Текст книги "Низами"

Автор книги: Евгений Бертельс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Е. Бертельс

НИЗАМИ

Издательство ЦК ВЛКСМ

«Молодая гвардия»

1947

ВЕЛИКИЙ АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ПОЭТ

Имя великого азербайджанского поэта Низами, его великолепный талант близки и дороги не только азербайджанскому народу, но всем народам Советского Союза, всему прогрессивному человечеству.

Великий азербайджанский поэт жил в двенадцатом веке. Историки свидетельствуют, что в те времена в Азербайджане были развиты ремесла и искусства, росла торговля, строились большие и красивые здания в Баку, Шемахе, Гяндже, Байлакане, Берда'а. Было много умелых ткачей, ковродел о-в, мастеров, изготовлявших оружие и драгоценные предметы для украшения парадных одежд. Появились замечательные поэты. Иные из них жили при дворе тогдашнего правителя Азербайджана, пользуясь дарами самого владыки и его вельмож, дарами, за которые нужно было платить льстивыми стихами, восхваляющими жестоких угнетателей трудового народа.

Низами избрал жизнь совсем другого рода. Он жил вместе с народом, избрав своим оружием поэтическое слово.

Но в битве – победнее стяга оно.

И лучший боец, чем бумага, оно.

…Глашатаю слова открыты пути.

Где слову есть доступ, ноге не пройти.

…Без сердца – ты в нем не поймешь ничего,

Объясненье его – многословней его.

Доколь оно есть, ему честь меж людьми.

Да быть ему свежим в устах Низами!

Свои поэмы Низами направляет в адреса высоких меценатов, но сам отказывается от золотой клетки. Он живет в родном городе Гяндже. живет скромно, почти как дервиш. Нужда часто стоит у дверей его дома. Высокие ценители поэзии не очень-то расщедрятся, прочитав вызывающие стихи об их тиранствах и угнетении народа.

До нас не дошли подробности жизни Низами, но по отрывочным фактам мы можем представить себе этого сурового, неподкупного мыслителя, который выше на голову любого выдающегося своего современника. Он бросал вызов времени и победил его.

Он женится на рабыне, присланной в подарок, – это был вызов обществу. Рабыня в те времена – бесправное существо, которое само не может рассчитывать на счастье, разве что хозяин будет к ней милостив. Но Низами называет Афак своей женой перед всеми, вводит ее в свой дом и, больше того, пишет с нее портрет, дает ей в своем мире образов бессмертие, которого не дождались от него меценаты с мешками золота.

Поэта не могли купить или развратить роскошью дворцов. Ковры истлели в султанских дворцах, дворцы стали развалинами, сокровища исчезли в разных странах, а миру остались стихи, бессмертные сокровища человеческого гения.

И вот, спустя восемь столетий, мы берем его книги, его поэмы и входим в мир, насыщенный предельной силой глубочайшего творческого напряжения. Он прошел путь, как по гигантской лестнице, только вперед, только выше. Его вели беспримерная доблесть мастера, упорное стремление к великой жизни.

Вот она, его бессмертная «Хамсэ», что значит «Пятерица», – пять незабываемых человечеством поэм.

Мы раскрываем его «Сокровищницу тайн». Перед нами встают картины несправедливости и жестокости. С огромной силой отобразил он страдания простых угнетенных людей. Мы видим честных маленьких тружеников, которых спас от забвения великий поэт, увидевший в них гордость и силу души перед угрозами тиранов, для которых человеческая жизнь ничего не значила.

Мы, увлекаясь, следим за судьбой героев поэмы «Хосров и Ширин». Необыкновенные Хосров и Ширин даны, как обыкновенные в условиях своего времени. Исполинская фигура строителя Ферхада – один из величайших мировых образов. Это первый памятник человеку-творцу, новатору, искателю истины. В свете величественной любви Ферхада меркнет красота Ширин, как меркли перед ней драгоценные камни, брошенные им к ее ногам. Так велики сила и красота его творческого подвига.

