Текст книги "Другой Холмс. Часть вторая. Норвудское дело"

Автор книги: Евгений Бочковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– Уотсон, – подсказал я.

– А ваше…каким будет ваше лицо, Ватсон? – патетически, насколько позволял шепот, продолжил он, схватив меня за рукав. – Неужели опять смиренным, принимающим все, что бы ни случилось, с утешением, что всему быть, и ничего не миновать? Очнитесь уже, наконец! Вы так проникновенно погружены в себя, но надо же иногда выбираться на поверхность поближе к действительности! Или вы думаете, что за одно только лишь сегодняшнее более чем скромное участие она остановит на вас свой выбор? Да стоит только завтра газетам объявить о появлении на лондонском олимпе новой достойной претендентки, как набегут толпою соискатели, среди которых вы, дружище, мигом потеряетесь.

Я растерянно спросил, что ж тут можно придумать, если дело уже как по накатанной дороге преспокойно близится к завершению. Но мой друг никогда не унывал и теперь тоже лихорадочно искал выход.

– Шанс, хоть и призрачный, у нас еще есть. Нужно любой ценою сорвать сегодняшние переговоры с Бартоломью. Тадеуш считает, что дело решенное, и сейчас мы сообща все вместе его уговорим. Значит, следует добиться обратного. По мнению Тадеуша его брат вовсе не горит желанием делиться с нашей подопечной. Тадеуш все время уговаривал его отсылать жемчуг, и теперь, когда сокровища найдены, чуть ли не заставил брата пойти с ней на сближение. Бартоломью безусловно гложет мысль, что это он нашел сокровища, а значит имеет больше прав чем брат решать, как распорядиться деньгами. Пари держу, он будет упираться и наверняка заявит, что без него и его сообразительности не было бы и клада. И он по-своему прав.

– Нет, не прав, – возразил я. – Клада не было бы не без него, а без майора.

– Вы так договоритесь, что без майора не было бы и Бартоломью, – нервозно заметил Холмс, с тревогой поглядывая в сторону оторвавшихся от нас спутников. – Стоит ли копать так глубоко? Да, майор Шолто сколотил и состояние, и обоих сыновей, и неизвестно еще, к чьему появлению приложил больше усилий…

– К сокровищам, конечно, – ответил я так же шепотом. – Дети, по крайней мере, законнорожденные и не произведены на свет украдкой.

– Оставьте мелочи и сосредоточьтесь на главном, Ватсон! – вышел из себя Холмс все так же шепотом. – Тадеуш – разглагольствующий бездельник, и все сделал умница Бартоломью, вы согласны?

– Помешанный на своем здоровье, вдобавок.

– Кто?

– Тадеуш.

– Причем тут это?!

– Это так, к слову.

– Он и только он разыскал клад…в смысле, Бартоломью, и без его находчивости мы бы сейчас прокисали в бездействии на Бейкер-стрит. Это-то вы не станете, надеюсь, отрицать?

– Нет, не стану, – признал я. – Мне Тадеуш тоже не очень нравится. Но он поддерживает мисс Морстен, которую мы тоже поддерживаем.

– Нужно дать ему какую-то зацепку против брата…

– Тадеушу?

– Бартоломью! – закричал все так же шепотом Холмс, потеряв терпение. – Чтобы он смог сегодня если не отказать, то хотя бы отсрочить дележ добычи. Но сделать это следует очень тонко, чтобы наши попутчики не догадались.

Вот ведь как! А я-то думал, что финал вполне предсказуем.

– Но Холмс! Что вам даст отсрочка, если в итоге мисс Морстен все равно заберет свои деньги?

– Ватсон, вы постоянно упускаете из виду линию, которую я упорно гну. Пусть бедняжка получит свое причитающееся, кто ж против? Но она должна усвоить себе, что без нас, в особенности без вас, не видать ей богатства, как… В общем, мы должны героически поднять ей настроение, а для этого нужно сначала хорошенько его уронить. Нужна серьезная проблема, которая возникнет на ровном месте. Каковой вам видится такая проблема, учитывая, что мы имеем дело с баснословной кучей денег?

