Текст книги "Я сделал выбор (Записки курсанта школы милиции)"
Автор книги: Евгений Березиков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
– Чего морду воротишь? – вдруг вспылил Степан. – Стыдно или боязно стало?! – и он, схватив парня за грудки, хотел ударить, но рука повисла в воздухе, перехваченная Толиком.
– Не трогай, Степан! Это не наше дело! Суд пусть его рассудит, – сказал он спокойным голосом.
– Пошли в отделение, – кивнул я ребятам, и взял преступника за руку.
– Нет, постойте! – сказала девушка. – Я с этим типом никуда не пойду, – и она, к нашему удивлению, влепила звонкую пощечину парню, которого мы встретили на тротуаре.
Тот молча закрыл лицо рукой.
– Герой несчастный, – с возмущением произнесла она. – Клятвы, поцелуи, а когда увидел ножик, так в кусты, и след простыл. – А ты, любимая, оставайся с бандитами. Так, да?! – язвительно продолжала она. Девушка разгорячилась, и ее успокоить было трудно. Вадим и Толик взяли эту миссию на себя, а мы со Степаном повели задержанного.
Глава восьмая
Был первый час ночи. Сдав задержанного дежурному по отделу милиции, мы пошли к себе в казарму. Степка сразу завалился спать, Толик пошел в умывальную комнату стирать воротнички, а я, сидя на кровати и сжав голову руками, обдумывал события прошедшего вечера. До головной боли я размышлял, пытаясь дать оценку своим поступкам, выделить закономерное и случайное.
Вспоминая в подробностях дежурство, я разделся и, укрывшись с головой, чтобы не слышать посторонних шумов, попытался заснуть, но не успел. С патрулирования вернулась очередная группа курсантов.
– Я думал будет интересный вечер, – говорил один из них. – Готовился к нему здорово. Хотелось пойти на операцию, брать какого-нибудь бандита. А вышло что? Весь вечер и до полуночи участковый таскал нас по чердакам и подвалам, искал каких-то пацанов. Тоже мне, нашел занятие для милиции! Ну, и что же тут такого, что пошел пацан спать на чердак? Я вон тоже в деревне сколько раз спал на чердаке – и ничего.
– В деревне, в деревне, – передразнил говорящего напарник. – Дура ты! Ведь они из дому убежали. Город – это тебе не деревня. Если ты хочешь знать, гораздо важнее сейчас заняться этими пацанами, нежели какими-то пьяницами. Пьяница что... он уже человек, можно сказать, пропащий. А пацан – это чистая душа, и ее нужно такой сохранить на всю жизнь. Но легко ли это сделать? – размышлял он вслух.
– Да, чего уж там говорить, – согласился тот курсант, что спал в деревне на чердаке. – Мать-то, видимо, у него вертихвостка. Не зря пацан домой не хотел идти. А мальчонка хороший, – продолжал курсант.
– Ну, вот видишь, – добродушно произнес его напарник, – а ты говорил с пацанами таскаться.
Пока я следил за беседой этих курсантов, в боковую дверь с шумом ввалились трое возбужденных ребят. Они, не обращая внимания на спящих, разговаривали столь громко, как будто хотели специально разбудить всю вселенную. Да и как же иначе, пусть слышат все, ведь они вернулись с первого серьезного дела.
– А старик здорово чесанул его, – восхищенно говорил один из них.
– Да, старикан хитер, – продолжал другой. – Сначала ни гу-гу, дал ему возможность залезть в склад, а потом, когда тот показал свою образину через окно, шарахнул дуплетом перед самым его носом, – и рассказывающий от удовольствия потер руки.
– Ты вот трешь руки, – вмешался третий, – а ведь по твоей вине мы чуть не упустили этого молодчика.
– Ладно, с кем не бывает, – успокаивающе произнес тот курсант, что говорил первым. – И так у него дробинка на память осталась. – Только тут я обратил внимание, что у одного из курсантов перебинтована голова, а из-под накинутой на плечи офицерской шинели струйками стекала вода.
