Текст книги "ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №10 2007 г."

Автор книги: ЕСЛИ Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Он выпустил ртом дымное колечко и тут же втянул его носом.

– Отвали, – сонно сказал Егор, незаметно сжимая пальцы в кулак.

Чем-то неприятно знакомым веяло от этого камерного артиста. Словно из прошлого вдруг пахнуло незабываемым ароматом Бутырского следственного изолятора, где Егора пытались расколоть на показания против отца.

– Мадемуазель, я ж нюхом слышу вашу нерастраченную страсть!

– чернявый, казалось, совсем не обращал внимания на Егора, но двое его приятелей у стены незаметно поднялись на ноги и вразвалочку двинулись к Яшке, свирепо буравящему взглядом затылок назойливого уголовника. – К чему терять последних минут? – продолжал тот.

– Обидно будет, если такое зеленое море, как ваши бездонные глаза, прольется слезами на этот грязный пол!

– Слышь, ты, морда бандитская! – вскипел Косенков. – Отойди от девчонки, тебе говорят!

Чернявый ухмыльнулся, сплюнул пахитоску себе под ноги и аккуратно затоптал босой пяткой.

– Молодой человек – грубиян, – продолжал он, не оглядываясь на Яшку. – Это зря. Перед смертью не надо поганить язык. Скажи одну пару слов, но скажи в масть. И женщины будут долго плакать.

– Яша, сзади! – предупредил Егор и приготовился, не вставая, пробить с носка прямо в челюсть чернявому.

Косенков живо обернулся к двум громилам, маячившим за его спиной.

– Ну-ну, подходи, фартовые! Спробуйте рабочего кулака!

– Не надо кипежу! – поморщился чернявый. – Ребята никого не тронут. На что им чужая работа? – усики его растянулись в нитку над золотозубой улыбкой. – Таких закройщиков, как здешние тюремные муравьи, даже бесполезно поискать! – сказал он Кате. – Один чик, и вы будете иметь головы ваших друзей в свое полное распоряжение!

– Почему головы?! – испуганно спросила Катя.

– А как же?! – чернявый ласково потрепал ее по колену. – Тут за все одна статья, даже за нарушение тишины во время тихого часа. А у вас же полный букет: контрабанда оружием, да еще угон казенного снаряда!

– Ничего мы не угоняли! – Катя брезгливо оттолкнула руку чернявого.

– Верю! – радостно согласился уголовник. – С этими глазами, что у вас на лице, невозможно врать! Но попробуйте объяснить это тому шестиногому болвану, что будет пилить вам горло! Они же буквально слепые в своем озверении! Разговаривают исключительно усами! – он провел желтым пальцем под носом, разглаживая куцые перышки на верхней губе. – Мое бедное сердце разрывается по частям, глядя на эту драму! Чуете, как оно стукотит: «Помоги им, Валет! Заступись за несчастное создание! Если оно, конечно, договорится с тобой за полюбовно!»

– Все сказал? – Егор отодвинул Катю и сел на корточки перед Валетом, едва не упираясь лбом в его вислый нос. – Теперь отползи на парашу и замри, пока я тебе фиксу не почистил! Разводить будешь лохню ушастую под шконкой, а не конкретных пацанов! Ты на кого, баклан, быкуешь? Мой папа спортсменов солнцевских гонял, как шестерок. Въезжаешь?

– Ой, ой! Какой граф к нам пожаловал! – оскалился Валет. – Сеня, Зяма, что ж вы стоите?! Поднесите залетному папироску!

Один из подручных Валета змеей скользнул к Егору, услужливо щелкнув портсигаром, в котором обнаружились замусоленные самокрутки.

– От петушни не принимаем, – грамотно ответил Егор, помня тюремные правила.

Яшка, потянувшийся было за самокруткой, живо убрал руку. Валет одобрительно кивнул.

– Базаришь мутно, но по ухваткам видно – деловой, – он поднялся на ноги и отошел к решетке. – Только здесь свои законы, молодой человек, и без Валета вам все одно хана. Думаешь, я тебя на понт беру? Иди-ка посмотри, что ты скажешь за этот цирк?

В коридоре вдруг раздался отчаянный вопль и дробный топот муравьев. Мимо решетки пронесли Прокопенко, застывшего в позе эмбриона. Иссиня-белое лицо его было перекошено окаменелой судорогой, и только бешено вращающиеся глаза говорили о том, что командир отделения еще жив.