Я подумал немного и предположил, что, поскольку куча и впрямь баснословна, она должна быть большая и тяжелая. И если б у нас, например, каким-то образом сломался кэб, и мы тогда на своих плечах перетаскали бы эту кучу. Да еще и в такой темноте, в отдаленном и небезопасном месте. Чем не достойный всеобщего одобрения поступок? Но Холмс отреагировал на мою идею крайне скептически.

– Категорически несерьезно, мой друг. Вы не носильщик, вы – спаситель, почему вы упорно отказываетесь взять на себя эту восхитительную роль? Запомните, с деньгами может случиться только одна единственная проблема. Они могут исчезнуть. И в нашем случае они обязаны исчезнуть. А мы, соответственно, обязаны их найти. Значит, сейчас при встрече с Бартоломью мы должны не только сорвать договоренность и передачу денег, но и узнать хорошенько, где Шолто держит клад, и как к нему пробраться. Времени у нас совсем мало. В эту же ночь мы должны выкрасть сокровища. Затем мы устроим полные смертельно опасных приключений розыски и, в итоге, осчастливим нашу клиентку и вашу будущую невесту.

Я посмотрел на ту, кто, идя впереди под руку с мистером Шолто и удаляясь от нас, тем не менее стремительно надвигался на меня в обещанном Холмсом качестве. Тадеуш по обыкновению засыпал ее речами, и она, вынужденная отвечать, время от времени оборачивалась к нему. Пора бы уже осознать и поверить, что половина содержимого ларца в полное распоряжение – не сказка, а явь, ради наступления которой собрались здесь все эти мужчины. Но ничего не изменилось. Ее лицо вовсе не показалось мне поющим молчаливую песню сбывшихся грез. Она не оглядывала с неподдельной нежностью унылую округу, и не рвалась крепко обнять каждое деревце, что встречалось нам по пути. Ночь, принесшая ей новость об избавлении от нужды, не казалась ей дивной. Словом, в ней не просматривалось никаких признаков сумасшествия, каким проникаются все те, на кого сваливаются столь внезапные блестящие перемены. Ей как будто бы было все равно. Она выглядела рассеянной и даже подавленной, а еще понаблюдав за ней, я вдруг с удивлением осознал, что она переживает какое-то острое болезненное чувство, словно испытала потрясение. Я догадывался о причине. Несомненно, рассказ Шолто содержал в себе трагический факт. Капитан Морстен не только давно покинул этот мир, но даже был лишен права на погребение и по-христиански, и даже хоть сколько-нибудь по-человечески. Тело Морстена зарыли или утопили в неведомом месте, так что его дочери и не сыскать никогда его тайную могилу. И все же главное – его смерть – по прошествии стольких лет почти не вызывало сомнений и без участия Шолто. Неужели вплоть до сегодняшнего дня она все еще всерьез надеялась услышать благоприятное известие об отце?

Жадно вглядываясь в нечаянно открывшуюся картину и до боли любуясь этой затаенной драмой в печальной душе Мэри Морстен, я вдруг осознал, что мне вовсе не хочется затевать игры вокруг судьбы этой чувствительной и доброй натуры. Но Холмсу виднее. Если мы сначала совсем чуточку, самую малость аккуратно огорчим ее сообщением, что сокровища похищены неизвестными, можно только представить себе, как нам удастся ее порадовать, когда мы их вернем! Ее счастью не будет предела! Ведь никакие потери не расстраивают так, как радуют неожиданные находки, утешал я себя. Я уговорю Холмса как можно быстрее "найти" сокровища, и все это недолгое, надеюсь, время буду изо всех сил уверять бедняжку, что мы вот-вот через какие-нибудь полчаса распутаем это невероятно сложное дело, отыщем похитителей и заберем у них клад. Главное, на радостях не проговориться, кто эти бессовестные похитители. Я вспомнил последние слова Холмса и понял, что готов на все, только чтобы действительно осчастливить эту одинокую и свыкшуюся с долгим безрадостным существованием душу. Не важно как. Жениться или, напротив, убраться с дороги, если потребуется. А для начала твердо воспрепятствовать притязаниям жадного Бартоломью Шолто и отстоять для нее эти чертовы сокровища.

