Текст книги "Я украл Мону Лизу"

Расположившись у самого окна, князь Голицын допивал крохотную чашку кофе, наблюдая за подъездом, где расположилась редакция «Пари-Журналь». Мимо, грохоча рессорами, проносились тяжелые экипажи; по тротуару, укрывшись широкими зонтами от лучей заходящего солнца, прогуливались молодящиеся старухи в сопровождении столь же престарелых спутников; беспечно, позабыв осматриваться по сторонам, через дорогу шумно пробегали мальчишки; молодые люди, сбившись в пары, размеренными шагами фланировали по тротуару. Обдавая едким черным дымом беспечных прохожих, иной раз проносились автомобили, а звуки клаксонов казались настолько громкими, что просто закладывало уши. Обычная жизнь столичного города. На первый взгляд мало что могло помешать ее размеренности и устройству.

Неожиданно дверь широко распахнулась, и из подъезда редакции в длинном зауженном книзу платье, с небольшой шелковой шляпой на высокой прическе вышла Жаклин.

Впервые Михаил Голицын увидел ее в сумраке средневекового подвала, оборудованного под ресторан, увлеченно поедающую мороженое. Тогда его очаровал ее пристальный взгляд и разноцветные глаза, выглядевшие весьма необычно: правый был светло-зеленым и как бы предостерегал от возможного безрассудства, а левый, голубоватый, манил и провоцировал. У женщины с такими глазами обычно уживаются противоположные сущности. Голицын представился Луи Дюбретоном, свободным художником, средства которого позволяют разъезжать по Европе и в свое удовольствие копировать понравившиеся картины. Жаклин оказалась журналисткой, специализировавшейся на криминальных темах, и в дальнейшем разговоре выяснилось, что в настоящее время она занимается журналистским расследованием – стремилась отыскать пропавшую картину «Мона Лиза». Вот только в этом деле Голицын ей не помощник.

Князь Голицын бросил на стол франк и, быстро поднявшись, вышел из кафе. Посмотрев по сторонам, Жаклин, слегка приподняв красивую голову, уверенно пересекла улицу и направилась в сторону стоянки извозчиков.

Высокая, с развитой грудью, она невольно привлекала внимание мужчин, и для князя Голицына оставалось совершенно непонятным, почему такая женщина пребывает в одиночестве. По его мнению, толпа поклонников должна была осаждать редакцию журнала, петь под ее окнами серенады и признаваться ежеминутно в любви. А вместо рулад с признаниями мужчины лишь лениво посматривали в ее сторону, отмечая безупречные пропорции высокой фигуры, совсем ненадолго задерживали взгляд на ее предлинных ногах и вновь возвращались к жареным сосискам и к недопитому пиву.

Для того чтобы покорить такую женщину, как Жаклин Ле Корбюзье, одной дерзости все-таки было недостаточно. Требовалось нечто большее. Ее следовало удивить, заинтересовать, поразить. Только в этом случае будет способствовать успех, но сначала нужно заставить обратить на себя внимание.

Неожиданно вынырнув из-за угла, Голицын предстал перед Жаклин, – девушка невольно ткнулась ему лбом в грудь, и князь едва удержался от желания обхватить ее голову ладонями.

– Извините, – невольно произнесла Жаклин, подняв взор, но, увидев улыбающегося Воронцова, с раздражением произнесла: – У меня такое впечатление, что Париж сделался очень маленьким, куда бы я ни пошла, так всюду встречаю вас.

– А может, это судьба? – загадочно произнес граф. – Лично я совершенно не против таких встреч. Так куда вы направляетесь? Разрешите вас проводить.

– Вы очень любезны, месье Дюбретон, – отвечала девушка, пожав плечами.

– Что же так официально, помнится, в последнюю нашу встречу вы называли меня Луи.

Некоторое время молодая пара шла молча. Присутствие девушки было приятно, от пышных волос пахло лавандой, и Воронцов, наслаждаясь, смотрел на ее прямой аккуратный нос, слегка вздернутый подбородок, пухлые, четко очерченные губы, высокие острые скулы и длинный русый завиток, спускавшийся с виска на щеку.

– Кажется, я разгадал вашу тайну, – произнес Голицын.