– Да, ванну ты принял хорошую, – усмехнулся один из ребят.
– Шутки-шутками, а старик чуть меня не ухлопал вместе с этим битюком, когда я его ухватил за штанину в воде, – говорил перевязанный. – И как это я, действительно, рот разинул, когда бандюга сиганул в речку, – сетовал он.
– А ты тоже хорош! Идешь впереди, возомнил из себя конвоира и даже не оглядываешься назад, – упрекнул он стоящего рядом с собой курсанта.
– А нечего было вести его вдоль речки, – упрекнул первый.
– Ты же видел, что старик не пускал нас через территорию базы, – возразил перевязанный.
– А, вообще, старичок какой-то подозрительный, – вмешался в разговор третий курсант. – Нет, чтобы спугнуть этого идиота до того, как он залез к нему в склад. Тот бы ушел и дело с концом. Так нет, он специально ждал, когда этот дружище залезет в склад, а потом только начал пальбу и вызвал милицию.
– Ну, правильно сделал старик, – с жаром сказал перевязанный.
– Нет, неправильно, – отстаивал тот, – спугнул бы и не было бы у нас преступления, и не сидел бы человек в тюрьме.
– Э-э-э! Нет, дружище! Это не все так просто, как ты думаешь. Если бы его спугнули, то он, действительно, ушел бы от склада, но где гарантия, что он не сделал бы гораздо худшее, может быть, даже и безнаказанно и неоднократно. А теперь он изолирован от общества. И если в нем есть еще что-то от человека, то пусть благодарит этого старика, давшего ему возможность одуматься.
Они кончили спорить и начали раздеваться.
Я долго не мог заснуть.
– Ты знаешь, – услышал я шепот лежащего где-то в другом ряду курсанта, – я этого так не оставлю. Я завтра же напишу начальнику горотдела милиции рапорт, пусть его взгреют как следует.
Сосед что-то ответил, но я не расслышал.
– Когда нас распределяли в отделении, – продолжал шепотом курсант, – я попал к нему. Старшина как старшина, огромного роста, широкоплечий, я даже обрадовался: вот дядечка, так дядечка, с таким не страшно будет патрулировать. А что вышло?.. Дотянули мы с ним до сквера, а затем, как завалился он в конторку к завзалом кафе, так и ни шагу оттуда. Два или три раза я пытался вытащить его, но каждый раз он одергивал меня: «Не торопись, курсантик, не торопись». Наконец, в десятом часу вечера мы, выйдя на улицу, обошли несколько раз вокруг сквера и сели на скамейку.
Пока мы сидели и разговаривали, за курантами началась драка. Я ринулся туда.
– Эй, курсант! Ты куда? – остановил меня старшина.
– Как куда? – говорю я ему. – Разве не видите, что там дерутся.
– Не торопись, не торопись, курсантик, там не наша территория.
– Как не наша? – возмутился я.
– Да вот так. Коль не знаешь, слушай, что старшие говорят: сквер, где мы с тобой стоим – это территория нашего отделения, а где куранты – там уже другие постовые должны ходить. Понял?
– Что же вы не видите что ли, что там никакого постового нет, – говорю ему. И не слушая старшину, побежал к курантам.
Поплелся и старшина. Но драку там до нас прекратили, и старшина ворчал: «Видишь, а мы свой участок бросили...»
– Знаешь, весь вечер у меня душа горела. Я этого человека видеть не мог возле себя. Думаю, что этого оставлять так нельзя.
Слушая гневный шепот, я не видел лица говорившего, но, с одной стороны, радовался честности этого парня, а с другой – думал, может, и прав старшина, что каждому надо быть на своем месте и отвечать за свой участок.
Был уже четвертый час ночи, а в казарме еще стояли пустыми около двух десятков кроватей. Ребята прибывали с патрулирования, обсуждали события прошедшего вечера. На минуту, другую в казарме все затихало, но не надолго: до прихода следующей группы.
