Текст книги "Молния над океаном"

Автор книги: Эва Киншоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

7

После минутного молчания Бенджамин присел рядом с ней на корточки и протянул носовой платок.

– Спасибо! – пробормотала Симона, вытирая глаза и нос. – Извини, ради Бога! Все утро напролет мне почему-то безумно жаль себя и свою бесцельно пролетающую жизнь… Ладно, проехали мимо.

– Пойдем немного прогуляемся.

Симона устало подняла глаза.

– Какие прогулки в таком состоянии, Бенджамин?

– Ничего страшного. Пойдем в темпе улитки, а если устанем, присядем где-нибудь на обочине и поговорим о чем-нибудь, например, о моих отношениях с Кэтлин.

Глаза ее удивленно расширились.

– Ну что, я угадал твои желания?

Симона сморщила нос.

– Если честно, я о тебе ничего больше не хочу знать.

– Но почему бы нам, хотя бы напоследок, не разобраться друг в друге. И потом, мне захотелось высказать то, что лежит на душе. Неужели ты мне откажешь в столь важном для меня деле?

– С чего это на тебя нашла разговорчивость? – насупилась Симона.

– Я подумал, а вдруг и в тебе что-то переменится после этого?

– Только не в том смысле, как ты это себе воображаешь! – фыркнула девушка, но поднялась с кресла.

Бенджамин и Симона расположились на поляне, испещренной солнечными пятнами. На выбранном ими маршруте оказалось безлюдно. Пели птицы, легкий ветерок шевелил зеленый полог леса. Было тихо и жарко. Слаженно, словно в такт дирижерской палочке, звенели цикады.

– Хочешь еще пройтись? – спросил Бенджамин.

Симона раздраженно мотнула головой.

– Сдаюсь без боя, сдаюсь на милость победителя! – с усмешкой проговорила она и вспылила, заметив, как дрогнули его губы. – Не пойму, что такого веселого я сказала?

– Ничего! Меня восхитило бесстрашие, с каким ты бросилась в бой!

– Хорошо, буду бесстрашной до конца. Я, как и прежде, не настроена на продолжение романа, который ничем хорошим не закончится. Мой лозунг: «либо все, либо ничего!» – Она мрачно посмотрела на него и с еще большим раздражением добавила: – Я понимаю, что со стороны это может звучать смешно, так, будто я требую незамедлительно объявить о помолвке и назначить день нашей свадьбы.

– Пожалуй, ты права, со стороны все это именно так и выглядит, – заметил Бенджамин, но в глазах его плясали чертики.

– Ну если так, то это ошибочное впечатление. Мне достаточно, чтобы ты признал саму возможность заключения брака или как минимум – совместного проживания до конца жизни.

– Вот это уже более конкретная постановка вопроса!

– Не обольщайся раньше времени, – предупредила Симона. – Самое главное, я не убеждена, испытываешь ли ты ко мне те же чувства, что и я к тебе… Проще говоря, Бен, меня абсолютно не устраивает роль временной любовницы или одной из таковых. И еще – я никогда не соглашусь с тем, чтобы ты триста шестьдесят пять дней в году беззаботно циркулировал между странами и континентами, меняя одно удовольствие на другое.

– Но у меня нет любовниц, – ровно заметил мистер Рок. – Ни американских, ни австралийских, ни китайских, ни каких-либо еще. Веришь ты в это или нет, дела не меняет!

– И как же тебе удается вести столь целомудренный образ жизни? – саркастически осведомилась Симона.

– Представь себе, такое бывает, – просто и серьезно ответил он. – Я даже знаю одну женщину, которая ведет себя аналогичным образом…

– Но ты же мужчина! Как ты выходишь из положения? Случайные связи на стороне? – Она сама испугалась того, каким оскорбительным тоном спросила его об этом. Но ей вдруг страшно захотелось, чтоб он вспылил и даже пришел в ярость.

– Когда… а точнее, если такие связи не имеют перспективы, я стараюсь их избегать.

– Ага, значит, ты изобрел безотказный аргумент для того, чтобы, когда тебе будет нужно, легко и убедительно отделываться от любой из твоих подружек? «Нет перспективы!» – так это у тебя называется?

