Текст книги "Я украл Мону Лизу"

Автор книги: Евгений Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Князь Голицын едва улыбнулся: коллекционер Рябушинский даже не представлял, насколько близок он был к правде.

Третьим клиентом был купец-миллионщик, богатый покровитель искусств и глава большого рода Герасим Морозов, от которого Голицын последние два года получал заказы. Встретился он с ним в его особняке, в Москве, сразу после продажи картины. Не утруждая себя долгими вступлениями, князь произнес:

– У меня есть нечто такое, что должно вас заинтересовать.

– Уж не о «Моне Лизе» ли вы говорите? – прищурившись, поинтересовался Герасим Морозов, разливая в рюмки коньяк тридцатилетней выдержки. – Угощайтесь! Коньяк великолепен.

– О ней, Герасим Петрович, – отвечал Голицын, поднимая рюмку. Граненая прохлада ласкала кожу. Следовало немного подержать коньяк в ладонях, разогреть его, только после этого можно будет по достоинству оценить напиток. – Так как вам мое предложение?

– Я не перестаю вам удивляться, как вам это удалось?

– А вот это лучше пусть останется моей тайной.

– И сколько же вы хотите за картину?

Герасим Морозов хотел выглядеть равнодушным: что может взволновать человека, диктующего в России цены на хлеб? Однако голос в середине фразы заметно напрягся, выдавая заинтересованность.

– Один миллион рублей, – отвечал Голицын и будто бы обжегся, натолкнувшись взглядом на серые глаза купца.

– Сумма немалая, – сдержанно отвечал купец.

– Но сами поймите, Герасим Петрович…

– Хорошо, цена меня устраивает. Картина при вас?

Голицын выпил коньяк в один глоток – самое время, чтобы отметить сделку. Взяв с тарелки небольшой ломтик севрюги, заел.

– Я не рискнул брать ее с собой. Мне следовало сначала узнать, согласны ли вы ее купить. А потом вы даже не представляете, что сейчас творится на таможне. Досматривают буквально всех!

– Понимаю… Весьма трудно раздобыть такую картину, но так же непросто довести ее до заказчика. Знаете, я попробую облегчить вам задачу. Я поеду в Париж, благо что для этого у меня имеется немало уважительных причин. И одна из которых в том, что моя давняя возлюбленная проживает ныне в Версале. Не подумайте, что я хочу воскресить юношеские любовные переживания. Это выглядело бы смешным! Я был тогда непростительно молод и счастлив до неприличия. Просто хочу ее увидеть, – глаза старого ловеласа потеплели.

На следующий день Герасим Морозов выехал в Париж. Договорились встретиться через десять дней в гостинице «Монпарнас», где он забронировал себе апартаменты в половину этажа.

Встреча произошла, как и было условлено, в его номере. Вытащив картину из ничем не примечательного холщового пакета, в каких обычно служанки отправляются за овощами, Голицын аккуратно развернул его на большом круглом столе. Герасим Морозов продолжал пребывать в некоторой романтической растерянности. Надо полагать, что свидание с возлюбленной из далекой юности не прошло для него бесследно – его широкий выпуклый лоб разрезала поперечная складка, свидетельствующая о серьезных переживаниях. Можно лишь только догадываться о разочаровании старого ловеласа: вместо красивой женщины он увидел всего-то осколок прежнего великолепия. Так что лучше не возвращаться в места былого счастья. Приобретенную «Мону Лизу» Герасим Морозов воспринимал как некоторую компенсацию за утраченные иллюзии.

Осмотрев без должного интереса картину, купец нашел, что она в порядке, и, расплатившись, закрыл за Голицыным дверь.

На очереди был аргентинский мультимиллионер Алонсо Фернандо, увлеченный европейским искусством. Среди коллекционеров он слыл весьма тонким знатоком, стремящимся заполучить все самое лучшее. А потому, когда ему предлагали нечто особенное, что может заметно усилить его коллекцию, так он, не особенно торгуясь, приобретал немедленно. Целенаправленно занимаясь пополнением коллекции, он разъезжал по всей Европе, встречался с антикварами, перекупщиками, с полукриминальными элементами, практически со всеми, кто поспособствовал бы расширению его собрания. И вообще, он был не из тех людей, кто предпочитают сидеть на месте, справедливо полагая, что удача способствует тому, кто идет ей навстречу.