Где-то в пятом часу с патрулирования вернулся Захар и, увидев, что я не сплю, подошел ко мне.
– Давно пришел, Яхонт?
– В первом часу.
– Так рано? – удивился он.
– Ну, а ты где был?
– Э-э-э... не говори. Нигде не был. Сидел, как дурак, с одним милиционером в каком-то сарае. А кого ждали, и ума не приложу. Так просидели до четырех часов ночи, никого не дождавшись, и ушли. Тоже мне, операцию придумал, – сквозь зубы презрительно процедил он. – А с вечера мозги крутил мне: «Интересно будет».
– Ничего, дружище, не торопись, будет еще интересно, да так, что аж и не захочешь, – это произнес подошедший к нам курсант из захаровского взвода. Они только что вместе пришли.
Глава девятая
Утром, проснувшись за несколько минут до подъема, я обратил внимание, что четыре кровати в спальне так и остались неразобранными, в том числе и кровать Анвара.
– Степан, Степка, – толкнул я спавшего рядом Степана.
– Чего тебе? – буркнул он спросонья.
– Анвара почему-то еще нет.
– Ну, и что ж тут такого, – отмахнулся Степан. – Нет, так придет, куда ему деться.
Перед самым завтраком явились еще трое ребят. А Анвара все не было. Это начало нас беспокоить.
– Пойду к Мирному, узнаю, – уже с явной тревогой в голосе сказал Степан. – Может быть, что-то случилось. – Но Степан к начальнику курса пойти не успел: подали команду строиться.
Как обычно, старшина произвел перекличку и доложил начальнику курса:
– Товарищ подполковник, первый курс в полном составе, за исключением курсанта Алимова.
– Вольно! – подал команду Мирный.
В голосе начальника я почувствовал тревогу, да и вид у него был как после бессонной ночи.
– Товарищи курсанты, – заговорил подполковник. – Вчера наш курс вместе с личным составом райотделов милиции нес службу по охране общественного порядка в городе. Все курсанты, без исключения, к службе отнеслись добросовестно. По поручению начальника школы от лица службы объявляю благодарность.
– Служим Советскому Союзу! – одним духом выпалили мы.
Хоть никто и не подавал команды «вольно», легкой волной прошло движение по строю. Ребята улыбались от удовольствия и подмигивали друг другу.
Вот, мол, какие мы молодцы. Их вполне можно было понять. Это была заслуженная благодарность. Постепенно улыбки у ребят пропадали. Начальник курса стоял печальный, как бы не разделяя нашу радость. В другой раз он не позволил бы нам такую вольность: перемигиваться и шушукаться в строю. Но сейчас он этого не замечал или делал вид, что ничего не видит.
Ребята сами притихли, посуровели и все сто двадцать пар глаз смотрели на стройного, но уже поседевшего подполковника.
– Товарищи курсанты, – тихо начал он, – вчера в двадцать три часа тридцать минут в одной из квартир при проверке паспортного режима неизвестными преступниками тяжело ранен курсант пятого взвода Алимов. Ему в область грудной клетки и предплечья нанесено несколько ножевых ранений. В настоящее время курсант Алимов находится в городской больнице неотложной помощи в тяжелом состоянии. Преступники скрылись с места происшествия. По приказу начальника школы для розыска и задержания преступников в помощь территориальным органам милиции из числа курсантов нашей школы создается специальная оперативная группа. Командовать этой группой приказано мне. В нее войдет десять человек. В оперативную группу курсанты будут включены добровольно, – чеканил слова Мирный.
По строю прошел легкий шумок.
– На операцию пойдут только те, – продолжал подполковник, – кто не побоится трудностей. По имеющимся сведениям преступников трое, они вооружены. Место пребывания их неизвестно, поэтому трудно сказать, в какую вы попадете обстановку. Итак, товарищи, – подытожил Мирный, – кто добровольно изъявляет желание пойти на розыски и задержание преступников, два шага вперед, шагом марш!
