Текст книги "Ангел пустыни"

Автор книги: Евгений Габуния

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Да что рассказывать, товарищ майор. – Руссу сделал неопределенный жест. – Угнали, по всей видимости, подростки. Покатались и бросили. Еще повезло строителям, в порядке машина. Бывает и хуже. Может, теперь будут как следует гараж охранять. И шофер этот ихний виноват, кто же ключи от зажигания на панели оставляет. Ротозей. А нам работа.

– Все не так просто, капитан, – вступил в разговор подполковник. – Он снова повторил то, что только что говорил начальнику отдела, и продолжал: – Машину, надеюсь, тщательно осмотрели?

Руссу немного поколебался, прежде чем ответить:

– Как вам сказать, товарищ подполковник. Осмотрели, конечно. Машина целехонькая, я уже докладывал. Ничего особенного не обнаружили. – Он на секунду задумался. – Расческу вот только нашли, старая, зубцы поломаны. Шофер показывает, что не его. Обронили, видно, угонщики.

– Отпечатки пальцев сняли? – без всякой, впрочем, надежды, а так, на всякий случай, спросил Кучеренко.

– Не сняли, товарищ подполковник, – Руссу переводил виноватый взгляд с Бачу на Кучеренко. – Не подумал об этом, рядовое происшествие...

– Ну ладно, теперь уже поздно. Все смазано. Пойдем дальше. Из розыскных материалов следует, что свидетели видели на месте преступления автомобиль марки "Москвич" или "Жигули", причем цвет называют разный. Впрочем, с цветом дело темное, – он улыбнулся случайной игре слов. – Могли и перепутать в темноте. Я о другом. О "Волге" речи не было. И вдруг она появляется. Как это объяснить?

Эта мысль пришла ему в голову только недавно, когда он размышлял над планом операции "Пентиконстарион", и теперь Кучеренко решил посоветоваться с коллегами. Этот простой, казалось бы, вопрос заставил их задуматься.

– Наверное, транспорт был нужен... – произнес наконец капитан.

– Само собой, иначе какой смысл угонять, – подал реплику майор. – А почему угнали, если машина или машины у них, как, известно, были?

– Вот именно, – поддержал его Кучеренко. – Да и управлять "Волгой" сумеет не всякий. Значит, среди преступников есть по крайней мере один опытный водитель. А собственным "Москвичом" или "Жигулями" не воспользовались потому, что машина вышла из строя, поломалась. Отсюда следует, что надо поинтересоваться, кто в последнее время ремонтировал машины в мастерской. Такова элементарная логика, хотя действия преступников далеко не всегда поддаются определению, у них своя логика. А что скажет капитан? – Кучеренко обернулся к хранившему молчание Руссу.

– Я так скажу, товарищ подполковник, – Руссу замялся, не решаясь возразить начальству. – Сколько их, автомобилей, нынче, попробуй проверь... А если ремонтировали машину сами? Или договорились с частником? Слишком широкий круг получается. – Кучеренко и Бачу поняли, что хотел сказать капитан: вся эта, мол, возня с проверкой ляжет на его сотрудников, а у них и без того дел по горло. – А та газета, о которой вы, товарищ подполковник, говорили? Там же адрес указан!

– Положим, не адрес, а только половина.

– Если проверять адреса, круг еще шире станет, – заметил Бачу. – У нас в Оргееве, считай, половина улиц на "ская" кончается; Комсомольская, Пушкинская, Заводская, Октябрьская... – он перечислял названия улиц, подчеркивая интонацией их окончания. – Полгорода перепроверим. И потом, товарищ подполковник, вы же сами говорили: сомнительно, чтобы преступник выписывал газету.

– Говорил, не отрицаю, однако сомневаться – наша обязанность. Разные бывают преступники, и вы это должны знать не хуже меня. А эти, судя по всему, газеты читают. Наша задача облегчается, потому что номера квартиры не указано. Скорее всего, собственный дом. Будем действовать методом исключения.

Бачу и Руссу почти одновременно согласно кивнули.

