Текст книги "Собственность по контракту (СИ)"

Автор книги: Эва Монро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

14 глава

14 глава

Утро приходит с ощущением разбитости и глубокой, животной усталости. Я открываю глаза, и первое, что вижу – его руку на моей талии. Тяжелую, властную, даже во сне не выпускающую меня из-под контроля. Его дыхание ровное, лицо расслаблено. В свете, пробивающемся сквозь щели штор, он кажется почти... обычным. Почти.

Я осторожно пытаюсь отодвинуться, но его рука мгновенно сжимается, притягивая меня обратно, к его теплому телу.

– Никуда, – бормочет Всеволод спросонья, голос низкий, хриплый. В нем нет приказа, лишь сонное утверждение факта.

Я замираю. Сердце бешено колотится. Прошлая ночь обрушивается на меня водопадом воспоминаний – его прикосновения, его шепот, его... одержимость. Стыд и что-то темное, горячее, неподдельное борются во мне.

Он просыпается. Я чувствую это по изменению его дыхания, по напряжению мышц. Его глаза открываются, и взгляд, еще мутный от сна, фокусируется на мне. В нем нет ни нежности, ни сожаления. Лишь привычная оценивающая холодность, но теперь под ней сквозит что-то новое – удовлетворение хищника, насытившегося добычей.

– Утро, – констатирует он, убирая руку и садясь на край кровати. Его спина передо мной – мощная, испещренная тонкими белыми линиями шрамов. Истории, о которых я ничего не знаю.

Всеволод встаёт, натягивает халат. Не предлагает мне помощи. Не оглядывается.

– Через сорок минут завтрак, – бросает он через плечо, уже уходя в ванную. – И проверь почту. Пришли свежие данные по Макарову.

Дверь закрывается. Я остаюсь одна посреди смятых простыней, пропахших им и мной. Тело ноет при каждом движении, напоминая о вчерашнем. Я чувствую себя опустошенной. Выпотрошенной. Он взял то, что хотел, и даже больше, а теперь возвращается к привычным ролям – хозяина и... кто я теперь? Собственность, которая хорошо себя проявила?

За завтраком – ледяная формальность. Всеволод снова за планшетом, я – уставившись в тарелку. Воздух трещит от невысказанного. Он первым нарушает молчание.

– Твои выводы подтвердились, – говорит Всеволод, не глядя на меня. – Команда проверила твою гипотезу насчет его тщеславия. Сработало. Он совершил несколько опрометчивых шагов, пытаясь доказать свою «гениальность».

В его голосе – неприкрытое удовлетворение. Деловое, лишенное лишних эмоций.

– Это... хорошо? – осторожно спрашиваю я.

– Это дорого, – поправляет он, наконец поднимая на меня взгляд. В его глазах – холодный азарт. – Очень дорого ему обойдется. Ты оказалась полезным активом, Дарья.

Слово «актив» режет по живому, возвращая на землю. Вот и все. Я не женщина, с которой он провел ночь. Я – полезный актив.

– Спасибо, – выдавливаю я, чувствуя, как киснет во рту еда.

– Не за что, – он откладывает планшет. – Теперь у нас есть новый кейс. Более сложный. Яковлев.

Мое сердце замирает. Тот самый человек, который хотел сравнять мой дом с землей.

– Яковлев? – переспрашиваю я, и голос предательски дрожит.

– Он оправился после прошлого удара, – его лицо становится жестким. – И нанес ответный. Попытался переманить ключевого клиента. Распускает грязные слухи. Мне нужна твоя проницательность. Я хочу знать его слабые места. Не в бизнесе. В нем самом. В его душе.

Всеволод смотрит на меня сосредоточенно, и я понимаю, что это не просьба. Это очередной приказ. Новый тест.

– Я... я не знаю, смогу ли, – честно говорю я. – Я его ненавижу.

– Именно поэтому ты и сможешь, – парирует он без колебаний. – Ненависть – отличный мотиватор. Она обостряет восприятие. Заставь ее работать на себя. На нас.

Всеволод встает из-за стола. Подходит ко мне. Его пальцы поднимают мой подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза.

– Ты хочешь отомстить ему? – его вопрос прямой, как удар ножом. – За твой дом? За твою бабушку? За тот страх, что ты испытала?

Я замираю. Да. Я хочу. Сильнее, чем могу выразить.