– Что ж вы, паскуды насекомые, делаете?! – Яшка с разбегу врезался в решетку и затряс ее, что есть силы. – Ну, подождите, дойдет и до вас черед!

Мимо него в скорбном молчании проплыли, уносимые муравьями, еще трое обездвиженных красноармейцев.

– Простите меня, – ошеломленно бормотал Купер, глядя им вслед из камеры напротив. – Я этого не хотел…

– Вы можете их остановить? – Катя вдруг оказалась рядом с Валетом.

– Чтобы нет – таки да! – ухмыльнулся тот. – Мне только переговорить с начальством, и всех отпустят, – он вцепился в Катину ладонь и поднес ее к губам. – Их судьба с ногами лежит в этих маленьких ручках…

– Что вам нужно?

– А что было нужно Адаму от райского дерева? – Валет проглотил слюну. – Чтобы голая Ева потянулась за яблоком, а он бы встрял…

– Что ты его слушаешь?! – Егор оттащил Катю от чернявого. – Врет он все!

– Ну, так любуйтесь дальше, – Валет прислонился к стене, скрестив руки на груди.

– Помогите! – завопил Джеймс Купер.

Решетка его камеры поднялась, и внутрь хлынули муравьи.

– Пусти! – Катя оттолкнула Егора. – Что же вы стоите?! – крикнула она Валету. – Договаривайтесь скорее! Я согласна на все…

Решетка за спиной Егора дрогнула и поползла вверх. Под ней щелкали жвалами сразу несколько круглых, как футбольные мячи, голов. Яшка с размаху пнул по ближайшей голове и остался без сапога. Вскрикнув, он запрыгал на одной ноге, потирая укус на босой лодыжке, а затем тяжело повалился на пол и затих.

Егор отскочил было в глубь камеры и приготовился к бою, но чьи-то руки обхватили его сзади и толкнули навстречу муравьям. Егор ударился о решетку, под ногой его сухо щелкнул капкан, электрическая судорога пронзила все тело и разорвалась пестрой радугой в голове. Замусоренный пол камеры вдруг поднялся дыбом и, налетев, больно ударил в лицо.

– Вот и славненько, – сказал Валет, приобнимая Катю за плечи. – Постой-ка, рыбонька, в сторонке, сейчас ты увидишь, как это делалось в Одессе!

Он опустился на четвереньки перед муравьем, направлявшимся к Кате, и, закрыв глаза, вытянул губы трубочкой.

– Ну, ходи сюда, мой маленький, ходи, солдатик безмозглый, до мене, давай с тобой пообнюхаемся!

Муравей, широко расставив лапы, осторожно обхватил лицо Валета жвалами, будто хотел измерить его череп штангенциркулем. Длинные многоколенчатые усы насекомого быстро обхлопали уголовника по спине и бокам.

– Шмонает, сволочь, – жмурясь от удовольствия, сказал Валет. – С такими талантами только в участке и служить. Беда была бы всему Дерибасовскому околотку. Зяма, запали-ка мне цигарку!

Толстый Зяма быстро раскурил самокрутку и сунул Валету. Тот глубоко затянулся и выпустил густую дымную струю в сопящие муравьиные дыхальца.

– Чуешь, чем козыри пахнут? – интимно прошептал Валет. – Чует, подлец! Ишь, как его забрало!

Муравей попятился, развернулся несколько раз на одном месте и вышел на подгибающихся лапах, приложившись брюшком о косяк. Следом за ним потянулись и остальные, унося на спинах Егора и Яшку.

– Остановите же их! – Катя бросилась за муравьями, но Валет живо вскочил и вцепился ей в плечо.

– Стой, куколка, куда?!

Он втянул Катю обратно в камеру и толкнул к стене.

– У нас еще остались кое-какие расчеты, барышня! – Лицо Валета нервно кривилось.

Он двинулся к Кате развязной танцующей походкой, но пальцы его, теребящие застежки галифе, заметно дрожали.

– Только посмей, мерзавец! – тихо проговорила Катя, отступая в дальний угол. – Глаза выцарапаю!

– Сема, – позвал Валет. – Подержи кошечку за коготки, а то я опасаюсь за свою фотокарточку. А ты, Зяма, отвернись, чтобы не ревновать меня к другой!

