Текст книги "Виктория и Альберт"

Автор книги: Эвелин Энтони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Но она никогда не интересовалась его мнением и не делилась с ним своим. Они ссорились по пустякам и вскоре мирились. Виктория продолжала оставаться любящей и жаждущей его как раньше, но когда прибывали красные вализы с дипломатической почтой и ее министры созывались на совещание, она вновь становилась королевой и отстранялась от мужа. Двор вернулся в Лондон, который он ненавидел. Начались бесконечные балы да поздние ужины и приходилось бодрствовать почти до утра. Были вечера, когда он начинал дремать в кресле от скуки или же играл тоскливые шахматные партии с Эпсоном. Серьезные разговоры не велись. У него не было мужской компании, за исключением Энсона и барона Стокмара, в присутствии которого Альберт чувствовал себя весьма скованно.

В его мире присутствовали люди вроде лорда Мельбурна, и Альберт был благодарен им за уважение и дружелюбие, но их мало что роднило. Были еще нудные визиты герцога Веллингтона, который входил в комнату с таким видом, как отметил один остряк, будто осматривал поле Ватерлоо. Регулярно появлялись лидеры общества вроде лорда и леди Холланд, чей дом был сценой скандалов и политических интриг, и, конечно, лорд Пальмерстон. Альберт при одном взгляде на него застывал от чувства беспомощной неполноценности. Он не был королевой Викторией, которая могла обуздать кого-либо словом или взглядом. Он всего лишь принц-консорт, ее супруг, не важная личность, и к тому же иностранец, который не способен решить ничего. И этот Пальмерстон, бесцеремонный человек англо-ирландского происхождения, с его небрежными манерами, ухитрялся унижать его, даже не замечая этого.

Как-то поздней весной, когда королева занималась делами с лордом Мельбурном, просматривая государственные бумаги, Альберт отказался от попыток как-то развлечься или найти себе занятие в рассеянных по территории парка зданиях дворца и вошел в помещение, где занимался своими делами барон Стокмар. В это время он писал послание королю Леопольду, но немедленно отложил в сторону свои бумаги и предложил принцу сесть.

– Я прервал ваши занятия, – мрачно заметил принц. – Простите меня, я могу зайти в другой раз.

– Мой дорогой, – ласково ответил барон, – для меня самое важное – повидаться с вами. Я писал вашему дядюшке Леопольду. У меня масса свободного времени, и я могу написать ему позже. Садитесь. Где королева?

Стокмар знал, что между Альбертом и Викторией нередки были ссоры, но он мудро старался держаться в стороне, считая, что молодые люди сами в состоянии регулировать свои отношения. Он надеялся, что причиной визита к нему Альберта была не очередная ссора или же плохое настроение принца.

– Королева занята с лордом Мельбурном. У них важные государственные дела. По крайней мере, мне так кажется. Она не считает нужным обсуждать подобные проблемы со мной.

– Ага…

Так вот в чем дело. Стокмар вздохнул и отодвинул кресло от письменного стола. Он понимал, что настало время вмешаться в отношения королевы и ее супруга. Он никогда прежде не слышал в голосе Альберта подобной горечи, и принц никогда не выглядел таким отчаявшимся.

– Вы сами когда-нибудь заговаривали с ней о политике? – спросил он принца.

– Несколько раз. И всегда с одним и тем же результатом. Моя жена начинает загадочно улыбаться. Ну, вам знакома эта ее улыбка – решительная и неопределенная, когда она уже все решила и пытается осторожно перевести разговор на другую тему. Она сжимает мою руку и заявляет, что не желает говорить об этом. И вообще она устала от того, что занималась подобными делами весь день. И мы начинаем разговаривать о собаках или о каких-то пустяках. Господи, Стокмар, она меня считает таким идиотом, что отказывает мне в доверии, которое оказывает своим министрам.