– Тогда сделай это, – его шепот обжигающе тихий. – Не кулаками. Не истериками. Умом. Той самой проницательностью, что свела с ума меня вчера ночью. Найди его слабость. И мы уничтожим его вместе.

Его слова – яд. Сладкий, опасный, затягивающий. Он предлагает мне не просто работу. Он предлагает месть. И партнерство. Пусть и в его извращенном понимании.

– Хорошо, – выдыхаю я. – Я сделаю это.

На его губах появляется редкая, почти настоящая улыбка. Короткая, как вспышка.

– Я знал, что не ошибся в тебе, – Всеволод отпускает мой подбородок. – Материалы уже у тебя в кабинете. Жду отчет послезавтра.

Всеволод уходит, оставив меня наедине с бушующей ненавистью и странным, щемящим чувством гордости. Он верит в меня. В мою способность уничтожить человека.

Весь день я провожу за компьютером, как в лихорадке. Листаю досье Яковлева. Фотографии, интервью, финансовые отчеты. Я ищу щели в его броне. Что движет им? Не просто жадность. Что-то глубже.

И я нахожу. Не судебное дело, а странный, повторяющийся узор в его благотворительных отчетах. Крупные, красивые переводы в «Фонд жизни»... и странные, будто случайные, отчисления от самого фонда в какие-то obscure ООО с размытой деятельностью. Слишком часто, чтобы быть совпадением. Слишком одинаковые суммы.

Я углубляюсь в цепочку. Ищу владельцев этих ООО. Нахожу его старых, проверенных партнеров, тех, о ком ходят темные слухи. Я копнула глубже, в отчетность этих фирм – закупка медицинского оборудования по ценам втридорога, странные консультационные услуги. И главное – все они так или иначе связаны с его подпольными игровыми клубами.

Щель. Крошечная, но смертельная. Он не просто жертвует деньги. Он их отмывает. Прячет свои грязные доходы от ставок за ширмой больных детей.

Я распечатываю все, что нашла, схемы, цепочки переводов, и несу Всеволоду. Он в своем кабинете, говорит по телефону голосом, от которого стынет кровь. Видя меня, он кладет трубку.

– Ну? – одно слово, полное ожидания.

Я молча протягиваю ему папку. Он быстро пролистывает, его глаза пробегают по строкам, по стрелочкам, которые я нарисовала. Я вижу, как в его взгляде загорается тот самый холодный, хищный огонек. Он понимает все с полуслова. С полувзгляда.

– Благотворительность, – произносит он наконец, и в его голосе слышится неподдельное, леденящее изумление. – Кто бы мог подумать. Его слабость – не жадность. Цинизм. Абсолютный, беспринципный цинизм. Он использует рак детей как прикрытие для своего грязного бизнеса.

Он поднимает на меня взгляд. В нем – нечто новое. Не просто удовлетворение. Уважение. Признание.

– Блестяще, Дарья, – говорит он тихо. – Абсолютно блестяще. Ты видишь суть людей, их самую гнилую сердцевину. Это дар.

Всеволод обходит стол и подходит ко мне. Берет мое лицо в ладони. Его прикосновение не властное, а... оценивающее. Будто он заново открывает для себя какой-то редкий, ценный артефакт, который сам же и создал.

– Он пытался отнять у тебя дом, – шепчет он, глядя мне прямо в глаза. – А мы отнимем у него все. Его репутацию. Его лицемерное благополучие. Его свободу. Мы просто покажем всем, кто он есть на самом деле. И они сами его растерзают.

В его словах – жестокая, необратимая правда. Он не просто предлагает месть. Он предлагает возмездие, которое совершит сам мир.

– Да, – выдыхаю я, и в этом слове – вся моя ненависть, вся боль, и странное, темное ликование от того, что я нашла его слабое место.

Всеволод наклоняется и целует меня. Не как вчера – страстно и жадно. А твердо, уверенно. Как скрепление новой сделки. Сделки по уничтожению нашего общего врага его же собственным оружием – цинизмом и ложью.

Всеволод превратил меня в свое оружие. И самое страшное – что часть меня хочет быть этим оружием. Хочет разрушать, чтобы чувствовать себя сильной. Рядом с ним.

15 глава

15 глава

Проходит три дня. Три дня напряженной, почти лихорадочной работы. Я погружена в мир Олега Яковлева с головой, как будто копаюсь в его грязном белье, и это приносит странное, извращенное удовлетворение. Я становлюсь одержима. Его уязвимость – его лицемерная благотворительность – стала моей навязчивой идеей.