Едва узнав об исчезновении «Моны Лизы», мультимиллионер тотчас отправился в Европу, ожидая, что в ближайшее время она всплывет на черном рынке. Такую картину невозможно держать где-то в чулане. Ей непременно нужен хозяин. Однако проходило время, а «Мона Лиза» так и не объявлялась, как если бы ее не было вовсе. Среди антикваров, нередко занимавшихся полукриминальным бизнесом, Алонсо Фернандо имел своих людей, которым дал понять, что если картина все-таки объявится, так он готов купить ее не просто за хорошие деньги, а за очень большую сумму. Вскоре новость через третьи руки докатилась и до Голицына. Князь отправил в гостиницу к Алонсо Фернандо посыльного с запиской, в которой откровенно написал, что у него имеется предмет, ради которого тот прибыл в Париж, приписав в конце номер абонентского ящика, куда следует писать ответ. Вскоре ответ был получен, Голицын облегченно вздохнул: силки были расставлены, оставалось только дернуть за веревку, чтобы заполучить в сеть желанную добычу.

На Голицына с картины внимательно смотрела «Мона Лиза», едва улыбаясь. Всего лишь копия, но мастерски исполненная, неотличимая от настоящей картины. Чего же она хочет ему сказать: укорить за очередное плутовство или подивиться редкому дарованию копииста? А может, о чем-то предупредить?

Закрыв полотно темно-зеленой непрозрачной тканью, князь Голицын приоделся в неброский сюртук бежевого цвета, надел остроносые штиблеты из светло-желтой кожи, вышедшие из моды; небольшой котелок с едва выступающими полями и взял старую трость. В этом непримечательном наряде он совершенно не походил на великосветского франта, каким бывал в Санкт-Петербурге, одевавшегося изысканно и предпочитавшего все самое лучшее. Сейчас он походил на чиновника младшего звена, безо всякой надежды на продвижение. Единственная отрада – посидеть в конце недели за бутылкой бордо, в кругу таких же неудачников, как и он сам. Глянув на себя в зеркало, князь Голицын достал из небольшой картонной коробочки тонкие изящные усики и узенькую бородку и аккуратно приклеил их. Довольный своим новым видом, он решительно вышел из комнаты.

Поймав на углу улицы пролетку, неброскую, с облупившейся краской на дверях, с расшатанными осями, поскрипывающую на каждой колдобине, где вместо сиденья была вчетверо сложенная овчина, коей побрезговал бы пассажир познатнее, но столь любезная младшим чинам, Голицын, плюхнувшись в кресла, бойко распорядился:

– К «Гранд Паласу»!

Простоватый кучер, посмотрев на пассажира, чьи властные манеры и голос никак не соответствовали его одежде, коротко переспросил:

– Куда изволите?

– Ты, видно, приятель, глуховат. Сказано же было, в «Гранд Палас».

– Это мы мигом домчимся! – пообещал извозчик и, энергично тряхнув вожжами, поторопил лошадку.

– Что-то, братец, у тебя повозка скрипучая, – укорил Голицын, в очередной раз подпрыгнув на колдобине.

– Зато плата невысокая, – резонно заметил возчик.

– Как бы твоя телега не рассыпалась.

– Ничего, соберем! – весело пообещал возница, продолжая погонять лошадку.

– А ты, братец, остер на язык, – хмыкнул Голицын.

– Что поделаешь, работа у меня такая. Пожалте, уже добрались! – указал кучер на парадные двери гостиницы.

Вытащив десять франков, Голицын небрежно сунул их возчику:

– Возьми, братец. Купи себе хорошее сиденье, а то я в твоей овчине все брюки перепачкал.

– Непременно куплю, – отреагировал возчик, проворно упрятав деньги.

– Смотри, чтобы без вранья. Проверю.