Глава 3. Счастливый поворот

Из дневника доктора Уотсона

Мы прибыли в Пондишери-Лодж уже совсем поздно. Дом окружала высокая стена. Как объяснил нам Тадеуш, еще со времен отца усадьба очень тщательно охранялась. После его смерти Бартоломью только ужесточил меры безопасности, ни на минуту не забывая об угрозе со стороны загадочного калеки. Мы подошли к запертой калитке, и Тадеуш позвонил. Через минуту из тьмы выступил какой-то угрюмый тип, по всей видимости, привратник и поинтересовался, что нам всем нужно в столь поздний час. Тадеуш объяснил, что у него вчера был разговорс братом, и они договорились о сегодняшнем визите гостей. Но угрюмый тип уперся и ответил, что может пропустить лишь его, а вот остальных – никак нет. Тадеуш занервничал. Он стал увещевать этого Мак-Мурдо, уговаривая не позорить его перед друзьями. Мы с Холмсом переглянулись, подумав, конечно же, об одном и том же. Это был шанс. Мы, правда, еще не встретились с хозяином и не увидели, где он держит клад, но ведь позже такой возможности все отменить может и не представиться. Вдруг Бартоломью поддастся уговорам брата или же проникнется расположением к мисс Морстен и с удовольствием вручит ей ее кучу денег? Чтобы не доводить до неприятной ситуации, когда придется отговаривать его при всех от столь разумного поступка, необходимо было зацепиться за подвернувшийся случай. Холмс выступил вперед.

– Как ни обидно получить отворот поворот посреди ночи, но вынужден признать, что вы, мистер Мак-Мурдо, совершенно правы, что не впускаете нас.Уважаю слуг, которые ответственно относятся к своим обязанностям.

– Поверьте, сэр, я бы с великим удовольствием…, – суровый бас за решеткой заметно смягчился.

– У вас нет такого права, – торопливо перебил его Холмс, почуяв опасность обратного эффекта. – Слишком рисковано доверять незнакомым людям, напрашивающимся в гости в столь поздний час. В конце концов, до завтра ваш хозяин, мистер Шолто, никуда от нас не сбежит.

– Может, я погорячился, – засомневался Мак-Мурдо. – Тем более, что ваш голос мне почему-то знаком. В конце концов, если мистер Бартоломью действительно ждет вас, я могу…

– Ни в коем случае. Большое вам спасибо, мистер Мак-Мурдо, за то, что так любезно поговорили с нами.

Под любезностью Мак-Мурдо Холмс, видимо, подразумевал то, что этот грубиян, разговаривающий с бедным мистером Тадеушем откровенно пренебрежительно, не стал спускать на нас собаку, как обещал в случае нашей настойчивости, а ограничился угрюмым заявлением, что ничего знать не желает о каких-то гостях, похожих по его мнению больше на жуликов чем на порядочных людей.

До этого момента я и не думал, что на свете существует что-то, неподвластное тьме. Однако лица Мисс Морстен и Тадеуша после слов Холмса засияли таким изумлением, что их свечение не сумел поглотить даже кромешный мрак. Но тут Мак-Мурдо неожиданно воскликнул:

– Вспомнил! Это ж бедолага Холмс, которого я нокаутировал в первом раунде три года назад! Я слышал, вы тогда долго лечились.

– Так все-таки в первом раунде или три года назад? – с досадой отозвался Холмс, понимая, что теперь вернуть ситуацию в нужное русло будет крайне непросто. – Вы уж определитесь.

– Да нет же! – смутился сторож. – Я совсем другое хотел сказать. Как ваше здоровье? Я ведь говорил вам, что бокс не для вас, помните? Вы слишком высоко держите подбородок, от того так запросто в него и получаете. Я вовсе не хотел вас обидеть и сейчас же впущу вместе с вашими друзьями. Если б не темнота, я бы наверняка узнал вашу выбитую челюсть. Пожалуйста, проходите!

С этими словами он открыл калитку. Затея Холмса отменить визит, почти уже сработавшая, провалилась. Шансов изменить ход дела в нашу сторону не осталось. Придется пересечь сад, войти в дом и подняться в кабинет Бартоломью. И все это лишь для того, чтобы тут же покончить с нашими надеждами. Что такого могло еще произойти на этом коротком отрезке пути, чтобы вмешаться в столь предсказуемый расклад? Возглавляемые Тадеушем мы направились через сад к дому, но Шолто вдруг насторожился, почуяв неладное.