– Королева никогда не думала плохо о ваших знаниях и уме, – возразил ему Стокмар. – Никто не смеет так думать. Вы опередили ее во многом, мы оба знаем это. Дорогой мой, да она, видимо, как раз именно этого и боится. Конечно, Виктория чувствует это чисто интуитивно и очень ревниво относится к своей власти. Мне следовало раньше предупредить вас об этом, но я сам даже не подозревал о силе этого чувства… У меня создалось такое впечатление, что чей-то плохой совет или собственные подозрения заставляют ее исключить вас из этой сферы, хотя, как видно, вы устраиваете ее во всех остальных.

– Во всех остальных! – Альберт с горечью посмотрел на него. – Я ничего не значу, и я ей не нужен. – Я – просто ноль, рука, на которую можно опереться, или партнер, с которым можно потанцевать. Я сижу на противоположном конце стола, и люди мне кланяются, когда преклоняют колени перед ней. Я пришел вам пожаловаться, что она не позволяет мне принимать участие в политике, даже не дает возможности интересоваться ею. Но мне придется рассказать вам всю правду. Она не позволяет мне ни в чем принимать участия! Знаете, Стокмар, когда я приказал вчера, чтобы слуга разжег огонь в камине ее будуара, то он отказался это сделать без позволения королевы. Вот каково мое положение. Королева отдает приказание, и ей мгновенно повинуются слуги и эта бесцеремонная Лизен, но я, ее муж, должен сидеть в холодном помещении!

Некоторое время барон внимательно изучал свои руки, потом сказал:

– Я даже не представлял себе, что все до такой степени плохо. Почему вы не пришли ко мне раньше?

– Сначала я надеялся, что все образуется. Виктория так часто говорит, что любит меня – она повторяет это без конца. Стокмар, мы часто ссоримся, в особенности по поводу этой кошмарной Лизен, но должен вам признаться, что я всегда сдаюсь первым во время этих ссор. Я даже стал разговаривать с этой баронессой, хотя мне она не нравится. Я считаю, что она неприятный человек и обладает слишком большим влиянием на Викторию. Я остаюсь танцевать и веду светские разговоры во время бесконечных балов и приемов, когда единственно о чем мечтаю, так это о тишине и моей собственной комнате. Я стою, как восковая фигура, а ее министры снисходительно говорят со мной несколько секунд и отходят. Они выполнили свои функции: сказали несколько фраз консорту королевы, этому тоскливому парню, который ненавидит охоту и не умеет выглядеть и вести себя подобно истинному англичанину. Но его следует ублажать, чтобы ее величество была довольна. Они, наверное, считают меня бесчувственным, – резко заметил Альберт. – Если вообще думают обо мне!

– Пожалуйста, успокойтесь, – быстро произнес Стокмар. Он никогда не видел Альберта таким взволнованным: принц побелел, у него тряслись руки. Барону стало так его жаль, как будто перед ним сидел его собственный сын, одинокий и презираемый, оказавшийся в том положении, которое он сам для себя не выбирал. Его выбрали за него другие. Леопольд и Стокмар планировали совершенно иное. Их мечты об идеальном альянсе, который позволит проводить благородную политику, превратились в фарс. Альберт не должен был стать домашней марионеткой и компаньоном королевы в часы ее досуга.

Слава богу, что он вовремя узнал, в каком направлении развиваются отношения принца и королевы. Все пошло наперекосяк. Но если Альберт немедленно начнет действовать с помощью Стокмара, тактично и руководствуясь его опытом, еще не поздно все поправить. Виктория любит Альберта – Стокмар был уверен в этом. Она сама неоднократно признавалась в этом принцу в своих пространных письмах во время их помолвки. Она также писала об этом и Леопольду, называя своего мужа Ангелом с большой буквы. Тем более было непонятно, почему она не доверяла ему и не позволяла иметь никакой власти. Любой слуга обладал ею в большей степени чем принц-консорт!