Ферхад рушит скалы ради любви, останься он в живых – он разрушил бы ветхий мир, но его создатель – поэт, сам сын своего времени, и пределы его возможностей ограничены. Ферхад гибнет, и за ним погибают Хосров и Ширин.

И Низами устремляется к другим героям, которые взрывают порядок, ограниченный жестоким законом. Он создает поэму великой любви «Лейли и Меджнун». Для Лейли и Меджнун жизнь есть бесконечная ночь несчастья. Но они светятся в этой тьме, как рассекающие черное южное небо кометы, чей блеск до сих пор слепит глаза. Жизнь разделила их внешними событиями, но события их душевного мира заставляют содрогаться даже тех, кто подходит к ним с угрозами и попытками превратить их в обыкновенных смертных, смирившихся перед жестокой правдой жизни того времени. Они не смиряются, как не смирился Низами, продолжая искать дорогу к счастью для брошенного в бедствия человечества.

Еще выше подымается Низами по лестнице совершенствования, и новые горизонты открываются перед ним. Четвертая поэма его называется «Семь красавиц». Миражи жизни проходят в ней перед шахом Бехрамом. Он живет в мире фантастических образов, в семи дворцах, где текут рассказы о всем смешном и великом, о всем чудовищном и нежном, о всем добром и злом, где краски мешаются от белой до черной, где богатства всех видов предлагаются в пестрой веренице так, что можно потерять разницу между сказкой и жизнью, между сном и явью.

Низами не был бы верен себе, если бы он только соблазнился возможностью написать красивую сказку о красотах семи девиц и о том волшебстве, какое несут их чары. Нет, Низами был ученым, философом и гуманистом, передававшим всей образностью поэтического вдохновения самые сокровенные свои мысли. Низами вынимает из золоченых оболочек все возможности человеческого счастья, все соблазны, удачи и случайности, и снова оказывается, что простой пастух мудрее своего повелителя, а шах Бехрам не понимает великих задач, стоящих перед ним, как перед человеком, судьбой поставленным во главе народа.

Низами видит сквозь мрак своего времени далеко вперед, но горечь своего познания он пьет, как человек, припавший к ручью, до которого он дошел долгим путем, и ручей оказался горько-соленым.

И тогда остается мечта о будущем. Так возникает пятая великая поэма – «Искендер-намэ», поэма героя, мудреца, воина, искателя, неутомимого в своих поисках. Где же оно, счастливое, свободное, просвещенное человечество? Оно сияет там, впереди. Чтобы дойти туда, не хватит никакой человеческой жизни. Туда лежит путь лучших, туда может лететь только мечта. Но солнце этого будущего когда-нибудь осветит новое, лучшее, человеческое общество, о котором даже мечта – безумная смелость.

Известно, что Низами писал свои поэмы на персидском языке. Этот факт был не раз использован врагами азербайджанского народа, буржуазными историками, иранскими националистами, чтобы провозгласить Низами иранским поэтом, будто бы не имевшим ничего общего с его родиной – Азербайджаном.

Но это наглая ложь никого не обманет. Персидский язык в те времена имел на Востоке такое же значение, как латынь в Европе. Одновременно повсюду писали и по-арабски.

Родившийся в Азербайджане, в Гандже на родной почве развивший свой талант, питавшийся истоками народных сказаний, передававший характер народных героев, Низами всей жизнью и всем своим творчеством неразрывно связан с азербайджанским народом.

Он никогда не сомневался в его силе, в его великой правде, в его высоком назначении. Он жил гордо и честно. Его заповедь поэта была проникнута глубокой верой и правдивостью. Он писал:

Не отстраняйся от великих дел.

Настрой свой саз на благородный лад.

Кто спорит с жизнью, тем она далась.

Кто с поднятой проходит головой,

Тот человек бывалый, боевой.

Как зеркало, верна душа его,

Не отражает криво ничего.

А тот, кто чужд народу своему, -

Как бы закутал лживый лоб в чалму.

Он знал, что не жестокий палач двигает миром, что гуманный и стойкий боец всегда сильнее грубого деспота, что глубочайшая мудрость, как солнце, разгоняет тьму насилия.