– Я ничего не изобретал, – холодно сказал он. – Было несколько случаев, когда такое происходило, но только по обоюдному влечению, без обязательств и при полном понимании того, что мы не причиним друг другу никакого вреда.

– Вынуждена тебя огорчить, Бенджамин, – сказала Симона, задумчиво посмотрев на него. – Все это время ощущаю себя полной дурой! Я выкладываю всю свою подноготную как на блюдечке и в ответ получаю пустые отговорки… Теперь твой черед быть честным, если, конечно, ты не передумал… У меня есть предположение, что именно Кэтлин Эверсон причина того, что ты в свои тридцать два года не думаешь о семье! Подтверди или опровергни мои подозрения, если сможешь.

На лице Бенджамина заиграли желваки.

– Причин, скорее всего, несколько, Симона. Бездарный, если не сказать сильнее, брак моих родителей… Карьера, ради которой приходится отказываться от каких-либо личных обязательств перед другими людьми, не говоря уже о женитьбе.

– Но я не раз видела, как при упоминании ее имени ты меняешься в лице, – негромко заметила Симона. – Этому должно быть хоть какое-то объяснение. Судя по всему, данный случай не относится к разряду беззаботных мимолетных встреч с беззаботным же расставанием.

– А тебе откуда знать? – наклонил голову Бенджамин.

– Моя подруга Дороти, о которой мы с тобой говорили, в курсе всех светских сплетен. Позавчера я заглянула к ней. Мы болтали о разном, но стоило мне всего лишь упомянуть твое имя…

– Как она оказалась настоящим кладезем информации?

– Совершенно верно! И тогда, – Симона беспомощно шевельнула губами. – Тогда я невольно представила тебя вместе с Кэтлин Эверсон. Она была очень мила, эта женщина.

– Была и есть, – оборвал ее Бенджамин и, помолчав, добавил: – После того как Кэтрин стала женой моего брата, она не стала выглядеть хуже.

Симона окаменела.

– Женой твоего брата?.. Но как так вышло? Почему?

– Почему она стала женой брата, а не моей женой? – криво усмехнулся Бенджамин. – Наверное, он ей показался более подходящей партией. Вильям Рок не из тех, кто станет, пользуясь ее выражением, зарывать свой талант в землю. Он в свои достаточно молодые годы – авторитетный бизнесмен, у него дом в Ванкувере, роскошные квартиры в Париже и Лондоне… Он коллекционирует спортивные автомобили и держит целую конюшню скаковых лошадей, то есть увлечен всеми теми вещами, которые для меня ровным счетом ничего не значат. Кэтлин захотелось вести насыщенную светскую жизнь, ощущать себя королевой бомонда, не порывая окончательно с карьерой телеведущей…

– Но почему эта новость не стала достоянием широкой публики? – осторожно спросила Симона.

– Чтобы заполучить Кэтлин, Вильям развелся с первой женой, и в этом все дело, – недобро засмеялся Бенджамин. – Мои родители, так редко находящие общий язык друг с другом, в этом щекотливом вопросе проявили, к нашему общему изумлению, полное единодушие. Они заявили, что, учитывая мои отношения с Кэтлин и развод Вильяма с женой, матерью троих его детей, не следует делать информацию об их женитьбе достоянием широких кругов. По настоянию родителей сразу же после свадьбы, на которой присутствовали только ближайшие родственники, Вильям и Кэтлин ретировались за океан, где и отдыхают по сей день в ожидании, пока уляжется скандал, вызванный разводом брата.

– Для его жены это был тяжкий удар?

Бенджамин посмотрел на нее.

– Тяжкий – это мягко сказано. Если кто и оказался страдающей стороной в этой игре, то именно Дэниз.

– Ты хочешь сказать, что Кэтлин Эверсон…

– При всей ее красоте и обаянии оказалась расчетливо-безжалостной, как змея? Да!

Симона какое-то время переваривала услышанное.

– Выходит, ради богатства и положения в свете Кэтлин не погнушалась разрушить чужую семью и разбить сердце брата своего мужа?