Камердинер не стал разжигать огонь без позволения королевы или приказания, полученного от баронессы Лизен. Лизен! У Стокмара начали пробуждаться неясные подозрения. У принца и королевы происходили ссоры из-за Лизен, и Альберт говорил о ней с неприязнью. Теперь она командовала королевской прислугой и распоряжалась средствами, выделенными на содержание королевы. И разве не она занимается личной перепиской королевы?

Это была слишком ответственная работа для неграмотной гувернантки. Барон вспомнил, что до замужества Виктории ее комната примыкала к королевской спальне и что несчастье с Флорой Гастингс сразу же высветило эту непонятную фигуру за королевским троном. В то время о ней был запрос в парламенте и даже выдвигались резкие требования отказаться от ее услуг. Тогда он не придал этому никакого значения. Он решил, что причиной всему стала непопулярность королевы и желания ее подданных в наказание заставить ее расстаться с личной прислугой.

Он ошибался, внезапно подумал барон. Как сильно он ошибался! А английские газеты и члены парламента были абсолютно правы.

Кто-то подбрасывал подозрения королеве, старательно и тайно пытался отравить ее супружеские отношения. Конечно, это была Лизен. Умная, хитрая Лизен, безмерно преданная своей молодой и властной госпоже. И мотивы ее поступков вполне понятны: ревность старой девы к молодому мужчине, который мог прекратить ее влияние на воспитанницу.

– Слава богу, источник ваших несчастий не в королеве, – заметил барон и коснулся рукой колена Альберта. – Я в этом совершенно уверен. Я считаю, что на нее оказывается плохое влияние и уверен, что знаю, чье это влияние… Подобно всем сильным личностям, Виктория беспомощна, когда кто-то знает о ее слабостях. Она – гордый человек и боится, что ею станут командовать. Кстати, именно этим она мотивировала отказ выйти замуж в прошлом году, до того как увидела вас. Но она влюбилась в вас, а страхи остались. Ее мать могла бы играть на этих страхах и добилась бы похожих результатов, но герцогиня не пользуется ее любовью и не имеет на нее влияния. Нам следует во всем винить заместительницу ее матери! Ту женщину, которая ее воспитывала и близка ей с детства. Она имеет большое влияние на королеву, большее, чем мы себе представляем. Дорогой мальчик, ваш злой гений – баронесса Лизен.

– Вы хотите сказать, что эта старуха может так влиять на Викторию? – Альберт отрицательно покачал головой. – Значит, вы ее плохо знаете.

– Я ее знаю лучше, чем вы, – возразил ему Стокмар. – Мужья, особенно те, у кого не все ладится в отношениях со своими женами, не всегда могут их правильно оценивать. Альберт, она глубоко ранила вас, но я могу поклясться, что сделала это неумышленно. Она вас любит. Прости меня, Боже, но я также знаю, что вы не любите ее и никогда не любили. Я молю Бога, чтобы этот поступок Виктории не заставил вас возненавидеть ее.

Альберт поднялся и отвернулся от барона, сцепив руки за спиной. Прошло некоторое время, прежде чем он сказал:

– Нет, я ее не ненавижу. Будь это так, жизнь моя стала бы совершенно невыносимой. Невозможно ненавидеть того, кто считает, что делает вас счастливым. И кто по-своему пытается сделать вас счастливым, даже не подозревая, как жутко далек он от поставленной цели. Стокмар, она дарит мне подарки. И чем они ценнее, тем больше я чувствую себя униженным, потому что те вещи, которые я мог бы ей подарить и которые что-то значат для меня, покажутся ей ненужными и сентиментальными. И, спаси меня Боже, – страстно добавил он, – именно таким я кажусь всему миру и самому себе – сентиментальным и ненужным. Принц-консорт – комнатная собачка королевы… Я же знаю, что писали и говорили обо мне с самого начала! Я прекрасно понимаю, что думают обо мне англичане, и я даже не уверен, что Виктория с ними не согласна, хотя, может, она и не осознает этого!