На Катю пахнуло душной кислятиной, из-за спины вынырнула волосатая клешня Семы и крепко обхватила ее шею, не давая дышать.

– Что ты облапал девочку, как сторожа в магазине? – веселился Валет, разгораясь. – У кого из нас с ней любовь?! Ты хочешь, чтобы я мусолил один холодный труп?

– Ой, – сказал вдруг Сема, ослабляя хватку. – Ты будешь смеяться, Валет, но, кажется, атас…

Он поспешно убрал руки, и Катя, не задумываясь, сейчас же полоснула ногтями нависшую над ней физиономию.

– Вот тебе любовь!

– Что ж ты, сука, дерешься?! – Валет завертелся волчком, размазывая по щекам кровь, и едва не уткнулся носом в кресты на кителе поручика Яблонского.

Увидев перед собой офицера, уголовник со слезами бросился ему на шею.

– Господин поручик! Уберите психическую из камеры! Это же невозможно сидеть!

Поручик отпихнул Валета и, козырнув, шагнул к Кате.

– Браво, Екатерина Максимовна! Оказывается, вы можете за себя постоять. Впрочем, ничего другого от дочери господина Горошина я и не ожидал!

– Мы знакомы? – Катя машинально поправила растрепавшиеся волосы.

– А как же?! Помните Крым, Карадаг, двадцатый год?… Я видел вас тогда в доме доктора, правда, мельком. Этакая была кутерьма…

Слезы помимо воли брызнули из Катиных глаз. Не в силах сдержаться, она уткнулась лбом в стену и разрыдалась.

– Ну-ну, полноте, Екатерина Максимовна, – Яблонский смущенно подкрутил усы. – Вам больше нечего опасаться. Вы под охраной офицеров русской армии.

Он кивнул двум сопровождавшим его людям. Те подошли ближе. Катя повернулась, утирая слезы.

– Позвольте представить, – сказал поручик. – Капитан Антонов, прапорщик Штраубе.

Офицеры коротко шаркнули каблуками изношенных сапог.

– Наблюдай на эту картину, Сема, – тихо вздохнул в углу исцарапанный Валет. – Что мене нравится? Сейчас она уйдет с ними совершенно задаром, даже ни разу не получив по морде. Мы с тобой так не умеем. Нету в нас понту офицерского…

После сумрака подземных коридоров, едва освещенных зыбким мерцанием плесени на стенах, небо над муравейником показалось Кате ослепительно ярким.

– Осторожно, здесь ступеньки! – поручик ловко подхватил ее под локоть. – Обопритесь о мою руку.

– Ничего, сейчас это пройдет, – Катя на секунду остановилась. – Голова немного кружится…

Она с наслаждением подставила лицо свежему порыву ветра, напоенного незнакомыми ароматами. Вытесняя из легких затхлый воздух камеры, он действовал опьяняюще.

– Идемте, идемте, господа, – негромко поторопил капитан Антонов. – Не стоит здесь задерживаться.

– Позвольте, я помогу! – поручик бережно обнял Катю за плечи, помогая спуститься. – И не открывайте глаза, пока они не привыкнут к свету. Смотреть здесь решительно не на что!

Но она уже справилась с выступившими было слезами и, щурясь сквозь ресницы, с интересом озиралась вокруг. Утоптанная площадка перед выходом из муравейника была тесно уставлена повозками, напоминающими большие плетеные корзины на колесах, сцепленные друг с другом на манер поезда.

– Балуй, саврасая! – гаркнул позади надтреснутый голос.

Катя испуганно прижалась к Яблонскому. Мимо нее, взрывая пыль неопрятно обломанными когтями, тяжело протопотал огромный, размером с корову, скорпион, подгоняемый щелчками казацкого кнута.

– Не пугайтесь, – успокоил поручик. – Зверь совершенно не опасен. Тягловая сила! А ты, – обратился он к погонщику, – гляди, куда гонишь, вахлак! Не видишь – барышня боится, леший дери твою душу, в Бога… пардон, мадемуазель. Яблонский смущенно прокашлялся.

– Огрубеешь тут, среди членистоногих…

– А что там, в корзинах? – спросила Катя, уловив шевеление за тесно сплетенными прутьями.

– Провиант, – живо ответил капитан Антонов.

– Угу, – кивнул поручик. – Корм для жука-носорога. Офицеры отчего-то рассмеялись.