– Вот как, любопытно, мне такого никто еще не говорил, – приостановившись, Жаклин с интересом посмотрела на графа. – И в чем же она заключается?

– У вас разные глаза, а следовательно, в вас живут два разных человека.

– И какие именно?

– Ваш правый зеленоватый глаз говорит о том, что вы невероятно чувствительная натура. Умеете любить и желаете быть любимой. Для вас любовь – это почти что религия. Вы жрица этой любви.

– Смелое заявление, вы хотите сказать, что я весталка? Более сильного комплимента слышать мне не приходилось.

– Скорее, я бы назвал вас хранительницей очага, – нашелся князь. – Я был бы счастлив, если бы мой семейный очаг хранила такая женщина.

– Очень смелое заявление, – зашагала Жаклин прежней грациозной походкой. – Мне никто не говорил подобного. Знаете, Луи, а вы умеете удивлять.

– Я сказал то, что чувствую. Мне бы хотелось удивлять вас каждый день, каждый час, каждую минуту. Полагаю, что это мое призвание.

– А что же в таком случае говорит голубой глаз?

– Он холодный, как кусок льда, и человека, который ему не нравится, он всегда держит на значительном расстоянии.

– Вот оно что… Я вас недооценила в нашу первую встречу, оказывается, вы куда более опаснее, чем я предполагала поначалу, – улыбнулась девушка. – Вы не боитесь, что от ваших слов у меня может закружиться голова?

– Вы всегда можете на меня опереться.

Щеки девушки слегка покрылись румянцем, отчего она сделалась еще более привлекательной. Жаклин вскинула острый подбородок и посмотрела на улыбающегося Голицына.

– Вы всем девушкам говорите такие слова?

– Нет, вы единственная, для кого я берег все эти слова.

– Вот как? И почему же? С чего же мне такая честь?

– Я был бы счастлив, если бы вы были не только хранительницей очага, но еще и моим ангелом-хранителем.

От девушки исходил тонкий аромат духов, весьма подходящий к ее хрупкой внешности. Интересно, она знает о том, насколько она привлекательна?

– А не слишком ли тяжелая ноша для одной женщины? Ведь я же могу не выдержать.

– Жаклин, вы забываете о том, что я всегда буду рядом. Эту ношу мы разделим на двоих.

– Тогда, конечно, вы меня очень успокоили, – губы девушки дрогнули в насмешливой улыбке. – Боже мой! – всплеснула руками Жаклин. – О чем я таком говорю! Вы пытаетесь меня разыграть?

– Нет, все намного серьезнее, чем вы думаете, – отвечал Голицын спокойным тоном, погасив эмоциональный всплеск девушки.

– Это что же получается, вы мне делаете предложение? Я вас правильно поняла?

– Можно сказать, что да.

– Мне разрешается подумать?

– Я вас не тороплю с ответом. Просто знайте, что я все время буду рядом.

– Ваше ожидание может затянуться, я не из тех женщин, что торопятся замуж.

– Я готов ждать сколько угодно, лишь бы знать, что когда-нибудь вы ответите согласием.

– Луи, такие слова способны вскружить голову любой женщине.

– Мне не нужна любая женщина, Жаклин, – князь Голицын в порыве взял ее за локоток и через тонкую материю почувствовал жар, исходящий от ее хрупкого тела. Еще мгновение, и она обожжет его ладонь. – Мне нужны только вы.

Девушка нерешительно вытянула свою руку. Кончики пальцев горели, будто бы обожженные. Михаил невольно сглотнул, расставаясь с желанной добычей. Теперь Жаклин была от него гораздо дальше, чем в их первую встречу. Настоящая жар-птица, которую не удержать уговорами, не поймать в силки. Обожжет, подпалит и улетит в синее небо! Удержать подле себя ее можно, лишь сграбастав в охапку, – наступившая минута весьма подходящий случай. Другой может просто не представиться.

– Вы ничего обо мне не знаете.

– Того, что я знаю о вас, вполне достаточно, чтобы нам всю жизнь быть рядом.

– Луи, мне не восемнадцать лет, когда я была очень юной и неискушенной девочкой, у меня тоже была своя жизнь, где хватало места страстям.

– Меня не интересует ваше прошлое. У меня тоже была какая-то своя жизнь, но почему бы в таком случае нам не начать все с чистого листа.