– Не следует впадать в панику! – спокойно заметил барон. – Мы столкнулись с трудностями, нам следует трезво все обдумать и потом решить, как с ними бороться. У меня есть идея. Я расскажу вам, что бы сделал на вашем месте в подобных обстоятельствах, но заранее хочу вас предупредить: вам не понравится мой совет. Более того, мне не очень приятно его вам давать, но вам все же, по-видимому, придется его принять.

– Что бы это ни было, – устало заметил Альберт, – я знаю, что ваш совет будет мудрым. Так что мне нужно сделать, по вашему мнению?

– Прежде всего оцените свои преимущества, мой мальчик. Даже, точнее, одно преимущество, потому что оно является самым главным. Королева влюблена в вас. Безумно влюблена. Она – капризна и излишне упряма, но совершенно уверена, что вы счастливы. И свято верит, что вы тоже ее любите. В мире Виктории все прекрасно! Но это только потому, что она считает, будто между вами и ею все хорошо. Если она перестанет безоговорочно верить в вашу любовь, если почувствует, что вы от нее отдалились – то этот шок наверняка приведет ее в чувство. Не позволяйте ей к себе приближаться, выдержите некоторое время и она капитулирует, станет на колени, чтобы только вернуть вас себе!

Альберт ничего ему не отвечал, и барон кивнул и слегка улыбнулся:

– Я вас предупреждал, что это неприятный совет. Но я продолжу. Вам придется вести себя с ней холодно. Я вам клянусь всеми сокровищами мира, что никакая Лизен не сможете заменить Виктории то, что она потеряет. Дорогой мой мальчик, это будет борьба между вами. Борьба, из которой вы можете выйти победителем и получить власть. Иначе вы окончательно потеряете уважение к самому себе, зря растратите свои способности и, возможно, даже не сможете оставаться в Англии.

– Брак моей матери был разрушен, – тихо ответил ему Альберт. – Я поклялся своей жизнью, что я не стану следовать по ее стопам.

– Тогда делайте то, что я вам предложил, – парировал Стокмар. – Ожесточите свое сердце. Позже вы сможете все искупить – стать самым преданным и нежным мужем во всем мире. И вы станете мужем, а не комнатной собачкой! Я всего лишь повторил вашу фразу. Вы только что упомянули о своей матери. Ее погубила слабость – моральная слабость.

Он увидел, как поморщился Альберт, но продолжил твердым голосом:

– Вы не подвержены ее слабостям. Всю вашу жизнь мы с вашим дядюшкой Леопольдом наблюдали за вами и направляли вас, чтобы не позволить унаследовать ее слабину. Дорогой мой мальчик, вы не должны, не имеете права сдаваться. Для вас стали меркой высочайшие стандарты. Вы сможете реализовать себя, только служа людям и идя на жертвы – это именно то, чего никогда не делала ваша несчастная мать. Вам не пристало проявлять слабость перед королевой. Вы должны самоутвердиться, даже если это вам и неприятно. Вы должны совершить этот поступок ради вашего дядюшки и меня, чтобы мы в вас не разочаровались.

– Мне так жаль мою мать, – пробормотал Альберт. – Она писала мне и Эрнесту. Боже, какие это были трагичные письма! Мальчиком я рыдал над ними часами. чтобы она ни делала, она потом страдала из-за этого.

– Я всегда был против вашей переписки, – заявил Стокмар. – Да, ваша мать страдала, но не забывайте, что она и грешила. Грешила из-за слабости…

– Я знаю, я знаю…

Альберт внезапно поднялся. Он знал, что, если барон станет продолжать и снова начнет перечислять грехи его неведомой матери, всеми отвергнутой и умершей в изгнании, он не сможет этого выдержать, хотя все сказанное и будет правдой, и разрыдается прямо перед ним. И тогда Стокмар станет его презирать. Он спокойно заявит ему, что это тоже проявление слабости. Принц не может рыдать. Принц всегда должен владеть собой и выполнять свой долг, даже если это безумно трудно.