– Это как вам будет угодно, – озорно хмыкнул возчик и весело погнал лошадку отыскивать нового клиента, тотчас позабыв про данное обещание и про странного господина.

Открыв дверь гостиницы, Голицын тотчас натолкнулся на суровый взгляд рыжебородого швейцара, которого явно не впечатлил внешний вид гостя.

– Чего изволите, месье? – суховато спросил швейцар, сделав вперед два коротких шага, отрезая нежелательному гостю дорогу в гостиницу. Протискиваться между косяком и широким брюхом швейцара Голицын не стал.

– Мне известно, что в этом отеле остановился господин Алонсо Фернандо. Я бы хотел переговорить с ним по одному важному делу.

В глазах швейцара промелькнуло сомнение – трудно было предположить, что у человека в потертом сюртуке могут быть столь значительные знакомства. Господин Алонсо Фернандо был одним из самых уважаемых постояльцев гостиницы, неизменно оставляя обслуге по десять франков (на такое расточительство способен только очень состоятельный человек), так что его обожали поголовно все – от портье до администратора гостиницы. Можно было бы прогнать нахала взашей – информация о гостях отеля была сугубо конфиденциальная, – но если этот проходимец не лжет и у него к аргентинскому миллионеру действительно имеется серьезное дело, то можно будет рассчитывать на дополнительное вознаграждение.

Разглядев в глазах швейцара сомнение, Голицын сунул в его пухлую ладонь пять франков и сказал:

– Это тебе, милейший, на сигареты. Если господин Алонсо Фернандо узнает, кто к нему пришел, так он отвалит тебе в десять раз больше.

Последние слова были определяющими. Разом подобрев, швейцар с почтением сжал в кулак чаевые и прогудел паровозом:

– Ну если так… Сей момент!

Ожидание не затянулось, через две минуты он вернулся. Блеснув в радушной улыбке белыми зубами, так что не оставалось никаких сомнений в том, что щедрое вознаграждение было получено, живо произнес:

– Господин Алонсо Фернандо вас ждет. – Голос приобрел некоторую торжественность. – Он в тридцать первом номере.

– Я знаю, братец, – натолкнулся Голицын на откровенное любопытство. Интересно, что же такое мог ему сказать миллионер?

Поднявшись на третий этаж, князь прошел по длинной зеленой ковровой дорожке к тридцать первому номеру – дверь была приоткрыта, миллионер его ждал.

Негромко постучался. Заслышав приглашение, Михаил Голицын решительно распахнул дверь и, когда вошел в номер, увидел худощавого черноокого брюнета немногим за тридцать. Самое время, чтобы заниматься серьезными вопросами. Хищное привлекательное лицо, легко укладывающееся в правило золотого сечения, выражало уверенность – видно, так и должен выглядеть человек, которому в наследство досталось с десяток металлургических комбинатов, разбросанных по всему миру. Его природную притягательную силу слегка подтачивал разве что несколько тяжеловатый и откровенно изучающий взгляд.

Гостя миллионер ждал: свое нетерпение он выдал лишь крошечным шажком, радушно улыбнувшись, произнес:

– Милости прошу, – несильно пожав руку, Алонсо Фернандо отступил в сторону, приглашая гостя в глубину комнаты. – Прошу садиться. Виски? Коньяк?

– Предпочитаю виски, – сказал Голицын, расположившись в мягком уютном кресле.

– Хороший выбор, – отозвался мультимиллионер, извлекая из шкафа плоскую бутылку виски с каким-то горным шотландским пейзажем на большой этикетке. – Этот виски я открываю в особых случаях. Сегодня как раз тот самый день.

Аккуратно, как если бы каждая капля содержала эликсир жизни, разлил виски по бокалам.

– Не сомневаюсь.

– В тех местах, откуда я родом, люди умеют ценить удовольствия, – слегка взболтав содержимое, он с аппетитом вдохнул сладковатый запах. – Так что вы мне можете предложить? Это действительно то, о чем я думаю?

– Да.

– Почему вы обратились именно ко мне?

Отпив виски, Михаил Голицын одобрительно кивнул, давая понять, что напиток великолепный.