– Видимо, придется привлечь сотрудников других служб. Задание трудоемкое и малоинтересное. С проверкой машин пока подождем, не стоит распылять силы. А я пока займусь одним человеком. Кто в районной больнице заведует терапевтическим отделением? – Священник селиштской церкви не говорил ему, что человек, назвавшийся врачом, был терапевтом. Однако вспомнив, что Мардарь жаловался на печень, он сделал вывод: предлагавший свои услуги должен быть именно терапевтом.

Майор Бачу, человек в районе сравнительно новый, молчал. Ответил капитан:

– Как не знать. Это человек известный, уважаемый, Борщевский его фамилия, Михаил Самойлович.

– Узнайте, капитан, домашний адрес этого уважаемого человека. Да осторожно, чтобы в больнице не знали.

Подполковник понимал, что посещение больницы сотрудником милиции вряд ли останется незамеченным, пойдут кривотолки, и на имя человека, который с точки зрения закона не совершил никакого преступления, может быть брошена тень. И, кроме того, хотелось взглянуть на квартиру коллекционера, каковым представился Борщевский священнику, церкви архангелов Михаила и Гавриила.

Уже смеркалось, когда Кучеренко подошел к аккуратному особняку. Нажал кнопку звонка, укрепленного на зеленой калитке. В доме послышалось какое-то движение, занавеска на окне отодвинулась и в нем показалось встревоженное мужское лицо. Прошло еще порядочно времени, прежде чем во двор вышел человек в синем спортивном костюме, тесно облегающем плотную фигуру с круглым брюшком. Глаза, спрятанные за толстыми стеклами очков, недоверчиво смотрели на незнакомца. Не открывая калитки, хозяин сухо осведомился, кто нужен. Вынимая служебное удостоверение, Кучеренко спокойно произнес:

– Только не волнуйтесь, Михаил Самойлович. Надо поговорить, есть такая необходимость. – Он догадывался, что творится сейчас на душе у этого солидного немолодого врача: визит сотрудника уголовного розыска обычно радости не приносит, даже если и человек не чувствует за собой никакой вины.

Борщевский торопливо полез в кармашек свитера, вытащил оттуда брелок с ключами. Вместе с ключами на асфальтовую дорожку выпал желтый кружочек. Звук падения был мягкий, приглушенный. Они оба уставились на желтеющий на черном асфальте кружок. Кучеренко смотрел с интересом, Борщевский – со страхом и замешательством. Подняв, наконец, кружочек, он подержал его в ладони, не зная, что с ним дальше делать: положить обратно в кармашек или показать посетителю. Поколебавшись, протянул подполковнику:

– Редкая монета, старинная, австро-венгерская.

Кучеренко увидел надменный женский профиль с выбитыми по кругу словами: "Мария Терезия". Слегка подбросил монету в руке. Она оказалась неожиданно тяжелой для своего небольшого размера.

– Никак золотая, – заметил он, возвращая монету владельцу. – Откуда она у вас? – без всякой задней мысли, из любопытства спросил подполковник.

– Это длинный разговор, – уклончиво отвечал Борщевский, смутившись еще сильнее. – Да что же мы стоим на улице, заходите, – засуетился хозяин дома, пропуская гостя вперед.

Они поднялись по крутым ступенькам каменного крыльца, прошли через гостиную с цветным телевизором в углу и оказались в комнате поменьше. Кучеренко окинул ее взглядом: письменный стол, одну из стен почти целиком занимали стеллажи с книгами, другая же походила на алтарь, каких он повидал немало за последнее время. Однако даже в церкви Кучеренко не видел столько икон, сколько было собрано в этой маленькой комнатке. Он подошел к стене ближе, чтобы рассмотреть их получше. Иконы чем-то отличались, он не мог сказать точно, чем именно, от тех, что встречались ему в молдавских церквах.

– Северная школа, – не без гордости пояснил стоящий рядом Борщевский, – я ведь каждый год в Архангельскую область езжу. В отпуск. Северная школа – мой профиль. Давно собираю.

– А наши, молдавские?

На полном лице врача мелькнуло замешательство.

– Чего уж там, спрашивайте, раз пришли. Я ведь только в окно взглянул, догадался, откуда вы.