– Да, – пожал плечами Бенджамин. – Конечно, Вильям менее всего может быть назван невинной овечкой и жертвой обмана. Дэниз была единственной во всем Ванкувере, кто не знал о его бесконечных и скандальных романах на стороне. В случае с Кэтлин он просто не сообразил, с кем имеет дело. Она сошлась с ним сразу после того, как я отказался ради нее вернуться в Ванкувер, и вцепилась в Вильяма Рока мертвой хваткой.

– Неужели это была месть с ее стороны? – содрогнулась Симона.

– По крайней мере, об этом она заявила мне перед свадьбой.

– И твой брат об этом не знает?

– Скорее всего, нет, – усмехнулся Бенджамин. – Сама она ему об этом не скажет, а я не вмешиваюсь в чужую жизнь.

– Но что же произойдет спустя какое-то время – через год, через два?

– Я тоже об этом задумывался. Скорее всего, для этих двоих ситуация не так трагична. Если миссис Рок и поменяет со временем мистера Рока на кого-то еще, то только на еще более крупную акулу бизнеса. Ну а пока что она имеет все основания быть довольной своим уловом.

– Ужасно! – выдохнула Симона.

– Если это выражение сочувствия мне, то совершенно напрасное, – сказал он сухо. – Кэтлин Эверсон давно уже не существует для меня, и если я и вспоминаю о ней, то из чувства вины перед Дэниз и моими малолетними племянниками.

Симона задумчиво поморщила лоб.

– Все так, но, может быть, в глубине души ты все еще не смирился с этой потерей?

– Еще раз повторяю: Кэтлин Эверсон для меня пройденный этап, – резко сказал Бенджамин.

– Тогда почему ты шарахаешься от возможности обзавестись семьей, как черт от ладана?

– Видишь ли, Симона, я не смог изменить себя ради той женщины, и сейчас это волнует меня только с определенной точки зрения, чем, например, мои принципы могут обернуться для нас с тобой. Если честно, я понимаю, что жизнь со мной – не сахар. То, что при первом приближении кажется романтикой, на деле всего лишь тяжелый труд и множество самых непредвиденных испытаний.

Наступила тишина.

– Ты имеешь в виду детей, которые могут у нас родиться?.. Да, в этом случае будет уже не до романтики! Послушай, неужели ты так никогда и не сможешь отказаться от своего бродячего образа жизни?

– Полагаю, что нет. Тяга к странствиям у меня в крови.

– И именно поэтому ты никогда всерьез не задумывался о браке?

– Возможно. С моими застарелыми привычками было бы безответственно предлагать кому бы то ни было семейные узы.

– Тогда…

Симона смолкла. Ее снова обуяло сомнение, до конца ли правдив с ней Бенджамин, не пытается ли он списать на образ жизни иные, более серьезные проблемы?

– Ты что-то хотела сказать? – прервал молчание Бенджамин.

– Не знаю, я опять ровным счетом ничего не соображаю, – призналась она.

По губам Бенджамина скользнула улыбка – и тут же погасла.

– Теперь ты не осуждаешь меня за то, что я так долго не хотел говорить на эту тему? – настороженно спросил он.

– Разумеется, нет, – ответила мисс Шарне. – И поверь, я никому об этом не скажу…

– В этом я и не сомневался! Думаю, тебе самой не особенно приятно было выслушивать мою исповедь.

– Не в этом дело! Я теперь совершенно не понимаю, как нам поступать дальше?

– А если я пообещаю тебе, что ты навсегда останешься единственной женщиной в моей жизни, что ты на это скажешь? – Он, чуть наклонившись вперед, напряженно ожидал ответа.

Симона посмотрела на его мощные плечи, на мышцы, игравшие под тенниской, и сказала:

– Мне нужно время, чтоб все хорошенько обдумать.

– Ты мне не веришь?

– Как раз верю. Я не уверена лишь в том, что этого будет достаточно для меня. Теперь мне окончательно понятно, что и ради меня ты также не готов поменять свой образ жизни… Видишь ли, вопреки тому, что о себе говорила раньше, я, наверное, все еще верю в одну иллюзию…

– Продолжай!