Он любил свою родину горячей, признательной любовью. В его пейзажах Азербайджана эта синь небес, эти горы и леса выписаны тщательной, сильной, живописной кистью. Его негодующие строки против жестокости царской и сатрапской, его любовь к народу показывают нам всю силу его глубоко чувствовавшей души и ярость протеста против слепого и грубого насилия над слабыми и угнетенными.

Поэт не боится вынести приговор той силе, которая держала в своих руках жизнь и существование народа и самого поэта. Словами старика, приговоренного к смертной казни, словами, полными презрения, клеймит он в «Сокровищнице тайн» кровавого деспота-царя:

Перед старым и малым не зная стыда,

Ты грабишь деревни, сосешь города.

Я тот, кто пороки твои подсчитал,

В дурном и благом тебе зеркалом стал.

Ты в нем отразился таким, каков есть, -

Разбить это зеркало – малая честь!

Правдив я, пойми правоту моих слов!

А хочешь повесить – як смерти готов.

Когда Низами говорил о своей свободе и независимости, он подчеркивал, что они – продукт его труда, что он никому не протягивал руки за подачкой. Низами – патриот и гуманист, поэт большого дыхания, и его творчество было великолепным вкладом азербайджанского народа с сокровищницу мировой культуры.

Творчество Низами бессмертно. Его стихи идут, как караваны, во все страны света.

Они пришли и к нам, в нашу великую социалистическую эпоху. Мы видим, как человек у Низами вырастает в Человека с большой буквы, как его жизнелюбие сливается с нашим. Но, чтобы понять его глубже, надо подняться к вершинам его замыслов, Стоит только мысленно прикинуть, какие из поэм хотя бы прошлого века пройдут так свой восьмивековой путь, как пришли поэмы Низами. Тогда нам станет яснее его поэтический подвиг: его уменье обращаться с грандиозными замыслами, претворенными в произведения так сильно и так широко, его изображение высоких страстей, романтическая сила их, богатейшее уменье видеть большую жизнь, создавать благородные, героические характеры, уменье смотреть вперед, в грядущие столетия.

Низами был признан тонкими знатоками поэзии восемь веков назад. Сегодня он читается в школах, изучается в университетах, у него – миллионы читателей. Сегодня мы видим новый Азербайджан, преображенный советскими людьми, большевиками. Мы видим мастера Минге-чаура и Казан-мулаха, не уступающих Ферхаду, и девушек Дашкесана и Сумгаита, не уступающих по красоте Ширин, которые являются гордостью азербайджанского народа, нашей всеобщей гордостью.

Мы боремся за счастливое будущее всех народов, мы освободили человечество от самого свирепого врага – гитлеровского фашизма. Против реакции, против поджигателей новой мировой войны боремся мы ныне, сплачивая все народы вокруг знамени мира. И в этой борьбе Низами с нами. Недаром сказал он о себе:

Если через столетье спросишь: где же он?

Каждая строка поэта откликнется, как эхо: он здесь!

Поэтическое искусство буржуазного мира сползает в пропасть мрака, ибо моральная основа у него, как и у всей буржуазной культуры, гнилая, тлетворная.

В 1942 году, то есть в дни высшего напряжения борьбы, группа поэтов в Америке, в штата Техас, в Сан-Антонио, объединилась в общество «Поэтический ковчег». Они писали стихи и читали их только друг другу, потом прятали их в сейф, считая, что больше они никого не могут, заинтересовать по своим крайним индивидуальным особенностям. И в этом они правы, эти новые Нои. Их стихи ничего не объяснят и ничего не скажут человечеству, жаждущему живительных перемен и создания нового мира.

Низами не запрячешь в такой ковчег! Все ковчеги для него будут малы. Низами – великан из мировой семьи поэтических великанов. Потому он сегодня с нами – в походе и в мирном труде.

Николай ТИХОНОВ

Пока существует слово, слава да

будет от слова!

Имя Низами вечно юным да

…будет от слова.