Дверь приоткрылась, в комнату заглянула женщина и бросила полный тревожного любопытства взгляд на Кучеренко. Борщевский сделал нетерпеливый жест, и дверь тотчас затворилась.

– Ну и хорошо, Михаил Самойлович, если догадались, это облегчает нашу беседу. Поэтому я жду от вас полной откровенности. Скажите, вы предлагали священнику Мардарю Леониду Павловичу свои услуги в обмен на иконы?

– Было дело, – куда-то в сторону пробормотал Борщевский.

– И чем оно закончилось?

– Ничем не закончилось. Не захотел священник у меня лечиться.

– И правильно, между прочим, сделал, – не удержался от реплики подполковник. – Для меня, Михаил Самойлович, еще с детства две профессии: врач и учитель – самые уважаемые. А вы... Кстати, едва не забыл: вы хотели рассказать об этой монете. Слушаю вас. – Кучеренко уже был почти уверен, что этот растерянный человек не причастен к преступлению, которое расследовали он и его коллеги. Вот только этот странный, непонятный эпизод с монетой...

– Нечего особенно и рассказывать... – Борщевский говорил неохотно. Я, видите ли, не только иконы коллекционирую. И монеты тоже. Подарила мне ее одна женщина-врач, вместе работали... Уехала она, далеко уехала. А монету я не успел зарегистрировать. Когда вас увидел – решил спрятать, на случай обыска.

– Не успели зарегистрировать? – переспросил подполковник. – А зачем, собственно?

– Как – зачем? – удивился Борщевский. – Золотая же... Такой порядок.

Подполковник, которому раньше не приходилось глубоко вникать в дела коллекционные, не стал распространяться и только сказал:

– Теперь-то, надеюсь, оформите, как положено?

– Обязательно, – последовал торопливый ответ.

Кучеренко попрощался, хозяин проводил его до самой калитки, запер ее на замок и возвратился к своим сокровищам.

Капитан Руссу, заглядывая в раскрытый перед ним блокнот, докладывал:

– Комсомольская, 28. Проживает пенсионер с женой, бывший главный инженер консервного завода. Одинокие. Машины никогда не было и нет в настоящее время...

– И вряд ли уже будет, – заметил Кучеренко. – Давайте дальше.

– По улице Пушкинской в доме 28 живет редактор районной газеты.

– Он что же, собственную газету выписывает? – усмехнулся Бачу.

– Кировская, 28, – продолжал свой доклад капитан. – Собственный дом работницы трикотажной фабрики. Разведена. Живет с сыном и дочерью. Старший сын в армии.

– А младшему сколько? – поинтересовался подполковник.

– Тринадцать.

– Трудный возраст, как говорят педагоги. Однако мальчишка исключается.

Руссу перечислял названия улиц, адреса, фамилии, и каждый раз раздавалось: "Исключается!" Со стороны можно было подумать, что трое взрослых играют в какую-то странную, непонятную игру, если бы не сосредоточенное выражение лиц "игроков".

– Заводская, 28, Ботнарь Иван Андреевич, работает на комбинате бытового обслуживания. Дом купил несколько лет назад. Жена, ребенок. Имеется автомашина "Москвич". Приобретена недавно, однако покупка пока не оформлена. Ездит по доверенности бывшего владельца. Он в Бельцах проживает.

"Опять эти Бельцы", – подумалось подполковнику. Он вспомнил о рапорте инспектора отделения уголовного розыска Бельцкого горотдела по поводу иконы.

– Так-так, – Кучеренко задумчиво постучал пальцами по столу. – Что еще?

– Предварительной проверкой компров не установлено. По месту работы характеризуется положительно. В семье ведет себя хорошо. – Начальника отделения тоже заинтересовал Ботнарь, и он не ограничился одной только проверкой адреса, а пошел по собственной инициативе дальше.

– Отлично, капитан, правильно сориентировались, – одобрил его действия Кучеренко. – Пока, кроме Ботнаря, никого не вижу. Будем считать его кандидатом в фигуранты номер один, хотя он и характеризуется положительно. – А машина его в каком состоянии? Тоже в положительном? сообщение капитана подняло настроение подполковника.

