значит, я тебя и угощаю.

– Это каким же образом я оказался у тебя в гостях? Все-таки это Швеция, а не Германия. А может, пока я летел над океаном, Швеция уже капитулировала?

Риббентроп расхохотался:

– Нам ни к чему воевать с нейтральными странами, здесь и без того полно наших агентов. Ты мне скажи, каково расстояние от Швеции до Германии?

– Так вы же соседи.

– Вот то-то и оно! А теперь скажи, каково расстояние от Швеции до Америки?

– Теперь я понимаю, к чему ты клонишь. Хорошо, пусть будет выпивка за твой счет, но вот остальное беру я, а то так получается взятка должностному лицу.

– Договорились.

– Так где там находится твой ресторанчик?

– Он совсем недалеко отсюда, каких-то пятьсот метров. Ну что же ты стоишь? А еще там красивые официантки. Ты по-прежнему в форме?

– Разумеется!

– Раз так, пойдем! Я вот что у тебя хотел спросить, а тот гол в игре с американцами ты специально пропустил? Ведь ты же должен был отбить его стопроцентно. – В ответ Марк только рассмеялся. Риббентроп погрозил пальцем: – Теперь я понимаю, что ты еще тогда подыгрывал американцам!

Подождав, пока они скроются за углом, самый удачливый из рыболовов быстро свернул удочку и, положив ее рядом со своим богатым уловом, направился следом за приятелями.