Текст книги "Император Пограничья 13 (СИ)"
Автор книги: Евгений Астахов
Соавторы: Саша Токсик
Жанры:
Городское фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
– Он начнёт свой крестовый поход против Гильдии, – закончил Одоевский, поглаживая козлиную бородку. – Как и обещал после убийства Елецкого. Мы станем его первой целью.
– Именно, – кивнул Скуратов. – Платонов из тех, кто не забывает обид и выполняет обещания. Сейчас он сосредоточен на Сабурове, но после…
Железнов резко выпрямился, его военная выправка стала ещё заметнее. Крепко сложенный мужчина средних лет с жёстким взглядом стукнул кулаком по столу.
– Вы все говорите об угрозе, но что мешает действовать? – его голос звучал с плохо скрываемым раздражением. – У меня есть люди, есть план. Дайте разрешение, и через месяц Платонов будет мёртв.
– Ратмир Софронович, – Соколовский повернулся к нему, – вы отвечали за безопасность нашей базы под Владимиром. Напомните, чем это закончилось?
Железнов сжал челюсти, но не отвёл взгляда.
– Никак нет, Ваше превосходительство. База лежала в зоне ответственности Константина Петровича. Я отвечаю за охрану объектов в Московском Бастионе и других крупных городах, – холодно парировал он. – Но если совет даст мне, наконец, добро на операцию по ликвидации Платонова…
– Это имеет смысл, – неожиданно вмешался Шереметьев, грузный мужчина в сером сюртуке, сидевший по правую руку от Соколовского. – Со мной связывался Климент Воронцов. Патриарх предлагает объединить наши усилия.
В кабинете повисла напряжённая тишина. Все взгляды обратились к Шереметьеву.
– О чём именно идёт речь? – равнодушно спросил Соколовский.
– Владимирское княжество готовит масштабное наступление на Угрюм, – Шереметьев достал из папки несколько листов. – Сабуров стягивает армию, нанимает ратные компании. Воронцов мобилизует боярское ополчение через родственные и деловые связи. По предварительным оценкам, под знамёнами Владимира соберётся больше двухсот боевых магов и тысячи обычных солдат.
– Внушительно, – хмыкнул Одоевский. – Но при чём тут мы?
– Воронцов предлагает усилить эту армию нашими боевыми магами и специальными отрядами, – Шереметьев обвёл взглядом собравшихся. – Естественно, негласно. Группа Железнова под прикрытием ратных компаний. Дополнительно двадцать-тридцать наших лучших бойцов, прошедших улучшения. Десяток химер для зачистки укреплений…
– И что старый ворон хочет взамен? – Соколовский сложил пальцы домиком.
– Месть, – просто ответил Шереметьев. – Платонов убил его внуков. Патриарх жаждет крови. А попутно он рассчитывает укрепить позиции своего рода во Владимире после воцарения Сабурова. Для нас же это возможность получить преференции – снижение налогов на работу наших целителей и нашу алхимическую продукцию, а также дарственную на землю на территории княжества взамен уничтоженного объекта.
– Как удобно, – язвительно протянула Долгорукова. – Воронцов мстит за внуков, мы устраняем угрозу, а Владимир оплачивает всё это экономическими льготами для Гильдии. Аркадий Фомич, вам так легко даются эти договорённости благодаря дружественным связям. В отличие от тех, кто вынужден полагаться на… профессиональные качества кандидатов.
Последние слова прозвучали с особым ударением, и несколько членов совета переглянулись. Все помнили прошлый скандал с проворовавшимся начальником уничтоженной базы под Владимиром, за наём которого отвечала именно Долгорукова.
Шереметьев невозмутимо посмотрел на графиню.
– Маргарита Павловна, дружественные связи – это ресурс, который грех не использовать. В отличие от простого вербовки по рекомендациям, дружественные узы гарантируют определённую степень надёжности, – он сделал паузу, давая словам осесть. – Мой добрый друг Климент Венекдитович заинтересован в том числе в стабильности региона. Платонов – угроза этой стабильности. Разве не разумно объединить личные интересы союзников с интересами Гильдии?
– Безусловно разумно, – вмешался Соколовский, пресекая назревающую перепалку.
Через миг он повернулся к Железнову.
