Текст книги "Социальная сеть "Ковчег" (СИ)"

Автор книги: Евгений Вецель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

Знакомство

– Кто сказал? – спросил я, пытаясь протянуть время, чтобы осознать, кто мне звонит.

– Это так важно? – уверенным голосом спросил Штерн.

– На самом деле, я хотел задать вам несколько вопросов, – начал я, – мы можем встретиться?

– Встретиться со мной вы не сможете, – загадочно сказал Штерн.

– Почему? – спросил я.

– Долго объяснять, – ответил он. – Владимир, буду вам благодарен, если вы учтёте, что моё время очень дорого.

– Я могу задать свой вопрос? – неуверенно спросил я.

– Давно пора, – быстро ответил Штерн.

– Вы знаете, откуда я? – наугад спросил я.

– Ты из XXI века, – спокойно ответил доктор.

Я настолько удивился ответу, что мои ноги подкосились. Я присел на ближайшую к пляжу лавочку. Ощутив, что вечерняя роса намочила её, я машинально подложил полотенце. Пауза затягивалась, а я боялся спрашивать дальше. Я так долго искал Штерна, что забыл сформулировать свои вопросы к нему. Пришлось импровизировать.

– Вы имеете отношение к тому, что меня переместили? – спросил я.

– Да, конечно, – быстро ответил Штерн, – это я тебя выбрал.

– А зачем вы это сделали? – закипая, спросил я.

– Я не могу тебе ответить на этот вопрос, – сказал Штерн, – и я бы на твоём месте поторапливался, мне пора идти.

– А вы можете вернуть меня обратно? – ускоряясь, спросил я.

– Нет, – ответил Штерн, – Тринити тебе уже говорила, что обратно дороги нет. Это исключено.

– Но я же никогда не увижу свою жену и сына! – возмущённо крикнул я.

– Если хочешь, мы можем переместить одного из них сюда, – невозмутимо ответил Штерн, как само себе разумеющееся.

– Почему одного? – автоматически спросил я.

– Потому что одного! – начиная нервничать, ответил Штерн. – Твоей жене сейчас уже много лет, она не выдержит смены обстановки и сойдёт с ума.

– Значит, можно переместить ко мне сына? – с надеждой спросил я.

– Ветошный переулок, дом пятнадцать, квартира семь, ровно в три ночи, – медленно продиктовал Штерн и связь прервалась.

Я постучал по листу. Потом потряс головой, но связи не было. Посмотрел в последних вызовах, но номер действительно был неизвестен.

– Тринити, перезвони ему, – сказал я.

– Номер неизвестен, – с тоном сожаления сказала Тринити.

– Воспроизведи разговор ещё раз, – попросил я.

Я прослушал этот разговор несколько раз. Я нашёл адрес и посмотрел, где это находится. Оказалось, что это центр Москвы. Я посмотрел на часы и понял, что смогу там быть уже в час ночи. Так что у меня было ещё два часа на сборы.

Что мне дал этот разговор? Практически никакой информации. Только адрес. Видимо, Штерн всё же решил обсудить детали сделки, и будет ждать меня там. Мне бы очень хотелось посмотреть на него. Посмотреть на человека, который возомнил, что может перемещать людей и выкрадывать их из семьи. Я обязательно объясню ему, к каким переживаниям это приводит.

Уже темнело. Вместе с ночными сумерками приходил холод. Я совсем забыл одеться, пока разговаривал с этим злодеем. Ещё не хватало простудиться. Быстро надев свои вещи, я пошёл в дом подкрепиться. Я всё делал автоматически, обдумывая, что скажу этому доктору Штерну.

Тринити ошиблась в расчётах, и я опоздал на десять минут. Было уже 3:10, когда я поднимался по лестнице подъезда. Я нашёл нужную квартиру на втором этаже. Дверь была не заперта. Я зашёл и стал оглядываться. Было тихо. Эта квартира имела, как минимум пять комнат. В каждой было пусто, кроме одной. Там на кресле в неудобной позе лежал молодой человек.

Я подошёл к окну и отдёрнул штору, чтобы стало светлее. Я стоял у окна и рассматривал лицо юноши как загипнотизированный. Он был очень похож на меня. Пока я стоял и не знал что делать, вспомнился разговор со Штерном. Я помнил, как мы заговорили о том, что он может вернуть мне сына.