Угрюмый казак неторопливо ввел скорпиона в оглобли передней повозки и, диковато косясь из-под лохматой шапки, принялся подвязывать постромки.

– Идемте же! – Яблонский потянул Катю за руку. – Нас ждут у полковника Лернера.

– А где все наши? – она с беспокойством оглядела площадку. – Где Егор?

– Здесь, недалеко, – Яблонский указал на тропу, огибающую гигантское здание муравейника. – Вы их скоро увидите.

Катя послушно пошла за ним.

– Что с ними сделали? Они живы?

– Ну, разумеется, живы! Просто не нужно было лезть в драку с муравьями, – поручик бросил торопливый взгляд на повозки, со скрипом тронувшиеся в путь. – Как только ваши друзья придут в себя, их сразу отпустят!

«Я здесь! Я здесь!» – отчаянно кричал Егор. Он видел Катю сквозь прутья корзины, но крик, разрывающий мозг, выходил из одеревеневшей гортани лишь тонким, едва слышным сипением. Слезы застилали глаза, ожившие первыми. Ни рук, ни ног Егор не чувствовал. Он не ощущал даже тяжести тел, горой наваленных на него сверху. Где-то под ним так же едва слышно сипел Яшка. Корзина дернулась, закачалась под аккомпанемент колесного скрипа, и спины офицеров, заслонившие Катю, уплыли прочь.

Повозки, набирая скорость, покатились под гору. Громада муравейника осталась позади, и перед глазами Егора до горизонта распахнулась пыльная степь в неопрятной щетине низкорослых трав.

В надземной части муравейника, куда Яблонский привел Катю, коридоры были гораздо просторнее и светлее, чем в тюрьме. Сложенный из плотно подогнанных стволов пол был гладко оструган и чисто подметен. Через каждые десять шагов стояли кокетливые плевательницы, сделанные из стрекозьих голов с удобно захлопывающимися жвалами. Муравьи, деловито сновавшие взад-вперед, были мельче тюремных и вели себя не в пример скромнее. Встречных людей они аккуратно обходили по стеночке, а то и по потолку.

– Как же вы здесь ориентируетесь? – удивлялась Катя, едва поспевая за Яблонским, уверенно избирающим дорогу в лабиринте переходов.

– Привычка, – поручик вежливо улыбнулся. – Хотя первые лет пятьдесят, конечно, плутали.

– Как пятьдесят?! – Катя недоверчиво посмотрела на него. – Вы шутите?

– Какие уж там шутки! – Яблонский вздохнул. – Вот и господин Купер удивлялся. Все рассказывал про парадокс какого-то еврея. Но у нас тут попросту: ни евреев, ни парадоксов, ни дней, ни ночей. Застыли, как мураши в куске янтаря. Годы летят, а мы все в одной поре. Даже вот китель, прошу прощения, не изнашивается.

– Сколько же вы здесь живете? – Катя округлила глаза.

– Был у нас один умелец, соорудил песочные часы, чтобы время считать, – охотно сообщил поручик. – До ста лет досчитал, да и повесился…

Караульный солдат с короткой пикой вместо винтовки пропустил Катю и Яблонского в помещение под сводчатым потолком, где за конторкой сидела коротко стриженная сухопарая брюнетка и томно курила самокрутку в длинном мундштуке, вяло тыча одним пальцем в клавиши разболтанной пишущей машинки.

– Бонжур, Софи! – произнес Яблонский, подводя к ней Катю. – Позвольте вам представить: Екатерина Максимовна Горошина… впрочем, вы ведь могли встречаться, она – дочь того самого доктора…

Брюнетка окинула Катю цепким фотографическим взглядом.

– А это, Катенька, – продолжал поручик, – Софья Николаевна Прутс, наша добрая фея…

– Софи! – послышался вдруг из-за двери зычный голос. – Как придет этот вшивый засранец, немедля гоните его ко мне!

– Его превосходительство ждет вас, – любезно улыбнулась поручику Софья Николаевна.

Яблонский густо покраснел, одернул китель и взялся за дверную ручку.

– Я сейчас, – сказал он Кате и скрылся в кабинете.

– Присаживайтесь, мадемуазель, – Софи указала на лавку у стены. – Сигарету не желаете? – она вставила новую самокрутку в мундштук, вышла из-за конторки и села рядом с Катей. – Неужели вы дочь Максима Андреевича? Боже мой! Как давно это было! Крым, война, обозные телеги… Несчастные мы люди… Но какими судьбами вы здесь?