– Не успели установить. Тут нужна осторожность, а то и спугнуть недолго.

– Верно мыслите, капитан, – снова поддержал его Кучеренко. – Пугать мы никого не собираемся, и не такие уж мы страшные. Подумаем, как бы поаккуратнее это сделать.

Голубой "Москвич", урча мотором и вздрагивая, словно нетерпеливый конь, стоял перед светофором. Желтый свет сменился зеленым, и машина резво понеслась по центральной улице. Водитель не проехал и сотни метров, как вдруг откуда-то сбоку вынырнула желтая машина ГАИ, и сидящий за рулем лейтенант жестом приказал "Москвичу" остановиться.

– Нарушаете, товарищ водитель, превышаете скорость, да еще в центре. Прошу права, – вежливо потребовал автоинспектор.

– Ну что вы, товарищ лейтенант, не больше шестидесяти давал. Водитель говорил просительным, заискивающим тоном, каким обычно принято разговаривать с автоинспекторами.

– Этот прибор не ошибается, – лейтенант кивнул на измеритель скорости. – Будем делать просечку в талоне.

– Не нарушал я, товарищ лейтенант, – повторил водитель. – Не согласен на прокол.

– Не согласны, значит? – Автоинспектор как будто даже ждал такого ответа. – Тогда едем в ГАИ, там разберемся.

Водитель "Москвича" уже был не рад, что затеял этот спор. Перспектива объясняться в автоинспекции не сулила ничего хорошего. Он пробормотал несколько извинительных слов, однако лейтенант оставался непреклонен.

В обширном, забитом автомобилями дворе автоинспекции владелец "Москвича" с трудом нашел свободное место рядом с изуродованным до неузнаваемости "Жигуленком" и поплелся вслед за лейтенантом. Водители сидели в приемной с понурыми лицами, терпеливо дожидаясь своей участи, которую решал человек в кабинете с табличкой: "Заместитель начальника ГАИ". Лейтенант приоткрыл обитую облезшим дерматином дверь, пропуская вперед водителя голубого "Москвича".

В кабинете, кроме его хозяина, находился еще один человек в штатском.

– Товарищ капитан, – обратился к своему начальнику автоинспектор, этот водитель нарушает: скорость превысил, а спорит, в пререкания вступает... Пришлось доставить... Вот его права.

Водитель – коренастый малый, переминался с ноги на ногу посреди кабинета, переводя обеспокоенный взгляд с капитана на штатского. Присутствие в кабинете человека в гражданском было непонятным и потому, видимо, особенно беспокоило.

– Разберемся... Да вы садитесь, – пригласил замначальника ГАИ Ботнаря. Развернув права, которые ему передал автоинспектор, он прочитал вслух: – Ботнарь Иван Андреевич, шофер-любитель. Так-так... Где трудитесь, Иван Андреевич?

– На комбинате бытового обслуживания, наладчик оборудования. Сейчас как раз туда ехал. На перерыв домой заскочил, пообедать. Торопился, чтобы не опоздать. Вы уж, товарищ капитан, извините. – Он говорил торопливым, сдавленным голосом, так не вязавшимся с его плотной фигурой и грубоватым лицом. Было видно, что ему очень хотелось как можно скорее покинуть этот кабинет. Однако капитан не торопился отпускать владельца "Москвича".

– А машину когда приобрели? – вопрос был задан как бы вскользь, между прочим.

– Недавно. В Бельцах, по случаю. По доверенности пока езжу. Долго деньги копил, а на новую все равно не хватило. Больше на рыбалку езжу, я рыбалку очень уважаю. – Ботнарь искоса взглянул на молчаливо сидящего человека в штатском.

– Рыбалка – это хорошо, – капитан широко улыбнулся. – А вот нарушать не положено, Иван Андреевич. – Он полистал его водительское удостоверение. – Проколов пока не вижу. Ограничимся на первый раз предупреждением и профилактической беседой. Лейтенант вас проводит.

Нарушителей в тот день в ГАИ набралось немало, и душеспасительная беседа затянулась. Оказавшись, наконец, снова во дворе, Ботнарь увидел возле своего "Москвича" знакомого лейтенанта-автоинспектора.