Симона наклонила голову.

– Понимаешь, я, как ни глупо это звучит, по-прежнему верю в то, что любовь побеждает все. Возможно, жизнь дает не так уж и много примеров такой любви, но… – Она помолчала и пожала плечами. – Я постоянно вспоминаю, например, историю любви Эванжелины – прекрасной героини стихотворной драмы Лонгфелло или трагедию Тристана и Изольды, другие великие истории любви и в их героях нахожу тот идеал человеческих отношений, который готова безоговорочно принять…

Бенджамин сидел, не шелохнувшись, и на лице у него не дрогнул ни единый мускул.

– Ну как? Я не слишком раздражаю тебя своим романтизмом? – обеспокоенно спросила она.

– Нисколько!

– Ты бесконечно добр! За время пребывания в доме Антуана и Симоны Шарне ты невольно заразился духом филантропии и сросся с ролью доброхота.

– Симона!

Но она уже поднялась со скамьи.

– Бенджамин, спасибо, что ты мне все это рассказал, – спокойно и твердо проговорила она. – Не знаю почему, но мне стало гораздо легче. В какой-то момент я устыдилась своего собственного малодушия и решила бороться за тебя до конца. Теперь мы знаем друг друга, как самих себя, знаем наши мечты и планы.

– И что из этого следует?

– Из этого следует, что у меня хватит самообладания и выдержки, чтобы предстать перед глазами Антуана и убедить его в том, что ты для меня более не существуешь, я счастлива и довольна жизнью и все у меня еще впереди.

– Так вот к каким выводам ты пришла! – Бенджамин метнул на нее тяжелый взгляд, полный тоски и злобы.

Симона попятилась назад, споткнулась и, вероятно, упала бы, если б мистер Рок не поддержал ее.

– Я в полном порядке! – торопливо сказала девушка, но он не отпускал ее от себя. – Почему ты так на меня смотришь?

– Иногда ты просто неописуема, Симона! Ты обладаешь удивительной способностью вскружить голову, а потом словно ледяной водой окатить! Ты не задумывалась, сколько этих историй существовало в действительности? Признаться, я считал тебя более трезвой и реалистичной, чем ты оказалась на самом деле!

– Я не знаю, часто или нечасто рождаются такие люди, способные глубоко и преданно любить, – тихо сказала Симона, – но твердо верю в одно – идеалы существуют для того, чтобы к ним стремиться. Кроме того, у меня перед глазами пример моего отца, который так и не женился больше, а все потому, что не смог изжить из сердца живое воспоминание о матери. Такое случается в жизни, Бенджамин, просто надо это видеть так, как вижу я.

– А такое случается?..

– Бенджамин, не надо!..

Но он уже целовал ее.

– Ну, – спросил он, оторвавшись от ее губ, – что же лучше: целоваться при жизни или витать в облаках в ожидании редких чудес?

– Зачем, Бен! – выдохнула она. – Ты же прекрасно понял, о чем я говорила.

– Я понимаю только то, что ты живешь в стране фантазий, и чем раньше ты оттуда вырвешься, тем лучше! – Он снова сильно обнял ее и, если было бы возможно, вобрал ее в себя всю, а не только эти горячие и упрямые губы.

Симона пыталась бороться, но силы были неравны. Когда же через минуту он освободил ее, она находилась на грани истерики, потому что внутри нее снова вспыхнула все та же безудержная, всепоглощающая страсть, от которой она все эти дни тщетно пыталась избавиться. Они смотрели друг другу в глаза, не видя и не слыша ничего вокруг себя, охваченные пламенем желания.

– Если бы рядом была кровать, представляешь, Симона, чем все это могло кончиться? – он слегка коснулся ее груди. – Мы бы снова с тобой словно с цепи сорвались и забыли обо всем на свете. Я бы сбросил с тебя одежды, и ты отчаянно, без оглядки опять отдала мне свое тело, нежное, как цветок орхидеи. И ты хочешь убедить меня, что все это не имеет никакого значения?