– Ратмир Софронович, сколько времени вам потребуется на подготовку?
Железнов выпрямился, на его лице промелькнула хищная усмешка.
– Двое суток на сбор людей. Ещё трое на переброску и координацию с Воронцовым. Через неделю мы будем готовы выступить, – он стукнул себя кулаком в грудь. – Даю слово, Ваше превосходительство, Платонов не переживёт этой войны. Я лично прослежу за операцией. Усиленные бойцы, химеры, точечные удары по ключевым фигурам его окружения – мальчишка захлебнётся кровью, не успев понять, что произошло.
– Громкие слова, – сухо заметил Скуратов. – Надеюсь, они не останутся просто словами, Ратмир Софронович.
Железнов резко развернулся к нему.
– В отличие от некоторых, я не прячусь за чужими спинами и не полагаюсь на случайных наёмников, Константин Петрович. Я беру ответственность на себя. Платонов получит то, что заслужил.
– Господа, – холодно произнёс Соколовский, обрывая начинающийся конфликт. – Нам не нужны внутренние распри. Ратмир Софронович, действуйте. Все необходимые ресурсы у вас будут. Координируйте усилия с Воронцовым и Сабуровым через Аркадия Фомича. Константин Петрович, вы продолжаете сбор информации о движениях Платонова и его окружении. Семён Венедиктович, – Верховный целитель повернулся к молодому учёному, – если возникнет необходимость в усилении наших бойцов, надеюсь, на этот раз ваши стимуляторы не подведут?
Неклюдов поджал губы, но кивнул.
– Последняя партия показала стабильные результаты на подопытных. Если бойцы будут следовать инструкциям по применению…
– Прекрасно. Господа, у нас есть уникальный шанс убрать серьёзную угрозу чужими руками, – Соколовский встал, давая понять, что заседание окончено. – Платонов бросил вызов не только отдельным членам нашей организации, но и самой идее, которую мы воплощаем. Великая работа по спасению человечества не должна прерываться из-за самонадеянного мальчишки, возомнившего себя судьёй и палачом. Действуйте быстро, действуйте решительно. И помните – провалов быть не должно.
Члены совета начали расходиться. Железнов задержался у стола, склонившись к Соколовскому.
– Можете не сомневаться, Ваше превосходительство. Через месяц маркграф Платонов станет просто неприятным воспоминанием, – в его голосе звучала непоколебимая уверенность, граничащая с фанатизмом.
У окна Скуратов наблюдал за уходящими коллегами. На его невзрачном лице мелькнула едва заметная усмешка. Железнов всегда был прямолинеен и самоуверен – именно это когда-нибудь его и погубит. Но пока его рвение можно использовать. А там посмотрим, кто окажется прав – тот, кто действует грубой силой, или тот, кто предпочитает действовать из тени.
Глава 11
Боярин Андрей Львович Толбузин расположился в продавленном кресле в своём кабинете родового поместья под Владимиром, разглядывая два письма на столе. Первое – официальный приказ князя Сабурова о повторной мобилизации боярского ополчения. Второе – личное послание от патриарха Воронцова с напоминанием о долге и намёками на последствия неповиновения.
– Ваше Благородие, что прикажете ответить? – спросил управляющий Кондратьев, седовласый мужчина с внимательных взглядом.
Толбузин откинулся в кресле и потёр виски. Воспоминания нахлынули против воли. Двенадцать лет назад князь Веретинский отобрал у него три деревни якобы за неуплату налогов, хотя все платежи были внесены вовремя. А рядом с князем стоял молодой граф Сабуров – тогда ещё церемониймейстер – и зачитывал обвинения с таким усердием, словно от этого зависела его жизнь.
– Помнишь, Кондратий, как Сабуров лично приезжал конфисковывать наши земли? – боярин усмехнулся горько. – Как он наслаждался властью, размахивая княжескими указами?..
– Помню, Ваше Благородие. Вы тогда едва сдержались, чтобы не вызвать его на дуэль.
– И правильно сдержался. Веретинский бы меня в порошок стёр за покушение на своего любимца, – Толбузин взял письмо Воронцова, перечитал угрозы, завуалированные под вежливые просьбы. – А теперь этот лизоблюд сжил со свету князя и сам сидит на троне, требуя, чтобы я проливал за него кровь.