– Мне известно, что вы страстный коллекционер и за стоящую вещь предложите подходящую цену. Ведь вы же прибыли в Париж в надежде на то, что вам удастся купить оригинал. Не так ли?

– Хм, все верно. Вы производите впечатление человека разумного. Но мне бы хотелось знать детали, как вам это удалось сделать. До недавнего времени я считал, что Лувр просто неприступная крепость.

– Понимаю, – едва кивнул Голицын. – Вы хотите знать, действительно ли я тот человек, за которого себя выдаю?

– Что-то в этом роде.

– Мне бы не хотелось вдаваться в детали, это не только моя тайна. Просто скажу, что я хорошо изучил план Лувра. А в санитарный день, когда не было смотрителей, просто снял картину со стены, потом вырезал ее из рамы, спрятал в сумку и свободно вынес через черный ход.

– Так все просто?

– Вы мне можете не поверить, но самые гениальные ограбления имеют весьма простые решения, а большая из них совершается дилетантами.

– Если бы я знал, что это так легко, тогда бы я сказал одному из своих людей вынести картину. В таком случае мне не пришлось бы выплачивать большие деньги.

– Возможно, вы и правы, но теперь картина у меня, и поэтому мы ведем с вами разговор.

Аргентинец рассмеялся:

– Однако в чувстве юмора вам не откажешь. Но я бы хотел увидеть картину.

– «Мона Лиза» – это не трость, которую можно всегда таскать с собой. Сейчас полицейские на каждом шагу, мне бы просто не хотелось влипнуть в скверную историю. Во Франции весьма суровая каторга.

– Ваш ответ меня устраивает. Сколько вы хотите за картину?

– Полтора миллиона франков.

– Вот оно что…

– Вас что-то смущает?

– Согласитесь, сумма не маленькая, мне нужно время, чтобы собрать такие деньги.

Михаил Голицын слегка покачал головой, протестуя:

– Я не могу долго ждать. Вы сами понимаете, полицейские не бездействуют. Французский сыск умеет работать. В любой момент они могут выйти на мой след. А может, уже и вышли…

– Картина находится в Париже?

– Отвечу вам так: картина находится в достаточно надежном месте. Два дня я еще могу подождать, но потом, – князь Голицын развел руками, – боюсь, что мне придется искать более заинтересованного покупателя.

– Хорошо. Договорились. Ваши доводы вполне разумные. Мне тоже думается, что совершать такую сделку в отеле будет неправильно.

– И где же вы предлагаете ее осуществить?

– Там, где не будет посторонних глаз. Например, можно будет в отеле «Ривьера». Вы знаете, где он находится?

Князь Голицын знал. Отель располагался в тринадцатом районе, в одном из самых неблагополучных районов Парижа. По вечерам в его темных переулках собирались клошары и всякий сброд – следовало быть по-настоящему отважным человеком, чтобы поселиться в сомнительной гостинице. Полиция, зная о дурной репутации заведения, держала в нем своих осведомителей, однако преступления в его стенах совершались с ужасающей периодичностью. Не далее как неделю назад в камере отеля была ограблена и задушена чета богатых пожилых англичан, о чем взахлеб писали все парижские газеты. Преступники до сих пор не были найдены, и следствие склонялось к тому, что убийства были совершены случайным гостем. Вот только сыщики почему-то умалчивали о том, что британский гражданин был известным коллекционером и прибыл в Париж с тем, чтобы пополнить свое собрание итальянской скульптурой.

Три месяца назад в негостеприимном отеле опять произошел похожий случай. В одной из подворотен тринадцатого района был зарезан мексиканский коммерсант и страстный коллекционер фарфора, приехавший в Париж, чтобы также пополнить свою коллекцию. По свидетельству очевидцев, собиратель привез весьма крупную наличность и в роковой день выходил из гостиницы с большой сумкой. Однако наличности при нем не обнаружилось.