Низами

ВВЕДЕНИЕ

На просторной зеленой равнине, на фоне панорамы гор Малого Кавказа и рисовавшейся вдали грозной цепи Большого Кавказа, высились мощные укрепления, стены и громадные башни. Стены представляли собой мозаику из цветного камня и" кирпича. Булыжник серого, синеватого, красноватого и желтого оттенков был сложен елкой и прерывался тёмнокрасными и белыми кирпичными кладками. За стенами высились дворцы, караван-сараи, мечети, украшенные разноцветным глазированным кирпичом. Улицы были засажены громадными тополями. На десятки километров тянулись пригороды, утопавшие в зелени фруктовых садов, зарослей тута, этого спутника шелководства, и широко раскинувшихся виноградников. Среди этих насаждений журчали во всех направлениях бесчисленные арыки, питавшиеся быстрыми волнами Ганджа-чая. Такая картина должна была представляться глазам подъезжавших к Гандже путников.

В этом городе родился великий азербайджанский поэт Низами, здесь протекала его жизнь, здесь он скончался, здесь покоится и доныне его прах.

В середине XI века области, входящие теперь в Азербайджан, представляли собой довольно пеструю картину, распадаясь на множество мелких княжеств, о большей части которых у нас имеются лишь очень неполные и случайные сведения.

Области к северу от реки Куры находились во владении династии Кесранидов, имевших титул ширваншахов (князей Ширвана) и приписывавших себе происхождение от правителей домусульманского Ирана. Им же принадлежали и такие города, как Кабала и Шеки.

Областью Дербенда правили Хашимиды, но династия их в 1065 году оборвалась, и их владения отошли к Ширвану.

Область Ганджи (теперешний Кировабад) принадлежала обладавшей довольно значительной силой и угрожавшей даже Грузии династии Шеддадидов, бывших, как полагают, курдского происхождения.

Юго-западные части Аррана и часть южного Азербайджана находились под властью династии Раввадидов (979-1054).

В Нагорном Карабахе, в труднодоступных горных замках сидели христианские князья, называвшие себя громким титулом «царей Албании».

О жизни Азербайджана того времени сведений крайне мало. Есть основание полагать, что населен он был довольно густо, причем этнический состав населения был весьма пестрым. Тут были и древние обитатели этих мест – албанцы [1]1
  1 Албанцы средневекового Закавказья не имеют никакого отношения к современному населению Албании (на Балканах). Предполагается, что название закавказской Албании – Алванк – есть армянское изменение древнего названия Арран, восходящего к тем же корням, как и .название Иран.


[Закрыть], достигшие весьма высокого культурного уровня, исповедовавшие христианство и, возможно, даже имевшие свою письменность. Жили тут и грузины и армяне; весьма значительно были, вероятно, представлены иранцы, курды и др. Жили, несомненно, остатки арабских завоевателей, уже в значительной части утратившие свой язык. Были также представлены и некоторые тюркские, народы, проникавшие туда с различными военными отрядами.

Во второй половине XI века в жизни Азербайджана произошли крупные перемены. Хлынувшая в начале этого века из Средней Азии волна тюркского народа, гузов или огузов, достигла и Закавказья. Под предводительством вождей одного из входивших в состав этого народа племен – сельджуков – гузы сначала вторглись в восточные области Хорасана, где и столкнулись с «шахами Востока» – Газневидами. Сын знаменитого султана Махмуда Масуд пытался остановить их движение, но в 1040 году потерпел полное поражение, и гузы получили возможность почти беспрепятственно двигаться на юг и юго-запад. Большая часть Ирана была быстро захвачена гузами, причем почти всюду они управляли, налаживая союз между своей племенной аристократией и местными феодалами.