Всеволод дает мне доступ к ресурсам, о которых я и не мечтала. Специалисты по финансовому анализу, IT-специалисты, юристы. Я координирую их работу, фильтрую информацию, строю гипотезы. Впервые за долгое время я чувствую себя не вещью, а... стратегом. Пусть и под его жестким руководством.

Всеволод часто заходит в мой кабинет. Не для ласк, а для обсуждения деталей. Стоит у окна, слушает мои доклады, задает точные, пронзительные вопросы. Его взгляд на мне тяжелый, оценивающий, но теперь в нем есть доля профессионального уважения. Это пьянит сильнее любой похвалы.

Сегодня вечером Всеволод приходит позже обычного. Выглядит уставшим, но собранным. На нем нет пиджака, рубашка расстегнута на две пуговицы. Он несет два бокала и бутылку виски.

– Есть прогресс? – его голос хриплый от долгого дня.

– Есть, – я включаю большой экран, где выведена схема связей Яковлева и его благотворительного фонда. Я показываю на одного из подрядчиков, получающих деньги от фонда. – Этот человек. Он в долгах. Яковлев держит его на коротком поводке, платя крохи за якобы поставленное оборудование. Он зависим и ненавидит Яковлева всей душой. Он – наш ключ.

Всеволод молча слушает, внимательно изучая схему. Потом наливает виски в бокалы, протягивает один мне.

– Предложение, – говорит он просто.

Я делаю глоток. Алкоголь обжигает горло, согревая изнутри.

– Мы предлагаем ему сделку, – говорю я, чувствуя, как во мне просыпается азарт. Темный, опасный азарт. – Он предоставляет нам всю внутреннюю бухгалтерию фонда и подрядных организаций. Все теневые схемы. А мы сводим его долги к нулю и обеспечиваем ему и его семье возможность начать жизнь с чистого листа в другом городе.

Всеволод медленно отпивает виски. Его глаза сужены, в них мелькают быстрые расчеты.

– Рискованно, – произносит он наконец. – Он может испугаться и предупредить Яковлева.

– Он больше боится уголовного дела за соучастие в отмывании денег, чем Яковлева, – парирую я. Я изучила этого человека вдоль и поперек. – Его долги и его подпись на фиктивных актах – прямая дорога к реальному сроку. Мы предлагаем ему единственный выход.

Он смотрит на меня долго и пристально. В тишине кабинета слышно, как трещит лед в его бокале.

– Хорошо, – он ставит бокал. – Делай.

– Я? – я замираю. Я предлагала, но не думала, что он доверит это мне.

– Ты ведешь этого человека, – его тон не допускает возражений. – Ты его раскусила. Ты лучше знаешь, как на него давить. Координируй встречу. Я предоставлю людей для безопасности и проработки юридической части.

Во мне все замирает, потом взрывается адреналином. Страх и дикое, щекочущее нервы возбуждение.

– Хорошо, – говорю я, и мой голос звучит удивительно твердо.

Он подходит ко мне, останавливаясь так близко, что я чувствую тепло его тела и запах виски.

– Ты уверена, что готова к этому? – его вопрос не про мои навыки. Он про нечто большее. – Это не игра. Это прямое вмешательство. Жесткое. После этого пути назад не будет.

– Для меня пути назад не было с того момента, как я переступила порог твоего кабинета, – отвечаю я, глядя ему прямо в глаза.

На его губах появляется что-то вроде улыбки. Короткой, безрадостной, но одобрительной.

– Тогда действуй.

Он поворачивается и уходит, оставив меня наедине с телефоном, на котором уже мигает номер того самого подрядчика.

Мои пальцы дрожат, но я набираю номер. Сердце колотится где-то в горле. Раздается гудок. Потом – сдавленный, нервный голос.

– Алло?

– Алексей Петрович? – мой голос звучит холодно и четко, я сама не узнаю его. – Говорит представитель стороны, заинтересованной в решении ваших проблем. У нас есть предложение, которое вас заинтересует. Встреча. Сегодня. Двадцать два ноль-ноль. Адрес я пришлю смс. Приходите один.

Я кладу трубку, не дав ему возможности задать вопросы. Руки трясутся. Я только что совершила первое в жизни по-настоящему подлое дело.