Можно было бы отыскать еще с десяток подобных случаев, связанных с гостиницей «Ривьера». Рюмка, повернувшаяся в пальцах мультимиллионера, будто бы острие ножа, собрала граненой стороной яркий электрический свет. Князю Голицыну не хотелось пополнить печальную статистику. Нелепо было бы гибнуть где-то в подворотне за тысячи километров от родного дома. Сохранить самообладание было непросто: слухи о преступной сущности аргентинского миллионера не беспочвенны. Лучшего места для предстоящего преступления, чем отель «Ривьера», подобрать было трудно.

– Мне приходилось там бывать, – нейтральным голосом отвечал Голицын. – Когда вы предлагаете встретиться?

– Полагаю, что самое удобное время – это завтра в десять вечера. Вас устроит?

– Вполне, – с готовностью отвечал Воронцов. – Вечером как-то поспокойнее. Чем меньше глаз, тем лучше. А теперь позвольте откланяться, на сегодня у меня запланировано еще немало дел. А напиток просто замечателен, – поднялся с кресла Голицын.

– Из Шотландии. Как мне объяснили, этому рецепту несколько сотен лет. Но, как видите, хорошее не нуждается в изменениях. Я не знаю, как к вам следует обращаться.

– В нашем деле это не главное.

– Разумеется.

Михаил Голицын вышел в широкий ярко освещенный коридор, испытав облегчение. За покорной любезностью аргентинского миллионера, радушной улыбкой и мягким мурлыканьем прятался настоящий хищник, с которым следовало держаться настороже. Это не тот случай, когда нужно подставлять сонную артерию, – перекусит мгновенно…

Спустившись на лифте в холл, князь тотчас столкнулся со швейцаром, почтительно отступившим в сторону.

– Приходите к нам еще. – Теперь он был воплощением любезности. Человек, утверждавший, что деньги портят, был не прав. – Вы для нас самый желанный гость.

– Не сомневаюсь, братец, – сказал Голицын. Терпеливо подождал, пока швейцар распахнет перед ним дверь, и, сунув ему в ладонь заслуженный франк, напутствовал: – Купи себе пряников.

Уже покидая гостиницу, Голицын не мог избавиться от ощущения, что за ним наблюдают. Неприятное ощущение тяжеловатого взгляда давило на плечи, заставляло сутулиться. Распрямив спину, Михаил, беспечно помахивая тростью, пересек площадь и, скрывшись в соседнем переулке, перевел дух.

Кажется, начинается самое интересное.

*

Едва за гостем закрылась дверь, как из соседней комнаты вышел тощий, невысокого росточка брюнет с карими пронзительными глазами.

– Ты хорошо его рассмотрел, Рауль? – достал Алонсо Фернандо из буфета рюмку. Наполнив ее до половины, протянул брюнету.

– Да, патрон, – взял Рауль рюмку. – Если повстречаю в следующий раз, то обязательно узнаю.

– Мне кажется, что у него была фальшивая борода.

– Вам не показалось, патрон, так оно и было. А еще у него были накладные усики.

– Ты очень наблюдателен.

– Я долго служил в полиции. Мне приходилось встречаться со всякими типами. А еще мне за это платят.

– Ты слышал весь наш разговор?

– Я боялся пропустить даже слово.

– Ты пей.

В один глоток брюнет выпил виски и мягко установил рюмку в центре стола. Алонсо Фернандо неприязненно поморщился: такой изысканный напиток, со столь тонким ароматом, следует поглощать крохотными глотками, предварительно пополоскав его во рту, чтобы возбудить вкусовые рецепторы. Такой культуре пития уже сотни лет. А таким образом пьют лишь дешевое красное вино извозчики и клошары. Человека, привыкшего литрами глотать самогон, приучить к виски уже поздно.

– Полтора миллиона франков очень большие деньги.

– Да, патрон, – легко согласился Рауль.

Что делать с такими деньгами, он просто не представлял, по его мнению, на жизнь хватило бы и пятидесяти тысяч – можно купить дом, взять девушку замуж из благородной семьи, отложить на старость, и еще останется немало на различные развлечения.

– Эти деньги должны вернуться ко мне. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Понимаю, патрон. Я бы вам посоветовал занять в «Ривьере» восьмой номер. Он находится в самом углу коридора, рядом расположена лестница, спускающаяся во двор. Мы могли бы потом по частям в чемоданах вынести этого господина в мусорные баки, так что никто даже не заметит.

