Текст книги "Не теряй надежду"

Автор книги: Эва Киншоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

7

– Мама, я хочу домой, – умоляюще промолвила Дайана. – Хочешь, приезжай навещать меня каждый день. Мне ужасно не хватает лошадей. Я звонила родителям Рут, они будут рады отпустить ее ко мне на пару недель – у нее каникулы. Пожалуйста, мама!

Родители Дайаны обменялись взглядами.

– Милая, у тебя еще гипс, и… – начала было мать.

Но тут вмешался отец:

– Если ты действительно этого хочешь, Дайана, то поезжай.

– Да, папа. – Голос ее дрогнул, и она попыталась улыбнуться. – Вы посмотрите, я управляюсь и с гипсом и с костылями так, будто с ними родилась!

Родители отвезли ее домой и пробыли с ней полдня. Лошади обрадовались ее появлению, она долго стояла возле них чуть не плача. Потом, решительно покачав головой, проковыляла к пристройкам. Их закончили, пока она лежала в больнице, – в основном стараниями родителей: те хотели хоть чем-то порадовать дочь.

Помимо конюшни, у нее появились теперь симпатичный офис и помещение для постоянного помощника. Правда, вместо обычной комнаты с ванной, как Дайана планировала, получилось нечто более комфортабельное и уютное.

Мать часами бегала по магазинам, принося Дайане образцы тканей для занавесок, покрывал и ковриков, натащила ей массу каталогов мебели и обоев. Она не раз высказывала мнение, что у Дайаны талант декоратора, а когда дочь в очередной раз посмотрела на нее глазами, полными боли и усталости, заметила:

– Знаю, тебе кажется, что мы зря теряем время, но ты должна набраться терпения и верить в лучшее, малышка.

Верю ли я? – думала Дайана, глядя из окна офиса на пустые загоны для лошадей. Без нее ферма не могла существовать. А сможет ли она ездить верхом, да и просто нормально ходить? Пока Дайане хотелось лишь остаться одной…

В свободной спальне наверху решили поселить Рут – на тот случай, если Дайане что-то понадобится; иначе мать умерла бы от беспокойства.

Сейчас, когда Рут улеглась спать, Дайана сидела в темной гостиной, думая о своем безрадостном будущем. Два месяца, пока она лежала в больнице, Дайана гнала от себя грустные мысли. Но возвращение домой навеяло воспоминания… Откинув голову на спинку кресла, она дала волю слезам. Казалось, только вчера, а не несколько месяцев назад, Уильямс был здесь, она любила его, а потом потеряла.

Из печального забытья ее вывел звук подъехавшей к дому машины. Через минуту машина уехала. Дайана дотянулась до костылей и спустилась к двери – она была открыта, чтобы проветрить дом в эту душную летнюю ночь.

Мужчина, которого она только что вспоминала, стоял перед ней. Томас Уильямс, одетый в брюки цвета хаки и темно-коричневую спортивную рубашку, подчеркивавшую широкие плечи, пристально смотрел на нее зеленоватыми глазами.

– Ты! – ахнула Дайана, покачнувшись. Она едва не упала, но он поддержал ее. – Что ты тут делаешь – явился посочувствовать? – сердито выпалила она. – Можешь убираться!

– Дайана, – ровным, спокойным голосом произнес он, придерживая ее за локоть, – поверь мне, я лишь вчера узнал…

– Ну и что, что узнал? Ты ничем не можешь мне помочь. Так что зря отпустил такси – как видишь, на сей раз я тебя никуда не в силах отвезти.

– А я никуда и не собираюсь, – сдержанно ответил он, шагнув вперед, и она увидела на ступеньках две дорожные сумки. – Ни завтра, ни послезавтра. Предупреждаю тебя, Дайана, я приехал насовсем, и ты не сможешь меня выставить. Почему бы тебе не пригласить меня войти в дом?

Дайана развернулась, по-прежнему ошеломленная неожиданным появлением Томаса. Оглядев ее с ног до головы, он начал было:

– Милая, мне так жаль…

Но Дайана и сама знала, как выглядит, – бледная, худая, с глубокими тенями под глазами, никакого следа прежнего блеска…

– Мне не нужна твоя жалость, Том, – прервала она, – да и ты мне не нужен.

Пожав плечами, он поднял сумки и прошел вслед за ней в гостиную.