Управляющий помолчал, затем осторожно заметил:
– Ваше Благородие, а как же… господин Михаил Львович? Ведь армия князя пойдёт на Пограничье.
Андрей дёрнулся, словно Кондратьев ударил по больному месту. Младший брат… Они не разговаривали все эти годы с того проклятого дня, когда Михаил обвинил его в трусости за нежелание противостоять Веретинскому. «Ты предпочёл сохранить остатки земель, вместо того чтобы бороться за справедливость!» – возмущённо кричал тогда Михаил. А Андрей ответил, что младший брат – безрассудный дурак, который погубит весь род своим упрямством. Михаил уехал в Пограничье управлять самыми дальними и опасными деревнями рода, оставив старшему брату престижные владения под Владимиром.
– Михаил сделал свой выбор, – глухо произнёс Андрей, но в голосе не было убеждённости.
– Простите, что напоминаю, но по последним известиям он присоединился к маркграфу Платонову. Его деревни теперь часть Угрюмской Марки.
Боярин резко встал, подошёл к окну. Проклятый Михаил – даже через годы молчания умудряется усложнять ему жизнь. Однако при всей злости на младшего брата, мысль о том, что владимирская армия сожжёт деревни, где живёт Михаил с семьёй…
– Знаешь что, Кондратий? – Андрей повернулся к управляющему, и в глазах его читалась решимость. – У меня внезапно обострилась подагра. Страшные боли, не могу даже встать с постели. Срочно вызови целителя из соседнего поместья – пусть засвидетельствует моё плачевное состояние.
– Но Ваше Благородие, Воронцов… – начал было управляющий.
– Воронцов может грозить сколько угодно, но даже он не заставит умирающего встать с одра болезни, – Толбузин сжал кулаки. – Пусть новый князь сам разбирается со своими проблемами. Я не забыл и не простил его козней. И не позволю ему пролить кровь моего брата, каким бы упрямым дураком тот ни был.
* * *
В это же время в поместье Курагиных царило оживление. Боярин Фёдор Петрович расхаживал по залу, отдавая распоряжения сыновьям и племянникам.
– Василий, собирай всех младших! Пётр, проверь арсенал, пусть не забудут жезлы! – старый боярин был бледен, но решителен.
– Отец, но вы же говорили, что Сабуров – предатель и узурпатор, – осторожно заметил старший сын.
Курагин тяжело вздохнул и показал письмо от Воронцова.
– Говорил и от своих слов не отрекаюсь, но ситуация поменялась. Климент напомнил мне об одном старом долге, – боярин тяжело опустился в кресло. – Двадцать лет назад, когда моего брата обвинили в измене по сфабрикованому делу, именно Воронцов помог замять всю эту историю. Спас Михаила от плахи, а наш род – от позора.
Старший сын молча слушал, понимая, что отец впервые посвящает его в такие дела.
– А когда мы породнились через брак Елизаветы, это ещё больше связало нам руки. Не маленький уже, понимать должен, родственники не идут друг против друга открыто – это позор для обеих фамилий. Плюс… – он замялся, – я никогда не посвящал тебя в подробности торговых дел, но наши поставки идут не совсем чистыми путями. Таможенные пошлины кусаются, понимаешь? Воронцов об этом знает. И если захочет, может очень легко нас утопить.
– Значит, шантаж?
– Называй как хочешь, сын, но у нас нет выбора. Воронцов – не тот человек, чьи угрозы можно игнорировать. Он пережил двух князей, и простудится на похоронах третьего. А мы… мы просто должны выжить в этой игре.
* * *
В таверне «Лиловый кабан» на окраине Владимира собралась необычная компания – младшие сыновья нескольких боярских родов, те самые, кто откликнулся на первый призыв.
– Слышали новость? – Никита Кудрявцев нервно теребил бородку. – Платонов убил Архимагистра Крамского на дуэли. Сжёг заживо.
– Бред какой-то, – фыркнул Алексей Мещерский, круглолицый юноша лет двадцати. – Магистр против Архимагистра второй ступени? Это невозможно.