Через несколько минут приходит ответное смс. Всего одно слово. «Понял».

Всеволод был прав. Пути назад нет.

В назначенное время я наблюдаю за встречей через запись с камер. В нейтральном месте, переговорной комнате. Наш юрист, человек со спокойным, невозмутимым лицом, и сам Алексей Петрович, выглядевший помятым и испуганным. Они говорят недолго. Он постоянно оглядывается, его лицо бледное. Он кивает. Снова и снова.

Через двадцать минут все кончено. Он уходит, пошатываясь. Наш человек исчезает другим выходом.

Я сижу в своем кресле, чувствуя себя грязной. Я только что сломала жизнь человеку. Пусть и не самому лучшему. Ради мести.

Дверь открывается. Всеволод. Он подходит, смотрит на экран, потом на меня.

– Получилось? – его голос спокоен.

– Получилось, – мой голос звучит глухо.

Он молча наливает мне еще виски. Протягивает. Я выпиваю залпом, чувствуя, как огонь растекается по жилам.

– Первый раз всегда тяжело, – говорит он неожиданно. В его голосе нет насмешки. – Потом привыкаешь. К власти. К возможности решать судьбы.

– Это... правильно? – вырывается у меня вопрос, которого я тут же стыжусь.

Он смотрит на меня, и в его глазах мелькает что-то сложное.

– В нашем мире нет правильного и неправильного, Дарья, – произносит он тихо. – Есть выгодное и невыгодное. Сильное и слабое. Мы только что поступили выгодно и сильно. Запомни это.

Он поворачивается к уходить.

– А что будет с ним? – не удерживаюсь я. – С Алексеем Петровичем?

Всеволод останавливается в дверях, не оборачиваясь.

– Мы выполним свои обязательства, – говорит он ровно. – Деньги, документы, новые документы. А что будет с его совестью... Это уже не наша проблема.

Он уходит. Я остаюсь одна в темноте кабинета, перед мерцающими экранами.

Он спас мой дом.

А теперь он сделал меня соучастницей. И часть меня, самая темная, самая спрятанная, чувствует от этого не только тошноту, но и странное, головокружительное опьянение властью.

16 глава

16 глава

Проходит неделя. Семь дней нервного ожидания. Каждое утро я просыпаюсь с комом тревоги в горле, первым делом проверяя новости. Ничего. Тишина. Яковлев не подает признаков жизни. Словно ничего и не произошло.

Всеволод невозмутим. Он погружен в другие проекты, отдавая распоряжения, проводя встречи. Но я ловлю на себе его тяжелые, оценивающие взгляды. Он ждет. И наблюдает за мной.

Я пытаюсь работать, но не могу сосредоточиться. В голове – только образ тех папок с двойной бухгалтерией, цифры, которые могут уничтожить человека. Мы не подкладывали бомбу – мы вскрыли крышку люка над той, что уже была заложена им самим.

Сегодня утром за завтраком он наконец нарушает молчание.

– Сегодня должно начаться, – говорит он, откладывая газету. В его голосе нет эмоций. – По расчетам, утечка произойдет сегодня.

Я откладываю вилку. Аппетит пропал напрочь.

– Откуда ты это знаешь?

– Я знаю все, что касается моих операций, – он пьет кофе, смотря на меня поверх чашки. – Контроль, Дарья. Всегда контроль.

Его телефон издает тихий сигнал. Всеволод смотрит на экран. На его лице не дрогнул ни один мускул, но я чувствую, как изменилась атмосфера за столом.

– Началось, – произносит он и поворачивает ко мне телефон.

На экране – новостная лента. Кричащий заголовок: «Щедрость или прикрытие? Первые вопросы к благотворительному фонду олигарха Яковлева!». Ниже – сухие выдержки из финансовых отчетов, первые нестыковки.

– Зачем? – не понимаю я. – Мы же могли обрушить все сразу...

– Это растяжка, – объясняет Всеволод, убирая телефон. – Чтобы поднять ставки. Чтобы все увидели, как строится эта пирамида из лжи. А потом... потом они увидят, как она рушится. На глазах у всех. По кирпичику. День за днем.

Его план ужасает своей методичностью и холодной расчетливостью. Он не просто уничтожает – он проводит публичную казнь, растянутую во времени.

– Он сойдет с ума от бессилия, – вырывается у меня.