– Поскольку вторая спальня занята, я устроюсь внизу. Можно, я сделаю кофе?

Но она никак не прореагировала на его вопрос о кофе.

– Откуда ты знаешь, что спальня занята?

– Я разговаривал с твоим отцом. – Томас вошел в кухню и поставил на плитку кофейник.

– Ты хочешь сказать, он… согласился? – недоверчиво спросила она.

Уильямс посмотрел на нее с виноватой усмешкой.

– Он… то есть твои родители согласились, что я имею право на то, чтобы ты меня хотя бы выслушала. Видишь ли, Дайана, я оказался в неловком положении: дело в том, что я не могу без тебя.

– Нет! – воскликнула она, не веря своим ушам.

– Это правда. – Он достал две чашки.

– Не верю. Я знаю, в тебе говорит просто жалость. Том, со мной все будет в порядке, вот увидишь.

– О, узнаю тебя, Дайана, – пробормотал он. – Но я все равно тут останусь. Мне надо закончить книгу, мне нужен покой, а твой дом мне вполне подходит.

Она возмутилась: он даже не сказал ей, что пишет книги под псевдонимом, не доверился ей, а тут, нате вам, явился!

– Тогда уеду я, – пообещала она.

Поставив кофейник на огонь, Томас подошел к ней. Он совсем не изменился за прошедшие месяцы. Дайана сомневалась в том, что ей удастся разлюбить Томаса, но и жалость его она не могла принять.

– Дайана, – произнес он, и она увидела в его глазах решимость, – ты никуда не уедешь. Только вместе мы способны разобраться в наших чувствах. К тому же я могу тебе кое в чем помочь.

– Как? – горько вздохнув, спросила она.

– Мы все обсудили с твоими родителями, и они согласились, что это неплохая идея. Здесь ведь очень много людей, у которых есть свои лошади. А у тебя есть тренировочный круг для обучения и место для выгула лошадей, а также все необходимое оборудование. И если мы с Рут будем тебе помогать, то ты вполне сможешь добиться успеха.

Дайана обдумала все, что сказал Томас, потом развернулась и на костылях проковыляла к дивану. Покачав головой, она неуверенно произнесла:

– Нет. Нет, Том, ничего не выйдет.

– Но почему? – спросил он, подавая ей кофе.

Она не смогла скрыть злости.

– А как же твои поездки? Кто будет писать репортажи о войнах, о голодающих?

– Я повидал достаточно голодающих и воюющих людей, землетрясений, наводнений и прочего – хватит на всю жизнь. – Он присел рядом с ней. – К тому же я продал свой дом в Лондоне, купил себе новый. Он будет готов только через неделю, так что мне сейчас негде жить, и я совершенно свободен.

– Ты продал дом? – удивилась она. – А обо мне ничего не знал до вчерашнего дня?

– До вчерашнего дня я был за океаном, Дайана, – спокойно ответил Том. – Все переговоры вел мой адвокат. Два месяца я был недосягаем, поэтому ни Генри, ни Энн, ни моя мать не могли сообщить мне о тебе. Уверен, что в ином случае они бы мне обязательно дали знать.

– Где ты был? – невольно спросила она.

– На островах Тристан-да-Кунья.

– Никогда о таких не слышала.

– Это группа из четырех островов в Южной Атлантике, примерно на полпути между Южной Африкой и Южной Америкой. Прекрасное и дикое место, там миллионы морских птиц. У меня есть замечательные фотографии.

Дайана смотрела на него, потом откинула голову на спинку дивана.

– Значит, вот какую тактику ты избрал…

– Какую?

– Ты как непробиваемая кирпичная стена. Обаятельная, непробиваемая кирпичная стена!

– Возможно. – Том еле заметно улыбнулся.

– Ладно, я иду спать, но уверяю тебя, к завтрашнему утру я придумаю способ от тебя избавиться.

– Отлично. Тебе нужна помощь?

– Нет, Том. От тебя – нет!

К удивлению, Дайана быстро уснула и спала крепко, без снов, несмотря на душную ночь. Утром, когда Том тихо постучал в ее дверь и вошел с чашкой чая, она уже проснулась.

Дайана промолчала, но по ее взгляду Томас догадался, что она все еще злится. Его это ничуть не смутило.