Я приблизился к молодому человеку поближе и стал рассматривать его. Сомнений не оставалось. Это был он. Казалось, я медленно выхожу из амнезии. Я никогда раньше не видел своего сына взрослым, но он был похож на меня. Мои глаза наполнились слезами. Ещё несколько часов назад я жил как обычно, а теперь у меня есть сын. Что мне теперь с этим делать?

Если я скажу ему, что попросил Штерна вернуть мне сына, он возненавидит меня за то, что я отобрал его у матери. Хотя кто просил этого чёртова доктора? Я только заикнулся, а этот чудак уже натворил. Зачем мне тут сын? Как я теперь буду объяснять этому молодому человеку, что он тут делает? Я уже много лет назад смирился с тем, что я тут один.

Я подошёл к сыну и потряс его за плечо. От этого движения его голова безвольно упала на бок. Я испугался, что он мёртв, поэтому поднёс своё ухо к его рту и прислушался. Он дышал очень редко и был жив. Я потряс его сильнее, но он по-прежнему был в беспамятстве. Я похлопал ему по щекам, но и это не привело его в чувство.

Пришлось идти на кухню за водой. Когда я выплеснул целый стакан на лицо сыну, он даже не пошевелился. Я стоял с пустым стаканом в руках и не понимал, что мне теперь с этим делать.

– Звонок с неизвестного номера, – внезапно сказала Тринити.

– Соединяй, – сказал я, глядя на сына.

– Это Штерн, – быстро начал собеседник, – вот твой сын, как ты заказывал. Если скажешь ему, что ты его отец – ты и он исчезните, как та Даша.

– Какая Даша? – не понимая, спросил я.

– Ту, которую пришлось убрать, – нетерпеливо произнёс Штерн. – Убрать из-за твоей болтливости. Никто не должен знать, что такие путешествия возможны! Запомни это!

– А что мне теперь… – начал я, но понял, что нас уже разъединили.

– Тринити, что мне делать? – спросил я.

– Решай сам, – ответила Тринити.

Я ещё посидел несколько минут и проанализировал всю информацию, которую имел. Больше всего я сейчас думал не о сыне, а о Даше. Жалко девушку. Буду надеяться, что термин «убрать» означает не то, что я подумал. Хотя теперь её уже не спасти, нужно спасать другого человека, которого я по собственной глупости вытащил из прошлого.

Решив, что всё, что ни делается – к лучшему, я взвалил сына на плечо и потащил вниз к флипу. Я решил отвезти его домой и потом решить, что с ним делать. Первым делом нужно, чтобы он пришёл в чувство. Пока я ехал к Чёрному морю, я пытался придумать, что скажу этому человеку, который наверняка не помнит меня. Я постоянно смотрел на пассажирское сидение. Мелькающие огни ночного города освещали его лицо, а я пытался к нему привыкнуть.

Задача была очень сложной: нужно было позаботиться о нём и сделать вид, что я абсолютно чужой человек. Он наверняка будет задавать множество вопросов. Нужно заранее продумать ответы на них. Когда я всё обдумал, мне захотелось со всей силы постучать по рулю от радости. У меня впервые за много лет появился родной человек. Сын!

Когда он очнулся, мы легко нашли общий язык. Мне казалось, что он воспринял своё перемещение слишком спокойно. Я показал ему, как у нас всё устроено в будущем. Он всем интересовался, но держал эмоции при себе. Я рассказал ему, кем я работаю. Не желая, чтобы он попал в тюрьму, я дал ему работу. Это не совсем этично – устраивать к себе в автосалон своих родственников, но тут всё по-другому. Никто не знал, что он мой сын. В том числе и он сам.

В первые дни его пребывания в будущем я не мог уделять ему много времени. Во-первых, чтобы он ни о чём не догадался, а во-вторых, я продолжил своё расследование по поводу Штерна. Нужно было узнать, можно ли вернуть сына обратно, чтобы восстановить равновесие в моей душе. Или, по крайней мере, получить разрешение всё рассказать сыну.