– Я ценю вашу настойчивость, Луи, но в моей биографии может быть нечто такое, что вам совершенно не понравится. Вы можете во мне разочароваться.

Прохожие невольно бросали взгляды на красивую пару, домысливая, что между молодыми людьми страстный роман, поэтому они и не наговорятся.

– Вы не убедите меня отказаться от вас. Вы прекрасны, и я готов повторять это до бесконечности.

Губы девушки сжались в тонкую упрямую линию, уголки рта слегка побелели, а вот щеки, наоборот, покрылись едва заметным румянцем. Напускная суровость не смогла испортить римского профиля с прямым, аккуратно прочерченным носиком. «Эх, веснушки бы на него, вот тогда было бы совсем замечательно!» – едва улыбнулся Голицын.

Пожав плечами, Жаклин зашагала по тротуару, увлекая за собой Голицына, теперь ее походка была не столь стремительной. Шаг оставался размеренным и спокойным, хотелось верить, что его общество для нее не в тягость.

– В моем возрасте девушки уже пережили свою первую любовь. И поверьте мне, она способна оставить в душе глубокие овраги, – подняла Жаклин голову. Взгляд, еще какую-то минуту назад веселый и даже в чем-то дерзкий, вдруг потускнел, как если бы глаза укрылись под темным грозовым облачком.

– Мне очень жаль. Вы из тех самых девушек?

– Возможно. Хотите, я расскажу о себе небольшую грустную любовную историю?

– Мне не нужно от вас никаких признаний. Мое мнение о вас не изменится.

– А вы все-таки послушайте… Я была влюблена в одного молодого офицера. Когда-то мы с ним жили по соседству. Мы даже подумать не могли, что наша дружба перерастет в нечто большее. По-настоящему мы поняли, что любим друг друга, когда он отправился служить. Благо что его кавалерийский полк находился недалеко от Парижа. Вы даже представить себе не можете, как я дожидалась наших коротких свиданий. Мы были очень молоды и очень наивны. Верилось, что впереди нас ожидает только самое прекрасное. Надеялись, что проживем всю жизнь вместе, и дожидались времени, когда мы сможем, наконец, соединиться. Потом вдруг он неожиданно пропал, а вскоре я поняла, что он женился на дочери полкового командира. Девчонка влюбилась в него без оглядки, и он, воспользовавшись ее наивностью, соблазнил. Дело пахло крупным скандалом, старший брат хотел вызвать его на дуэль. Однако все закончилось более чем удачно, он женился на этой девушке, и его карьера стремительно пошла в гору, сейчас он капитан и, как говорят, в ближайшее время станет полковником. Его часть расквартирована под Версалем, и дважды я его видела в обществе молодой и привлекательной девушки, его жены. Сейчас у него подрастают двое сыновей, погодки, очень хочется верить, что он счастлив в этом браке.

– Он самый настоящий негодяй! Он не пытался объясниться с вами? – хмуро поинтересовался Воронцов.

Рассказанная история неожиданно болезненно ранила князя. Хотя кто бы мог подумать, что после того количества женщин, с которыми он прежде был знаком, его может задеть какая-то банальнейшая история, произошедшая с женщиной, которая каких-то пару недель назад была ему незнакома.

– Пытался… Накануне своей свадьбы он захотел меня увидеть, караулил у дверей подъезда, хотел подняться ко мне в квартиру, но мама просто его не впустила.

– Вы были с ним… Как далеко зашли ваши отношения?

– Достаточно серьезно, – не сразу ответила Жаклин. Вздернув подбородок, она почти дерзко посмотрела в сочувствующие глаза Голицына. – Даже не знаю, почему я отвечаю на ваш вопрос. Прежде мужчины не спрашивали у меня подобного. – Неопределенно пожав плечами, предположила: – Возможно, я стала другой. Во мне произошли какие-то перемены, и они это чувствуют.

– Извините, если я вас чем-то обидел, – растерялся Голицын.

– А вот и мой дом, – остановилась девушка перед серым пятиэтажным зданием с четырьмя колоннами у самого входа. Спасибо, что проводили.

– Когда я могу увидеть вас вновь?

– О боже! С вами мы встречаемся чаще, чем с некоторыми моими добрыми знакомыми.