В 1055 году была взята столица халифата Багдад, и предводитель сельджуков Тогрулбек принял титул султана. Так возникла династия, получившая у историков Востока название «великих» сельджуков. Хотя со взятием Багдада сельджуки и сделались полновластными правителями всего халифата, но халифа не устранили; сохраняя за ним духовную власть, внешне как бы подчинялись ему, хотя на самом деле превратили его в игрушку в своих руках. Движение на запад продолжалось, в 1064 году, уже при преемнике Тогрулбека Алп-Арслане (1063-1072) [2]2
  2 Здесь и в дальнейшем двойные даты в скобках после имен правителей означают годы их царствования


[Закрыть]дружины сельджуков вступают в Закавказье. Властители Ганджи не могли сопротивляться их мощному натиску, и Шеддадиды признали себя вассалами сельджукского султана. Движение сельджуков привело их к столкновению с Византией, первый поход на владения которой был предпринят Алп-Арсланом еще в начале 1064 года. Решительное столкновение произошло в 1071 году, когда в бою при Малазгерде (28 августа) сельджуками была одержана полная победа над византийцами и взят в плен сам кесарь Роман Диоген. В следующем году Алп-Арслан скончался от раны, полученной во время похода в Среднюю Азию, и престол занял его сын Абу-л-Фатх Меликшах (1072-1092). Резиденцией Меликшах сделал Исфахан. Его: правление – эпоха наивысшей мощи сельджукского государства, достигшего такой силы благодаря осторожной и разумной политике везира Меликшаха, знаменитого Низам-ал-Мулька. При Меликшахе был, хотя и не особенно прочно, покорен и Ширван. Шеддадид был Меликшахом низложен, и Арран и южный Азербайджан передан сыну Меликшаха Мухаммеду, который сделал своей резиденцией Ганджу. К 1092 году владения Меликшаха достигли наибольшего расширения, но уже приближался конец могущества «великих» сельджуков. Осенью 1092 года наемным убийцей был убит Низам-ал-Мульк, уже до того в результате интриг при дворе вынужденный оставить свой пост. В ноябре того же года умер и Меликшах. Есть основание полагать, что он был отравлен кем-то из приближенных халифа ал-Муктади, которому стало известно, что Меликшах задумал его низложить.

После смерти Меликшаха более двадцати лет сельджукские князья ведут друг с другом бесконечные войны, приведшие к ужасающим опустошениям в южном Азербайджане. В 1105 году власть удается захватить сыну Меликшаха Абу-Шуджа Гияс-ад-дин Мухаммеду, носившему также и тюркское имя Тапар. Сельджукское владычество снова стало несколько более прочным. Однако обстановка в это время еще осложнилась значительным усилением тайного союза ассасинов, владевших неприступным горным замком в северном Иране и при помощи тайных убийц наводивших ужас на всех носителей власти. Кроме того, Мухаммеду приходилось принимать еще участие в борьбе с крестоносцами. Мухаммед главную опасность видел в ассасинах и потому прилагал все усилия, чтобы искоренить их и прежде всего овладеть их опорным пунктом, горным замком Аламут (Орлиное гнездо), неподалеку от Казвина. В 1118 году этот замок был осажден сельджукскими войсками; казалось, победа уже близка, но в апреле этого года Мухаммед, всего 36 лет отроду, внезапно умер. Можно думать, что и к нему протянулась невидимая рука тайного убийцы.

С его смертью раздоры вспыхнули снова. Его преемник Махмуд (1118-1131) был совершенно неспособен к управлению. Он все свое время отдавал бесконечным пирам и охоте и тратил огромные средства на соколов и охотничьих собак, для которых заводились ошейники и попоны, украшенные золотом и драгоценными камнями.

Махмуд умер молодым от полного истощения, вызванного пьянством и развратом.

При нем все уделы перестают подчиняться центральной власти, и страна опять распадается на враждующие друг с другом мелкие княжества. Пользуясь слабостью сельджуков, грузинский царь Давид II Строитель (1089-1125) в 1123 году овладевает Ширваном и доходит даже до Шемахи, Однако его сын возвращает Ширван его прежним владетелям ширваншахам Кесранндам и путем брака устанавливает связь между их династией и грузинским царствующим домом. Эта связь длилась до 1225 года, и в период с 1125 по 1220 год ширваншахи достигают наибольшего могущества. В это время они к своему прежнему титулу прибавляют еще и тюркский титул «великий хакан». К сожалению, хроника об этом периоде сообщает мало данных, и даже хронология ширваншахов уточнению пока не поддается. Мы можем только установить, что ширваншах Минучихр II (или, может быть, в местном произношении Манучихр) был современником халифа ал-Муктади (1136-1160) и правил тридцать лет, а его преемник Ахситан I (или Ахсатан), о котором нам дальше придется говорить в связи с биографией Низами, правил с последней трети XII века по начало XIII века.