Алонсо Фернандо неприязненно поморщился. Мало того, что у его сподручного отсутствует всякая культура поглощения дорогих напитков, так он обладает еще и садистскими наклонностями, не упускает случая их озвучивать.

– Избавь меня от подробностей, Рауль.

– Хорошо, патрон.

– Мне нужно получить от него картину и забрать назад свои деньги.

– А что, если просто отнять у него картину, когда он придет в гостиницу? Я могу устроить это, он даже не успеет…

– Он может прийти не один. Тогда отобрать будет сложнее.

– Разумно.

– А потом мне не нужны неприятности, – твердо сказал Амиго. – Он может оказать сопротивление, поднимется ненужный шум. Репортеры могут на меня выйти, а мне ни к чему фигурировать в полицейских протоколах. Он должен просто исчезнуть, и все! Как камень в воде.

– Понимаю.

– Ни к чему устраивать мясобойню в гостинице, его можно подкараулить, когда он будет выходить из гостиницы. Благо что в районе немало пустынных и темных мест, куда не заглядывает полиция.

– Можете не беспокоиться, патрон, сделаю все, что нужно. Какова моя доля?

– Пятьдесят тысяч франков тебя устроит?

Рауль едва удержался от улыбки. Это была та сумма, о которой он мечтал. Как только он получит деньги, так тотчас пойдет свататься к синьорине Камилле.

– Это справедливо, патрон.

– А теперь ступай, у меня еще масса дел.

Открыв дверь, Алонсо Фернандо выпустил из комнаты подручного и задвинул защелку. Вернувшись к столу, он допил виски и прошел в комнату, где на стене висела репродукция «Моны Лизы». Некоторое время он стоял с пустым бокалом подле репродукции, всматриваясь в знакомые черты. Вне всякого сомнения, «Джоконда» – вершина мастерства Леонардо да Винчи. Даже если бы художнику удалось прожить еще столько же, то вряд ли он сумел бы создать нечто подобное. Такие шедевры рождаются раз в столетие.

Первое, что он сделает, когда заполучит «Мону Лизу», так это поменяет репродукцию на подлинник. Даже самому искушенному сыщику вряд ли придет мысль, что шедевр может находиться в обычной гостинице и висеть на стене для украшения гостиной вместе с остальными репродукциями итальянских художников. Алонсо невольно улыбнулся пришедшей мысли. Лучшего места для хранения картины трудно подыскать. Так может висеть только копия. Горничные, что убирали его номер по два раза в день и воспринимавшие фотографическое изображение таким же обыкновенным интерьером, как стол и расставленные стулья, вряд ли заметят перемену. Надо будет пригласить какого-нибудь именитого искусствоведа на бутылочку виски, интересно будет посмотреть на его физиономию, когда он станет разглядывать оригинал.

Глава 7

Ночь нас не видит

Дверь седьмого номера раскрылась, и из него, слегка прихрамывая, вышел невысокий худощавый человек с тонкими ухоженными усиками. Пожалуй, что именно они были не только предметом его тайной гордости, но и наиболее ухоженной и значимой частью его внешности. Обветшавшая одежда уже давно просилась в мусорный бак, но, видно, за неимением лучшего он продолжал ее носить, дожидаясь того дня, когда она разойдется по истлевшим ниткам. Обыкновенный типаж третьесортной гостиницы. Таких здесь много, приехавших в Париж за славой, за удачей, – столкнувшись с суровой реальностью, они вынуждены голодать и перебиваться случайными заработками, втайне надеясь на улыбку капризной Фортуны. В действительности их судьба – сгинуть на окраине Парижа от беспробудного пьянства и безысходности.

На него, сутулого, сгорбленного под тяжестью обрушившихся проблем, мало кто обращал внимание – всего-то ленивый мимолетный взгляд, брошенный в его сторону. О нем тотчас забывали, как если бы его не было вовсе, и он продолжал пребывать человеком-невидимкой.