– Вчера прилетела, – осторожно сказала Катя.

– Позвольте! – Софи уставилась на нее во все глаза. – Как же это возможно? Вас давным-давно не должно быть в живых!

– Парадокс Эйнштейна… – Катя застенчиво теребила поясок платья.

Софья Николаевна уныло опустила голову.

– Ну да, ну да… Вот и за мной, помню, ухаживал один банкир, тоже, между прочим, Горенштейн. Ради него я бросила сцену, покинула дом – и где в конце концов оказалась? В армейском обозе…

Ее прервал дробный топоток, раздавшийся в коридоре. В приемную, шустро перебирая лапками, вбежал муравей с белой цифрой «три», намалеванной на аспидно-черной спинке, и остановился в дверях.

– Простите, милочка, это ко мне, – Софья Николаевна встала, с хрустом потянулась, прикрывая ладонью зевоту, и взяла с конторки пачку бумаг. – Эх, старость – не радость! – она вдруг опустилась на колени и поползла навстречу муравью, уже шевелящему сяжками в нетерпении. Они сошлись посреди приемной, деловито потерлись дыхальцами, после чего муравей, ухватив жвалами бумаги, опрометью бросился к выходу.

– Смотри не перепутай, ты, таракан исходящий! – крикнула ему вслед Софи, поднимаясь с колен и отряхивая юбку. – Но что же я все о себе да о себе? – спохватилась она, снова подсаживаясь к Кате. – Расскажи-ка мне, детка, как ты прожила все эти годы? Что папенька? Здоров ли? – Катю вдруг кольнул острый проницательный взгляд, обычно занавешенный челкой. – Где-то он теперь? Есть информация?

– Одним словом, оружие и патроны вы упустили! – коротенький полковник Лернер, мерявший сердитыми шажками кабинет, остановился перед Яблонским и вцепился бульдожьим взглядом в полуоторванную пуговицу на его кителе. – Это единственный вывод, который я могу сделать из вашего пространного доклада, не так ли?

– Не совсем так, господин полковник! – стоявший навытяжку поручик осторожно скосил глаз на пунцовую лысину Лернера. – У меня есть нечто более ценное, чем оружие и патроны.

– Вот как? – мохнатая бровь приподнялась над бульдожьим глазом. – Любопытно.

– В приемной вашего превосходительства сидит девушка…

– О, да! Такая редкость стоит мортирного дивизиона, – язвительно заметил полковник.

– Это дочь Максима Андреевича Горошина.

– Какого Горошина? – вскинулся Лернер. – Доктора?

– Именно так, – кивнул поручик. – И она только что с Земли. На лице полковника отразилась сложная игра мысли, как будто бульдог рассматривал бабочку, севшую ему на нос.

– Вы хотите сказать…

– Я уверен, что она сможет доставить нас на Землю. Если мы захватим летающие снаряды…

Полковник несколько раз кивнул, размышляя.

– Снаряды… да, неплохо… Захватим, значит… – он ласково посмотрел на Яблонского и вдруг гаркнул: – Как же мы их захватим, дурья твоя башка, когда оружие ты подарил муравьям?!

– Оружие – ерунда, – упрямо проговорил поручик. – Они вручат нам его сами. Если начнется война.

– С кем война? – Лернер тоскливо отмахнулся. – На всю планету – десяток большевиков, и те в тюрьме…

Яблонский продолжал пристально смотреть на полковника.

– Война между муравейниками…

Над конторкой Софи коротко звякнул подвешенный на шнуре колокольчик.

– Полковник вызывает, – Софья Николаевна встала. – Я вернусь через минуту, никуда не уходите, хорошо? – она взяла потертую папку и, прежде чем войти в кабинет, снова улыбнулась Кате. – И не волнуйтесь за ваших друзей! Мы обязательно что-нибудь придумаем!

Оставшись одна, Катя еще раз оглядела приемную, но не нашла ничего, что задержало бы ее взгляд. Стены, сложенные из потемневших бревен, сводом сходились к большой кляксе светящейся плесени на потолке. Над конторкой, рядом с колокольчиком, висел пожелтевший лист с подписанным полковником приказом о категорическом запрете курения. Других украшений в комнате не было.