Чтобы снова выйти на Штерна, я снова пришёл к Аполлиону. Он вёл себя как обычно. Сидел с ногами на столе. Я сел напротив него и разглядывал агрессивные подошвы на его ботинках. Немолодой человек с длинными чёрными волосами, с измятым жизнью лицом, одетый в кожаную куртку в заклёпках, вызывал удивление. Обычно люди вступают в секты в молодом возрасте, а после переходного периода им становится скучно, и они возвращаются к нормальной жизни. Аполлион был другим. Он настолько вжился в роль, что напоминал постаревшего певца-металлиста.

– Пол, скажи, а как мне увидеть Штерна? – неожиданно спросил я.

Аполлион удивился и, неудачно подвинувшись в кресле, уронил свои ноги со стола. Сам, испугавшись грохота собственных ботинок, быстро огляделся и, сев нормально, улыбнулся, глядя на меня. Он достал две большие сигары и вручил мне одну из них. Я взял угощение и понюхал. Куба!

Аполлион открутил предохранительное кольцо и ударил освободившимся концом сигары по столу. Прозвучал лёгкий хлопок, взвился дымок. С тех пор, как кубинцы придумали этот способ, не нужно было учиться правильно прикуривать сигару, так как она зажигалась сама. Пока я раскуривал свою, Аполлион достал маленькую бутылку коньяка и разлил по бокалам.

Он часто угощал меня, но я не понимал этого удовольствия. Меня не успели приучить к алкоголю и тем более к табаку. Поэтому пил я мало и всегда оставлял большую часть коньяка в бокале. Сигару я курил не затягиваясь. Мне нравился аромат древесины, появляющийся, когда выдыхаешь дым через ноздри. Этот запах мне напоминал запах деревенской бани.

– Володя, дорогой, – медленно начал Аполлион, – ты же уже спрашивал меня. Неужели ты думаешь, что что-то изменилось?

– Ну, я же знаю, что ты знаком с ним, – проводя разведку боем, сказал я.

– С чего ты взял? – удивлённо спросил Аполлион.

– Но ты же сатанист, – ответил я.

– А если бы я был буддист? – спросил он. – Ты бы просил меня познакомиться с Буддой?

– Мне это очень нужно, – неуверенно сказал я.

– Ничем не могу помочь, – твёрдо сказал Аполлион. – Если хочешь, вступай в наше движение, тогда после смерти у тебя будет шанс попасть в Ад. Но скажи, оно тебе надо? Лично я там только ради общения.

– Жаль, – вздохнул я, обрезая кончик сигары специальными ножницами.

– Уже уходишь? – невозмутимо спросил Аполлион.

– Я немного опаздываю, – сказал я и вышел из прокуренного кабинета.

Прошло много лет, но я так и не нашёл Штерна. Почему-то пропадали все, кого я знаю. Это происходило с самого моего детства. Я уже решил не привязываться к новым людям, чтобы не переживать их потери. Единственный человек, к которому я был не равнодушен – сын. Раньше я думал, что смысл жизни – это работа. Теперь я был практически уверен, главный смысл жизни – это дети. Мне нравилось наблюдать за его успехами.

Жили мы раздельно, так как я не мог признаться ему в том, кто я такой. Понемногу я опять вернулся в свою колею и зажил спокойно. Я по-прежнему общался со своими друзьями. Увлекался плаванием. Я научился кататься на водном мотоцикле. Мне нравилось разгонять его и, подпрыгивая на собственной волне, делать сальто в воздухе. Ощущение невесомости непередаваемое!

Денег мне хватало на всё. Я даже слетал на туристическом челноке в космос. Мы долетели до Луны, обогнули её несколько раз и вернулись обратно. Больше всего мне понравилось ощущать невесомость в открытом космосе. Было интересно чувствовать себя птицей. Можно было летать, кувыркаться и висеть вверх ногами. Мы хорошо повеселились в специальной мягкой комнате челнока, когда путешествовали с Таней и Аполлионом. Земля из космоса выглядела точно так же, как и на фотографиях в XXI веке. Я ещё раз убедился, что меняются только люди, а природа остаётся неизменной, даже если проходит 1500 лет.

Работал я по-прежнему. Иногда мне нравилось обслуживать клиентов самому. Пользуясь своими годами, опытом и внешним видом, я показывал сотрудникам пример. Клиенты всегда доверяли человеку, который прожил достаточно. Однажды, в один из обычных дней, он позвонил мне снова.