– Поезжайте, товарищ водитель, – строгим тоном разрешил лейтенант. И не забудьте тормоза подтянуть, они у вас что-то ослабли, – крикнул вдогонку, но водитель его не расслышал: то ли из-за шума мотора, то ли ему было не до автоинспектора с его советами.

Голубой "Москвич" еще не миновал ворота, как в кабинет замначальника ГАИ торопливо вошел, почти вбежал капитан Руссу.

– Успели, товарищ подполковник, в самый раз, – доложил он. – В порядке его автомобиль, не видно, чтобы ремонтировали. И эти... папилярные узоры, – он щегольнул криминалистическим термином, – сняли. С бокового стекла. Там этих узоров полно. А у вас что? – спросил он с интересом.

– У нас тоже все нормально, капитан. Нервничает этот Ботнарь. Подполковник замолчал, восстанавливая в памяти подробности только что закончившейся встречи. – Явно нервничает. Пожалуй, пора его из кандидатов переводить в фигуранты. Будем продолжать разработку, причем интенсивно. Связи, образ жизни, прошлое... ну и все остальное. Информационный центр надо запросить, а отпечатки – на идентификацию. Лучше мне самому съездить, попрошу в темпе провести экспертизу. И с начальством надо обсудить кое-что. А вы, капитан, тем временем здесь действуйте.

"Похищение сабинянок"

В комнате, куда вошел Степан Чобу, за письменным столом сидел молодой человек в очках и что-то писал, изредка поглядывая на лежащую рядом небольшую картину. Он с явной неохотой оторвался от своего занятия и сдержанно спросил:

– Что у вас, гражданин?

В первые дни пребывания в Москве Степана неприятно удивлял такой сухой, жестковатый стиль, принятый не только в учреждениях, но и на улице или в магазине. Но потом он понял: ускоренный, нервный темп столичной жизни накладывает свой отпечаток на обитателей огромного города, и уже не обижался на известную грубоватость.

– Меня интересует многое, и в первую очередь человек, который только что покинул эту комнату.

На интеллигентном, с правильными чертами лице молодого человека отразилась крайняя степень удивления: этот огромный, просто одетый парень совсем не походил на обычного посетителя-сдатчика. Те ведут себя по-другому – робко, иногда заискивающе, стремясь расположить к себе придирчивого приемщика, от которого зависит оценка.

– А вы кто, собственно, откуда будете? – голос звучал по-прежнему сухо, однако Чобу уловил в нем настороженные нотки.

– Из уголовного розыска... – Инспектор достал из кармана красную книжечку.

– Так бы сразу и сказали, – товаровед постарался придать своему голосу оттенок любезности, даже слегка привстал со стула. – Садитесь, пожалуйста. Чем могу быть полезным МУРу?

– Я не из МУРа, – пояснил Чобу, – из Молдавии. Там же написано. Однако это значения не имеет.

– Конечно, конечно, – подхватил молодой человек.

"Что-то ты слишком суетишься, с чего бы это?" – подумал Степан. Он не раз имел возможность убедиться, что инспекторов угрозыска не встречают розами, однако люди с чистой совестью ведут себя совсем по-другому.

– Простите, товарищ инспектор, – спохватился товаровед. – Вы интересовались сдатчиком. Я как раз оформляю товарные ярлыки. – Он повернул лежащую на столе картину лицевой стороной к Чобу. Тот увидел старинный, будто игрушечный, паровозик и толпы людей вдоль полотна железной дороги. – Самохина работа, 1700 рублей поставили. И этюд Сарьяна он тоже сдал. Вообще, товарищ, инспектор, – доверительно продолжал молодой человек, – этот человек всегда приносит интересные вещи.

– А вы что, его знаете?

– Как вам сказать... Он наш постоянный клиент. – В голосе товароведа снова послышались настороженные нотки. Он взглянул в какую-то бумагу. Карякин его фамилия, Валентин Семенович, адрес – проспект Вернадского, 127, квартира 78. Мы паспортные данные обязательно записываем. Такой порядок. Недавно вазу сдал, Франция, восемнадцатый век. Редкостной красоты. Семь тыщ поставили, – эта цифра в устах товароведа прозвучала уважительно, даже благоговейно. – До сих пор не продана. Дорогая. Однако меньше не могли оценить. Действуем по инструкции. С учетом индивидуальных и художественных качеств. Такой порядок, – повторил товаровед, словно опасался, что уголовный розыск может заподозрить его в неблаговидных делах.