– Если вы советуете, – наконец произнес он, – то я это сделаю. Но прежде всего хочу сказать вам следующее, барон. Королева считает, что она ждет ребенка. Никто об этом еще не знает, но я должен вам сказать об этом, чтобы вы еще раз все обдумали.

– Что ж, так еще лучше, – холодно заметил барон. – Обещаю вам, что ей это не повредит. Кроме того, в подобном положении вы ей будете нужны еще сильнее.

– Хорошо. Я вам расскажу, как у нас пойдут дела. Стокмар встал и ласково потрепал Альберта по спине.

– Мальчик мой, вы – очень умны и должны быть твердым. Ваш дядюшка и я гордимся вами!

Глава 10

Сначала никто не почувствовал перемены, кроме Лизен и Стокмара. Но Стокмар ждал этого. Первым признаком стали вспышки гнева Виктории – неконтролируемые и безудержные. Она отчитывала своих фрейлин за малейшие оплошности. Ходили слухи, что ее ежедневные совещания с Мельбурном тоже часто кончались скандалами. Королева была то очень нервной и раздражительной, то беспричинно веселой и оживленной. Порой она удивительно высокомерно и чопорно держалась даже со своими друзьями.

Потом слухи стали совершенно определенными. Королева беременна, а все женщины в ее положении время от времени невыносимы. Лизен часто заставала ее с красными от слез глазами и, зная, что королева ждет ребенка, сделала фатальную ошибку, посчитав, что раздражительность и депрессия Виктории происходят именно от ее состояния. Баронесса пыталась ее успокоить, без умолку болтала, как обычно, и так много рассуждала о будущем наследнике британского трона, что королева едва сдерживалась, чтобы не приказать ей замолчать.

Лизен радовалась и заявляла, что у Виктории непременно будет сын – милый маленький малыш, совсем как его мамочка. И тогда ее дорогая мадам выполнит свой долг перед родиной. Она будет королевой и у нее родится маленький принц Уэльский. Лизен намекала, что после рождения ребенка это одиозное замужество постепенно перестанет быть столь значимым для Виктории. Распевая дифирамбы будущему ребенку, старой баронессе удалось проигнорировать тот факт, что Альберт тоже в какой-то степени ответствен за будущего малыша. Если Виктория упоминала его имя, Лизен делала вид, что ничего не замечает, и переводила разговор на другую тему или просто сидела молча, уставившись куда-то поверх плеча Виктории с радостным выражением лица, как бы говорившим, что они вскоре перестанут касаться такой неприятной темы. Она уже больше не жаловалась на принца и не пыталась посеять сомнения в душе Виктории. Эта часть ее кампании прошла успешно. Теперь, по ее мнению, нужно было абсолютно исключить его из ее отношений со своей госпожой. Старая интриганка злорадно наслаждалась его унижением. При любой возможности она старалась укрепить свои позиции в управлении королевским хозяйством. Но так как она больше не пыталась что-либо выведать об отношениях Виктории со своим мужем, то была не в курсе новых осложнений.

Некоторое время Виктория не хотела признаваться себе, будто что-то не в порядке. Она видела, что Альберт улыбается и очень вежлив с ней на людях, прекрасно относится к ней и мило разговаривает. Но она пыталась не обращать внимания на тот факт, что когда они оставались одни, он в основном удрученно молчал. Он постоянно старался найти причину, чтобы одному отправиться на прогулку, одному поехать верхом, тем более, что ей не разрешали подвергать себя физической нагрузке. Когда она брала мужа за руку, он пытался освободить свою руку… Он был вежлив и нежен, но ужасно далек от нее.

Она начала ссориться с ним по пустякам, пытаясь тем самым привлечь его внимание к себе. Но он или не реагировал на ее провокацию, или просто уходил из комнаты. Она не могла игнорировать и того, что он был очень несчастлив. Это просто невозможно, думала она, доводя себя до ярости, чтобы как-то побороть свой страх. Как он может не быть счастливым, когда они женаты, ждут ребенка и она делает все возможное, чтобы угодить ему?