– Владимир, это Штерн, – сказал он по телефону.

– Слушаю, – с интересом сказал я.

– Мы хотим поговорить с тобой, – сказал Штерн.

– Вы мне, наконец, объясните, зачем вы вторгаетесь в мою жизнь? – с раздражением спросил я.

– Объясним, – спокойно согласился Штерн.

– Я уже устал ждать, когда вы это сделаете! – крикнул я в трубку.

– Через три дня за тобой заедут, – спокойно тихим голосом сказал Штерн.

– Куда заедут? – спросил я.

Ответа не последовало. Класть трубку раньше времени —фирменная черта этого человека. Мне кажется, это двойное проявление неуважения ко мне. Мало того, что он разговаривает со мной какими-то телеграммами, он ещё и бросает трубку в самый интересный момент. Будучи не последним человеком в городе, я уже привык к повсеместному проявлению уважения. Единственное, что я понял, – что через три дня я смогу понять, почему меня выбрали и отправили в это будущее. Нужно теперь ждать кого-то. Кого?

Я ходил сам не свой, в моей голове крутились слова Штерна. Я пытался разобраться. Мне почему-то было очень страшно. Настолько страшно, что этой же ночью мне приснилась смерть с косой. Я помню, как она гналась за мной, а я оглядывался и пытался рассмотреть её светящиеся глаза, скрытые за большим чёрным капюшоном. Она сверкала своей косой и, замахиваясь ей, пыталась подсечь мои ноги.

Я, как назло, бежал очень медленно, как будто по пояс в воде. Я выкладываюсь полностью и стараюсь бежать быстро, но воздух стал настолько плотным, что мешает мне это сделать. И когда ловкая смерть была уже в метре от меня, она замахнулась и вытянула косу со сверкающим лезвием. Я почувствовал касание холодного металла на своих ногах. Боль я почувствовать не успел, потому что проснулся.

Озарение

Прошло три дня. За эти дни я ещё раз понял, что самое страшное – это ждать и догонять. Пикожучки у меня сломались. Сколько я ни вызывал Тринити, она не отвечала. Лист выполнял свои функции исправно, но без голоса. Работал в это время я из рук вон плохо. Все окружающие спрашивали, что со мной случилось, но я не мог им сказать. Я просто ждал. Когда наступил третий день, я надел самую лучшую свою рубашку. Я ждал весь день. Но ничего не происходило. Лишь под самый вечер я встретил своего первого клиента.

Он приехал на том самом флипе, который я продал ему 30 лет назад. Я как раз находился на улице и осматривал территорию «Эдема», когда он тихо подъехал ко мне сзади. Я не сразу его услышал – всё происходило беззвучно. Я даже вздрогнул, когда увидел, что слева со мной поравнялся дьявольски красный автомобиль. Я и не знал, что флипы могут передвигаться без звука. Это было запрещено законом.

Когда флип поравнялся со мной, он остановился. Пассажирское тонированное стекло опустилось. Оттуда пахнуло серой, как будто внутри этого флипа дети жгли спички. Я остановился и наклонился к пассажирской двери, чтобы заглянуть внутрь.

На меня через приспущенное пенсне смотрел Михаил Петрович. Он махнул мне рукой, призывая сесть в машину. Я не послушался. Я стоял, согнувшись, и пытался вспомнить его фамилию. Вспоминал, что ничего хорошего его визит сулить не может. Я выпрямился и осмотрелся вокруг, пытаясь найти свидетелей. Но, на удивление, площадка у «Эдема» была пуста.

Кричать было бессмысленно. Тяжёлое предчувствие настигло меня, но любопытство было сильнее. Я, немного помедлив, открыл дверь и сел в машину. Флип медленно ускорился и направился к выезду на трассу. Когда мы выехали на оживлённое шоссе, Михаил Петрович включил звук мотора и стал набирать сумасшедшую скорость. Его лицо было лишено эмоций. Чтобы разбавить тишину, я спросил:

– Добрый вечер, Михаил Петрович!

– Привет, Володя, – ласково улыбнулся он, мельком посмотрев на меня.

Уже когда я начал говорить, я вдруг осознал, что он совсем не изменился. Он как был пожилым человеком, так и остался. А вот я догнал его по возрасту и сейчас ощущал себя его ровесником. Пахло мистикой. Несмотря на необычность ситуации, я понемногу успокоился.