– А вот и возможно! – возразил Дмитрий Селиверстов, худощавый маг с острым взглядом. – Мой дядя был в Покрове, всё видел своими глазами. Говорит, Платонов дрался как демон. Крамский выложился на полную, но всё равно не смог его одолеть.
– Если это правда… – Кудрявцев побледнел. – То мы идём воевать против человека, который убивает Архимагистров. А мы кто? Подмастерья и пара Мастеров первой ступени.
В таверне повисло тяжёлое молчание.
– Мой отец говорит, что Воронцов обещал подкрепление от Гильдии Целителей, – тихо произнёс кто-то из младших Звенигородских. – Какие-то особые бойцы с усилениями.
– Гильдия против Платонова? – Мещерский покачал головой. – Значит, дело серьёзное. Очень серьёзное…
* * *
Боярин Шаховской Дмитрий Николаевич стоял у камина в своём рабочем кабинете, когда завибрировал магофон на письменном столе.
Боярин открыл сообщение, пробежал глазами строки. Воронцов ещё раз рекомендовал тщательно обдумать вопрос участия рода Шаховских в боярском ополчении, напоминал об их совместных поставках леса в Маньчжурию и деликатно интересовался, не возникнут ли проблемы с лицензиями, если партнёрство прервётся.
– Старый лис, – пробормотал боярин. – Каждого за яйца держит.
Он быстро набрал ответ: «Род Шаховских помнит о долге чести. Двенадцать магов будут готовы через три дня.» Отправив сообщение, Дмитрий Николаевич подозвал своего сына.
– Готовься к походу, Миша. И запомни – мы идём не за Сабурова. Мы идём потому, что Воронцов не оставил нам выбора. В этой войне постарайся держаться позади и не геройствовать. Пусть другие дураки лезут под заклинания маркграфа.
Сын лишь мрачно кивнул.
Тем временем по всему Владимирскому княжеству развернулась невидимая битва влияния и давления. Письма Воронцова достигли десятков поместий, и в каждом шли напряжённые совещания.
Старый патриарх умело дёргал за нити – кому-то напоминал о долгах, кого-то прижимал компроматом, с кем-то делился выгодными перспективами. К концу недели результаты стали очевидны: около шестидесяти боярских родов откликнулись на повторный призыв, собрав в общей сложности почти две сотни боевых магов разного уровня подготовки.
Но треть знати так и не прислала ответа – кто-то внезапно заболел, кто-то срочно уехал по делам, а кто-то просто проигнорировал послания. Весть о победе маркграфа Платонова над Крамским распространилась быстрее ветра, заставляя многих задуматься о целесообразности похода против человека, способного убить Архимагистра второй ступени.
В трактирах и на рынках шептались о том, что князь Сабуров собирает армию против того, кто уничтожил уже двух Кощеев и сжёг заживо одного из сильнейших магов Содружества.
Молодые маги нервничали, пожилые – вспоминали времена Веретинского и качали головами. Как это часто бывает, кровавое безумие прежнего князя в памяти стариков стало казаться чуть ли не золотым веком – по крайней мере, тогда все знали правила игры, пусть и жестокие. Веретинский был отчасти предсказуем в своём помешательстве, а нынешний хаос с Платоновым, дуэлями и мятежами не давал понять, что случится завтра.
Владимирская знать раскололась: одни покорно собирались под знамёна из страха перед Воронцовым и Сабуровым, другие искали предлоги остаться в стороне, а третьи открыто заявляли, что не пойдут воевать за узурпатора против героя Пограничья.
* * *
Анфиса спешила к колодцу, придерживая рукой новый синий платок – подарок от Гаврилы, купленный на прошлой неделе у заезжего торговца. Октябрьский вечер опускался на Угрюм рано, фонари со светокамнями уже зажигали вдоль главных улиц, а в окнах домов теплилось янтарное свечение.
Девушка невольно улыбалась, представляя, как Гаврила уже ждёт её у колодца, нервно теребит рукав своей лучшей рубахи и репетирует, что скажет при встрече. За несколько недель их вечерних прогулок она успела изучить все его привычки – как он краснеет, когда она берёт его за руку, как старается казаться храбрее, чем есть на самом деле, как искренне радуется каждой их встрече.