Все-таки удивительная женщина эта Софья Николаевна, подумала Катя. Отчего она не поставит здесь хотя бы цветок в горшке? Растут же у них какие-то травы. Неужели можно вот так прожить в муравейнике, среди голых стен, больше ста лет, не видя никаких изменений и не меняясь самой? Однако что-то странное в ней все-таки есть. Как ловко ей удалось в течение десяти минут выудить из Кати все об отце, Егоре, полете до Красного Гиганта и обратно!

Катя покачала головой. Может быть, не стоило так откровенничать? Да нет, ерунда! Это ведь свои! Это люди, которым помог отец, и опасаться их нет причин.

Она попыталась прислушаться к невнятным голосам, доносящимся из кабинета полковника, но их заглушал шум в коридоре. Там постоянно сновали рабочие муравьи, таскавшие туда-сюда входящие и исходящие бумаги, оглашая коридор звонким цокотом коготков по деревянному полу. Неожиданно в этот звук вплелось суетливое ерзанье, приглушенный коленный стук и шарканье. Мимо приемной стремительно прополз на четвереньках человек в комбинезоне космонавта.

– Господин муравей! – прокатился под сводами знакомый голос. – Одну минутку, сэр! Разрешите обнюхать с вами пару вопросов! Да погоди же ты, факин инсект!

– Мистер Купер! – встрепенулась Катя. – Подождите!

Она бросилась к выходу, но дорогу ей заступил часовой с пикой.

– Не велено, барышня! – пробасил он. – Вертайтесь взад!

– Но это мой знакомый!

Кате удалось выглянуть в коридор, но Джеймс Купер уже скрылся за поворотом. Часовой решительно оттеснил Катю обратно в приемную.

– Сядьте на лавку и дожидайтесь! Отсюдова без пропуска не пущают…

– Я что – под арестом?! – вспыхнула Катя.

– А это уж как решат, – часовой отвернулся, оставаясь в дверях.

– …Антонову, Штраубе, Горюнову и Палицкому немедленно прибыть ко мне на совещание.

Полковник расхаживал по кабинету, заложив одну руку за отворот кителя, а другую за спину. Для портретного сходства с аустерлицким героем ему не хватало только треуголки. Софья Николаевна быстро покрывала вынутый из папки лист стенографическим бисером, время от времени значительно переглядываясь с поручиком Яблонским. Поручик сидел у стола с рюмкой в руке, неторопливо смакуя полковничий нектар. Лицо его светилось тихой гордостью.

– Четвертое, – продолжал Лернер. – Установить связь с нашими людьми в Деникинском муравейнике. Они должны провести акцию.

Перо в руке Софьи Николаевны на мгновение замерло.

– Какого рода?

Полковник глянул на секретаршу исподлобья и сейчас же отвел глаза.

– Перебить медоносных тлей, – медленно произнес он, будто набирая воздуха перед каждым словом.

– У-у-у-у-у, – поручик в ужасе зажмурился, опрокинул в рот рюмку и поспешно налил новую. – Это будет почище выстрела в Сараево!

– На месте проведения операции оставить несколько трупов из нашего муравейника, – продолжал полковник. – Поручик, позаботьтесь об этом.

– Слушаю, господин полковник! – Яблонский вскочил и вытянулся по стойке «смирно», забыв поставить рюмку на стол. – Муравьиных?

Полковник со значением посмотрел ему прямо в глаза.

– Всяких.

Поручик дернул щекой.

– Трупы будут.

– И, наконец, самое главное, – Лернер подошел к двери кабинета и прислушался. – С дочери Горошина глаз не спускать! – тихо проговорил он. – Поручаю это вам, Софи.

Софья Николаевна самодовольно усмехнулась.

– Мы уже подружились.

– Очень хорошо! – Лернер потер ручки. – Ну, и как она?

– Колется помаленьку. Между прочим, интересные вещи рассказывает. Оказывается, генерал Суханов с основными силами высадился на каком-то Красном Гиганте, а за ним туда прилетели и большевики…

– Да, я уже слышал об этом от поручика, – кивнул полковник. – И нахожу это весьма любопытным. Надеюсь, вы, с вашим опытом работы в контрразведке, сумеете как следует разговорить девочку. Жду подробного отчета в ближайшее время…

Он не успел договорить. В приемной послышалась отчаянная возня и изумленный вскрик Кати. Раздался тяжелый удар в стену, и все стихло.

– Что за черт?! – полковник опасливо попятился от двери. – Поручик, разберитесь!