– Все эти красивые слова ничто по сравнению с твоими убеждениями! Они означают лишь то, что ты не прочь еще раз-другой переспать со мной!

– А ты – со мной! – не спуская с нее влюбленных глаз, сказал Бенджамин. – Помнишь, однажды ты это уже проделала?

– Помню, и даже слишком хорошо, – враждебно отстранилась от него Симона. – Помню, как отдалась мужчине, который видит во мне всего лишь любовницу.

– Я не мог обращаться с тобой, как с любовницей, потому что…

– Ты ни с одной из женщин не способен обращаться иначе, потому что на тебе, как бы ты ни скрывал этого, лежит печать неисцелимого одиночества! – мстительно бросила она. – Более того, только переспав с тобой начинаешь по-настоящему понимать, какой страшной трагедией будет грядущее неизбежное расставание. Так уж лучше пусть оно случится поскорей!

– Простите, пожалуйста, – вмешался в разговор странный голос со стороны, и оба они, вздрогнув от неожиданности, увидели за своей спиной на тропе двух слепых туристов. – Мы ни за что не стали бы вам мешать, но…

– Тысяча извинений, что мы перегородили вам путь! – воскликнул Бенджамин, оттащив Симону в сторону. – Дорога свободна, можете идти по маршруту дальше.

– Не правда ли, чудесный день! – с чувством сказал один из туристов, но в голосе его угадывалось некоторое смущение.

– Великолепный! – в один голос ответили Бенджамин и Симона. Они еще долго смотрели вслед осторожно ступающим слепым путникам, пока те не исчезли за высокими зарослями кустарника.

– Одно утешение, что они не смогут нас узнать, – пробормотала она. – Я почувствовала себя абсолютной дурой.

Бенджамин хмуро покосился на нее.

– Интересно, как долго они стояли и ждали?

Уловив смысл его слов, Симона залилась краской. Бенджамин усмехнулся и ущипнул ее за щеку.

– Ничего страшного, дорогая! – утешил он ее. – Ты же сама сказала, что они нас не могли видеть.

– Они могли запомнить наши голоса, – еле слышно отозвалась мисс Шарне.

– Ага, понятно! Зато мы запомнили их лица, и теперь единственная наша задача держаться от них как можно дальше.

– Не забудьте, мистер Рок, у вас сегодня вечером лекция! – с преувеличенным почтением напомнила ему Симона.

Бенджамин тихо выругался и вдруг разразился хохотом.

– Я могу говорить с акцентом! – сообщил он.

– По-моему, здесь нет ничего смешного! – сказала Симона.

– Знаешь, иногда в тебе совершенно атрофируется чувство юмора!

– Только тогда, когда попадаю в непредвиденную ситуацию! – отмахнулась она. – Твое тело…

– Сводит тебя с ума? Могу ответить тебе тем же, Симона. И я вовсе не шучу!

– Давай не будем начинать все с самого начала! – Она почувствовала, как с каждым мгновением нарастает в ней возбуждение, и вдруг испугалась, что скоро уже не сможет с ним совладать.

– Ты что-нибудь предлагаешь взамен? – спросил он, не спуская с нее насмешливого взгляда.

– Вернуться обратно, в коттедж, – резко ответила она.

– С тем, чтобы у тебя было время обдумать, чего именно ты желаешь: воевать со мной, спать со мной, делать и то, и другое одновременно или вернуться домой к Антуану, – неторопливо перечислил Бенджамин нехитрый набор предстоящих возможностей. – Дай Бог, чтобы я ошибся, но мне кажется, что от всей твоей хваленой выдержки и самообладания не останется и следа, как только мы расстанемся…

Симона дернулась, но тут же взяла себя в руки.

– Ох уж это уязвленное мужское самолюбие! – покачала она головой.

– Есть и такая вещь!

– Ты понимаешь, что ведешь себя как какой-нибудь подросток?

Бенджамин издевательски наклонил голову, не спуская с нее влажно блестевших карих глаз.

– Больше ни за что на свете не доверю тебе ни одной тайны!