Внезапно волна чужой боли ударила в висок, заставив остановиться посреди улицы. Анфиса схватилась за стену ближайшего дома, пережидая головокружение. За время работы в лечебнице она научилась различать оттенки чужих эмоций – физическая боль была острой, как укол иглы, душевная – тянущей и глубокой, как зубная боль. Сейчас её накрыло именно душевной болью, такой сильной, что перехватило дыхание.
Девушка огляделась, пытаясь определить источник. В десятке шагов от неё, прислонившись к забору у пустующего дома, сидел мальчик лет десяти. Тёмные волосы падали на глаза, худые плечи дрожали, хотя вечер был не особенно холодным. Он сжимал что-то в кулаке, прижимая руку к груди, и его эмоции били волнами – боль, растерянность, злость, отчаяние, всё перемешалось в один тугой узел.
Анфиса подошла медленно, стараясь не испугать. Села рядом на землю, не заботясь о новой юбке.
– Привет, – тихо сказала она. – Меня Анфисой зовут. А тебя?
Мальчик дёрнулся, словно только сейчас заметил её присутствие. Быстро сунул кулак в карман и отвернулся, начав ковырять землю носком ботинка.
– Пётр, – буркнул он, отворачиваясь.
– Пётр… – девушка помолчала, давая ему привыкнуть к её присутствию. – Знаешь, я работаю в лечебнице. И умею чувствовать, когда людям больно. Не физически больно, а вот здесь, – она приложила руку к сердцу. – Тебе сейчас очень больно, правда?
Мальчик сжался ещё сильнее, но кивнул, теребя край рубашки.
– Хочешь рассказать? Иногда становится легче, когда выговоришься.
– А что толку рассказывать? – голос Петра дрогнул. Он нашёл на земле тонкую веточку и начал ломать её на мелкие кусочки. – Всё равно ничего не изменить. Нельзя вернуть… нельзя исправить то, что случилось.
Анфиса почувствовала новую волну – горе, такое глубокое, что у неё защипало глаза.
– Ты кого-то потерял?
Пётр молчал долго, крошка веточки между пальцами, потом выдавил:
– Папу. Он… его больше нет. Три месяца уже.
– Мне очень жаль, – искренне сказала девушка. – Это страшно – терять близких.
– Но это ещё не всё! – вдруг выпалил мальчик, поворачиваясь к ней. Глаза его блестели от слёз. – Я узнал… узнал такое про него… И про того, кто… – он осёкся, сжал губы.
Анфиса осторожно коснулась его плеча, используя свой дар не для того, чтобы прочитать чужие мысли – это было бы неправильно сейчас, – а чтобы забрать немного душевной боли и успокоить, как мать успокаивает ребёнка поглаживанием.
– Иногда мы узнаём о близких вещи, которые меняют наше представление о них.
– Он был… он делал плохое, – прошептал Пётр, ёрзая на месте. – Его заставляли, но он всё равно делал. А потом его… кто-то убил. Навсегда убил. И этот кто-то… он теперь рядом, ходит, как ни в чём не бывало. Как будто имеет право!
Девушка почувствовала, как в груди мальчика борются противоречивые чувства – жажда мести и страх, злость и сомнения.
– А если бы ты могла… – Пётр облизнул пересохшие губы. – Если бы кто-то сделал плохое твоему папе, и ты могла бы отомстить… не убить, нет, но сделать так, чтобы он почувствовал… чтобы понял… Ты бы так сделала?
Анфиса помолчала, обдумывая ответ, и незаметно выпрямила спину. Она чувствовала, насколько важны её слова для мальчика.
– Знаешь, Петя, некоторое время назад со мной случилось кое-что страшное. Меня забрали плохие люди, держали взаперти, заставляли делать ужасные вещи…. Потом меня спас наш воевода. И долгое время я думала о мести. Представляла, как найду тех людей, как заставлю их страдать так же, как страдала я.
Пётр сжался при упоминании воеводы, и в его взгляде мелькнула тень.
– Тебе повезло, – едва слышно пробормотал он. – Не всех он спасает. Не всем везёт.
Анфиса ощутила его внутреннее напряжение, но решила не углубляться в эту тему, боясь окончательно спугнуть мальчика.
– А потом я поняла одну вещь. Злость – она как огонь. Можешь направить её на что-то полезное – приготовить еду, согреться. А можешь дать ей пожрать всё вокруг, включая тебя самого. Выбор всегда за тобой.