– Дайана, – он присел на край кровати, – пора бы перестать себя жалеть… Нет!.. – Он быстро поймал ее за руку, не дав выплеснуть на него чай. – Одной чашки кофе вполне достаточно. Больше тебе ничего не удастся на меня вылить. Чем скорее ты встанешь, тем быстрее мы примемся за работу. Скоро появятся двое учеников.

Томас Уильямс не переставал ее удивлять.

– Ты шутишь!

– Вовсе нет.

– Кто? Как?!

– Дети неких Дэвидсонов, они приедут вместе со своими пони.

– Ты имеешь в виду тех маленьких монстров, что живут по соседству? Как тебе удалось это так быстро организовать?

– Идея твоей матери. Их мать – дочь подруги твоей матери. Похоже, они давно хотели брать у тебя уроки верховой езды. К тому же сейчас школьные каникулы, и они уже довели миссис Дэвидсон до белого каления.

– Но…

– Я тебе помогу, Дайана. Завтрак будет готов минут через двадцать.

Не верю, что все это происходит наяву, думала Дайана час спустя. Она сидела на тюке сена, одетая в джинсовую юбку, белую блузку и широкополую шляпу, и отдавала указания Лейле и Дэниелу, гарцевавшим по тренировочному кругу на почти одинаковых пони.

Рядом удобно расположился Том, а около него стояла Рут. В его присутствии девушка буквально светилась от счастья.

Урок продолжался час. Близнецы вели себя безупречно, однако, едва они слезли с пони, как тотчас начали привычно дразнить друг друга, толкаться, щипаться и дергать за волосы.

– Ради Бога, избавь меня от них, – взмолилась Дайана.

– Я отвезу их домой, – предложила Рут.

– Ну что, Том? – устало спросила Дайана.

Они поднялись наверх, он дал ей лимонада и стал готовить ленч.

– По-моему, все прошло неплохо. Ты очень устала?

– Да нет.

Томас окинул ее критическим взглядом.

– Я пригласил твоих родителей на обед. Справишься? Можешь отдохнуть днем.

Она ничего не ответила.

– Ты очень мужественная женщина, Дайана. Я тобой восхищаюсь.

– Благодарю, – проворчала она обиженным тоном. – Ты же обвинил меня в том, что я жалею себя?

– Мне просто хотелось как-то взбодрить тебя.

– Нет, ты действительно полагал, что я полна жалости к себе, считаю, что ты плохо со мной обошелся, и желаю насладиться своими страданиями. Ты не совсем прав, Том. Дело в том, что я тебя немного знаю и понимаю, почему ты здесь. К сожалению, я прекрасно сознаю, что мы не сможем быть вместе. Если тебе надо пожить здесь до тех пор, пока ты сам в этом не убедишься, – будь моим гостем.

Закрыв глаза, Дайана подумала, что сама не верит в свои слова, но через минуту решила: она сумеет доказать Уильямсу, что сможет жить и с ним и без него. Ей все равно.

– А у Энн другое мнение, – тихо ответил Томас.

Открыв глаза, она встретила его пристальный взгляд.

– Прошло четыре месяца, Том, – начала Дайана, собираясь разом покончить с неприятным для нее разговором. – Я помню, как остро воспринимала всю иронию создавшегося положения: Энн и Генри, мой дядя и твоя мать. Ты и я. Теперь я уже все пережила.

– Ты даже забыла, как тебе было хорошо в моих объятиях?

– Давненько я не помышляла ни о каких объятиях! – ответила она, не сумев скрыть горечь и боль. – Послушай, делай как знаешь: оставайся или уезжай, но избавь моих родителей от встречи с тобой! Не думаю, что им это понравится.

– Ты ошибаешься.

– Что ты хочешь сказать? – недовольным голосом спросила она.

– Мы уже виделись. Твоя мать показывала мне вчера свой садик. Там на кустах висят записочки. Все обращены к тебе, во всех – любовь и беспокойство.

– Ох… – Из глаз Дайаны потекли слезы, она закрыла лицо руками. У нее не было сил отпихнуть его, когда он сел рядом и обнял ее, хотя она и прошептала: – Пожалуйста, не надо…

– Дайана! – Томас нежно прижал к себе ее худенькое тело, сотрясаемое рыданиями. – Дайана, позволь мне помочь тебе.