– Ничего не понимаю. Вот то окно наверху, видите? Это его кабинет. Там должен гореть свет, но, кажется…

Мы зашли в дом и натолкнулись на экономку. Пожилая женщина пребывала в сильной тревоге. Она сообщила, что с тех пор, как вчерашним вечером Тадеуш покинул брата, весь следующий день Бартоломью не показывался на глаза, запершись у себя в кабинете. Наконец, она решилась заглянуть в замочную скважину. Хоть в замке и находился ключ, кое-что ей все же удалось разглядеть. И это «кое-что» не прибавило ей оптимизма. Миссис Берстон была откровенно напугана, и, когда мы по очереди заглянули в кабинет Шолто ее способом, то тоже испытали ощущения, весьма далекие от приятных. Из темноты неосвещенной комнаты как белая луна на нас смотрело лицо покойника, застывшее в какой-то жуткой непередаваемой эмоции. Оно и видимо-то было, благодаря падавшему на него через окно лунному свету.

Ничего не оставалось кроме как взломать дверь. Посреди комнаты в кресле сидела абсолютная копия Тадеуша, безучастная не только к шуму, с которым мы ворвались в комнату, но и вообще ко всему, что принадлежало этому миру. Бартоломью Шолто уже успел окоченеть. Почти над головой его чуть сзади в потолке зияла внушительная дыра – та самая, проделав которую, он обнаружил чердак, в чьем небольшом пространстве и дожидался своих хозяев ларец с сокровищами. Тадеуша колотила дрожь, и он боялся подойти к брату. Мы с Холмсом приблизились и поверхностно оглядели тело. На нем не было никаких ран. Отчего же он умер? Мысль о том, что этот несчастный скупец не выдержал огорчения от предстоящего раздела имущества, вызвала во мне угрызения совести. Неужели мы явились невольными убийцами? Без нас Тадеуш не принудил бы брата к такому самоубийственному в его представлении выбору. Или это и в самом деле самоубийство?

Пересиливший свой страх Тадеуш, наконец, тоже подошел, и мы услышали его голос:

– Посмотрите, мистер Холмс! За ухом. Что это?

Действительно, за правым ухом мертвеца из виска торчал тонкий длиной с иголку предмет. Я бы и принял его за иголку, но, осветив и рассмотрев предмет под лупой, Холмс заключил:

– Это, мистер Тадеуш, какая-то щепка или шип растения вроде кактуса. Странно. Вчера вечером, когда вы виделись с ним, у него ее не было?

– Я не приглядывался к его ушам, но думаю, нет. Бартоломью не таков, – прошептал Тадеуш. – Может, это и есть причина смерти? Вдруг оно ядовитое?

– Вы полагаете? – откликнулся Холмс уже другим тоном. Тем самым, который свидетельствовал о возникновении в его голове очередной проницательной догадки. – Любопытно. А знаете, ваше случайное замечание натолкнуло меня на оригинальную мысль. Мой дедуктивный метод исключает возможность случайной смерти при отсутствии орудия убийства, это однозначно. Если бы ваш брат ненароком наткнулся на эту колючку в пределах комнаты, то мы бы обнаружили здесь и горшок с тем самым кактусом…

Слова Холмса прервал дикий крик Тадеуша. Оказывается, ларец с сокровищами, который они с братом спустили с чердака и установили на столе, теперь исчез.

– Ну вот, – заключил Холмс. – Кактус отменяется однозначно. Убить он еще мог, но ему не под силу без посторонней помощи вынести тяжелый ларец.

– Верно, – согласился я. – Как минимум, у него должны были быть сообщники, которые забрали его с собой.

– Кого? – ошеломленно переспросил Тадеуш и тут же запричитал, заламывая руки. – Послушайте, во всем же обвинят меня! Я был последним, кто видел его живым!

– Но ведь он заперся изнутри и оставил ключ в замке. Как бы вы смогли проделать такое, мистер Шолто, будь вы убийца? И вообще, хотел бы я знать, каким образом злоумышленник сюда проник, если и дверь, и окна надежно заперты. Вы кого-нибудь подозреваете?

– Думаю, это тот одноногий, которого боялся мой отец. Джонатан Смолл. Бартоломью говорил мне как-то, что тот не оставил своих попыток, и слуги пару раз видели его. Он все-таки добрался до моего брата!