– Пристегнись, пожалуйста, – тихо сказал Михаил Петрович, – а то мало ли что, мне нужно довезти тебя в целости и сохранности.

И только тут я осознал, что впервые в жизни забыл пристегнуться. Я остро почувствовал потребность вести себя как обычно. Это бы меня успокоило. Я смотрел на свои дрожащие руки и пытался остановить их силой мысли. Получалось плохо. Чтобы занять руки, я достал свой лист и прикрепил его к передней панели. С его помощью я намеревался узнать, куда мы направляемся. Но лист был отключен. Впервые в жизни он не включался.

Мы ехали около двадцати минут. Я собирал в кучу все произошедшие мелочи и уже подозревал, что Штерн – это именно тот, кого я боюсь. Но мой организм уже вошёл в шоковое состояние, и я был спокоен. Я старался сформулировать основные вопросы к нему. Коровьев молчал всю дорогу, его лицо оставалось спокойным. Когда мы проезжали стену из красного кирпича, он посмотрел на меня со значением, поправил пенсне и сказал:

– Мы подъезжаем.

У меня было дежавю. Мы уже приезжали сюда с Михаилом Петровичем. Это было в день нашего знакомства. Моя память с трудом работала, но я вспомнил, как мы приезжали сюда, чтобы показать флип его другу. Это было очень давно. Михаил Петрович, как и в тот раз, не стесняясь, ехал прямо по Красной площади. Он даже припарковал свой флип прямо у Лобного места.

Он открыл двери и вышел. Я отстегнул ремень и последовал за ним. Когда я проходил вдоль Лобного места, я провёл пальцем по его круглой каменной стенке. Она была холодной и шершавой. На моём пальце осталось немного жёлтого песка.

– Знаешь, почему эту конструкцию называют Лобным местом? – неожиданно спросил задержавшийся Михаил Петрович.

– Потому что тут казнили, – ответил я, – тут «рубили лбы». Поэтому так и назвали.

– Неправильно, – улыбнулся Коровьев. – И почему люди так любят повторять ошибочные слухи?

– А почему тогда? – немного обиженно спросил я.

– Эту конструкцию впервые соорудили при Борисе Годунове, – начал объяснять Михаил Петрович. – Это была главная трибуна Москвы. С этого места провозглашались царские указы. Сюда на праздники возлагались на всеобщее обозрение мощи святых. А казнили не тут, вон там делали деревянный эшафот и отправляли в последний путь взбунтовавшихся стрельцов.

Михаил Петрович снова удивлял меня своими знаниями, как и в тот раз, когда рассказывал про устройство флипа. Я вспомнил, как в ту нашу встречу перепутал капот с багажником. Михаил Петрович пошёл в сторону ГУМа. Я направился за ним и спросил вдогонку:

– А почему тогда лобное?

– Потому что это самое видное место, – поднимаясь по лестнице, ответил он. – «Лобное место» – это перевод еврейского слова «Голгофа», что означает «гора».

Я поднимался по лестнице в новое современное здание на месте ГУМа и пытался понять, к чему мне информация о Лобном месте. Я действительно не знал, что тут не казнили, а просто читали важнейшие указы. Коровьев шёл очень быстро, он почти бежал по пустой парадной этого здания. Потолки в холе были необычайно высокими. И вообще всё тут напоминало дворец.

Когда мы дошли до лифта, он был уже открыт. Мы зашли в него и под тихую мелодичную музыку поднялись на самый верхний этаж. На кнопках в лифте не было цифр, поэтому я стоял и считал кнопки снизу вверх, чтобы определить, сколько же тут этажей. Но лифт открылся тогда, когда я досчитал только до 42 кнопки.

Двери лифта открылись, и Коровьев не медля направился дальше. Я же немного задержался у лифта, глядя наверх. Помещение представлялось не просто большим, оно было огромным. Всё вокруг было стеклянным, даже потолок. Непрозрачными были только пол и стена, в которой располагалась дверь лифта. Создавалось впечатление, что находишься на крыше. Было очень тепло, можно даже сказать, что жарко.