Не успел он закончить, как строй колыхнулся и сделал два шага вперед.
– Значит, все! Это хорошо... – произнес подполковник. – Тогда будем отбирать, – и он пошел вдоль строя. Из первого взвода двое вышли и встали перед строем по указанию Мирного, из второго взвода – трое.
«Да так до нашего взвода не дойдет», – мелькнула беспокойная мысль. Рядом со мной закряхтел от волнения Степан, а Толик, не выдержав, высунулся вперед на целую голову из-за спины Степана.
Мирный, поравнявшись с нашим взводом, внимательно посмотрел на нас и спросил:
– Алимов из вашего взвода?
– Так точно, товарищ подполковник, – ответил я.
– Яхонтов, Заболотный, Федоров, – выйти из строя.
Мы сделали два шага вперед. С нами вышел и Вадим.
– Курсант Стриженов, вас я не вызывал.
Вадим с решимостью посмотрел на подполковника, у него задрожали губы, он весь подался вперед и дрожащим от волнения голосом произнес: «Товарищ подполковник! Товарищ подполковник! Возьмите меня, пожалуйста».
– Товарищ подполковник! – скороговоркой заговорили мы сразу все трое, – он наш товарищ.
– Ладно, оставайтесь, Стриженов, – махнул рукой Мирный и пошел дальше к шестому взводу.
* * *
Анвар лежал в больнице и к нему никого не пускали. Мне и Степану все же удалось уговорить врача, и нас пустили на минутку.
Раненый лежал в палате один на высокой шарнирной кровати, обложенный со всех сторон подушками. У его ног на табуретке сидела небольшого роста опрятно одетая старушка. Мы знали, что у Анвара не было матери. Значит, это его бабушка, о которой он рассказывал. Она первой в их кишлаке в двадцатые годы сбросила с себя паранджу. Встретившись с ее взглядом, я был удивлен: на меня из-под седой пряди волос смотрели глаза Анвара – сильные, волевые, жизнерадостные глаза.
Чтобы не нарушать тишины, мы шепотом поздоровались с ним. Анвар лежал с закрытыми глазами. Его вид поразил меня. Лицо бледное, почти бескровное, из-за этого Анвар казался лет на двадцать старше. «Да, крепко его тряхнуло», – подумал я. Перебросившись со Степаном взглядами, решили уходить, но в этот момент Анвар еле слышно попросил:
– Ребята, не уходите, – Анвар говорил, не открывая глаз.
Мы не знали, что нам делать, и в нерешительности потоптались на месте.
А он лежал, и даже губы его не шевелились, как будто не им были сказаны эти слова. Но вот какая-то живинка пробежала по его лицу. Анвар медленно открыл глаза. Они по-прежнему были жизнерадостные, но только утомленные. «С такими глазами люди не погибают», – радостно отметил я. Анвар посмотрел на нас и с трудом улыбнулся, но тут же лицо его опять посуровело. Он, пытаясь поднять голову с подушки, произнес:
– Ребята, я не виноват... Не виноват я, ребята, – чуть слышно шептали его губы.
– Да ты что, Анвар. Что ты, дружище, лежи, тебе нельзя разговаривать. Мы все знаем, – успокоил я его.
– Нет, пока не расскажу, не успокоюсь, – решительно произнес он.
Мы не стали возражать, чувствуя, что все это мучает его не меньше, чем раны. Он попросил глоток воды и, отпив из чашки, тихо заговорил.
При распределении в отделе милиции Анвар попал в группу к участковому, который в этот вечер у себя на участке проверял паспортный режим.
Весь вечер они ходили вместе, но в двенадцатом часу участковый, видя, что осталось мало времени, раздал каждому курсанту по повестке.
– Соберемся ровно в полночь на трамвайной остановке, – предупредил он всех, и курсанты разошлись по своим адресам. Анвару попал адрес женщины, муж которой сидел в тюрьме, а она нигде не работала и вела разгульный образ жизни. Участковый перед праздником решил пригласить ее к себе на профилактическую беседу. Анвар направился по указанному адресу. От трамвайной остановки он пошел к новым многоэтажным домам.