– Но это же несправедливо! – воскликнул Пётр. – Почему он должен жить спокойно, а мой папа…
– Петь, а что изменится, если ты причинишь боль этому человеку? Твой отец вернётся? Твоя собственная боль исчезнет? Или ты просто добавишь в мир ещё больше страдания?.. Может, не сразу, может, не так, как нам хотелось бы, но жизнь всё расставляет по местам.
– А если не расставит? – упрямо спросил мальчик, обхватывая колени руками.
– А если ты, пытаясь восстановить справедливость, станешь таким же, как те, кого ненавидишь? – Анфиса внимательно посмотрела ему в глаза. – Твой папа… Ты же любил его, да? Каким он был до того, как его заставили делать плохое?
Пётр всхлипнул.
– Он был хороший. Добрый. Учил меня читать. Игрушки вырезал из дерева. Говорил, что я стану великим магом, не таким как… – он снова осёкся.
– Вот именно. Он верил в тебя. И самая лучшая память о нём – это если ты станешь именно таким человеком, каким он хотел тебя видеть. Сильным, но добрым. Это и будет настоящей победой над теми, кто причинил вам зло.
Мальчик опустил голову, и Анфиса почувствовала, как в нём борются противоречивые чувства. Рука в кармане сжималась и разжималась, словно он держал там что-то важное.
– Но как же жить, зная, что убийца рядом? – прошептал он.
– Пётр, у тебя есть выбор, – девушка серьёзно посмотрела на него. – Можешь потратить жизнь на ненависть к одному человеку. А можешь потратить её на любовь к сотням других. Что бы выбрал твой папа? Чего он хотел бы для тебя?
– Это сложно…
– Конечно, сложно. Но ты же сильный, я чувствую. У тебя внутри большая сила, Петя. Вопрос только в том, на что ты её потратишь – на разрушение или на созидание.
Пётр молчал, переваривая её слова. Анфиса чувствовала, как узел в его груди немного ослабевает, хотя боль никуда не уходит.
– А вдруг я не смогу? Вдруг сделаю что-то… непоправимое? – он поднял на неё встревоженный взгляд.
– Знаешь, что отличает хорошего человека от плохого? – Анфиса мягко улыбнулась. – Плохие никогда не сомневаются в своей правоте. Они не чувствуют боли других людей. Частенько они даже выбирают себе хорошую цель и после этого считают, что всё, что они делают – правильно.
– Не понимаю, – качнул головой мальчик, хмуря брови.
– Представь: человек решил «защищать закон». Звучит хорошо, да? А потом он говорит: «Раз я защищаю закон, значит, я хороший. А раз я хороший, то всё, что я делаю – тоже хорошо. Могу обманывать, бить, даже убивать без разбору – ведь это ради справедливости!»
Она помолчала, давая мальчику время понять.
– Видишь, как это работает? Они берут красивое слово – справедливость, защита семьи, месть за отца – и думают, что это даёт им право на всё. Что любые средства хороши, если цель благородная. И они спят спокойно, потому что убедили себя, что они герои. А ты мучаешься, переживаешь, боишься ошибиться, задаёшь себе сложные вопросы, думаешь о последствиях. Знаешь, как это называется? Совесть. Она не даёт тебе обманывать самого себя. Пока она жива – ты не пропал. Само то, что ты сейчас сомневаешься, говорит о том, что в тебе больше света, чем тьмы.
Где-то вдалеке колокол на часовне пробил восемь ударов. Анфиса вспомнила про Гаврилу и почувствовала укол вины. И всё же она не смогла бы пройти мимо, оставив мальчика в таком состоянии.
– Мне пора, – сказала она, поднимаясь. – Но запомни, Петя. Каждый день мы выбираем, кем быть. И каждый день у нас есть шанс выбрать свет вместо тьмы. Даже если вчера мы выбрали неправильно, сегодня можем выбрать иначе.
Она легко коснулась его головы, взъерошив волосы и вкладывая в прикосновение немного своего тепла – не забирая боль, но даря утешение.
– Подумай о том, что я сказала. И помни – твой папа, каким бы он ни был, хотел для тебя лучшего. Сделай так, чтоб он тобой гордился.