Как ты мне поможешь, если снова уедешь? – спрашивала она себя. Именно эта мысль не давала ей покоя.

– Похоже, у меня нет особого выбора, – не переставая плакать, выдавила она.

– Похоже.

– С вами нелегко, Томас Элиот. Обещай мне одно: не трогай меня! – потребовала она.

Он поцеловал ее в макушку и улыбнулся, видя ее решительный настрой.

– Ленч испортится, – сказал он.

– Холодное мясо и салат? Не думаю.

Вскоре они втянулись в новую жизнь. Каждое утро Дайана давала уроки. После ленча Том работал над книгой, а она возилась по дому. Им по-прежнему помогала Рут.

Шли дни, новости распространялись быстро, и вскоре у Дайаны появилась масса учеников, не только детей, но и взрослых.

Томас соорудил небольшое возвышение для ее стула и поставил над ним большой зонт.

– А я и не знала, что ты такой умелец, – насмешливо произнесла она, но, посмотрев на него сверху вниз, поспешно отвела глаза в сторону. Его близость странным образом действовала на нее, но она старалась скрыть свои чувства.

После обеда, когда они втроем смотрели телевизор, Дайана впервые поинтересовалась:

– Как твоя книга?

– Спасибо, хорошо. Хочешь посмотреть, как я устроился?

Дайана заколебалась, потом протянула руки к костылям.

– Тут куда лучше, чем я предполагала, – произнесла она, оглядывая обжитую квартирку помощника.

– Полагаю, во всем сказался твой вкус.

– Да, мама старалась меня занять, – пояснила она, думая, что оранжево-красные и бледно-зеленые тона в спальне и ванной – совсем неплохая идея. – А хорошо, что тут оказался письменный стол, – добавила она. Симпатичный дубовый стол, который ее мать купила на распродаже, стоял между окнами.

С одной стороны на столе лежали папки с заметками, с другой – большие фотографии.

– Том! – Она с восхищением принялась рассматривать их. – Это же потрясающе! – Фотографии действительно были замечательные – утесы, моря, птицы, зеленые луга и холмы. – Я и не знала, что ты так можешь снимать!

Он поморщился.

– Я всегда увлекался фотографией. Очень удобно, когда можешь сам снять то, что надо.

Дайана вспомнила прекрасные снимки из его книги и суховато произнесла:

– Я как-то предложила тебе заняться кулинарией, если надоест журналистика. А оказывается, в тебе масса скрытых талантов.

– Энн мне рассказала, – тихо отозвался он.

– О чем?

– Как ты расстроилась, узнав, что я писатель. Прости.

Дайана внимательно посмотрела на него, сохраняя бесстрастное выражение лица.

– А Энн, похоже, поделилась всеми моими секретами с тобой. Это произошло, когда она заезжала проведать меня?

– Да. Честно говоря, даже не знаю, Дайана, почему я тебе тогда не сказал.

Она поглядела на него, на его упрямо сжатые губы, на скрещенные на груди руки.

– А я, кажется, знаю, Том. Ты не хотел ничего прочного.

Он начал было отвечать, потом умолк и придвинул ей плетеный стул.

– Присядь, Дайана.

Пожав плечами, она села. Томас устроился на постели и спросил:

– Хорошо прошли эти две недели, правда?

– Очень хорошо, – согласилась она. – Ты очаровал мою помощницу – собственно, ты давно уже ее очаровал – и учеников. Уверена, что все девчонки старше двенадцати безумно в тебя влюблены.

Помолчав, она вспомнила, как родители приехали на обед к ним. По глазам обоих было видно: они не уверены в том, что поступают правильно. Их беспокойство заставило Дайану сказать им, что они с Томом ничего пока не решили, но она рада, что он предложил ей помощь. Дайана знала наверняка, что родители не один вечер обсуждали ее отношения с Томом.

Нельзя отрицать: выглядела она сейчас лучше, здоровее, а когда занялась любимым делом, то и настроение ее улучшилось. Родители, навещавшие дочь почти каждый день, конечно, замечали происходившие с ней перемены…

Подняв глаза, она скорчила гримасу.

– Ты даже «обаял» моих родителей, да и помог мне подзаработать.

Но он не стал обижаться на ее пренебрежительный тон.

– Подумай, сколько я могу еще сделать для тебя за оставшуюся жизнь, Дайана.