– А вот это жаль! – покачал головой Бенджамин. – После сегодняшних откровений ты предстала передо мной совсем в ином свете!

– В самом невыгодном для меня, надо полагать! – в сердцах ответила Симона и решительно зашагала по тропинке.

Бенджамин догнал ее в два шага и обнял за плечи.

– Успокойся, все в полном порядке, – сказал он серьезно. – Мое уязвленное мужское самолюбие удовлетворено, и я снова держу себя в руках.

Симона молчала.

– И если на то пошло, – продолжил он, – я не вижу в твоем признании ничего смешного, а тем более – дурацкого.

– А кто издевался над тем, что я пребываю в стране фантазий?

– Это, скорее, от зависти, – тихо сказал он. – Большинству людей путь туда, увы, заказан…

– Кажется, да, – тяжело вздохнула она. – Но ведь это не повод совершенно отрицать ее существование?..

На лице Бенджамина мелькнуло мечтательное выражение.

– Как ты думаешь, Антуан и Эллен пребывают сейчас именно там? – блеснув глазами, спросил он.

– А ты, кажется, кое-что понимаешь… Антуан признался, что когда они с Эллен остаются наедине, то на всей планете для них никого больше не существует. Они способны сутки напролет говорить, делясь сокровенными мечтами, планами и при этом понимают друг друга абсолютно…

– И ведь у нас, согласись, тоже был один такой день!

– Тогда, на яхте? – Симона вскинула глаза. – Да, хотя мечтами своими мы не делились…

– И за это мне во веки веков не получить от тебя прощения, так? – грустно усмехнувшись, спросил он.

– Все дело в том, наверное, что нельзя ставить тележку впереди лошади. Все, что происходило после, больше напоминало разговор глухого с немым…

Она замолчала.

– И превратилось в сплошное мучение! – закончил за нее мистер Рок.

– Скажи, Бенджамин, тебе никогда не хотелось повернуть время вспять?

– Иногда хочется, – признался он. – Ну вот, мы и пришли.

– И чем же займемся теперь? – спросила она после долгой паузы.

– Мы могли бы выпить чего-нибудь перед ланчем для аппетита. И вообще, есть куча других замечательных вещей, которыми цивилизованный человек может украсить свою праздность.

– Ты хочешь сказать, что до сих пор мы вели себя не так, как это полагается цивилизованным людям? – прищурилась Симона.

Бенджамин сладко потянулся. Большой, загорелый, сильный, он башней возвышался над нею.

– Мы то опускались до самых глубин, то чуть было не вознеслись до высот небесного блаженства… Но отдохнем от самоистязаний. Лучшее, что можно сделать в такой ситуации, – немного расслабиться и просто выпить. Располагайся, – сказал он, указав на кресло, стоявшее на лужайке, – а я пока принесу вина.

– Бенджамин, погоди!.. – начала она, но тут же, вздохнув, прервала себя. – А впрочем, нет, ничего…

– Скажи то, что собиралась сказать.

Последовало минутное молчание, после чего Симона отвернулась и беспомощно развела руками.

– Я снова во всем запуталась… Извини!

Бенджамин немного помедлил, потом наклонился, и девушка уловила его дыхание.

– Держись за свою мечту, – тихо посоветовал он, поцеловал ее в лоб и убрал за ухо выбившуюся прядь волос. – Сказать по правде, я не перестаю восхищаться тобой, хотя иногда вслух говорю то, что совершенно противоречит моим мыслям. Погоди минутку, я вернусь!

Остаток времени в Бирс-хаусе они провели на удивление мирно и спокойно. Симона весь день читала, освободив голову от всяких тяжелых и мучительных мыслей, а Бенджамин освоил еще один пешеходный маршрут, после чего они вместе поужинали.

И только вечером, когда Бенджамин начал свою лекцию, Симоне снова стало не по себе. Она словно какую-нибудь захватывающую историю слушала его рассказ о ежегодной миграции диких зверей. В этот час Бенджамин Рок открылся ей ярче, чем когда-либо до этого, – самоотверженный, тонко чувствующий проблемы людей и животных, оказавшихся в одинаково бедственном положении в местах их совместного обитания… Она увидела человека, способного войти даже в тяжелое положение браконьеров, зарабатывающих жалкие гроши на пропитание добычей слоновой кости, в то время как другие делали на этом целые состояния.