Дербенд с конца XII по начало XIII века был отдельным княжеством. Его правители избегали связей с Закавказьем и предпочитали заключать союзы с народами, населявшими Северный Кавказ.

Арран, который в это время становится во враждебные отношения к Ширвану, попадает под власть ветви сельджуков, правивших Ираком. Несмотря на все опустошения, которые несли с собой феодальные войны, заселен он был в это время довольно густо. Это можно заключить из сообщения хроник, которые говорят, что во время большого землетрясения 1139/1140 [3]3
   3 Мусульманские страны пользовались в летоисчислении лунным календарем, начиная эру со дня бегства пророка Мухаммеда из Мекки в Медину. Лунный год короче солнечного, приблизительно, на три процента. Поэтому совладели» между обычным для стран Европы и мусульманским календарем быть почти не может. В тех случаях, когда имеется указание на месяц, в котором происходило то или иное событие, мы можем точно указать соответствие. Если же указания на месяц нет, то мы вынуждены давать указания на два смежных года. Так, в данном случае 1139/1140 год показывает, что событие, о котором идет речь, произошло в промежутке от середины П39 до середины 1140 года нашей эры.


[Закрыть]года в Гандже погибло триста тысяч человек. Правда, по другим указаниям погибло двести тридцать тысяч, но даже и эта уменьшенная цифра показывает, что по тому времени это был весьма значительный город. Иракские сельджуки правили Арраном через посредство своих вассалов – Ильдигизидов, о которых нам еще придется говорить в связи с биографией Низами. Основатель этой династии Шамс-ад-дин Ильдигиз попал в рабство в стране кыпчаков, претерпел множество всяких злоключений и, наконец, достался иракскому сельджуку Мас'уду (1133-1152), который привязался к молодому тюркскому рабу и дал ему высокую придворную должность. В 1136 году он уже становится – наместником южного Азербайджана, а при Арсланшахе (1161 -1177) получает громкий титул атабека [4]4
  4 Означает «отец-князь»; первоначально так называли воспитателей тюркских царевичей. Потом это слово стало титулом, обозначавшим, что его носитель – одно из первых лиц в государстве.


[Закрыть]и становится хозяином всей страны. Из своих сыновей Джихан-Пехлевана он сделал великим хаджибом, то есть церемониймейстером, от которого зависело представление кого-либо султану, а другого сына – Кизил-Арслана – сипехсаларом, то есть главнокомандующим. В 1152 году Ильдигиз овладел Арраном и его столицей Ганджой и сделался самостоятельным правителем почти всего Азербайджана, ибо только Мерага оставалась во владении династии Аксонкоридов. К концу XII века власть потомков Ильдигиза уже начала слабеть. В 1195 году грузины овладели Ганджой, и хотя после их ухода правителем ее снова стал один из Ильдигизидов, но он выплачивал дань Грузии. Последний Ильдигизид, Узбек, для укрепления своей власти пытался даже заключить союз с заклятыми врагами сельджуков – ассасинами.

Упомянем еще, что Эрзинджаном, одной из областей Малой Азии, с конца XI века владела связанная со всеми этими правителями династия Маягупакидов.

Восстановить на основании имеющихся в нашем распоряжении материалов картину общественного строя Азербайджана XII века пока еще невозможно. Несомненно, что служилые люди сельджуков получали так называемые икта, то есть земельные наделы, которые не поступали в собственность награждаемого, но с которых он получал право собирать определенную сумму в качестве жалованья или пенсии. Весьма вероятно, что при этом держатели икта часто злоупотребляли своим правом и не довольствовались назначенной им суммой, а доводили население до полного разорения. Многочисленность икта приводила к большому раздроблению земельных владений и тяжко отзывалась на хозяйстве страны. Все же можно думать, что при сельджуках формы эксплуатации населения были несколько менее жесткими, чем в предшествовавшие эпохи. Вероятно, именно поэтому у позднейших авторов была склонность изображать сельджуков, особенно некоторых – из так называемых «великих» сельджуков, как правителей мягких и справедливых. Эту черту мы увидим даже и у Низами.