– Значит, этот Карякин – ваш постоянный клиент. Откуда у него эти вещи, не интересовались?

– Это инструкцией не предусмотрено, товарищ инспектор, – снова сослался на всемогущую инструкцию приемщик. – Главное – чтобы паспорт был в порядке, остальное нас не касается.

Чобу понял, что углубляться в этот вопрос не имеет смысла, и спросил:

– А что он еще сдавал, не припоминаете?

– Точно не скажу, вроде скульптуру бронзовую... Можно по картотеке узнать. Это документы строгой отчетности, хранятся пять лет.

– Тоже согласно инструкции?

– Совершенно верно, – без тени улыбки ответил собеседник. – Пройдемте в комнату, где товарные карточки хранятся.

Небольшая комната была вся заставлена шкафами с выдвижными узкими ящиками и походила на абонементный отдел крупной библиотеки. Молодой человек, сославшись на дела, оставил Чобу одного. Тот с сомнением окинул взглядом высоченные шкафы, набитые "документами строгой отчетности", вздохнул и принялся за работу. Скоро у него зарябило в глазах от множества фамилий и названий скульптур, картин, подсвечников, самоваров, зеркал, сервизов и многого другого, от чего одни стремились избавиться, а другие жаждали приобрести. За этой нудной кропотливой работой он провел не один час, прежде чем наткнулся на карточку под номером 2147. Из нее следовало, что Карякин Валентин Семенович 27 февраля сдал на комиссию бронзовую скульптурную группу в виде двух обнаженных женщин и одного мужчины возле лошади. Скульптура имела несколько загадочное название "Похищение сабинянок" и, как узнал Чобу из той же карточки, была оценена в 2200 рублей.

За монотонной работой время летело незаметно, и когда Степан взглянул на часы, он с удивлением обнаружил, что стрелки приближались к шести, и поспешил в торговый зал. Ему хотелось сегодня же, до закрытия магазина, поглядеть семитысячную вазу.

В магазине в этот предвечерний час уже включили освещение. Старинный бронзовый канделябр освещал мягким ровным светом покоящуюся на стеллаже вазу, благородный тонкий фарфор, вбирая в себя свет канделябра, светился изнутри, словно огромный драгоценный камень. В этом сиянии невесомо парили голубые ангелы среди разбросанных по белому фону ярко-красных роз. Эта красота невольно захватила даже неискушенного в искусстве Степана. Оторвавшись наконец от этого чуда, он вышел на улицу.

Стоял легкий приятный морозец, но чувствовалось приближение скорой весны. "А у нас уже совсем, должно быть, тепло, – подумалось Степану. Сеять скоро начнут", – по крестьянской привычке связал он начало весны с полевыми работами. После душного магазина морозный воздух казался необыкновенно свежим и прибавлял сил. Красным неоном светилась в сумерках огромная буква "М". Степан всем другим видам транспорта предпочитал метро: быстро и, главное, не заблудишься. Впрочем, до Петровки, 38, где теперь находилось его временное место службы, он сумел бы добраться и на автобусе или троллейбусе.

Рабочий день уже кончился, и в кабинете, кроме Сергея Шатохина, никого не было" чему Степан не удивился. Он привык к тому, что в служебное время комната тоже пустовала. Степан так и не успел познакомиться с коллегами Сергея: работа розыскников отнюдь не кабинетная.

– Что новенького, старший лейтенант? Долгонько тебя не было, приветствовал его Сергей. Он был в приподнятом настроении. – Кажется, лед тронулся, как говаривал один обаятельный жулик, чтивший уголовный кодекс. Ладно, давай выкладывай, – перешел на деловой тон Шатохин.