– Ты ведь не станешь вновь заводить разговор о том… – тихо начала Дайана.

– Стану.

– Тогда скажи мне, что будет, когда ты закончишь книгу?

– Думаю, мы могли бы поехать вместе туда, где я буду собирать материалы для моей следующей книги, – спокойно ответил он. – К тому времени как раз с тебя снимут гипс. Мы могли бы устроить себе отпуск… или медовый месяц.

– Странно слышать. Я думала, ты хоть попытаешься объяснить мне, почему тогда не признался, что ты автор книги! – вспылила она.

– К сожалению, ты была права, Дайана, тогда я не хотел серьезных длительных отношений. Считал это ненужным. Но то было тогда.

– Единственное, что изменилось, – только это. – Она постучала по гипсу.

– Нет. Одиночество на островах. Я не мог о тебе не думать – там это оказалось просто невозможно. Более того, я понял, что, куда бы ни забросила меня судьба, мне не удастся уйти от тебя, Дайана.

– Сейчас легко говорить, Том.

– Но это правда.

– Спасибо. А если бы ты поехал не на пустынный остров, у тебя бы не было проблем?

Впервые за то время, что они провели вместе, Дайана заметила раздражение в его взгляде и получила от этого удовольствие. Томас уловил злорадный блеск ее глаз и махнул рукой.

– Ладно. Пойдем смотреть телевизор.

– Почему бы и нет? Я сейчас мало что могу делать.

– Можешь, можешь, – ответил он. – Если бы забыла о своих обидах, мы могли бы поставить тихую музыку, поговорить, а потом лечь вместе и уснуть. Тебе бы стало легче, Дайана. – Но поняв, что его слова не нашли отклика в душе Дайаны, холодно усмехнулся и сказал: – Позволь мне хотя бы помочь тебе подняться по лестнице.

– Обойдусь и без твоей помощи. Не трогай меня, Том. – Дайана яростно застучала костылями.

Неудивительно, что она споткнулась. К счастью, он все же пошел за ней и успел поймать ее, когда она полетела вниз по ступеням. Дайана стукнулась головой о перила, больно вывернула руку, застрявшую в костыле.

– Ну и идиотка же ты, – услышала она, теряя сознание.

8

Открыв глаза, Дайана увидела над собой взволнованные лица Тома и Рут. Она лежала в своей постели.

– Прости, я сама виновата, – простонала она.

Том сел рядом, забыв про свое раздражение, и взял ее за руку.

– Как ты себя чувствуешь?

Она невольно дернулась, он помрачнел и посмотрел на ее запястье.

– Похоже, ты растянула руку и на голове у тебя огромная шишка. А что с ногой?

– Все так же, – осторожно произнесла Дайана. – Хотя нет, думаю, стало хуже.

– Ничего, скоро приедет врач.

– Не надо…

– Надо, надо, – мягко возразил Том. – Лучше подстраховаться, чтобы потом не пришлось пожалеть.

Он оставался неизменно терпелив весь следующий день, когда ей делали рентген, и даже уступил ее настойчивым просьбам не говорить ничего родителям. К счастью, она не повредила ногу. Более того, оказалось, что перелом почти сросся и ей даже пообещали снять гипс через пару недель. Вечером он приготовил обед.

Сидя с бокалом вина и наблюдая за Томом, мывшим посуду, Дайана растерянно произнесла:

– Том, что же с нами будет?

– А ты чего хочешь, Дайана? – спросил он после долгого молчания.

– Мне хочется избавиться от чувства, что ты со мной плохо обошелся. И перестать жалеть себя… Но у меня не получается. Еще я хочу тебе верить – и не могу.

– Тогда, может, пока просто потерпишь мое присутствие? – предложил он.

На губах ее заиграла странная усмешка.

– Хочешь взять меня измором?

– Нет. Просто я решил не заводить разговоров о том, что мы не сможем жить друг без друга, пока ты не выздоровеешь. Пока не начнешь задираться и спорить со мной – словом, не станешь опять той самой неподражаемой Дайаной. – Он сел рядом, и ей показалось, что в глазах его мелькнул прежний огонек.

– Идет, Том. Мне никогда не удавалось остаться в стороне от какого-нибудь соревнования!

– Так, значит, ты не возражаешь против того, чтобы я остался?