Яблонский, первым выбежавший в приемную, обнаружил, что она пуста, если не считать часового, подающего слабые сигналы о помощи из нижнего отделения конторки, куда он был втиснут чьей-то могучей рукой, а может быть, и ногой.

Катя Горошина исчезла.

Егору достался топчан у самой двери барака, как раз напротив отхожего места. Впрочем, постоянно свистящие в дверь сквозняки отгоняли неприятный запах в глубь помещения, и он заметно крепчал только возле топчана Яшки. Остальные обитатели барака вовсе не чувствовали никакого запаха. От них самих воняло так, что у непривычного человека слезились глаза.

Сидя на грязной циновке, покрывающей топчан, Косенков сосредоточенно разминал еще бесчувственную лодыжку.

– Ну, я же вам припомню, гниды казематные! Узнаете, как с красного командира обувку мародерить! Таких сапог у самого товарища Кирпотина не было! Кимрянская работа! На Земле, может, лет полтораста прошло, а они как новые!

– Ишь ты, обижается комиссар! – послышался хохоток из дальнего конца барака, где за дощатым столом собрались старожилы. – Не в той корзине, видать, привезли. Без баб!

Стол дружно грохнул. Яшка повернулся к весельчакам спиной и продолжал массировать ногу, беззвучно матерясь не столько от боли, сколько с досады.

Перед обедавшими на столе стоял жбан под пенной шапкой, рядом, наваленные горкой, лежали продолговатые куски вяленого мяса или рыбы – чего-то белесого, иссушенного, покрытого соляной патиной. Каждый едок старался выбрать кусок подлиннее и с усердием принимался колотить им о край стола, прежде чем сунуть в рот. Сухомятку запивали пенной жидкостью, напоминающей пиво только неудержимой отрыжкой у тех, кто ее употреблял. Жидкость черпали кружками прямо из жбана.

– Слышь, Егорка, – Косенков потянул носом, пытаясь не обращать внимания на отхожие запахи, а сосредоточиться на пищевых. – Ты спроворил бы тоже пожрать, что ли… А то я, видишь, не ходок… – он досадливо стукнул онемевшей пяткой о топчан, – да и не о чем мне с этой контрой разговаривать…

Егор направился к столу, ощущая на себе насмешливые взгляды закусывающих мужиков.

– Хлеб да соль! – сказал он, присаживаясь на лавку. – Чем тут кормят-то?

Он потянулся было за волокнистым куском вяленого мяса, но сидящий рядом бугай в гарусной жилетке на голое тело перехватил его руку.

– Кого кормят, а кого и на корм пускают! – заявил он. – Ты сперва себя на облаве покажи, потом за стол садись.

– А что за облава такая? – поинтересовался Егор.

– Увлекательная мероприятия! – вылез мелкий вертлявый парень, которого все звали Блошкой. – Дюже нескучная охота на броневик с лапками. Оттого новобранцев и кормят, только когда с облавы вернутся. Большая економия получается!

– Ну ладно вам, крохоборы, – вступился старик по кличке Кули-паныч, – нашли чего жалеть – жучины вонючей! Ешь, парень, чего там… – он пододвинул к Егору остатки пахучей горки. – Эх! Сейчас бы картошечки с топленым салом намять…

На стол вдруг упал луч света. Дверь барака со скрипом откатилась в сторону.

– Ну вот, пообедали! – скривилось лицо со шрамом.

– Да, парень, не повезло тебе, – Кулипаныч сочувственно вздохнул. – Как бедному жениться, так и ночь коротка… Ну, да ничего, на пустой желудок бегается шустрее…

В дверях барака появился рослый жилистый человек, босой, одетый в такую же мешковину, как и остальные каторжники, но, судя по гордой неторопливой повадке, явный начальник.

– Кончай закусывать, ребята, – хмуро произнес он. – Выходи строиться.

Каторжане молча потянулись к выходу, по дороге снимая со стен нехитрые орудия: гарпуны с хитиновыми наконечниками, жерди, связанные из длинных стволов вроде бамбука, и смотанные бухтами веревочные арканы.

– Вставай, комиссар, – сказал Кулипаныч, проходя мимо Яшки. – Все равно мураши выгонят. Кусучие они, падлы! Побереги задницу.

Косенков с трудом поднялся и, опираясь на Егора, заковылял к двери.

– Ничего, – подбодрил его пожилой каторжник. – В дороге разгуляешься.