– Фамилия нашего потерпевшего – Карякин Валентин Семенович. – Чобу заглянул в блокнот и назвал адрес. – Сдает ценные вещи, я видел одну семь тысяч ваза стоит, представляешь? И еще сдал скульптуру – "Похищение сабинянок" называется. Какой-то мужик двух девок уволок. Одной ему мало.

– Легенда такая есть, Степа, – наставительно произнес Шатохин. Потом как-нибудь расскажу. Так на Вернадского, говоришь, прописан этот похититель?

– Почему – похититель? Вроде наоборот – у него украли.

– Ну, это еще большой вопрос, кто у кого украл. Я о другом. – Сергей засмеялся. – Похоже, что наш подопечный тоже вроде того похитителя сабинянок.

– Как это? Ты что-то сегодня загадками говоришь, дорогой Сережа.

– Никаких загадок, обычная история, простая вещь: жена и любовница, вот и две женщины.

– Про любовницу откуда узнал так скоро? – недоверчиво спросил Чобу. Сверхоперативно работаешь. Я вот целый день рылся в бумагах, чтобы адрес установить, а ты сразу и в дамки.

– Не в дамки, а в дамы, вернее – в даму, которую зовут хорошим русским именем – Татьяна, красивая, между прочим. Могу адресок и телефончик дать, – игриво произнес Шатохин.

– Да ну тебя, – отмахнулся Степан, – говоришь – давай по делу, а сам мелешь ерунду.

– А я по делу, только по делу, Степа. Запоминай: Рагозина Татьяна Максимовна, проживает по адресу: Сущевский вал, дом 31, квартира 25, в однокомнатной кооперативной квартире.

– Да откуда эти сведения? – заинтересованно спросил Чобу.

– Откуда, откуда, – передразнил его товарищ. – Хочешь, чтобы все наши секреты тебе выложил? Все оттуда. – Сергей сделал неопределенный жест.

Чобу на этот раз обиделся как будто всерьез, отвернулся и замолчал. Шатохин тоже молча с улыбкой наблюдал за товарищем. Насладившись этим зрелищем, он весело произнес:

– Шерше ля фам, как утверждают французы, и правильно, между прочим. Поехали мы, значит, за этим "Запорожцем", смотрим – во двор въезжает, на Сущевском валу, останавливается возле третьего подъезда. Они выходят. А тут как раз одна дама, я хотел сказать – дворничиха, снег подметает. То да се. Разговорились. Она чуть под градусом была. Полнейшую информацию выдала. Они ведь, дворники, все знают. Говорит, что жена Карякина прибегала, грандиозный скандал устроила этой фифочке – так она Татьяну именует. Я так понял: крепко не взлюбила эта дворничиха ее. Потому и рада перемыть ей косточки, с любым языком почесать. Пошли к полковнику, он тебя заждался. И Голубеву тоже не терпится узнать, с чем ты явился. Я уже успел доложиться.

Полковник Ломакин по-дружески приветствовал Чобу. Так же, как и Шатохин, он пребывал в хорошем расположении духа: сегодняшний день можно было отнести к числу удачных, и основания для такого настроения у полковника были.

– Вот видишь, Алексей Васильевич, – повернулся он к Голубеву, – не подвел Савицкий. А ты еще сомневался. И наши ребята отлично сработали.

– Стараемся, товарищ полковник, – смутился от похвалы начальства Степан. – А этот Савицкий вообще-то неплохой парень... Видно, сделал выводы.

– Время покажет... Докладывайте, – Ломакин положил перед собой толстый блокнот. – Это уже кое-что, – произнес он, когда Степан закончил, – но все еще мало. Мы ничего не знаем об этом Карякине и его даме сердца. И откуда у него такие дорогие вещи: картина, ваза, сабинянки эти самые?

– А если и они – краденые? Как лампада? – высказал предположение Чобу.

– Маловероятно, – тотчас откликнулся Голубев. – Мы бы знали, в Москве за последнее время таких краж не зарегистрировано.

– Так не обязательно в столице, товарищ майор, – Степан обвел глазами сидящих в кабинете, как бы ища у них поддержки. – Вот лампаду эту в Молдавии украли, а нашли в Москве.