– Джонатан Смолл! – присвистнул Холмс. – Так он и есть калека, напугавший майора до смерти? Кто бы мог подумать!

– Вы его знаете? – удивился Тадеуш.

– Не далее как сегодня мисс Морстен познакомила нас. По счастью, он еще об этом не знает.

– Мисс Морстен? – пролепетал Тадеуш, окончательно сбитый с толку. – Вы шутите?!

– Нисколько. У нее сохранился документ, похожий на тот, что вы нашли в кабинете после смерти отца.

– "Знак Четырех"?

– Именно. Там присутствовало это имя.

– Господи! Я уж было подумал…, – Тадеуш оперся руками о стол и свесил голову. Казалось, его покинули последние силы. Он обмяк, спина его сотрясалась то ли от ужаса, то ли от того, что ноги готовы были подкоситься и отказывались поддерживать тело.

– Что нам известна его наружность? – докончил за него Холмс. – Это было бы слишком щедрым подарком с учетом того, что следствие еще толком не началось. К сожалению, так не бывает. Хотя наличие протеза оставляет кое-какие шансы…

– Что ж теперь, переловить всех одноногих?! – истерично взвился Тадеуш. – Я вам скажу, как бывает. В первую очередь, полиция берется за родственников. Вам это и без меня известно. Я наследую имение, это вполне достаточный повод отправить меня на виселицу.

– Собственно, мы еще не убедились, что тут побывал именно он, – расставшись с надеждой ободрить Шолто, рассуждал уже больше с собою Холмс. – Кто бы объяснил мне, каким образом калека проделал то, что здоровому не по зубам!

Я посмотрел на Холмса, и мне стало неловко. Пока несчастный мистер Тадеуш хныкал и вздыхал, утирая слезы, Холмс, стоя в неподобающей атмосфере смерти позе возле покойника и чуть ли не облокотившись на него, светился от счастья. И если бы даже я не понял, что к чему, Холмс вырывающимися из него восклицаниями разъяснил бы мне секрет такого приподнятого духа. То и дело до меня доносилось (слава Богу, приглушенное):

– Нет, ну кто бы мог подумать! Когда мы уже думали, что все…тут такое! Вот это да!

И действительно. В самый последний момент, когда уже не оставалось никаких надежд, мы получили, наконец, то, о чем могли только мечтать. Загадка, приз за раскрытие которой – ларец с драгоценностями и сердце богатой невесты. Дело оставалось за малым. Раскрыть преступление, поймать преступника и найти сокровища.

Мы зажгли несколько свечей и расставили их так, чтобы осветить всю комнату. И сразу же нам стали попадаться всевозможные улики, доказывающие, что к версии о самоубийстве или несчастном случае следует относиться весьма скептически. Очень быстро было обнаружено слуховое окно, ведущее с чердака на крышу, и таким образом определен способ, которым убийца проник в дом. Бартоломью располагался в кресле спиной к дыре в потолке, и если кто-то, как рассуждал я, подкрался сзади с горшком в руках и прислонил ядовитый кактус к затылку несчастного, а то и вовсе заехал что есть мочи ему по темени тяжеленным горшком… Холмс раскритиковал мою версию, по его мнению, жертва была поражена с дистанции бесшумным выстрелом.

– Можно подумать, в школе вы никогда не плевались горошинами через трубочку, Ватсон.

– У нас не было такого предмета.

– Значит, вы получили воспитание в женском пансионе, – улыбнувшись Холмс взял со стола небольшой сплетенный из соломки мешочек, полный таких же шипов. – Ага! А вот и наши стрелы. Не удивлюсь, если они пропитаны…бисульфатом бария, например.

Там же на столе лежал клочок бумаги, в котором каракулями была выведена уже знакомая нам надпись – «Знак четырех». Следующее вещественное доказательство высмотрел Тадеуш Шолто.

– Глядите! – вскрикнул он, указывая трясущимся пальцем себе под ноги. – Я же говорил вам!

Весь пол был усеян круглыми размером с крупную монету отпечатками.

– Протез, – коротко заключил Холмс. – Значит, это действительно Смолл. Но как он со своей деревяшкой сумел залезть по стене? У него должен был быть сообщник, надо искать еще следы. Ой! Смотрите-ка, Ватсон!