Она кинула на него уничтожающий взгляд.

– Не разыгрывай невинность, Том. Я же не могу тебя вышвырнуть, а сам ты не уйдешь.

– Извини, не уйду.

– Вот-вот, и я о том же. Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. Расскажи мне, как ты стал писателем.

– Мне всегда хотелось писать. А мой отец всегда хотел, чтобы я стал адвокатом. Мы пошли на компромисс. Я прослушал курс истории литературы и курс права, но у меня так и не возникло ни малейшего желания заниматься юриспруденцией. Отец не то чтобы согласился, а просто сдался, и в итоге я стал журналистом.

Дайана удивленно подняла брови.

– Но ведь ты потерял много времени, изучая то, что тебе оказалось совсем не нужно.

– Не совсем, – отозвался он с усмешкой. – К тому же в двадцать лет писателем не станешь, я понял это, узнав жизнь поближе.

– Как так?

– Поначалу я, естественно, считал, что могу писать замечательные романы. Но сейчас я знаю, что у меня куда лучше получается вот это. – Томас махнул рукой в сторону своей книги.

– И ты хорошо зарабатываешь? Это ведь твоя третья или четвертая книга?

– Третья. Достаточно.

– И все же, – размышляла она вслух, – если ты перестанешь мотаться по свету и делать свои репортажи, тебе, наверное, будет скучно с непривычки.

– Есть время прилива и отлива в жизни. Не хочу сказать, что все журналисты таковы, но это занятие иногда может сделать человека циником.

– Который не желает иметь никаких обязательств и для которого ничего не свято.

– И который не способен на нечто постоянное. Не говоря уж о том, что многие журналисты насквозь пропитаны виски. К тому же довольно тяжело постоянно видеть самые мрачные стороны жизни и самому находиться на грани нервного срыва.

Они посмотрели друг другу в глаза. Взгляд Дайаны был очень серьезен, в его глазах тоже не было и намека на юмор.

– Но ведь ты будешь все равно постоянно разъезжать, – наконец выдавила она, – собирать материал для очередной книги.

Том пожал плечами.

– Да. Но я бы хотел делать это тогда, когда мне удобно. С тех пор как я уволился, мне сделали два предложения: вести постоянную колонку обозревателя в местной газете и писать еженедельные обзоры для одной центральной газеты. А ты против путешествий? Особенно если у тебя появится помощник, который будет тут жить и за всем присматривать?

Поморщившись, Дайана с тоской посмотрела на травмированную ногу.

– Сомневаюсь, что у меня хватит сил снова начать дело.

– Но надежда все же есть?

– Да, – произнесла она после длительной паузы. – Прости, Том, мне надо лечь. Я устала, и у меня болит голова. Конечно, я сама виновата, но…

– Хорошая мысль. Кстати, если тебе что-то понадобится, постучи в пол.

– Ладно, Том. – Она протянула руки к костылям, но он помог ей приподняться и подал их.

Когда Дайана встала, опираясь на костыли, он нежно взял ее за подбородок, поцеловал и сказал:

– Спокойной ночи, Дайана.

– Том… – укоризненно сказала она, когда он оторвался от ее губ и погладил ее по щеке. – Ты же обещал…

– Боже мой, Дайана, что бы я делал, если бы ты мне не напомнила!

– Ну уж… – Она смотрела на него и чуть не выдала себя. На нее нахлынули воспоминания о минутах их близости. Глаза Дайаны потемнели. – Вы, мужчины, неисправимы!

В его зеленоватых глазах появилась легкая усмешка.

– Если тебя это утешит, знай: мужчина внизу заснет сегодня с большим трудом. Спокойной ночи, милая.

Закрывшись в спальне, Дайана еще долго прислушивалась к доносившимся звукам. Вот он вымыл посуду, прибрал в кухне, наконец открылась и закрылась входная дверь. Лишь тогда она проковыляла к зеркалу и пристально всмотрелась в свое отражение.

На щеках все еще виднелся легкий румянец, но в глазах застыли боль и недоумение. Она осознала, что раньше тосковала о Томасе, но не смогла понять его до конца. Когда же он вновь появился в ее жизни, обида пересилила все остальные чувства.