Анфиса пошла к колодцу, оставив мальчика одного. Обернувшись через несколько шагов, она увидела, как он достал из кармана что-то маленькое, долго смотрел на это, а потом спрятал обратно.
У колодца её ждал Гаврила, и она поспешила к нему, надеясь, что её слова пустят корни в душе мальчика. Семена света были посеяны, теперь оставалось ждать, прорастут ли они.
* * *
Я сидел за рабочим столом в доме воеводы, просматривая отчёты о строительстве укреплений, когда в дверь постучали. Три дня прошло с возвращения из Покрова, и всё это время меня не покидало ощущение затишья перед бурей.
– Войдите, – отозвался я, не поднимая головы от документов.
В кабинет вошёл Родион Коршунов. Его лицо было мрачнее обычного, а в руках он держал несколько исписанных листков.
– Воевода, срочные новости из Владимира, – он подошёл к столу. – Все ратные компании получили приказ вернуться в город. Все до единой.
Я отложил перо и откинулся на спинку кресла. Значит, началось.
– Когда?
– Вчера вечером прошёл общий сбор командиров. Мой человек в трактире «Весёлая вдовушка» подслушал обрывки разговоров. Говорят о «большом деле» и «окончательном решении проблемы Платонова».
– И сколько их собралось?
Коршунов сверился с записями.
– По нашим подсчётам, около пяти сотен наёмников из ратных компаний. Плюс боярское ополчение – вначале с его сбором были большие проблемы, но не так давно произошёл переломный момент. Мои соколики докладывают, что в ситуацию вмешался патриарх Воронцовых. Собралось ещё под двести магов. Стрельцы отказались участвовать в этом цирке, зато гвардию князю удалось продавить. Кроме того… – он помедлил, – есть сведения о прибытии во Владимир группы из тридцати человек. Закрытые балаклавами лица, чёрная форма без опознавательных знаков. Размещены отдельно от остальных, в бывшей резиденции купца Мамонтова. Причём приехали они с неким хорошо охраняемым грузом. Агенты пока не смогли к нему подобраться.
– Гильдия Целителей?
– Возможно. Или бойцы Демидовых. Кто знает…
– Итого около тысячи бойцов и большим перевесом по числу магов… – подытожил я, барабаня пальцами по столешнице. – Сабуров собрал всё, что смог. Это не очередной рейд, Родион. Это полномасштабное наступление.
– Тоже так думаю, воевода. По нашим оценкам, выступят дня через три, максимум неделю. Времени на сборы и координацию много не потребуется – они давно готовились к этому.
Я встал и подошёл к окну. За стеклом виднелись крыши Угрюма, мирная картина октябрьского дня. Но скоро всё изменится.
– Объявляем военное положение, – решение пришло мгновенно. – Сегодня же. Созываем общий сбор на главной площади, объявляю всем жителям Марки о надвигающейся войне. Начинаем эвакуацию мирных жителей из внешних деревень – всех, кто не может держать оружие.
Коршунов кивнул, делая пометки, но его лицо оставалось озабоченным.
– Воевода, есть проблема. Вчера Грановский с Беспаловым проводили инспекцию. Южный форт…
– Я знаю о задержках из-за грунтовых вод. В отчёте указывалось отставание на неделю. Что изменилось?
Проблема южного участка была известна с самого начала – геоманты обнаружили там необычную структуру почвы. Но грунтовые воды оказались коварнее, чем предполагалось. Они шли не сплошным пластом, который легко заметить магическим зондированием, а тонкими капиллярными потоками между слоями глины и песка. Даже опытная Ольтевская-Сиверс пропустила их при первичной разведке – такие микропотоки почти не дают магического отклика, пока не начнут размывать уже залитый фундамент. Классическая ошибка при строительстве на незнакомой местности.
– Ситуация хуже, чем казалось. Фундамент залит, первый ярус стен возведён на три метра из пяти. Но вчера обнаружили новую проблему – часть залитого бетона дала трещины из-за подвижек грунта. Беспалов говорит, нужно укреплять основание. Казематы не готовы, артиллерийские позиции не оборудованы, минные поля не установлены. По самым оптимистичным расчётам, нужно ещё две недели…