Он остановился в том месте, где было пролита какая-то вонючая жидкость. На краю этой густой лужи отпечатался след очень маленькой ноги. Пальцы ее были странным образом оттопырены.

– Вот те раз! Неужели ребенок?

Втроем мы недоуменно поглядели друг на друга.

– Вот что я вам скажу, – нашелся первым Холмс. – Не будем прикидываться шокированными святошами и изображать уверенность в том, что на всем свете не найти детишек, которые согласятся принять участие в преступлении. На всем остальном свете, может, и не найти, зато в Лондоне их предостаточно.

– В краже или хулиганстве – да, но в убийстве?! – воскликнул я недоверчиво.

– Ваше недоумение, Ватсон, объясняется тем, что вы слишком поверхностно осведомлены о том, что творится в районах вроде Спиталфилдз, а об Уайтчепеле узнали самую малость, и то лишь благодаря Джеки Рипперу. В нежном возрасте из чувств развито лишь любопытство. О том, чтобы поставить себя на чье-то место и представить себе чужую боль, не может быть и речи. В таких условиях лишение жизни представляется увлекательным приключением, чем-то вроде игры. Этим Смолл нашего сорванца и завлек, вдобавок, посулил денег. Вы бы отказались?

– Надеюсь, да, – с жаром отозвался я. – Надеюсь, у меня бы хватило…

– Меня смущает другое. Мальчуган не робок даже по меркам любителей подобных забав. Он сумел взобраться на крышу, тихонечко проникнуть на чердак так, что Шолто ничего не заподозрил. Что было дальше? Ясно, что он сбросил веревку Смоллу и помог ему взобраться. Так же на веревке они спустили ларец вниз.

– Вы забываете, Холмс, об одной маленькой детали, – поправил я его, так как меня порядком покоробил бесстрастный тон, с которым он взялся уделять внимание далеко не первостепенным вещам. – Возможно, вы опустили ее как незначительную. Между делом они прикончили несчастного Бартоломью!

– Это само собой.

– Но кто из них стрелял? Разве вас не интересует, взрослый или ребенок посмел поднять руку на чужую жизнь?!

– В настоящий момент это не важно. Ясно и так, что мы имеем дело с убийцами. Главное, напасть на их след.

– Ничего себе "не важно"! Надо молиться, чтобы выяснилось, что это не неразумное дитя пролило кровь! Как вы не поймете, что от этого будет легче всем нам!

– Лично мне будет легче, если вы это возьмете на себя, Ватсон, – отрезал Холмс, не поведя и бровью. – Ну, что ж, мистер Шолто, давайте вернемся в комнату экономки, где нас дожидается мисс Морстен, и, прежде чем вы отправитесь за полицией, я сделаю небольшое заявление.

Так мы и сделали. Экономка выглядела все такой же перепуганной, да и мисс Морстен смотрела на нас встревожено, предчувствуя нехорошие известия. Лицо Холмса, неподобающе оптимистичное для такой ситуации, вдохнуло в нее надежду, и я невольно сжался, предвидя, что ей предстоит услышать. Вдобавок ко всему Холмс не сумел вовремя удержаться от любимого жеста, коим обыкновенно выказывалось его удовольствие, и взялся потирать руки, но спохватился и гуманно изобразил присутствующим, как пытается стереть, таким образом, грязь с ладоней.

– Итак, дамы и господа. Бартоломью Шолто, которого нам предстояло склонить к такому же благородному отношению, какое проявил его брат, не возразил нам ни словом. Но хорошие новости на этом закончились, ибо предмет спора исчез, и спорить не с кем и не о чем. Да, да, мисс Морстен. Вы ограблены, а мистер Шолто лишился еще и брата. Трагедия, что и говорить. И посему я от всей души вам сочувствую. Но, с другой стороны, у нас с доктором появилась возможность доказать вам, что мы не зря едим свой хлеб. Мы беремся за это запутанное дело немедленно. А вы, мистер Шолто, отправляйтесь в участок в Норвуде и известите полицию о случившемся.

Тадеуш послушался и бегло застучал каблуками по лестнице, а Холмс отвел меня в сторону.

– Холмс, умоляю вас, – зашептал я, не дав ему открыть рта, – сделайте что-нибудь с этим нездоровым блеском в ваших глазах! Поймите же, что светиться восторгом при таких обстоятельствах просто неприлично.