Но теперь многое изменилось. Наверное, чувства менялись постепенно, однако, как бы то ни было, сейчас Дайана со всей отчетливостью поняла, что изнемогает от желания быть с Томом. Она приложила пальцы к губам, все еще ощущая его нежный поцелуй. Казалось, что она вдыхает его знакомый запах, как если бы он лежал рядом.

Что же мне делать? – подумала она, бросаясь на кровать и обнимая подушку. Лившийся из окошка серебристый свет луны напомнил ей ночи, полные любви.

Наутро ей удалось взять себя в руки. Вернее, так ей казалось, пока после утомительных утренних уроков она не ощутила, что умирает от желания принять душ и вымыть голову.

Дайана шепотом проклинала свой гипс, ероша рукой волосы, в то время как Том готовил ленч и разливал чай.

– Что с тобой? – спросил он через плечо.

– Я уже столько времени не могу принять ванну или хотя бы душ, – с горечью ответила она. – Даже для того, чтобы хоть губкой протереться, мне приходится заматывать ногу огромным пластиковым мешком. Вымыть голову – уже проблема.

– Ясно, – серьезно ответил Том. – Могу я хоть голову помочь помыть?

– Нет.

– Дайана…

– Сама справлюсь, – мрачно произнесла она.

– А ты уже пробовала?

– Нет, мама или Рут мне помогали.

– Ну так расскажи мне, как они это делали. Погоди-ка, я, кажется, сообразил. Рут ставила тебе стул в ванной, так?

– Да.

– Давай попробуем. Сначала ты протрешься губкой и оденешься, если боишься, что твое тело будет меня волновать, – невинным тоном предложил он.

Дайана смерила его негодующим взглядом, потом выругалась и предупредила:

– И не пытайся что-то предпринять, Том, – я могу и укусить.

– Запомню. Позови, когда будешь готова.

Насухо вытеревшись, надев зеленую хлопковую юбку и белую блузку и завернув внутрь воротник, Дайана позвала Тома.

Он пришел со стулом, усадил ее так, чтобы она могла удобно вытянуть ногу и склонить голову над ванной.

– Так, есть маленькая проблема, – сказал Томас, когда она устроилась поудобнее. – Кран не доходит до твоей головы. Как же парикмахеры обходятся?

– У них обычно есть шланг, – довольно ехидно сообщила Дайана, – а тебе понадобится кувшин.

– Конечно, какой я тупой, – поразился он, доставая кувшин. – Так, дальше что, мисс Брайс?

– Не могу поверить, что ты настолько глуп, Том! Намочи мне волосы, да постарайся не утопить меня. И теплой водой, чтобы не ошпарить и не заморозить меня! – раздраженно приказала она.

– Ну как?

– Нормально, – неохотно признала она. – Теперь возьми шампунь и вотри в волосы.

– Вот так?

Открыв глаза, Дайана заметила в зеркале его лукавую улыбку. Она вздохнула.

– Отлично, Том. Теперь можно все смыть, а потом смочи волосы кондиционером.

Он покорно выполнил все ее приказания, а затем нежными движениями помассировал ей голову.

– Можешь смеяться, – пробормотала Дайана, – но я чувствую себя другим человеком. Теперь смой все, Том, а то я усну.

– Да, мадам. – Он помог ей выпрямиться, вытер волосы фиолетовым полотенцем, причесал ее и встал в позу парикмахера, очень довольный собой. – Ну что, еще одно призвание?

Она невольно рассмеялась.

– Ну нет, парикмахер из тебя никудышный, Том. Лучше уж оставайся писателем. Спасибо.

Ей стало больно при воспоминании о том, как они принимали ванну вдвоем, и неожиданно захотелось быть всегда с ним… стать его женой…

– Ну идем поедим, – хрипловато произнесла она, с трудом поднимаясь со стула.

Дайана давала урок девятнадцатилетнему парню, довольно способному, но с завышенным мнением о себе. Он был вспыльчив, и свое настроение часто вымещал на лошади. Дайана дважды сделала ему замечание, потом попыталась объяснить, как его состояние передается лошади, заставляя ту нервничать.

Занятие шло почти нормально, пока лошадь не споткнулась. Наездник зло дернул за уздечку и жестоко отхлестал животное хлыстом, вызвав неизбежную реакцию, – лошадь взвилась на дыбы, пытаясь скинуть всадника. Дайана была бессильна что-либо сделать.