Азербайджан в это время обладал рядом крупных городских центров, как Ганджа, Шемаха, Байлакан, Нахичеван и Дербенд. Города эти, зачастую довольно густо заселенные, находились в зависимости от сельджукской феодальной аристократии. Однако население их все же пользовалось некоторой свободой, и такие группы населения, как купцы и ремесленники, обладали самоуправлением и сносились с феодальными властями через своих представителей. Кустарная промышленность и торговля стояли на довольно высоком уровне. Торговое значение такого города, как Ганджа, возрастало еще и оттого, что он лежал на торговом пути в Грузию. Население городов, как уже отмечалось, в этническом отношении было смешанным. Хотя основная масса городского населения и исповедовала ислам, но жили в городах также и христиане, причем особым стеснениям со стороны носителей власти они не подвергались. Это обстоятельство, как мы увидим дальше, также наложило свой отпечаток на литературу того времени. Можно предположить, что среди ремесленников существовали тайные союзы, ставившие себе задачей защиту своих членов от посягательств со стороны носителей власти. Союзы такого рода существовали в халифате еще ранее.

Как мы уже сказали, одним из самых крупных центров того времени была родина Низами – Ганджа. Развалины этого города расположены к северо-северо-востоку от Кировабада (новой Ганджи), на расстоянии около пяти километров от его центра. Горная река Ганджа-чай разделяет город на две половины; по правому берегу лежит большая, по левому – меньшая его часть. Вся площадь города окружена крепостными стенами и валами и равна приблизительно девяти-десяти квадратным километрам.

Левобережная часть окружена двойной стеной с полукруглыми бастионами. Эти стены сооружены из речных булыжников, скрепленных известковым раствором. Пространство между стенами – глубокий ров, когда-то наполнявшийся водой.

Береговые укрепления правобережной части еще более мощны и основательны. В их систему входят отдельные выступающие башни. Укрепление, видимо, выполняло двойную роль, весной, при разливе реки, защищало город от воды, а случае нападения врага со стороны реки представляло собой верную защиту. Общая длина её составляет около трех километров. К этой части города когда-то примыкало обширное предместье, тянувшееся в юго-восточном направлении и доходившее до старого кладбища, где сейчас находится гробница Низами.

Обе части города были соединены между собой тремя большими каменными арочными мостами, быки, дамбы и подступы к которым существуют я поныне.

Обследование развалин Ганджи, произведенное в 1938-1939 годах, показало, что правобережная часть города представляла собой основную, наиболее древнюю и богатую его часть. Раскопки обнаружили громадное количество предметов материальной культуры, в том числе высокохудожественную орнаментированную и украшенную рисунками керамику, повидимому, в значительной своей части производившуюся на месте. Было установлено также, что город имел водопровод из широких гончарных труб, крепко соединенных и защищенных от повреждения. Расколки кладбища показали, что среди могил есть как мусульманские (большинство), гак и христианские (предположительно армянские).

Относительно истории города имеются такие сведения. Армянский историк Моисей Каланкатуйский говорит, что Ганджа была основана уже после арабского нашествия, приблизительно около 845 года; персидский историк Хамдаллах Казвини относит ее основание к 853/854 году. Название свое она получила от древней столицы Азербайджана Ганзака, руины которой сейчас известны под названием Тахт-и-Сулейман (Трон Сулеймана). Арабский географ Истахри (Х-век) говорит, что Ганджа – маленький город на пути из Берда'а в Тифлис (Тбилиси). Берда'а, о которой нам придется еще дальше говорить в связи с одной из поэм Низами, в древности носившая название Партав, лежала на реке Тертере, около ее впадения в Куру. Уже в VI веке она заменила собой древнюю столицу Аррана (Албании), – Кавалак (у арабов – Кабала), которую арабы называли самым большим городом на Кавказе. Берда'а при арабах была большим, цветущим городом, окруженным фруктовыми садами. Она бы да известна шелковыми изделиями, которые вывозились оттуда в южный Иран. В 943-944 годах ее завоевали пришедшие через Каспийское море русские дружины, владевшие ею около полугода. Военные действия отразились на ней крайне тяжело, ибо хотя арабский географ Мукаддаси (конец X века) и называет ее «Багдадом здешних мест», но говорит, что стены ее обрушились, а окрестности покинуты и опустошены. Во времена арабского географа Якута (начало XIII века) Берда'а была лишь небольшой деревней, окруженной развалинами.