Отсчитав вдоль дороги четыре дома, Анвар подошел к пятому. В доме уже почти все спали, лишь кое-где светились окна. Горел свет и в окне нужной ему квартиры.
Непривычно гулко стучали курсантские сапоги по бетонным ступенькам, а их до четвертого этажа оказалось много. Лампочка в подъезде не горела, и Анвар, чтобы не ошибиться номером, нагнувшись, стал всматриваться в цифры на двери.
Постучавшись в дверь и ожидая, пока ее откроют, Анвар за своей спиной услышал тяжелое прерывистое дыхание. Кто бы это мог быть, ведь за ним никто не шел. Он резко повернулся и спросил:
– Вы откуда?
– С того света, – со злой иронией произнес стоящий и со всей силой толкнул его в распахнувшуюся дверь. Анвар влетел в неосвещенный узкий коридор и тут же попал в крепкие объятия какого-го мужчины.
– Ур, Муслим! – крикнул толкнувший. В одно мгновение все для Анвара стало ясно: он в руках преступников.
Мелькнула мысль: пощады не будет.
Анвар, вцепившись в одежду Муслима, резко присел, а затем поднял его вверх, как делал это неоднократно в борьбе «кураш», по которой имел первый спортивный разряд. Только на этот раз борьба шла не за титул, не за звание чемпиона, а за жизнь. Он со всей силы кинул трепыхавшегося и что-то кричащего на весу человека вниз, к себе под ноги, в темноту. Тот заревел нечеловеческим голосом от страшной боли. Анвар, не обращая на него внимания, обернулся к толкнувшему, но тут же получил сильный удар в грудь и, падая, увидел над собой зловещий огонек золотого зуба.
Что произошло дальше, Анвар не помнил. Очнувшись, он при свете лампочки увидел чьи-то ноги, рядом с собой лужу крови, чуть подальше еще одну. Взгляд его скользнул по мундиру: там, где был пистолет, торчал обрезок ремешка. Вот снова кто-то перешагнул через него и почти побежал в комнату.
Анвар лежал поперек длинного коридора, ноги уперлись в дверь туалетной, а голова лежала под вешалкой с одеждой, так что лица его не было видно. Собравшись с силами, он поднял голову и услышал, что где-то в комнате ругались люди: «Его нужно выкинуть в Буржар», – говорил мужской голос. Анвар подумал, что это голос золотозубого. Он стал прислушиваться к разговору.
– Да ты что, Король, мы же за него пойдем на вышку, – возразил кто-то.
– Милок, он уже и так отдал концы, – прозвучал голос Короля.
– Сейчас его нести опасно, да и во что мы его положим? – не уступал другой.
– Ясно одно: нам нужно уходить – здесь оставаться нельзя, – говорил Король.
– А как же Муслим? – вмешался второй. – Он еле тепленький. Этот проломил ему голову. И как это он за нами увязался – не пойму. Вроде бы никого не было, когда мы шли от ювелирного.
– Э-э-э! А может быть, это Люська нас заложила.
Из разговора Анвар понял: преступники только что совершили кражу, и он пришел сюда вслед за ними.
Теперь ему стала ясна вся картина.
Нужно было действовать, иначе живым отсюда не уйти. Но как? – правая рука еще ничего, а вот левая совсем почти не слушается.
«Нужно, нужно, – шепотом подбадривал себя Анвар. – Неужели я поддамся этим бандюгам». Он встал на колени, а затем поднялся во весь рост. Голова кружилась, в груди что-то хрипело, и он чуть не закашлялся, но, превозмогая боль, сдержался.
Правой рукой Анвар снял с вешалки пальто и другую одежду и бросил на пол, скрутил верхний колпак с крючками, и у курсанта в руках оказался увесистый металлический стержень почти полутораметровой длины.