– Надеюсь, – в его голосе звучит ледяное удовлетворение. – Это того стоит.

В течение дня новость набирает обороты. Ее подхватывают серьезные издания, блогеры-разоблачители. К вечеру выходит материал с анализом цепочек переводов. Появляются первые возмущенные комментарии.

А потом приходит сообщение от нашего юриста. Одно слово: «Запущено».

Всеволод показывает мне копию официального запроса из прокуратуры в фонд Яковлева о предоставлении документов. Для обывателя – рядовая проверка. Для знающего человека – начало конца.

– Итак, начинается, – говорит Всеволод, и в его глазах зажигается тот самый холодный огонек. Он наблюдает за процессом как за шахматной партией.

На следующий день приходят новые утечки. Вскрываются схемы с завышением цен на оборудование. Еще через день – первые подозрения в отмывании денег через благотворительность. Наш «источник» продолжает сливать информацию в прессу.

Яковлев пытается замять историю, но уже поздно. Соцсети взрываются гневными постами, его называют «Циником на крови», «Благотворителем-оборотнем». Его репутация безупречного дельца и мецената рушится на глазах. Он выглядит грязным. Жалким.

Всеволод наблюдает за всем этим с холодным, безразличным видом, но я вижу удовлетворение в каждом его жесте. Он достиг цели. Унизил врага его же собственным оружием – ложью и цинизмом.

Вечером Всеволод приходит ко мне в кабинет. В руках у него конверт.

– Для тебя, – он бросает его на стол передо мной. – Вознаграждение.

Я открываю конверт. Внутри – фотографии. Старый домик, покрашенный, с новыми резными ставнями. Сад, ухоженный, цветущий. И снимок изнутри – чисто, уютно, на столе – ваза со свежими цветами. И никого внутри. Он пуст. Но он сохранен. Более того, он восстановлен.

Я смотрю на фотографии, и по щекам катятся слезы. Я не могу их сдержать. Это то, ради чего все начиналось.

– Спасибо, – выдыхаю я, сжимая фотографии в руках.

– Не за что, – он стоит у окна, глядя на ночной город. – Это была наша договоренность. Я всегда выполняю свои обязательства.

Всеволод поворачивается ко мне. Его лицо серьезно.

– Ты сделала выбор, Дарья, – говорит он. – Ты решила бороться. И ты победила. Не забывай этого.

В его словах нет насмешки. Есть констатация факта. Всеволод говорит со мной как с равной. С партнером. И это пугает больше, чем если бы он издевался.

– А что будет дальше? – спрашиваю я, все еще не выпуская из рук фотографии моего спасенного дома.

– Дальше? – он издает короткий, сухой звук, похожий на смех. – Дальше будет другая война. Другие враги. Но теперь ты будешь сражаться рядом со мной. Не как моя собственность. Как мое оружие. Самое острое и точное, что у меня есть.

Всеволод подходит, берет мою руку с фотографиями и сжимает ее. Его пальцы твердые, теплые.

– Привыкай к власти, Дарья, – шепчет он. – Она теперь и твоя.

Всеволод уходит, оставив меня наедине с фотографиями моего прошлого и пугающей, головокружительной перспективой будущего.

Он подарил мне вкус мести и власти, и я не знаю, смогу ли когда-нибудь отказаться от этого наркотика. Я больше не жертва. Я соучастница. И это знание меняет все.

17 глава

17 глава

Тишина в пентхаусе стала иной. Густой, насыщенной, как воздух перед грозой. Мы выиграли сражение, но не войну. Яковлев повержен, унижен, но не сломлен окончательно. Его ярость – почти осязаемая субстанция, ее отголоски доносятся до нас через бизнес-сводки, внезапные проверки, ядовитые утечки в прессу.

Всеволод стал еще более замкнутым, более сосредоточенным. Он проводит дни и ночи в своем кабинете, отдавая тихие, жесткие распоряжения. Но теперь он часто зовет меня. Не для ласк. Для работы.

Я становлюсь его тенью, его личным аналитиком. Он доверяет мне информацию, которая дороже денег. Я учусь читать между строк договоров, видеть слабые места в броне конкурентов, чувствовать настроение рынка. Это головокружительно. Страшно. И безумно интересно.

Он не хвалит меня больше. Но его молчаливое одобрение, его кивок, когда я предлагаю удачный ход, значат больше громких слов. Мы выработали свой язык – взглядов, жестов, коротких, отрывистых фраз.