– Полагаете, я охвачен эйфорией? – пожал он плечами. – Дело-то выходит непростое. Уж лучше бы мы сами выкрали сокровища, как и собирались. Тогда бы нам не в пример было бы легче разыскать их, чем теперь, если бы мы только не забыли, куда спрятали их. Сейчас же следует, не теряя времени, отыскать следы Смолла, иначе он, чего доброго, с такими деньжищами быстренько скроется из страны. Но нам повезло. Тут неподалеку проживает старик Шерман.

– Зачем нам парик в такое время? – удивился я, вспомнив, что означает это имя.

– Это другой Шерман. У него есть собака. Этот Тоби очень хорошо идет по следу.

– Даже в темноте? – удивился я. – Такое хорошее зрение?

– Даже с закрытыми глазами. Такой отменный нюх. Приведите его сюда.

Я отправился по указанному адресу пешком, так как это место оказалось неподалеку, однако обратный путь занял у меня более часа из-за постоянных препирательств с собакой. Я так и не понял, этот Тоби "очень хорошо идет по следу" вообще, или в сравнении с тем, как он идет по земле "бесследно", то есть не озадаченный предъявленным запахом. У меня создалось впечатление, что наличие следа – обязательное и единственное условие его передвижения. Других стимулов переставлять свои короткие кривые лапы он не признавал, или же они у него отнимались в условиях отсутствия строго обозначенной задачи. Даже прогуляться по своим собачьим делам – обнюхать кусты, освежить их отметинами, пообщаться с такими же собаками и загнать наглого кота на дерево – он согласился бы, только если предварительно сунуть ему под нос чью-то перчатку или шляпу. Вероятно у пса, как у всякого закоренелого специалиста в своей области, развилась профессиональная болезнь, и бедолага совершенно разучился быть самим собой и наслаждаться жизнью. Чтобы довести талантливого ищейку до места, где ему будет суждено поразить нас своими способностями, мне пришлось изобрести хитроумный способ. Я давал Тоби понюхать свой свернутый клубком носовой платок, швырял платок в направлении нашего движения, кричал волшебное слово "Ищи!", Тоби "находил" его, и мы возвращались к началу описанного цикла. Чтобы сократить число повторений, я старался зашвырнуть платок подальше, и все равно к концу пути рука, бросавшая платок, у меня буквально отваливалась. Я охрип от выкриков опротивевшего мне навеки слова "Ищи!" и все же в итоге был вынужден заключительную милю нести Тоби на руках, так как платок, перемазанный грязью и слюнями жадного до находок пса, в конце концов, закатился под водосточную решетку и мы, промучившись с его извлечением с четверть часа и так и ничего не добившись, разделились во мнении. Тоби не желал бросать начатое, несмотря на мои уверения, что вещь не такая уж ценная, и был силой отстранен от выполнения задания, так что я вернулся в Пондишери-Лодж в полном изнеможении.

Там уже находились представители полиции Норвуда, однако среди них я заприметил и человека из Скотланд-Ярда. Инспектор Этелни Джонс заметно выделялся своей тучной фигурой, напоминая слона в лавке не только дородными формами, но и безалаберным поведением. Ему уже все было ясно. Он раскрыл дело за пять минут, управившись в этот промежуток времени со всеми необходимыми процедурами, то есть арестом подозреваемых. Тадеуш Шолто не угадал только одного – вместе с ним под стражу взяли привратника Мак-Мурдо. Холмс со стороны посматривал на Джонса не без иронии, но при этом выглядел озабоченным.

– Ватсон! – подошел он ко мне, едва увидел меня с Тоби. – Поставьте пса на землю, незачем его баловать. Мы с вами совершенно забыли про мисс Морстен. Она все еще тут.

– Надеюсь, это так, Холмс, – откликнулся я, переводя дыхание и удерживая Тоби от остервенелых попыток воткнуться носом в Холмса. – Иначе в этой тьме кромешной мы ее ни за что не найдем. Даже с Тоби, потому что у нас нет ничего от нее, что он мог бы понюхать.

– Я имел в виду, что ей совершенно не подходит эта зловещая атмосфера мрачного дома.

– Где вдобавок ко всему свершилось ужасное злодеяние, – добавил я с содроганием, так как лицо покойника все еще стояло у меня перед глазами.