Вкусно пахло свежим кофе. Над головой плавно плыли яркие облака. В помещении стояла абсолютная тишина. Было необычно ощущать себя как в центре огромного стадиона. Таких больших помещений без опор и колон я никогда не видел. Благодаря полному остеклению видно было, что солнце скоро будет садиться. Я напряг своё состарившееся зрение и вдали увидел двух людей, сидящих в креслах. Коровьев быстрым шагом приближался к ним. На середине пути он оглянулся и, увидев меня далеко у лифта, нетерпеливо махнул рукой.

Я ускорил шаг и пошёл знакомиться с теми двумя, которые, развернув крутящиеся кресла, рассматривали пейзаж внизу. Казалось, они нас не видят и их не волнует то, что сзади слышны быстрые шаги. Я шёл целых две минуты, и в результате увидел только спинки кресел. Люди болтали друг с другом, глядя вниз. Голоса были мужским и женским.

Коровьев показал мне на два свободных кресла, и мы с ним сели. Хозяева огромной комнаты продолжали свой разговор на незнакомом языке. Они сидели спиной к нам, поэтому мы не видели их лиц. Оба голоса показались мне знакомыми. Но узнал я только мужской.

Особенно меня удивил женский голос, так как Штерна я ожидал увидеть. И когда он повернулся ко мне, то я с трудом вспомнил его внешность. Это был тот друг Михаила Петровича, который так пристально разглядывал меня в день моей первой продажи. Он, бесшумно повернув своё кресло ко мне, сказал:

– Владимир, будешь кофе?

– Нет, спасибо, – отказался я.

– Такого кофе ты никогда не пил, – продолжил говорить Штерн, – не упускай возможности.

– А что в нём особенного? – поражаясь своей наглости, сказал я.

В это время развернулось второе кресло, в котором сидела незнакомая мне женщина. У неё были абсолютно чёрные волосы и причёска каре. Она приятно улыбалась. Солнце в закате через огромное окно подсвечивало её красивое лицо. Я не знал эту женщину. Если бы я раньше увидел её, я бы запомнил. Странно, что голос показался мне знаком. Я решил подождать, пока она произнесёт что-либо.

– Доктор Штерн сам изобрёл бактерии, которые обрабатывают кофейные зёрна, – после паузы сказал Михаил Петрович, – кофе действительно потрясающий. Рекомендую.

– После такой рекламы я точно не откажусь, – улыбнулся я.

– Миш, принеси нам всем кофейку, будь любезен, – тихо сказал Штерн.

– Мне чай, – тихо сказала женщина, обращаясь к Михаилу Петровичу.

Её голос опять показался мне знакомым.

– Ну что, начнём? – спросил меня Штерн, хлопнув ладонями.

– Давайте, – ответила девушка, глядя на меня независимым взглядом.

– Вы уже знакомы, – сказал Штерн, показывая на девушку, – правда, заочно. Это Тринити.

– Тринити?! – громко воскликнул я, очень удивившись такому обороту событий.

– Да, Володя, это я, – мягко сказала она.

– А я думал, что Тринити – этом мой советник из листа, – сказал я, разглядывая глубокие карие глаза собеседницы.

– По большому счёту, так и есть, – сказал Штерн.

– Хочу тебя предупредить, – начала объяснять Тринити, наклонившись ко мне ближе. – Всё, что мы сегодня скажем, может показаться тебе невероятным. Постарайся, во-первых, держать себя в руках, а во-вторых, попытайся поверить.

– Конечно, – охотно согласился я, – можно задавать вопросы?

– Владимир, мы хотели рассказать тебе сами, – начал Штерн, – но при желании можешь узнать всё при помощи вопросов, так будет даже интереснее. Задавай.

– Да ладно, вы можете сами всё рассказать, – поправил я.

– Нет уж, вопросы так вопросы, – улыбаясь, сказал Штерн, развалившись в своём кресле.

– Задавай, – тихо сказала Тринити.

– Зачем меня переместили из XXI века, разлучив с моими родными? – первым делом спросил я.

– Чтобы ты посмотрел, к какому будущему нужно стремиться, – спокойно ответил Штерн.

– И зачем мне это нужно? – спросил я.

– Ты избранный, – ответила Тринити.

– И кто меня избрал? – спросил я.

– Я тебя выбрал, – ответил Штерн.