Бенджамин был искрометен и красноречив, буквально несколькими фразами передавал то, что ему посчастливилось заснять на пленку. Он источал столько обаяния, что хватило бы на целую компанию.

Гости Бирс-хауса слушали его затаив дыхание, и по восхищенному выражению их лиц Симона поняла, что они унесут с собой в сердцах не только заботу о судьбе дикой природы, но и воспоминание о человеке, в котором неразрывно переплелись мудрость, сострадание, сила и редкостный магнетизм.

– Все было так хорошо! – сказала Симона по дороге к своему коттеджу. Бенджамину потребовалось почти полчаса, чтобы вырваться из объятий возбужденный аудитории, и все это время Симона простояла в сторонке, терпеливо дожидаясь его.

– Спасибо, – негромко отозвался он.

– У тебя усталый вид, – заметила она. Бенджамин усмехнулся и сказал в ответ:

– Не каждый день приходиться осваивать новые тропы.

– Но согласись, что это здорово!

– А тебе приходилось серьезно заниматься спортом? – повернулся он к ней.

– Еще как! – улыбнулась она. – Я в детстве раз и навсегда преодолела страх высоты, поэтому обожала карабкаться по скалам и крутым горным тропам.

– Ты гармонично развитая личность! – констатировал он. – Может быть, ты еще летаешь на воздушном шаре, ездишь на водных лыжах и прыгаешь с парашютом?

– Нет, пока что, нет, но я с удовольствием попробовала бы все, что ты назвал. Насчет водных лыж и парашюта не стану утверждать, но полетать на воздушном шаре я мечтала всегда!

– В таком случае, тебе должно понравиться путешествие на воздушном шаре над Атлантикой, – сказал он. – Старт на рассвете, как только солнце поднимается над горизонтом. Впечатления неповторимые!

Дойдя до коттеджей, они остановились.

– Бенджамин…

– Да?

– Ты не мог бы зайти ко мне на минутку?

Бенджамин невозмутимо поглядел на нее и быстро, словно боясь, что она передумает, зашел внутрь.

– Присаживайся! – сказала Симона и включила свет. – Чашечку кофе?

– Спасибо! Сиди, я сам его сделаю.

Симона опустилась в кресло и задумчиво посмотрела на Бенджамина.

– Что-нибудь случилось? – печально спросил он, принеся кофе и усевшись напротив нее. – Я тебя никогда не видел такой серьезной…

– Ты не мог бы пояснить мне, откуда у тебя, канадца, такая привязанность к экзотическим странам?

Бенджамин пожал плечами.

– Австралию я открыл для себя еще в юности. А про Африку читал у Хемингуэя.

– Понятно. Я о такой страсти знаю из книги Карен Бликсен, но ведь ею двигали иные причины, нежели в случае с тобой?

– Помнится, она стремилась выйти замуж за любимого человека. – Бенджамин помолчал, потом продолжил. – Наверное, мной двигала страсть к самоутверждению вопреки воле отца. Видишь ли, его всегда раздражали мои художественные наклонности, которые, в противовес ему, поощряла мать, она художница, пишет маслом. Мама оказалась на редкость удачливой на этом поприще, хотя, должен признаться, иногда она бывает чертовски эксцентричной даже на фоне нашей артистической богемы.

– Отцу не понравилось, что ты пошел по ее пятам? – спросила Симона. – Но почему?

– Мое ремесло, хотя и сочетает в себе науку и технику, но без творческого воображения все снятое тобой будет мертво. В глазах же отца, что живопись, что фотография, что кинодокументалистика – все одним миром мазано. Он был бы рад, если бы я занялся каким-нибудь другим респектабельным и доходным делом, стал наследником империи Роков, а не увлекался ненужным самовыражением и самоутверждением. Но в двадцать три года родительская опека меня просто бесила.

– Ты отправился в Африку в двадцать три года?