Лизен была права – он хочет во все вмешиваться и забрать у нее власть! Они вели вдвоем счастливую жизнь, когда он мог делать все, что пожелает, пока она была занята – но ему этого недостаточно. Она говорила себе, что он ее не любит, но потом принималась рыдать и отрицать это ужасное предположение. Нет, он любит ее! Он должен ее любить!! Они могут иногда не понимать друг друга, состязаться в силе воли – всем женатым парам требуется время для притирки друг к другу – но если он и в самом деле ее не любит, тогда нет смысла в жизни.

Чем больше Лизен болтала о малыше, тем сильнее Викторию раздражала эта болтовня, словно будущее дитя виновно в том, что ее отношения с мужем не заладились. Для нее был не важен ребенок, хотя она никогда не призналась бы в этом. Прекрасно, что у нее будет малыш и что она хорошо себя чувствует, но только в том случае, если ребенок – плод возвышенной любви, существовавшей между нею и Альбертом, но этой любви, похоже, пришел конец.

Если ей придется жить без его любви, постоянно видеть мужа грустным и замкнутым, то тогда ей все равно, пусть она даже умрет при родах, как это случилось с ее кузиной Шарлоттой. Она грустно подумала, что и действительно может умереть. И тогда он пожалеет, что был таким неблагодарным.

Виктория переживала, и от этого стала еще надменнее держаться со своим мужем. Она старалась не обсуждать с ним ничего, касающегося визитов Мельбурна. Она уходила работать с дипломатической почтой и проводить совещания с министрами, высоко вздернув свой маленький острый подбородок. У нее постоянно болела голова, потому что, отстраняя от себя Альберта, она страдала еще сильнее. Ее стало раздражать поведение Лизен. Ах, если бы только ее конфидентка дала ей возможность обсудить поведение Альберта, высказать свое беспокойство, ведь кроме нее, королева не могла ни с кем поделиться своими тревогами. Возможно, это принесло бы ей облегчение. Ей стало бы легче, даже если бы она поссорилась с Лизен из-за Альберта, все-таки немного выпустила бы пар. Но баронесса хитро избегала ее попыток пооткровенничать. Она спокойно уплывала от всех наживок, оставляя Викторию один на один с ее уязвленной гордостью и неуверенностью.

Во время этой кампании Альберт все время чувствовал неловкость и сильно нервничал. Он часто плакал, потому что терпеть не мог быть злым, да еще преднамеренно. Состояние Виктории еще более осложняло его задачу. Но Стокмар стоял у него над душой, укрепляя его решимость и подбадривая его. Его жизнь должна идти в правильном направлении. Он должен служить обществу, проявлять жертвенность во имя мира и лучшей морали во всем мире. Ни у кого не было лучшей возможности, чем у него, выполнить все эти пожелания. Как только Виктория уступит ему часть власти, он сможет вести полезную жизнь. А Стокмар уверял, что она ему непременно уступит. Но только в том случае, если он проявит стойкость.

– Я так рад, мадам, что вы решили поехать в Виндзор на уик-энд, – сказал Стокмар. – Свежий воздух полезен принцу, мне показалось, что в последнее время он слишком бледен.

Он уединился с Викторией в музыкальном салоне – они вдвоем выбирали музыкальные произведения, которые хотели бы услышать вечером во время концерта. Некоторые из фрейлин, в особенности леди Литтлтон, обладали великолепными голосами, и их часто просили спеть для королевы и принца после ужина. Иногда пела сама Виктория, а Альберт аккомпанировал ей. Но в последние недели они перестали это делать, потому что он выполнял ее просьбы с покорным и унылым видом, и ей было это все крайне неприятно.