Стоя на месте, Анвар дотянулся до двери и открыл английский замок. На шум выскочил долговязый парень.
Курсант бросился навстречу и со всего размаха ударил бандита металлической палицей. Тот упал, а Анвар со всех ног побежал вниз по лестнице, машинально таща за собой стержень, который звонко отсчитывал каждую ступеньку. Дальше он ничего не помнил. Очнулся уже здесь, в больничной палате. Рассказ сильно утомил Анвара, и он, поджав сухие посиневшие губы, еще раз напомнил:
– Не забудьте, ребята, его зовут Король, Король с золотым зубом.
Глава десятая
Наша группа занималась поиском преступников. Вчера я вместе с Мирным присутствовал на допросе Люськи – Королевой Людмилы, тридцати пяти лет, нигде не работающей, ведущей разгульный образ жизни – так характеризовалась она в спецсообщении дежурного по городу. Это в ее квартире было совершено преступление. Держалась Люська вызывающе, на вопросы отвечать не хотела.
При осмотре квартиры, когда мы вместе с ней прошли туда, она делала вид, что ничего не произошло.
– Чего вы ищите? Я не пойму, – деланно возмущалась она. – Ни о какой драке не знаю. Пятого вечером меня даже дома не было, если не верите, спросите у Варьки, я все эти дни у нее была. (Она называла имя той женщины, у которой ее через день после преступления разыскали работники милиции.)
Во время этих разговоров Мирный молча ходил по комнате, но вот он остановился в коридоре и, нагнувшись, стал к чему-то присматриваться. Люська побледнела.
– Ну, хозяйка, а это что? – спокойно спросил Мирный. И он показал эксперту на кровь, запекшуюся в расщелине между косяком и линолеумом.
– Это... это ничего, – залепетала Люська.
– Как ничего! Это же кровь – следы драки. Полы ты помыла – это мы видим, и смыла с них кровь – это тоже мы видим. А вот здесь ее ты и не заметила.
Эксперт нагнулся и скребком стал собирать несколько запекшихся капель крови.
– Ой! Я вспомнила, – нашлась Люська. – Это же я пятого числа петуха резала, – сказала она скороговоркой и бегающими глазами посмотрела на нас, как бы проверяя, поверили ее выдумке или нет.
– Ты, Королева, брось выдумывать, – оборвал ее оперработник. – Петуха? – возмущенно повторил он. – Петуха люди на кухне режут, а не в коридоре.
– Он, он у меня... – порывисто дыша, продолжала Люська, – вырвался и с отрубленной головой убежал сюда.
– И лег вот здесь у притолоки, – в тон ей с издевкой сказал эксперт, заворачивая в целлофановый мешочек только что собранное вещественное доказательство.
– Убежал, говоришь, без головы? – стиснув зубы, проговорил оперработник. – Вы не петуха, а нашего работника вот здесь, как решето, ножами искололи, и если бы представилась возможность, то, наверное, и без головы оставили, – произнес он. При этих словах у Люськи подкосились ноги, и она села прямо на пол.
– Умер, значит? – вырвалось у нее. – Я же этого не хотела, – проговорила она, еле шевеля языком.
«Значит, лед тронулся – теперь она все расскажет», – подумал я. Люську повезли в отделение.
На другой день мне не пришлось подключиться к операции. Сразу же после завтрака меня вызвали к Мирному.
– Яхонтов, говорят, вы завели большую дружбу с музыкантами, – вместо приветствия сказал подполковник, как только я вошел в кабинет.
– Есть такой грех, – улыбнулся я.
– Ну, раз так, вам и карты в руки. Курсанты за эти дни поработали здорово, теперь им нужно отдохнуть, – как бы советуясь со мной, размышлял он вслух. – Мне говорил старшина, что вы однажды сюда скрипача приводили и его выступление очень понравилось курсантам, и вы, кажется, договорились о выступлении целого симфонического оркестра.