– Понимаю… Значит, я так и не стал для вас добрым знакомым. Что я могу для вас сделать, чтобы вы как-то изменили ко мне свое отношение?

– Вы и так уже много сделали. Сейчас вам нужно просто идти домой.

– Вот, значит, как… Прогоняете, что ж, не смею вас больше задерживать. Надеюсь, что мы с вами еще увидимся.

Едва кивнув, Михаил Голицын развернулся и, весело помахивая тростью, заторопился через дорогу.

– Луи, – услышал он звонкий голос.

Обернувшись, Голицын с надеждой посмотрел на Жаклин, выглядевшей слегка растерянной.

– Возможно, я с вами была несправедлива. Позвольте мне загладить свою вину. Если вы желаете, я могу угостить вас чашкой кофе.

– Буду очень рад вашему предложению, – с готовностью отозвался Голицын. – Прошу вас, – широко распахнул он дверь перед девушкой.

Жаклин, слегка приподняв длинное платье, прошла в подъезд и зашагала по высоким каменным ступеням. Поднявшись на этаж, девушка остановилась перед большой резной дверью.

– Здесь я живу, открывайте, – протянула она ключи.

– Выглядит очень символично, – вытянул Голицын ключи из узкой тонкой ладошки. Натолкнувшись на насмешливые глаза, слегка смутился: что же ей от него нужно? Странно все как-то. Провернув на два оборота ключ, открыл замок. – Прошу вас.

Девушка вошла в прихожую, оказавшуюся узкой и длинной, напоминавшую коридор; далее квадратная гостиная, где на паркетном полу, выложенном квадратами, неистово плясали тени от уличного фонаря, раскачиваемого порывами ветра. Следом, волнуясь, вошел в комнату и Голицын. Негромко щелкнув металлическим язычком, закрылась входная дверь, оставив их наедине в полутемном помещении. Мебель простая, не новая, какая бывает у чиновников средней руки, не обременных высоким жалованьем. Ровным счетом ничего от девичьей горницы – ни милого рукоделия на стуле, ни наивной вазочки с цветами. Комната, скорее всего, напоминала приют одинокого холостяка, где по углам можно увидеть смятые гольфы, на стуле – развешанную непроглаженная рубаху, а на спинке – открытки с обнаженными дамами. Это уже характер, тут ничего не поделаешь. И вообще, эмансипация вещь серьезная. Вряд ли с такой женщиной у него может что-то получиться, уж слишком она самостоятельная. В какой-то момент Голицын пожалел о своем решении принять предложение на «чашку кофе», следовало бы сослаться на какую-то безотлагательную причину, тогда избежал бы нахлынувшего разочарования.

Девушка неожиданно смело посмотрела ему в лицо. Ее глаза отчего-то повлажнели, приняв в себя ночной свет, проникавший через большие окна. Разом все переменилось, важно было то, что они оставались вдвоем. От ее тела исходило успокаивающее тепло, волосы пахли весенним ароматом. Таких женщин полагалось любить и держать в своих объятиях до тех самых пор, пока они не попросят милости.

Поддаваясь нахлынувшему порыву, князь Голицын слегка обхватил девичьи плечи и поцеловал девушку в губы, почувствовав, как они слегка приоткрылись.

– И что же это было, Луи, позвольте полюбопытствовать?

– Простите меня, Жаклин, что-то вдруг как-то нахлынуло, не удержался, – честно признался Голицын. – Обычно я крайне сдержанный. А тут сам себя не узнаю.

– Вы как-то говорили о том, что во мне прячутся две личности, так какая же я сейчас, по вашему мнению?

– Мне не рассмотреть в полутьме цвет ваших глаз, ведь они разные, – произнес Голицын, чувствуя, как от волнения вдруг стал сбиваться голос.

Надо же такому случиться, разволновался, как обыкновенный гимназист, повстречав предмет своей страсти, как будто бы и не было у него блистательных побед над красивейшими аристократками Санкт-Петербурга, все куда-то ушло.

В глазах девушки вспыхнул крохотный огонек.

– Но кажется, вы безрассудная.

– Это действительно так, – проговорила Жаклин. У самого лица князь Голицын почувствовал горячее девичье дыхание. Шею оплели гибкие тонкие руки. – Я нечасто приглашаю в свой дом мужчин.