Альберт действительно казался усталым и плохо выглядел, но все-таки не так плохо, как Виктория, подумал барон, когда она взглянула на него. Королева слегка пополнела, но не следовало говорить о ее беременности. Альберт считал, что неприлично интересоваться таким личным состоянием женщины. И в этом жена с ним согласилась. У них была общая точка зрения и по другим мелким проблемам, будто соглашаясь друг с другом по мелочам, они старались ликвидировать самую главную проблему, которая так важна для нее. Но даже маленькая победа, одержанная над этой железной волей, значила так много! Альберт не мог понять этого. Он впадал в отчаяние и начинал хандрить по мере того, как между ними росло отчуждение. Однако Виктория не сдавалась.

– Альберту очень нравился Виндзор, – сказала Виктория. – Он мне не раз говорил о том, как ему неприятен Лондон.

Как жаль, что мужу не нравится жить в столице, что ему скучно бывать на приемах и балах, потому что теперь ей там тоже не нравилось. Виктория вздохнула и склонилась над музыкальным сборником.

– Мне кажется, что для него время движется слишком медленно, – осторожно заметил барон. – Он мало чем занят в Лондоне, тогда как вы, мадам, там слишком сильно заняты.

Она внимательно посмотрела на него.

– Ему там нечего делать? Боже мой, барон, там такая библиотека, его переписка… У меня вот, например, не хватает времени, чтобы заниматься моей корреспонденцией!

– Видимо, ваша переписка более обширна и интересна, – спокойно заметил Стокмар. – А так ли много писем человек может написать своим родственникам? Сколько он может прочитать книг? Если бы принцу было чем заняться…

Он прочитал все по ее глазам и решил, что время для разговора о положении Альберта еще не настало. Неудивительно, что его протеже сложно общаться с ней. Даже сам Стокмар, знавший Викторию, можно сказать, с пеленок, почувствовал себя крайне неудобно, натолкнувшись на ее сопротивление.

– В Кобурге Альберт был довольно сильно занят, – осторожно заметил барон. – Он серьезный и умный молодой человек и занимался там наукой и теологией. Если бы он мог, хотя бы время от времени, встречаться с людьми, которые занимаются этими проблемами…

– Ему уже предлагали это.

Виктория с треском захлопнула ноты. Она ждала, когда Стокмар добавит к списку занятий Альберта политику, чтобы наконец разразиться вспышкой гнева!

– К сожалению, меня не сочли нужным обучать данным наукам, и в подобной образованной компании я чувствую себя весьма неловко. Мой дорогой барон, можно сказать, мне там не по себе. Не могу поверить, что Альберту хотелось бы вести разговоры, в которых я не смогу принимать участия.

– Конечно нет. – Стокмар быстренько ретировался.

– Вы же не станете утверждать, будто принцу наш двор кажется скучным?! – У нее проступили красные пятна на щеках. – Я ведь могу подумать, что он и меня тоже находит скучной…

Барон рассмеялся, как будто она пошутила.

– Моя дорогая мадам, вы же. знаете, что он живет ради вас. Я просто хотел сказать, что принцу Альберту предлагали вступить в Общество борьбы за отмену рабства и цивилизацию Африки. Им, возможно, хотелось бы, чтобы он стал их президентом. И это было бы выражением уважения ваших подданных к нему, – объяснил он королеве. – Принц мог бы заняться этой проблемой и подготовить выступление – я знаю его отношение к рабству. А кроме того, он будет рад, что каким-то образом помогает вам.

Отмена рабства. Это был весьма благородный проект. Если Альберт желает заниматься подобной работой, наверно, ей не стоит волноваться о потере власти. Рабство никак не связано с политикой ее правительства. Общество состояло из весьма достойных людей, желавших, чтобы их поддерживал столь же достойный член королевской семьи. Если Альберт займется этой проблемой и будет доволен своей работой… Может, тогда он станет счастливее и станет относиться к ней с большей теплотой…

– Вы считаете, что он согласится заняться этой работой?

– Я абсолютно уверен в этом, мадам. Он будет весьма доволен.

– В таком случае, – Виктория снова раскрыла ноты, – я попрошу, чтобы он согласился. А сейчас, барон, нам нужно выбрать подходящую музыку.