– Мы ориентировок ниоткуда не получали по этим сабинянкам и другим вещам. А лампаду ведь в комиссионку не сдавали. Кто же понесет в комиссионный темные вещи?

– Предположим, Алексей Васильевич, – миролюбиво заметил Ломакин, случается, и несут. Украли, допустим в Одессе, а сдают в Москве. Как с "Ангелом пустыни", например.

– Так его же по липовому паспорту сдали, Владимир Николаевич, неужели забыли? – удивился майор.

– Ничего я не забыл, Алексей Васильевич, все помню. – Полковника как будто задело замечание насчет памяти. – А вы уверены, что Карякин – его настоящая фамилия? Может, и у него подложный паспорт. Мы же ничего не знаем.

– Пока не знаем, – уточнил Голубев.

– С поправкой согласен. – Ломакин встал, прошелся по кабинету. Чувствую: между сабинянками, которых похитили, и похищением "Ангела пустыни", может существовать связь.

Белый "Запорожец", поровнявшись с высоким стеклянным параллелепипедом гостиницы "Интурист", притормозил возле отливающего черным лаком "Форда-континенталя". Рядом с превосходящим всякие разумные размеры лимузином маленький "Запорожец" выглядел просто игрушечным. Из него вышла стройная женщина, привычным движением откинула черные волосы, ниспадающие на кожаное пальто, и бросила нетерпеливый взгляд на замешкавшегося в машине спутника. Наконец, из "Запорожца" вылез мужчина средних лет, тоже в кожаном пальто и туфлях на высоченных каблуках, взял свою даму под руку, и они скрылись за стеклянными дверями "Интуриста".

Ресторан "Звездное небо", вопреки своему названию, размещался в подвальном этаже гостиницы. О небе здесь напоминали лишь усыпанный звездочками низкий потолок да астрономические цены. Однако ни то, ни другое не отпугивало многочисленных гостей "Звездного неба", которое пользовалось, особенно среди иностранцев, репутацией самого фешенебельного ресторана в столице. Зал тонул в приятном, интимном полумраке, посреди которого большим пятном светилась круглая сценическая площадка. Свет падал и на стоящие почти вплотную к площадке столики. За одним из них, уставленном бутылками шампанского, восседали двое пожилых седовласых джентльменов.

К водителю "Запорожца" и его даме подошел величественный, преисполненный собственного достоинства метрдотель. Мужчина быстрым незаметным движением сунул в карман его смокинга красную купюру, и метрдотель любезно осведомился, чем он может быть полезен гостю и его даме. Гость кивнул в сторону джентльменов, и они втроем направились к их столику. Метрдотель почтительно склонился над столиком, что-то тихо сказал по-английски. Джентльмены повернули свои седые головы, задержали взгляд на даме, заулыбались и с готовностью закивали. Мужчина и его спутница сели. На площадке посреди зала певица в блестящем, похожем на рыбью чешую платье, исполняла старую сентиментальную песенку Глена Миллера из американского фильма. Она пела по-английски, старательно выговаривая слова, однако у нее, видимо, не получалось с произношением. Один из джентльменов что-то с улыбкой сказал своему приятелю. Тот снисходительно улыбнулся. Улыбка мелькнула и на лице молодой дамы, что не осталось незамеченным.

– Мадам, кажется, понимает по-английски? – вежливо осведомился тот, что сидел рядом.

– Немного, – она кокетливо поправила длинные волосы.

– Где мадам выучилась английскому?

– Если вы из Штатов, значит – на вашей родине.

Разговор оживился. Спутник "мадам" участия в нем не принимал, и о нем словно забыли. Соседи по столику действительно оказались американцами. В Москву их привели, как они сказали, дела фирмы, дни проходят в переговорах и деловых встречах. Однако пусть их очаровательная соседка по столику не думает, что у американцев на уме только бизнес. Совсем нет. Они очень, очень любят и ценят русское искусство, особенно древнее, и вопреки напряженной программе успели побывать в Третьяковской галерее и других музеях. И еще, как доверительно сообщили господа американцы, им очень хочется приобрести на память о России что-нибудь настоящее, истинно русское, например икону. К сожалению, то что предлагают в "Новоэкспорте", их не устраивает.