Посмотрев на стоявших около восьмого номера мужчин, постоялец прохромал мимо, почтительно извинившись, когда едва задел одного из них плечом, и направился в конец коридора, где запасной выход начинался металлической лестницей, устроенной в углу здания и обрывавшейся на полутораметровой высоте.

На лестнице стояли два человека и, поглядывая вниз, поплевывали через решетчатые ступени.

– Ты что, заблудился? – спросил один из них через стиснутые зубы, не вынимая сигарету изо рта. – Выход там, приятель.

– Простите, месье, – отвечал хромоногий постоялец, склонившись еще ниже.

Повернувшись, он потопал в противоположную сторону, где размещался выход. Мужчины позабыли о нем тотчас, едва он отошел, и заговорили о чем-то своем, что их связывало, – весело зубоскалили, и громкий смех отголосками достигал конца коридора.

Остановившись перед мужским туалетом, брюнет решительно распахнул дверь и прошел вовнутрь. Некоторое время он осматривал небольшое кафельное помещение, потом с силой дернул заевший шпиндель, открыл окно и глянул вниз. Широкий карниз проходил по периметру здания, нависая громоздким козырьком над нижними этажами. Внизу внутренний дворик с разросшимися кустами, чьи ветки тянулись кверху, будто бы заточенные пики. Худощавый брюнет невольно передернул плечами, подумав о том, что может произойти, если кто-то из осмелившихся пройтись по карнизу нечаянно оступится и сорвется вниз.

Снаружи послышались чьи-то торопливые шаги. Брюнет подскочил к писсуару. Дверь открылась, и в проем просуналась взлохмаченная голова с пытливым взором. Осмотрев постояльца, поправлявшего штаны, незнакомец тотчас исчез, громко хлопнув дверью.

Оставался последний рубеж – выход! Его следовало преодолеть безо всякой особой торопливости – нервозность бросается в глаза, особенно она заметна людям, работающим с клиентами ежечасно, например, портье. Как правило, они обладают обостренным восприятием.

Усатый брюнет вышел из туалета и, слегка подволакивая ногу, направился в сторону лестницы, прямо к стоявшим мужчинам. На первый взгляд самых обыкновенных, если не смотреть в их подозрительные глаза, заинтересованно изучавшие каждого постояльца гостиницы.

Спустившись вниз, брюнет отдал ключ от номера высокому портье в тесном фиолетовом сюртуке и с большой красной бабочкой на тощей шее и коротко проинформировал:

– На столе я разложил свои бумаги, вы их не убирайте, я буду через час.

– Хорошо, господин Гамиле.

Потянув на себя дверь, брюнет оказался на шумной улице и тотчас был оглушен звуками клаксонов проезжавших мимо автомобилей. Пропустив лихача – в шлеме, в больших очках и крагах, – горделиво посматривающего по сторонам, пересек проезжую часть и, завернув за угол, направился к закрытой карете, спрятавшейся в глубокой тени распустившегося каштана. Убедившись, что за ним никто не следует, брюнет уверенно распахнул дверцу и залез вовнутрь.

– Так что вы скажете? – спросил князь Голицын.

– Стопроцентная западня, – отвечал Винченцио Перуджи, расслабляясь. – На каждом этаже стоят люди этого Алонсо. У лестницы их двое. Блокирут выход. Если в гостинице не прибьют, так сделают это где-нибудь в переулке.

– Вы переживаете, что можете не получить свою долю? – хмыкнул Голицын.

– И об этом тоже, – честно признался Винченцио. – Сто тысяч хорошие деньги! Нужно было перенести встречу куда-нибудь в другое место.

– Бесполезно, – отмахнулся Михаил Голицын. – Если уж надумали прирезать, так совершат в любом другом месте. Нужно контролировать ситуацию. Вы сделали, что я просил?

– Да, сделал все в точности.

– Вот и славно. А теперь мой черед. И не забудьте подогнать карету… если не хотите остаться без доли.

– Не беспокойтесь, ваше сиятельство, – хмыкнул Перуджи. – Сделаю все, что нужно.

– Вот и славно, а я пошел.