Ответить князь Голицын не успел – мягкие горячие губы впились в его рот с необыкновенной страстью, на которую способна лишь по-настоящему любящая женщина. Едва не задыхаясь от нахлынувшего восторга, он провел ладонями по ее спине и, натолкнувшись пальцами на шнурки, потянул. Получилось грубовато.

– Ты порвешь мне платье. Пройдем в комнату. Не здесь, – строго предупредила девушка.

Слегка отстранившись, Жаклин взяла его за руку и потянула в комнату. В небольшой спальне, где всего-то умещалась кровать с небольшим старомодным шкафом и коренастой некрасивой тумбочкой, столь же строгой, как кабинет какого-нибудь отставного поручика, разместились без труда. Жаклин, рассыпая длинные тяжелые волосы по плечам, выдергивала из прически заколки.

В какой-то момент князь поймал себя на том, что ищет следы мужского присутствия. Но ничего такого не обнаружил: ни бритвенных принадлежностей, ни сорочек, ни запонок, небрежно брошенных на комоде. Взгляд натыкался на безупречную чистоту, какую способна произвести только женская рука. Несколько легкомысленно, выбиваясь из общего порядка, на кровати лежала большая мягкая кукла.

Губы Голицына невольно дрогнули: не наигралась еще…

Теперь девушка была рядом, всего-то на расстоянии одного дыхания. Покорная, желанная. Крупные глаза взирали на него с ожиданием и надеждой. Разочаровывать не хотелось. Дотронувшись ладонями до ее матовых плеч, Голицын некоторое время любовался красивым лицом, в котором прочитывался вызов. А потом осторожно поднял на руки, как поступают с невероятно хрупкой и ценной ношей, и бережно положил на кровать. Девушка, обвив его шею гибкими руками, не желала отпускать.

– Господи, что же я делаю… Расшнуруй платье…

– Сейчас…

Развязав платье, Михаил уткнулся губами в ее шею, почувствовав солоноватый вкус. Жаклин проворной змейкой выскользнула из тесного упругого платья, заставив Голицына остановить жадный взор на длинных ногах, спрятанных в кружевные панталончики, на лифе, прочно облегавшем ее крепкое молодое тело. И поспешнее, чем следовало бы, он принялся стягивать с себя сюртук. Запоздало подумал о том, что наверняка выглядит смешным в длинных зауженных трусах и высоких полосатых гольфах. Потом смущение куда-то враз улетучилось, и он, не сводя глаз с лица девушки, принялся стягивать с нее панталоны, оголяя плоский живот.

– Господи, какая же ты красивая, – задохнулся Голицын от накативших чувств, разглядывая бесконечно длинные ноги. Белеющее тело выглядело вызовом сгущающемуся сумраку. Обхватив девушку руками, он мягко опустился, почувствовав под собой ее упругое сильное тело.

Закусив губу, Жаклин простонала и крепко вцепилась пальцами в его плечи…

…Открыв глаза, Голицын принялся смотреть на высокий потолок, украшенный античной лепниной; по углам – барельефы ангелов с натянутыми луками. Весьма подходящая композиция для спальни. Жаклин, едва прикрытая простыней, уткнулась лицом в его бок. Теперь, глядя на нее, столь покорную и умиротворенную, трудно было предположить, что в этом хрупком и нежном тельце может прятаться самый настоящий демон любви. О такой женщине большинство мужчин мечтают всю жизнь и очень часто не находят, а вот ему очень повезло – она лежала рядом и грела его уставшее тело ровным горячим дыханием. Повернув голову, Михаил увидел через прозрачный шелк ее обнаженные ноги, в которых для него уже не оставалось тайны, но от этого Жаклин не стала менее притягательной, наоборот, возникало ощущение духовной близости.

– Ты о чем думаешь? – спросила Жаклин, посмотрев на него своими удивительными глазами. Сейчас правый глаз приобрел насыщенный зеленый цвет, каким бывает лишь натуральный цвет абсента. От такого дурмана может закружиться голова.

– О тебе.

– Надеюсь, не самое плохое.

– Просто подумал о том, что мне невероятно повезло. Просыпаться утром рано и видеть перед собой такую красивую женщину, как ты. На свете очень мало таких счастливчиков, как я.