Иногда, глубокой ночью, когда мы остаемся одни за грудами бумаг, он смотрит на меня. Долго, пристально. Как будто пытается разгадать загадку, которую я сама от себя скрываю. В эти моменты я чувствую не страх, а напряжение. Как натянутая струна.

Но сегодня он не выдерживает.

– Почему? – его вопрос разрывает тишину заполночь. Мы сидим над проектом поглощения небольшой, но перспективной компании.

– Почему что? – я отрываюсь от графика, не понимая.

– Почему ты не сломалась? – он откидывается на спинку кресла, его глаза горят в полумраке. – Большинство бы на твоем месте уже сломались. Заплакали. Возненавидели меня окончательно. А ты... Ты стала только острее. Как заточенный клинок.

Я откладываю ручку. Сердце замирает. Это самый личный вопрос, который он когда-либо задавал.

– Я ненавидела вас, – говорю я тихо, глядя на свои руки. – Возможно, часть меня до сих пор ненавидит. Но... я поняла кое-что.

– И что же? – в его голосе слышится неподдельный интерес.

– Что вы не просто тиран, – я поднимаю на него глаза. Он не двигается, застыв, как хищник перед прыжком. – Вы... система. Жесткая, беспощадная, но система. С правилами. И если понять правила... их можно использовать.

Он медленно улыбается. Это не добрая улыбка. Это улыбка акулы, учуявшей кровь.

– Использовать? – переспрашивает он. – Или... возглавить?

Я замираю. Его слова висят в воздухе, тяжелые и опасные.

– Я не...

– Не ври, – он резко встает и обходит стол, останавливаясь прямо передо мной. – Я вижу огонь в твоих глазах, когда мы обсуждаем стратегию. Вижу, как ты наслаждаешься этим. Властью. Контролем. Возможностью влиять на судьбы. Ты такая же, как я. Просто боялась себе в этом признаться.

Его слова – как удар под дых. Он прав. Ужасно, мерзко прав.

– Вы купили меня, – шепчу я, отводя взгляд. – Вы никогда не позволите мне стать равной.

Его пальцы касаются моего подбородка, заставляя посмотреть на него.

– Я купил испуганную девочку, – поправляет он, и его голос тих, но полон неумолимой силы. – А проснулся утром с тигрицей в своей постели. Глупо было бы пытаться держать тебя на цепи. Гораздо разумнее... выпустить на охоту. Рядом со мной.

Всеволод наклоняется ближе. Его дыхание смешивается с моим.

– Я не предлагаю тебе свободу, Дарья. Свобода – для слабых. Я предлагаю тебе власть. Настоящую. Быть не моей вещью. А моей правой рукой. Моим партнером. Война с Яковлевым это доказала.

Мир плывет перед глазами. Он предлагает мне именно то, чего я начала бессознательно жаждать. Не свободу от него, а власть alongside him.

– А что взамен? – мой голос звучит хрипло. – Что вы хотите от меня? Кроме моего ума.

– Все, – его губы касаются моих в легком, почти невесомом поцелуе. – Но уже по-новому. Не как собственник. Как союзник. Как мужчина, который хочет женщину, равную себе.

Он отступает на шаг, оставляя меня дрожать от его слов и этого поцелуя, который был и нежным, и властным одновременно.

– Подумай, – говорит он и возвращается к своему креслу, будто ничего не произошло. – А теперь вернемся к работе. У нас горят сроки.

Я смотрю на него, на этого человека, который сломал мою жизнь, а теперь предлагает мне новую, страшную и ослепительную. И понимаю, что мой выбор был сделан давно. В ту самую секунду, когда я подписала его контракт.

Я беру со стола папку и открываю ее. Рука не дрожит.

– По поводу поглощения, – говорю я, и мой голос звучит удивительно твердо. – Я считаю, мы действуем слишком прямолинейно. Есть другой путь. Более изящный.

Он смотрит на меня, и в его глазах вспыхивает та самая искра – азартная, одобрительная.

– Я слушаю, – произносит он, и впервые за все время я слышу в его голосе не только власть, но и интерес. Подлинный, жадный интерес.

Всеволод предложил мне целый мир, выстроенный из власти, амбиций и опасной близости. И я, затаив дыхание, делаю шаг навстречу.