– Для чего? – спросил я.

– Мы тебя готовим для того, чтобы ускорить ход эволюции, – ответил Штерн.

– Вы издеваетесь? – улыбаясь, спросил я. – Мне уже 73 года. Как я могу влиять на ход эволюции?

– Можешь. Мы дадим тебе шанс, – спокойно сказала Тринити.

– Какой шанс? – спросил я.

Штерн встал со своего кресла. Сначала подошёл к окну, посмотрев вниз, потом вернулся и, подойдя ко мне и наклонившись, сказал мне на ухо:

– Ты сможешь прожить ещё одну жизнь.

– В каком смысле? На том свете? – ещё не осознавая сказанного, спросил я.

– Можно и так сказать, – улыбнулся Штерн.

– Но это если повезёт, – поправила Тринити, глядя на Штерна.

В это время, послышались приближающиеся шаги и лёгкий дребезг посуды. Возвращался Михаил Петрович. Он очень долго пересекал эту огромную комнату. Всё это время, мы трое смотрели на него и молчали. Он нёс четыре дымящиеся чашки на огромном подносе. Я пытался думать над сказанным, но не мог, меня отвлекло то, что произошло.

Когда оставалось всего несколько метров, Коровьев споткнулся. Поднос же по инерции полетел в нашу сторону. Я уже сморщил лицо, приготовившись к дребезгу разбиваемой посуды, но в последний момент Тринити быстро провела рукой. Поднос замедлил своё падение и завис в воздухе, ровно между нашими креслами.

Тринити спокойно взяла свою чашку чая и отпила глоток. Штерн рассмеялся и взял кофе. Я встал с кресла, чтобы тоже взять свою чашку и заодно провёл ногой под подносом, проверяя, на чём он держится. Поднос, как по волшебству, висел в воздухе. Возвращаясь с чашкой, полной горячего ароматного кофе, я несколько раз моргнул, пытаясь проснуться. Потом сел в своё кресло и решил ни чему не удивляться.

– Миша, будь любезен, оставь нас, нам нужно поговорить, – учтиво сказал Штерн, не обращая внимания на то, что Коровьев смотрел на оставшуюся на подносе чашку, которую приготовил себе. – Лучше отгони флип там внизу, имей уважение к истории.

Михаил Петрович видимо был вышколен Штерном и, не задумываясь, развернулся и быстрым шагом побежал к лифту. Когда двери лифта закрылись, Штерн, вдыхая аромат кофе, продолжил:

– Владимир, ты сможешь прожить ещё одну жизнь.

– И за что мне такая милость? – спросил я, меняя руку, которая держала горячую чашку.

– Ты избранный, – повторила Тринити.

– А можно поподробнее? – спросил я.

– Хорошо, я объясню, – начал Штерн, откладывая чашку на плавающий в воздухе поднос. – Если не подталкивать человечество, то эволюция людей будет очень медленной. А нам нужно, чтобы люди развивались намного быстрее. Нам невозможно ждать, когда они наиграются в свои бессмысленные игры. Нам нужна быстрая и безоговорочная эволюция.

– Какие игры? – спросил я.

– Войны, беспорядки, смены правительства, – загибая пальцы, говорил Штерн, – смены экономического курса, революции, разводы, кризисы, депрессии, болезни и так далее. Всё, что замедляет ваше развитие.

– Вы так говорите, как будто вы сами не люди, – немного обиженно сказал я.

– Я думал ты об этом, сразу догадаешься, – улыбнулся Штерн.

– Видимо у нас недостаточно рекламы, – весело рассмеялась Тринити.

– Догадаюсь о чём? – непонимающе спросил я.

– Давай намекну тебе, – сказал Штерн, и расстегнул свою рубашку. Под ней был медальон с перевёрнутой пятиконечной звездой, как у Аполлиона. Я хорошо знал значение этого знака.

– А ты, Тринити, кто? – спросил я, кивнув Штерну.

– Вот смотри, – сказала Тринити, протягивая мне лист, – вводи там моё имя на английском.

В листе была знакомая страница обычного англо-русского словаря. Я вызвал клавиатуру и стал вводить Trinity. После того, как я нажал Enter, я мгновенно получил перевод: «Троица».

Я посмотрел на эту парочку и стал догадываться, кто они.