– А ты уверен, что мы останемся с тобой вместе… на всю жизнь?

– Теперь я в этом уже не сомневаюсь. Я просто не отпущу тебя, и мне очень хочется верить, что ты этого так же хочешь.

– Я этого хочу, – отвечала Жаклин, обхватив его шею гибкими, будто бы лоза, руками.

– Мне бы не хотелось, чтобы между нами стояла ложь…. Я хочу рассказать о себе.

– Не утруждайся, милый, я уже знаю о тебе много.

– Ты уверена?

– Да. Ты забываешь, что я репортер. У меня свои источники, и, конечно же, мне интересно было знать о мужчине, который мне нравится.

– И что же ты можешь рассказать обо мне?

– Ты никакой не Луи Дюбретон, чьим именем представился мне во время нашего знакомства. Ты граф Воронцов, известный парижский кутила и бездельник. Весьма известное лицо в Париже.

– Вот как… Что же еще говорят обо мне?

– Что ты невероятно богат, что у тебя очень много любовниц. – Кокетливо улыбнувшись, добавила: – Сегодня твои трофеи пополнились еще на одну девушку. А еще тебя подозревают в краже «Моны Лизы». Это все или я что-то пропустила?

– Откуда тебе известно про «Мону Лизу»? – стараясь скрыть беспокойство, спросил Голицын. Взгляд невольно скользнул по нежно-розовым соскам…

– У меня в полиции есть свои источники. Ведь я же репортер и хочу быть в своем деле лучшей. Не знаю, что там тебя связывает с «Моной Лизой», но я бы рекомендовала тебе держаться подальше от полиции, а еще лучше не выходить в город вообще!

– Ты так обо мне беспокоишься?

– Конечно. Только нашла своего мужчину и сразу его терять… Было бы очень несправедливо.

– Вижу, что ты не теряла даром времени, узнала много обо мне, но это не все мои секреты. Я ведь не граф…

– Так я и знала! – с горячностью воскликнула Жаклин. – Почему все русские хотят выглядеть титулованными особами? Лично для меня это не имеет особого значения, хотя мои предки по материнской линии были в родстве с Бурбонами. Титулы во Франции сейчас не в моде. Но ты хоть русский?

– Это да.

– Так кто же ты? Аферист, мошенник?

Михаил Голицын едва улыбнулся, показав безукоризненный ряд зубов.

– Возможно, и то и другое, но в первую очередь я князь.

– Ты это серьезно?

– Вполне. Только фамилия у меня другая – Голицын.

– Опять ты за свое!

– Но теперь я говорю серьезно. Как ты отнесешься к тому, что это все-таки я украл картину «Мона Лиза»?

Пауза продолжалась недолго.

– Теперь это уже неважно, – проворковал нежный голосок.

– Помнишь, я тебе говорил, что хотел бы сделать тебя счастливой?

– Милый, ни одна женщина не забывает таких слов.

– В данную минуту у меня не настолько много денег, чтобы сделать тебя по-настоящему счастливой.

– И что же ты хочешь? Ограбить банк?

– Совсем нет. Впереди у меня всего лишь небольшое дельце, а потом мы с тобой уедем туда, где нас никто не найдет.

– Это опасно?

– Не опаснее, чем перейти мостовую.

– Ты мне расскажешь об этом деле?

– Расскажу, – пообещал Голицын, – но только не сейчас.

Заключив девушку в крепкие объятия, Голицын ощутил ее всем телом, каждую ее клеточку, пылающую страстью…

Глава 5

Новое назначение

1502 ГОД. РИМ

Во внутренний дворик Ватиканского дворца стремительно прошел молодой крепкий мужчина среднего роста с проницательным жгучим взглядом. Волевое лицо украшала русая вьющаяся бородка. Длинные светлые волосы струились по плечам мелкими колечками… Голову покрывала бархатная шапочка, отороченная соболиным мехом. На сильных мускулистых плечах ладно сидел зеленый кафтан, полы которого были расшиты серебряными и золотыми нитями; стоячий воротник короткий, с золотыми вставками. Вельможи, встречающиеся на его пути, почтительно склоняли головы, опасаясь повстречаться с ним взглядом. И невольно переводили дух, когда тот проходил дальше.