– Вот именно. У ворот по-прежнему стоит наш кэб, забирайте девушку и отвезите ее домой. И постарайтесь успеть за это время произвести на нее как можно более приятное впечатление. Помните, о чем я вам говорил. Мисс Мэри очень хороша для нас – ну, просто золото, а не человек. А еще и серебро, и бриллианты с изумрудами. Так что расскажите ей что-нибудь занятное или спойте, покажите, в конце концов, фокус какой-нибудь. Словом, развейте тучи, отвлеките от дурных мыслей, не мне вас учить.

– А вы?

– Я улажу дела с Джонсом, а потом мы с Тоби бросимся по следу Смолла. Его протез тоже вляпался в креозот…

– Та лужа?

– Да, – тихонько рассмеялся Холмс. – Потому он и оставил столько следов на полу. Так что для Тоби это не задачка, а сущие пустяки.

С этими словами он подмигнул мне и, развернувшись, направился обратно в дом.

Мисс Морстен вышла через калитку и тихая и какая-то поникшая подошла ко мне. Вечер, так замечательно начавшись для нее, был безнадежно испорчен. Подводя ее к кэбу, я вдруг почувствовал сильное волнение. Мне предстояло оказаться с нею в темном и тесном пространстве, где мы поневоле провели бы вблизи друг друга достаточно много времени. Достаточно, чтобы что? Уж не боюсь ли я ее? Я со страхом осознал, что начинаю испытывать к мисс Мэри неведомое мне доселе притяжение. Только этого не хватало. Нет уж! Я дождался, когда Холмс вернется в дом и уже не сможет видеть нас, помог девушке взойти в кэб, но сам остался снаружи. Она взглянула на меня вопросительно.

– Извините меня, мисс Морстен, что не могу сопровождать вас, – проговорил я запинаясь. – Нам с Холмсом придется, не теряя ни секунды, броситься вслед за исчезнувшими сокровищами, чтобы они не исчезли окончательно. Кэбмену известен ваш адрес, и он лихо доставит вас домой.

Мне было ужасно неловко. Душа разрывалась от желания присоединиться. Конечно же, следовало сесть вместе с нею. Ночь совсем темная, и несчастная девушка сегодня натерпелась столько страху. Но я не смог себя заставить. Я уже приготовился к слезным уговорам, но к моему удивлению, мисс Морстен вполне спокойно отнеслась к моим словам.

– Мне было бы спокойнее за вас, доктор Уотсон, если б вы поехали со мною. Я бы отвезла вас до самой Бейкер-стрит и лично передала в надежные руки миссис Хадсон. Слишком уж вы не приспособлены к жизни, а здесь совсем глухие места. Очень вас прошу, будьте осторожны, держитесь все время как можно ближе к мистеру Холмсу, а лучше – за мистера Холмса, и постарайтесь не падать больше в канавы. Словом, берегите себя, и помните, что я за вас буду переживать.

Кэб покатил от дома и быстро растворился в темноте, а я, остолбеневший от таких слов, еще некоторое время стоял на дороге. Какая чудесная девушка! Ранее я уже убедился, что у нее отзывчивое сердце. Ее добротой успели попользоваться все, кто нам попался под руку в этот вечер, не считая полицейских. Оторвавшись от забот за полубесчувственной экономкой, она успела похлопать по плечу несчастного Тадеуша, пока ему надевали наручники, мягко подмигнуть глазом его предполагаемому сообщнику Мак-Мурдо, пока ему…тоже надевали наручники, и даже выкроила минуточку для Тоби, очистив от колючек репейника его хвост (где этот стервец только ухитрился их насобирать, шагая по мостовой и отсиживаясь на моих руках!). А теперь она еще и призналась, что тревожится за меня. Какого дьявола я не поехал?! Хотя бы для того, чтобы ей было спокойнее за ее верного и отважного защитника. Я обманул всех – и Холмса, велевшего мне впечатлять девушку всеми способами, и мисс Морстен, и так уже впечатленную мною, но как-то по-своему. И мне подумалось, что более всего я обманул самого себя. К чему эти идиотские страхи?! Кого я боялся – ее или себя? Я понимал, что теперь нельзя показываться на глаза Холмсу, и, как мне ни хотелось присоединиться к его сбору улик и понаблюдать за его работой, я решил идти домой.