Она испугалась еще больше, когда увидела, как Том бросился вперед, прямо под копыта взбешенного животного. Казалось, еще мгновение – и лошадь убьет смельчака. Однако ничего подобного не случилось. Сильной рукой ухватив повод, он спокойно заговорил с лошадью и постепенно добился того, что та перестала брыкаться. А затем Том велел наезднику спешиться и отчитал его так, что девятнадцатилетний супермен чуть не заплакал.

Сидя на своем возвышении, Дайана смотрела на сильного, хладнокровного мужчину, открыв рот от восхищения. Его бесстрашие ее не удивило, ее поразил неприкрытый, хотя и сдержанный, гнев. А она-то считала, что хорошо знает невозмутимого Томаса Уильямса!

Он отвел лошадь в загон, вернул парню деньги и приказал больше никогда тут не появляться. Подойдя к Дайане, он помог ей спуститься, и она увидела, что губы у него побелели.

– Том, – робко промолвила она, – ты был потрясающ. Я боялась, что лошадь тебя убьет.

Он взглянул на нее без тени улыбки, потом бесстрастно сообщил ей, что у нее бледный вид и ей лучше прилечь, пока они с Рут покормят лошадей. Дайана заколебалась, но сделала так, как он велел.

Затем на нее обрушился шквал телефонных звонков – сначала позвонила мать, потом – желающие учиться верховой езде и так далее. К тому времени, как она устало и сердито уставилась на телефон, думая: «Попробуй только еще раз зазвонить!» – солнце село, Рут ушла домой, а Том занялся обедом.

Дайана проковыляла в кухню.

– С тобой все в порядке?

– Да, в порядке.

– Но ты молчишь.

– А с кем мне разговаривать – ты же висишь на телефоне? – Он продолжал чистить картошку.

Дайана подперла подбородок рукой, подумала и заметила:

– А ты в ужасном настроении, Том. Меня это не на шутку удивляет.

– Почему? Ты же видела, что произошло.

– Я не о том. Ты был просто замечателен, не только с лошадью, но и с парнем. Если это его ничему не научит – значит, не научит ничто. Просто… я не думала, что ты все еще злишься.

– Я не злюсь.

– Том, Том, кого ты хочешь обмануть?

– Ну ладно, – резко отозвался он, промыв картошку и начиная ее резать. – Если хочешь знать, я не часто выхожу из себя.

– Но у тебя была причина.

– Да. И эта причина – ты. То, что ты рядом.

– Что ты имеешь в виду? – недоумевала Дайана.

– Но не настолько же ты наивна, – коротко ответил он.

– Наверное, наивна, потому что понятия не имею, о чем ты. Хотя… На тебя что, снова напала жажда странствий? И тебе не терпится уехать?

– Вовсе нет…

– Тогда объясни мне, Том.

– Ладно. Я вне себя, и я устал от игр, в которые мы играем.

Губы ее приоткрылись, глаза широко распахнулись.

– Не верю…

– А ты попробуй.

– Я не могу… – Она облизнула губы. – То есть даже если бы и могла…

– А я и не предлагаю спать вместе, пока…

Он бросил на нее презрительный взгляд, и ей стало смешно. Не понимаю почему, но его раздражение доставляет мне удовольствие, подумала Дайана.

Словно прочитав ее мысли, Томас выругался и отвернулся к раковине.

– Почему бы тебе не пойти и не заняться чем-нибудь? – бросил он через плечо.

– Нет уж, лучше давай выясним отношения. Неужели ты хочешь, чтобы я поверила, будто я для тебя желанна сейчас?

Дайана увидела, как он замер, а затем, обернувшись, внимательно посмотрел на нее.

– Я ведь стала тощей как палка, – тихо продолжала она, а потом, с присущей ей прямотой, добавила: – К тому же я могу остаться хромой на всю жизнь. Мы оба знаем, что я никогда не была красавицей, а ты предмет мечтаний многих девушек. Ты не думал о том, что тебе просто нужна женщина, Том? Предпочтительнее без гипса. Может, там, на островах, у тебя не было большого выбора…

– Дайана… Он подошел к ней и крепко обнял. – Ты всегда была язвой, но в уме тебе не откажешь, так что позволь мне кое-что тебе доказать. – Она невольно дернулась, и Томас промолвил: – Не трать силы зря.