– Было такое, – коротко ответил я. – Только речь шла не насчет симфонического оркестра. Мой товарищ обещал, если мы захотим, организовать концерт симфонической музыки силами студентов консерватории.
– Тем лучше, – ободряюще сказал Мирный. – Они студенты, вы студенты – лучше поймете друг друга. Завтра будет у вас день отдыха, а вечером симфонический концерт.
– Как, товарищ подполковник, завтра? – удивился я. – Их же предупредить надо.
– Вот вы сейчас пойдете и обо всем договоритесь.
– Так точно, товарищ подполковник, – отрапортовал я.
Выходя, я увидел на лице подполковника улыбку.
«Ох и добрый дядька!» – подумал я.
Наша дружба с Борисом началась с того самого памятного вечера, когда мы познакомились на автобусной остановке. С каждой нашей встречей я все больше тянулся к этому интеллигентному юноше.
Борис никогда не кичился и на мои откровенные восхищения отвечал:
– Леша, мои знания что... Я их просто приобрел из книг. Я завидую тебе. Твоему большому жизненному опыту, его никакие книги никогда не заменят.
Почти каждое воскресенье мы проводили вместе, больше за книгами в их домашней библиотеке, под которую была занята полностью одна стена в гостиной. Я не пропускал ни одного скрипичного концерта с участием Бориса.
Борис, в свою очередь, был частым гостем у нас на заводе.
Иногда он целыми часами стоял и смотрел, как ковш экскаватора загребает породу, а когда я останавливал машину, он, подбегая, кричал: «Ты виртуоз, Леша!»
– Брось ты, Борька, – отмахивался я.
– Вот это труд, я понимаю, – говорил он. – Как ковш бросишь, так куб земли есть, еще ковш – еще куб. Не то, что я – пиликаю на скрипке, и результата не видно.
Я понимал, что это шутка. Попробуй кто-нибудь скажи ему, что он бесполезно пиликает на скрипке, так он сразу прочтет тебе не одну лекцию о музыке, перечислит десятки имен великих композиторов и исполнителей, чья музыка и поныне доставляет людям удовольствие, вдохновляет их на труд и на подвиги.
Когда я впервые сказал Борису, что поступаю в школу милиции, он с удивлением посмотрел на меня и протяжно произнес:
– О-о-о! Вы хотите стать юристом! – и тут же сам ответил: – А почему бы нет? Ведь все великие люди были юристами. – Но вдруг выражение его лица изменилось. – Леша, ты это всерьез?
– Да, Боря, всерьез.
– А зачем это тебе нужно?
– А зачем тебе быть скрипачом? – парировал я.
– Музыка позволяет людям понимать прекрасное, возвышенное.
– А я помогу людям не делать друг другу ничего плохого и спокойно слушать твою прекрасную музыку. Как ты считаешь, это нужно? – спросил я Бориса.
– Ты мог бы стать инженером или педагогом, это у тебя не плохо получается. Но то, что ты сейчас сказал, это очень необходимо людям. Очень необходимо, – повторил он.
Прошло время... Я поступил в школу милиции, и Борис стал частым гостем у нас.
– Ты знаешь, Леша, – сказал он как-то. – Теперь я на милиционеров смотрю совсем по-иному. Ведь я своего лучшего друга только и вижу в этой форме. Мне иногда хочется крикнуть встречному милиционеру: «Как дела, Леша?»
– Вы делаете успехи, Борис Евгеньевич, – отшутился я. – Может быть, и вы наденете милицейскую форму? – И мы дружно рассмеялись.
С каждым приходом Бориса в школу, вокруг нас все чаще и чаще стали собираться ребята. Мы шутили, спорили, а иногда Борис рассказывал нам интересные истории из музыкальной жизни.
Однажды Борис пришел к нам с двумя товарищами. Они втроем: виолончель, рояль, скрипка – дали в клубе концерт, который всем понравился. И чтобы как-то отблагодарить ребят за доставленное удовольствие, я попросил у начальника разрешения показать Борису и его товарищам наш школьный музей криминалистики.