Можно думать, что подъем Ганджи начался именно с падения Берда'а, то есть со второй половины X века. Что касается времени ее основания, то раскопки 1938-1939 годов заставляют полагать, что это место было заселено значительно ранее IX века. Мы уже говорили о землетрясении 1139/1140 года. Однако эмир Кара-Сонкор (умер в 1141 году) отстроил ее во всей се красе, а в XIII веке она считалась одним из самых красивых городов Передней Азии и «матерью городов арранских». Укрепления Ганджи были столь мощны, что когда в 1221 году под ее стенами появились монголы, они не решились напасть на город, тем более, что население его, привыкшее к постоянным столкновениям с соседней Грузией, было воинственно и отличалось мужеством. Монголы ушли, удовлетворявшись выкупом, состоявшим из денег и шелковых тканей. В' 1225 году Ганджа была захвачена последним хорезмшахом Джелал-ад-дином. Но и в это воем я воинственный дух населения еще продолжал жить. Через несколько лет оно восстало и уничтожило весь находившийся в городе хорезмский гарнизон. В 1235 году Ганджа была взята монголами и сожжена. Хотя она и на этот раз была восстановлена довольно быстро, но с этого времени свое значение утратила и больше в истории роли почти не играла.

ЛИТЕРАТУРНАЯ ЖИЗНЬ АЗЕРБАЙДЖАНА В XII ВЕКЕ

Все дошедшие до нас произведения Низами написаны на персидском языке, который в XII веке был распространен на огромной территории, от западной Индии до границ арабских стран, в качестве основного языка придворной переписки и художественной литературы.

К моменту арабского завоевания на Переднем и Среднем Востоке ряд языков пытался занять место ведущего литературного языка. Во владениях Сасанидов господствовал так называемый пехлеви, или среднеперсидский, условная орфография которого скрывает под собой ряд различных диалектов; область Согда, имевшая центром Самарканд, пользовалась согдийским языком; восточные районы Средней Азии и Восточный Туркестан уже успели создать свою, условно называемую нами «уйгурской», письменность, позволявшую фиксировать различные языки тюркской системы.

Арабское завоевание положило конец этому развитию. Хотя все эти языки и не перестали существовать и даже применялись в канцеляриях покорившихся арабам местных правителей, но с области литературы их вытесняет язык ислама и его священной книги Корана – арабский.

Уже в середине VIII века халифат перенес парное страшное потрясение – восстание покоренных арабами народов Ирана и Средней Азии под предводительством Абу-Муслима, приведшее к падению династии Омейядов и установлению власти Аббасидов. Аббасиды вступили на халифский престол ценой значительных уступок местной аристократии. Они желали сближения с нею. Внешне это выразилось в том, что они отказались от прежней столицы– Дамаска – и соорудили себе новую столицу-Багдад, воздвигнутую около прежней столицы Сасанидов – Медаина. Результатом этого поворота в политике халифата было то, что окраины постепенно начали, фактически освобождаться от халифской власти и возникли первые почти независимые государственные образования на территории Ирана и Средней Азии. Из этих образований первым достигло весьма значительной мощи государство Саманидов, имевшее центром Бухару и Самарканд и основанное Исмаилом Самани в конце IX века. В первой половине X века Саманиды, кроме Средней Азии и Хорасана, подчинили себе уже и восточные области теперешнего Ирана – Систан и Кирман, значительную часть южного побережья Каспийского моря – области Гуртан и Табаристан, и всю область Рея – города, развалины которого лежат неподалеку от теперешнего Тегерана.