Подняв с кресел объемную сумку, Михаил распахнул карету и уверенно спрыгнул на мостовую, скрипнув металлической подножкой. Беспечно, как и полагается человеку, не обремененному трудностями, зашагал в сторону гостиницы «Ривьера».

*

– Точность – визитная карточка делового человека, – добродушно произнес Алонсо Фернандо, широко распахнув дверь на негромкий стук, – с такими людьми всегда приятно иметь дело. Проходите, месье. – Невольно задержав взгляд на сумке в правой руке гостя, нейтральным голосом спросил: – Полагаю, что здесь именно то, из-за чего назначена наша встреча?

– Картина у меня, – согласился Голицын и положил черную холщовую сумку на стол. – Теперь позвольте полюбопытствовать, чем располагаете вы?

– Вполне законное требование.

Распахнув дверцу шкафа, он достал саквояж, матово затемневший коричневой кожей, щелкнул замками и, раскрыв его, торжественно произнес:

– Пожалуйста! Можете удостовериться.

Михаил Голицын взял пачку денег, перетянутую казначейской ленточкой, и, не скрывая удовольствия, вдохнул свежую типографскую краску. В ноздрях приятно защекотало. Так могут пахнуть только очень большие деньги. Это запах настоящего богатства. Такой аромат могут иметь самые безумные желания: от сафари где-нибудь в закоулках тропических лесов Африки до путешествий по всему миру, где будут великолепные отели, развлечения, дорогое шампанское и, конечно же, самые красивые женщины, каких только можно себе представить…

На такие деньги можно купить все!

Новенькие, перетянутые банковскими ленточками, только что вышедшие из-под типографского станка, купюры выглядели словно невеста в канун брачной ночи. Их немедленно хотелось распечатать. Лишившись своей невинности, банкнотам предстоит пройти через сотни рук, пока они не превратятся в ветхие затертые дензнаки. И все равно они останутся самой желанной вещью на свете.

– На первый взгляд впечатляет, – усилием воли, подавляя торжество, отвечал Михаил. – Разрешите? – взялся он за банковскую ленточку.

– Пожалуйста. Это ваше право, – легко согласился Фернандо.

Сорвав ленточку, князь Голицын разложил деньги веером, пытаясь отыскать изъяны. Все номера разные, водяные знаки отчетливо пропечатаны, безо всяких размытых контуров. Ничего кустарного, именно так должны выглядеть дензнаки, гарантированные государственным золотым запасом.

Вскрыв вторую пачку, князь Михаил столь же внимательно осмотрел каждую банкноту. Определенно безо всякого подлога. Аргентинец выглядел совершенно спокойным и со снисходительной улыбкой наблюдал за действиями гостя. Точно с таким же выражением любящий родитель взирает за барахтаньем своего чада в глубокой луже. Ничего страшного, с возрастом все это проходит.

Проверив остальные пачки, князь удовлетворенно кивнул:

– Кажется, все верно.

Аргентинец громко расхохотался:

– Ха-ха! Как вы сказали? Кажется… Ха-ха! Весьма занятно. Вы очень большой шутник. Жаль, что не знаю, как вас зовут. Если бы мы с вами работали вместе, уверен, мы непременно бы с вами поладили. Теперь ваш черед. Показывайте!

– Да, конечно!

Развязав тесемки, Воронцов вытащил из сумки картину и аккуратно положил ее на стол. Аргентинец невольно подался вперед, впившись в «Мону Лизу» полыхающим взглядом. Пожалуй, что так можно взирать только на желанную любовницу.

– Не правда ли, она прекрасна? – спросил Голицын.

– Полтора миллиона франков… – задумчиво протянул Алонсо. – Открою вам маленький секрет, картина настолько прекрасна, что я готов был выложить за нее втрое больше!

– Значит, я продешевил.

– Теперь это уже неважно.

– Что вы будете делать с картиной? – спросил Голицын, уложив деньги в припасенную сумку.

– Вам действительно это интересно? – удивленно посмотрел аргентинец на гостя.

– Просто удовлетворяю свое любопытство, хотя, впрочем…

Назад к карточке книги "Я украл Мону Лизу"