По утоптанной площадке перед бараками сновали муравьи-стражники, сгоняя людей в походные колонны. Угрожающе пощелкивали массивные зазубренные челюсти, раздавались команды старших по баракам, слышался надсадный кашель да усталые матерки каторжан.

Стоя в одной шеренге с Кулипанычем, Егор и Яшка удивленно крутили головами. Они наконец могли осмотреться, как следует, – не одним глазом сквозь частые прутья корзины, а во весь окоем. Только видно-то было немного, хоть шею сверни.

Четыре приземистых барака тесно сгрудились на дне обширной воронки с зыбучими песчаными откосами. Над ее краями то там, то сям появлялись и исчезали муравьиные головы.

– Ни хрена себе окопчик! – Яшка прищурился, измеряя высоту склона. – Нарочно такой вырыли?

– Куда там! – подал голос Кулипаныч. – От муравьиного льва осталось. Неделю его отсюда выковыривали. Народу полегло – страсть!

– А в дождь не заливает? – спросил Егор, глядя на песчаные ручейки под ногами сбегающего по склону муравья.

В колонне порхнул смешок.

– Ты, паря, как дождь начнется, сразу народ созывай. Мы такого чуда, сколько здесь живем, не видали!

– А сколько вы здесь живете?

– Отставить разговорчики! – бросил, не оборачиваясь, старший барака. – Вперед – арш!

Вопрос, давно мучавший Егора, остался без ответа. Похоже, никто не собирался объяснять ему, никчемному зэку, каким вообще чудом существуют все эти люди, которых по всем законам физики уж много лет как не должно быть в живых, что они здесь делают и что собираются заставить делать его самого.

Колонна, потоптавшись на месте, двинулась за старшим.

– Шире шаг! – командовал он. – Ать! Ать! Ать-два-три! На бруствер бегом – арш!

Первые шеренги с разбегу кинулись на сыпучий склон и принялись изо всех сил месить босыми ногами песок, медленно поднимаясь к краю воронки. Егора снова толкнули сзади.

– Шевелись, шевелись, не растягивай строй! Из-за тебя еще и нас покусают!

Мимо, угрожающе взведя капкан жвал, пропылил муравей охраны. Пришлось работать ногами. Яшка пыхтел рядом, чертыхаясь от боли.

Наконец вылезли на край. Впереди до самого горизонта, размытого пыльной дымкой, простиралась сухая серая равнина, над ней гигантскими терриконами поднимались темные купола муравейников.

– Куда гонят-то? – Яшка вцепился в плечо Егора, неловко прыгая на одной ноге. – Ежели до тех вон колпаков, – он мотнул головой в сторону туманной громады у горизонта, – так я, пожалуй, и не дойду.

– Небось дойдешь, – утешил его Кулипаныч. – Вон гляди, где ковыль пожухлый, чуть правее – солончак. А за солончаком – торфяники. Так в тех торфяниках самое гнездо и есть.

– Чье гнездо? – спросил Егор.

Кулипаныч в сомнении пожевал губами, но ничего не сказал.

– Не торопись, комиссар! – встрял вездесущий Блошка. – Увидишь – не обознаешься! Главное – портки держи покрепче!

– Блошка! – прикрикнул старший, пропуская колонну мимо себя. – Опять балаболишь? Гляди, вырву грешный твой язык!

Он поравнялся с шеренгой Егора и пошел рядом, небрежно похлопывая о ладонь короткой дубинкой.

– Что тут у вас? Раненые?

– Новобранцы, вашбродь! – пояснил Кулипаныч. – Не отошли еще после корзины…

Командир окинул Егора и Яшку заинтересованным взглядом.

– Так это вы – комиссары?

– Какие, в задницу, комиссары! – огрызнулся Егор. – На Земле давно ни белых, ни красных нет!

Яшка больно толкнул его в бок.

– Ты ври, да не завирайся! Как это так – нет красных?! – он гордо повернулся к старшему и смерил его презрительным взглядом с головы до ног. – Ну, я комиссар! Намедни лично с товарищем Лениным разговаривал!

– Да ну? – голубые глаза рослого командира насмешливо блеснули. – Ну и как он там? Не хворает?

– Поздоровейше тебя будет! – отрубил Косенков. – Бейте, говорит, товарищи, белую кость до полного истребления! Даже и ту, которая без сапог…