Речь в Обществе была первым публичным выступлением Альберта. В подготовке текста ему помогали Стокмар и Энсон. Принц выучил ее наизусть. Там не было ничего о политике, и его аудитория состояла из представителей всех партий и религий. Альберт сильно волновался, и в данном случае его чопорность как нельзя лучше соответствовала обстановке в зале.

Если бы этот молодой иностранец вел себя слишком самоуверенно или легкомысленно, выступая с такой серьезной речью, то произвел бы крайне неприятное впечатление. Аудитория была серьезной и консервативной, а тема – весьма модной и важной, и новый президент держался именно так, как им всем представлялось правильным. По окончании выступления его начали тепло приветствовать. «Тайме» не преминула съязвить, что королевский консорт наконец начал что-то делать, чтобы как-то оправдать расходы на свое содержание. Но в газете скорее хвалили его, чем критиковали.

Слушая похвалы в адрес мужа, и самое главное, видя, что впервые за много недель он наконец выглядит счастливым и оживленным, Виктория почувствовала облегчение и гордость за него. Однако Лизен быстренько напомнила ей, что король Португалии, в сферу интересов которого входила Африка, может возмутиться вмешательством Англии. Как повезло, что она подслушала рассуждения мистера Гревилля об этом, баронесса ничего не знала о Португалии и еще меньше об Африке, но этот ловкий удар помог немного поумерить энтузиазм ее госпожи. -«Хитрый щенок, – бормотала про себя баронесса. – Ему всего лишь двадцать, а он пытается выступать с речами и еще выставляться… О, ее дорогой Виктории следует быть такой осторожной».

Виктория прикрикнула на нее, чтобы не смела рассуждать о том, в чем совершенно не разбирается, но спустя несколько минут отправилась к Альберту и потребовала, чтобы он немедленно написал письмо королю Португалии и объяснил, что в его речи не было политической подоплеки.

В июне королевская чета отправилась на скачки. Это был жест демократизма, потому что никогда прежде ни одно лицо королевской крови не смешивалось с толпой в Эпсоме. Публика восторженно приветствовала их обоих, и у королевы на глазах показались слезы. Ее народ. Ее люди могли быть грубыми и грязными, и их даже можно было бояться, когда они находились слишком близко. Но они все равно не были такими страшными, как ей представил их Мельбурн. Как они ее приветствовали! Ей махали ручонками даже маленькие дети. Глядя на них, она испытывала сентиментальные чувства к своему будущему ребенку. Так чудесно быть королевой, да к тому же популярной среди своих подданных. Как чудесно ощущать, что толпа ее любит, и понимать, что она тоже может любить их.

Ей стало гораздо легче, хотя она до сих пор еще не наладила отношения с Альбертом. Несмотря на ее жест в отношении аболиционистов, он не был до конца счастливым. Виктория отказывалась признать, что, отчитав его по поводу Португалии, тем самым все испортила. Она же была вынуждена указать ему на ошибку! Он неопытен, и она не имела права позволить ему совершать ошибки от ее имени и, кроме того, не раз уже ему объясняла: к его поступкам отношение особое, потому что он муж королевы Англии.

Виктория сидела очень прямо в карете, пока они ехали на скачки, и убеждала себя, что быть королевой – самое главное для нее и ей вполне достаточно того, что народ любит ее.

Однако через несколько дней ее уверенность в любви подданных потерпела фиаско, от которого она никогда не оправилась.

Когда они с Альбертом ехали из Букингемского дворца, чтобы навестить ее мать, произошло покушение на ее жизнь.

Виктория смотрела в другую сторону, и именно Альберт первым обратил внимание на человека, облокотившегося на ограду Грин-парка. Он направил на них какой-то предмет. В ранних сумерках сверкнул яркий свет, и через мгновение что-то пролетело мимо них. Испуганные лошади заржали и остановились. Легкая карета, сопровождаемая двоими форейторами, застыла на месте. Виктория повернулась и увидела человека с дымящимся пистолетом в руке.