– Да, – кивнул Бенджамин. – Я вообще люблю играть только по-крупному. После пяти лет зубрежки и смертельной скуки в юридическом колледже я кинулся в Африку для того, чтобы победить или умереть. Кроме того…

– Пожалуйста, рассказывай дальше!

Бенджамин, прищурив глаза, посмотрел на нее.

– В положении наследника семейного богатства есть что-то нелепое и унизительное. Ты поневоле заражаешься клаустрофобией, потому что сплошь и рядом твое имя и наследство значат гораздо больше, чем ты сам. На мое счастье, отца больше занимал Вильям, поэтому я имел возможность время от времени ускользать из-под родительского влияния. Тогда-то я и решил, что своими руками создам свое благополучие и не возьму из кармана отца ни цента.

– Ты хочешь сказать, что начал с нуля? – круглыми глазами посмотрела на него Симона. – Но как тебе это удалось?

– Я стажировался в юридической фирме, защищая степень бакалавра, и получал побочный заработок. Кроме того, в свободное от учебы время подвизался светским фотографом – делал свадебные и юбилейные альбомы и прочее в том же роде.

Симона откинулась на спинку кресла.

– Ты все еще злишься на отца? – тихо спросила она.

– Уже нет. Он изменил свое отношение ко мне, и важную роль здесь сыграли два обстоятельства. Первое, когда он, и ранее не одобрявший мое увлечение Кэтлин Эверсон, после свадьбы Вильяма заявил, что ума у меня, возможно, все-таки побольше, чем у моего брата.

– Понятно. А второе обстоятельство?

– На одном из светских вечеров его познакомили со знаменитым кинодокументалистом, по странному совпадению также носящим фамилию Рок!

Симона прыснула от смеха.

– Возвращение блудного сына! – воскликнула она.

– Или прозрение блудного отца! Думаю, сразу после того, как утихнет неизбежный скандал в связи со свадьбой брата, мы сможем нормально, по-человечески общаться.

– На него произвел впечатление твой творческий и финансовый успех? – спросила Симона и тут же поспешила добавить: – Впрочем, с возрастом люди часто становятся мягче.

Бенджамин помолчал.

– Отец уговаривает меня наконец-то остепениться и осесть, – как бы вскользь заметил он.

– О нет! – вырвалось у Симоны.

– Не надо так пугаться, – рассмеялся Бенджамин. – Я вот уже десять лет живу только собственным умом.

– Я не про это… Я просто представила, что с тобой может произойти, если ты окажешься с ним рядом.

Он с интересом посмотрел на нее.

– Опасаешься, что отец будет оказывать на меня отрицательное влияние?

– А ты этого не опасаешься?

– Разумеется, нет! – Глаза Бенджамина озорно блеснули. – Симона, скажи, а ты уверена, что до сих пор не питаешь ко мне некоторого сердечного расположения?

Мисс Шарне отвела взгляд.

– А что, разве я похожа на ту, которая способна не замечать, какие щедрые подарки преподносит ей судьба? Как можно не оценить такого неотразимого и талантливого человека? – разрумянившись, ехидно спросила она.

– Что же, не стану обременять тебя. Спокойной ночи и хороших снов, Симона!

Он поднялся и принялся убирать со стола.

Девушка сидела в кресле как изваяние, не сводя с него взгляда. На ужин Бенджамин переоделся в джинсы и кремовую рубашку, и теперь казался особенно стройным и обворожительным. В двадцать три года он поднял мятеж против семьи, наследства, династической традиции, подумала мисс Шарне, так стоит ли удивляться, что он после всего этого в глубине своего сердца остается неприкаянным одиночкой?

– Симона!

Она вздрогнула. Бенджамин стоял напротив и смотрел ей в лицо. Судорожно сглотнув, она попыталась взять себя в руки. Я пожалею об этом, с тоской подумала она, но не больше, чем о разлуке с ним. Так пусть уж если это и произойдет, то по моей воле и на моих условиях!

Бенджамин все понял и на мгновение онемел.

– Ты уверена? – вырвалось у него.

– Я ни в чем никогда не была так уверена.